Особая благодарность Сноу Кэт, Сэнди Лазевскому и Ёшкину Коту, начавшим создавать свою Пушистую Сказку, кусочек из которой и вошёл в нашу историю, ведь это всё происходило, происходило на самом деле в Странном Замке посреди Странного Места накануне Нового Года...
Также благодарю иных СтранноМестных обитателей — Всехнего Волка, Баальзамона М. Сатариса, Менестреля, Дизеля, Джестера, Золотого Дракона, Алису, Тпруфундукевича, Дождя, Трактирщика, Кота Тома, Дарк Реструктора и многих-многих других, без кого не было бы Странного Места, а значит — и немалой части этой истории...
Владимир Талалаев
при участии
Ефрема Лихтенштейна
и Георгия Дубинина
Операция «Дом»
«Никогда не думай, что это не случится с тобой...»
Часть 1
Абсолютно Идеальная Школа
Тень Города и Город Теней
Мудрец из Магриба
Вокзал... «Вокальный зал»... Когда-то здесь пели, а теперь только говорят... Орут... Немелодично. В хрипящий мегафон:
— Поезд международной линии «Киев-Львов» прибывает на третий путь. Встречающих просим приготовить документы...
— Неизвестный поезд на четвёртом пути, освободите проезд грузовому составу...
— Кому неизвестный, а кому просто Поезд, — хмыкнул Ник, следом за Томом выпрыгивая из вагона. Ему очень захотелось взглянуть на лицо диспетчера, когда маленький состав поднимется над рельсами и взмоет в облака. Но Поезд вместо этого подёрнулся рябью и просочился сквозь пути под землю...
Пришлось прыгать на платформу, чтобы не угодить под прибывающий на соседний путь львовский поезд. На перроне было малолюдно. Том взглянул вверх. В сером весеннем небе нависала над головами серая же громада вокзала. Открыв чёрные пасти проходов, вокзал то выплёвывал уезжающих, то заглатывал вновь прибывших в Город. В его недра вела обыкновенная лестница с бетонными ступенями, немного изъеденными многочисленными ногами. Похоже — это был единственный путь. По крайней мере — выбирать не приходилось.
Гранитные плиты здания придавали ему вид гигантской головоломки: на каждой из них был красиво высечен пятизначный номер.
Ник попробовал пройти по плитам, наступая только на чётные, но вскоре вынужден был отказаться от этой затеи...
— Том, а зачем тут числа, а?
— Не знаю... В двадцатом веке тут их не росло...
— А сейчас какой?..
Их вопрос услыхала седая сгорбленная старушка в цыганском платке и злобно прошамкала:
— Такие маленькие, а уже слегом балуются! Во временах заблудились! Сегодня день Пророка, 22 апреля года две тысячи сто шестьдесят шестого! А вот я в ваши годы ничего крепче отвёртки не потребляла... Не думала и в рот не брала!
Ребята не стали дослушивать каргу, только Ник, уходя вниз по ступеням, огрызнулся:
— Бабуля, отвёртка — она металлическая, твёрдая, крепкая... Оттого-то, видать, у Вас и проблемы с зубами теперь...
— С зубами — не с зубами, а цыкнуть на вас ещё могу! — донеслось в спины.
— «Служба технического контроля, замените пришедшую в негодность плиту инвентарный номер 46895!» — донеслось из динамиков и эхом разбежалось по залу.
— Ой, что счас буде-е-ет... — ехидно усмехнулся Ник. Затем, глянув в непонимающие глаза Тома, пояснил: — Это номер плиты, на которой бабка сидит!
Оставшись полюбоваться издалека, ребята с изумлением увидали, как к старушке подбежало два санитара в светло-серых халатах и куда-то поволокли её... И больше ничего не произошло. Похоже, «ремонт» плиты на этом и завершился.
Город после вокзала показался солнечным и радостным. Его украшали то там, то тут прорывающиеся сквозь листву ярко-голубые плакаты, на которых мужественные парни в сером указывали рукой с раскрытой дланью то в одну, то в другую сторону, и при этом неизменно призывали хранить лояльность Великой Стране, воплотить слова Саваофа в жизнь и сохранять верность Гербу. Герб этот, кстати, встречался вдвое чаще, чем парни на плакатах, то есть практически везде. Более всего Ника удивил герб, наклеенный на мусорный бачок.
— Они его что, и в туалетах вешают? — спросил он у Тома.
— Кто знает... — вздохнул мальчишка.
К ним подошёл стандартный человек в сером и пристально всмотрелся в нашивки Тома. Пару раз перевёл взгляд с чёрных погончиков, отороченных золотой каймой, на рукоять катаны, болтающейся за спиной, и обратно... Неуверенно дёрнул рукой, осторожно, словно из-под тишка, козырнул и отошёл в сторонку.
— Великая вещь — форма... — прокомментировал Ник... — А вот в моём наряде только приманивать... этих вот...
— Ничего, мы тут тебе новый наряд сварганим! В Гидропарке был хороший магазинчик с некусачими ценами...
— Лет двести назад... — ехидно завершил Ник.
В вагоне метро почти ничего не изменилось. Только реклам стало ещё больше, и к ним добавились объявления «Куплю». «Куплю золото, платину, серебро. Фирма «Тельхар ЛТД»». «Куплю Ваши библиотеки. Возможен обмен на продукты питания. Звонить по тел...» На очередном плакате широко улыбался странный субъект, напоминавший панка с развёрнутым на 90 градусов ирокезом, а под ним значилось: «Скупаем предметы искусства, ордена и медали времён Второго Средневековья, картины. Дорого. Обращаться в посольство Великой Цен...» Далее плакат перекрывался очередной рекламой: «Альквафреш: тройная защита от всей семьи!»
Том не смотрел на карту, и поэтому был удивлён, когда при выходе из тоннеля после Арсенальной окна вагонов закрылись плотными металлическими заслонками и поезд прибавил ход.
Спустя минут пять Том удивлённо спросил, словно сам у себя:
— Я не понял, а когда Гидропарк будет?
— А ты выйди у Мариинки и прокричи что-нибудь про нынешнюю власть — враз там очутишься! — съязвил пьяный помятый субъект на скамье напротив. На голове субъекта была вязаная шапочка с гербом, и такой же герб был на рукаве драной рубахи. — Ежели так дальше пойдёт — нам всем гидропарк, как днепровским карпам... — грустно добавил он.
Поезд вдвинул заслонки и остановился на Левобережной. Гнусавый дамский голос из динамиков произнёс: «Станция Кондорская. Выход на правую платформу. Пассажиры, не забывайте свои счётчики Гейгера в вагонах. За противогазы, оставленные без присмотра в вагонах, администрация ответственности не несёт...»
Поезд шёл по привычному маршруту, до Борисполя. Гнусавый голос в конце пути объявил: «Станция Борисполь. Переход на жёлтую кольцевую дорогу. Выход к аэропорту и посёлку Борисполь. Освободите вагоны, поезд дальше не идёт...».
Ник, привыкший доверять голосам, послушно шагнул на перрон. Том махнул ему:
— Подожди меня тут, я сейчас в нём приеду под посадку, назад поедем!
С этими словами Том плюхнулся на сидение и засвистел какую-то мелодию... С шипением закрылись двойные двери и поезд скрылся в тоннеле.
Спустя полторы минуты поезд вынырнул из другого тоннеля и со свистом распахнул сперва внешние, затем внутренние двери. В вагоне Тома не оказалось. Беспокойство царапнуло Ника, и он, вскочив в вагон, бегло огляделся. Никого. Ни в проходах, ни у сидений. Выскочив на перрон, мальчишка нервно бросил взгляд по сторонам, словно ища помощи. Равнодушные пассажиры входили в вагоны, равнодушный человек в форме стоял у колонны, помахивая какой-то кругляшкой на палочке. Равнодушные стены давили со всех сторон, а из вагонов скалились равнодушные, по-напускному весёлые лики реклам.
Метнувшись в сторону, Ник налетел на высокое существо в сером. Инстинктивно сжавшись и припомнив крыс из подвала Замка, он осторожно взглянул снизу вверх в лицо. Человек. В фуражке.
— Чем могу помочь? — не меняя выражения лица, спросил серый.
— Мне... У меня друг пропал... Тут пропал...
— Фамилию, имя, идентификационный номер...
— Я не знаю... А зачем номер?
— Чтобы разыскать его побыстрей. По радару засечём... Ну хоть имя-то помните?
— Том... Том Слипер.
Серый достал какой-то прибор, напоминающий калькулятор-переросток, и защёлкал по клавишам. Затем нахмурился:
— Иностранец, что ли? Нелегал?
— То есть?
— А то и есть, что на такое имя номер не выдавался! Кстати, а твой номер какой, а? Или тоже забыл?
— Забыл... — Ник заоглядывался в поисках пути к отступлению.
— Фамилию тогда попрошу...
— Дракуля! — машинально выдал Ник.
— Ага, а я Франкенштейн! — огрызнулся серый, но всё же ввёл фамилию в прибор. Посмотрел на цифры, козырнул: — Извините, Родослав, не признал. Давно к нам из Московии? Вы уж простите, но я не подумал... Вы так молодо выглядите...
Ник вовремя прикусил язык, чтобы не сболтнуть своё настоящее имя. Раз уж его тут приняли за какого-то Родослава — побудем Родославом. Главное — Тома найти.
— Том... Он со мной приехал... — осторожно начал Ник. — Так Вы подскажете, где его можно найти? А то он по рассеянности забыл выйти из поезда на конечной, и... и всё, потерялся...
Словно из ниоткуда по бокам серого появились ещё двое. Более тёмного оттенка, с погонами без опознавательных полос и значков. Сухо шепнули что-то серому и оттеснили его назад. Повернулись к Нику:
— Тебе с нами. Там разберёмся и поможем...
* * *
— Серго, так когда корову-то мою найдут? Помоги, а?
Парнишка лет тринадцати на вид посмотрел на соседку и, наморщив лоб, старательно изображал, что проникает в дебри бытия. Затем нараспев сказал:
— Аграфена Аполлоновна, ежели Вы пойдёте сейчас по тропке прямо на север и не будете сворачивать никуда в течение трёх часов, то найдёте её, но не уверен, что Вам понравится то, что Вы обнаружите. Вот такие вот пироги с котятами. А если поможете, чем сможете, то подскажу, как успеть вовремя.
Старушка свирепо посмотрела на пацана и, вздохнув, достала помятую кредитку. Спрятав пластмасску в карман, Серго уверенно сказал:
— Дуйте к станции, пока Ваша бурёнка под электричку не загремела! Автобус отходит к станции черед пару минут. Успеваете!
Глянув на удаляющуюся спину старушенции, мальчишка хмыкнул сам себе: «Вообще-то автобус пойдёт только через пять минут, но бег полезен для здоровья... За такие-то гроши...»
Он присел на пороге дома и раскрыл потрёпанную общую тетрадь. Послюнявив палец, перелистнул пару страниц и углубился в чтение...
Через несколько минут на крыльцо рядом с ним устало плюхнулась давно знакомая личность. Заштопанный в нескольких местах чёрный плащ был заляпан всей возможной и невозможной в округе грязью. На лацкане красовался значок: «Хочешь разбогатеть? Я тоже!» Реденькая эспаньолка гордо топорщилась вверх, а сквозь давно немытые стёкла очков хитро поблёскивали карие глаза. На этот раз карие...
— Ну, скажем... дача в республике Полуостров, триста кредиток годовых и самая романтическая пожизненная любовь, которую может только представить себе девил. Так пойдёт?
— Отвянь... — привычно отмахнулся подросток. — Знаешь ведь — запрошу жизнь вечную на Земле — не отвертишься!..
— Сам такой умный? Али в тетради прочёл? Пожалеешь ведь сам! Уже один такой умник был, до сих пор по миру бегает, смерти просит!.. А я тебе предлагаю наполненную, качественную, можно даже сказать — высококачественную земную жизнь, яркую, как небесный огонь!
— И столь же короткую.
— Лучше день побыть драконом, чем тысячу лет червём. Или ты со мной не согласен? Второе могу устроить... А ведь всего-то и прошу — пару килограмм макулатуры!
— Ну, не пару... — Серго притворно вздохнул... — А во-вторых, это... — он что-то бегло черкнул на бумажке и замолчал, свернув листок пополам.
— Чего «Это»? Другой бы на твоём месте уже давно согла...
Мальчик развернул лист и показал начертанное на нём: «Чего «Это»? Другой бы на твоём месте уже давно согласился... — сказал девил».
— Будем спорить дальше, дяденька Саттарис? — невинно спросил Серго.
— Мы не спорим, мы торгуемся! — фыркнул девил. — Не хочешь отдавать? Ладно. Давай я скопирую! От тебя ж не убудет! И от псины твоей поганой, чтоб ему ни дна ни покрышки!..
— Какой псины? — насторожился пацан.
— О, а делал вид, что всё знаешь! Наше Вам контрпредложение: обмен информацией! Или вообще чего хочешь. Ты мне скажи, чего ты хочешь! Хочешь мир во всём мире? Сделаем! Хочешь, доллар опустим? Или евро? Пять минут!
— Дяденька, а если я попрошу, чтобы в обмен на эти тетради все девилы навсегда ушли с Земли? И того, что на тучках, с собой увели? Бо задрал!
Саттарис открыл рот, закрыл его... Встал. Буркнул «Подрастёшь — поумнеешь!» и быстрыми шагами направился в сторону Города. Выйдя за калитку, он обернулся и прокричал:
— Вот я тебе без всяких тетрадок скажу: ой, скоро наступит время, когда ты волком взвоешь, что от всего этого отказался! Только предложить тебе тогда будет нечего! Вот теперь — всё!
И девил нарочито медленной походкой удалился.
А ведь как в воду глядел: повязали! На следующий же день и повязали! Сколько раз говорил себе Серго — не продавай пророчества незнакомцам! Но как тут откажешься, если сумму приличную предлагают? Вот и доторговался! Значок Патруля Лояльности под нос сунули, скрутили и повели к глайдеру, торчащему за сараем. Обвинения зачитали прямо в глайдере:
— Именем Государства и Правопорядка, в особенности же Министерства Лояльности и Великой Церкви, сегодня, двадцать второго дня четвёртого месяца две тысячи сто шестьдесят шестого года Эры Пророка я, Великий Координатор Всея Киевской и Харьковской губерний Мефит Восстановленович Петренко, обвиняю присутствующего здесь Серго Иоанныча Мамедова, известного такоже как «Пророк», в нарушениях правопорядка первой, четвёртой и двенадцатой степеней, а также распространении заведомо лживой информации, выдаваемой им за Откровения и Пророчества, спекуляции служебными утечками и злонамеренном саботаже. Все обвинения подтверждены многочисленными свидетельствами и... — читающий приговор отвлёкся от привычной скороговорки и обратился к Серго: — Признаетесь, или как?
Мальчишка упрямо мотнул головой.
— Ну и не надо... — офицер-инквизитор кивнул сидящему рядом человеку в чёрной форме и перчатках. Тот кивнул и, не снимая перчаток, поставил подпись на акте обвинения. — Итак, все обвинения подтверждены многочисленными свидетельствами и, за отсутствием чистосердечного признания, представителем специального подразделения при П-Корпусе Петра Иванова.
И приговор тут же: «Отправляется в Интернат в Гидропарке. Обнаруженная при обвиняемом тетрадь с пророчествами конфискуется как вещественное доказательство. Приговор окончателен и обжалованию не подлежит!»
Глайдер тяжело поднялся и, покачиваясь, пополз над деревьями подобно перекормленному шмелю. В душном салоне вокруг арестованного мальчишки сидело четверо здоровенных десантников.
Серго осмотрелся. Четыре пары равнодушных глаз вперились в него. Четыре мускулистых фигуры с автоматами на коленях кажутся расслабленными, но как это ощущение обманчиво!
— Ну вот, четверо на одного... — сам себе буркнул мальчишка и тут же получил удар прикладом под рёбра. Молча.
Потирая ушиб, Серго ещё раз осмотрел конвоиров. Равнодушие морд и собственная злость на них делают их одинаковыми, как четыре капли помоев. Но мальчишка и сам понимает, что это не так. Они всё же не «на одно лицо», да и таблички с именами на нагрудном кармане различны... Берковичус, Пушкарёвиум, Лысенковский, Сидерпауэлл... Стоп! Последняя фамилия кажется смутно знакомой... Ну да, точно! Был такой в пророчествах! «Если примет участие в Проекте «История-Хронос», то погибнет от рук своего начальника, Е.Иванова...» Предупредить его, что ли? Просто так, из вредности? Или предупредить его о том, что он завтра руку сломает... Точнее, ему сломают, когда он поссорится с Берковичусом, и тот в ответ натравит на него Пушкарёвиума... Нет, лучше не предупреждать, пусть выгребет всё сполна!
И от понимания своего превосходства Серго усмехнулся. Конечно, это превосходство не дарует ему свободы, но зато позволяет смотреть свысока на пленивших его и даже заранее наслаждаться ещё не наступившей местью...
Увидевший его усмешку качок Пушкарёвиум ударил Серго по зубам прикладом. Просто так, для профилактики.
— Ну и дурак! — огрызнулся мальчишка, заработав за это ещё один удар. Пораскинув мозгами, он понял, что пока что лучше не нарываться. Себе же хуже будет.
С другой стороны — стоит ли так радоваться, что все конвоиры умрут не своими смертями? Сидерпауэлл, например, ни в чём перед пленником не виноват, даже не ударил ни разу. Зачем же ему умирать у кромки Вековечного Леса? А если предупредить — может, и он в ответ чем поможет...
— Вы знаете, я только хотел сказать, что... — удар прикладом разбил губы, а в духоте глайдера прорычало:
— С пленным не велено разговаривать ни при каких обстоятельствах!
Тогда Серго мысленно обратился к выбранному охраннику:
— Если слышишь меня — пошевели автоматом...
Сидерпауэлл продолжал сидеть, как истукан. Уже много позднее Серго сообразил, что иначе и быть не могло: каждый из охранников мог быть телепатом, но прояви своё свойство хоть один — остальные с огромным удовольствием заложили бы его или в Государственную Инквизицию, или ещё в какую-то контору подобного типа. Так что шевелиться в такой ситуации было просто опасно.
И всё же мальчишка продолжил:
— Если слышишь меня, то когда тебе предложат повышение в Лыткарино-2, я бы посоветовал тебе отказаться. Конечно, это сорвёт тебе карьеру, зато продлит тебе жизнь... Значительно продлит, аж до конца мембарской войны, хотя я и понятия не имею, когда она даже начнётся, эта война...
Тут Серго заметил, как на шею Берковичусу села оса. Придавленная воротом форменки, она уже приготовилась ужалить. Мальчик не смог удержаться от искушения и громко подумал:
— Кто из вас меня сейчас слышит — пусть громко вскрикнет и взмахнёт руками!
Истошный визг заполнил салон глайдера.
«Так, рука завтра тоже не будет сломана, вместо ссоры с сослуживцем Берковичусу теперь светит допрос в Инквизиции и пожизненная ссылка в Гидропарк. Хё, так вот что значило: «Случайная оса сломит предначертание...» Кто бы мог подумать!»
Глайдер спустился, заскрипев опорами по песку. Мальчишку вытолкали наружу, к пятиэтажному зданию Интерната...
* * *
— Просим сюда, молодой человек...
Помещение, куда привели Ника, было меньше всего похоже на официозные кабинеты. Скорее — просто большая комната в богатой квартире. Только очень чистой и опрятной квартиры — ничего лишнего.
И люди под стать квартире — в серых штатских костюмах, иначе просто не скажешь. Деловые, уверенные в себе и осторожные одновременно. Удивительно: обычно уверенность в себе вызывает приступы наглости и самомнения, но обитатели этого офиса явно не страдали подобным пороком.
Ник присел в предложенное кресло и посмотрел на собеседника напротив.
— Вы мне поможете найти Тома?
— А почему бы и нет... Нам и искать его не надо. Скажем так — мы способны вытащить его оттуда, куда он по глупости своей попал, хотя это даже нам будет непросто. Не исключено, что придётся подключать Тринадцатый Отдел. А нам с ними наименее приятно общаться... Так что не надейтесь, что мы станем помогать Вам из чистого альтруизма. Мы всё-таки спецорганизация, а не благотворительный фонд.
Ник сразу понял, что говорить с ними лучше, как с йуругу, когда те в плохом настроении.
— Я готов... — сказал он. — Что я должен сделать?
— Для начала я хочу, чтоб Вы поняли: мы не верим, что Вы Родослав Дракуля. Более того: мы тут порылись в Сети и обнаружили, что Вы максимально подходите под описание пропавшего не столь давно из родового замка в Трансильвании Никиты Дракули. Вам повезло, когда патрульный ошибся. Вам повезло ещё больше, что нам всё равно, Ник Вы или Род. Мы хоть и служим своей стране, но понимаем, что без сотрудничества с разными слоями населения нам не справиться со своими целями. Так что нам нужна услуга, которую нам может оказать только подросток не старше отроческого возраста. И желательно — неизвестный здесь, чтобы досье на него не имелось ни в одном из доступных каналов...
— И вы выбрали меня.
— Точнее — Вы сами нам подвернулись. Счастливый случай. И для нас, и для Вас. Вы помогаете нам, мы — Вам.
— Хорошо. Тогда ближе к делу. Я ведь уже сказал, что готов. Так введите меня в курс задания. Пожалуйста.
Сидящий за столом усмехнулся и бросил на стол несколько снимков. На них было невысокое, пятиэтажное здание посреди песчаного пляжа метрах в двухстах от воды.
— Мы вынуждены независимо ни от кого контролировать различные безумные проекты нашего правительства, пока оно не наломало дров. Но увы — есть места, нам недоступные. Одно из них — интернат в Гидропарке. Всё, что о нём известно — это то, что туда отправляют несовершеннолетних преступников и что никто оттуда ещё не возвращался. Совершенно никто.
— А может — их там убивают? — предположил Ник.
— Вряд ли. Спутники регистрируют биоактивность внутри здания. Увы — нам нет доступа внутрь, чтобы исследовать интернат изнутри. Из сердца его, так сказать... Вот тут-то Вы нам и поможете. Мы сфальсифицируем против Вас дело... допустим, за нелояльность стране или религии, тут уж можете сами выбрать по вкусу... И отправим Вас в интернат. Там Вы пробудете полгода, как раз ровно столько, сколько нужно нам, чтобы вытащить Тома из другой неприятности. За это время Вам поручается всё там выведать и запомнить. Тщательнее запомнить, потому что письменные варианты ненадёжны: записи могут отобрать, память же не стереть настолько, чтобы люди Иванова не восстановили бы её.
— Но вы сказали, что оттуда никто не возвращался...
— Разумеется. Тут-то и кроется изюминка. Все попадавшие туда были действительно преступниками. По крайней мере — с точки зрения нашего государства. А вот Вас мы затем оправдаем и поднимем шумиху в прессе, что в интернат попал невиновный мальчишка. В результате Вас просто вынуждены будут отпустить, под давлением Хранителей Прав Человека при Юнеско и Комиссии по Контакту с Внеземельем. И вот тогда-то Вы и расскажете нам весь накопленный пакет данных, а мы вручим Вам Вашего Тома — и мотайте с ним куда Вам угодно, только подальше от нашей страны! Можем даже сделать вам визу куда-то в Европу или наоборот, в королевство Эбург.
— Что тут думать — я согласен.
— Отлично. Лейтенант проведёт Вас в экипировочную, где Вы подберёте себе всё, что Вам покажется подходящим для миссии. Затем мы обучим Вас пользоваться тем, чем Вы не умеете. Внедрим контрольные датчики. А затем уже отправим Вас в интернат.
Такого оружейно-шпионского богатства юный Дракуля не видел даже в книжках про Джеймса Бонда и Храброго Гарибальди. Передатчики, крохотные, как зёрнышко перца, мечи, сворачивающиеся на манер пояса, пистолеты, сами вскакивающие в руку владельца при особом движении этой самой руки... Фото, видео и прочие средства наблюдения... Просто глаза разбегались. Ракетные туфли с ускорителями в каблуках, лазерные ослеплялки в очках, парализаторы в виде столовой вилки... Даже мины в виде шариковых ручек и конфет-драже.
— Боюсь, что обыскивать при входе будут хорошо... — сказал Ник сам себе и принялся перебирать реквизит. Был большой соблазн взять меч-пояс, но Том так и не успел обучить своего друга фехтованию, а без этого умения от меча больше вреда, чем пользы. Пистолет тоже не показался надёжным — патроны в огнестрельном оружии обычно кончаются в самый неподходящий момент, если это не кино про ковбоев, а жизнь...
— Скажите, а можно сделать такой нож, чтобы был прочным, тонким, а в руку выпрыгивал, как ваши пистолеты? — обратился к лейтенанту мальчишка.
— Пару часов... — ответил тот и отдал кому-то распоряжение по селектору.
— Та-ак... Теперь... Вот эти очки с лазером, вилку с запасными аккумуляторами, зубную щётку-аптечку, туфли... Ой, а можно сделать то же, но не в туфлях, а в кроссовках? А то сейчас в туфлях почти никто из пацанов и не ходит!.. Можно? Спасибо! И ещё... Ещё я возьму вот это... — Ник указал на простую парафиновую свечу, неизвестно как оказавшуюся среди всего этого технохлама. Он даже не знал, понадобится ли ему эта свеча... Просто она напомнила ту, из его Замка, и в мальчишке взыграла обыкновенная сентиментальность.
— Тогда и зажигалку посоветую... — лейтенант оставался серьёзным. — А то нечем зажигать свечу будет.
— От очков зажгу, — беззаботно начал Дракуля, но лейтенант не успел ещё завершить свою мысль:
— Тем более что в зажигалке цифровой фотоаппарат и аварийный маячок. А со свечой в комплекте эта вещь не вызовет в карманах мальчишки подозрений. По крайней мере — не должна вызвать... Я так надеюсь.
— Вы всего лишь надеетесь?!
— Увы — у нас полный ноль информации о структурах Интерната. Поэтому мы можем лишь предполагать...
— По крайней мере — спасибо за честность...
Через четыре часа, полностью экипированый, Ник снова предстал перед шефом.
— Смотришься... — сказал тот, критично осмотрев мальчишку. — Гармонично, ничего не скажешь... Теперь прошу к медикам...
Вживление датчиков оказалось почти простым уколом. Нику сжали ухо небольшими щипчиками, словно прокалывая дырку под серьгу. Кольнуло. Больно.
Доктор положил свой инструмент. Ухо саднило.
— Теперь надо подождать три дня, пока ухо зарастёт, — сказал шеф, всё это время стоящий рядом. — За эти три дня научишься пользоваться экипировкой. Затем активируем передатчик в мочке твоего уха и подготовка к засылке будет завершена. А пока — прошу. Лейтенант покажет Вам Вашу комнату.
Забавно смотрелись эти постоянные переходы шефа с «Вы» на «Ты» и с «Ты» обратно на «Вы», но Ник даже не усмехнулся — было просто не до того.
«Эх, Том, Том, и почему это тебя понесло остаться в этом вагоне?» — подумал Ник, уже засыпая...
* * *
Том не первый раз так развлекался — усаживался в вагоне поудобнее и дожидался, когда там, в этой глубине метрополитена машинист пойдёт из первого вагона в последний, в противоположную кабину, чтобы вновь вывести поезд к пассажирам из зева пещер. Порой Тома замечали заранее, и тогда оставалось только вежливо поздороваться. Порой проходили мимо, даже не скосив в его сторону глаз. И вот тогда наступала счастливая минута самой идиотской в мире шутки: надо было пропустить машиниста мимо себя, а затем громко и внятно произнести: «Бу!»
Как они подпрыгивают на месте!.. Что поделать — в сумерке вагонов с отключенным светом пацанёнка не так-то и легко определить... А привидений боятся даже те, кто в них совершенно не верит... Вернее даже — привидений боятся как раз именно те, кто в них не верит. Потому что уже знакомые с призраками вряд ли способны испугаться их... Ну скажите сами, пугаетесь ли Вы своей тёщи, или просто опасаетесь с ней общаться?.. А если Вы помоложе, то пугаетесь ли Вы своей классной руководительницы, или просто опасаетесь, что она заметит, что Вы вновь не успели выучить урок?.. Вот так и с привидениями. Знающие их могут разве что опасаться, что дух будет явно не в духе...
Щёлкнул замок, и дверь в кабину машиниста приотворилась. Противно ударило стонущим ощущением, словно снизу вверх и сверху вниз забегал внутри хребта холодный щекотливый шарик. Этого только не хватало! Бессмертный! Тут, машинистом!..
— Никого рядом нет, малыш... — равнодушно выдохнул входящий в вагон. — Так что нам никто не помешает эти десять минут... — с этими словами машинист сбросил картинным жестом свой форменный пиджак на скамейку и выставил вперёд руки, словно сжимая в них меч.
— «Сумасшедший! Ура! Свихнувшийся бессмертный!» — пронеслось в голове и оборвалось: по мере движения рук в них плавно проявлялся, словно материализовываясь, собираясь на месте из атомов воздуха, прямой двуручный меч-эспадон.
— Я, Алан Крагер, прямой внук Крагера Всех Крагеров, бросаю вызов тебе и жду ответного представления.
Том выхватил из-за спины клинок и, со звоном рассеча воздух, отсалютовал:
— Я, Томасо Слипер из клана Селета, Воин Сновидений и Странник Дороги, принимаю твой вызов и готов сразиться, как о том гласят законы нашей чести. Однако не считаешь ли ты, что после грандиозно провалившегося Собирания поздновато махаться мечами?.. Почти два века минуло с предсказанных пор...
— Ну и что... — пожал плечами Крагер. — Люди Земли тоже из столетия в столетие ждут конца света... А он всё не наступает... Потому что считали неправильно, когда вычисляли, наверное... Так и у нас. Видимо — время Собирания должно было прийтись не на хвост двадцатого века, а попозднее... И кто сказал, что это случится не сейчас или десятком-другим лет позже?.. И, кстати, не предлагай мне дружбу и прочее в том же духе: я ищу опыт, а не знакомства. А опыт прожившего более четырёх тысяч лет в теле мальчишки и выжившего всё это время, должен быть по крайней мере интересен и любопытен... Так что не будем тянуть время... Защищайся... А то мне надо ещё поезд переключать на обратный ход...
Огромный меч свистнул перед самым носом, но Том не стал блокировать удар. Напротив, отступив на полшага, он подтолкнул меч противника, используя его же энергию... М-да, что и говорить... Ощущение, будто по рельсе рубанул. Меч в могучих руках мускулистого Алана не ускорился и даже не соблаговолил качнуться. Словно памятник, а не человек. Или киборг... Говорят — они сильные...
Снова рыскнул эспадон. И снова аккуратно, даже немного деликатности и грации появилось в этом движении.
Том удивился. Такими мечами обычно размахивают, всей тяжестью обрушивая на противника сверху. А осторожничать, словно это не эспадон, а эспадрон или рапира — это или пижонство, или...
— Ты что, Алан, бережёшь вагон?..
— Берегу. Зачем ему страдать, он на моей ответственности...
— Боюсь, не тебе держать ответ за вагон после сегодняшнего вечера... — и Том провёл серию коротких и быстрых атак. И каждая из них налетела на защиты Алана. Словно лом под катану подставили. Тяжеленный и инертный.
— Мне, малыш... Мне...
Ответный выпад, и щёку Тома ожгло болью. Пока разрез срастался, рот заполнился солоноватым привкусом крови. А этот вкус всегда и у всех будит звериные начала. Просто звери у разных людей разные в душе обитают. У одних лев, а у других кролик... В душе Тома, кажется, обитала помесь карликового дракона-насмешника и старого хитрого лиса.
— Ну надо же, ты хотел заставить вечного вечно смеяться! — выкрикнул Том и ринулся в такую яростную атаку, что сам чуть не испугался. А Крагер, привыкший легко орудовать своей родовой железякой и бить противника на расстоянии, просто опешил и оказался беспомощным, когда вплотную к нему оказался этот клубок рук, ног и взвизгивающей оружейной стали лучших мастеров внеземелья. Порезы сыпались один за другим, и каждый наносился со своим комментарием. Наконец, вслед за «А это за внучку той бабушки, которая видела тебя в момент твоего рождения!» сталь свистнула особенно громко и противно. Словно застонала в желании испить крови. Говорят — так стонут Чёрные Шпаги, готовясь испить душу повергаемого ими врага. А вслед за свистом — боль в кисти... И меч падает на пол сам, потому что его просто нечем удерживать..
— Если ты поклянёшься оставить в покое меня и моих друзей — я готов пообещать больше не нападать на тебя и сохранить твою жизнь... — устало говорит Том.
— Обещаю... — Крагер поднимает с пола свою кисть правой руки и прикладывает её левой рукой к обрубку, ожидая, пока она снова прирастёт на место. — Только прошу об одном — если кто-то из моих потомков придёт к тебе и попросит обучить его — не отказывай ему, пожалуйста...
— Я посмотрю на его мысли... И если увижу, что не всё для него потеряно — я обучу его. Обещаю. А ты... Расскажи, как ты меч делал невидимым перед боем? Это ж... он такой большой...
— Эх, ты, сновидец! Фамилию «Сновидящий» носишь, а догадаться не можешь! Из сна вытягиваю! Из Пространства Снов! Сам-то, небось, то пирожные, то пиво из Запределья таскаешь... А вот оружие так таскать не додул...
— Я думал над этим... — Том с ногами уселся на кресло и закинул катану за спину. — Но не всегда спящим снится то, что тебе нужно... То есть... я не совсем то хотел сказать... Иногда бывает просто, что никому из спящих не снится в тот момент то, что нужно тебе...
— Эх ты... потребитель... — усмехнулся Алан. — Только таскать и можешь! А самому положить что-то в сон заранее — слабо?.. — рука его уже приросла, и теперь он вытирал на полу следы крови. Вытирал мокрой тряпкой, которую тоже достал из снов... Неужели это был ночной кошмар Золушки?..
— Слабо... — признался Том. — Ведь стоит спящему проснуться, и вещь исчезнет, когда спящий проснётся!
— ...Когда спящий проснётся... Хм-м-м... Ну так и выбери того, кто точно ДЛЯ ТЕБЯ не проснётся! Я, например, свой меч храню во снах Чёрного Короля. Согласись — это надёжно... Пока он спит — в его снах можно хранить всё, что угодно... А когда проснётся — нам это уже помешать не сможет, ведь в тот миг исчезнем и мы... Мы ведь все — лишь сон Чёрного Короля...
