Ловушка

Молчаливый зомби среди вас... Затерянный в ваших скользящих взглядах так прочно, будто никогда не был рожден. Я не оставляю следов нигде, даже в тончайшем слое пыли.
FFF RAR 

"Мы жили на чердаке панельной девятиэтажки, разогнав оттуда бомжей и подростков. Теперь, когда крыши и чердаки стали запирать амбарными замками, наша история сложилась бы совсем по-другому. А лет пять назад замков еще не было. И в нашем распоряжении оказались шесть просторных "комнат" (по числу подъездов) соединенных низкими проемами в перегородках. Так что для нас троих там было более чем просторно. Но мы обжили лишь одну из них, неплохо устроившись среди труб, проводов и прочей дряни, которой набит каждый чердак. Нужно, наверное, сказать, почему мы собрались вместе. Вся наша троица обладала одним любопытным свойством — остальные люди нас не видели. А вот так! Не видели, не слышали и не воспринимали. Прежде, чем вы скажете, что это смешно или забавно, вспомните историю человека-невидимки. Он довольно плохо кончил. Нас тоже держала вместе общая беда, и я бы не стал вслух произносить слова "дружба". Конечно, в начале карьеры призраков у каждого из нас был период эйфории, когда он обнаружил новообретенное свойство и отрывался, насколько хватало фантазии. Но это прошло, как проходит любой кайф. И вместе с ощущением внутренней пустоты после бесшабашного веселья явилось понимание того, что оказались мы на самом деле в полной жопе. К тому моменту, как наша теплая компания была в сборе, мы уже не сомневались в правильности этого вывода. Потому держались друг за друга, как последние люди на земле. В каком смысле последние?.. Да решайте сами! Я, пожалуй, представлю остальных. Там, справа — девица, неуловимо чем-то похожая на крысу — острый носик, мелкие зубы, блестящие глазки. Она быстро говорит и быстро двигается, когда не пьяна. А пьяна она часто. Она зовет себя Тварь, и я не знаю, сама она это придумала или смирилась с чьей-то злой шуткой. А этот тощий тип напротив меня с увесистым конопатым носом и ежиком линяло-рыжих волос — Рыжий Ворон. Он утверждает, что у него красивые голубые глаза, и Тварь еще ни разу с ним не согласилась. Что касается меня — я ничем не лучше их".

Геб пытался открыть банку тушенки тупым консервным ножом. Жесть уступала скорее его упрямству, чем инструменту. Тварь следила за его усилиями с тем любопытством, с каким обычно наблюдают за мухой, бьющейся в стекло у самой открытой форточки. Потом капризно вздохнула:
— Опять эта тушенка!..
— Спустись вниз и приготовь себе пожрать на любой кухне, — предложил Геб, не поворачиваясь.
— Не хочу.
— Тогда заткнись.
— Я знаю, чем это кончится, — мрачно заметил Рыжий Ворон. — Через какое-то время ты вскроешь ей башку этой же открывашкой...
— Боюсь, что это будет не вкусно... — вставил Геб.
— ...а потом я убью тебя. Потому что я тоже тебя "люблю".
— Еще пачкаться... — фыркнул Геб, отставляя растерзанную банку.
Что бы там ни пророчил Ворон, они уже три месяца прожили под одной крышей, и ненависть друг к другу стала будничной приправой к жизни, о вкусе которой, как о вкусе соли, вспоминаешь только тогда, когда ее нет.
— Не каркай! — оборвала Ворона суеверная Тварь. — А ты, — она снова принялась за Геба: — конечно... ты один у нас чистенький! Куда уж мне до тебя! Как же это тебя занесло в такую гнилую компанию, вот что интересно?.. Или я дура или чего не понимаю?..
— Вот именно... — задумчиво обронил Геб.
Тварь продолжала привычное нытье:
— Я вам, конечно, мешаю... Я всем всегда мешаю!.. Из-за таких зануд, как вы, может быть, я тут и оказалась! Да кто я такая!.. одно слово — тварь...
— Если не замолкнешь, я тебе по морде дам, — спокойно выговорил Геб. — Хочешь?
— Давай! — приняла вызов Тварь. Видно, замолчать было выше ее сил. — Это все, что ты способен предложить женщине?! Вот Ворон... Эй, он сейчас ее сожрет!
Геб отобрал у Ворона банку, наполовину уже пустую. Тот поднял на них свои честные глаза:
— Да что вы жметесь?! Вон же ящик еще!
— А Геб у нас принципиальный... — промурлыкала Тварь.
Геб отвернулся. Ему расхотелось есть.

