Из повседневной жизни

Каждый вечер мы умираем, и каждое утро мы возрождаемся. Если ты рабочий класс или мелкий чиновник ты «возрождаешься» задолго до первых лучей солнца, если ты буржуа, аристократ или отпрыск богатых родителей ты начинаешь свое существование в полдень,
ну, а если ты любишь выпить (или хорошо отметить), а может быть ты просто обыкновенный сторож с ночной смены, тогда ты пробуждаешься далеко за шесть часов вечера.
Я сегодня проснулся в одиннадцать часов дня.  Я был буржуа…. Нет!  Я был аристократ.  Аристократ мне больше нравится. И, как белый человек, сегодня на завтрак я буду пить черный кофе с маковой булочкой.
На кухне по телевизору шел «Вовочка», я смотрел его в кинотеатре. Хороший фильм: есть над чем подумать. С одной стороны это комедия с погонями, взрывами, фейерверками, а с другой драма семейных отношений: отец- сын. Иногда, люди видят одну грань, не замечая за ней второй, третьей, четвертой в политики это называется близорукостью в жизни- черствостью. 
Сегодня у меня пустой день, ну почти пустой: нужно было купить книжку, хотя этого можно было и не делать. Но я хотел ее купить! 
Запищал чайник и, вздрогнув, выключился: хорошая это вещь электрический чайник, правда, если учесть, что в прошлом году он чуть не спалил квартиру, его добродетели значительно приуменьшаться.
Кофе был - не было булочки с маком, зато было три крекера: сердце, что-то в виде креста и полумесяц. Если бы я не был рационалистом, я бы увидел в этом нечто мистическое. 
Дверь захлопнулась, и я оказался на лестничной площадке, лифт не стал вызывать (живу на шестом этаже), решил пройтись пешком, размять ноги. Все было спокойно до третьего этажа: на лестнице спал бомж или же это был мой однодомник, не дошедший после нового года до квартиры. Черты лица у него были мягкие и беззлобные, пушистые черные брови высоко посажены, но, не смотря на это, им удавалось закрывать глаза, и даже возник некий интерес -  не мешают ли они ему?  Нос у него был большой с горбинкой, рот и нижнюю часть лица закрывали усы и борода.  Да,  все же это был бомж. Впрочем, я о нем  сразу забыл…
Дверь захлопнулась, и я оказался на улице, на ней было по - праздничному тихо. На подъездной скамейке сидел пожилой человек в  зеленых, пустых очках и желтой, темной куртке, рядом бродила его хромая собака. Я поздоровался с ним все - таки как никак сосед. 
***
На улице шел снег, а под ним шел я. Я шел в направлении проспекта Павлина Виноградова, когда-то был такой народный комиссар - Павлин Федорович Виноградов он многое сделал для советской власти, он был личностью, героем и погиб, как герой. Проспект с его именем просуществовал  восемьдесят лет…
Я сел на черное кожаное кресло коммерческого автобуса, он был украшен розовыми гирляндами и синей елкой наклеенной на водительскую стенку. Кондуктором была красивая голубоглазая девушка, я бы не сказал, что она была 90-60-90, но в ней была какая-то трогательная  красота и черные, неестественные при ее светлых волосах брови.
Я взял билет.  471-741 - счастливый!
На переднем сиденье сидела пожилая пара Он Она. Он в черном пальто с сиреневым воротником и большой шапке ушанке, Она в темно-синем пальто и теплом коричневом платке. Лица у Них были внешне грустные  и усталые, какие-то измотанные не смотря на новый год. Но чувствовалось, что внутри у НИХ еще есть тепло, некая добродетель, ради которой они  продолжают жить и надеяться. Не исключено, что этой добродетелью является ЛЮБОВЬ, до сих пор связывающая ИХ. 
Еще одним интересным персонажем в автобусе была мать с двумя детьми: добрая, лучезарная, у нее были девочка в голубом капюшоне и мальчик в алом. Оба ребенка спали. Хорошо быть ребенком: на следующий день ты не помнишь вчерашнего и все можно начать с чистого листа.
Двери автобуса сомкнулись, и я оказался у Детского мира. И тут же встретился взглядом с ней. Нельзя сказать, что мы давно с ней не встречались – встречались,  но в этом году  еще не разу.  Она осталась все такой – же бесчувственной и холодной, будто сделанной изо льда и глядела все также с высоты птичьего полета. Когда-то ты поражала мое воображение, я считал тебя венцом торжества человека над природой, теперь же для меня ты всего лишь дом, ненужный двадцати четырех этажный  дом.
Перед площадью, на которой стоит памятник Владимиру Ульянову растет четыре тополя: дряхлые, но могучие, одноствольные, но ветвистые, черные, но с зелеными листьями – незыблемые четыре ветви власти впились корнями в землю-матушку и сосут ее кровушку.
Двери магазина щелкнули, и я устремился к полкам с книгами, книги были разные: красные, желтые, синие, зеленые, фиолетовые иногда попадались даже черные. Обложки блестели, привлекая внимание. Было очень много книжек, но мне нужна была КНИГА!   
Аристотель, Данте, Шекспир…Шекспир, кажется его не любил Толстой, а Толстого не любили футуристы, а футуристов много кто не любил… приоритеты. Люблю - не люблю.
Расставлять приоритеты наиглупейшее занятие.
Ну, вот и Он: Рей Бредбери «Марсианские хроники»
Дело дня сделано. Теперь можно и домой...