А поезд шёл всё дальше и дальше, стуча на стыках рельсов...
— Ой, кажется, мы едем больше десяти минут!.. — Том насторожился.
Крагер вскочил и взглянул на часы... Увы — часы на руке бессмертного не становятся бессмертными, а потому пострадали при одном из выпадов Тома и больше идти не могли... И всё же... Всё же Алану тоже начало казаться, что слишком уж долго они едут в темноту и неизвестность... Да, именно неизвестность... Ведь на карте аппендикс отстойника — короткая жилочка, а не длиннющая нить... Но кто тогда прорыл остальное? И зачем?!
В окнах забрезжил призрачный рассвет... Или просто светящаяся дымка... Постепенно разрозненные клочки серого сияния сложились в проносящийся за окнами пейзаж: холмы, деревца, пригородные вокзальчики... Мимо них пронёсся полупрозрачный паровоз с единственным вагончиком... Ожил голос автодиктора под потолком и разборчиво произнёс:
— Станция «Поезд дальше не идёт». Поспешите освободить вагоны. Ускорьте высадку и посадку. Следующая станция — Якорное Поле.
Мигнули и включились лампы под потолком. Почему-то они светились устойчивым густо-синим цветом, словно ночь в голливудских фильмах...
Повинуясь наитию, Том выпрыгнул на перрон. Впрочем, это он так потом сам перед собой оправдывался — «повинуясь наитию»... А обернись всё иначе — и никак не оправдать было бы подлинной причины: он просто струсил и выскочил из ставшего похожим на ночной бред поезда, выскочил в бред не меньший, но ещё не успевший заполонить мозг... А поезд вместе с Аланом умчался в чёрный зев тоннеля, открывшийся перед ним прямо в воздухе. И стоило только скрыться в черноте последнему вагону состава, как подбежавший откуда-то длинноухий койот смотал вход тоннеля в трубочку, как сворачивают акварельный рисунок, и уволок с собой в деревушку на горизонте...
Том огляделся... Хрустальные рельсы проходили в паутинной траве, вокруг было полно этой лёгкой и почти невесомой травы, по сравнению с которой шелковистый ковыль показался бы закостенелее и жёстче баобаба. Прямо в полянку посреди травы были воткнуты два столба из немного дымящегося льда, вершину которых украшали две масляных лампы-плошки. А под лампами к столбам была прикручена шурупами ветка серебристого дерева, на которой болтались пенопластовые буквы: «Поезд дальше не идёт»... Похоже — это таки и есть название станции...
* * *
— Та-ак, ровней... Равновесие держи!..
Ник парил над землёй в полуметре от пола, пятками ощущая вибрацию реактивных двигателей в каблуках. Рядом стервятником кружил наставник. Его туфли, как и кроссовки Ника, выбрасывали вниз чуть колышущееся марево выхлопа.
— Теперь чуть приопусти носки, чтобы двигаться вперёд...
Кажется, мальчишка слишком уж резко рыскнул носками: его понесло вдоль всего зала, рывком приблизились, словно прыгнули на него, мишени у дальней стены. Снова врезаться в стену не хотелось, и так ушибов хватает... Что делать?! Наверное — задрать носки...
Получилось! Нет, точно получилось! Ника затормозило почти у самого финиша и столь же резко швырнуло назад, спиною вперёд. Что-то мягко ударилось в плечи и, матерясь, покатилось по залу, то сшибая тренировочные манекены, то плавно взмывая к светильникам на уровне третьего этажа. Что это?!
Спустя минуту Ник распознал таки в этом прыгающем клубке своего учителя-инструктора. Кажется, бедняга слишком неудачно столкнулся с отлетающим учеником и теперь никак не мог восстановить равновесие...
Уроки по обращению с ножом тоже проходили не очень-то гладко. Ник несколько раз больно порезался, прежде чем сообразить, как нужно держать руку, чтобы гибкий манипулятор подал клинок не лезвием, а рукоятью в ладонь. Зато потом... Теперь нож возникал в руке словно сам по себе или по мановению джинна. Было в этом ноже и ещё одно удобство: его нельзя выбить или потерять. Достаточно разжать руку — и он скользнёт в маленький контейнер, спрятанный под подмышкой. А затем просто сделать выброс рукой — и нож снова готов к бою.
— Ничего, порез тебе только на пользу пойдёт, — сказал Нику шеф службы, заглянувший посмотреть, как идёт обучение. — Слизнёшь сейчас кровь, пусть даже и свою собственную, глотнёшь — и взыграют в тебе гены, станешь неуязвимым и могучим Королём Ночи, князем вампиров, как это подобает представителям твоего рода.
Мальчишка аккуратно промокнул кровь носовым платком и сказал:
— Не стану.
— Это почему же?.. — удивился шеф.
— А потому, что не глотну. Вкус у неё противный. И вообще я не хочу быть вампиром. Хотел бы — не бежал бы из Замка.
— Ну, как знаешь... Кстати — ты не поможешь нам прояснить одну детальку? Что случилось с твоим родовым Замком после того, как ты покинул его?
— Рухнул он, насколько я могу судить... — ответил Ник. — Примерно минут через десять после того, как я сбежал. То ли вес картин развалил-таки за века его стены, то ли проклятие какое сработало... Или песня Менестреля помогла... Или флейта Крысолова — Звёздного Флейтиста. А может — всё и без мистики обошлось, просто гремлины с йуругу что-то нахимичили, наизобретали, а оно и рвануло на испытаниях... В общем — причин не знаю, а последствие одно — замок превратился в груду руин...
— ...Странно, — докладывал полчаса спустя шеф отдела своему Большому Шефу, которого Ник не то что не видел, а даже не догадывался о его существовании. — Этот вампирёныш утверждает, что его замок просто рухнул. Однако посланный туда геликоптер передал снимки... В общем — там нет руин замка, и даже каменного крошева нет. Трава. Трава и деревья. Такое ощущение, что там вообще никогда не стояло никакой постройки! Даже следов от фундамента не удалось обнаружить. Вспоминается Реттерхальмский Синдром: помнится, тогда исчез с холма целый город, и тоже совершенно бесследно, будто этот холм никогда и не обживался. Позднее, помнится, один из фантастов предположил, что город переместился в параллельный мир, на иную грань бытия, так сказать...
— Эту версию тоже придётся разрабатывать, — сухо ответил Большой Босс. — Мы уже два месяца наблюдаем в Сети письма, которые пишут обитатели этого Замка. И адреса отправителей прежние. Создаётся впечатление, что Замок где-то стоит, целый и невредимый, и даже коммуникации его все сохранились. Вот только вычислить его местоположение невозможно. Даже отчёты нашего внедрённого агента Венеда не проясняют, а напротив, ещё больше запутывают картину. По его докладам — замок цел и невредим, местность почти та же самая, только вместо деревеньки возникло зловещего вида болото, на котором завелось нечто, невообразимое даже по меркам замкового населения!..
— Что же это тогда может быть, что даже замковая нечисть считает его невообразимым?!
— А шут его знает! Если разыщем замок — и болота протралим, проверим из конца в конец... А пока что будьте готовы к...
...Теперь Нику предстояло осваивать лазерные очки. «Глаза Абадонны» — прозвали их здешние обитатели. И действительно, было что-то в этом огненном взгляде от персонажа книг Булгакова. Вот только первое же применение страшного наглазного оружия мальчишка избрал нетрадиционное — на стене выжег свой автограф: «Ник Дракуля посетил эти стены в сентябре 2166 года». А потом в качестве наказания и тренировки одновременно сводил эту надпись со стены теми же очками. Почему наказания?! Шеф пояснил ему:
— Ты не забывай, что ты тут в некотором роде нелегал. А поэтому следов оставлять не должен! Уразумел?..
— Уразумел! — ответил Ник, а затем всё же расписался вновь, на этот раз на потолке, и замазал это извёсткой, набранной в закутке коридора, где пылился многолетний строительный мусор. Заодно и с кроссовками ещё разок потренировался...
— Кстати, — спрашивал он потом у лейтенанта, — А что, с улицы никто не замечает, что на целых три этажа дома ни одного окна?..
— А с чего бы им замечать?.. — удивился тот. — Для любителей совать свой взгляд в чужие окна мы прикрепили туда голограммные проекторы. Так что для стороннего наблюдателя окна есть, и за ними обычная жизнь самых обычных горожан, со ссорами и перемириями, чтением книг и занятиями любовью, подглядыванием за соседями через замочную скважину и подглядыванием за всем миром через интернет или телевизор... Всё как и везде... Скучно и обыденно. Но — мы отвлеклись, а Вам ещё надо освоить парализатор... Не забывайте — завтра экзамен... И — время не ждёт..
И вот оно — испытание! Ник нёсся вдоль ряда качающихся манекенов в стандартной униформе, ловко лавируя на высоте полуметра от земли и тыкал в стандартные фигуры «вилкой». Каждое удачное попадание отмечало вспыхивание контрольной лампочки на манекене. Всё близилось к блестящему финалу, как вдруг... У последнего манекена вместо зажигания лампочки внезапно закатились глаза и он поленом рухнул на пол. Ник присмотрелся и охнул:
— Ой, извините, шеф! Не признал!..
— Значит — готов к заброске — произнёс тот, едва вновь обрёл дар речи. — Ладно, приготовься к активации передатчика...
— Шеф, кстати, а меня не засекут по передатчику как по маячку?
— Нет, не волнуйся. Это ж не просто пищалка. Он запоминает несколько суток всю звуковую информацию вокруг, затем сжимает её с компактное сообщение и выстреливает его меньше чем за секунду. За это время не то что засечь связного, а и заметить сам факт передачи просто нереально. И запомни — в момент передачи в ухо будет бить резкая боль. Это побочный эффект, тут уж ничего не поделаешь. Придётся тебе потерпеть. Главное — не подавай виду, что больно. А то в случае врачебного осмотра инородное тело передатчика могут и обнаружить, если особенно тщательно поискать...
— Ладно, я потерплю...
— Тогда готовься. Тебя ждёт Интернат.
* * *
Интернат когда-то называли «Тёплым Домом». Любой интернат. Потому что считалось, что в этих стенах взрослые-воспитатели дарят детям своё тепло души, помогая оттаять душам сирот... Давно, ещё в двадцатом веке, жизнь доказала, что так будет не всегда. Злоба одних и озлобленность других убили на корню добрую идею, превратив интернаты в земли отчаяния и страха, боли и страданий. И дети бежали оттуда, когда только предоставлялась такая возможность. Бежали, как из тюрем. А когда попадались — их избивали, как в тюрьмах, и вновь водворяли в ненавистные серые стены, в рассадник боли и произвола сильных. Уже тогда кто-то предложил свести персонал до минимума, заменив всё, что можно, автоматами... Но не заменишь ведь ни учителей, ни воспитателей, ни поваров... И всё оставалось по-прежнему. Камеры, вживленные в стены, тоже не способствовали восстановлению порядка: на все камеры и всё время плёнки не напасёшься, а заметив нарушения на мониторе — потом без записи не докажешь, что ты не верблюд... Да и не хотели работники ничего доказывать, если уж честно: на что им эти «малолетние психи и маньяки»? Только как повод для получения зарплаты и годятся...
Впрочем — к Интернату в Гидропарке это не имело никакого отношения. Он не просто был похож на тюрьму. Он и был тюрьмой для несовершеннолетних, уличённый в особо тяжких преступлениях: занятиях магией или нелояльности к текущей Власти и Официальной Религии. Таких отправляли в эти стены и сбрасывали со счетов: из Интерната ещё никто не вырвался. Так что хлопот Государству эта постройка на островке посреди Днепра не доставляла, а от многих головных болей избавляла...
Всего этого Ник не знал да и знать не мог. А о чём догадывался — то не воспринимал всерьёз... Для него это всё было лишь помесью игры в шпионов и спасением друга.
Глайдер высадил его у самого входа в Интернат и тут же взмыл в облака, лишь только вышедший из здания встречающий поставил подпись в путевом листе. Встречающий был в чёрной униформе с тремя косыми полосами на рукаве. Сжав руку Ника, он буквально втолкнул мальчишку внутрь. Дверь с гулом задвинулась, и почти тут же в неё что-то глухо гупнуло, словно в неё швырнули средних размеров валун. Пол отозвался щекоткой вибрации.
— Туда... — чёрный указал рукой вглубь коридора. — Не оборачиваться!
Ник всё же обернулся, с удивлением заметив, что дверь не пострадала от толчка и удара. И тут же получил удар сам. От чёрного.
— Я же сказал — не оборачиваться! — и провожатый толкнул Ника вперёд.
Коридор, поворот, ещё коридор... Снова поворот... За ним — ещё двое в чёрном, у каждого по одной полосе на рукаве. Втроём они конвоируют Ника за следующий поворот...
...Ник не понял, как это произошло, но на какое-то время он, похоже, потерял сознание. Только что он поворачивал в очередной коридор в сопровождении трёх чёрных фигур — и вдруг перед ним открывается дверь в коридор, ведущий из Класса в Жилые Комнаты. Названия всплыли словно сами собой. Трёхполосный куда-то исчез, а один из однополосных держится за руку. Ткань рукава у него потемнела и влажно блестит. Во рту — солоноватый привкус. Противный. Ник сплюнул на пол кровавой слюной и сморщился.
Конвоиры ввели мальчишку в просторную комнату, оттуда — в другую, поменьше, но заставленную кроватями и тумбочками. Пинком вытолкали пацанёнка на середину комнаты и молча удалились. В глубине закрывшейся двери что-то щёлкнуло...
— Ой, новенький... — осторожно сказал кто-то...
Ник обернулся. В комнату вошли несколько ребят и теперь смотрели на него. Без особого удивления. Скорее — так смотрят на новую мебель, внесённую в привычную и уже обжитую квартиру.
Увы — лица вошедших не вызвали у мальчишки желания сводить с ними знакомство поближе. Неприятные были лица. Злые и какие-то затравленные.
Пожалуй — только двое и выделялись среди них. Грустный мальчишка совсем невысокого роста, словно года на три младше Ника, и высокий сумрачный подросток, в котором аристократические манеры прочно смешались с вольницей деревенской жизни.
Однако — Нику предстояло тут находиться как минимум полгода, а значит — надо было затолкать неприязнь поглубже и знакомиться с обитателями этих комнат. Он поправил сбившуюся причёску и сказал, обращаясь прежде всего к тем, двоим:
— Ник. Меня зовут Ник.
— А нам-то что, — один верзила нагло плюхнулся на кровать и задрал ноги на спинку, немилосердно воняя носками.
Однако другие его не поддержали, и вскоре юный Дракуля уже знал имена всех здешних обитателей. В частности, сумеречного звали Серго, а маленького — Ник. Почти как Дракулю... Почти. Николка. Николя... И был он не младшим, а просто ростом не удался. Может — нехватка витаминов, а может — ещё какая причина... Он жил здесь с трёх лет и поэтому гадать теперь можно сколько угодно. А может — и не с трёх... Просто помнил он себя с трёхлетнего возраста, а сколько помнил себя — столько тут и обитал. Он был самый маленький в классе, Нику по пояс, щуплый, большеголовый, невероятно всклокоченный и грустный.
— Ну — привет, тёзка! — улыбнулся ему Ник.
— Тёзка?
— Ох и дикие же вы тут! Тёзка — это значит человек с тем же именем, что и у тебя...
— Да это я знаю... Хотя университетов и не кончал, — в голосе мальца появилась насмешливость. — Я вот только не пойму, не будут ли нас теперь путать...
— Кто?
— А не всё ли равно! — он присел на уголок кровати и теперь беззаботно болтал ногами. — Например, на перекличках, что тут каждое утро бывают! Или в столовой...
— М-да, — Нику захотелось подколоть мальца в ответ, — Если перепутают наши тарелки — это будет трагедия. Я рискую остаться голодным, а ты — помереть от переедания...
Верзила на своей койке противно заржал, и Ник тут же поклялся больше так над тёзкой не шутить. И вместо второй серии хохмочек примирительно сказал: — Да ладно, не сердись. Я ж так, пошутил... Ну, если так обиделся, можешь стукнуть меня...
— Зачем?! — удивился Николка.
— Ну, может, полегчает!.. — совсем растерялся Ник, понимая, что из-за простой глупой шутки стремительно теряет контроль за ситуацией.
— Не думаю, что кулаками можно решить споры... — ответил малец.
— А я думаю! — это верзила.
Ого! Ник тут же понял, что всё снова становится на места. Осталось повернуться к верзиле и...
— Сударь, если Вы ростом обогнали слонопотама, то это ещё не повод утверждать, что Ваши кулаки принесут Вам только победу!
— Ого! Интельгенчик! — лениво поднялся верзила. — Ах, ну да, он же в очках! Не сломать очочки-то, а? А давай, я их тебе засуну в пасть, а ты их сожрёшь!
— Санти, не трогай, он же новенький! — вскричал Николя.
— Брысь! — отбросил его здоровяк и резко, без предупреждения ударил Ника ногой. И взвыл: нога не застала мальчишку на месте, зато ощутимо вступила в контакт со стальной спинкой кровати. Взбешённый, он снова кинулся на Ника, и снова на его пути лишь пустота и сталь спальной мебели. Даже не потерев ушибленную руку, он прыгнул на лениво скрестившего руки новичка... и впечатался в стену с грохотом свихнувшегося КАМАЗа.
— Ты, б...., не бегай, как..... — прохрипел он. — Трусишь схватиться врукопашную?!
Лучше б он этого не говорил. Теперь Ник при следующем прыжке обидчика не просто отошёл в сторону, а ещё и вцепился в того, ускоряя полёт в выбранном самим нападающим направлении. Деревянная тумбочка разлетелась на куски и оросила попавшего в неё своим содержимым.
— Продолжим, или успокоишься? — поинтересовался Ник. Он даже не запыхался. Противник же дышал глухо и сипло, словно мехи в заброшенной кузне, куда вселились и только начали обживать новое пространство вездесущие гремлины.
— Ты... не... человек... — выдохнул верзила.
— Спасибо, я это и так знаю... — равнодушно ответил Ник и скосил взглядом, присматривая новое место для уклонения. Но драки не последовало. Здоровила плюнул на пол кровавой слюной и побрёл из комнаты вон. А затем долго плескал водой в рукомойнике.
— Ну ты и мастер... — выдохнул Серго. — А меня такому научишь?
— Почему бы и нет... Это не секретные знания, а просто Искусство.
— Ага... Такой мастер, а говорил, что я могу его ударить... — Ник-второй посмотрел на Ника Дракулю и грустно усмехнулся: — Искал повода для драки?.. Дал бы размахнуться, а потом...
— Малыш, ты, видимо, совсем психованный! — озлобился Дракуля. — Не забывай — я сам предложил тебе ударить меня. А, стало быть, я бы не сопротивлялся. Ведь я дал тебе слово. А дворянское слово — нерушимо. Даже если оно дано в поспешности и горячности...
— Но зачем? Зачем я должен был бить тебя?
— Потому что я обидел тебя своими насмешками над твоим ростом. И посчитал, что если ты меня поколотишь — то это успокоит тебя, потому что ты таким образом отомстишь за нанесённую обиду...
— Глупо посчитал... — ответил малыш. — Может, среди вас, воинов, и принято решать вопросы кулаками, но я не считаю грубую силу панацеей от всех бед. Ой, а ты всегда с собой вилку таскаешь?
Ник едва успел выхватить из рук мальца уже активированную вилку-парализатор, которая каким-то непостижимым образом перекочевала из карманов Ника в эти самые руки... Поставив сей предмет кухонного обихода на предохранитель, он усмехнулся:
— Почти всегда. Есть-то чем-то надо... А как она, кстати, молодой человек, попала к тебе? Я её обронил, пока дрался с этим?..
За Николу ответил худющий горбоносый паренёк с большими глазами и карими конопушками, такими неуместными на этом лице, обрамлённом чёрными, как вороново крыло, волосами:
— Ты не сердись, Ник. Это Ник... ну, наш Ник... из любопытства взял посмотреть! Ты не думай, он не крысятничает, просто любопытный очень и какой-то бесшабашный. Но он всегда отдаёт то, что берёт... Мы как-то уже к этому попривыкли. Не бей его, ладно?
— А я и не собирался бить... — опешил мальчишка. — Я вообще не люблю драться...
— Ага, мы видели, как ты не любишь! — хмыкнул горбоносый. — Вон как Санти отделал!
— Но я не утверждаю, что мне это доставило удовольствие. Тем более что он первый начал...
— Первый... Первый... — подтвердил ропот толпы.
— А моя борьба — как раз против тех, кто лезет первым... — завершил свою мысль Ник.
На этом происшествия того дня и завершились. Вот только случайно оброненное Ником в адрес его тёзки «Малыш» прилипло и стало теперь для Николки прозвищем. Впрочем, малыш носил его гордо, как награду, полученную из рук... пардон, из уст... такого странного бойца и вообще хорошего товарища...
* * *
Ночь прошла спокойно. Даже здоровань Санти не попытался взять реванш, пока его обидчик спит.
Честно говоря, Ник особенно и не задумывался над такой опасностью... Это уже потом, утром, пришёл запоздалый страх. А тогда... Тогда он безмятежно посапывал носом, и снилось ему, что он снова в своём Замке в далёкой отсюда Трансильвании. Хотя — что значит «Далеко» в эпоху визитов на Землю инопланетной цивилизации?.. И даже не одной, если верить сплетням... Говорят, кроме этих вот, с причёсками-треуголками, прилетали ещё какие-то чешуйчато-бугристые, полгода копались тайком на каком-то закрытом объекте в Массачусетсе, а затем исчезли так же нежданно, как и явились... Впрочем, не всем сплетням стоит верить даже в наши дни...
Николка не разделял спокойствия Ника и почти всю ночь не спал, приглядываясь к спящим и твёрдо решив, что если среди ночи Санти встанет, то он зашумит, чтобы вовремя разбудить тёзку.
Но встал не Санти. Тихо, стараясь не разбудить никого рядом, встали горбоносый Вадим и его друг. Осторожно, на цыпочках, сжимая в руках свои потрёпанные кеды, они выскользнули в соседнюю комнату.
Интересно, что они там забыли?.. Комната-то пустая, если не считать столов и стульев... Или обоим одновременно приспичило в туалет?
Любопытство — не порок. По крайней мере, сколько Николка помнил себя, столько и следовал этому принципу... Подождав минут пять, он скользнул следом за друзьями. Никого.
В комнате было совершенно пусто, только свет из высокого окна падал на стену напротив, очерчивая голубой прямоугольник.
Тишина... Хм-м, ну не провалились же они оба в унитазы!
Малыш заглянул к рукомойникам, включив свет. Никого. Все кабинки нараспашку... Странно... Это уже становилось совсем интересным! Неужели они открыли способ отпирать заблокированные на ночь двери, ведущие к Классу и Столовой?! Если так — то скорее всего этот способ нашёл не Вадим, а Лёва... Вадим — он скорее приколист и насмешник, но изобрести что-нибудь новое ему слабо... Впрочем, кто бы ни открыл этот способ — надо срочно узнать этот метод и себе!
Возвращаясь из рукомойной, он толкнул дверь. Увы — неприступная, как и всегда... Запертая и непрошибаемая... Неужели снова Дань Тёмному?!
Про эту Дань говорили многие. Но — всегда шёпотом, и только среди своих. Сперва Николка и сам думал, что это страшилка на ночь, но затем, когда начали пропадать ребята, которых он хорошо знал...
Исчезали всегда ночью. Просто наутро класс просыпался — а одна или две постели пустые. Простыни смяты. Одеяла откинуты... Словно их обитатели вышли на минутку... И ни разу пропавшие не возвращались.
Вот тогда-то и пошла гулять сказка про Тёмного. Никто не мог точно описать, как он выглядит. То ли как тень на стене, то ли как паукообразная скрипящая тварь, то ли как злобный колдун во всём чёрном... Но все сходились на том, что Тёмный иногда пробуждается от спячки и выходит во Внешний Мир собирать свою кровавую дань. А если никто ему не попадётся там, в Городе, то возвращаясь он забирает кого-то из узников Интерната, чтобы затем сожрать его в своей берлоге и снова впасть в сытую летаргию на многие дни...
Страшилки про Тёмного гуляли, то обрастая подробностями, то превращаясь в нечто эфемерное и высокомистичное, и к ним постепенно даже привыкли... Но всё же, когда утром обнаруживались пустые кровати — холодок скользил по спинам ребят, заставляя суеверно переглядываться и в душе радоваться, что это случилось не с тобой...
А постели долго не пустовали — в тот же день в класс подселяли новичков, выловленных где-то на просторах столицы Орияны и её окрестностей...
Вообще-то и Ника вселили на место пропавшего Игоря, но чтобы вот так, две ночи подряд, Тёмный собирал свою дань?! Или он проголодался неимоверно, или грядут какие-то страшные события, а происходящее — лишь предзнаменование их...
Увы — проверить грядущие события, пока они не произошли, не по силам мальчишке... А то бы стоило попытаться, и Ник был уверен, что он попытался бы, даже зная, что за этим могут случиться неприятности... Хотя стоп, а почему ж это невозможно?! Ведь есть же тут мальчишка, загремевший в Интернат именно за то, что кому-то чего-то напророчествовал! Серж, кажется... Нет, не Серж... но похожее имя... ага, Серго! Так, начинаем побудку!
Распинать Сержа оказалось легко. Он проснулся от первого же тычка. Осоловевшим взглядом уставился на разбудившего его. Кажется, всё никак не мог сообразить спросонья, где он и что с ним, и как он тут оказался...
— Серго, слышь, а что слыхать про события дней ближайших? — Ник затаился в ожиданьи ответа.
— Спать ложись! — огрызнулся мальчишка. — Что сегодня приснится, над тем и думай! — и снова повалился на подушку и засопел.
Малыш так и поступил... И под утро сон подхватил его на свои крылья, и снились ему странные вещи, граничащие с бредом. Они постоянно текли, менялись, превращались одна в другую... А посреди всего этого круговорота раскидывал свои кольца огромный Змей, суровый и раздражённый. Один его глаз пылал багровым отсветом, другой — отсутствовал: глазница была пуста и чернела, пугая и одновременно побуждая найти пропажу... Неужели так вот и выглядит Тёмный?! А вещи вокруг тогда что? Украденные им дети или их души?.. Жутковатое зрелище...
* * *
Тому уже давно надоело блуждать по этому странному царству, но призрачный мир упорно не отпускал его, удерживал в своих цепких объятиях...
Поначалу это казалось просто бредом, фантасмагорией, галлюцинацией. Ожившим мультфильмом вперемешку с глюками обкурившегося альфалона. Лёгким усилием воли можно было построить мост или призвать к себе попутный состав, изменить изгиб рельсового пути или даже продёрнуть его через межмировой портал. Одно только нельзя было сделать — вырваться из этого мира. Поезд или таял под тобой, роняя тебя на полном ходу в серую паутинчатую траву, или запирал тебя в себе и бережно держал в коконе, пока не возвращался из реального мира в своё призрачное королевство...
Почти смирившись с неизбежным, Том теперь отсыпался в уютном вагончике, прислонившись к стоящему гробу. За окнами мелькали земные пейзажи, знакомые ещё по двадцатому веку. Америка. Соединённые Штаты. Этот поезд проносится тут каждый год. К нему привыкли. Его ждут. Наверное, не появись он однажды — и народ воспринял бы это как беду, как дурной знак. Не всякий призрак удостаивается такой чести, но траурный поезд Авраама Линкольна давно уже стал для своего народа символом и гордостью нации, наравне с «Челленджером-2», «Ангаром-18» и первым контактом с Центаврой. Интересно, что бы они сказали, эти спокойные и гордые американцы, узнай они, что в единственном вагончике этого поезда спит, облокотившись на гроб их знаменитого президента, мальчишка-бродяга без роду и племени... Так и хотелось написать — «простой земной мальчишка» — но рука не поднимается ради красивого словца печатать неправду. Том был уверен, что он не с Земли. Да, как множество бессмертных, он облюбовал себе этот более-менее тихий мирок. Но и Зайст, откуда на Землю некогда началось паломничество бессмертных, тоже не был его родиной... Первые воспоминания были о Едином, первый раз убившем его, о гордом королевском роде, приютившем его за несколько лет до этого, о распахнутых Вратах Ночи... Причём открыл их не он, а забавный житель Эндорэ, прорвавшийся в Валинор вопреки всем законам мироздания... А Том застал только взмахи крыл в небе и обещание добра в своей душе... Начитавшись земных книжек, вечный мальчишка пришёл к выводу, что его родной мир смахивает на Средиземье из саги о Кольце Власти, вот только многое происходило не так, как помянуто в Забытых Сказаниях...
Сон внезапно прервался тревожным гудком. Паровозик мчался в тоннеле, вагон подпрыгивал на старых стыках, готовясь вновь нырнуть в привычный призрачный мир. И тут сквозь него пронёсся состав. Встречный. Вагоны метро мелькали один за другим, а замершие внутри люди казались восковыми фигурами, вмороженными в лёд вечности и полурастворившимися, словно с полвека провалялись возле контейнера с визанием.
— Что это?! — в испуге Том заговорил сам с собой, чего не случалось с ним уже добрых пару сотен лет.
— Не обращай внимания, это мы опять с Бостонским Поездом столкнулись... — шелестящий голос из гроба показался уставшим. — Даже в призрачном состоянии не могу спокойно доехать до цели!
— Линкольн? — мальчишки редко боятся призраков, особенно если они старше этого призрака в сотни раз.
— Я... — президент просочился сквозь крышку гроба и теперь восседал на простеленном сверху флаге. — А ты, вижу, меня совсем не боишься...
— А чего мне бояться призрака?..
— Ах, да, ты ведь тоже теперь обитатель этого поезда...
— Фигушки! Я-то живой, просто покататься решил...
— Живой... Скажите на милость... — в голосе Линкольна появился лёгкий оттенок любопытства пополам с сарказмом. — И сколько же лет этому живому?..
— Четыре тысячи сто восемьдесят два... — честно ответил Том. — А что?
— Ну так и не врите, молодой человек! — кажется, президент просто обрадовался, что поймал кого-то на лжи. — Или Вы — живой, но тогда Вам не больше двадцати, или Вы — призрак, и тогда Вам может быть и сто тысяч лет! Так как?..
— Вы ещё бессмертных не посчитали...
— А что считать? Из жителей Зайста только один прожил в теле мальчишки так долго, что о нём успел хоть кто-то узнать. Но Кенни я знаю, и ты не похож на него. Тем более что сейчас-то он уже сотню лет как призрак. А кроме него из мальчишек был только один, но не с Зайста. Сын Крылатого. Но ты не можешь быть им, ибо он ищет по всему Кристаллу своего отца, а не отсыпается на чужих гробах... И что ты скажешь о моей логике?
— Что она бредовая, — Том сам удивился своей честности, от которой уже начинало попахивать хамством.
— По крайней мере откровенно... — заметил президент и начал впитываться обратно в гроб.
— Одну минуточку!
— Да? — призрак снова поднялся на флаг.
— Мне кажется, что этот встречный поезд Вас очень огорчил. Но чем?..
— Понимаешь, мальчик... — президент начал осторожно подбирать слова, — Самое разумное мне было бы сказать, что он не даёт выспаться порядочному призраку... Но на самом деле всё не так-то и просто... Ты думаешь, мне доставляет удовольствие ублажать самолюбие своего народа и каждый год устраивать это шествие?! То есть да, доставляет, ведь это к вящей славе моей страны, которую я и после смерти люблю! Но ты даже не представляешь себе, как порой хочется мне просто уйти дальше на воплощения, родиться в новом теле и стремиться к новым идеалам! Но увы — для этого я должен был проехать по Кольцу ровное число раз без единой помехи... Мне же, когда остался лишь раз, последний, начал встречаться этот взбалмошный состав метро! И уже две сотни лет не даёт завершить Путь и Уйти! Из года в год эта пропажа бостонского метро перебегает мне путь с завидным упорством белой кошки! И я сызнова начинаю Последний Круг, чтобы снова столкнуться с этим чучелом на электрике!
— Грустно это... — кивнул Том. — А может, можно что-то придумать? Откуда он вообще такой взялся?..
— Что уж тут придумать?.. — грустно вздохнул Линкольн. — Он же и не совсем настоящий, и не совсем призрачный. Поезд, принадлежащий нескольким мирам сразу и потому не признающий законы ни одного из них... Говорят, в двадцатом веке метро в Бостоне так разрослось, что образовало сложную топологическую структуру и одна из его веток вывернулась в параллельные пространства. Не какая-то конкретная ветка, а любая на какой-то миг врывается в другие миры... И тогда идущий по ней поезд просто вмерзает в межгранную Пустоту. Он носится по мирам в течение двух месяцев, а для пассажиров и машиниста не проходит и двух минут. Но стоит ему вынырнуть в свой мир, вернуться, как его место занимает любой другой поезд... Так что — свято место пусто не бывает...
— Взорвали бы ветку, и всё тут!
— Быстрый какой! А люди? Ведь все, кто едут в межмировом поезде, при этом погибнут!
— Спорный вопрос... — Том вытянул из чьего-то сна сигарету и закурил.
— В вагоне не стоит курить... — осторожно напомнил главный обитатель поезда.
— А смысл?.. — пожал плечами мальчишка. — Сквозь призрачные стены настоящее проходит свободно. А дым — настоящий, не призрачный.
— Тогда ты точно призрак... — усмехнулся президент. — Ибо ты не проваливаешься сквозь призрачный пол вагона... Так сколько лет ты уже живёшь, ты говорил...
Дальше Том не расслышал, потому что вернувшийся в свой родной мир поезд вдруг отпустил его, и мальчишка затормозил задницей по шпалам, с тоской глядя на уносящийся вдаль поезд Линкольна...
— И ты тут!.. — услышал он знакомый голос.
Медленно обернулся.
Ни минуты покоя!
У самого пути стоял, широко раскинув ноги, Алан Крагер.
* * *
Утро третьего дня ознаменовалось глупейшим событием: благородный дон Ник Дракуля решил проверить, можно ли запомнить то, что происходит в Классе. В смысле — в Учебной Комнате.
Честно говоря, Нику просто стало любопытно, что же там происходит. Ведь странно: помнишь, как входишь в коридор, как проходишь дверь, а затем вдруг обнаруживаешь себя уже выходящим из Класса вон... Словно приказали: «Забудь!» — и ты послушался этого по-детски наивного гипнотического приказа.