Так они и жили. Сперва Геб случайно повстречал Ворона, и был очень рад, что нашел собеседника после месяца молчания и разговоров с самим собой. Потом они долго патрулировали город вдвоем, но никого, кроме Твари, больше не обнаружили. Они жили на чердаке, потому что потребности у всех троих оказались не так уж велики. Вернее было бы даже сказать — минимальны. Чего могут хотеть призраки, которым по большому счету даже есть и дышать не обязательно? (Никто из них не пробовал ни того, ни другого лишь из боязни, что получится.) Они могли бы брать одежду в лучших магазинах города, но по опыту знали — что на себя не нацепи, все равно наутро окажешься в своей ветхой джинсовке и старых штанах. Точно так же они могли валяться в грязи — они всегда выглядели одинаково, и от этого никуда не денешься. До того, как Геб придумал заимствовать у жильцов разные полезные мелочи, они ночевали на полу, укрывшись своими куртками, и не чувствовали неудобств, если не брать в расчет жесткость пола. Однажды Геб пришел и приволок с собой пестрый матрас.
— Где ты его взял? — заинтересовался Ворон.
Геб усмехнулся:
— На одном балконе. Их там сколько угодно.
Старые развлечения на время наполнились новым — практическим смыслом. Их угол на чердаке приобрел относительно жилой вид. И пусть обстановка состояла из разрозненных предметов, принадлежавших до них кому-то еще, это все же немного напоминало дом. Геб таскал книги из чьей-то личной библиотеки и читал их целыми днями при свете переноски, похищеной у сантехников. У него частенько появлялись приличные сигареты. Видимо, это было все, чего он хотел. Как-то он пришел, довольно улыбаясь, и показал свою добычу Твари.
— Всегда мечтал прочесть...
— ...при жизни? — саркастически поинтересовалась она.
У нее было другое увлечение. Она ходила принимать ванны в квартиры состоятельных жильцов. От нее постоянно несло смесью разнообразной парфюмерии, к которой она питала неуемную любовь. Геб держался от нее как можно дальше. Однажды она явилась с целым пакетом косметики и села краситься. Геб, заметив ее старания краем глаза, пробормотал: "Мартышка и очки..."
Ворон спросил ехидно:
— И перед кем это ты так стараешься?..
— Что? — она поглядела на него растерянно и поняла, о чем он говорит.
Пару дней пакет провалялся в углу, а потом она со вздохом спустила его в мусоропровод.
Ворон пошел дальше всех. Он принес гитару и действовал им на нервы своей игрой и пением, пока Геб не швырнул несчастный инструмент с крыши, пригрозив, что Ворон может отправиться следом. За что был обозван эгоистом в последней стадии.
— Зачем ты возвращаешься сюда? — спросил Геб, когда Тварь забралась по лесенке на чердак в халате и с полотенцем на голове. — Жила бы где-нибудь в теплом гнездышке...
— В чужой квартире?
Она села напротив него на перевернутый ящик, но Геб не поднял глаз от книги, только пепел в банку стряхнул.
— Это страшно, — призналась Тварь. — Я пробовала... Днем еще ничего. А вечером... Все эти мамы, папы, деточки и шепелявые старухи... Они даже когда скандалят — видят друг друга. И ты чувствуешь себя среди них вообще никем! Пустым местом! Или того хуже. Я думала, избавлюсь от всех этих мерзких козлиных рож, и сразу станет легче...
Ворон встрял из своего угла:
— И помогло?
— Да пошел ты!.. — визгливо выкрикнула Тварь. — Ты, тупой, никогда этого не поймешь! Тебе все ни почем! Мы же одни, на всем свете одни, будто в космосе болтаемся!..
Геб поморщился — он терпеть не мог истерик, на которые трезвая Тварь не скупилась.
— Не могла бы ты захлопнуть пасть? — очень вежливо попросил он.
Тварь с полминуты молчала.
— Как вы мне надоели... Как мне рожи ваши налоели... — И продолжила с подвыванием: — Как мне приколы ваши надоели!.. И чердак этот дурацкий!! И пустоглазые эти на улицах!! Напьюсь! Как свинья напьюсь! Прямо сейчас пойду и...
— Не поможет, однако, — обронил Ворон.
— Мадам, а вы о самоубийстве не думали? Так вот подумайте!.. — предложил рассерженный Геб.
Повисло молчание, потому что об этом в свое время думали все трое.
— Ребята, так не честно... — тихо, почти шепотом пожаловалась Тварь. — Вы же ничем не лучше меня! Иначе почему?.. Геб, вот ты такой сильный, умный, правильный такой... Но ведь где-то ты нагадил?.. Это ж надо было очень много нагадить, чтобы оказаться в такой заднице, а?..
Геб резко вскочил, отшвырнув книгу в темноту, молча схватил ее за горло и припер к стенке. Она безуспешно попыталась вырваться.
Ворон был уже рядом.
— Отпусти ее, псих! Ты чего?.. Успокойся!
Он отпихнул Геба подальше и на всякий случай встал между ними. Тварь медленно сползала по стенке, давясь слезами.
— Солнышко, ну что я тебе сделала?!
— Да потому что ты дура! — рявкнул Геб. — Дура, дура и еще раз дура!.. И десять раз дура, и не лезь ко мне! Т-тварь...
Тварь всхлипнула.
— Конечно, кто же еще...
— Успокойся ты, Геб, — нервно просил его Ворон. — Чего завелся-то, в самом деле?.. Знаешь же, они все такие!.. — со злостью прибавил он.
Геб стоял, отвернувшись, пытался зажечь спичку, чтобы прикурить. Спички ломались, и он кидал их под ноги.
— Хочешь, расскажу, как у меня все было? — обратился Ворон к его спине. — У меня была же-енщина, — он всегда произносил это слово, растягивая ударный слог, отчего возникало ощущение, что "женщина" это нечто невыносимо занудное. — У меня была женщина... черт, Геб, дай сигарету!.. Я, понимаете... я всегда хотел как лучше. И вот... я когда ее встретил, я понял — вот оно, вот для чего я жил все это время! Вся моя предыдущая жизнь была как будто репетиция. А она под дождь попала и была такая грустная, такая... беззащитная! И я решил: буду жить ради нее.
— Хоть бы новое что сочинил, — тихо и тоскливо вздохнула Тварь. Она знала эту историю наизусть.
— Нет, вы не понимаете! Ты, Тварь, не понимаешь! У тебя такого мужика никогда не было!
— С чего ты взял?
— Да? Ну-ну... Ну так вот. Я решил жить для нее. И все делать, чтобы ей было хорошо. Зачем я должен покупать себе ботинки, если я могу купить ей трусы... ну-у... в общем, что-нибудь приятное?
— Овес нынче дорог... — хмыкнул Геб.
— Да причем тут это! Дело-то не в том. У меня туфли дырявые... Но пусть я лучше буду простывать и кашлять, но у нее будет все, что она захочет! Так ей и сказал.
Геб с любопытством на него покосился:
— Что, все было так хорошо?
— Да где там, — вздохнул Ворон. — Хотя сперва, конечно было... А потом началось. Сказала, что ошиблась, что у нас с ней ничего общего... А я ведь уже привязался! Я никого другого и видеть не хотел! Я думал — вот о такой женщине я всю жизнь и мечтал! А она не понимала. Она говорила, что хочет жить, как раньше, что я всех ее друзей разогнал и вести себя не умею... а друзья те — сплошные мужики! Как же я мог не разогнать их? Тогда она говорит: "И ты следом проваливай!"
— Как она могла?! — фальшиво возмутилась Тварь.
— Вы бы видели, как она жила! — жалобно взвыл Ворон. — Обои от стены отклеились, кран вечно на кухне бежал, балкон не закрывается зимой — холодно! Я ей говорил: вот поженимся, я тебе ремонт сделаю, дверь балконную заменю, квартира станет — соседям на зависть! Бросай свою тусовку дурацкую и соглашайся! Я и на работу ради нее устроился. Хорошо ведь зарабатывал... А она... Пошел ты, говорит, вместе со своими деньгами!.. У меня, говорит, ценности другие, тебе этого никогда не понять. Тварь, возьми меня с собой, — неожиданно попросил он, — давай вместе напьемся!
Тварь вздохнула.
— Ну, пошли...

