Сказания лесных холмов

Через болото, если не по кругу идти, как по правой руке черт водит, а к лесу, сквозь чащу продраться и лесное озеро переплыть, только плыть нужно строго по прямой, иначе озеро то станет болотом и вязко ко дну потянет, через заросли прибрежного камыша, в нем шорохи кроются и птичьи крики, выйти можно к черничному полю. От поля этого повернуть направо, идти до захода, а когда первая звезда появится, остановиться и что есть силы прокричать: "Не боюсь".

Есть те, которых лес слышит - у тех судьба своя и мир им, как море, мал. Есть те, которым лес отвечает, тем наше знание – ничто, о них мало говорят; хоронят их в колодцах и песни поют им в ночь июльскую.
Есть такие, которые голос в лесу теряют и дорогу назад не помнят. Они обретают жизнь вечную - лесную. Волосы их отрастают до пят, глаза их обращаются во внутрь, смотрят лесом в тело, а зубы растут вверх к солнцу.
Встретишь их в лесу, посмотришь и глаз отвести не сможешь. Уведут за собой в тайники-кладовые, поить будут водой с привкусом камыша, водой, что шепот кувшинок хранит и аромат цветка папортника.

А если от черничного поля не сворачивать, а прямо идти, то можно научиться сказывать сказы невиданные. Идти тогда нужно не останавливаясь и ни о чем не думать.

До крещенских морозов не каждый добредает, но те, кто научился возвращаться, больше в лес не уходит. Ставит себе дом на отшибе, с ладной горницей да баню прилаживает с стене дома. В рощах березовые ветки собирает и веники вяжет. В вениках тех вся сила оседает – сила словесного знахарства.

Катерина заговоров не знала, а в лес собралась оттого, что в кадке с водой по утрам видела лицо и знала, что лицо то чужое. Страхом никогда не заболевала, мышей летучих кормила с рук, змей носила вместо пояса, а лесную кошку брала на плечо, строго-настрого запрещала ей на мышей поглядывать, из кадки воду пить и глаза закрывать.

Перед уходом выплеснула воду из кадки, разлилась вода озером, поросла земля камышом, зашумели вокруг ели вековые – будто и не было катерининой землянки.

Пошла Катерина прямо, не сворачивая, молчала легко, словами сеяла землю, вслед поднимались кусты бузины и волчьей ягоды.

К Рождеству вышла к селению, обошла кругом, все время налево сворачивая, увидела кошку, что свернулась клубком на земле, к закату на отшибе стоял дом. Так и стоял тут испокон веков, будто влитой.

Катерина в котле варила жаворонков, по весне рубила корни сосны и из соков делала маску для рожениц. Целебнее ее в тех краях не было. Слово от Катерины никогда никто не слышал, хотя знали о ней больше, чем о ком-либо другом. Сказывали, что мысли свои она слюнями жаворонков перевязывает и в снадобья добавляет.

В глаза Катерина никогда не смотрела. Да и цвета глаз ее никто не знал.

Так было.

Пока не родился на селе Матвей.

Катерина в ту ночь принимала роды. Как увидела ребенка, так и выронила ножницы. Замерла. А потом руки скрестила и дом ходуном заходил.

Рос Матвей как трава в поле, слушал ветер утренний и пел жаворонком.

С Катериной столкнулся, когда стукнуло ему пятнадцать. За руку взял, увел в лес. Вернулся по утру, мокрый, черный как туча, силы неимоверной.

Как народ вокруг собрался, а лет прошло больше пятнадцати с тех пор, как видели его в последний раз, врос он ногами в землю и обратился в холм.

Сказывают, что и по сей день вся деревня жизнью леса живет в том холме-кургане, только плыть туда можно лишь по прямой, не сворачивая, иначе зашумит июльская ночь и лес откликнется родными голосами.


5.02.2004