И вот сегодня Ник решил во что бы то ни стало запомнить всё. Он напрягся, блокируя себя от внешних воздействий, задержал дыхание, опасаясь, что на мозги действует какой-то газ, и осмотрелся, как только перешагнул порог. Длинный коридор вёл куда-то вдаль, и резко сворачивал влево где-то далеко-далеко, почти в минуте ходьбы от двери.
В начале коридора гвоздём было выцарапано: «На кафедру телережиссуры звонить по телефону 261-1753, спросить Юрия Михайловича Терещенко — их заведующего, и у него искать нашу камеру».
Ник прочёл это граффити и машинально подумал: «Звонить? Отсюда? Из здания, где не только телефоны, но и телевидение под запретом?! Хм, оригинальная мысль...» А в следующий миг дверь с шумом закрылась и... И Ник очнулся, когда дверь открывалась, чтобы выпустить его из Учебного Класса. Опять прокол!..
Со злости, переступая порожек, он со всей силы пнул дверь ногой. Подошва надорвалась, и Ник с запозданием испугался, что его обувка может потерять свою летучесть.
Но наутро оставленные возле кровати кроссовки были целёхоньки, словно и не колотил ими Ник по двери Учебной Комнаты. Это становилось интересным. Пожалуй, стоило проверить эту особенность интерната. Немного поколебавшись, Ник наполовину оторвал рукав своей рубашки. Весь вечер его грызло сомнение: а вдруг то была случайность? А вдруг не починится?
Он даже рассказы Ника-Малыша о сновидении слушал краем уха, не обращая на них особого внимания. Ну подумаешь там — змей приснившийся, дух с хороводом душ вокруг него, да хоть карнавал душ с шариками и хлопушками! Толку-то с такого милого и яркого сновидения, особенно если оно снится не тебе! Да и не пришьёт тебе никакое сновидение оторванный рукав.
Да, сновидение — не пришьёт. А вот неумолимые законы Дома, в котором размещался интернат — очень даже пришьют: наутро рубашка была цела и невредима.
— А мне снова снился сон... — раздалось вместо «Доброго утра», и Ник повернулся к своему тёзке.
— Сотни ангелов, размахивающих метёлками, как в командах поддержки? — не утерпел Дракуля.
— Да нет, снилось, что я нашёл выход... Точнее вход... Ну, вошёл прямо сквозь стенку, а там комната. С кучей всякого барахла. А в уголку стоит столик, а на нём — глаз змеиный, на цепочке, как кулончик. Красный такой кулончик, словно рубиновый. Я в него посмотрел, прямо в зрачок, а там — лабиринт запутанный, как в сказке про минотавра. Помнишь, злой такой типус был, с головой быка, жил в лабиринте и питался девушками и юношами из соседней страны, которых ему специально туда впускали.
— Сказки это, — усмехнулся Юрик, присев на соседнюю кровать. — Я так думаю, что не было никакого минотавра на Крите, его придумали, чтобы Афины пугать. А девушек и юношей в лабиринте встречал жрец в ритуальной маске быка. Встречал и приносил в жертву, естественно.
— С чего ты так решил? — Николка взглянул на Юрика, словно впервые увидел.
— С того. Здравый смысл и доля цинизма. Туда присылали то ли по семь, то ли по девять этих самых девушек и столько же юношей. Так? Так. И присылали, напомню, раз в году. А питалось чудовище исключительно человечинкой, если верить сказке. Ага? И что же мы имеем? А имеем мы то, что или бедолага был размером с мышь, чтобы ему хватило этого количества мяса на год, или большую часть года он просто помирал с голоду. А жертву — жертву приносят только в положеный день, когда по ритуалу прописано. Так что и раз в год такой горстки народа из покорённой страны достаточно.
Кое-кто уже прислушивался к заумствованиям мальчишки, когда Ник возразил:
— Не было жреца. И питался минотавр лишь растительной пищей. А про то, что он людоед, придумал царь Крита, чтоб на соседей ужас наводить и страх.
— Ты так говоришь, будто сам с минотавром общался и он тебе это и рассказал, — огрызнулся Юрка. Кажется, он не хотел упускать внимание к своей персоне.
— Не сам, — спокойно отозвался Ник. — Мне Харон рассказывал. Он, когда душу минотавра на тот берег Леты перевозил — обо всём звёздного быка-то и порасспросил.
— Кого?!
— Минотавра. Я плохо запомнил рассказ Харона, тогда мне это было неинтересно, но помню, что начиталась в его пересказе история минотавра так: «И было море звёзд. Мой чёлн шёл из одного моря звёзд к другому, но навигатор ошибся, и мы вывалились, не достигнув цели. А потом это падение, падение в океан. Меня подобрали на берегу, возле выброшенных на берег обломков спасательной капсулы. И тут же повели к царю...» Примерно так рассказывал минотавр Харону.
— Тебе б только сказки писать, — фыркнул Юрик. — Это ж надо — с Хароном он разговаривал! Ты ещё скажи — в тенях купался... — и вдруг замолчал, словно сболтнул чего не того.
— А я Нику верю, — отчаянно заявил Малыш.
— А я не верю, — спокойно отчеканил Серго, а когда все на него посмотрели — добавил: — Я знаю. Он говорит правду. В пророчестве говорилось, что сюда, в интернат, попадёт тот, кто общался с оборотнем, бессмертным и Перевозчиком Душ. И что будет он в одежде чёрной, и с золотом. Мораль.
— Молчи, Пророк, — скривился Юрик. — Ты своё уже допророчествовался, что сюда угодил. Скажешь, я не прав?
— А ты бы меньше с безумцем общался бы, так больше собою б был, — после этих слов Серго Юрик почему-то заткнулся и до самой столовой не раскрывал рта.
Столовая вызывала чувство омерзения не только у Ника. Ну посудите сами — автоматические линии, раздающие порции, приготовленные механическими поварами по меню, составленному, скорее всего, тоже машиной: единственным блюдом хронически было прозрачное желе, а единственным напитком — прозрачная же жижа, причём и жижа, и желе были настолько безвкусными, что после них простая вода из рукомойника в туалете казалась сладкой и ароматной, как изысканное вино.
Никто не мог сказать, сколько таких вот групп-Классов в интернате. Но в столовой никогда не появлялось никого, кроме сотоварищей Ника по несчастью да надзирателей, стоящих у входа и у окошка выдачи пищи, где вертелся неутомимый конвейер.
С другой стороны, класс не занимал и сотой доли этого громадного помещения, в котором, без сомнения, могли бы уместиться все обитатели густозаселённой пятиэтажки, а не только кучка юных правонарушителей, оказавшихся костью в глотке тоталитарной державы, узурпировавшей имя древнего вольного государства под нескончаемыми звёздами Материнского Сада, именуемого в наш прагматичный век Млечным Путём.
Так что если в доме и были иные жители, то ребята их не видели никогда. Напрашивалось две идеи. Или нарушителей в державе не так уж и много, и на всех хватает одного-единственного помещения, или расписание в Школе продумано так хитро, что Классы никогда не пересекаются, даже в момент принятия пищи.
Но сегодня день оказался особый. В дальнем углу столовой сидел худой рослый эльф и с видимым удовольствием поглощал прозрачное желе.
— Я всегда считал эльфов извращенцами, — хмыкнул, не удержавшись, Ник.
— Почему это? — спросил кто-то из ребят.
— А что, нет? — удивился наследник древнего вампирского рода: — живут на деревьях, пьют свои безалкогольные настойки, которые вставляют покруче самогона, поют ночи напролёт, снайперской винтовке предпочитают свой лук, техники на дух не выносят, с Первой Эпохи бродят в камуфляже. Да ещё и жрут с таким наслаждением такую гадость!
— Какую гадость? С каким наслаждением?! — вскинулись Ник и Пророк.
— Да нашу баланду желейную! — вспыхнул Ник. — Вон, вы что же, не видите?! — и он ткнул пальцем в угол.
— Ник, ты не переутомился в Классе? — осторожно спросил его тёзка.
Почуяв неладное, Дракуля обернулся. Эльфа не было. Как не было и тарелки с едой.
— А ещё я их не люблю за то, что умеют маскироваться, и ныкаются в самое неподходящее время! — завершил свою мысль Ник.
И всё-таки это происшествие заставило Ника пересмотреть происходящее вокруг. Выходит — не одни они здесь. Но почему не заметил эльфа ни Ник-второй, на Серго-Пророк, ни Юрик, ни Санти, ни остальные?.. Надо всё же найти способ выбираться сюда в неположенное время и посмотреть, что творится в столовой, когда весь их класс заперт в своих комнатах. И раз нельзя открыть заблокированные двери, значит, надо найти другой путь.
* * *
У самого пути стоял, широко раскинув ноги, Алан Крагер.
— Вау! — вырвалось у Тома. — Вижу — и тебя твой поезд потерял?..
— Точнее — я его потерял... — вздохнул Алан. — Испугался синеватого свечения, да так, что вылетел прямо через окно. Закрытое... Ну, сам видишь — курточку пришлось штопать...
— Ага, уже поверил... — хмыкнул мальчишка.
— Что-о-о?! — Крагер, кажется, вспылил всерьёз.
— А что?.. — невинно переспросил Том. — Я только сказал, что уже поверил тебе. Так быстро и бесповоротно...
Они шли куда-то к виднеющемуся у горизонта приземистому посёлку. Холодало, и даже нежнейшая трава под ногами становилась льдистой и ломкой, колюче хрустела, рассыпаясь в пыль зеркала Снежной Королевы.
Алан долго сопел, словно карабкался на высокий и крутой холм, а потом, скрутив гордыню, всё же признался:
— Ты был прав, что не поверил. Я не от лампочек прыгал... Понимаешь сам — меня ими не испугать, иначе я бы выскочил вместе с тобой ещё на остановке... А тут... Пойми, в какой-то миг мне стало казаться, что вагон не мой. Ну, такой же шестигранный в сечении, но что-то иначе... И точно. Двери простые, без шлюзов и герметика. Окна... без штор этих железных, что от радиации экранируют, когда Днепр проезжаем... Я кидаюсь в кабину — а там, опираясь на рычаг хода, стоит такое... низенькое, зелёное, большеголовое, уши здоровенные в разные стороны из-под шапки курчавых волос торчат... И оно ко мне поворачивается и говорит: «Я рад, что ты оказался достоин и присоединился к нам!» Вот тут-то нервы мои и сдали! Вылетел я со стеклом вместе, прямо в тоннель! Но вместо того, чтобы стукнуться о бетонные переборки — угодил прямо в эту пепельную траву. А тут ты... Я рад, что ты никуда далеко не ушёл за это время...
— Далеко не ушёл, говоришь?!. — вспылил Том. — Да я уже месяц как пытаюсь вырваться из этого ада!
— Месяц?! Тпру, тормози! Минут пятнадцать прошло, не больше! — Алан помолчал и вдруг тихо переспросил: — Так, говоришь, месяц?.. Эх, где ж это меня носило...
Тем временем вокруг заметно похолодало, и под ногами уже не трава замёрзшая хрустела, а скрипел снег. Том поёжился, остановился...
Крагер скептически усмехнулся, оглядев Тома, облачённого в зелёные шорты, оранжевую рубашечку и босоножки, скинул свою курточку-форменку и протянул своему спутнику.
— Спасибо, — вежливо склонил голову Том, — Но мне кажется, что это лишнее... — с этими словами он сосредоточился и полез в чей-то сон. Отвлекал пощипывающий мороз, заставлял вздрагивать и мелко дрожать ветер. Во сны полярников лезть было бессмысленно — им на вахте снится лето, когда можно бежать по жаре босиком, в одних плавках. Во сны марсиан лезть ещё глупее — у них ностальгия по Земле принимает ещё более извращённые формы... Хорошо — в мире не перевелись дети, мечтающие стать героями-полярниками, а не бизнесменами или торговыми агентами по операциям с Центаврой. Во снах они уже взрослые, а базы их забиты всем, что только может понадобиться. Они защищены от всех случайностей настолько, что исследования неизведанного для них превращаются в приятный и сказочный сон.
На одну из таких баз и прорвался Том. Он просто зашёл на склад и взял всё, что только необходимо. И вот уже, словно рождаясь из ничего, в руках четырёхтысячелетнего мальчишки возникают две меховых куртки, два пакета с тёплыми брюками и две пары сапог с шипами от скольжения.
— Неплохо, неплохо! — похвалил его Крагер и с удовольствием облачился в брюки и куртку прямо поверх своего одеяния. Вот только сапоги менять не стал, решив, что его баканы удобнее и практичнее.
Том тоже напялил одеяние полярника, совершенно забыв о сне, ему даровавшем сии одежды. И поэтому так и не увидел, как застыли в недоумении сотрудники полярной станции, обнаружив, что на двоих из них одежды нет. Эти двое замёрзнут вскоре, и сказочный сон превратится в кошмар. И проснувшийся мальчишка решит, что никогда, слышите — никогда не будет он, Морган Кларк, полярником, а вместо этого пойдёт в политику. И станет так. И на Земле появится ещё один Президент, который приведёт свою страну на грань краха и глобальной войны, а вот тайна Чёрной Пирамидки в Антарктиде... нет, не просто не будет разгадана, а никто и не узнает о её существовании, ведь саму Пирамидку никто так и не обнаружит... И никто не запустит Монолит у Юпитера...
Зато Слипер и Крагер обнаружили свой «посёлок.»
Дома стояли вкривь и вкось, словно разбрелись по склонам снежных холмов, не забыв при этом по-прежнему держаться за руки. Это слегка царапало сознание, пока Том не понял — это не дома, а занесённый снегом поезд!
Локомотив влетел в сугроб, да так, что наружу торчала только его корма. И — ни души кругом, только две цепочки следов, уходящие от первого вагона в белую бесконечность.
Громко хрупая по снегу, Алан прошёлся вдоль пары вагонов и вернулся к Тому, присевшему у следов.
— Ты что, разбираешь, что к чему?
— Вполне, — равнодушно ответил мальчик. — Сперва тут прошёл мальчишка. Низенький, ниже меня. Толстенький и несколько неуклюжий. А затем за ним пробежала женщина, высокая и стройная...
— Может, ты ещё и цвет её волос определишь? — усмехнулся Крагер.
— А зачем? — пожал плечами следопыт. — Она всё равно скоро будет здесь, вот только мальчишку поймает... А малец, похоже, не просто так удрал, он искал что-то... А что — не пойму...
— И что, ты это всё по следам видишь?..
— Угу... Ну что, пойдём вдоль поезда или по следам?..
Крагер усмехнулся и вдруг предложил:
— А давай разделимся! Я по следам, а ты сперва осмотри поезд, может, чего и приметишь!..
— Валяй! Я тебя нагоню потом... — и вечный мальчишка отправился в обход поезда. Остановился, поглядел, как потомок Крагера всех Крагеров скрывается за ближайшим холмом-сугробом, хмыкнул сам себе:
— Совсем не следопыт: топает прямо по следам девушки... Да ещё снег загребает так, что не разобрать...
Из-за сугроба раздался звук падения, многоэтажная ругань... Затем всё стихло. Стало слышно, как падают снежинки, да как скребётся что-то по ту сторону поезда... И тут рвануло рёвом, и Крагер вылетел из-за сугроба на снегокате «Буран». Глядя, как вытащенная изо сна машинка месит снег своими гусеницами, Том только плечами пожал: «Теперь не заметить след может только слепой..»
Дойдя до хвоста поезда, мальчишка не поверил глазам. Похоже, этот состав не ехал, а летел по воздуху, плавно снижаясь и счёсывая верхушки сугробов, аж пока его локомотив не оказался в снежном плену. И тогда вагоны разлеглись по снегам, как уставший удав.
Скребущие звуки стали громче, и тут Том увидел их источник: здоровенные мускулистые мужики, совершенно лысые и серокожие, похожие друг на друга, как клоны, орудовали огромными лопатами, освобождая поезд из снежного плена. Они не проявляли враждебности к незнакомому мальчишке. Более того — они, казалось, вообще не замечали его...
Подойти и спросить их? А почему бы и нет...
Алан Крагер мчался вперёд, выжимая из своей утлой машины всё, что можно. Снег мелькал перед глазами, слепил бликами. Можно, конечно же, протянуть мысленно руку в сон и вытащить тёмные очки... Тем более что путь впереди долгий и ровный, без каких бы то ни было помех... Зажмуриться... Потянуться... Ва-а-а-а-ах!
Ухнуло в груди. Засвистело в ушах. Полёт. Нет — падение. Удар и скольжение вниз. Тьма.
...Приятно, наверное, родиться бессмертным... Простой человек от такого падения вряд ли б очнулся... Ещё бы — провалиться в дыру, впечататься в отвесную стену и съехать по ней вниз, плавно размазываясь по стенке собственным снегокатом!
Покорёженная машинка лежала сбоку, перемазанная в крови. Подранная тёплая куртка свисала лохмотьями, отяжелевшими от багровой влаги. Тело приятно зудело, наполняясь новыми силами, как всегда после воскрешения.
«Если вы в своей квартире —
Воскресайте, три-четыре!
Вдох глубокий после умирания!
Ты оставь вампирам гроб,
Воскресай, а то сугроб
Вам заменит вечность Со-би-ра-ни-я!»
Крагер веселился, на ходу перевирая старую песню про бег на месте и осматриваясь по сторонам. Так, снегоход годится только в металлолом. Одёжка — на пугало огородное. Снег под ногами — вместо спортивных матов. А вот вылезти отсюда... О-го-го!
На такую высоту не запрыгивал ни один спортсмен. Крагер проследил кровавую полосу, прочерченную им на добрый десяток-другой метров вглубь этой дыры. Стена, по которой он съезжал, была отвесной и тускло блестела в свете электрических лампочек. Металлическая стена, вся покрытая тонким техногенным узором. А свет...
Свет лился из коридора за спиной.
Недолго думая, Алан отправился в путь. Это был обычный рефлекс: если прямой путь недоступен — надо искать обходной. Может — и повезёт...
Коридор раздвоился. Верный своей привычке, путешественник свернул налево. Тишина раздражала. Казалось — нету ни живой души в этой постройке. Кто, кто построил это сооружение среди вечных снегов?!
Крагер впервые пожалел, что его способности сновидца за столько лет так и не сдвинулись с уровня новичка. Он мог легко вытащить заранее заготовленный предмет, но стоило начать поиск чего-то новенького, как начинались проблемы. Вот и сейчас, пожелав вытащить что-нибудь, позволяющее просканировать помещение, он выудил сперва планшетку компьютерного сканера, потом какого-то телепата, взорвавшегося у него на глазах и рассыпавшегося крошечными шариками драже, и лишь с третьей попытки ухватил нечто знакомое: на круглой рукояти была закреплена коробочка, из которой торчал штырь с двумя «усиками» типа рамочек из арсенала экстрасенсов.
Странный сканер после включения остался молчалив и неподвижен.
— Похоже — жизни нет... — прокомментировал бессмертный. Но, споря с его словами, коридор заполнился звуками. Взззз-бум. Взззз-бум. Взззз...
Кто-то приближался. Неторопливо. Не спеша.
Затаиться было бы глупостью — коридор просматривался на десятки метров вперёд и назад. Оставалось только пошире улыбнуться и шагнуть навстречу хозяину.
Хозяин шёл по коридору, покачиваясь и издавая негромкое жужжание на каждом шаге. Крагер остановился перед ним и, стараясь выглядеть как можно приветливее, спросил:
— Уважаемый, Вы не подскажете мне, где здесь можно найти столовую или ещё какой пункт питания?..
Последний раз он так улыбался, когда поступал на работу машинистом в метро. Тогда это сработало безотказно, хотя уже после поступления лицо три дня сводила судорога. Не подвело это и теперь.
Жужжащий хозяин коридоров остановился, покачиваясь. И если б не отсутствие запаха алкоголя, то Крагер был готов поклясться, что тот пьян!
После двух или трёх неудачных попыток сказать хоть что-то членораздельное, хозяин откинул в сторону своё лицо, как открывают дверцу буфета, и попытался пальцем поковыряться в динамике и вправить вылетевшую мембрану.
— Ёпэрэсэтэ! — протёр глаза Крагер. — Робот! Пьяный! Угореть можно! Так где тут закусочная, милейший?..
Увлёкшаяся саморемонтом машина молча ткнула пальцем в ту сторону, откуда явилась.
— Премного Вам благодарен... — раскланялся Крагер и пошёл в указанном направлении, чувствуя, что после такой титанической вежливости не сможет чувствовать себя полноценным, пока не скомпенсирует её какой-нибудь гадостью...
Коридор был уже не таким парадным, как на входе. То там, то тут металлические панели отходили в стороны, открывая сложное электронное нутро базы. Кучи оголённых проводов толпились в опасной близости друг от друга и только чудом не замыкались и не устраивали пожара.
Выудив из сна бутылёк пообъёмистей, Крагер честно вернул в него выпитое накануне пиво и завинтил пробку. Затем прилепил к потолку на магните тросик, привязав к нему бутылёк. Оттянув хрупкий груз почти к противоположной стене, он прикрепил к нему второй трос и зажёг под ним свечу. Через час-полтора трос перегорит, и тогда бутыль, описав дугу, врежется аккурат в открытый электроблок.
Потирая руки и радуясь своей выдумке не меньше, чем Шапокляк — кошельку на газоне, он побежал дальше, пока не упёрся в новую развилку.
Так. Справа высокая дверь с кодовым замком. Слева — коридорчик и дверь поплоше. Снова налево...
Склад. Пожалуй, запасённого в нём хватило бы на пяток армий, если кормить их лет десять по четыре раза в день и до отвала. Стеллажи с мороженным мясом, с чипсами, концентратами и банками сгущёнки. Бутылки, пакеты, банки... Оценив размеры зала, Крагер впервые подумал, что одним роботом тут дело явно не обошлось...
Впрочем, мыслительный процесс не мешал наполнению желудка и созданию неприкосновенного запаса. В сон Чёрного Короля вбрасывались тушки, банки и бутылки, пакеты чипсов и прочая дребедень в таком количестве, словно Крагер готовился открыть свой супермаркет... Нет, сеть супермаркетов по всей Европе и Африке!
По ходу с хрустом поглощались чипсы с паприкой.
И тут... Вниманию Алана предстал стеллаж со специями. Киндза, шафран, «чихай на здоровье», гвоздика... И — мешки красного перца! Ну как тут устоять! В голове вновь зашевелились изобретательские мыслишки...
После прогулки внутри поезда вопросов не убавилось. Даже напротив. Странная компания пассажиров, словно это не экспресс, идущий немного вне расписания, а знакомый Поезд, пронзающий миры и пространства... Люди, гуманоиды, киборги, совсем уж диковинные существа... Говорят — кто-то из них слышал выстрелы в локомотиве. Или тихие взрывы. А светящийся желтоватым светом субъект, похожий на волка, утверждал, что в их вагоне кто-то негромко играл на флейте в четыре часа ночи...
Так и не сообразив, что к чему, Том спрыгнул с подножки вагона и побрёл по следам. Идти было неудобно, ноги проваливались во взрытый крагеровской машинкой снег. Поколебавшись, Том скользнул в чужие сны. Осторожно лавируя в Сонном Пространстве, он кругами приближался к заветной цели, словно акула к аквалангисту. Лепил образ искомого и шлифовал его, по крупице отмеряя свойства, расцветки и прочность. И вот — рывок, и рыбка бьётся на крючке воли, со всхлипыванием вырываясь в мир реальный. Алая машинка похожа на снегокат, но брюхо её плоско, как у водного мотоцикла. Гравилёт. Удобный, двухместный. Висящий в полуметре над землёй.
С лёгким зудением устремился вперёд, всё быстрей и быстрей. Впереди — блеск снегов и вспаханная дорога-траншея. Не заблудиться...
Наверное, Слипер задремал в пути, потому что когда он очередной раз открыл глаза — снега впереди блистали девственной чистотой.
Описав дугу, Том устремился назад. М-да, прозевать такую дыру — это надо хорошенько задрыхнуть...
Внизу, в лучах прожектора, виден покорёженый «Буран»... По стене прочерчена кровавая полоса...
Вздохнув и достав из сна Бессмертного Арни гранатомёт, Том осторожно повёл свою машинку на посадку.
«Заминировав» второй вход на склад, Алан покинул сие помещение, вернувшись в коридор. «Дздынь-Бум! Дздынь-Бум!» — кто-то чеканил шаг. На давешнего пьяницу не похоже. Почему-то внутренний голос подсказал, что с этими типусами встреча не сулит ничего хорошего.
Затаившись у самых дверей склада, Крагер ждал посетителей. Один. Нет, двое... Третий. Третья... Руки девушки были связаны, и она время от времени поднимала их, чтобы потереть ушибленный подбородок.
Роботы были в простых чёрных комбинезонах. Пленница же носила мундир, чем-то напоминающий то ли форму УОКСа, то ли облачение железнодорожников. Несмотря на расстояние, острый взгляд Алана различил на погонах непонятный значок — нечто типа паровозика с крылышками. «Душа паровоза»? Некстати вспомнилось: «Вертолёты — это души убитых танков». И тут же в ответ: «Муха — тоже вертолёт. А мухи тогда — души убитых тараканов?»... Внутренний голос? Скрытый телепат? Девушка-пленница? Кто бы ни сказал это — сказанное рассмешило Крагера, и он едва сдержался, чтобы не прыснуть со смеху.
Один из роботов положил ладонь на замок и несколько раз качнул, перемещая пластину. С механическим гулом и жужжанием дверь разошлась в стороны, а затем сомкнулась за конвоирами и их жертвой.
Ожидая, что же последует дальше, Алан стоял у входа на склад и с хрустом жевал чипсы.
Спустя пять минут дверь вновь разошлась, и те же роботы, словно подгоняемые ругательствами из глубины помещения, повели пленницу назад. Руки её теперь были крепко связаны за спиной, а на пол-лица расплывался кровоподтёк. Голос из-за дверей был мужской, и Крагеру вдруг резко захотелось проучить того типа, что поднял руку на женщину, да ещё такую красивую.
Створки дверей сомкнулись, обрывая голос, и Крагер запоздало гоготнул, представив себе, что придётся выполнять роботам, если они решат выполнить всё услышанное дословно. «Выщипайте мне все перья, но я хотел бы это увидеть!»...
Кинув на пол пятый пакет из-под чипсов, Алан подошёл к кодовому замку. Можно было бы просто вломиться и устроить мордобой, но тут его некстати потянуло на театральные эффекты. Пошарив по чужим снам, он выловил пистолет-парализатор с тонюсеньким длинным стволом и солидный чемодан-дипломат, смахивающий на те, в которых во Второе Средневековье носили ядерные кнопки президенты разных нехороших стран...
Чемодан оказался доверху забит долларами. Пачками двадцатидолларовых и стодолларовых купюр, непривычно красных и с Лениным в овале.
Вытряхнув на пол содержимое, Алан набил дипломат дешёвой бижутерией и косметикой из снов сестёр Золушки. А затем, гордо выставив перед собой распахнутый чемодан, отпер дверь, повторив движения робота.
Шагнул в комнату, видя стоящего у компьютера молодого парня с пышными волосами цвета воронова крыла. Улыбнулся шире, чем мог, и, стараясь удержать улыбку, радостно возопил:
— Вам неслыханно повезло! Наша компания проводит рекламную кампанию, и потому сегодня наши товары стоят лишь половину того, что обычно с Вас запросили бы в магазинах! Посмотрите сами — без этих вещей Вы не сможете чувствовать себя полноценным мужчиной! Взгляните на этот выбор!
Продолжая говорить, Крагер приближался к хозяину апартаментов.
Том крался по коридорам, вслушиваясь в тишину. Унылые коридоры не внушали раболепного почтения, скорее — они напоминали военную базу, на которой один неудачник разыскивал Главный Рецепт. Тогда, помнится, база пострадала от его невезучести, и немало. Здесь же — пыль, тусклый блеск стен и повороты коридоров. Верный своей привычке, Слипер всегда поворачивал в лабиринте направо, чтобы не сбиться с пути.
Жужжащие шаги роботов заставили его юркнуть в боковой проход за мгновенье до того, как в основном коридоре появилась избитая девушка и её конвоиры.
Можно ли считать ошибкой роботов то, что они не смотрели по сторонам? Вряд ли. Они были уверены в собственной безопасности, ведь никто посторонний просто не может пробраться на базу! А раз так — зачем оглядываться, хоть на секунду оставляя без внимания очень даже реальную противницу... Даже связанная, она была опасна, в этом они не сомневались. Вон как Хозяина отделала, связанными руками...
Но Том не считал, что роботам надо спускать такое ротозейство. Пропустив их вперёд, он выскользнул из укрытия и вскинул гранатомёт.
Увы — нет. Нельзя. Конечно — от роботов останется только груда металла. Но девушка... Она вряд ли уцелеет при таком «освобождении».
Положив на пол гранатомёт, Том выхватил лазерный резак и кинулся на противников. Вспоров одного, он с изумлением заметил, что на второго можно времени не тратить: неизвестно как освободившаяся от верёвок девица уже добивала того, откинув ему лицевой щиток и вырывая проводок за проводком.
Когда экзекуция подошла к концу, Том поднял с пола, вскинул на плечо своё громоздкое оружие и спросил:
— За что это Вас так?..
И кивнул на здоровенный, в пол-лица, синяк.
И девушка поведала ему свою историю...
— Взгляните на идеальную подборку товара! — продолжал Крагер, приблизившись к незнакомцу и, выхватив заранее приготовленный парализатор, пальнул в упор.
Промахнуться было невозможно, но всё же синее кольцо выстрела ушло в потолок: хозяин базы успел поставить блок и в следующий миг совсем выбил парализатор из руки Алана. Тогда Крагер со всей силы двинул противника дипломатом с бижутерией. Увы — с таким же успехом можно попытаться ударить молнию. Чёрный чемоданчик, не встретив на своём пути ничего более достойного, врезался в монитор, превратив экран в кучку стекла.
— Ах, та-а-ак! — Крагер выхватил из ниоткуда свою родовую железяку и теперь размахивал эспадоном, чем-то напоминая барона Пампу.
Но все его выпады и взмахи не достигали вёрткого противника. Кажется — впервые сошлись ловкость и сила, и силе могло не поздоровиться... Даже если ловкость и безоружна...
— Так значит, хозяин этой базы — Чёрный Лорд и повелитель сотен планет?! — в воображении Тома Чёрный Лорд предстал смахивающим на Дарта Вейдера из старого кинофильма, огромным, страшным и неимоверно сильным. И, разумеется, злым, коварным и безжалостным.
— Бывший повелитель... — ответствовала девушка. — Он захватывал мир за миром под своё иго, но Трансгалактическая Корпорация положила конец его притязаниям, и он бежал на свою последнюю базу, где думал отсидеться и собраться с силами! Но мы нашли эту базу, и явились сюда, чтобы пленить его. Увы — он успел пленить меня раньше, а до этого — сбил наш Галактический Экспресс, чем отвлёк киборгов поддержки — они теперь ремонтируют поезд и расчищают ему взлётные пути...
— И что Вы намерены делать сейчас?
— Снова идти и атаковать негодяя! Если не смогу его пленить — придётся его пристрелить. Надеюсь, молодой человек одолжит мне свой гранатомёт?..
— Одолжу... — и Том вытащил для неё второй, точно такой же. — Идём?
— Идём. Только будь осторожен — база наверняка полна ловушек!
С этими словами она открыла очередную дверь и перед ней взорвался огромный упругий воздушный шар, на треть забитый молотым красным перцем.
— А вот и первая ловушка! — подумалось Тому. — Правда, странноватая она какая-то!.. — бедняга не знал, кого ему стоит поблагодарить НА САМОМ ДЕЛЕ...
Очередной раз уклонившись с пути смертоносной стали, ловкость явно раздумала быть безоружной: черноволосый подскочил к стене и отодрал от неё длинную полосу зазубренного металла. Крагер поразился силе этого человека: шутка ли — голыми руками рвать толстую сталь, аки бумагу!
А хозяин базы теперь парировал удары этой самой полосой, всё уверенней и увереннее тесня Крагера к выходу.
Алан не сомневался, что там, за этими створками, его уже поджидает батальон-другой роботов охраны, вооружённых до антенны на маковке. И потому открывать спиной дверь не торопился. Выхватив из своего «сонного склада» горсть красного перца, он швырнул порошок в лицо врагу. Увы — сам он при этом открылся под удар и ощутил зазубренную сталь, уверенно входящую ему в живот.
Так они и потратили своё время: один чихал, кашлял и тёр глаза, а другой в это время воскресал из мёртвых и вытаскивал «ножовку» из своего пуза. Рана закрылась в тот самый момент, когда черноволосый отчихался и замер, ощутив у себя на шее холод двуручного меча.
— Не понимаю, как ты выжил, но — руби. Да руби же! Чего ты тянешь!
— Не хочу, — спокойно ответил Крагер.
— Почему?! — его противник попытался привстать, но острый меч убедил его, что он этого не хочет...
— Скучно, — равнодушно ответил Крагер, внутренне удивляясь, что в действительности не желает убивать такого сильного и достойного противника.
— А мне вот не скучно... — меч внезапно рухнул вниз, потому что больше не опирался на шею. Более того, нога этого бойца выбила эспадон из рук Крагера и теперь летела в челюсть Алану.
Пройдя через громаднейший склад, Том и его спутница замерли у двери резиденции Лорда. Том снова ощутил холодок: сейчас дверь откроется, а за нею — чудовище, сильное и практически непобедимое, расчётливое и яростное.
По полу словно рассыпали кровавые лоскутки. Вечный нагнулся, поднимая пачку красных долларов с портретом Ленина. Интересно, в каком мире бытует такая валюта?..
— Готов? — девушка одной рукой удерживала гранатомёт, а вторую положила на замок.
Отбросив пачку за спину, Том поправил своё оружие и кивнул:
— Готов!
Оба замерли, прислушиваясь к тишине. Нет, не такая уж и тишина! За спиной быстро жужжали шаги.
Мгновенно обернувшись, оба «Рэмбо» пальнули по роботам. Вонь, гарь и звон разбросанных по полу деталей. Пустая битва посреди призрачного мира. Том запоздало подумал, что у него-то на этих роботов просто не может быть зла. Они ему ну ничегошеньки не сделали. Даже не подстрелили толком ни разу. А он истребляет их только оттого, что какая-то дамочка сказала ему, что эти роботы служат врагу. Причём не его врагу, а её врагу. Увы — видимо, за тысячи лет привычка убивать, чтобы выжить, плавно переходит в привычку убивать во имя любого, пусть даже самого глупого идеала... Но почему?! Он же точно помнил, что раньше не убивал никого! Но параллельно с этим всплывает уверенность, что он только и делал, что убивал во имя Высшей Справедливости! Словно заставлял себя забыть об этом всю свою жизнь, а теперь загнанные в небытие мысли вырвались на свободу, сметая кажущееся благополучие!