"Мы представляли себе одиночество совсем иначе. Когда я пытался сказать, что мы сами загнали себя в ловушку, Тварь и Ворон чуть не бросились на меня с кулаками. Однажды мы, каждый на свой лад, очень сильно пожелали, чтобы люди оставили нас в покое. Так оно и случилось. Теперь никто не мог плохо с нами обойтись или подставить — посторонний фактор в уравнении стал нулевым. Но эта теорема доказана давным-давно. И каждый из нас лишь частное ее подтверждение — мы ненавидим друг друга, но уйти выше наших сил. Стая или стадо — нам все равно. Мы лишены этого выбора. Но нужно ведь как-то жить..."

Геб приходил и уходил, иногда его не было несколько суток подряд. Они все частенько разбредались, потому что не отдыхать друг от друга было нельзя. Он же как-то сумел внушить им негласные правила — не расспрашивать, кто как развлекается, не развлекаться на чердаке. Казалось, Геб хотел, чтобы они знали друг о друге как можно меньше. Тварь и особенно Ворон пропадом ругали его, обвиняли в том, что он тиран и выгоняет их из дома, но "свергнуть" его тиранию так и не собрались. А со временем начали понимать, что так, действительно, лучше.
— Вот идет Геб, — говорила Тварь, прислушиваясь к шагам на железной лесенке, ведущей к лазу на чердак, — на спине у него написано слово "правосудие", и он — Большой Папочка, который все решит за нас-дураков.
Ее отзывы всегда были ядовиты, но ей даже в голову не приходило, что ситуацию можно как-то изменить.

После того разговора "о женщинах" Ворон явился на чердак датый, и пришел он один.
— Привет, веселая компания!.. — невнятно прожевал он, увидев Геба.
Тот смерил его взглядом.
— А где Тварь?
— Убил и съел!.. — захихикал Ворон.
— Где Тварь? — холодно повторил вопрос Геб, и до Ворона дошло, что с ним не шутят.
— Да чего ты в самом деле?! Нянька я ей, что ли? Она же чумная делается, когда наберется — на прохожих виснет, в любви всем признается... Я и не помню, куда она делась...
— Кретин...
— Что?
— Иди проспись, — повторил Геб погромче.
Ворон забился в свой угол. Спать он почему-то не лег, но и на общение его после такой теплой встречи не тянуло. Геб был этому рад. Оба старательно не замечали друг друга.
Время на чердаке всегда тянулось медленно, а часы в принципе никому нужны не были. Единственное, что указывало смену суток — скудный свет, пробивавшийся через вентиляционный люк днем и пропадавший ночью. Шум и топот на площадке разбудили Геба. Судя по свету, было либо утро, либо вечер... В проеме появилась Тварь, наредкость всклокоченная, с горящими выпученными глазами. Увидев обращенное к ней лицо, она набрала в грудь побольше воздуха и...
— Вы знаете, ЧТО случилось?! Я щас... такое расскажу!.. такое!.. Геб, дай руку, я не могу тут... Такое дело... Дай руку, я же залезть не могу!.. Ой, ребята, я пьяная!!!..
Геб затащил ее на чердак.
— С кем ты так хорошо провела время? Несет же от тебя, подруга...
— В том то и дело! Мы пили водку! С чуваком!
— И он тебя видел, да?.. — ехидно поинтересовался разом оживший Ворон.
— Да!!! Мы с ним чокались!!! Стаканами! Третий тост — за любовь!.. Он, правда, алкаш конченный и придурок, но зато такой милый!..
— Ты уверена, что не спятила? — осторожно спросил Геб.
— Он мне стихи посвятил!!! — выдала Тварь. — Мне! стихи!! Первый раз в жизни! Настоящие! Вот! — она порылась в кармане и, словно флаг, подняла над головой помятую бумажку, исписанную мелким почерком.
Геб расправил ее и прочел:

Те десять часов, что прошли между нами,
Оставят навеки глубокий мне след.
Когда расстелилася ты на диване,
Я рядышком сел, будто на парапет...

Ворон заржал.
— А что ты смеешься, почерк-то незнакомый... — заметил Геб. Ворон только отмахнулся:
— Да кого ты слушаешь?! Сперла где-нибудь со стола! Белая горячка...
Тварь открыла рот. Потом закрыла.
— Ах, я вру?! — тихо, угрожающе-тихо переспросила она. — Я, значит, вру?! Ну я вам щас покажу!
И она принялась лихорадочно стаскивать с себя штаны, с трудом одолев пуговицу и молнию. От такого поворота событий даже Геб несколько изменился в лице. Он попятился от нее, потерянно глянул на Ворона:
— Интересно, что это должно быть?.. — пробормотал он.
— Вот, смотрите!
Тварь повернулась к ним голой задницей, и на ее тощей ягодице стал виден огромный лиловый засос.
— Ну и пасть... — прошептал Ворон севшим голосом. Его никто не услышал.
Геб провел ладонью по лицу.
— Знаешь, Тварь... иди спать, — устало и даже как-то подавленно сказал он.
— Так вы мне верите? Верите?
— Верим. Одень штаны и иди спать.
На следующее утро они пытались заново расспросить ее, как было дело, но Тварь говорить не желала — ей было слишком плохо, тошно и зелено. Потом... На трезвую голову она почему-то не хотела распространяться об этой истории. Единственное, чего от нее добились — повторной демонстрации задницы. И потом... Потом вся история как-то затерлась буднями.