Девушка пристально смотрела ему в глаза, словно читала все его мысли. Вздохнула:
— Теперь вижу — готов! Впрочем — погоди...
Она словно вспомнила о чём-то. Полезла в карман, достала плоскую карточку. Пластиковую, чем-то похожую на билет, только с цепочкой огоньков-лампочек.
— Возьми, приложи к ней ладонь.
Том пожал плечами, но ради неё был готов сейчас на что угодно. Приложил руку. Огоньки ожили, померцали. И погасли. Все, кроме рубиново-красного.
— Жаль... — девушка забрала «билет». — Твой биокод не совпадает с нужным. Придётся потом искать этого сопляка с поезда. Ладно, забудь! Сейчас нам важнее Чёрный Лорд.
Наконец, вздохнув, она качнула панель замка.
Удар. Сперва в челюсть. Второй — в живот. А когда боль начинает сгибать пополам — снова в челюсть. Мощный удар, посылающий противника прямиком в закрытую дверь.
Створки двери разошлись, и в то же мгновенье через открывшийся проём вылетело тело. Просвистев мимо вторженцев, оно с треском ударилось о дальнюю стену коридора и замерло в бессознательном состоянии.
Без сомнения, этот лишний отрезок полёта спас летящему жизнь: ударься он о дверь — и от его костей осталось бы только воспоминание, а позвоночник просыпался бы в трусы. А так удар был хоть и болезненным, но не смертельным.
Интересно, что же за чудовище — Чёрный Лорд — если он с такой силой швыряет неугодивших ему?!
Но почему замерла в шоке девушка? Что она шепчет?! Лорд?! ЭТО — Чёрный Лорд?! Но если лорд — тут, то кто же — там?..
Вместо ответа по спине заскользило ощущение бессмертного, а из-за двери донёсся знакомый голос:
— Я те покажу, как меч мой швырять! Тоже мне, Брюс Ли выискался!
В проходе показалась массивная фигура Алана в неимоверном рванье, делавшем его похожим на Конана Киммерийца.
— Алан!
— Том! Ты ещё позже прийти не мог?..
Тем временем девушка деловито связывала не приходящего в себя Лорда.
— Девочка, что ты думаешь с ним делать? — повернулся к ней Крагер.
— Увезу с собой, он должен предстать перед судом Трансгалактической Корпорации и ответить за все свои злодеяния во всех мирах, где он только отметился!
— Не советую... — медленно, очень медленно выговорил Крагер, словно многотонными плитами припечатывал. — Это МОЙ трофей.
— Отстань, я доставлю его пред очи Главы Корпорации, и это Я сказала! — так же холодно отрезала девушка.
— Зря.
Крагер, кажется, счёл беседу исчерпанной.
Пройдя мимо обгоревших роботов, все четверо добрались до выхода наверх. Трое шли своим ходом, а четвёртого девушка тащила волоком, схватив за шкирку. Пленник то ли не приходил в себя, то ли счёл благоразумным притворяться беспамятным, дабы не облегчать ей работу. Крагер тоже не помогал «дряной девчонке» из принципа: впервые в жизни кто-то оспорил его право на добычу, его право решать, кого казнить, а кого миловать.
— Этот тарантас вытянет нас всех наверх? — Крагер пнул стоящий на полу гравилёт.
— Двоих.
— А больше и не надо. Она ведь такая сильная, такая самостоятельная... Правда, девочка, ты воспаришь, аки ангел, и вознесёшься вместе с пленным? — полюбовавшись её гневным взглядом, потомок Крагера Всех Крагеров криво усмехнулся: — Ладно, Том, вытащи ей что-то подобное, только без инструкции по эксплуатации...
Они с Томом поднимались первыми, а потому не расслышали фразы, детским голоском прозвучавшей внизу, полностью. Только «тётя» и «подожди»...
Но вот из дыры на снег вынырнул второй гравилёт, перегруженный и качающийся от натуги и перенапряжения. За штурвалом — девица, поперёк сидения — пленник, а верхом на пленнике — толстый мальчишка...
— Вот за ним я и полезла, когда обнаружила эту дыру, — сказала девушка, хотя никто её ни о чём не спрашивал. — Если в Экспрессе не будет хоть одного пассажира, у которого есть Билет — Экспресс с места не сдвинется!
Она ещё что-то говорила, потом спорила с мальчишкой, но слова их всё больше походили на бред. Выходило, что мальчишка едет на планету Кибертрон, чтобы заказать себе новое тело, сильное и красивое. Только ему это тело ну совершенно не нужно, но он обещал маме перед её смертью, что полетит туда, и теперь выполняет своё обещание. А в снега полез, потому что при падении поезда куда-то улетел его амулет, а потеря амулета освобождала б его от его клятвы, но это ещё и память о маме...
В конце концов Крагер рявкнул на них, и дальше путь до Экспресса они проделали в блаженной тишине.
В вагон как раз входили «Серые и лысые», когда путники завершили свой путь. Последний из киборгов отсалютовал девушке:
— Мисс, пути расчищены и поезд готов следовать дальше. Все неисправности устранены. Надеюсь, Вы нашли недостающего пассажира?
— Нашла. Загружаемся и стартуем.
— Девочка, ещё раз напомню, что это МОЯ добыча! — холодно бросил Крагер.
Но, не слушая его, девица сперва одним лёгким движением забросила в вагон пленника, затем подсадила мальчишку, и наконец запрыгнула сама.
— Ребята, не желаете ли уехать из этих снегов вместе с нами?
Том было рванулся за нею, но посмотрел на стоящего неподвижно Алана и вздохнул:
— Не думаю, что этот поезд привезёт нас к цели...
Дверь с шипением закрылась. И тут же ложные воспоминания выветрились из головы вечного мальчишки, и он уже недоумевал, как мог только что стремиться идти рука об руку и воевать неизвестно за что, проливая кровь за непонятные дела неведомой Корпорации. Словно щупальца обрубились закрываемыми дверями, освобождая сознание...
Поезд лязгнул, выравнивая цепочку вагонов.
И тут дверь распахнулась, и головой в сугроб из неё вылетел Чёрный Лорд. Вослед ему прозвучало два голоса. Басок киборга холодно вещал:
— Я те покажу, как на Экспрессе зайцем ехать!
А девица при этом истерически визжала на лысого стража:
— Идиот! Его надо было доставить в Корпорацию на Кибертроне! Ты даже не представляешь себе, что бы тогда ждало нас...
— Не представляю. В моей программе есть только обслуживание подвижного состава и удаление из него безбилетных элементов...
Дверь вновь захлопнулась, и состав плавно взмыл в небеса, пронзая стрелой низкие снежные облака...
Проводив взглядом поезд, Крагер с хлопком выдернул дрыгающего ногами Лорда из сугроба и поставил перед собой.
— Так. Ты знаешь, что я хотел спросить у тебя ещё там, внизу, когда ты так невежливо выбил у меня из руки парализатор?
Лорд молчал.
— Я хотел поинтересоваться: мужик, ты кто?
Тонкий смешок Тома загулял меж сугробов. Кажется, давало о себе знать нервное напряжение...
* * *
Порой давало о себе знать нервное напряжение...
Прошло уже три месяца, а Ник так и не сумел понять тонкостей быта Интерната. Он откровенно валял дурака всё то время, которое они не спали, не торчали в столовой и не проводили в Классной Комнате.
Валяли дурака и остальные обитатели Класса. Да и чем заниматься в пустоте помещений, не содержащих ничего кроме пустых столов, тумбочек да кроватей? Не удивительно, что время от времени вспыхивали ссоры, тут же перерастающие в скоротечные драки — обычное явление для замкнутых коллективов, ничем, кроме общего лишения свободы, не связанных, не имеющих ни тем для разговоров, ни способов на что-либо отвлечься.
Впрочем, юного вампира драки миновали стороной. Видимо, никто после памятной битвы его с Санти в первый же день своего пребывания здесь, не рисковал цепляться к этому смуглому длинноволосому парню в чёрном камзоле с золотом. Да и Малыша, как друга Ника, тоже не трогали. Впрочем, жизнь от этого веселее не становилась. Спокойнее — да, но веселей... Душа требовала разнообразия, и чем дальше — тем сильнее. Хотелось вырваться отсюда, из царства сонности и однообразия.
Ночами Ник пытался отгадать, как устроены замки в дверях. Но с таким же успехом муравей мог бы пытаться понять устройство Боинга, куда его забросила судьба. Мальчишку не оставляло ощущение, что ответ где-то рядом, что он прошёл мимо него и не заметил. Но увы, ответа это ощущение не приносило, и оттого на душе было тревожно.
Тревожила и ещё одна странность. За все эти месяцы ни разу так и не ударила в ухо боль работающего передатчика. Похоже, или он не мог просигналить за стены этого сооружения, или его сломали с той же лёгкостью, с какой чинили порвавшуюся обувку да одёжку.
А вот Ника-Малыша тревожили его сны. Это был какой-то сплошной «сон с продолжением», где, стоило заснуть, как события услужливо дополняли приснившееся ранее. То виделся Николе единорог, укравший лежащий на столе рубиновый камень-глаз, то какой-то карлик-дварф, с помощью этого камня рисующий в подвале недостроенного замка копию хранящегося в рубине узора-лабиринта. А то видел он, как в начерченном узоре пел хор дивных и странных существ, которым дирижировали сразу двое, и, похоже, каждый хотел провести в жизнь свою и только свою мелодию. А потом ученики одного из дирижёров, собравшись вчетвером и искоса поглядывая на второго, сговорились и стали строить башню, высотой «выше неба», чтобы пронзить свой мир и выйти в другие, ранее неведомые. И хоть в каждом из миров было лишь по пять этажей этой башни, но сквозь все миры стремилась она, и выше любого из самых фантастических небоскрёбов тянулась она сквозь глубины мироздания. А может — это она и есть теперь «мироздание»? Миро-Здание. Здание, пронзающее миры. Здание, которое — само в себе мир.
И снова в столовой Ник заметил чужан. На этот раз это была троица девилов, играющая в карты на отборные, коллекционные души.
— Уважаемые! — попробовал обратиться к ним Ник, — Вряд ли ваш шеф Мом обрадуется, если узнает, что Вы не сдали ему заработанное, а проигрываете товар в покер.
Дальше в одно мгновение произошли три вещи. Ник, обращаясь к девилам, привстал и шагнул в их сторону, и тут же картина мира качнулась, и он увидел за пустыми ранее столиками другой класс, других учеников, а за ними сумраком угадывался ещё один класс... Девилы, вскинувшись, сперва изумились, что их кто-то заметил, а затем кинулись к ближайшей стене, у которой сидел, задумчиво проплавляя столешницу пальцем, балрог — дух огня. При этом один из девилов буркнул: «Мы играем на личные коллекции, а не на товар!» и, протиснувшись за столик с балрогом, прыгнул прямо на стену. И в тот же момент ближайший к Нику Надзиратель коротко и резко ударил мальчишку, не давая ему пробежаться по всей столовой. Ник упал на своё место, а когда посмотрел снова на стену — ни девилов, ни балрога там не было уже и в помине... Впрочем, памятуя Саттариса, он не очень-то и удивился: эти ловкачи всегда лазейку отыщут...
— И всё-таки странно одно, — сказал ему Никола, выслушав рассказ друга, — Почему они не просто в стенку попрыгали, а именно за огненного полезли. Стена там мягче от огня стала, что ли?..
— Не знаю, — беззаботно сказал Ник. — Спи, утром разберёмся...
Едва Николка уснул, как Никита встал и направился к двери. Ему почудилось, что за ним пошёл кто-то ещё. Резко обернулся — никого. Все спят. И всё же Ник готов был поклясться, что слышит шлёпанье босых ног.
— У нас что, привидение своё объявилось? — негромко спросил он.
Шаги стихли. И только дыхание слегка звучало изниоткуда. Казалось, дышит сам воздух в комнате.
— Ну и фиг с тобой, — сказал Ник и пошёл дальше.
Слева от двери, ведущей в коридор, на стену падала лунная тень.
Ник подошёл к двери справа, таясь в сумерке, и, оглянувшись по сторонам, активировал очки. Острые лучи впились в плоскость, размягчая, выжигая её. Казалось, ещё мгновение, ну, не мгновение, а пара минут — и в стене зачернеет дыра выхода. Но... Когда Ник завершал круг, то с удивлением обнаружил гладкую стену. Совершенно неповреждённую. Погасив «взгляд Абадонны», юный Дракуля с изумлением наблюдал, как нанесённая им Дому рана затягивается в еле заметный обугленный шрам, а затем рассасывается и он. Неужели жители этой страны постигли технологии, доступные раньше лишь в его Замке?! Или придумали что-то своё, но похожее?..
В любом случае, девилам помогал не нагрев стен. Но что?
В этот момент Нику вдруг показалось, что кто-то материализовался из ниоткуда, как корабль Теней, отбросив свою тень на лунный квадрат, и рванулся к стене. Ник так и не понял, что это был: незнакомец провалился сквозь собственную тень, и та лишь всколыхнулась на мгновение волнами — и исчезла.
Ник грянулся о свой участок стены — и отскочил обратно, потирая плечо. Безрезультатно. А если там, где привиделся незнакомец?..
Осторожно, очень осторожно Ник вошёл в лунный луч, протянул руку к стене и коснулся собственной тени. Защекотало. Тень подёрнулась рябью, и рука Ника ухнула с пустоту, не встретив сопротивления...
Честно говоря, Ник перепугался. И, выдернув руку из своей тени, кинулся в спальню и забился под одеяло, даже не сняв с себя одежду.
Наутро Ник с изумлением обнаружил у своей кровати кроссовки, точно такие же, как красовались на его ногах. У изголовья лежала одежда — точная копия надетой на Ника.
Едва он спрятал «обновки» в тумбочку, как проснулся Серго.
— Ну, рассказывай, — обратился он к Дракуле вместо «Доброго утра».
— Что рассказывать?
— По пророчествам именно сегодня с самого утра ты сделал эпохальное открытие, которое сменит наше отношение к Дому, в котором мы находимся, — глубокомысленно изрёк подросток. — Так что — рассказывай.
— Утро ещё не прошло, — огрызнулся Ник. Ему не хотелось делиться ни с кем. Ни ночным страхом с тенью и призраком, ни утренней находкой у кровати. — И вообще, я не верю в пророчества.
— Ник, а мне сегодня опять сон снился! — раздался с другой кровати голос Малыша.
— Опять продолжения?.. — обрадовался смене разговора Ник.
— Опять... На этот раз я увидел, как пятеро в чёрных очках приходили к тому карлику-дварфу, что рисовал лабиринт, и за что-то его очень серьёзно ругали. А он оправдывался, лепетал что-то о том, что не виноват он, мол, кто же знал, что возникнет второй Лабиринт, а поскольку двух абсолютов не может быть, то они сольются в эффекте стрео... орео... А, стереоскопа, вот. Тогда те, в чёрных очках, рассмеялись, и сказали, что ему пора на курорт в голубые пещеры, чтобы здоровье поправил за век-другой. А потом... Потом они ушли. Прямо сквозь стену, словно провалились в свои собственные тени на ней.
— Бред! — ехидно изрёк Юрик. Он стоял, опершись о косяк двери, и снисходительно улыбался.
Никто из ребят не замечал, чтобы он выходил бы из комнаты.
Ник резво обернулся и глянул на юркину кровать. Пустая. Лишь показалось на миг, что одеяло ещё укладывается на место, словно кто-то исчез из-под него буквально сию секунду. Впрочем, с утра, спросонья, да ещё после Николкиных рассказов, и не такое привидится в этом замкнутейшем из мирков!..
* * *
— Это мирок — просто ад для прогрессоров! — Крагер захлопнул книгу и бросил её в сумку.
— Ага, — поддакнул Том, — Ни живой души! Некого ни воспитывать, ни наставлять на путь истинный.
— Отвянь! — Алан вытянулся на траве и щурился на серое солнышко, как кот. — Делать мне нечего — самому прогрессорствовать! Я про мирок из книги говорил.
— А что за вещь, если в двух словах? — Тому было лениво даже подняться с травы и посмотреть название книжки, наполовину вывалившейся из сумки Крагера.
— Так, рассказ о провалившейся миссии прогрессоров на какой-то периферийной планетке под названием Аврора. Этот слюнтяй философствовал на темы порядочности и высшего предназначения там, где я уже год как махал бы мечом! Ну — и дофилософствовался, разумеется! Дождался, пока перебили всех в его доме: и слугу, и любовницу. А потом — о, потом он, как нормальный человек, схватился за мечи и устроил врагам такое, что и в небесах, и в аду стало жарко! Чем-то этот типус тебя напоминает, Том. Интересно, если тебя ДОСТА-А-АТЬ, довести до белого каления — ты бросишь свой пацифизм? Кинешься наконец-то на обидчика с мечом? Не в смысле — защититься, а в смысле — прикончить обидчика совсем?
— Не знаю, — честно сказал Том. — Поживём — увидим. Селет и Лассара учили меня терпению и доброте, но, возможно, и этим чувствам положен предел...
— А я бы убивал, — равнодушно заметил Чёрный Лорд. — Один раз я допустил слабинку — и вот тусуюсь в чужом мире вместо того, чтобы править своей Империей и воевать с Корпорацией. А, что я вам говорю?! Вы никогда не правили сотней миров, подвластных каждому вашему слову, вы никогда не строили кораблей-вампиров, готовых высасывать силы из ваших врагов и их звёзд, чтобы затем выдать эти силы вам для ваших великих свершений!..
«Как заговорил! — подумалось Сновидящему. — Это же надо, как заговорил! А как скромненько начинал...»
Том припомнил Крагеровское «Мужик, ты кто?», прозвучавшее в снегах. И ответ этого, Чёрного:
— ...Беглец я... Скиталец, лишившийся миров и всего, что в них было... — Чёрный Лорд говорил медленно, словно каждое слово давалось ему с болью. — Так что теперь я — никто... Идущий в никуда.
— Ну так и мы туда направляемся, — усмехнулся Крагер. — Добро пожаловать с нами!
— Алан, — Том потянул тогда потомка Крагера всех Крагеров за рукав, — Можно тебя на минутку?..
— Говори тут, мне не от кого здесь держать секреты.
— И всё же...
Они отошли, и Слипер сбивчиво проговорил:
— Может, он и твой военный трофей, но я чувствую от него угрозу. Ты можешь считать что угодно, но мне кажется — нам не по пути с ним! Оставь его тут, и пошли... В смысле — поехали.
— И это тот, что все уши мне прожужжал трёпом о гуманизме! Значит, махать мечом и верить в Собирание — это преступление и Зло, а оставить тощего оборвыша в чёрных тряпках подыхать от холода среди снегов — вершина добродетели?
— В нём — зло. Впрочем, можем вернуть его на базу, ему там будет неплохо, и полетим дальше искать выход.
И в этот миг рвануло. Вспышка, рёв взрыва и вопль лорда «Моя база!» слились воедино. Только Крагер понимал истинную причину катастрофы: пивная ёмкость возле повреждённых проводов в коридоре. Он сказал совершенно равнодушно, просто констатируя очевидное:
— Не можем. Базы больше нет, — он повернулся к лорду-изгнаннику и меланхолично спросил: — Когда в последний раз делалась профилактика базы?
— При постройке. Ресурсов и времени не хватало, — тихо ответил тот.
— Ну вот и доэкономился, Ваша Тёмность, — усмехнулся потомок Крагера Всех Крагеров. — Так что выбора у тебя нету — марш на снегоход и проваливаем отсюда! Что? Думаешь, не остаться ли тут? Ну, может, тебе и нравится быть снеговиком, но мне замороженные трофеи ни к чему. Так что реши уж: сам залезешь на снегоход или тебя оглушить и привязать?
— А есть разница?
— Небольшая, — честно ответил Крагер. — Если ты сам — то ты наш спутник и товарищ в пути, если насильно — то пленник. Тебе что больше нравится?
Кряхтя и постанывая, Чёрный Лорд сам взобрался на снегоход. Снегоход Тома.
Вздохнув, Том пересел к Крагеру, и они помчались на юг.
Вскоре серый снег плавно перешёл в серую же траву, покрывающую все просторы до горизонта.
И вдруг... Словно среди жаркой белой пустыни ворвались в живительный оазис: трава стремительно зеленела, небо набирало синь, а солнце у горизонта сияло оранжевым, высвечивая розовеющие облака, кружащиеся в небе, как балерины.
Внизу, среди зеленеющей травы и желтеющего песка, примостился паровозик, милующийся рассветом. Выглянувшие из трёх вагонов крошечного состава дети и взрослые бежали к железному мечтателю, и за ними мчалась, виляя хвостом, собачонка.
— Это безобразие! — кричал полный рыхлый дядька в очках и шляпе, обгоняя дородную тётку и первым добегая до паровозика. — Если мы сейчас же не поедем — мы можем опоздать на целый час!
— А если мы пропустим такой волшебный рассвет, — приятным голосом ответил ей паровозик, — Мы можем опоздать на всю жизнь...
Пока дети и взрослые любовались танцем облаков — Том спустился пониже и сорвал на лету ромашку... И даже когда мир под ними снова стал привычным чёрно-белым, цветок оставался разноцветным, и его чудесный аромат словно зазывал в мечту.
И вот теперь, валяясь на траве и слушая болтовню лорда и Крагера, Том достал цветок и понюхал.
«Вокруг такая красота. И если не обращать на неё внимания — мы потеряем всю жизнь, и мир вокруг нас станет чёрно-белым», — говорил ему аромат цветка.
А вокруг действительно было красиво, хотя цветок и наши путешественники были единственными цветными пятнами пейзажа.
Остров, где они приземлились, был райским уголком. Лениво несла свои воды широкая полноводная река, в зарослях на берегу что-то темнело, то ли старинная беседка, то ли покосившаяся пагода. Песок, трава, греющее ласковое солнышко... Отдыхай, сколько душе угодно!
А после северных морозов ей угодно отдыхать в тепле подольше!..
* * *
— Можешь отдыхать сколько угодно, — шептал на ухо валяющемуся на кровати Нику Серго, — но хотя бы расскажи, что ж ты такого новенького приметил в прошлую ночь?!
— Спать хочу! — буркнул Ник и демонстративно повернулся к парнишке спиной.
Серго обиженно вернулся на свою кровать и затаился под одеялом. Только бы не заснуть! Только бы...
Его упорство было вознаграждено: спустя полчаса Ник встал и вышел в соседнюю комнату. Стараясь не заскрипеть кроватью, Серго встал и последовал за ним.
Ник стоял у освещённого луной квадрата и часто дышал. Казалось — он был всерьёз напуган! Но чем? Что могло напугать парнишку, спокойно общавшегося с Хароном у берегов Стикса и дружившего с бессмертными?
Тихонько присев слева от Ника, Серго с удивлением заметил, как, поборов страх, наследный граф протянул руку и... коснулся собственной тени! И всего-то?! Боится своей тени?! Пророк готов был рассмеяться, но смех застрял в горле: он увидел, как тень на стене покрылась рябью, словно вода, когда коснёшься её, и пальцы руки медленно погрузились в зыбкую тень.
— Клас! — вырвалось у Серго, и Ник тут же подскочил, словно ужаленный, отдёрнув руку. Тень всколыхнулась пару раз и снова стала простой тенью на стене.
— Ты?!
— Тише, ребят разбудишь! А мне... Меня можешь не бояться, я таким, как Санти, рассказывать секрет не собираюсь. Только скажи: то, что ты нашёл, это Путь К Тёмному или Дорога Домой?
— Сам не знаю, — тихо отозвался Ник.
— Тогда давай вместе, — предложил Серго, вставая и становясь рядом с товарищем. — Вместе — не так страшно.
И вновь стена покрылась рябью. Защекотало проваливающиеся внутрь тени пальцы.
— Ну что, — нервно вздохнул Серго. — У нас есть два пути. Можем решиться — и шагнуть в неизвестность, а можем плюнуть на всё и топать обратно, и просто на кроватях валяться.
* * *
И всё же просто валяться не хотелось. Том встал, отряхнул песок и потопал через заросли к реке.
«Пагода» оказалась хвостом самолёта. Древнего самолёта, примерно середины двадцатого века, упавшего с не удержавших его небес и глубоко воткнувшегося в землю. На клочкасто-ободранном фюзеляже были привинчены несколько фотографий и памятная табличка.
«Странная штука, — подумалось Тому. — Мир поездов-призраков, и вдруг среди него — самолёт... Хотя нет, всё правильно: в других мирах-призраках самолёт был бы призраком, а не памятником на острове Водников.»
Вода оказалась тёплой, и Том с удовольствием плескался, сбросив с себя всё кроме плавок. Рядом что-то стремительно и бесшумно вошло в воду, как стрела или молодая акула. Всколыхнулась вода, и над нею показалась голова Чёрного Лорда. А вот, с шумом ракетного катера, вспенил-всколотил воду резвящийся Крагер! Ну что такое! И в воде нет от них покоя! И от Охотника, и от его Трофея!..
Алан, впрочем, особо не досаждал Тому: сильными гребками он устремился к пещерке, видневшейся неподалёку, где круто изгибался берег.
— Если это пещера, то в ней живёт минимум мамонт, а то и стая саблегубых тигров, — словно сам себе сказал лорд.
— Саблезубых, — машинально поправил Том и удивился, как нервно дёрнулся и скривился бывший хозяин ста миров. Похоже, экс-диктатор не любит, когда поправляют его ошибки. Не прощает, когда кто-нибудь хоть в чём-то оказывается умней или образованнее его. Впрочем, за свои четыре тысячи лет Слипер и не таких повидал, так что — привык и особого внимания на это не обращал. Просто запоминал. На всякий случай. Потому что не запомнить такие черты — это уже глупость, граничащая с беспечностью... И, чтобы отвлечь короля-без-королевства от желания злиться, Том продолжил: — Только мне кажется, что это не пещера, а искусственное сооружение. Какой-то полузатопленный тоннель, не находите?
— Или вход в подводный бункер, — согласно кивнул лорд. — Сейчас проверю.
Он нырнул, словно растворился в воде. Без всплеска. А через минуту вновь возник рядом.
— Там железная дорога на дне! Рельсы старые, но не ржавые. То ли совсем недавно затопило, то ли по ним и под водой кто-то катается.
— О. о! — коротко изумился Том. — А я думал, это сказки!
— Что — сказки?
— По легендам, в Киеве под Днепром есть железная дорога возле рембазы РечФлота. Вход на острове Водников. Подземка уходит в воду, то ли в тоннель для поездов партбоссов, то ли в завод сталинских одноместных речных подлодок (в разных версиях легенды). Первая, как на мой вкус, более реальна. Но не в этом дело, мало ли что когда строили в Киеве. По слухам — там водится что-то большое и лязгающее, но что — никто не видел.
— Или те, кто видел, уже никому не могли рассказать, — понял наконец-то лорд.
Три звука слились воедино. Томовское «Спасаем Алана!», лордовское «Бежим!» и громкий протяжный скрип и лязг.
Вода здоровенными волнами вылетала из пещеры, словно кто выдавливал её оттуда мощными толчками.
— Алан! — завопил Том, даже не глядя на драпающего к берегу лорда.
— Аюшки! Я тут, Том! — донеслось сквозь приближающийся лязг. — Глянь, какую прелесть я раскопал!
Из черноты прохода ударил луч света, а за ним появилось ЭТО. Сперва наружу высунулась голоса с челюстями, напоминающими то ли медвежий капкан-переросток, то ли небольшой пресс автодавилки. Глаза этого странного создания — автомобильные фары, вправленные в хромированные трубы. Одна фара светит, вторая — треснутая, тёмная, с вытекающей из разлома водой. За головой потянулась шея, состоящая из стальных сегментов. А за ней — тело, напоминающее то ли паровоз, то ли цистерну, то ли корпус истребителя «Харриер». На спине железного чудища покачивался ржавеющий радар, к которому, как к спинке кресла, привалился восседающий верхом на роботозмее Крагер, меланхолично жующий очередную порцию чипсов.
По бликам в воде Том скорее догадался, чем распознал, что от туловища чудища торчат в стороны сегментные крылья, которыми этот технодракон медленно поводит в воде, помогая своему движению.
Хвост ужасного создания скрывался под волнами, и только вспарывающий воду, как акулий плавник, самолётный киль показывал, что бочкообразным корпусом это чудо техники не кончается.
— Теперь у нас есть свой маленький автомобильчик! — радостно орал Тому Алан. — Тащи сюда лорда, мы отправляемся на поиски выхода их этой серой дыры!
— Я считаю ниже своего достоинства ездить верхом на подобном гибриде паровоза, дизеля и подводной лодки! — высокомерно заявил лорд с берега, но из кустов не показался.
— Добавь к своему определению ещё «Харриер» и Терминатора — и ты получишь точный портрет нашего автомобильчика! — проорал в кусты Крагер. — Кстати, я первый, кого он увидел, когда включился, и он сказал мне «Служу тебе!». Так что не дрейфь, вылезай и поехали, пока я не попросил нашу лошадушку вылавливать тебя с берега челюстями! Ты ведь помнишь ещё, чем в моём понимании отличается товарищ в пути от пленника? Считаю до трёх!
* * *
— Раз... Два... ТРИ-И-И! — ребята усилием воли толкнули свои тела вперёд. Щекотнуло. И...
Ничего страшного не произошло. Просто оба полуношника вывалились с той стороны стены.
— О-ля-ля! — восторженно протянул Серго. — Я и не думал, что с изнанки это так круто!
Ник еле услышал слова своего спутника: ухо резануло такой болью, что он чуть не потерял сознание. Похоже — наконец-то передатчик выбрал нужное место и время и теперь выстреливал трёхмесячную норму сообщений. Короткими пылающими порциями боли. Впрочем, длилось это недолго. Пелена, застилающая глаза, поредела, и Дракуля теперь с удивлением узрел «оборотную сторону Дома». Под ногами был пол из железных рифлёных листов, как на подводной лодке или старинных пожарных лестницах. Вокруг, куда дотягивался глаз — стальные перила проходов, ступени, переходы, галереи и лестницы, простые и винтовые, сплетающиеся в неимовернейший лабиринт. А за спиной... За спиной серая бетонная стена. Тусклая в сумерках. И Ник с запоздалым испугом осознал, что вокруг — ни окошка, ни лампочки, и ничто не способно отбросить на стену тень. Спасительную тень, ведущую назад, в комнаты. Так вот почему пропадающие больше не возвращались! Этот проход — билет в одну сторону. Остаётся одно — идти, куда бы это хитросплетение ни вывело их.
Серго достал из кармана маркер и намалевал на стене какую-то хитрую закорючку.
— Конечно, мало шансов, что мы захотим вернуться, — сказал он, — ещё меньше — что сможем это сделать: тут нет света, чтоб появились путеводные тени, но на всякий случай точку входа стоит отметить...
— Нет даже шанса, что с обратной стороны тени тоже будут проницаемыми.
— Значит — тем более глупо стоять на месте. А то помрём, как тот, что на соседних ступеньках...
Ник глянул вбок. На одной из удалённых лестниц чётко белел скелет в истлевшей одежде, устало прислонившийся к сетке ограждения.
Идти было легко: ни ловушек, ни тайных неприятностей. Дом словно раскрывал перед гостями свои недра. Иди, куда хочешь!
Хотелось вверх. То ли чтоб оказаться поближе к звёздам. То ли потому, что скелет валялся по дороге вниз.
Крутая ржавая лесенка привела друзей к массивной железной двери со следами недавно потревоженной паутины.
Дверь со скрипом отворилась, стоило лишь потянуть её на себя. Помещение за ней было Г-образное, сворачивающее налево за прямым коридорчиком. На стене была надпись: «Вадим и Лев посетили». Под ней лежал кусок мела, который Серго тут же поднял. Вертя мелок в руке, он зашёл за угол, и радостно присвистнул! Ник буквально впрыгнул туда же.
Первое, что бросалось в глаза — два окна, и два ровных потока лунного света, падающих на стену. Две двери в неизвестность.
И всё-таки Ник не спешил шагнуть туда. И Серго придержал: от одного квадрата веяло Силой, готовой смять и растоптать тебя, если не захочешь принять её в себя, а из второго — тоской и безысходностью.
Зато между квадратами белел нарисованный мелом телевизор. Набросаный беглыми линиями.
Ник никогда не любил незавершённости, а потому, отобрав у Пророка мелок, присел на корточки и дорисовал блок переключений и электрошнур, а затем двумя штрихами замкнул линии экрана.
Сперва никто не понял, что случилось. Рисунок словно выдавился из стены, превратившись в настоящий телевизор, постепенно обретающий цвет.
Увы — он не работал. Ник пощёлкал переключателем и вздохнул:
— Всё равно тока нет.
— И всего-то? — хмыкнул Серго и, вернув себе остаток мелка, нарисовал рядом розетку, а затем воткнул в неё вилку шнура. Шнур буквально врос в стену, и приёмник заработал, показывая какое-то развлекательное шоу.
— Круто! — усмехнулся Мамедов, пока Ник последними крохами мела выводил подобие фототреноги. — А это зачем?
— Поставлю на неё свечку. Чтобы тень была на стене.
— А тебе что, этих двух мало?
— Я хочу вернуться.
— Ник, ты спятил?! Мы ж еле вырвались!
— Не кричи. Я никуда без Ника-Малыша не пойду. Хочешь — иди сюда сам, а я возвращаюсь.
Серго как-то странно улыбнулся:
— Да я бы пошёл, но в одиночку неохота. Хотя и назад возвращаться проблематично: я так устал, что засну на ходу, не дойдя до цели. Но и тут оставаться — помереть с голоду. Что делать?
— Идти назад, — решительно сказал Ник. — А если будешь засыпать — усажу тебя себе на плечи, поедешь верхом, Сонный Пророк!
* * *
Ехать верхом не пришлось: прямо над крыльями среди хромированных пластин обнаружился люк с иллюминатором. Так что Том и лорд забрались в недра механоида, пахнущие старой кожей кресел, дорогой смазкой и лёгким ароматом озона. Алан, впрочем, из вредности остался сидеть у радара на крыше железного змея, пожирая очередную пачку чипсов.
Едва люк захлопнулся, как салон осветился приятным неярким светом, а экран в передней стене помещения засвистел, нагреваясь. На нём постепенно проявлялось из тьмы изображение окружающего пейзажа, по которому бегали координатные сетки и мелькали непонятные надписи на неизвестном языке.
Судя по картинке, понукаемый Крагером киберящер резко рванул вперёд.
— Есть ли цель у твоего приятеля или нет, — сказал лорд Тому, — Но самое глупое — ехать стоя, куда бы эта железяка ни мчалась.
С этими словами он уселся в кресло, внимательно пялясь на экран и всем своим видом давая понять, что кроме экрана его ничего не интересует.
Том незамедлительно занял соседнее место, мельком глянув на закорючки текста и уставившись в иллюминатор.
Змей плыл, как гоночный катер, поднимая серые брызги серой воды серого мира, проносясь мимо серых берегов под серым небом.
Алан, доев чипсы, потянулся было за следующей пачкой, но передумал. Вместо этого он выловил из чьего-то сна аппаратик для дыхания под водой, сунул его в рот, и лишь затем, не разжимая зубов, приказал:
— Погжужаемшя!
Змей послушно нырнул, пока Крагер вытаскивал из своего загашника гарпунное ружьё. Видимо — собирался сварить серую уху из серого сома.
Рыбы призрачного мира, видимо, оказались умней своих сородичей, обитающих в Реальности, а может — Змей производил слишком много шума, но — ни единой рыбёшки не встретилось на пути подводных странников.
Рыб не было даже вокруг снастей затонувшего парусника, неведомой силой переломленного пополам. Та же сила, видимо, сломала бушприт, поблёскивающий теперь невдалеке на песке, да выдрала здоровенный кусок палубы, словно изнутри этого летучего голландца стартовала баллистическая ракета. Только водоросли уныло колыхались на вантах и выбленках, серые, как и всё вокруг.
— Корабль-Призрак! — восторженно воскликнул лорд. — А я считал его легендой, вымыслом, сказкой нашего мира.
Том вопросительно глянул на лорда, и тот продолжил:
— Бытовала легенда о Капитане, человеке, который, чтобы отомстить за гибель своего сына и не позволить гибнуть другим детям, бросил вызов самому ящеру Бездны, спруту Глубины, моллюску, сосредоточию бездуховности, неодухотворённости. Капитан направил свой Парусник, Корабль-Призрак, в глотку чудовищу, и оно поперхнулось, подавилось... Издохло...
— Это был случаем не Навк? — на всякий случай поинтересовался Том.
— Не знаю, — досадливо пожал плечами лорд. — Наши истории не сохранили его имени... Просто Капитан Корабля-Призрака. И имя, и титул, и звание в одном флаконе.
Пока шла эта беседа, Крагер приметил у корабля труп водолаза в диковинном скафандре и на всякий случай, загарпунив, подтянул его к себе и спрятал в сон Чёрного Короля.
«Потом рассмотрю его поподробней...»
Словно в ответ на его мысли или его деяние, впереди грохнуло, и в воду полетели обломки моста. Взорванного моста. Взрыв умолк, но странный гул, еле различимый вначале, нарастал, и вот уже в воду вослед обломкам моста обрушился громадный поезд-тяжеловоз. На миг Том увидел, как нёсся этот брошеный экипажем состав, сметая на своём пути пассажирские составы, неся в себе тот инфернальный страх, который во Второе Средневековье метко окрестили «Ужас Железки», разрушал всё, что мог и нёс гибель, пока Путь неумолимо не привёл его к взорванному мосту, который и поставил заключительную точку в его жутких похождениях.
И тут видение утонуло в ослепительной вспышке: атомный поезд взорвался, и вода закипела, заклубилась водоворотами.
Змея бросало из стороны в сторону: он пытался уклоняться от острых обломков и смертельных лучей, водоворотов и каменистого дна.
Лишь Алан Крагер, внук Крагера Всех Крагеров, потомок того, кого считали воплощением Мирового Зла, разглядел в этом аду, как от сияния отделилась сверкающая душа Ужаса Железки и устремилась ввысь, готовая из мира призраков выйти в реальность и вселиться в следующий, новый состав, чтобы снова по рельсам понёсся Поезд-Убийца.
Но мечте призрака было не дано свершиться: душа погибшего вблизи от бессмертного — обречена. Она расслоилась на ниточки молний, как распоротое полотно, и вонзилась в потомка злодеев Зайста, напитывая его энергией и знаниями, каких он нигде больше б добыть не сумел. Его тело задёргалось в разрядах, и на какое-то время он, видимо, потерял чувство реальности. Ибо, когда очнулся — Змей был уже на берегу, и трусцой нёсся к какому-то забору невдалеке. А за спиной всё ещё шипела и кипела вода меж обломков моста...
Змей легко перепрыгнул забор, как хороший скакун — барьер на скачках. За забором оказалась свалка. Огромная, бесконечная. И только у самого горизонта скорее угадывались, чем различались, длиннющий забор и арочные ворота меж двумя башнями-столбами, за которыми сидели в ожидании луны волк и пёс.
— Ща спою! — говорил псу волк.
— Рано ещё, Луна не взошла! — резонно возражал пёс, доставая из протекающего мимо ручейка бутылку охлаждённой горилки-глаурунговки.
А возможно — пёс и волк просто привиделись Крагеру, когда Змей резко затормозил, и потомок достославных воителей Зайста спикировал с его спины на спёкшуюся почву свалки, проломив её головой.
Свалка была забита автомобилями, мятыми и ржавыми, и среди них, как могучий удав среди чахлой травы, высился дивный поезд. Пустой состав — ржавый локомотив, и за ним в сцепке куча совершенно разных вагонов из совершенно разных времён и конструкций, от современных СВ и ресторанов и до старинных, где окна ещё как окна с рамами в квартирах домов, а стены покрыты резными узорами и виньетками.
Едва Том и лорд вывалились из недр механоида — Змей захлопнул люк и с хрустом впился в ближайший автомобиль. Брызнули стёкла, заскрипела жесть и пластмасса. А чудовище уже тянулось к следующему, от которого с видом гурмана отщипнуло багажник, отодвинув остальное лапой в сторону и подтягивая к себе третий, с которого принялось сгрызать дверцы, выплёвывая дверные ручки.
— Народ, — громогласно возвестил Крагер, располагаясь в тени Поезда Разных Эпох, — не знаю, как вы, а у меня от этого зрелища разыгрался зверский аппетит!
— Ну так иди, отщипни кусочек от «Мерседеса», — зевнул лорд. — Тут их много валяется.
— Сам ты грызи «Запорожец»! — огрызнулся Алан, доставая из сонного загашника чипсы, буженину и тёплый каравай с королевскими вензелями и шахматной короной. Брови Крагера взметнулись: — Ого! А хлеба такого я не ложил туда... Или не клал... Как правильно?
— Правильно — «приятного аппетита»! — и лорд отломил себе полхлебины. — Кстати, у меня к этой закуси найдётся приятный довесочек.
И бывший владыка Ста Миров, делая вид, что не узнаёт продукты с собственного склада на Базе, достал две серебряные фляги, полные пурпурного густого вина.
Вино пошло на ура, и никто даже не заметил, что Крагеру с Томом лорд наливал из одной фляги, себе ж — из другой.
Разумеется — вино было отравленным, и вскоре уже двое бессмертных валялись бездыханными трупами, только готовясь в очередной раз воскреснуть, а не ожидающий такой пакости от них в недалёком будущем лорд, пощупав им пульс и убедившись в отсутствии оного, бегал по свалке, гоняясь за пасущимся Змеем.
Догнав, он пробежался по спине механоида, добежал до головы и с удовлетворением обнаружил там крохотный выключатель, еле заметный под одной из стальных чешуек. Выключил. Снова включил. Спрыгнул с головы Змея. Стал перед ним. Мигнула фара, кажущаяся глазом чудовища, а под ней зашевелил своей диафрагмой глаз настоящий — видеокамера.
— Служу тебе! — пророкотал технодракон.
— В таком случае открывай люк. Я беру свою флягу. Залезаю в тебя. И мы летим к звёздам — наводить порядок на планетах, с которых меня изгнали! Ты будешь доволен — придётся много драться и ещё больше стрелять и убивать!
— Служу тебе с радостью! — пророкотал голос кибера.
* * *
— С радостью или без радости — а просыпайся! У нас не так много времени! — тормошил Малыша Ник.
— Да ну вас, тут такой сон снился прикольный, — потянулся Николка.
— А я выход нашёл, — тихо шепнул ему на ушко Ник.
БУМ!
Это вскакивающий с кровати Малыш вписался в не успевшего отклониться друга, звонко столкнувшись лбами.
— Давай ещё раз... — вдруг сказал проснувшийся.
— Да ну тебя... — потирая лоб, поморщился Ник. — Тебе что, понравилось стукаться?..
— Да мы не сильно... Просто есть такая примета: если стукнулся один раз — помрёт кто-то из родственников. А если второй — то вроде бы как действие приметы отменяется... Суеверие, конечно, да и не нам его бояться... Но всё же...
— Угу, — Никита легонько коснулся своим лбом лба Николки. — А теперь — побежали. Бери всё, что посчитаешь нужным, и...
— А у меня всё и так в карманах! — гордо заявил Малыш, и лишь затем заметил молчаливо стоящего рядом Серго. — Ой!
— Не бойся, он с нами, — Ник обнял Малыша за плечо, и они выбежали из спальни.
Тень на стене сдвинулась, но не сильно. И место, куда они вывалились, пройдя сквозь стену, оказалось прежним. Вот только свеча, оставленная Ником на треноге, не горела. Кто-то заботливо погасил её, сжав фитилёк пальцами. И этот «кто-то», кажется, не был взрослым.
— Ва-а-ау-у-у! — завосторгался Малыш. — Вот эт здорово! Пошли посмотрим, что тут и как?..
И друзья, забрав свечу с треноги, поспешили на чердак, так и не приметив затаившегося в сумерках теней мальчишку. Того, кто погасил их свечу. Того, кто смотрел теперь на них, расчётливо и холодно.
Поплутав коридорами (не то, чтобы Ник и Серго не помнили дороги на чердак, просто Николка всё время заглядывал из любопытства в соседние переходы и галереи), друзья поднялись таки под самую крышу дома.
Телевизор по-прежнему работал, показывая какую-то муть. То ли поп-фестиваль, то ли просто плохой музыкальный выпуск шоу для домохозяек.
Ник Второй прям таки прилип к экрану. Ещё бы: малыш, кажется, первый раз в жизни увидел телевизор...
А Ник и Серго замерли: в сместившихся квадратах света проявились теперь контуры дверей. На одной небрежным детским почерком было начертано: «К безнадзорности». Именно от неё несло безысходностью. На второй, сквозь которую и сейчас пыталась, но не могла вырваться дикая необузданная сила, кто-то каллиграфически вывел: «К могуществу и Силе».
Присвистнув от удивления, Серго остатками мела нарисовал два мелка побольше, а затем одним из них набросал новую дверь. И, когда она стала рельефной и начала уже открываться, быстро вывел на ней: «К свободе». И тут же дверь рассыпалась на мельчайшую пыль. Упав на пол, то, что недавно ещё было дверью, сложилось в слова: «К свободе — через Подвал». И тут же, хотя не было ни малейшего ветерка, пыль скрутилась маленьким смерчиком и всосалась под дверь «К могуществу и Силе». Вылетела оттуда, словно её пнули, и втянулась под соседнюю.
Малыш уже не глазел на экран. Он уставился на Пророка:
— Как ты сделал это?..
— Что?
— Ну, дверь?
— Это дом такой... Что нарисуешь, то всё и будет... ну, почти всё, — с этими словами Серго отодвинул телевизор и нарисовал за ним нишу, которая тут же возникла. — Теперь будет, куда поставить телевизор.
Затолкав приёмник в нишу, ребята нарисовали себе пару матрасов, чтоб не сидеть на голом полу. А Ник-Николя, разбушевавшись, соорудил вокруг ниши деревянную раму, отчего телевизор стал похож на картину, внезапно ожившую прямо на стене музея.
Юный же Дракуля, вспомнив что-то, нарисовал целую охапку свечей. Теперь можно было б не раз и не два бродить туда и сюда, не боясь остаться навсегда в мире в глубине стен. А напоследок он вывел пузатую бутылку «Ночи над Ханаттой», такой же, как некогда подарил Менестрелю.
— Крутое вино! — одобрил, попробовав, Серго. А Ник Второй молча показал большой палец: он не хотел выпускать изо рта горлышко бутылки.
* * *
— Вот это вино! — радостно выдохнул Алан. — Вот это вставило! Надо будет попросить у лорда рецептик!
— Вообще-то он нас травил, если ты не понял, — сожалеюще усмехнулся Том. — Это был яд.
— Всё равно круто, — блажено улыбнулся Крагер. — А куда он запропастился?
— Сбежал, — честно ответил Том, умолчав, что последовало за этим. Потому что говорить об этом не хотелось даже самому себе. Очнувшись, Слипер в первый момент услышал Змея, дающего новую клятву верности — Лорду. А затем увидел валяющуюся в траве флягу и ощутил у себя в руке вторую. Решение пришло само собой, и, поменяв фляги местами, Том с довольным видом вытянулся на траве, дальше изображая из себя покойничка.
Лорд поднял из травы флягу, отхлебнул на бегу и ввалился в люк, уже теряя сознание последний раз в своей жизни.
Змей даже не заметил, как из него вывалилось ставшее невесомым и прозрачным тело бывшего Правителя Ста Миров. Кибер распахнул свои крылья, а из брюха его выдвинулись четыре сопла, как у «Харриера». Полыхнуло пламенем. Змей завис на пару секунд, покачиваясь и втягивая в корпус свои лапы, прикрывая их люками. А затем с быстротой молнии рванулся вперёд и ввысь, в мгновение ока превращаясь в жемчужину на фоне неба. И угас совсем, скрывшись среди невидимых в сером сумраке звёзд.
А призрачное тело Чёрного Лорда поднялось и нетвёрдыми шагами направилось к возникшему из ниоткуда трамваю. Оно сопротивлялось и явно не хотело идти туда, но сама сила здешнего мироздания вела его, и он не мог противиться ей. Так, покачиваясь и стараясь увильнуть, он вошёл внутрь и дверца захлопнулась за его спиной.
— Во, ща точно спою! — донеслось откуда-то вместе со звоном разбитой стеклянной бутылки.
Вдалеке, у почти невидимого конца свалки, протяжно взвыли пёс и волк, пугая ползущего по дну ручья рака. Но Том не обратил на них никакого внимания. Он в изумлении смотрел на трамвай.
Трамвай был странный. То казалось, что он полон народу, то — что почти пуст. Он был выкрашен густой чёрной краской, и шторки чёрной ткани прикрывали заднее стекло кабины, скрывая водителя от глаз пассажиров. Номер трамвая Том полностью не запомнил. Понял лишь, что тот — восьмизначный, с чёрточкой между четвёрками цифр. Первое число забылось, второе же — «2166» — выделялось очень чётко и рельефно, намертво отпечатываясь в памяти.
Трамвай поехал, и лишь тогда стало заметно, что рельсы перед ним возникали из ниоткуда, а за ним — рассыпались в звёздную пыль.
«Трамвай до конечной», — потянулись странные ассоциации. Вот тогда Том и пнул Алана, заставляя побыстрей воскреснуть, чтобы странный трамвай не прихватил с собой и валяющегося в забытьи потомка Крагера Всех Крагеров. Воитель охотно очнулся и тут же завосторгался вином... А в ответ на томовское «Сбежал!» лишь сожалеюще вздохнул:
— И животинку с собой уволок! Придётся нам теперь топать пешком!
Между сплющенных и покореженных автомобилей кое-где проглядывали покосившиеся могильные плиты. Над одной из них, расколотой гранитной плитой с выбитым на ней парусником, носилось кругами одинокое привидение.
— Эй, призрак! — крикнул Крагер, — Ты не знаешь — тут поезда какие-нибудь ходят?..
Привидение замерло в воздухе, посмотрело на полупрозрачные часы на своей руке и махнуло рукой к забору:
— Топайте туда, перелазьте через забор. Успеете за пять минут — успеете на поезд. Не успеете — сами виноваты.
Путешественники кинулись к забору, а призрак возобновил своё движение, продолжая нарезать круги над могилой.
Поезд появился точно по расписанию. Он даже не стал тормозить. Просто наши странники оказались в вагоне. Пустом.
Это-то и показалось странным Крагеру: совершенная пустота. Полки, сиденья, постели — и ни человека, ни призрака. Впрочем, призраку не обязательно быть видимым или осязаемым. Может — просканить помещение?
Вскинув сканер, вытащенный из небытия ещё на базе Чёрного Лорда, Алан вскинул его. Стерженьки разошлись, регистрируя что-то вокруг.
— Эй! — осторожно начал искатель. — Вылезай! Я тебя всё равно вижу!
В ответ появилась довольная кошачья улыбка, висящая в пустоте.
— Ты не волнуйся, — сказала улыбка. — Скоро тут будет много народа. Так много, что мало не покажется...
С этими словами обладатель улыбки материализовался полностью. Им оказался стройный черноволосый парень, молодой и немного похожий на корейца. Он снова улыбнулся своей кошачьей улыбкой и развалился на ближайшей полке:
— Итак, приготовили-и-ись... Старт!
Рядом с Аланом возник пожилой грузный мужчина. В первый момент он, кажется, хотел спросить что-то типа «Э-э-э, а где все подевались?», но тут рядом из ниоткуда вынырнул тощий очкастый тип с двумя стаканами, и они присели за столик, продолжая начатую когда-то попойку.
Пробежал по вагону студент, оглядывая пустые полки, затем промчался обратно, когда его окликнула девушка с верхней полки, и он зашептал ей что-то, а возлежащий на нижней полке парень с кошачьей улыбкой прокомментировал это Алану с Томом:
— Милые тешатся... Хм-м-м, пусть потешатся, пока не поняли, куда угодили... Вечное свадебное путешествие... Романтика: ни экзаменов, ни родителей... И всё таки советами бедолаг замучают...
Словно в подтверждение его слов возникли две кумушки с лицами профессиональных дворовых сплетниц. И почти тут же раздался детский плач.
Пассажиры всё прибывали и прибывали, и время от времени кто-то гневно вопрошал:
— И где же мамаша?! Кто кинул ребёнка одного?!
Вдруг через суету прорвалось:
— Где мой ребёнок?!
И вот уже счастливая мамочка, возникнув из небытия, кидается через весь вагон к своему чаду.
Не дав насладиться хэппи-эндом, в вагоне возник проводник. Присмотрелся к Тому. К Алану.
— Молодые люди... Если не ошибаюсь — вы не брали билетов в наш вагон. Да и в наш поезд тоже.
— Может, мы можем заплатить Вам? — спросил Том. — Вы не возражаете?
Проводник не успел ответить. Кажется — он не возражал, но тут всё испортил Крагер:
— Тихо, Том, с ним не так надо говорить, — с этими словами он вытащил свой родовой меч и махнул им в сторону проводника: — Мы едем дальше. Вам понятно?
— Не понятно, — сказал проводник, и тут же поезд, разредившись под ногами наших странников, сбросил их на серые шпалы и умчался вдаль...
* * *
— Ничего не понимаю! — Ник с Серго опять бродили коридорами «застенья», пока Малыш дрых, развалившись на матрасах перед телевизором и видя новые серии своего сна. — Послушай, а почему все они дразнят тебя «пророком»?
Серго снисходительно улыбнулся:
— Не дразнят, а величают. Я сюда и угодил за пророчества.
— Предсказывал всякие бедствия, пока народ не решил, что ты их не предсказываешь, а создаёшь?
— Нет, просто торговал пророчествами. И немножко пожадничал, вот и оказался здесь. В результате лишился и дома, и источника озарения.
— Что дом жалеть? — усмехнулся Ник. — Дом не исчезнет, родители в нём же остались. А когда выберешься отсюда — вселишься к ним вновь.
— Какие родители?! Это мой, МОЙ дом! Я его сам купил, понимаешь?!
— Ах ты ж боже ж мой, какие мы богатые и нервные! Откуда у мальчишки столько денег, чтобы дома покупать в Киеве? Ты что, сын центаврийского посла или внук Патриарха?
Серго холодно прищурил глаза:
— Хочешь жить — умей вертеться. Я и навертел себе на домик.
— На дом в Киеве?
— Не в Киеве, а в Буче, но это ж недалеко. Лет десять пройдёт — Киев и Бучу проглотит, и станет она новым районом столицы. И, боюсь, цены тут же подскочат, и домик типа моего раз в десять подорожает.
Нику показалось, что по гулким лестницам кто-то идёт, наивно желая остаться неслышным. Но Серго не обращал внимания, и Ник успокоился, решив, что ему просто померещилось.
— Серго, а что же родители?
— Они наивно считают, что они меня выгнали из своей квартиры. За мои небольшие заработки.
— Кажется, не за заработки, а за их методы, — прозорливо заметил Ник. — Я не прав?
— Богатые от этого беднее не стали... Они хотели обереги или талисманы — они их и получали. Работоспособность изделия не оговаривалась до мелочей.
Ник только рассмеялся. А затем всё же спросил:
— Так и пророчества твои были липовыми?
— Сам ты липовый! Пророчества были самыми настоящими! Потому что я нашёл Источник Откровений! Сперва сам не поверил, но когда всё стало сбываться — понял, что это таки действительно клад! Люди охотней всего платят за информацию. А там её было не счесть!
— И ты переувлёкся торгами, прям как наш Всехний. Правильно?
— А кто это — Всехний?
— Всехний Волк. Оборотень один знакомый...
— Да-а, а где ты с ним повстречался?
— Жили когда-то вместе... — отмахнулся Ник. Вспоминать руины родового Замка не хотелось.
— Вот бы мне повстречаться!.. А то я никого такого и не видел ни разу, ни оборотня, ни вампира, ни драконов...
Ник хотел было ехидно заявить: «Врёшь ты всё, ты прямо сейчас с наследным вампиром общаешься!», но сдержался, и вместо этого спросил: — И как же ты сюда угодил? Неужели про себя не спросил у Источника?
— Пожадничал. Думал, пронесёт... Тут инквизиторы меня и повязали. В глайдер, и прямо там и допрос с пристрастием, и решение суда... Чего только не напридумывали в своих обвинениях... — Серго горько усмехнулся и грустно добавил: — В общем, вменили мне кучу всякой гадости. Из всего стандартного комплекта инквизиторских обвинений не предъявили мне разве что два пункта: обвинения в содомии и в общении с дьяволом. А что самое забавное — один из этих пунктов был бы истинной правдой... — посмотрев на опасливо отодвинувшегося от него Ника, Серго сказал: — Да нет, не то, что ты подумал. Я с девилом как раз якшался...
— Совершенно верно! — раздался над самым ухом Ника знакомый голос. — Общался и так и не надумал продать мне всю эту стопку макулатуры с пророчествами. Вот и остался и без тетрадок, и без дома, и без свободы.
Ник, обернувшись, удивлённо глазел на невесть откуда появившегося Саттариса. А тот, кивая Серго, продолжал: — Ну и как, молодой человек, не желаете, чтоб я вам ещё разок напророчил, например, что ждёт тебя в ближайшие полгода?
Серго и сам с немым изумлением глядел на давешнего знакомца. Потом отрицательно мотнул головой. Что отнюдь не смутило Саттариса:
— Ну и ладно! Не желаешь слушать — значит, скажу против желания. Ты не мой клиент, чтобы я перед тобой в комплиментах рассыпался, ты мне такой источник угробил!.. Так вот, я могу тебе точно сказать, что в ближайшие полгода ты не съешь ни зубчика чеснока.
Серго и Ник, вспомнив безвкусное полупрозрачное желе в Столовой, поняли, что не надо обладать даром ясновидения, чтобы сделать сей прогноз.
— А я в ответ тебе, дяденька Саттарис, напророчу, что ты в ближайшие полгода не увидишь ни одной тетради из той стопки, — мстительно заявил Серго.
— Хреновый из тебя пророк получается, — усмехнулся Саттарис, доставая из-под плаща тетрадку, конфискованную инквизиторами при аресте.
— Откуда?!
— Инквизиторы — тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо... — девил просто лучился самодовольством. Поймав взгляд Ника, добавил: — Э нет, фирма заказанные клиентами желания не выдаёт! Так что даже Вам, Ник, уважаемому в наших кругах наследному потомку графов Дракуля-Карди, я не назову, за какие пустяки я выменял у инквизиторов конфискованную у еретика тетрадь. Скажу только, что выполнить их желания было проще простого для девила с таким стажем, как у меня.
— Тогда скажи другое, — Ник проигнорировал вытянувшуюся в изумлении от слов Саттариса физиономию Пророка, — а что девилы делают в здешней столовой?
— Углядел таки! — обрадовался девил. — Я не сомневался в твоих способностях, о последний из рода достославных князей Ночи! Кушаем мы там. Хавчик бесплатный, хотя и безвкусный.
— Хавчик?!
— Пардон, фигню сморозил! Ну, еда в смысле. Безвкусная, зато на дурняк и много. И не только мы тут пасёмся. Эльфы странствующие, духи, а порой и другие демоны...
— Демонстраторы измерений, — вставил Серго.
— Сам догадался или читал где? — вскинулся Саттарис.
— Не важно. А как вам удаётся быть там незамеченными?
— Многослойность пространства, — повертел пальцами девил, — расслоение сущностей по...
— Взгляд они отводят, вот и всё, — зевнул Ник. — То есть видеть мы их видим по-прежнему, вот только внимания не обращаем. Так и выходит, что они есть, но их как бы нет...
— Ни-и-ик! — скривился, как от зубной боли, Саттарис. — Ну не выдавай ты наши профессиональные секреты! Давай лучше я дам вам обоим по умному совету, а ты за это, во-первых, перестанешь разглашать наши методы, а во-вторых... Что бы такое попросить во-вторых?.. — Ник собрался было уже возразить, что он своего согласия ещё не давал, но девил уже ухватил свою мысль и засветился, как лампочка: — Ага! А во-вторых, ты подаришь мне безвозмездно душу первого разумного, кого укусишь за свою жизнь, хорошо?..
— По рукам! — хлопнули руки. — Я всё равно никого в жизни кусать не собираюсь...
— Ну так слушайте! Серго. Ты можешь всё потерять, если уйдёшь далеко, и всё сохранить, если останешься близко. А ты, Ник, используй по иному назначению свои очки, когда вновь посетишь Чердак. И не забудь — с тёзкой твой путь будет вдвое короче. А теперь я пошёл!
— Куда?! — хором спросили Ник и Серго.
— За душой, — невинно пожал плечами Баальзамон. — Ты, когда тебя в Абсолютно Идеальную Школу тащили, изрядно кусанул одного из Надзирателей. Так что я за его душой, всё по контракту!
— Когда меня тащили КУДА?!
— В Абсолютно Идеальную Школу, — с наслаждением повторил девил. — Так по документам значится этот Интернат в данном мире, все пять его здешних этажей, плюс шлюзы: Подвал и Чердак. Шлюзы, кстати, односторонние: только из Подвала на следующий Чердак, и никак иначе.
И с этими словами торговец душами исчез, прерывая все возможности продолжить расспросы.
На обратном пути к спальне Мамедов вдруг резко кинулся в боковой коридорчик. Послышались быстрые летящие шаги, и всё стихло. Серго, раздосадованный, вернулся к другу.
— Опять?
— Опять. Только теперь я уверен — не показалось! За нами точно следили. Мальчишка. И я его чуть не поймал. Но он... Он побежал, а потом как в воздухе растворился! Я плохо его рассмотрел, но раньше — вообще только шаги слышал или тень замечал краем глаза. И всё-таки лицо его показалось мне знакомым...
* * *
— Знаешь, Алан — его лицо мне показалось знакомым. Но хоть убей — не могу вспомнить, где же я его уже видел?..
— Кого? Проводника?
— Нет, того... с кошачьей улыбкой... Ну, который первым появился, и постепенно!
— А как по мне — так первый раз его видел — и не огорчусь, если последний, — парировал Крагер.
— Так-то оно так, но знакомое лицо — и тут, в этом мире?.. А вдруг — он знает дорогу домой?
— Знал бы — не торчал бы тут! — буркнул вояка. — А он ехал со всеми. Не бери дурное в голову, лучше подумай — чем дальше ехать попробуем... О! А это что? Не иначе — перрон, и касса на входе! Пошли!
Невдалеке действительно высилось нечто среднее между пропускной будкой и кассой, в которой гордо восседал добродушный кот в железнодорожном кителе и фуражке на ушах.
У прохода на перрон выстроилась небольшая очередь, лохматая и пушистая.
Кот в фуражке заглянул в свою толстенную книгу. Перелистнул страницу.
— Касьянка, Плут и Том!
К проходу прискакал мешок, из которого выпрыгнули три мокрых котёнка.
— Бедные малыши... Как жестоки люди, утопившие вас... Проходите, малыши...
Котята резво поскакали к вагону и завозились, помогая друг другу подняться по ступенькам.
— Бегемот!
Подошедший кот был обугленный и обгорелый с головы до пят, а кончик хвоста всё ещё дымился.
— Что случилось?! — обалдел привратник.
— Примус был новый, неотлаженый. Сперва завис, а потом как рванул! Я-то ладно, мне Воланд новую шерсть напоёт. А вот ЦентрПолиграф разнесло — любо-дорого посмотреть! Ладно, я побежал.
— Лой Ивер!
К окошку подошла очаровательная крупная кошка. Её движения были грациозны и женственны.
— Тебе ведь говорили, Лой, что любопытство кошку сгубит! — вздохнул привратник. — И что же?
— Зато на восьмой из своих девяти жизней я видела настоящего дракона, и даже общалась с ним! — мурлыкнула она.
— Проходи, дорогая... Ты неисправима. После смены я загляну к тебе на вечерок, у меня завтра и послезавтра как раз выходные...
Новая кошка подошла на задних лапах, кутаясь в египетские одежды.
— Лу! Какими судьбами?!
— Забили прямо на моей кухне, — вздохнула она. — Не побоялись даже гнева моей бабушки-богини.
— Стервятник и его озёрная пассия — не египтяне, имя Бастед может им ни о чём и не говорить. Проходи. На ладью Ра пересядешь между третьей и четвёртой остановками экспресса. Там ваши и наши пути пересекаются.
Внучка богини-кошки поспешила в вагон. В её спине и затылке торчали девять сюрикенов-звёздочек.
— Пушок! — продолжил кот из-за книги. На его слова отозвался лохматый трёхголовый цербер, несколько сплющенный и виновато смотрящий на обращающегося к нему. — Ну и как тебя-то угораздило?
— Ну я это... того... — начала средняя голова, тщетно выискивая подходящие слова.
— Мы не виноваты! — огрызнулась левая. — Уличный музыкант заиграл на флейте, и мы тут же уснули.
— Ага, прямо на дороге, — поддакнула правая голова.
— И поэтому тебя сбил грузовик-дальнобойщик, — заключил кот. — Ладно, в следующей жизни постараешься быть поосторожней. А пока — милости прошу в поезд... ТОМАС!
Слипер вздрогнул. Метнул взгляд на служащего. Нет, тот кричал на серо-сиреневого кота, пытавшегося пробраться на цыпочках мимо будочки.
— Томас, ты виновен. Виновен во множестве тяжких проступков и ещё большем числе не очень тяжких! Но если ты исправишь только один из них — я пропущу тебя. Вот тебе бумага. Извинись перед мышуком, которого ты обижал. Испроси прощения. И если он простит тебя и подпишет эту бумагу — я пропущу тебя. А если нет — пойдёшь прямо в ад, к Псам Тиндала! И помни — у тебя очень мало времени. «Небесный Экспресс» отбывает через десять минут!
С этими словами сияние окружило кота Тома, и он провалился куда-то вниз, где на миг мелькнули цветные дома и улицы реального мира.
Затем кот в фуражке перевёл взгляд на Слипера с Крагером.
— Томасо и Алан, мне прискорбно сообщить вам, но я не могу пропустить вас на поезд по двум причинам. Во-первых, вы ещё не умерли, а «Небесный Экспресс» везёт души в рай, а не живых к их целям. А во-вторых, он везёт только души пушистиков. Кстати, в основном пострадавших от людей и прочих голокожих существ. Единственное исключение — велено пропускать голокожих египетских кошек, считая их кошачьими нудистами.
— Тогда помогите нам иначе, — мысли Тома вертелись быстрей счётной машины. — Просто выбросите нас из этого мира в Реальность, как только что Томаса, хорошо?
— Увы, — развёл руками кот, — это тоже не в моей власти... Я могу переместить меж мирами душу, но не живого обитателя, в полном здравии забравшегося в наш мир.
— Так что же нам делать?! — расстроился Том.
Кот вздохнул:
— Это знает лишь один из Псов Тиндала, ренегат, ушедший от них в Оракулы.
— Нам надо лезть за ним в ад? — насторожился молчавший ранее Крагер.
— Нет. И на Дороге, в Мире Оракулов, его тоже нет. Говорят — Сим сейчас в нашем мире. Так что ищите — и как повезёт... Следующий!
Это была кошка, белоснежная, словно слепленная из зимних полуденных облаков. В спине её было прожжено три крестообразных дыры.
— Разозлила Голокожую Рептилию? — спросил кот.
— Да, ей не понравился мой вид и моё имя.
— Проходите, Снежная, — кот кивнул на стоящий экспресс. — Приятного путешествия и быстрого воскрешения!
Рыжий кот, шедший за ней, был прострелен из того же диковинного оружия.
— А ты чем разозлил Гадину Озёрную? — удивился привратник.
— Именем и видом. Отказался носить маску.
— Проходи, Ёшкин Кот! Встречи тебе с твоим хаттиффнатом Ёшкой и скорого воскрешения!
— Спасибо! — и тот рыжей молнией метнулся в вагон.
— А ты за что?! — глаза кота, кажется, полезли на лоб. Перед ним стоял полулис-получеловек, перемазаный машинным маслом и с мотком проводов в руке.
— Крутил по радиосети Замка песни моего Старшего, Сэнди, направленные против Бронтозаврихи.
— И, разумеется, рассвирепил Хоронительницу Очага, — кивнул кот. — Да ещё и маску отказался носить. Так ведь? Проходи. Быстрого воскрешения и ещё более быстрого коннекта тебе!
Лис пошёл к вагону. Из спины молодого йуругу торчал осиновый, плохо обточенный кол.
Том и Алан отошли, не желая мешать очереди пушистиков, отправляющийся в свой пушистый рай.
Невдалеке, по эту сторону забора, загружался другой поезд. Зловещего вида паровоз, нос которого изображал готовый лязгать челюстью на поворотах череп, а тяги колёс напоминали костлявые руки чугунного скелета. Общие вагоны, покрытые резьбой. И — всего два или три пассажира-призрака.