Ворон в этот день проснулся почему-то на рассвете, сходил помочиться с крыши (он вкладывал в эту выходку очень глубокий философский смысл), вернулся и стал думать, чем бы себя развлечь. Все, что приходило ему в голову, так или иначе, разбудит остальных, а они этого терпеть не могли, особенно Геб. Ворон уже горестно вздохнул о несбыточном, когда мотор лифта громко щелкнул и заработал. Прожив столько времени на чердаке, каждый из них только по движению лифта мог определить, что происходит в доме. А лифт тем временем спустился на первый этаж, забрал пассажиров и направился вверх. "К кому это гости в шесть утра?" — подумал Ворон. В этот час еще мало кто проснулся — ждали своего часа будильники, молчали телевизоры, даже вода в трубах утихла — никто не открывал кранов и не дергал за веревочки.
На верхнем этаже лифт остановился. Шаги, звонок в чью-то дверь, голоса, потом открылась еще одна дверь. После этого обе двери хлопнули и несколько пар ног стали подниматься... на чердак! Ворон выпрямился.
В проеме показалась голова молодого мужчины.
Сообразив, что творится нечто неординарное, Ворон бросился будить остальных, зачем-то стараясь вести себя тихо. Тварь села, протирая глаза:
— Ты чего?
— Во, гляди! — он показал пальцем на человека, который уже выбрался на чердак. — Геб, Геб! Вставай! У нас гости!
— Какие еще гости? — сонно заворчал Геб.
— Да посмотри! — восторженно прошипел Ворон.
Все трое уставились на вновь прибывшего. А он оказался не один. Следом за ним в проем опасливо заглянули еще две головы, на этот раз женские — одна в бигуди, одна в косынке. Тетки были весьма средних лет и домохозяйственного вида.
Молодой человек брезгливо отряхнул руки. Он был одет в дорогой костюм, и старался его не испачкать. Достав из сумки какую-то стеклянную штуковину, похожую на призму, он принялся тщательно рассматривать сквозь нее убранство чердака.
— А может, бомжи это? — робко произнесла обладательница косынки. — Вон, смотри, сколько хлама насобирали...
— Говорю тебе, нет! — шикнула та, что была в бигуди. — Я ее нутром чую, не могут люди так шуметь! Мы когда с моим еще в Окуловке жили...
— Потише, пожалуйста, — требовательно произнес молодой человек.
На некоторое время воцарилась тишина. Визуальное обследование чердака продолжалось. "Бигуди" нагнулась к уху "косынки" и зашептала театральным шепотом:
— Племянник мой!.. Согласился перед работой заехать. Он у нас Белым магом работает, настоящим, по лисензии! И под его началом еще человек десять. Все такие умные! Сглаз снимают, от порчи лечат, эту... карму восстанавливают! Соседку мою снизу помнишь, с ногами маялась?..
— Тише! — оборвала ее "косынка". — Вдруг мешаешь мальчику?..
Тем временем маг убрал призму, достал что-то вроде согнутых в форме буквы "г" спиц и медленно двинулся с ними по чердаку. Спицы шевелились, напоминая тараканьи усы.
Геб почесал затылок и прошептал: "Потрясно!"
— А вдруг он нас увидит? — испуганно спросила Тварь.
— Вот будет весело! — восхитился Ворон.
Но маг их явно не замечал. Он сосредоточенно бродил среди разбросанных вещей и шевелил своими спицами. Осмелевшие тетки выбрались наверх и топтались возле проема. Ворон вытянул ногу и изо всей силы пнул по трубе. Трое "гостей" разом вздрогнули.
— О! — выпучила глаза "бигуди". — Слыхала?..
— Нечисть... — выдохнула "косынка".
Ворон сдавленно хихикал.
Магова тетка принялась взахлеб рассказывать подруге очередную невидаль, сыпя словами так часто, что уследить за повествованием было нельзя. Маг обследовал жилую часть чердака и углубился в темноту, стараясь не споткнуться о трубы.
— Я ему узлом их свяжу! — поделился идеей Ворон и пошел за ним следом.
Какое-то время ничего не происходило. Тетушка мага приумолкла и нервно теребила пояс халата. Ее подруга старалась держаться к ней поближе, видя в ее массивной фигуре какое-то подобие защиты.
— Тишина тут какая... — пожаловалась "косынка", — будто на кладбище.
— Во-во. И бомжей нету. Выжила их нечисть! А то вишь, как устроились... Натаскали добра... Смотри-ка вещи-то приличные, покрали, должно быть...
Геб сел, скрестив ноги, начал рассеянно нащупывать на полу сигареты. Тварь поглядела на него и сказала:
— Не смей!
— А?
— Не вздумай, заметят!
— Ну и что? — он равнодушно пожал плечом, но закуривать не стал.
Тем временем взгляд маговой тетушки остановился на пестром матрасе, где сидел Геб, да так и застрял.
— Ты гляди, какой хороший... новенький почти... — И она сделала осторожный шаг вперед. Вторая тетка уставилась на нее с суеверным ужасом.
Геб и Тварь тоже смотрели на нее. В глазах обладательницы бигуди загорелся алчный огонек. Она поглядела в ту сторону, где пропадал племянник-маг. Там было тихо.
— Заберу я его, чего добру пропадать... а мне в самый раз будет. Постираю, посушу...
Тетка решительно подошла и так дернула матрас за края, что Геб повалился на бок.
— Да какого хрена!.. — возмутился он. — Грабят!
Но его, конечно, не услышали. Тетка деловито катала матрас в рулон. Геб вскочил на ноги, быстро огляделся, прикидывая, чем ее можно напугать, пока он не лишился своего имущества. Ему на глаза попалась переноска. Геб повернул лампочку, и на чердаке загорелся свет. Похитительница замерла, согнувшись. Добыча выпала у нее из рук и раскаталась по полу. В это время из глубины чердака донеслась возня и короткий вскрик. Геб, чтобы закрепить победу, поднял с пола злополучный матрас и угрожающе двинулся с ним на теток. Обе завопили. Тут из темноты вывалился Белый маг уже без спиц, бледный и пыльный. Не замечая ничего вокруг, он промчался мимо кричащих женщин и ловко юркнул в проем. Сообразительные дамы, толкаясь, последовали за ним. Явился Ворон, хохоча и позвякивая перекрученными спицами.
— Видали, а!
— Видали, — Геб бросил матрас на пол.
— Ой, кажется, кто-то что-то забыл, — Ворон поднял сумку горе-экстрасенса и вышвырнул ее на лестницу. — Наверное, торопился...
Геб уселся и сокрушенно помотал головой.
— Сто лет так не развлекался, — продолжал веселиться Ворон.
— И что теперь с нами будет? — задала волновавший ее вопрос Тварь.
— Ничего.
— Да ну, — не поверила Тварь.
— Заживем мы еще лучше прежнего, — сказал Геб. — За чердаком окончательно закрепится дурная слава. Бабушки сочинят новую серию страшных сказок для непослушных внучат. А может, даже из дома люди начнут выселяться. Но это дело долгое. А мы будем жить себе в спокойствии, вот увидите! Если кто-то и решится сюда сунуться, то это будет не скоро.
Ворон почесал спицей за ухом:
— Жаль...
Но Геб не угадал.
Прошло два дня. Все трое сидели на чердаке и ничего не делали — было воскресенье. Первой странный запах почуяла Тварь.
— Интересно, что это так воняет?.. Что-то знакомое.
Под ними, на верхнем этаже кто-то бродил по площадке и негромко бормотал. Потом начал подниматься к ним.
— Ты погляди!.. — пробормотал Геб, откладывая очередную книгу.
— Гости? — встрепенулся Ворон.
— Неймется же! — фыркнула Тварь.
Они выжидательно уставились на входной проем.
Оттуда степенно выбрался самый настоящий поп в полном вооружении — с кадилом кисточкой и плошкой, в которой содержалась, видимо, святая вода. Поп был молод и тощ, но с большой бородой и густым басом, как и положено. Он торжественно бормотал что-то непонятное, кадил и брызгал вокруг себя. Геб откинулся на спину и начал хохотать.
Ворон глядел на попа с каким-то даже восхищением.
— Всяко меня из дому гнали, но такое — в первый раз!
Тварь хлопала глазами и не знала, радоваться или грузиться.
— Господи, а почему латынь? — сквозь смех выдавил Геб. — Это, что, на случай... что мы... иностранная нечисть?!
— Ну щас я ему... — начал Ворон, поднимаясь.
— Эй, эй! Не трогай его, — отмахнулся Геб.
— Почему это?
— Да зачем? Повоняет и уйдет.
— Вот еще, вони!
— А мне нравится, — вдруг заметила Тварь. — Хороший запах...
Ворон растерянно оглядел их, но поддержки не встретил.
— Вот зануды, — буркнул он, недовольно усаживаясь на место. — Геб, ну почему нельзя?
— Подумай сам, — ответил тот, отсмеявшись. — Священнослужитель приходил? Приходил. Злую силу изгнал? Изгнал. Значит, и волноваться нечего!
— А мы?
— Остаемся, — пожал плечом Геб. — Будь мы нечисть, изгнались бы. А так будем жить на освященном чердаке! Кто еще может таким похвастаться?!
Ворон вынужден был согласиться, что да, мол, никто...
Вечер этого дня прошел на редкость мирно. Они даже ни разу не погрызлись.