Недолго думая, друзья забрались в вагон. И, словно только их и дожидался, поезд резво помчался вперёд, набирая ход. Зеленоватый дым из паровозной трубы, клубы которого напоминали полупрозрачные черепа, стелился за окном.
Сквозь дым проглядывало ущелье, по дну которого полз ещё один состав, серебристый, могучий и медлительно-внушительный. Глядя, как резво улепётывает от него какой-то динозаврик, Том усмехнулся:
— У носорога очень плохое зрение. Но при его весе это не его проблема.
— Это кимерийский поезд внизу, — говорящий призрак в чёрной рясе, опирающийся на светящийся крест, обращался к друзьям, а может — к креслу под ними, столько равнодушия и спокойствия было в его позе.
— А сам-то ты кто?
— А я — Тень. Кимерийский Тень. И поезд тот, что внизу, мне хорошо знаком.
По дороге в горах,
Раздирая туман,
На рожденье утра,
Как большой караван,
Вдоль железных полос,
Кораблём по реке,
Поезд едет вперёд,
Где-то там вдалеке.
Одинокий донёсся гудок,
Стук колёс затихает вдали.
Отражая утренний свет,
Рельсы светятся, словно огни.
Серый дым из трубы
Поезд мягко покрыл.
Средь сосновых лесов
Вой собаки застыл.
На полянах мельком
Чьи-то тени видны.
Серебрится река
У подножья скалы.
По бескрайним просторам Кимерии,
Среди скал, лесов и болот
Километры считая медленно,
Поезд тихо, уныло идёт.
Вдруг пронёсся испуганный ящер,
Потревоженный стуком колёс.
Запах листьев опавших
Утренний ветер принёс.
Среди сосен, дубов и маслин,
Синеватая дымка лежит.
Воздух от мягкого ветра
Как паутина дрожит.
Поезд-змей, извиваясь,
Блестит, будто бы серебро.
И никто во вселенной не знает
Остановки конечной его.
— Знавал я когда-то один поезд-змей, — Ник пытался разглядеть лицо собеседника, но тень под клобуком Теня была непроницаема. — Электричка, можно сказать. Когда как повезёт: когда электричка, а когда и дракон... То ли повезёт, то ли сожрёт...
Тем временем Крагер, на которого напала зевота ещё на середине стиха, встал и побрёл по почти пустому вагону, к сидящей у дальнего окна туманной красотке.
— Не может быть! Не может быть! — плакала дама-призрак, в отчаянии рассматривая свои полупрозрачные руки.
— Ещё как может! — оптимистически заявил Крагер. И тут их поезд проскользнул в скалу, распластав обоих живых путешественников по её поверхности.
Первое, что они увидели, упав в шелковистую серую траву — два ледяных столба, на которых висела ветка с буквами «Поезд дальше не идёт».
Они были в начале своего пути. Круг замкнулся.
* * *
— Не может быть! — убеждённо фыркнули Ник и Серго.
— Ещё как может! — убеждённо ответил Малыш. — Сам посмотри! — и он протянул Нику очки.
Сквозь стёкла «Взгляда Абадонны» поверх экрана телевизора бежали строки. Обычный телетекст, видимый лишь через очки.
— Ну что, убедился? — победно сиял Николка.
— Некоторым везёт по крупному, — хмыкнул Ник. — Сам догадался или кто подсказал?
Малыш присел у ног Ника и посмотрел на Серго:
— Для хорошей идеи не обязательно быть пророком. Надо только слушать и думать.
— Не понял? — удивились хором Ник и Пророк.
— Вчера, пока ты спал, Юрик взял твои очки. Просто посмотреть, не думай. Нацепил, и говорит: «Такие, помнится, были в кинотеатре «Днепр». Их там всем выдавали, стереокино смотреть. Они то ли что-то видимое делают невидимым, то ли невидимое видимым, но в результате будто не экран, а окно в реальный мир». Вот я и подумал: а что, если и твои очки что-то новенькое нам покажут? И они показали! Про что хоть пишут?
Ник всмотрелся в бегущие строки:
«Приводим последнее по времени получения сообщение нашего спецагента Венеда. Адресат неизвестен. Сообщение пришло эхо-копией: «Господа! До меня дошли слухи, что в соседнем измерении, называемом Ренесанс, готовят вторжение к нам. И не просто вторжение, а вторжение «живых мертвецов». Угроза чрезвычайно серьёзна, господа. Есть данные, что спасти нас может только некоторое количество литературной подготовки. Настало время, господа, проверить, сколько этой самой подготовки имеется у нас в наличии. Предлагаю каждому провести тщательную ревизию своих личных запасов и держать их в полной готовности. Со своей стороны гарантирую полную боевую готовность всех подразделений Замка Войны. Экранопланы осуществляют круглосуточное патрулирование окрестностей Странного Замка. Группа быстрого реагирования не расстаётся с оружием. Нам необходимы любые данные о противнике. Предлагаю организовать мобильную разведгруппу.» Понятие «Измерение Ренессанс» в кодовом словаре отсутствует. Группа поддержки в распоряжение спецагента Венеда не передавалась. Мобильная техника (экранопланы) — тоже. Всё вышесказанное позволяет предположить, что либо агент Венед совершил предательство и теперь представляет угрозу для Конторы (в пользу этого варианта говорит поминание Замка Войны и его подразделений, якобы подчинённых Венеду), либо сошёл с ума и нуждается в срочной медицинской помощи (в пользу этого варианта говорит его утверждение, что в боевой операции их может спасти только наличие литературной подготовки). Поскольку проникнуть в переместившийся из Трансильвании в Странные Земли Замок Дракуля-Карди (далее — СтранноМестный Замок) не представляется возможным, что делает второй вариант неосуществимым, то по умолчанию принимается к рассмотрению и реализации вариант N1. Комендант Замка Войны, бывший спецагент Венед объявляется предателем с дальнейшей дезинформацией его и тщательным контролем за его поступками, корреспонденцией и, по возможности, мыслями. Принято к исполнению в момент подписания».
— Какие-то отчёты тайных спецслужб, бред, в общем-то, — сказал наконец Ник, решивший не говорить друзьям, что в этом «бреде» поминался чей-то агент в его собственном замке. Замке, на самом деле разрушенном почти год назад. — Ничего интересного.
— Тогда снимай очки и приколись с этого клипа! — вмешался Серго. — Оцени солиста: ну прям-таки безумный профессор из кинокомедии!
* * *
Машинист паровоза был похож на безумного профессора. Беловолосый, курчавый, всклокоченный. Впрочем, машинистом назвать его трудно. Но как? Водителем? Пилотом? Его паровоз ездил, где хотел, и летал не хуже пассажирского ракетоплана.
Подобрав друзей у достопамятных ледяных столбов со светильниками, он согласился подбросить их до полуразрушеной базы в снегах.
— Всё равно я не тороплюсь, время для меня — не самая страшная преграда!
— Вы научились его сжимать?
— Нет, я лишь научился путешествовать по нему в любую сторону. Это — паровоз времени. Моё личное изобретение!
То ли скорость паровоза была выше ракетной, то ли он и впрямь двигался не только через пространство, но и время, но за этой короткой беседой они и прибыли к своей цели.
Прямо под ними зияла в снегах воронка на месте базы. Словно крысиные норы, изъели склоны воронки дыры тоннелей и переходов. Похоже, не всё взорвалось. Возможно — удастся что-нибудь починить и поселиться здесь на время, пока не встретится ушедший на север ренегат-оракул из Псов Тиндала.
— Спасибо, что подвезли! — Алан с Томом спрыгнули в снег с висящего в полуметре над сугробами паровоза.
— Да не за что! Всегда пожалуйста!
— А куда теперь? Назад в будущее?
— Нет, там я уже был! Теперь — вперёд, в прошлое!
И паровоз умчался, лишь снег закружился вокруг.
Единственным уцелевшим обитателем руины оказался старый знакомец Крагера — робот с проблемами на лицевом щитке. Он как раз стоял возле распределительного щитка, наматывая «жучки»-предохранители из медной проволоки.
— Привет, — улыбнулся Алан. — Как дела?
— Плохо, — честно заявил робот. — У меня большое горе: я сегодня трезв!
Рядом присвистнул Том.
— Слушай, пока ты трезвый — подсчитай мне кое-что, ладно? — не унимался Крагер.
— Смотря что, — машине, кажется, было небезразлично, чем заниматься.
— Проведи учёт всех повреждений базы и высчитай, сколько сил и времени нужно, чтобы восстановить жизненный минимум, а сколько — чтобы возродить тут всё.
— Учёт уже проводился. Моими силами по минимуму всё восстанавливается в течение двухсот лет. Если я начну восстанавливать, разумеется. Силами двадцати роботов жизненный минимум восстановится за неделю, а максимум — невосстановим в принципе: множественные дефицитные детали в условиях данного мира ни купить, ни произвести невозможно. Невосстановимы — оружие, ловушки, дальняя связь. А теперь посторонитесь.
С этими словами, приладив последний предохранитель, робот откинул лицевой щиток. Сунул в него толстенный кабель в подплавленной обмотке, а другим концом кабеля ткнул в высокочастотный разъём.
Заискрило. Из бедолаги повалил дым. И тут «жучки» сгорели, громко хлопнув и разбрасывая вокруг себя медные шарики.
— О! — робот шатался, а голос его был радостным, но нетвёрдым. — Я всё! Клас! Я эт... всем рад, во! Па-а-айдём, покаж-ж-жу мою коллекцию крышек от смазочных канистр! Она кру-та-я! Ка-ак я!
— Робот-пьяница! — Том протёр глаза. — Обалдеть.
— Облом, — расстроился Алан. — С этим алкашом мы и за пятьсот лет ничего не отстроим. Вытягивай из снов снеголёты, будем ренегата так искать. Пока не замёрзли совсем.
— Я лучше вытащу это, — Ник достал из снов шестирукого робослугу и поставил перед собой. — Тут когда-то моему другу Сэнди снился его робослуга. Ну и... В общем, я его ещё раз тридцать вытащу, и пусть они хором протрезвляют здешнего, читают с него карту и начинают ремонт...
Сверху выла метель. В такую погоду хороший мамбет дьярву в полёт не выгонит. Приятно сидеть в тепле, поглядывая через экраны, как вкалывают неутомимые робослуги, и попивать горячий кофе, заедая его чипсами из заветной заначки.
Внезапно Алан насторожился. Сквозь вой метели до него прорвался иной вой, протяжный и зовущий.
Нехотя, заранее ёжась от холода на улице, Крагер закутался в меха и поплёлся наружу.
На самой кромке воронки сидел пёс. Белый, остромордый, лишь кончики перьев на сложеных крыльях — серо-чёрные.
Алан моргнул и потряс головой. Нет, пёс таки был крылат! Не померещилось!
— Домой хочешь, в тепло, — ласково начал бессмертный, обращаясь ко вновь завывшему псу. — Пойдём ко мне, вниз, там тепло, уютно.
Больше всего пёс походил на колли. Замёрзшего белого крылатого колли, частично занесённого снегом. Он посмотрел на Алана, прервал вой и вдруг сказал:
— Это ты хочешь домой, в тепло. А я знаю, как тебе это сделать. В железе среди снегов череп Принца, надетый на бушприт Призрака и примотанный призрачной цепью, откроет вам путь домой, когда его осветит обманный глаз.
Внезапно пёс распахнул свои громадные крылья и тут же, подхваченный ветром, скрылся в снежном мареве, унесённый метелью. Словно и не было его только что рядом, словно привиделся в круговерти снегов.
— И что ты сам думаешь обо всём этом? — спросил Том, выслушав рассказ Алана.
— Я думаю, что мы зря упустили тогда Чёрного Лорда. Гоняй теперь по всей Вселенной в поисках его черепа!
— Алан, в тебе всё-таки слишком много от твоего деда. Ну нельзя же так буквально понимать пророчества, если это вообще было пророчеством, а не шуткой!
— Почему шуткой? Это был пёс. Значит— пёс этого... как его... Тандама!
— Тиндала, — машинально поправил Том. — Но Псы Тиндала — это Псы Предначального Хаоса, тощие, покрытые чешуёй и коротким ворсом. Злые донельзя. А этот — белый и пушистый.
— Ну и что? Стал ренегатом — побелел, да и шерстистость повысил...
— А-а-алан! Тот, кого ты описал, более похож на Симаргла.
— Симаргл? Это ещё кто?!
— Оракул.
— Ха! Ну тогда у нас просто нет выбора! Не всё ли равно, от кого из Оракулов получено пророчество? Главное — разобраться, что делать...
* * *
— Ну тогда у нас просто нет выбора! — твёрдо заявил Серго. — Особенно — нет выбора у тебя, Ник, когда мы уже разобрались, что делать! — и Пророк оттянул ворот футболки. — Кусай!
Ситуация действительно складывалась плачевной. Ник глазам своим поверить не мог, но Николка, нацепив очки друга, увидел поверх клипа тот же самый текст:
«Поднять шум для освобождения Никиты Дракули, кодовое имя Засланец, из Интерната закрытого Типа в Гидропарке, не представляется возможным: при первой же попытке министр по эмиграционной и иммиграционной политике Заслав Хозевич Петренко заявил, что нелегальное проникновение на территорию Великой Орияны государством однозначно трактуется как оскорбление, нанесённое Великой Орияне и её политическим лидерам, фамилия же «Дракуля» является прямым оскорблением Единого Бога по факту её существования в пантеоне дворян-вампиров. Наказанием за вышеозначенные деяния является ссылка в Интернат в Гидропарке, так что ссылка туда вышеупомянутого Никиты является законной и обжалованию не подлежит.
В связи с вышеперечисленным считаем целесообразным никаких дальнейших попыток освобождения Никиты Дракули не предпринимать, пользоваться и далее информацией его передатчика, самого же Ника по умолчанию считать погибшим во время исполнения важного государственного задания и присвоить ему звание Героя Тайной Службы (посмертно). Приказ и информацию по делу «Засланец» не разглашать в течение 500 лет (предположительная продолжительность жизни вампиров) с момента подписания сего приказа».
Разозлившийся Ник так сжал пальцами мочку своего уха, что горошина передатчика выскочила сквозь кожу, как стерженёк угря. Не дав ей затеряться, Ник с каким-то садистским удовольствием расплющил её свеженарисованым молотком, раскрошил в порошок и развеял по комнате.
Затем зло усмехнулся:
— Вернуться — не могу. Меня эти, в сером, упокоят. Зачем им оживший покойник? Не вернуться — не найду Тома. Оставаться здесь тоже нельзя: после таких запросов меня тут живо... введут в соответствие с решениями СБ. Ну и что делать?
— Бежать, — спокойно сказал Николка. — И я с тобой, кстати. Серго, а ты как?
— А я бегу в город.
— Ты что, больной?! Радиация в воде. Ты даже если и переплывёшь, то умрёшь в муках в ближайшие дни! Да и не добежишь до воды, те, каменные, что в песках, сожрут!
— А я и не буду ни плыть, ни бежать. Я полечу.
— Псих, — коротко сказал Ник.
— Не-а! Умный! Ник, ты укусишь меня, у тебя просто нет выбора. Я стану вампиром, и полечу через Днепр. Так будет лучше для всех нас.
— Да не хочу я кусать никого! Я не собираюсь становиться вампиром!
— Ну и не надо! Укуси, а потом сплюнь! И я превращусь, и ты останешься собой! Тем более что ты уже кусал охранника, нам Саттарис говорил про это, помнишь?
— То была самооборона, и под гипнозом!
— А это — решение всех проблем. Ник, я всё равно желаю остаться в Киеве. Мне ещё мой дом и мои тетради вернуть надо, понимаешь? Это раз. Я хочу отомстить инквизиторам. Это два. А три... Ник, ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОЧЕШЬ, чтобы Том смог узнать, где ты и как тебя отыскать?
— Хочу. Больше всего на свете хочу.
— Ну тогда у нас просто нет выбора! Особенно — нет выбора у тебя, Ник, когда мы уже разобрались, что делать! Кусай!
Ник зажмурился и склонился к шее друга. Губами ощутил пульсирующую жилку. Вспыхнувшие родовые инстинкты удлинили клыки. Тело обдало жаром. Организм выстреливал в слюну вампирские ферменты. И всё-таки Ник никак не мог решиться.
— Да не тяни ты, кусай! Я не барышня, чтобы меня целовать! — вспылил Мамедов. Он нарочно злил Ника, понимая, как тому тяжело. А в злости всё это делается проще, как-то минуя сознание! — Ты мне что, засос решил поставить?!
Щёлкнули челюсти. Ник зарычал. Рот заполнило густой солоноватой кровью...
— Он... умер? — испуганно спросил Малыш.
* * *
— Он... умер? — Том опасливо покосился на вытащенное Крагером тело.
— Безо всякого сомнения! — радостно оскаблился тот.
— Не думал, что ты коллекционируешь поверженных врагов.
— Дорогой ты мой! Если позволишь себе присмотреться получше — то без сомнения увидишь, что голова сего тела на положеном ей месте — на плечах. Стало быть — это никак не может быть моей жертвой! И вообще — хочешь в глаз за такие предположения?
В глаз Том не хотел. Поэтому предпочёл дальше наблюдать за затеями Алана молча.
Извлечённое тело было в диковинном скафандре. Спереди шлем украшала латунная маска-пластина, узорная и изящная, сзади — подобие то ли плавников, то ли крохотных драконьих крылышек. По чёрным рукавам костюма шли бахромой красные кожаные треугольники. (Да-да, скафандр после помещения его в сон и дальнейшего вытаскивания оттуда, стал цветным, как и робослуги, чинящие очередные ярусы чёрно-белой базы.) Баллоны за спиной украшались ажурного плетения крыльями, без сомнения, не только помогающими держать направление под водой, но и придающими фигуре вид какого-то морского бога или демона.
Из кармашка на поясе фигуры выпал и запрыгал по полу кубик, цветом напоминающий застывшую ртуть.
Том протянул руку, чтобы поймать, но в то же мгновение крохотный робослуга метнулся наперерез и выхватил находку.
— Ключ опасен! — прозвенел он. — Повышенная радиация! Смертельно для белковых. Удаляю...
И с этими словами он помчался к складу запчастей, чтобы поместить находку в свинцовый контейнер. Не добежал — излучение оказалось губительно для его электронного мозга. И тогда его собрат, выхватив кубик у упавшего, помчался дальше и завершил начатое.
— Ничего себе находочки у тебя, — хмыкнул Том.
Алан тем временем снял с головы покойника шлем.
— Опа! Похоже, он не погиб на дне реки, а был там захоронен!
Когда-то, в прежние времена, захоронившие этого покорителя глубин на дне, возложили ему на глаза не медные монетки, которыми души греков платили за перевозку Харону, а два огромных гранёных алмаза. С годами они приросли к черепу, и теперь он смотрел мерцающими огнями на потревоживших его вечный сон.
— Принц, не иначе, — довольно заявил Крагер.
— Знавал я только одного принца, который мог быть захоронен подобным образом, задумался Том. — Но не думал, что его скафандр был столь экзотическим. А ещё — всегда был уверен, что он похоронен на дне моря, а не реки. И ещё — при нём в таком случае должен быть амулет из урана. Ой!
— Ага! Урановый кубик из него уже выпадал. Так кто это в таком случае?
— Один из индийских принцев, глава восстания сипаев ещё в девятнадцатом веке. Мастер подводных исследований и мститель поработителям своей страны.
— Значит, череп принца мы уже имеем, — кажется, это был единственный вывод Алана из услышанного рассказа. — Отправляемся за бушпритом.
— И где он?
— В Днепре. Я там видел целый Корабль-Призрак. С заботливо отломанным бушпритом, кстати. Так что нам остаётся лишь вернуться туда.
— Опять по снегам переть?
— А что, Том, впервой, что ли?
И спутники выбрались из воронки, готовясь добывать снегокаты.
Пока шёл ремонт, вихри размели снега, и теперь по скрывавшейся ранее узенькой одноколейке резво катил поезд. На вагонах его значилось: «Ковель-Киев». Притормозив у самой воронки, он дождался, пока Том и Алан поверят в его реальность и заберутся внутрь.
Изнутри вагоны оказались общими, «самолётного» типа планировки.
Поездка была странной и необычной. Состав мчался по какой-то старой ветке-одноколейке, то ускоряясь, то сбавляя ход и почти останавливаясь. Ехал мимо пустых деревень и покинутых домов, местность вокруг — заброшенная, чащи и болота, леса. Целых деревень не видать было нигде, но поезд останавливался очень часто, и на каждой остановке сходили или заходили один-два человека, молчаливых и замкнутых в себе...
Наконец он затормозил на берегу Днепра у взорванного моста. Минут десять ходьбы — и вот уже Алан, достав из Пространства Снов скафандр Даккара, примеряет его. Похоже — морально-этические проблемы в этот момент не интересовали его, и нисколечко не смущало, что ещё недавно в этом одеянии покоился труп.
Подобно водяному монстру, вошёл Алан в воду. И вскоре лишь пузырьки показывали, где бредёт по дну Днепра бессмертный.
Обломок бушприта оказался конической трубкой неизвестного металла, в которую была вправлена целая батарея линз. Словно подзорная труба осьминогов с Океана, или телескоп кактусов-мутантов с Марса.
Сбросив шлем и поставив его на согнутое колено, Крагер передал бушприт Тому.
— Остаётся цепь. Призрачная цепь. Никто из твоих знакомых призраков не таскает цепочки подлиннее?
Том отрицательно мотнул головой.
— Может, есть где-то крепость-призрак с цепным мостом?
— А почему ты не взял якорную цепь с корабля? — вопросом на вопрос ответил Том.
— Рассыпалась. В пыль. Словно её что-то разъело, давно, и только водоросли со ржавчиной и удерживали её целой.
— Тогда нам надо поискать мудреца, который знает побольше о призраках. Алан, ты не слышал о таком?
— Не-а. Разве что, говорят, в Трансильвании живёт гном, коллекционирующий истории о привидениях. Но он любитель, а не профессионал.
— А я знаю его! Он торговец в деревеньке, где я когда-то квартировал. Давай туда через сон?
Увы — реальность напомнила о себе: из этого мира во сны можно было выходить лишь частично.
— Эй, ребята! — окликнул их кто-то. — Говорят, вам надо в Трансильванию? Садитесь, я как раз через те земли еду!
Огненно-красный паровоз тянул такие же красные вагоны. Состав словно пылал адским пламенем.
Недолго думая, Том взобрался на подножку паровоза и полез в кабину, к позвавшему их машинисту. Алан последовал за ним. Поезд тронулся.
В кабине было ещё интереснее, чем можно было подумать. Два кочегара что было сил подкидывали уголь в топку, и пот блестел на их пятачках, катился по их шёрстке и падал под копытца. Да-да, кочегарами на этом поезде были самые настоящие бесенята, лохматенькие, с блестящими аккуратными рожками и элегантными кисточками на кончиках хвостов.
— Вау! Куда это мы попали? — вырвалось у Тома.
— В самый прочно застрявший в этом мире поезд, — невесело усмехнулся машинист. — Когда-то это был Поезд В Ад. На нём я отвозил души грешников в преисподнюю. А потом... Как-то один человек, пытливый и вмеру нахальный, нашёл этот поезд. Ума не приложу, как он вычислил, кто мы и что мы, ну да это теперь и неважно. Я подарил ему магические часы в обмен на два условия. первое — он никогда и никому не расскажет о нас. И второе — после его смерти я повезу его к нам, в ад. Он согласился. А я, как дурак, сам расставил себе ловушку.
— Ловушку? — спросил Крагер.
— Магические часы? — Том.
— Ага. Это были часы, способные останавливать время. Я-то думал, как он нагрешит с их помощью на Земле, например, грабя магазины или банки, пока все замерли в безвременье. А он запустил часы именно здесь, в поезде, и теперь тот вечно едет и не может доехать, везя весёлую компанию грешников... И я никогда не могу доехать домой.
— Ваш дом в аду?! — удивился Том.
— А что тут такого?.. И в аду живут... хотя и не совсем люди. Вон, один из наших лучших менеджеров, Саттарис. Мать его — простая бесовка. А отец, поговаривают — эльф-менестрель из какого-то сопределья, живьём забравшийся в ад и даже женившийся там на этой самой бесовке... А я — так вообще от Лилит веду свой род. И теперь я, потомственный дворянин и заслуженный машинист Адского Поезда, вместо того, чтобы перевозить домой души в количествах, коии и Саттарису не снились, вынужден скитаться по адам земным, пока тот пассажир не сжалится надо мной и не остановит часы! Мною же и подаренные часы!
— Стоп, — прервал его стенания Том. — Ты сказал, что едешь через Трансильванию. Сейчас говоришь — едешь по адам земным. Там что, сейчас ад?!
— А ты сам за окошко-то посмотри! — окрысился машинист. — Это раньше война бушевала, оставляя Трансильванию островком безопасности, куда и тянулись все беженцы! Потому что особого стратегического значения она не имела, а дурную славу, благодаря Замку Дракули, имела. И командующие справедливо считали, что овчинка выделки не стоит: зачем эти горы, когда там есть вампиры! Особенно кажущиеся крутыми и неуязвимыми после экранизаций Брема Стокера и его многочисленных продолжателей.
Том смотрел за окно. Конечно, вокруг призрачный мир, а не реальный, но он отражает реальность, и там, в Реальности, тоже пылают костры на месте посёлков, выворачиваются танками и взрывами леса, обращены в руины города, и, возможно, где-то среди этих руин бродит Ангел Смерти. Бродит не для того, чтобы пожать свою жатву, а чтобы спасти уцелевших, ибо даже он ужаснулся тому, что творится вокруг.
А машинист продолжал:
— Когда исчез, скользнул в другие миры родовой замок Дракули — равновесие сместилось. Стратегическое значение района не возросло, а вот страх перед носферату исчез. И теперь армии и простые мародёры — все рвут Трансильванию на части, как до этого порвали всё вокруг. И здесь теперь ад!
Том съёжился: да, это его помощь наследнику рода вампиров, Нику, обернулась этой трагедией. Ну и что, что Замок не рухнул, а переместился? Прячась в других мирах, он не может спасти свой собственный. И в этом виноват Том. Том и никто иной. Том и никак иначе.
Поезд притормозил. Половина деревеньки, та, что ближе к холму-магазину, уцелела. Вторая была сметена взрывом, и только висели в силовых полях обломки деревянной церквушки, не имеющие сил даже упасть.
— Приехали! Вылезайте! Мне дальше ехать, в Старотополе скоро будет жарко...
Поезд скрылся, словно растворился в никуда. А Том уже стучал в дверь магазинчика.
Открыл старый гном с длиннющей всклокоченной бородой.
— Том! Какими ветрами? Я думал — ты опять в бега подался... Или погиб при бомбардировке. Что тебя привело?
— Привело меня, — вмешался в разговор Крагер. — Том только помог мне добраться.
— Военный?! — вздрогнул гном.
— Боец — да. Но не служил никогда и никому, кроме себя.
Кажется, это успокоило продавца.
— Пойдём, что ли, чайку попьём? У меня есть отличный чай, не эта нынешняя дубовая кора. А ещё — трофейный шоколад!
За чаем беседа всё же не потекла неспешно — Алан сразу взял быка за рога:
— Хозяин, ты нам нужен как специалист по призракам. Вспомни, кто из призраков живёт поближе сюда и носит цепочки или цепи.
— Цепочки таскает призрак Элвиса, но он аж в Америке, — усмехнулся гном. — А цепи... Много кто их таскал... Самый близкий отсюда призрак — это Кентервильское привидение.
— Ну вот, — недовольно сморщился Крагер, — теперь нам в Англию переться... Эх, нелёгкая!
— Зачем же переться? — гном залез на табуретку и потянулся к полке за спиной. — Кентервильское привидение получило прощение, как и было предсказано, и обрело свободу. А его цепи я прихватизировал для своей коллекции. Если хорошо поторгуемся — могу и продать!
С этими словами он извлёк из-за своей спины гремящие и лязгающие полупрозрачные цепи.
Массивная призрачная цепь не удержалась в руках бородатого коротышки, и её конец наотмашь ударил по банке с вареньем. Вишнёвые брызги разлетелись по столу и полу.
* * *
Вишнёвые брызги разлетелись по полу: Ника стошнило кровью.
— Он... умер? — испуганно спросил Малыш, глядя на упавшего на пол Серго.
Капли, расцветившие пол чердака, словно вскипели и превратились в белоснежные простыни, взмывшие к потолку и оттуда упавшие на матрасы. И в то же мгновение Серго хрипло вздохнул.
Рана на его шее затянулась, и только перепачканная кровью футболка говорила, что вампирский пир, разыгравшийся тут несколькими минутами раньше, не был бредом воспалённого воображения или ночным кошмаром.
Пророк усмехнулся своей «фирменной» улыбочкой, насмешливой и снисходительной одновременно. Вытянулся в струночку, вскинув руки над головой, и, замерев на секунду, взмахнул ими. Никто не успел заметить, как это случилось, но вот уже вместо мальчика по комнате летает крупная летучая мышь. Она пронеслась, коснувшись крылом Ника и шлёпнулась сверху на Малыша. Ещё миг — и это снова Серго.
— Слезь с меня! — возмутился упавший на матрасы Малыш.
— Круто! — Мамедов перекатился в сторону. — Сегодня же ночью лечу. Ник, опиши мне своего Тома поподробнее. Или, может, найдётся подходящее фото? Вау, ты что, целый фотоальбом таскаешь?!. Эй, а откуда ты его вытащил? Из сна?! Это как?.. Том научил? А меня можешь научить? Нет? Жаль... Ладно, Тома уговорю. В обмен на информацию, куда ты полез. И куда, кстати? В Подвал?! Нет, Малыш, я не телепа... Что?! Я отвечаю на ваши МЫСЛИ?! Бли-и-ин, тяжко быть вампиром! Особенно если думать будет толпа... Ладно, приспособлюсь. Почитаю в тетрадках Сима, что делать.
С этими словами он выпустил из превратившихся в крылья рук альбом и выскользнул в открытое окно. Его силуэт замелькал на фоне огромной флегматичной Луны, заглядывавшей в окно из-за днепровских круч.
— Нам тоже пора, — вздохнул Ник. — Чует моё сердце — после полуночи за мной придут.
— Они не успеют, — усмехнулся Николка. — Нет, я не предполагаю. Я ЗНАЮ... — с этими словами он коснулся двери «К безнадзорности». Тень не стала проницаемой. Просто дверь распахнулась, приглашая друзей в новый коридор, извилистый, как крысиная нора, серый и бетонный.
Ник что-то черкал на листочке, прямо на бегу. Не успел дописать — выронил, но возвращаться не пожелал. Только досадливо поморщился.
— Что там было? — Малыш колебался, не сбегать ли назад за листком.
— Так, просто. Лазил пару раз сам по Дому, ну, и вылез один раз в комнате Воспитателей. Спёр там листок со стены, со схемой, стал разбираться, что да к чему. Какой сейчас толк во всём этом, если мы отсюда сбегаем?! Никакого! Так что не переживай, это просто листок.
Коридор вывел друзей в огромное помещение со сферическим потолком. Оно утопало в сумраке, и только голубые огни полузарывшегося в пол диска своим мерцанием разгоняли тьму. ЭТО было похоже на «летающую тарелку» или на диск, пробитый сверху вниз гигантским яйцом птицы Рок.
— «Ангар-18», — сказал Ник первое, что пришло на ум.
— Не понял.
— Старая легенда про склад, на котором пылится найденное военными НЛО — инопланетный корабль, потерпевший крушение.
— НЛО?
— «Летающая тарелка». Типа того, что сейчас перед нами.
— А мне это больше напоминает крышку от чайника. Чайник весь закопали, и только крохотная крышка слегка торчит наружу. Мы туда полезем?
— А что, Малыш, есть выбор?
— Выбор есть всегда. Можно вернуться в Класс и погибнуть сразу после полуночи. В момент Восстановления. Можно остаться в тайных коридорах и постепенно умереть с голоду. Но прожить подольше. А можно прыгнуть на эту крышку... И тогда даже я не знаю, что с нами будет. Так как?..
* * *
— Даже я не знаю, что с нами будет! — пожал плечами Крагер. — Но если не пробовать — то мы навсегда останемся здесь.
Изделие, крепко сжатое его руками, относилось к разряду «мечта и зависть некроманта». Бушприт, на который череп наделся, как на родной хребет, и цепи, вросшие с первого касания и намертво соединившие череп с бушпритом, образовали то ли крупный жезл, то ли короткий посох. Свет от ламп в коридоре, пройдя сквозь алмазы и линзы, тонким лучом вылетал из артефакта, чертя по полу странные зигзаги в такт дрожанию напряжённых рук Алана.
Разнеся свой голос на десятки Пространств Сна, потомок Крагера Всех Крагеров прокричал:
— Змей железный, давший мне клятву служить и явиться по первому зову! Я прощу тебе измену и данную позднее клятву Чёрному Лорду, если ты сейчас же явишься предо мной!
Том замер с рукой на выключателе, Крагер — с железякой в руке.
Мир вокруг чуть всколыхнулся... и ничего не случилось.
— Змеюга! Я жду! Я не намерен ждать вечно!
А в ответ — тишина.
— Я был прав, — подал голос Том, — он забыл после перезагрузки всё, что обещал и делал до неё.
— Хорошая болезнь — склероз, — зло пропел Алан. — Ничего не болит, и каждый день что-то новенькое! Ладно, не хочет по хорошему — будет по плохому. Помоги, Том.
Вдвоём они сознанием дотянулись до нёсшегося по Вселенной кибердракона и дёрнули его на себя. Подсекли, как рыбак подсекает крупную рыбу, у которой жадность превысила природную осторожность и сметку.
Разрывая чьи-то сновидения, механоид помчался к потревожившим его.
Всё произошло слишком быстро.
Едва Змей вломился в коридор базы — в железо среди снегов, как Том погасил свет. Вспыхнул «обманный глаз» — фара дракона. Луч её, какой-то дрожащий и зыбкий, ввинтился в глазницы посоха, и в то же мгновение иной луч ударил в пол. Зазвенели от напряжения цепи. Плиты пошли волнами, как от брошенного в воду камня. Мир на мгновение потерял очертания — и вот уже сквозь пол всплывают рельсы, а к сиянию «обманного глаза» примешивается устойчивый мощный свет паровозного прожектора. Примчавшийся состав вбросил Змея в небытие, не дав разъярённому роботу выстрелить в того, кому тот лишь недавно клялся в верности и вечной службе.
Из кабины выглянул коротышка. Зелёный, ушастый, с шапкой курчавых волос. На нём был железнодорожный мундир, слегка смахивающий на кимоно.
— Поднимайтесь в кабину, — сказал он. — Присоединившихся к нам приветствую я!
Алан тихонько ткнул локтем Тома:
— Это тот самый... который был в моём поезде, когда я так испугался.
— У нас толком нет выбора, — прошептал в ответ Том и первым шагнул к поезду. Его спутнику не оставалось ничего другого, как последовать за Сновидцем.
Поезд помчался прямо сквозь стены базы, сквозь разбушевавшуюся метель, сквозь серые пейзажи, полные сверкающих рельс.
Мир вокруг терял свою бесцветность, истоньшался ещё больше, приобретая прозрачность, сквозь которую уже проступали ещё зыбкие контуры Реальности.
И тут им наперерез кинулся состав. Бостонский поезд метро.
— Ладно, ребята! — всё ещё опасливо косящийся на коротышку-машиниста Алан махнул Тому и ушастику рукой. — Я вижу, вы скоро будете дома. А раз так — позвольте откланяться! Я посеял свой состав и мне неохота отвечать за это ни перед кем!
Последние слова он сказал, уже перепрыгивая в состав с замороженными во льдах вечности пассажирами, и реальность, сменившись для него, унесла его в ином поезде.
— Ему не дают покоя лавры его деда, — вздохнул ушастый. Зато Америка лишится скоро своих двух достопримечательностей.
Том, вполуха слушая машиниста, глядел вослед другу и спутнику по скитаниям в призрачном мире. Ему показалось, что Алан испускает из себя молнии — энергию бессмертных, и она, вонзаясь в пассажиров и наполняя их, оживляет, размораживает пленников межмирья.
Бостонский поезд скрылся, и Том впервые внимательно оглядел кабину.
Не было даже следов обычной для паровозов топки. На этом месте был то ли столик, то ли широкий пульт, над которым висел возле раструба массопередатчика голубоватый прозрачный кристалл, замкнутый в кольцо. Казалось, что кристалл сверкает в освещении кабины, но, присмотревшись, Том с удивлением понял, что огоньки бродят по поверхности сами по себе. Серебряные, золотистые, зелёные. Иногда, перемещаясь с грани на грань кристалла-тороида, они вспыхивали, как маленькие звёздочки.
Рядом с пультом стоял на стульчике самый настоящий патефон. Машинист, переместив рычаг хода, подошёл к чёрной коробке, открыл её, достал ручку и покрутил, заводя старинный проигрыватель.
— Вы могли бы вернуться раньше куда как, — сказал зеленокожий без предисловия.
— Но это жизнь, а не компьютерная игра, — возразил Том. — И заранее знать пророчества и методы их осуществления нам не дано.
— Ой, пророчества Оракулам оставьте гласить. А чтобы без приключений покинуть мир поездов, понять достаточно, что мы не покидаем никогда его: мы все пассажиры поезда по имени Жизнь.
— Поезд-Жизнь, — удивился Том. — Значит, достаточно просто осознать, поверить в это?
— Не верить. Чувствовать сердцем надо... — машинист поставил толстый виниловый диск пластинки. Зашипела песня:
Вагонные споры — последнее дело,
Когда больше нечего пить.
Но поезд идёт, бутыль опустела,
И тянет поговорить.
И двое сошлись не на страх, а на совесть —
Колёса прогнали сон.
Один говорил — наша жизнь — это поезд.
Другой говорил — перрон.
Поезд шёл удивительно ровно: иголка ни разу не подпрыгнула, и песня продолжала литься, пока не кончился диск.
Один утверждал — на пути нашем чисто,
Другой возражал — не до жиру.
Один говорил, мол, мы — машинисты,
Другой говорил — пассажиры.
Один говорил: нам свобода — награда,
Мы поезд куда надо ведём.
Другой говорил: задаваться не надо,
Как сядем в него, так и сойдём.
А первый кричал: нам открыта дорога
На много, на много лет.
Второй отвечал: не так уж и много —
Всё дело в цене на билет.
Выезжая в такой прекрасный цветной мир Реальности, машинист дёрнул какой-то рычаг, и поезд плавно трансформировался. Сперва из паровозика со старинными вагончиками он превратился в электричку времён двадцать первого века, а затем, продолжая изменяться — в современный поезд метро.
А первый кричал: куда хотим, туда едем,
И можем, если надо, свернуть!
Второй отвечал, что поезд проедет
Лишь там, где проложен путь.
И оба сошли где-то под Таганрогом,
Среди бескрайних полей,
И каждый пошёл своей дорогой,
А поезд пошёл своей.
Когда песня кончилась — закончился и их путь. Том вышел на ближайшей станции метро и помахал рукой машинисту Поезда, устремившему свой состав в зев тоннеля.
Рядом из рации станционного работника донеслось:
— Внимание! Поезд, отправившийся со станции Арсенальная в сторону Днепра, внезапно исчез с контрольных экранов. Приказываю движение поездов прекратить до обнаружения пропавшего состава. Во избежание паники среди населения пассажирам, ожидающим на перроне, объявите, что движение прекращено в связи с тем, что в Гидропарке поперёк путей упало дерево. Очистите станцию от пассажиров. Отправьте спецотряд для проверки известных стрелок и поиска ранее несуществующей стрелки для её локализации и уничтожения до завершения Совмещения Миров.
Тома вместе с остальными вытолкали на поверхность возле Арсенала и знаменитой пушки, которая, по преданиям, служила повстанцам Арсенала, но на памятнике почему-то направила свой ствол на Арсенал, будто там затаились не её хозяева, а злейшие её враги, которых она собиралась выкуривать из краснокирпичных стен.
«Интересно, сколько времени понадобится, чтоб диспетчеры сообразили, что пропавший поезд ещё и на станцию выехал, не проезжая тоннелем от Крещатика?..» — подумалось Тому. Когда это произойдёт — они кинутся искать того мальчишку, что вышел из кабины. Но будет уже поздно: пока что ему, без сомненья, везло.
Тем временем другой поезд метро мчался, всё набирая и набирая ход. Испуганные пассажиры видели, как вошёл в кабину источающий запах озона высокий мускулистый парень, от которого во все стороны тянулись нити молний, и как сразу же после этого моторы под полом взвыли, словно сумасшедшие. Взбесившийся поезд мчал сквозь нереальные пейзажи, пока не ворвался в тоннель. Взвыл ветер, и стёкла вылетели, словно от удара молотом. Паникующих пассажиров носило по вагонам вперемешку с вещами и останками окон. Поручни свистели от сквозняков.
Разрывая вечный круг Бостонского Топологического Проклятия и веселя упоённого силой и скоростью Крагера, поезд вывалился не в Бостон, а в Нью Йорк, пронёсся по заброшеным тоннелям мимо старых станций, заселённых лишь крысами и жуками-мутантами, и вылетел на улицу, проломив замурованый ещё в двадцатом веке проход.
Визги, крики, паника.
Молнии, ударившие во все стороны от поезда, тоже не способствовали спокойствию и душевному равновесию как пешеходов, так и пассажиров сумасшедшего состава.
Толпа зевак бросилась врассыпную от грозового поезда. Никто в этой суматохе не обратил внимания на человека, выбирающегося из смятой в лепёшку кабины, и вскоре набежавший туман скрыл, спрятал в себе одинокую фигуру, нетвёрдой походкой шагающую от места катастрофы. В бесконечность. К неведомым берегам бытия.
Часть 2
Проект «Дом»
Если Вам сейчас плохо —
не думайте, что это навсегда —
это когда-нибудь кончится.
Если же Вам сейчас хорошо —
не думайте, что это навсегда —
это обязательно кончится.
Виктория Токарева
Туман развеялся, и взору Ника предстал город. Именно город: каменные стены, булыжные мостовые, толстые рамы со стёклами, отражающими друг друга и двоих мальчишек... Машинально взглянув вверх, Ник разочарованно вздохнул... Конечно, он опасался увидеть над головами не бездонное синее небо, а перекрытия потолка, но... Жизнь, как всегда, может быть ещё неожиданнее... Над головой клубился туман. Реденький и жиденький, он постепенно накапливался, и в вышине переходил в сплошное месиво болотно-зеленоватого цвета, словно сами сумерки клубились над городом, шаг за шагом пожирая его...
Можно было оставаться на месте, можно было спешить куда-то вдаль... В результате всё равно ничего бы не изменилось: ни старший, ни младший из Ников даже догадываться не мог, где же они оказались...
Юный Дракуля кинул на камни свою курточку и лениво зевнул:
— Располагаемся... Отдохнём — тогда и видно будет, что к чему...
Его спутник присел рядом и вдруг, схватив и курточку, и Ника, рванулся к ближайшей арке.
Путаясь в собственных ногах и спотыкаясь, наследный граф влетел вослед другу и с глухим стуком впечатался в стену.
— Да что это на тебя нашло... — начал было он, и тут по дороге в том самом месте, где они только что собирались заночевать, промелькнула тень. Слишком быстро, чтобы различить, что это было. Слишком тихо, чтобы принять это за глайдер или даже птицу. Слишком остро и угловато, чтобы принять это за летательный аппарат.
— Что это?!
— Не знаю...
— Но как...
— Как я догадался? Странно... Я не догадывался, я просто почувствовал, что нам надо в укрытие... Словно кто-то чёрный подсказал о своём приближении. Но это был не он... Он подсказал — и ушёл... А я кинулся от него — и укрылся от этого... Считай — повезло!..
Ник отметил про себя, что его тёзка вновь стал неимоверно болтливым — верный признак нервного напряжения. И поспешил успокоить:
— Этот кто-то, наверное, называется интуицией!..
— Всё может быть... Главное, что мы от кого-то спаслись...
Тишину абсолютно пустых улиц разорвало звонкое цоканье копыт.
— Тс-с-с! — прижал палец к губам Малыш. — Посмотрим, только не стоит слишком высовываться...
Вблизи к цоканью добавился топот ног... Кто-то бежал, то ли догоняя всадников, то ли убегая от них... Вжавшись в камни, мальчишки наблюдали, как мимо их подворотни промчался запыхавшийся человек средних лет, а за ним, не торопясь, но и не отставая, протопали три закованных в доспехи коня, на которых восседали закованные в похожую броню всадники. Их Т-образные прорези в шлемах тускло мерцали, и, казалось, сами по себе смотрели на беглеца, словно не щель это для обзора, а сканер.
Вслед за этими тремя всадниками выступили ещё трое... И ещё...
И вот уже девятка исчезла из виду вслед за беглецом...
— Девятеро на одного, — хмыкнул Малыш. Ник пожал плечами в ответ. Ни тому, ни другому не хотелось вмешиваться в эти дрязги в этой никому не известной стране. Тем более что непонятно ещё, на чьей стороне справедливость тут, и есть ли она вообще...
— И всё же отсиживаться тут нам бы не стоило... — Малыш накинул куртку на Ника и теперь выглядывал вослед кавалькаде. — Чую, что надо искать укрытие в доме...
— В каком?!
— В любом... Главное — не на улице...
И они кинулись вдоль по улице...
Дома пялились одинаковыми окнами и угрюмо сжимали губы дверных проходов. Да-да, все двери были заперты, и сколько ни колотили по ним мальчишки — не спешили перед ними распахиваться...
Отчаявшись и слыша вновь приближающееся цоканье, Ник вдруг вырвал из мостовой здоровенный булыжник и со всей дури метнул его в окно.
Лучше бы он этого не делал! Камень звонко отскочил от стекла, на котором не появилось даже крошечной трещинки, и треснул под-дых Малышу...
Схватив друга в охапку, Ник помчался к низенькому мостику, примеченному ранее. Залез под его арку, куда не то что всадник — пешеход не нагнувшись не заберётся! Цокот копыт приближался, и вдруг к нему добавилось звеняще-чешуйчатое звучание, сменившееся лёгким свистом. Над мостком пронеслось что-то крылато-бесшумное, постепенно набирая высоту.
И в тот же миг заревело. Словно сотни сирен разнеслись над городом, и тут же, повинуясь им, защёлкали замки открывающихся дверей...
— Ни... когда... не де... лай... боль... ше... так... — еле выдавил Малыш. — Ты мне чуть рёбра все не переломал!
— Извини... Но я же не знал, что эти стёкла как резиновые!!!
— Ник... Это у меня в ушах звенит?..
— Нет... Это над городом... Гудок заводской, что ли?
— Сирена... Вот только о чём она?..
Немного морщась, Малыш полез из-под моста: любопытство в нём опять пересилило боль. Охнул, но не от боли, а от изумления: вмиг улицы стали полны, люди спешили куда-то, привычно здороваясь и раскланиваясь, и совершенно не обращали внимания на двух мальчишек...
* * *
Люди спешили куда-то, привычно игнорируя друг друга, и совершенно не обращали внимания на двух мальчишек.
Впрочем, Тома такое отсутствие внимания к своей персоне вполне устраивало: чем меньше на него обращают внимания, тем быстрее удастся всё провернуть. Да и к его собеседнику привлекать внимание инквизиторов тоже не стоило бы.
Ребята стояли среди облетающей листвы, скручивающейся вокруг них в небольшие вихрики-ветерки. Была осень, и солнце всё реже радовало обитателей и гостей Киева. Но — ещё не похолодало, и многие по-прежнему носили лёгкие летние одежды.
— Антон? Какими ветрами в этих краях?
— Да так... Занесла нелёгкая... Опять вытаскиваю наших «умников», подшутивших друг над другом...
Том вспомнил одну из сцен в Поезде, увиденную во время скитания с Ником по мирам.
В общем вагоне напротив друг друга сидело четверо. На одном сидении — два отрока, на другом — аляповато одетый рыжий парень и желтоглазый зубастый демон, покрытый зелёной чешуёй.
— Ага, прёмся в этом поезде... — ворчал рыжеволосый.
— Ну так вперёд, проламывай пространство или крути эту свою машинку! — огрызнулся один из отроков, в зелёных камуфляжных шортиках и такой же футболке.
— Покрутишь её! Если бы КОЕ-КТО не запустил в неё файерболом, она бы не сломалась, и мы были бы уже дома! — с этими словами рыжий юнец потряс зажатым в руке жезлом, вдоль которого шли кольца с нанесёнными на них знаками, а торец украшала массивная кнопка.
— Во-первых — не файербол, а простая шаровая молния. возразил лохматый отрок в камуфляже. — А во-вторых, если бы твой напарник не вздумал нас пугать — я не стал бы защищаться! Мы в Зелёный Театр не молнии швырять пришли.
— Я-а-а?! Пугать?! Да я же тебе ДРУЖЕСТВЕННО улыбнулся! — и демон оскалился, как молодая акула, выставив два ряда острых, как иглы, зубов.
— Это называется ДРУЖЕСТВЕННАЯ УЛЫБКА?! — развёл руками лохматый.
— Да такую улыбку ночью увидишь — утром не проснёшься! — добавил второй отрок, с белым шаром курчавых волос, делающих его похожим на одуванчик. Сходство усиливал зелёный комбинезон, делающий тонкую мальчишескую фигурку схожей с травинкой-стебельком.
— А ты вообще помалкивай, юноша! — зарычал зелёный и чешуйчатый. — Если бы ты не грохнулся в обморок — тебе не влили бы в пасть порцию моего вина!
— А если бы ты ещё сказал своему напарнику, что ты отравил вино порошком, гасящим магические способности... — огрызнулся «одуванчик».
— Я говорил! Только КОЕ-КТО не слушал! — пробурчал демон, толкнув локтем своего сотоварища. Рыжий в ответ засопел, но промолчал.
— Кстати, Витька, — повернулся к другу беловолосый, — если б ты не приложился к той же фляге — сейчас ты бы нас вытащил.
— Ага, по домам развозил бы вас, как такси, — лохматый чуть привстал. — Одного к Чёрной Башне, другого на Базар-на-Деве, третьего на Пент... Никого не забыл? Зелёного и чешуйчатого на Пент!
— Малыш, если ты хочешь увидеть цвет своих внутренностей... — вцепился ему в грудки демон.
Вот тут-то, в самый разгар ссоры, и возник между ними Антон, держащий за руку низкорослую девушку. Спорщики отшатнулись от новоприбывших, и ссора застопорилась сама собой.
— Ну всё, милая девушка, вот мы и добрались. Дальше можете продолжить путешествие в этом реликте Дорожных времён, — Антон говорил, словно, кроме его спутницы, никого рядом не было.
— Премного благодарна! — и девушка в сером, чем-то напоминающая воспитанную интеллигентную крыску, юркнула вдоль вагона.
— Та-а-ак! — Антон соблаговолил заметить пассажиров рядом. — Что за шум? Знакомые голоса — и опять в драку?! Цезарь! Вместо маятника приятнее Поездом? Витька! Ну от тебя-то я не ожидал! Что ты тут забыл?! Застрял?! И что, сам не мог? Опять, как встарь: Филипп, бей тревогу, Антон, спеши на помощь!.. Что значит «ничего страшного»?! Да Шурка из этих... из СОМБРО, и тот переполошился! заметив движение за спиной, резко повернулся в другую сторону. — А вас, уважаемые, я выслушаю попозже! — тут его брови взметнулись в удивлении: — Вау! Кого я вижу! Сам Скив Великолепный и его партнёр Ааз! Что, составляете компанию нашим Пограничникам? Ааз, не твоё ли пойло застопорило их между мирами? — резко повернулся к Мохову: — Я же говорил — пристрастие к напиткам крепче кефира тебя когда-нибудь погубит! — и опять к Скиву: — Так, вас доставлю первыми. На Пент и на Базар-на-Деве. Правильно? Только на Базар? Мне же проще. ВСТА-А-АТЬ! — оба мага, и рыжий Скив, и зелёный Ааз, вскочили, как новобранцев по команде злого сержанта. — За плечи меня держать!.. Оп!
Он вскинул руки в Знаке Дороги. Мгновение — и они исчезли, став силуэтом со звёздами во тьме. Витька и Цезарь переглянулись. Вздохнули: теперь не миновать нагоняя. Спустя четырнадцать секунд после исчезновения Антон появился вновь. Взял друзей за плечи.
— А теперь и мы. Позже разберёмся, кто кого пугался и кто в кого молнией кидал. Нас ждут у Башни. Да-да, там не только Пограничники, там и Сомбро, и Корректоры вас поджидают.
При слове «Корректоры» юные Пограничники поморщились. Кажется — их ждут действительно большие проблемы.
Они исчезли все трое, и только бронзовые значки-петушки блеснули на груди золотой вспышкой в разверзшейся межпространственной пустоте, продавленной их силуэтами.
— Опять кто-то застрял?
— Почти. Один наш умник, из новичков, отправился в Великую Орияну искать жилище Симаргла.
— И как, нашёл? — Том поморщился и сам себе ответил: — Хотя... Если бы нашёл — ты бы сейчас за ним не явился б.
— Нашёл он, как же! — разозлился Антон. — Сперва на него напал какой-то вампир, потом скрутила Инквизиция. В общем, мне пришлось связаться с Мораком и нанять Шутника, чтобы вытащить нашего «героя». А Шутник запросил столько... В общем, если б не помощь Князя, нам бы вовек не сыскать таких средств! Теперь вот жду... А ты тут какими ветрами, Бессмертный?
— Друга надо найти...
— Ага, и у тебя такие ж проблемы. Его часом Инквизиция не замела?
— А могла?
— Тут всё могут... Хуже, чем во времена Сталина.
Грохнуло. В районе улицы Владимирской взметнулся гриб взрыва. К месту катастрофы устремились пожарные машины, как наземные, так и воздушные.
— У Шутника, похоже, получилось, — Антон смотрел на разгорающееся зарево.
— У Шутника всегда всё получается, — из подворотни шагнул высокий длинноволосый парень в кожаном костюме, ведущий за ухо перепуганного малыша. — Вот тебе, Антон, твоя пропажа. А это... Ба, кого я вижу? Том Слипер! Какими ветрами?
— Друга ищу. Ты его не встречал там, у инквизиторов?
С этими словами Том «приснил» образ Ника между ладонями.
— Не-а, такого там не было, — уверенно заявил Шутник. — Я бы такого запомнил. Мой тебе совет — обратись к ЛВС. Они много чего тут знают.
— Кто?
— Люди В Сером. Хотя официально они переводят себя как Лояльность Великой Стране. Врут как всегда. Если они — «лояльность», то я Папа Римский. Кстати, где моя тиара?
* * *
— Кстати, где моя панамка? — в очередной раз спросил Ник.
«Панамкой», «горшком» и даже «вазончиком» он время от времени именовал найденный им в доме настоящий рыцарский шлем. Шлем был из чернёной стали, украшенный золотым узором вокруг Т-образной прорези и по краям.
— Вот, у меня в сумочке, — в очередной раз «спохватывался» Николка. — Ты его, видимо, снова обронил. Хорошо, что я поднял его, правда?
— Ну вот и держи его при себе! — решил, наконец-то, наследный граф. — По крайней мере, у меня не будет соблазна его снова ронять, а у тебя — поднимать и сохранять.
Счастливый Николка радостно прижал сумку к груди. Ещё бы — о таком сокровище любой мальчишка может только мечтать! Если, разумеется, мальчишка этот родился и вырос не в средневековье и не в рыцарской семье, ибо иначе ему такой шлем — что кухарке сковородка или писателю компьютер.
Дом, в котором обосновались ребята, был странным, как и почти весь город с его непостижимыми ритмами и ускользающими законами. Но если там нельзя было понять, кто куда спешит и кто за кем и почему гонится, то тут было совершенно неясно, кто это в здравом уме и твёрдой памяти оставляет бесхозной такую шикарную квартиру, полную кроватей, перин, фонтанов, десятков платяных шкафов и кучи холодильников, полных еды! Да-да, именно холодильников, хотя, в отличие от земных, эти непонятно куда включались: ни розеток, ни шнуров не было и в помине, но «творцы холода» исправно урчали, предохраняя продукты от порчи. А ещё в одной из комнат был бассейн! С тёплой водой! Собственно, возле бассейна после купания Ник и обнаружил рыцарский шлем.
Вот и скажите — кто способен оставить без присмотра такое жилище? Разве что тот, кого уже догнали. Там, в суматохе улиц.
Был здесь даже свой телевизор: крупный хрустальный шар на золочёной подставке. Памятуя старинные сказки про магов и волшебников, Ник возложил руки на шар и попытался было заставить его что-нибудь показать. Но стекло оставалось пустым.
— Украшение, наверное, — предположил Николка. — Просто безделушка.
— Наверное, — согласился Ник. — Иначе он бы нам сейчас что-нибудь, да показал бы. Например — где сейчас Дарк Реструктор или что происходит в окрестностях моего Замка.
Шар засветился. Внутри него закружили мириады снежинок, а затем сквозь них проступило изображение: шпили до боли знакомого Замка. кажется — шар транслировал свою программу с Башни Тинсула. Замок еле угадывался в утренних сумерках, но даже так Ник видел различия. Вместо деревеньки и заросших лесами холмов тянулись на юг болота. Огромные, бескрайние болота.
Светало. Всё небо заволокли свинцовые тучи, из которых на землю капал мерзкий моросящий дождишко, и от этого на Болотах Великого Хаоса стало ещё мокрее. Неожиданно, несмотря на дождь, над землёй стала сгущаться какая-то серая, словно цементная пыль, дымка. Правда, это мало кто видел, поскольку в такую рань, да ещё и в такую погоду, никто не хотел и носа показывать на улицу, не то что забираться в такие далёкие дебри, как эти.
Серый туман всё больше и больше разрастался над болотами вширь и ввысь. Ближе к обеду он стал понемногу рассеиваться. Сквозь цементную пелену стали проступать очертания каких-то строений: то ли завода, то ли электростанции, то ли военной базы. Многоэтажные коробки корпусов, реакторные блоки, приземистые бараки, линии коммуникаций. Всё это было огорожено забором «колючки». То тут, то там высились пулемётные вышки. По территории этого непонятного комплекса сооружений суетливо перемещались тела в камуфляжах — скелеты. Среди них изредка мелькали двое в штатском, кажется — люди. Один высокий, в чёрном одеянии, являвшем из себя нечто среднее между плащом и рясой. Его лица нельзя было разглядеть из-за низко надвинутого клобука. Другой — чуть пониже, коренастый, в кожаном костюме, покроем больше напоминающем кимоно, и двумя клинками европейского типа за спиной. За ним по пятам бегали две лайки: бледно-пепельная и чёрная.
Вскоре туман совсем развеялся. Стало видно, что посреди комплекса имеется незабетонированное пространство. Именно там наблюдалось наибольшее оживление. Толпа скелетов-спецназовцев окружила странный аппарат — гибрид нефтяного бура, подъёмного крана и танка. Машина заунывно ревела, вытаскивая что-то из глубины. Болота Великого Хаоса явно не хотели расставаться со своими тайнами, и скелетам дважды пришлось менять лопнувшие от напряжения тросы.
Двое в штатском удобно расположились на крыше одного из бараков и наблюдали за всем этим, попивая горячий кофе.
Наконец, из недр топей на свет показалась причина всей этой метушни. Небольшой круглый медный предмет, чем-то смахивающий на крупный ведьмовской котёл. Робот-погрузчик моментально упрятал его в свинцовую капсулу, которую под конвоем увезли куда-то вглубь комплекса.
К людям в штатском подошёл лич в форме чина явно не ниже генерал-майора и, торжественно отсалютовав, что-то спешно сообщил. Те молча встали и направились к мостику, ведущему в центральный, самый крупный, блок.
К вечеру началась самая настоящая гроза. Громовые раскаты соперничали с завываниями неистового ветра. Потоки ледяного дождя непрерывно прорезали лиловые всполохи. Молнии били в одну и ту же точку — большую хромированную сферу, окутанную тучей проводов и ферм.
Внезапно что-то недоброе, давящее пронеслось над землёй. Незримое и неумолимое, как сама смерть. Небо над базой стало закручиваться в мертвенную, мерцающую спираль. Сияющая воронка, вращаясь против часовой стрелки, всё больше и больше набирала обороты. Всё чаще хлестали о сферу неистовые разряды молний. Вдруг словно что-то лопнуло. Казалось, и пространство, и время сжались от нестерпимой боли, начали искажаться и таять по давлением законов Высшей Некромантии. Из самого центра бешено вращающейся воронки в хромовый шар ударил ослепительный фиолетовый луч. Поток энергии, льющийся из ниоткуда, отчётливо осветил бетонные коробки корпусов и прилегающие окрестности. Несколько минут он низвергался из распоротых небес, но тут всё стихло. Неторопливо накрапывал мелкий холодный дождь, взвывал зябкий осенний ветер. И лишь корпуса базы одиноко чернели среди болот, напоминая, что всё это было не сон.
В залу вошёл человек в чёрном балахоне. Вокруг его пальцев ещё проскакивали фиолетовые разряды.
— Ну, как? — спросил его второй, отрываясь от монитора магокомпьютера.
— Порядок. Через тринадцать дней будет совсем как раньше. Хотя... — он немного помолчал. — ...Как раньше он уже не будет...
— Главное, что порядок. Остальное он сам наладит. Когда оправится.
— Обычно за ТАКИХ я не берусь. Пришлось изрядно попотеть.
— Я видел, — человек в коже наклонился к переговорнику: — Эй, дежурный, принеси-ка нам два кофе!.. С коньяком!
Близилась полночь, наступал Хэлоуин.
Прошло 13 дней. Рано утром прямо из болота на поверхность поднялась ровная шоссейная дорога, по обеим сторонам которой тянулись высоковольтные линии. Дорога пролегла через все болота, от базы до перекрёстка двух трактов недалеко от Замка.
По дороге шёл человек в сером плаще, с дипломатом в руке. К обеду он оказался у ворот Замка.
Внутри его встретил старый робот-привратник, который на данный момент подменял настоящего Почётного Дворецкого.
— Добрый день, милейший! — радушно приветствовал робот. Он пригляделся: пришелец казался до боли знакомым, но кто же он, робот вспомнить не мог. Может, изменил внешность, или память сбоит?..
— И Вам день добрый! Помнится, раньше здесь был другой дворецкий.
— А он и сейчас здесь, просто отлучился на пару минут. В комнату Ника. Как Вас представить почтенным обитателям Странного Места, милейший?
— Скажите, что Дарк Реструктор выражает всем здесь обитающим своё почтение. Возможно, здесь ещё остались те, кто меня помнит.
— Дарк! Старина! Дружище! Сколько лет, сколько зим! — кинулся к нему Навк. — А изменились-то как! Даже трупные пятна прошли! Вам, наверное, надо бы отдохнуть... Кагорчиком подзаправиться...
Тьма рядом сгустилась, принимая очертания Артагорта, который тут же добавил: — Или «Ночи над Ханаттой» отведать... Не желаете?..
— Возвращаться — плохая примета! — булькнула со двора бронтозавриха.
— Плохая примета? — вскинулся Дарк. — Для кого?
Кардинал Курии Ник Джеклайнд, греясь у камина, кажется, знал ответ на этот вопрос, но он задремал в тот момент и потому промолчал...
Картинка в шаре померкла. Свечение угасло, и опять на подставке — простой хрустальный шар.
— Вау, он показал, что ты заказывал! — завосторгался до этого восхищённо молчавший Малыш.
— Он показал фантастику, — отрезал Ник. — Фантастику: мой Замок уже год как превратился в руины, а Дарк Реструктор погиб ещё раньше, не справившись с управлением своего медного котла. Нам эту весть принёс Почтовый Ворон. И ещё — Дарк всегда говорил, что его ни одному некромантеру не поднять, и ни одному святому не воскресить. Кстати — южнее Замка не болота, а деревенька на холме. Так что всё это — сказка по заказу телезрителей здешнего палантировидения...
Прожив пару-тройку дней в тепле и комфорте, Ник разучился вздрагивать от сирены за окном. А за пару недель — так и вообще разленивелся. А вот Николка... Всё чаще и чаще он теребил Ника:
— Надо спешить. У меня такое ощущение, что тут дальше тянется Дом, и нам нужно найти его Подвал, чтобы шагнуть дальше и обрести таки свободу.
— А сейчас у нас что, не свобода? — огрызался Ник. — Еда, вода, тепло и уют! Светло и мухи не кусают!
— Когда укусят — будет поздно, — ёжился Ник-Малыш. — Мы здесь — как в мире-полустанке. Сошли на минутку попить газировочки — и застряли.
Ник вполуха слушал своего друга. Обращать внимание на его страхи и предчувствия было просто лень. Облом было даже подумать, откуда Николка, выросший сызмальства в Интернате, знает про существование газировки. Всё было лень. Мир покоя и комфорта, кажется, стал затягивать юного графа, привязывая его к Кокону самыми прочными нитями — паутиной мещанства.
— В общем, так, — заявив как-то Малыш, — я иду на Смотровую Площадку. Хочешь — оставайся здесь, но я буду искать дорогу дальше.
Похоже, только так с разленивевшимся Ником и можно было говорить. Вздохнув и поворчав для приличия, он всё же поплёлся за другом.
Смотровая Площадка была на окраине города. Она опоясывала город, касаясь зелёной туманной стены Кокона. Она была неимоверно высока: зелёные мраморные статуи, стоящие на высоченных колоннах и почти неразличимые с улиц города, были почти вровень с площадкой. И только башня замка в центра Кокона тянулась ещё выше.
* * *
Смотровая площадка возвышалась над Мёртвым Городом, как рубка авианосца «Алькарондаса» над палубами сего достославного флагмана великого флота Ар-Фаразона Золотоликого.
Про улочку у подножья холмов ходили легенды. Говорят — всё началось ещё во Второе Средневековье — где-то в середине двадцатого века. Тогда впервые сперва принудительно выселили оттуда прежних жильцов, а затем в не менее принудительном порядке вселили туда новых. То ли кто из выселяемых успел кинуть проклятье, то ли выселили вместе со всеми кого из Хранителей, а может — кого из Мастеров Ночи, но новосёлы разбежались из этих домов — не прошло и недели. И никто, представьте себе только — НИКТО из них так и не удосужился пояснить, что стало причиной их столь поспешного бегства. Затем эту улочку заселяли ещё не раз — но всё с тем же плачевным результатом. И к девяностым годам двадцатого века за ней закрепилось «заглазное», но вместе с тем устойчивое прозвище — Мёртвый Город. Или, как обзывал его в своих сказках Брантос Карэ — Мертвяк.
Том любил смотреть на раскинувшиеся внизу руины, от которых веяло почему-то не унынием и печалью, а спокойствием и уверенностью. И этими чувствами Мёртвый Город охотно делился с теми, кто понимал и признавал его.
Бессмертный сновидец стоял у перил смотровой площадки, спиной к кирпичной подстанции, со стены которой за почти два столетия так и не стёрлась надпись «Цой жив!!!».
— Жив?.. — словно сама себя спросила проходящая мимо стены полная девушка с гитарой на плече. — Правильнее сказать— воплощён!
Она держала гитару за гриф и шла, мерно позвякивая кольчугой, надетой вместо свитера, и ей было всё равно, услышат её или нет. А Тому было всё равно, что думает жительница двадцать второго века о погибшем ещё во Второе Средневековье и ушедшем на воплощения Мастере Ночи. Его волновали проблемы земные: уже который день в Киеве — а следов Ника нигде не видать. Словно сгинул мальчишка.
Какое-то чувство дискомфорта разрушило созерцание, что-то холодное впилось в спину, чей-то ищущий недобрый взгляд.
Том насторожился, но виду не подал. Ни один мускул не дрогнул, словно и не заметил бессмертный ничего. Только поправил причёску, и на мгновенье увидел в стекле часов отражение улочки за собой.
Так и есть. За кустами сидел на скамейке странный тип с колючим взглядом. Было в нём что-то от полицейской ищейки или от шпионов дона Рэбы.
Незнакомец подобрался, как тигр перед прыжком. И тут на его руке задребезжал зуммер. Он разочарованно достал из кармана рацию и коротко рявкнул:
— Всплеск магии в районе Андреевского Спуска. Пытаюсь локализовать.
Том увидел, как незнакомец понёсся мимо Десятинной Церкви вниз, на улицу-музей. И — последовал за ним.
Без сомнения, причиной суматохи был Антон, невинно бродящий по заднему дворику и готовящийся к прыжку отсюда.
Но «локализатор магии» этого не знал. Он обратился к мальчишке с медным петушком на футболке:
— Инспектор-инквизитор Сидоренко. Молодой человек, Вы ничего необыкновенного не замечали в последнее время?
— Необыкновенного?
— Ну, странного, чудесного.