Дни ползли, и лето снаружи всерьез подумывало кончиться. Не то, чтобы наступление осени к чему-то обязывало их, но диктовало свой особенный настрой. Никто не считал времени, не обращал внимания на то, как оно тяжестью ложится на плечи.
Однажды ночью Геб лежал в темноте и размышлял, слушая шорох бегущей по трубам воды. Остальные тоже не спали, судя по их дыханию. Но говорить было не о чем, поэтому никто и не говорил. Геб пошарил под трубой, достал свои сигареты. Где-то в глубине спящего дома заработал слив унитаза. Было, наверное, около трех ночи, может быть, ближе к четырем, потому что даже самые упрямые телевизоры молчали. Геб заложил руку за голову и негромко спросил, глядя на алый огонек на конце сигареты:
— Вам не приходило в голову, мои дорогие призраки, что ситуация наша не такая уж безвыходная?
Никто ему не ответил, но, судя по тому, какой напряженной сделалась тишина, его слушали.
— Смотрели эту мультяшку про Каспера — дружественное привидение?
— Ну? — первой сдалась Тварь.
— Не так уж мы друг другу нужны на самом деле. Мы могли бы найти "настоящих и верных друзей" среди обычных людей. С нашими способностями это было бы даже забавно...
— Скажи на милость, а как им дать понять, что мы вообще есть?
Геб усмехнулся:
— Не проблема. Писать-то мы можем. Еще можно выучить морзянку, любой домовой это знает: два удара — "нет", один — "да".
— Трахаться тоже при помощи морзянки? — подал голос Ворон.
— Я не об этом. Я о дружбе. Вполне возможно, что к нам будут относиться лучше, чем будь мы... "во плоти". И тогда — прощайте, постылые рожи, здравствуй, волшебный мир! Можно было бы даже прославиться. О нас напишут газеты: "Человек и его ручной полтергейст", "Невидимые пришельцы идут на контакт"... я могу их целую кучу придумать. Просто хотел спросить, почему мы до сих пор торчим на этом чердаке? Неужели никому в голову не приходило?..
— Да ну, ерунда, — отмахнулась Тварь. — Сроду такой глупости не слышала!
— Может, ты уже нашел себе друга? — гадко хихикнул Ворон.
Собирался Геб отвечать или нет, его перебила Тварь:
— Нет, постой, к чему он клонит, Ворон? Что он имеет в виду?
— А ты не догадываешься? — спросил Геб.
— Ну-ка просвети!..
— Может быть, дело в том, что вы НЕ ХОТИТЕ ничего менять?
— То есть, как "не хотим"? По твоему, мы бы здесь торчали, если б знали, как вернуться в нормальное состояние?
— Очень может быть.
Тварь дернулась, словно ее ткнули шилом. Несколько секунд она мучительно искала, что сказать.
— Ты, что, Геб, думаешь, как от нас избавиться? Мы тебе больше не нужны? Да иди ты на хрен со своими газетами! Какого хрена ты вообще живешь с нами, раз такой умный?!
— Кто вам сказал, что я живу "с вами"? — невозмутимо спросил Геб.
— Что? — переспросила Тварь. Геб отлично представлял себе выражение ее лица. Можно сказать, до тошноты.
— Я живу сам по себе. Прихожу, когда вздумается, ухожу, когда захочу. И НИКОМУ НИЧЕГО не должен.
— Что?!
— Что слышала. Вам же нравится такая жизнь! Как бы вас ни тошнило друг от друга, это все равно лучше, легче, чем быть одному.
— Что?!! А если так, то убирайся отсюда к чертовой матери прямо сейчас!!!
— Разбежалась... Ты меня не поняла, — Геб продолжал говорить спокойно, зная, что подобный тон взвинтит ее еще больше. — Я никуда не пойду, потому что не хочу. Просто не хочу. Ты здесь ни при чем.
— Да я тебе глаза выцарапаю, урод! — взорвалась Тварь, подхватываясь с места.
Она рванулась в темноту, и видимо, споткнувшись о Ворона, с грохотом повалилась на пол, опрокинув полупустой чайник, стоявший посреди "комнаты". Послышалась судорожная возня. Геб уже был на ногах, помеченный в темноте огоньком сигареты. Тварь рвалась на это красное пятнышко, рыча:
— Пусти, Ворон, я его убью! Пусти, пока самому не досталось!..
— Да он дразнит тебя, дура! — пропыхтел тот, сражаясь с ней. — Геб, твою мать, зачем ты это делаешь?! Знал же, что она взбесится... Остынь, тебе сказал!.. — гаркнул он, и в темноте послышался звонкий шлепок пощечины.
Тварь прекратила сопротивление и начала всхлипывать. Ворон раздраженно спихнул с себя рыдающую женщину и отошел от нее.
— Говно ты, Геб, — устало сказал он. — На кой ты ее доводишь, а?
— Пусть она не врет, — процедил Геб, и по голосу было слышно, что он тоже сорвался с тормозов. — Пусть она хоть раз в жизни скажет правду! Давай, Тварь, скажи! "Геб, я не хочу, чтобы ты уходил! Ты нужен мне, Геб! Кто со мной будет возиться, кому я буду плакаться по пьяни, кто за меня все решит?.." И нехрена прикрываться истерикой...
— Чтоб ты сдох! — крикнула Тварь сквозь плач.
— Сволочь ты последняя, — выдохнул Ворон. — Поклонения захотел? Может, ножки тебе поцеловать в благодарность?
— Я хочу, чтобы она перестала врать!
— Да ты же над ней издеваешься!!!
— А тебе не все равно?
— Нет, мне не все равно, садистский ублюдок!
— Ворон, — неожиданно сбавил обороты Геб, — а почему ТЫ ее не утешаешь? Почему ТЫ ищешь женщину своей мечты, пока бедную Тварь все бьют и обижают?
— Ты заткнись лучше!..
— Но она же ближе! Она здесь, сейчас. Она слышит тебя и видит, вы в одной яме сидите... Она такая "беззащитная"! Чем же, Ворон, она хуже других? Почему?..
— Ты додергался, — предупредил Ворон зловеще.
— Не тронь его, Рыжий козел! — подала голос Тварь.
— Утихни. Я ему за эти слова башку проломлю! — Ворон начал шариться в темноте в поисках чего-нибудь тяжелого.
Геб поймал рукой шнур и повернул лампу в переноске. Стало светло.
— Так удобнее?
Ворон вертел головой, оглядываясь, но при свете азарта у него заметно поубавилось. Теперь его зловещий вид мог разве что только на Тварь произвести впечатление. Через какое-то время он замер, переводя взгляд с Геба на Тварь, скорчившуюся на его матрасе, и обратно. На физиономии Геба, как всегда, не было никакого выражения. Веки полуопущены. Только тени от качавшейся лампы бежали по лицу. Ворон вдруг ощутил дурноту от полной безысходности. Ничего не меняется на этом проклятом чердаке! Никогда! Ничего! Может быть, действительно, стоило его убить? Просто чтобы сорваться с мертвой точки. "А если бы он меня убил?" — подумал Ворон и окончательно сник. Подойдя к матрасу, он пихнул Тварь.
— Слезай. Иди к своему ненаглядному...
Тварь убралась. Геб поднял лежащий на боку чайник, накрыл его крышкой. Потом натянул свою потасканную куртку и ушел на крышу.
"Люди построили города, — думал Геб, лежа на лифтовой будке и глядя в черное августовское небо, — чтобы спастись от одиночества. Зачем?.. Вышло все наоборот." Ему хотелось вернуться, извиниться перед обоими... но он знал, что будет выглядеть глупо. К тому же, они, наверное, уже спят. "А что в этом мире не выглядит глупо?" — насмешливо спросил он себя. И нужно было найти какой-то ответ, какой-то вариант... но он слишком устал от этих бессмысленных поисков. "Наверное, я тоже не хочу ничего менять..."

— Я ухожу, — сказал Ворон и выволок из пыльного угла спортивную сумку.
— Геб, который раз он уходит? — лениво поинтересовалась Тварь.
— Не помню.
— На этот раз я ухожу навсегда. Так что будьте счастливы, деритесь, ругайтесь, трахайтесь — делайте, что хотите. Без меня.
— Спасибо за разрешение. Что это на тебя нашло?
— Ничего. Я! От вас! Ухожу!
— На другой чердак?
— Нет, я нашел свой дом.
— Ворон, не валяй дурака, расскажи! — попросила Тварь. Было очевидно, что его самого распирает какая-то новость, и немногословие его — деланное.
Ворон с готовностью отложил сборы, сел верхом на трубу и сказал:
— Я встретил ее!
— "Женщину своей мечты"? — спросил Геб и заработал испепеляющий взгляд.
— Я шел по улице. А она шла навстречу. И она меня увидела, она КО МНЕ подошла!
— Такая же бедолага, как мы? — спросила Тварь.
— Не-е-ет! Она — нормальная! Ее зовут Марта. Блин, дайте сигарету! Я был у нее в квартире. Там такая квартира... Правда, у нее родители, но они меня все равно не замечают...
— Так. Родители, значит, не видят. А она — видит. Ситуация-то знакомая... — хмыкнул Геб.
— С одной стороны знакомая, а с другой стороны я уверен, что у нас с ней все будет иначе. Мы пили чай, и она сказала, что ждала меня всю жизнь. Она знала, что я приду. Всегда. Вы знаете, какая она безза?.. хм... У нее родители — сволочи.
— Ворон, что-то не так в твоей истории... — предупредил Геб.
— Да пошел ты! — не выдержал тот. — Вы просто завидуете, что мне так повезло! А мне плевать! И пофигу, что не так! Зато она меня любит! А вы... Прощайте навсегда!
Ворон спешно дособирал вещи и ушел.
Через неделю он вернулся. Но вид у него был такой подавленный, что издеваться над ним сделалось как-то не с руки. Ворон сел на ту же самую трубу и принялся горестно молчать.
— Что? Опять?.. — сочувственно спросила Тварь.
— Марту увезли в больницу. Сволочи! Это все родители! Сперва кормили ее какими-то таблетками, а потом в больницу сдали.
— Ну-ка, ну-ка... какие таблетки? — заинтересовалась Тварь.
— Не знаю... что-то на "гала-концерт" похоже...
— Галаперидол?
— Во-во! От чего они?
— Оп-па! — удивился Геб. — Так ведь это...
Тварь начала истерично хихикать.
— Ну? Что? — поторопил их Ворон.
Тварь заржала во все горло.
— Это от головы, — как можно мягче просветил его Геб.
— Господи, ну какие же гады ее родители! — взвыл Ворон. — Они ее таблетками, а потом... в психушку!
Его скорбь как-то странно смотрелась на фоне беспардонного хохота Твари.
— Ты не понял, — так же мягко перебил Геб. — Ворон, это совсем от головы таблетки. Их профессиональным шизам выписывают.
— Как так? — не поверил Ворон.
— А так!.. — сквозь смех выговорила Тварь. — Твоя возлюбленная... шизофреничка! А ты... не могу!.. а ты... ее верная галлюцинация!!!
Теперь уже и по лицу Геба поползла гадостная ухмылочка. Он протянул Ворону руку:
— Поздравляю, чувак, ты нашел свое место в жизни!
— Да вы гоните... — слабо запротестовал он. — То-то я краем уха слышал, как ее мамаша по телефону ябедничала... Перед тем, как ее увезли... — Ворон изменил голос: — "Вы знаете, доктор, когда у нее голоса, это еще ладно, мы привыкли. Две чашки чаю на столе — тоже пусть... Но последнее время началось такое... Я даже не знаю, как вам это... она... стала так громко заниматься маструбацией!.. что... пожаловались соседи!.. Мы, конечно, все можем стерпеть, она же наша дочь... Но соседи!.. Неудобно..." Оно и видно, что доча им имидж портила! Но за что! Она же не буйная! Ну сволочи же!..
Повисло молчание.
— А что же ты за ней в больницу не едешь? — спросила Тварь.
— Я, что, псих?!
— Надо было рот ей зажимать, когда трахаешь, — небрежно заметил Геб.
— Моли бога, чтобы она не вылечилась! — посоветовала Тварь, все еще хихикая.
— Да пошли вы все! — отмахнулся Ворон и ушел в глубину чердака.
Геб проводил его взглядом, задумчиво потер подбородок.
— Слушай, Тварь, а этот твой... любитель дамских поп... Он тогда сильно пьяный был?
— Ну, был. У него запой был недели на две...
Теперь пришла очередь Геба хохотать. Он упал на спину и засмеялся совершенно сумасшедшим смехом, от которого Твари почему-то сделалось страшно. Она сидела на полу, обхватив коленки руками, и смотрела на него потерянным взглядом.
— Геб?.. Ты чего?..
Он резко оборвал смех. На лице не было и следа веселья.
— А вы обрадовались, да? Вот тебе и ответ. Все просто. Мы им кажемся. По пьянке, по шизе... Каждому свое, подруга, как заслужили!
В этот момент, когда он глядел в потолок, Тварь увидела его глаза — темные и злые.
— А ты, Геб?.. — тихо спросила она. — Кем ты-то был раньше? Мы же о тебе ничего не знаем...
— Не все ли равно? — он отвернулся.
— Нет, подожди... скажи!
— Наркотом я был! Нариком! Веселым торчком!
— Так может быть, ты что-то знаешь?.. можешь узнать...
— С чего ты взяла?
— Ну я не знаю... — смутилась Тварь. — Я просто слышала... Наркоманы... они же продвинутые... Сознание расширяют, все такое... И раз ты... тоже... Может быть, ты что-то сможешь?.. — она смотрела на него взглядом, полным надежды. — Может, это трудно или еще что-то надо?.. Да мы... что угодно! Только скажи, как?..
Геб молча уселся, закурил, опустил голову. Длинные волосы занавесили его лицо.
— Чего ты молчишь, ты же должен знать! — закричала на него Тварь.
Он смотрел, как сигарета в его руке исходит дымом.
— Дрим — это не справочное бюро. Не надо на меня кричать, — негромко попросил Геб.
Он ждал, что Тварь начнет с ним спорить. Но она молчала. По щекам бежали слезы. "Будь проклята надежда!" — подумал Геб.

"И снова были долгие бесцветные дни, а по ночам нас мучали цветные сны — нет, не кошмары. Просто сны. Но они приходили из той, потерянной прошлой жизни. И ощущение их реальности было настолько сильно, что впору выть от боли. Мы жили. Но механизм повседневности сломался, пришел в разлад, словно вода этих бесконечных осенних дождей попала в часы бытия. Ничего не могло оставаться по-прежнему. Мы чувствовали это и ждали. Ждали... История наша катилась к концу".

Первой не выдержала Тварь. В тот день она очень тихо сидела в углу, подальше от света, и задумчиво теребила прядь волос, накручивая ее на палец. Взгляд у нее был стеклянный, а вид — отсутствующий. Геб и Ворон даже не замечали, что не слышат ее голоса — привычного, надоедливого фона. Пока голос этот не окликнул их:
— Геб... Помнишь, мы с тобой как-то ругались, и ты сказал, что я вру...
— Весьма определенная ситуация, — хмыкнул Геб.
— Нет, ты помнишь. Ты кричал, чтобы я хоть раз в жизни сказала правду...
— Хочешь мне ее сказать?
Она не обратила внимания на издевку.
— Я, кажется, поняла! — глаза ее загорелись.
— Что? — заинтересовался Ворон. — И ты вообще о чем?
— О том, как нам стать нормальными обратно!
— Ну-ка, ну-ка?..
— Ты вспомни, с чего у тебя это началось? — принялась объяснять Ворону Тварь, выбравшись из угла и усевшись перед ним на перевернутый ящик. — Когда ты в первый раз понял, что тебя не видят, и что было незадолго до того?
— Когда?.. Да тогда же, когда меня моя ненаглядная выставила! Я сперва офигел, а потом, помню, еще подумал: надо же — одно к одному!
— Нет, ты поточнее вспомни, что ты делал, что говорил?
Ворон поглядел на Тварь затуманенным взглядом:
— Ну, я с работы пришел... В дверь позвонил. А она мне открыла и сумку мою подала: "Все, — говорит, — у меня терпение кончилось. Вали!" И только дверь хлопнула. Я чуть сознания не лишился. Что-то там ей кричал через дверь, теперь уже и не вспомню... Сказал, что жить без нее не могу, что кроме нее мне и нахрен никто больше не нужен... Поорал да и побрел вниз по лестнице. Там еще, у подъезда меня мужик чуть не сшиб. Я-то сперва не врубался... Ну, потом сообразил, конечно.
— Докаркался ты, Ворон, — увещевала его Тварь.
— Что значит "докаркался"?
— А то!.. Сказал, что никто тебе не нужен, вот никого и не стало! Точнее, тебя не стало для всех остальных.
— Да ты что, гонишь? Так не бывает!
Тварь презрительно усмехнулась, копируя манеру Геба.
— Бывает, Ворон, бывает. У меня так же было. Открыла дверь на площадку и заорала со всей пьяной дури: "Чтоб вы все провалились! Ни видеть, ни слышать вас больше не желаю! Вот вы где у меня сидите!.." И что на меня нашло? Хотя, конечно, пьяная была...
Ворон помолчал, переваривая информацию, удрученно вздохнул и спросил:
— А дальше-то что с этим делать?
— Вот я и подумала, Ворон, может, это нас наказал кто-то? Мы пожелали, а он взял и выполнил... чтоб думали в следующий раз. И надо просто исправиться, тогда все само собой пройдет!
— Знаешь, я об этом как-то не подумал... Может быть, ты и права...
— Тварь, скажи, а кто, по-твоему, вас наказал? — неожиданно спросил Геб, не отрываясь от чтения.
Тварь оглянулась на него с недоумением — ей казалось, что он вообще их не слушал.
— Н-ну не знаю... Бог, судьба... да не все ли равно?!
— Разница есть. Если это был Бог, и он сделал все "по слову вашему", то почему не все остальные исчезли, а вы? А если это судьба... хм... то чем она вообще вас услышала? У нее, что, есть уши?
— Геб, ты только издеваться умеешь? — язвительно поинтересовался Ворон. — Может, Тварь и не права, да только я попробую, я не гордый. Мне надоела эта жизнь! Так хоть надежда есть. Но знаешь, что я думаю? По-моему, она права!
— Надежда... — повторил Геб. — Да я не хотел издеваться, просто в теории вашей есть слабые места...
— Пусть они там будут!.. — яростно вступился Ворон.
— Да ладно, не ори, — остановила его Тварь. — Он же извинился...
Они вдруг удивленно уставились друг на друга: Геб — извинился!

"И они начали исправляться. Я не видел в их действиях никакой системы, зато была масса энтузиазма. Кажется, Тварь бросила пить...
Я не верил в чудеса. Не верю в них и сейчас. Но тогда я не посмел еще раз отнять у них надежду. Поэтому я сослался на то, что и мне необходимо изменить жизнь, и сбежал оттуда. На самом деле я болтался по городу, охваченному осенней хворью, ночевал, где придется, и развлекался, вытворяя разные безумства. Лишь когда выпал первый снег, я почувствовал, что времени прошло достаточно. Тогда я вернулся.
Пока лифт поднимался на девятый, у меня внутри ворочалось болезненное волнение. Я постоял на верхней площадке, поглядел на железную лесенку. Мне показалось, что наверху тихо. Я поднялся на чердак.
Все осталось, как прежде — разбросанные вещи, матрасы, трубы... Переноска все так же свисала с гвоздя. Я повернул лампочку. Она загорелась. И я увидел то, что ожидал — пыль. Ту самую пыль, которая ложится на предметы, оставленные хозяевами. Тварь и Рыжий Ворон не возвращались сюда, не зависимо от того, удалось им задуманное или нет. Я немного надеялся найти какую-нибудь глупую записку, но не нашел. И решил, что так даже лучше. Я остался на чердаке переночевать отчасти из-за безумной надежды, в которой сам себе не признавался, отчасти из-за того, что идти было некуда. Впрочем, не более, чем всегда.
Растянувшись на матрасе, я курил и перебирал глазами знакомые предметы. Выяснилось, что у меня хорошая память... Я подумал о том, как поступил бы, сам найдя дорогу обратно. Вместо радужных перспектив возвращения в лоно человечества, у меня перед глазами почему-то стояла моя пустая квартира и единственная комната, в которой я жил. Должно быть, она выглядит теперь еще более заброшенной, чем этот чердак, а может быть, там живут другие люди. Но даже если нет... Возвращаться туда было бы как-то глупо, и я не мог побороть странного, слегка раздражающего чувства отторжения.
Прошлое мертво. Оно умирает, как только мы уходим. И принимать настоящее таким, как оно есть — единственное, чем человек может заняться. У него нет власти над временем. По крайней мере, над прошедшим — нет точно.
Я задремал. Мне не было холодно, но я все равно свернулся клубком. Наверное, от ощущения пустого пространства, которого было на чердаке слишком много для меня одного. Я чувствовал присутствие Рыжего Ворона и Твари. Не их самих, а тех чувств и мыслей, которые еще жили под этой крышей, словно старый полустершийся запах. Я, как и прежде, слышал невнятные голоса, звучащие в десятках квартир подо мной. И я проснулся от мысли, что должен уйти. Потому что если останусь, то снова попаду в прошлое. У меня хорошая память (особенно на лица), и в этом моя беда.
Снова был лифт, но на этот раз он ехал вниз, и у меня слегка закружилась голова, будто я спускался с небес на землю. Это была первая шутка с утра, и я улыбнулся.
Белизна молодого снега полоснула по глазам. Я достал сигарету, закурил и почувствовал, как меняется вкус дыма, смешиваясь с холодным зимним воздухом. Осень кончилась. Сунув руки в карманы, я побрел по тротуару, оставляя за собой четкие темные следы. Не оглядываясь".

FFF RAR
Бэнни (Стихи.ру)
(c) 14.09 2001