— Видел! — радостно улыбнулся Антон. — Тут намедни кот с крыши сверзился. И — на все четыре лапы! Ну разве не чудесно?..
Инквизитор только плюнул с досады и пошёл дальше, ругая на чём свет стоит современную молодёжь, хамовитую и наглую. А Антон сложил руки Знаком Дороги — и только его и видели. Вновь взвыл зуммер на инспекторском приборе, но было поздно.
Том наблюдал всё это издалека. Стоило бы вернуться на смотровую площадку, и дальше ждать прихода генерал-майора. Но тогда есть шанс нарваться на этого святошу из церковного сыска. А с другой стороны — только от генерала можно узнать, куда ж подевался Ник.
Надпись, найденная на потолке в тренировочном зале у ЛВС, не оставляла сомнений, что Ник тут был. Увы — даже припёртые фактами, службисты ничего не сказали, кроме «Ник находится на выполнении особо важного государственного задания».
Том не знал, что причина молчания — неуверенность. Все, причастные к затее с Интернатом, были уверены, что Ника уже нету в живых, потому и передатчик в его ухе замолк навеки, но не хотели говорить Тому, что его друг погиб, выполняя их задание. Потому что знали, кто такой Том и догадывались, что можно от него ожидать.
Везение иногда приходит, когда его не ждёшь. Ник увидел капитана ЛВС, быстрым шагом пересекающего дворик. Кинулся к нему. Схватил за грудки опешившего службиста.
— Где Ник?!
— Какой Ник?
— Не юли! Я Вас спрашиваю, куда подевали Ника?! — рука взметнулась для удара. А перед рукой, как молнии у мага — клубятся ночные кошмары и позабытые детские страхи, и смазанные ужасы из глубин подсознания обретают вновь чёткость и явь. — Говори!
— Не скажу!
Щупальца животного ужаса пронзают мозг допрашиваемого.
— Скажешь! Где?!
— Интернат!
— Что «интернат»?!
— Он в Интернате! В Гидропарке!..
Том глубоко вздохнул, размышляя, не врезать ли напоследок по ненавистной физиономии. Разжал руку. Посмотрел, как несётся галопом к дальней двери служака, вся лояльность которого обществу закончилась там, где начался его личный страх.
Увы — попасть в Интернат не удалось. Не успел вечный мальчишка раздеться до плавок, как у самой воды, отделяя его от реки, спустился глайдер. Из винтокрылой машины вышел давешний Инспектор-Инквизитор и два угрюмых мордоворота-охранника.
— Мальчик, советуем пройти с нами. Сопротивление бесполезно. В случае непослушания рискуете отправиться ТУДА, — и инквизитор ткнул пальцем в стоящее на островке пятиэтажное здание, куда, собственно, Том и собирался плыть.
По дороге в Инквизицию Том понял, что пока что никто его ни в чём не обвиняет. Только подозревают. В пропаганде сатанизма, мусульманства и буддизма, например. (Как атрибут последнего было трактовано его ката-до, а как первое — отсутствие нательного крестика. Мусульманство же добавили за компанию, так как здешний бог троицу любит.) Не менее подозрительным показалось наличие Тома сперва во дворике, где трижды в один день регистрировались всплески магии, а затем на берегу возле реки, в которой нельзя плавать, не умерев затем вскоре от лучевой болезни. А уж фраза Тома «Ну так и везите меня в Интернат, мне же спокойнее будет!» и вообще доконала Инспектор-Инквизитора, и в результате вечного мальчишку отправили не в Интернат, а прямиком в ЦДП — в Центр Допросов и Пыток, штаб-квартиру Инквизиции.
Центр и левое крыло здания ЦДП на Владимирской ещё дымились: работу Шутника за пару-тройку дней не устранить без магии. Но правое крыло работало вовсю.
На двери, возле которой спустился глайдер, висело объявление: «В связи с капитальным ремонтом Главного Входа стучать по телефону или в письменном виде».
И снова Тому повезло: им не успели заняться всерьёз — в здании возникла паника.
Видимо — произошло что-то из ряда вон выходящее. По коридорам бежали бойцы спецотряда, вооружённые арбалетами с осиновыми болтами. За ними — лучники с блочными снайперскими луками, приготовившие осиновые же стрелы с серебряными наконечниками. Завершали это шествие бегущие со сжимаемыми на манер огнемётов садовыми распылителями сумрачные типы, за спинами которых булькали канистры со святой водой.
— Они что, ждут нашествия вампиров в компании с оборотнями? — зло и ехидно поинтересовался Том.
Но его спутники не ответили ему, затянутые круговоротом паники.
Кто-то дёрнул вечного мальчишку за рукав и резко втянул в комнату, захлопнув за собой дверь.
Том оглянулся.
Напротив него стоял смуглый подросток со стекающей из уголка рта струйкой крови.
— Том? — без обиняков спросил он. — Том Слипер?
— А что такое?
— Что за эльфийская манера отвечать вопросом на вопрос?! — вспылил юнец. — Если ты Том, то бежим отсюда, у меня есть для тебя послание. Если не Том — то ну тебя на фиг, сиди тут и дальше!
— Ты думаешь, после этого кто-то тебе скажет, что он не Том? — парировал Слипер.
— Хм-м. Опять?! Ладно, как зовут того, кого ты ищешь?
Это уже было серьёзно.
— Ник.
— Дракуля. Пошли, Том, им сейчас не до нас. Но через полчасика они разберутся, что к чему, и тогда нам не поздоровится, — вытерев кровь, подросток открыл дверь и они шмыгнули к выходу. — Глайдер водить умеешь? Тогда вскакивай и лети за мной, я покажу дорогу... — и он превратился в крупную летучую мышь, едва они шагнули за порог ЦДП.
Домик в Буче был не изящным и не комфортным, но вполне обжитым. Заварив чай, Серго уселся напротив Тома.
— Ник просил передать тебе, что он бежит из Интерната. Вдаль, на свободу.
— А он не говорил, куда он собирается?
— Не-а. Но можно посмотреть по пророчествам. Надо спуститься в подвал, там тетрадки.
— Не верю я всяким Нострадамусам и Раокриомам.
— А это не их тетрадки. Это писал Сим.
— Симаргл?! — Том аж подскочил на месте. — Его тетради целы?! Ты в курсе, что он жил в этом доме, где-то так в веке двадцатом?..
— Читал в его тетрадках. Идём? — равнодушие Пророка поражало.
Пока они спускались в подвал и парнишка рылся в толстых истрёпанных тетрадках, Том спросил:
— А что за паника была сегодня в Инквизиции?
— Я покусал Патриарха.
— Ха! — рассмеялся бессмертный. — А они решили, что ты вампир!
— А я и есть вампир! — огрызнулся Серго. — Вот тебе и «Ха-ха»! Меня Ник кусал, по моей же просьбе. Иначе бы я не смылся из Интерната, чтобы тебя разыскать и передать его весточку. Сам он, впрочем, кровь выплюнул.
— Угу. Он так и не желает становиться вампиром, — одобрительно сказал Том.
— А я вот не жалею, что я вампир! Заодно отомстил всей Инквизиции. Теперь самый большой вампир — их Патриарх, их глава, всех их подбивающий на борьбу с магией и всеми, кто их не признаёт. Пусть теперь они своего шефа погоняют осиновыми кольями! О, кстати, я нашёл пару строк про Ника. Слушай. «И вырвавшись на свободу из Абсолютно Идеальной Школы, попадёт он в мир, в центре которого стоит Замок, в коем обитают существа диковинные, нелюдские, и лишь хозяин их — человек».
— Знаю я этот Замок! — обрадовался Том. — Это Замок Ника! Я лечу туда прямо сейчас!
Инспектор-Инквизитор Сидоренко крался к дому через дворик. Похоже — интуиция его не подвела: это тот самый дом, из которого некогда конфисковали тетрадь с пророчествами. Да и глайдер за сортиром говорил, что именно сюда беглец и направился.
Том расслабился, готовясь войти в мир снов. Это даже не мир, а Сонное Пространство — куча миров, сотканных из различнейших снов разнообразнейших существ.
В таком состоянии видно не только вход в заветные земли, но и что творится вокруг. Стены становятся как бы прозрачными и проницаемыми. И крадущегося Слипер увидел, как если бы тот гулял по открытому проспекту. И мысли его прочитал. Ох и надоедливый же он, зараза! А всё лишь оттого, что боится всего непонятного и неизвестного, в том числе и магии. И готов уничтожать то, чего не способен понять. Уничтожать, а не изучать и постигать! Такого стоило б наказать. Да и от Серго неприятность отвести, а то будут проблемы этому молодому вампиру!..
К старту всё было готово. Оставалось напрячься, и...
Том ринулся к Замку, где бы тот ни стоял, зацепив с собой Инспектор-Инквизитора и тут же сбросил с себя надоевшую за этот день ношу, едва только они вошли в Пространство Снов. Сбросил, дав ему единственную корректировку: «В Мир, где магия — норма жизни и в порядке вещей, а проповедников не любят!» Сновидец был уверен, что бедолагу, помотав в межмирье, выбросит на Риан, планету, где правят черномагические ведьмы. Но жизнь распорядилась иначе.
А сам Том вывалился в Замок, набрав в груди воздуха, чтобы закричать:
— Ник! Ты тут?!
* * *
— Ник! И ты тут?! — радостно обратился к прибывшим в мир один из пробегавших мимо пацанов.
Дракуля вздрогнул от неожиданности. Но обращались не к нему. С каким-то ревнивым чувством Ник заметил, что пробегавший приветствует его низкорослого друга.
— Николя! Какими ветрами в этой дыре?!
— Привет, Лев! А где Вадим?
— Внизу, с остальными. Но ты так и не ответил на мой вопрос...
— Через Тень, разумеется! А ты типа иначе?
— Вадим? Лев? — Ник вопросительно посмотрел на своего спутника. — Ничего не понимаю! Ты знаешь их?..
— Ага! — беззаботно отозвался Малыш. — Да и ты их мог бы вспомнить. Они пропали в первую ночь, когда ты в Интернате только появился...
Юный Дракуля поднапряг память... Какой-то смутный образ вертелся в голове...
— А-а-а, Вадик — это который конопатый такой и черноволосый?
— Ага! — хором отозвались Лёва и Малыш.
— А ты не говорил, что твоё настоящее имя — Лев, — повернулся к мальчишке один из его спутников. — Всё «Лёва» да «Лёва»...
— А «Лёва» и есть Лев, — насмешливо ответил тот. — У нас это все ЗНАЮТ...
Ник не понял, почему так странно заоглядывались на спросившего остальные из этой ребячьей ватаги. Видимо — какая-то местная шутка... Но, чтоб разрядить обстановку, спросил:
— А Вы куда сейчас?
— Сюда, на площадку... На Замок полюбоваться.
Ник ещё раз оглядел сверху донизу утопающий в сумерках зеленоватый замок из пористых рыхлых камней, внушающий скорее ужас, чем восхищение. Зеленоватые и голубоватые тучи вертелись, ввинчиваясь в острый шпиль единственной башни. И блики от вертящихся облаков проносились по высоким стёклам стрельчатых окон. Не иначе — башня Злого Колдуна или Чёрного Рыцаря. Помнится, когда-то такую попытался построить в Замке Ника заехавший погостить Чёрный Рыцарь Клингзор, любивший по вечерам рассказывать Нику страшные истории про Вселенское Зло и его Вечные Войны. Но строитель из него оказался никудышный, и теперь в отстроенных кое-как лишь первых трёх этажах гремлины сделали склад пиротехники... Теперь?.. Эх, память-память, какие ещё шутки ты готова выкинуть с нами?!. Замка давно уже нет, рухнул в ту достопамятную ночь на девятое сентября две тысячи сто шестьдесят пятого года... А в памяти — он всё ещё пронзает своими башнями небо, и кажется порой, что у окна одиноко стоит горгул и ждёт, ждёт, когда же вернётся молодой хозяин, и волнуется, куда же пропал так надолго этот несмышлёныш Ник!..
— Мы с вами! — сквозь нахлынувший туман воспоминаний различил Ник.
Да, Малыш зря времени не теряет! Только попали в новый мир — а он уже и друзей нашёл, и «вписку», как в Киеве говорили про место, где можно поселиться и как минимум переночевать и пообщаться друг с другом...
— Идём! — так же просто ответил Николке Лев.
* * *
Неизвестно, кто из двоих вздрогнул больше: Том или каменный горгул, стоявший до этого подобно мёртвому изваянию у окна комнаты Ника. Ещё бы: один оборачивается на звук шагов в заведомо пустой комнате, другой — видит оборачивающуюся к нему статую с распахивающимися каменными крыльями...
Впрочем, удивление горгула длилось недолго. Узрев, что возникший в комнате — не Ник, он апатично отвернулся к окну и вновь уставился вдаль. Только пробормотал для приличия:
— А-а-а, ну его... Я-то было подумал, что хозяин вернулся... Эх, сгинул Ник, и не знамо куда...
— А я друг Ника! — выпалил вдруг Том.
— Та-а-ак! Это становится уже интересным... — горгул вновь повернулся к незваному визитёру. — И кто же такой Вы будете, молодой человек?
«Том, просто Том...» — хотел было сказать мальчишка, но тут знакомый холодок зазмеился по позвоночнику, и, выхватывая из полузабытого сна свою катану, он громко выкрикнул:
— Я, Томасо Слипер из клана Селета, родился в горах Средиземья четыре тысячи лет назад и до сих пор жив!
— И помирать, надо сказать, не собираешься... — раздался приятный голос из-за спины. — Что, синдром бессмертных замучал? Да, да, я тоже бессмертен! Да не вертись так! Я не собираюсь охотиться на твою голову!
Том впился глазами в стоящего у двери. Чёрный камзол, шпага на поясе, короткий ёжик медно-рыжих волос... Да-а, если б не треуголка центаврийского образца — так и не узнать Менестреля! Постарел, что ли? Или надломилось что-то в душе?
— Я тоже на головы друзей не охочусь, — ответствовал Том. — А ты снова в Замке?
— Так, вернулся по делам... И не уверен, что вовремя... Такой тут бардак!
— Господа! Потом пообщаетесь! — несколько резковато прервал их горгул. — Я как здешний привратник должен выполнить некоторые формальности... Итак, каким образом вы попали сюда! Это я Вас, юноша, спрашиваю!
— Обыкновенным... — пожал плечами Том. — Просто приснил себя сюда!
— Ага... Воин Сновидений, значит?
— Воин... Из бессмертных...
— Ну, о Вашем бессмертии Вам придётся позабыть, пока Вы здесь...
— Почему это?! — вскинулся Том.
— Потому что приказом новых властей самобытные личности здесь не приветствуются... Более того — изгоняются из Замка, а порой даже расстреливаются за конюшнями... Хотя лично я туда не ходил, чтобы проверить... А то, не ровен час, примут за подлежащего к зачистке — и привет... Так вот, Вам надлежит сейчас подойти здесь к корзине и выбрать из неё одну маску. Любую из этого стандартного набора... Теперь все жители Замка обязаны носить такие маски... Вы уж не серчайте, но с властями не спорят...
— А зачем это? Ну-у, маски? — непонимающим хором выпалили Менестрель и Том.
— А чтобы все выглядели в Замке, как люди... Как простые люди... — равнодушно пояснил горгул. — А то новую власть стали бесить все эти йуругу, кошки, лисы, белки, гремлины и прочия, и прочия...
— Так мы и так по виду — люди... И лица у нас вполне человеческие — выпалили бессмертные хором.
— Так-то оно так, да только лица Ваши не стандартные... — пояснил каменный привратник. — А тут любят только всё стандартное... — при слове «стандартное» Менестрель поморщился и как-то странно погладил свою короткую стрижку. Повинуясь магическим жестам, волосы удлинились до привычной длины и впереди завились в две косицы. Горгул тем временем продолжал: — Вон, на днях собираются автоматы для бритья установить на каждом углу... Такие вот штуки, что с плавающими по заданным траекториям ножами... Удобная, говорят, штука — лица у всех индивидуальные только до первого бриться... А потом — стандартные, стандартнее некуда!.. Эх! — горгул вдруг устало вздохнул, — Вы и не представляете себе, как эта новая власть всех достала! Вылезла из своего озера — и ну всех третировать! Сперва рты затыкала, не давала никому говорить больше пятнадцати минут в сутки! Теперь вот маски ввела человекоподобные... — и он со злостью пнул корзину, из которой вылетели несколько румяных одинаковых масок с застывшими счастливыми улыбками кретинов...
— Бронтозавриха?! — изумился Менестрель.
— Ну да! Теперь она — Хоронительница Традиций! Скоро все похоронит!
— Да почему ж вы все её в шею не погоните?! — вскинулся Том.
— Ага, такую погонишь! За неё Комендант Замка Войны, что тут растёт по соседству! А с ним — кевларовые манекены во всеоружии, со свастиками на рукавах и с квадратными подбородками. Расстреляют и фамилии не спросят!
— А за что ж это он её вдруг поддержал? — невинно поинтересовался Менестрель.
— А она его в Замковый Совет Восьми шестым номером ввела! — ответствовал горгул.
— Ясненько... «За что же, не тая греха, Кукушка славит Петуха? За то, что славит он Кукушку!» — пропел Менестрель.
— Кстати о кукушках... — вскинулся Том, раздавив ногой одну из ухмыляющихся масок. — А почему это Стервятник не выкинет её вон? Он же давно собирался, да и на расправу всегда был скор! Вон как девила вышвырнул в своё время в окно!
— А он теперь безвылазно на своей высокой башне сидит, спуститься боится... — охотно отозвался горгул. — У него все перья превратились уже в серую шерсть, а с шерстью на крыльях летать он не может... Вот и жмётся в уголок своей башни, а когда ему кто кричит да просит вмешаться — он только вещает оттуда, что, мол, всю власть над Замком он подарил вот этой самой безымянной бронтозаврихе, а поэтому умывает свои когти... А коли кто попросит его спуститься с башни вниз — то он в ответ то обзывает всех фекалиями, то своими отходами пищеварения брызжет из-под крыши...
— Да-а, мрачновато у вас тут!
— И не говорите! То ли дело при Нике было! Свобода, почти полная! Радость... Но, видимо, юный хозяин заранее почувствовал надвигающуюся беду, вот и ушёл отсюда! А теперь тут и гостей-то почти не бывает... Так что я стою у этого окна и всё смотрю вдаль — не вернётся ли Ник...
— Прям «Знамя Надежды» из Ника делаете! — фыркнул Том.
— А он и стал в чём-то символом прежних, лучших времён... — согласился горгул. — Когда ввели приказ об обязательном ношении масок — маски эти тут же «ликами» назвали, а вот право ношения собственного лица, без маски, стали называть «никами»... Видать, потому, что собственные лица оказались в прошлом и исчезли, как исчез из замка Ник. Вот так и пошло слово «ники»... Впрочем, слово это тут запрещённое, потому как — оппозиция Властям...
— Так у вас тут и оппозиция есть?
— А как же без неё! Вон, все пушистики Замка в оппозиции бронтозаврихе, да ещё Призрак здешний, что веками дремал у камина, проснулся и тоже бунтовать начал... А пока власть поддержащие на них охоту ведут — такой, извините, срач вокруг развели, что ни в сказке сказать, ни бульдозером убрать! А у нас Новый Год на носу! Как же тут праздновать, в таком кошмаре-то?
— Кошмар — не знаю, а вот порядок в Каминной Зале гарантирую! — весело сказал Менестрель. — Там сейчас мой Дизель прибирается!
Снизу доносились грохот и натужное завывание, сменяющееся то скрипом, то шебуршанием, то звуками многих веников и щёток. Если посмотреть в окошко — временами через парадную дверь вылетали на улицу в очистительный костёр то чаны с мусором, то изломанные кевларовые манекены, которые, впрочем, тут же регенерировали и вновь ретиво забегали в Замок, чтобы через минуту вылететь вновь... Было в них что-то от терминатора «Т-1000» на холостом ходу...
* * *
Костёр выхватывал кусочек коридоров, протянувшихся под Городом во все стороны. Стены были закопчёные и покрытые высохшей от жара костра белёсой плесенью. Дальше, в сумерках, отчётливо были видны крысы. Они сидели в проходах и с недоумением взирали на мальчишек, отнявших у них кусок тоннеля. Впрочем, крысы не сердились, Ник это чувствовал. Они просто не понимали, зачем жителям света нужна их тьма. И пытались разгадать эту тайну, прислушиваясь к разговорам людей.
Ник прекрасно видел этих крыс и слегка усмехался их изобретательности: чтобы глаза не блеснули в свете костра и не спугнули бы ребятишек, крысы нацепили тёмные солнцезащитные очки. Этакие шпионы из старинных фильмов, только вместо шляпы у одной — старая бейсболка козырьком назад. Так вот куда ведёт их дальше их Дорога Вниз... Не очень-то помог им их ангел-хранитель, да и услышал ли он их тогда, в той странной молитве в Подвале?..
А вот ребята крыс не замечали, и потому Ник решил не обращаться пока к Слушающим Во Тьме и не выдавать их...
— Лев, ты обещал рассказать, что там стряслось с вами. Ну, после того как вы ночью сквозь Тень сбежали.
— Да ничего особенного. Я просто проанализировал то, что нам известно про Тёмного из интернатских сказок. Смотрите сами, — мальчишка воодушевился и даже начал жестикулировать в такт рассказу, — Он или как тень на стене. ТЕНЬ. Или как скрипучая тварь, напоминающая помесь паука и богомола. Таких в реальности нету, но в старом телесериале «Вавилон-5» они были, и называли их — ТЕНИ. Снова ТЕНЬ. Так вот, или колдун, весь в чёрном, и со светящимся крестом-мечом в руках. Опять же ТЕНЬ, на этот раз — Киммерийский Тень. Всё время слово ТЕНЬ. На стене, если верить началу сплетни. Но при тех светильниках, что в Интернате — тень на стену не отбросить. И Солнце не очень-то желает заглядывать в наше окно... А дождаться ночи, когда туда заглянет Луна — так я спать люблю, просплю обязательно! Вот я и договорился с Вадимом, что он меня разбудит, и мы проверим мою гипотезу на практике.
— Ага, — хмыкнул Вадим, — Так проверили, что только пятками сверкнули сквозь стенку! А там коридоры, и все стальные. Впрочем, это Вы и сами видели, правда ведь?
— Видели, — кивнул Ник. Мы туда много раз лазили, с Малышом и Серго. А потом сбежали. Серго в летучую мышь оборотился и улетел, а мы — в Подвал. А там это... как яйцо или тарелка летающая.
— Мы тоже туда попали, — продолжил Лев. — Но сперва поднялись на чердак. А там — новой тенью воспользовались, благо, луна ещё ярко светила... На небе ни облачка... А потом прыгнули в это НЛО — и оказались на улицах Города. Ну, тут, в этом зелёном коконе. А на улицах — никого!
— Тоже в промежутках между сиренами угодили? — усмехнулся Малыш.
— Ага. А вы уже и про сирены знаете?
— Мы тут уже три дня, — пожал плечами Ник.
— Тогда всё ясно. А где ночевали? Тоже в канализации?
— Нет, мы чью-то квартирку экспроприировали. Она всё равно пустая...
— И здоровенная! — добавил Малыш. — А ещё там жрачки полно!
— А мы тут крыс ловим для еды, — вздохнул один из местных.
При этих словах крысюки в очках испуганно отшатнулись назад. Но тут Вадим поднял вертел с шестилапой зверюгой, жарившейся на огне, и добавил:
— Вот этих!
Ник увидел, что крысюки облегчённо вздохнули: никто их есть не собирался, и вернулись на свои наблюдательные позиции.
Лев тем временем продолжал:
— А мы сперва прятались от стражников под мостом... Потом в переулках... Ну, аж пока не попали сюда, в канализацию. А тут уж встретили местных... Ну — и теперь все мы тут вместе...
— А на площадку зачем лазили? — Малыш аж светился любопытством. Кажется — он весь только из этого любопытства и состоял...
— Замок посмотреть... А то непонятная штука тут получается...
— Какая?
Лев оглянулся на ребят, словно испрашивая, можно ли рассказать.
И тогда заговорил старший в компании.
— Тут, под землёй, есть тоннели к Замку. Но их охраняет Страх. А ребята решили пройти в Замок. Говорят — тут, то есть там, есть выход в другие миры. Но Страх их не пустил. Вот и решили посмотреть с площадки, можно ли ещё как туда попасть...
— А просто прийти и постучать в ворота?
— Ага, постучишь тут! Там гвардейцы, они никого к своему хозяину не пускают!
— А по небу? — спросил Ник.
— Людям летать не дано... Если бы Творцы Миров хотели, чтобы мы летали — они дали б нам крылья...
— А почему нельзя? — спросил миловидный мальчишка с роскошной причёской. — Творцы Миров дали нам разум, а разум может и крылья придумать!
— Отвянь, Джереми! Снова ты со своими прожектами несбыточными! Если бы нам разум позволял сделать крылья для полёта — то мы бы ЗНАЛИ это. Есть возражения?
— Есть! Разве кто-нибудь пробовал сделать такие крылья?
— Пробовал, — машинально ответил Ник, созерцая крысюков во тьме, — Только не здесь, а в нашем мире... Дедал его звали.
— И как? Вышло?
— А почему бы и нет? Сделал крылья себе и своему сыну. И улетели они из лабиринта, в котором были заперты...
— Ага! — торжественно закричал Джереми и умчался куда-то во тьму.
— Куда это он?
— Домой... У него есть свой дом... А с нами он просто дружит, вот и приходит в гости...
Ник тем временем поднялся и неспешно пошёл в сторону крыс. Ему захотелось опять поболтать с тем, в кепочке-бейсболке...
— Стой, там Страх! — окликнул его Лев.
— Вот и посмотрю на Страх, — беззаботно отозвался юный дворянин.
— Тогда я с тобой! — и Лев, схватив фонарь, кинулся следом. Шагнувшие было навстречу Нику крысюки отшатнулись и попрятались в боковых проходах.
Оставалось только идти прямо...
Шагов через двести-триста приятное щекотание пронзило Ника. Это было сродни утренней зарядке, которую делал он дома: дразнил Бронтозавриху, а затем нежился в почти неслышном басе её рёва, и каждая клеточка его тела встряхивалась и чувствовала себя моложе.
Лев, кажется, не разделял радости Ника. Он настороженно оглядывался по сторонам и дышал тревожно, словно боясь, что сейчас на них кто-нибудь нападёт...
— Ты слышишь — темнота сжимается... — прошептал встревоженный мальчишка. — Тут кто-то есть, и он смотрит на нас...
Ник прекрасно чувствовал, что единственные «кто-то» в этом сумрачном коридоре — это троица крысюков, каким-то неведомым образом сбежавшая от своего Короля, да кучка ребятишек у костра. Но и те, и другие смотрят на них сзади... Впереди же лишь размеренный гул огромной и странной машины, вертящей свои маховики и гонящей по жилам проводов и артериям кабелей электроны — свою механическую кровь. Именно этот гул и массировал тело, щекоча и придавая сил.
— Да нету тут никого, — шёпотом успокоил друга Ник.
Увы — этот шёпот оказался фатальным: взведённые до предела нервы мальчишки не выдержали, и он с криками кинулся назад, к костру. Туда, где нету этого жуткого Страж-Страха.
— Где-то я столь же храброго Льва уже встречал... — усмехнулся Дракуля, — А, точно, в книжке про Изумрудный Город!
Проход упёрся в стену. Вперёд дороги не было. Только вправо и влево уходили коридоры, кольцом охватывая стоящий впереди Замок, да вверх вела труба выхода на поверхность. Её скобы, проржавевшие и заросшие плесенью, говорили, что ими никто не пользовался уже десятки лет.
— Как всегда — вперёд дороги нет... — прозвучал рядом знакомый, полузабытый голосок. — Только вспять...
Ник обернулся, уже зная, кого он увидит.
— Привет!
— Привет, — ответил ему крысёнок в кепи.
— А вы тут как оказались?
— Песня вывела... Ты разве не слышал — от нашего Короля можно сбежать, только спев Песню Дороги. Нам это как-то Лат подсказал. А ему — какой-то менестрель, этакая «рыжая личность», если верить Лату. Лис, наверное...
— Ого, а с Лордом-то вы как повстречались? — изумился Ник.
— Он искал что-то в нашем Подвале. Перерыл кучу бетонных стенок. Всё спрашивал то ли про железный браслет, то ли про золотую линейку, то ли про свечку-светильник какой-то... Не упомню уже... Но мы не знали про такое, и ничем не могли помочь ему. Зато наш Король решил заключить с ним сделку. Говорил — знает, где лежит нужная ему вещь. Вот только Лат отказался от помощи. Спел какую-то песню и — прошёл сквозь нашего Короля как сквозь голограмму, а дальше — сквозь стены и куда-то в неизвестность.
— И вы спели ту же песню?
— Ага, — подошёл к Нику второй крысюк, вмеру припанкованый. — Но ничего из этого не вышло. Мир оставался прежним. А Король рассмеялся и сказал: «Не получится, эту Песню уже спели мне!». И мы оставались в его царстве, пока вдруг я не придумал ту песню. Свою. Я не думал о побеге, когда пел. Было просто отчаяние. Но когда спел — вокруг нас сгустился туман, и мы пошли по нему, как по мосту или тоннелю... А когда он развеялся — мы были уже в другом мире. Ушли, в общем-то...
— А тут вы давно?
— С полгодика. А что? Хочешь узнать, что там, в Замке?
— А хотя бы.
Крысюк повернулся к своей подружке, стоящей поодаль, и вопросительно посмотрел на неё.
— Расскажем?
Та пожала плечами, мол, мне-то какое дело...
— Машина там. Она и держит Кокон в целости. Если верить расчётам, то вниз из неё ведёт канал в следующий мир. Надо только прыгнуть в воронку. Но людям это не поможет...
— Почему? — удивился Ник. — Этот канал только для Крыс?
— Почему «только?», — удивился малец в кепке. — Для любого, кто прыгнет. Для нас. Для тебя. А люди... Люди не рискнут подойти к Машине. Она пугает их. Не знаю уж чем, но они считают, что там живёт Страх. Так что ну их!.. Хочешь, я проведу тебя по этим коридорам и покажу Машину?
— Хочу...
* * *
Об этой древней машине в подвалах так никто и не вспомнил бы, если б не странный день, начинавшийся, впрочем, весьма обыденно.
Наступало обычное утро... Солнце, выглянув из-за горизонта, задумчиво посмотрело в сторону столицы Белокаменной, бодро сказав «здравствуйте, господин Президент!». Когда первые лучи светила упали на висящие в лисьей спальне часы с кукушкой, кукушка проснулась и начала отрывисто тявкать. Сэнди дёрнул задней лапой и закрыл уши подушкой. Тогда кукушка вылетела из часов и клюнула йуругу в пятку. Лазевский моментально проснулся, нажал кнопку будильника и швырнул его в кукушку. Та обиженно покрутила крылом у виска и убралась обратно в часы, с грохотом захлопнув дверцу.
Как бы то ни было, но лису пришлось проснуться и он, ещё немного недовольно поворочавшись в постели, достал из-под кровати гантельки и начал разогревать мышцы утренней зарядкой. Из радиоприёмника бодро доносился новый гимн Странного Места, очень помогавший при физических упражнениях, ибо заставлял мозги слушателя отключаться практически полностью. Наконец с самоистязанием было покончено и Лис понуро поплёлся в душевую, бодро подпрыгивая на задних лапках. Холодная вода окончательно выбила из него остатки сна и теперь, злой и разбуженый, пушистик сох у камина. Вскоре должен был прийти робот-уборщик, и Сэнди хотел поскорее обогреться и распушить шёрстку. Прошёл уже час, а слуги всё не было. Лис снял с гвоздика астральный колокольчик и стал в него громко трезвонить. Дверь в залу медленно открылась и из последних сил в апартаменты вполз робот, хрипя что-то нечленораздельное. Лис подошёл к нему и дал хорошего пинка. Железяка окрысилась:
— За что бьёте, хозяин? В натуре, чугункой буду, энергии не хватило!
— Как это не хватило? Ты не гони, рельса штампованная, не бывает такого.
— Я же сказал, чтоб меня под пресс пустили, напруга слабая с утра была!
— А с чего бы это?
— Кто его знает, вот ты сходил бы да провеееее....
Тут робот, хрипя, сполз по стенке, оставив на стене полоску ржавчины. Глядя на лежащее перед ним безжизненное тело, Лис испуганно огляделся вокруг. Быстро осмотрев отключившийся механизм, пушистый встревожился и чуть было не выскочил в коридор, как был.
Моментально одевшись, Лис побежал по Замку, распугивая летучих мышей и пролетающих мимо сонных вампиров. Пробегая по какому-то проходу, Сэнди чуть не сбил с ног Горного Оленя. «Только проснулся, а уже куда-то бежит. Несолидно!» — подумал олений принц, но счёл за лучшее побежать за Лисом.
Вскоре по всему Замку разнёсся крик «Лисы бегут! Лисы бегут!», что окончательно разбудило всех обитателей каменной громады. Положение зашуга и стрёма усугублялось практически полной неработоспособностью роботов и заклинившимися без напряжения автоматическими дверями, лишь неделю назад самим же Сэнди и поставленными в комнатах наиболее уважаемых обитателей Замка. Погасшие электросветильники тоже не добавляли комфорта, а переместившиеся за ночь стараниями бесов Конгруэнция некоторые стены и вовсе превратили некогда прямой путь в лабиринт.
Наконец Лис смог сориентироваться, где он находится, и стал прокладывать себе путь к подстанции Замка.
Пробегая мимо широкой мраморной лестницы, ведущей на чердак и заросшей бархатным ковром пыли, Сэнди вдруг услыхал:
— Многоуважаемые сэры и мадамы! Ой... Трям... — с чердака спускался Всехний, весь в пыли и паутине и неся в зубах флейту. — Посмотрите, что я откопал! Боже! Вы знаете, что сегодня выходной? А что за выходной без культурного мероприятия? — он картинно мотнул головой: — Нет! Никаких кагоров и фриткаделькофф! — тут он засиял от одухотворения и счастья: — Я.. Я.. Я даю концерт! Возле пруда. Вечером. Приходите. Луна. Вечер. Пруд. И кто-то, — продолжил он, скромно потупясь, — играет на флейте!
В волнении шёл Всехний Волк, не замечая, как вся толпа, бежавшая до этого за йуругу, устремилась теперь за ним, ожидая небывалый концерт. Господи, ведь он никогда до этого не видел флейту... Играл только в подкидного и то недолго... Сумеет ли он? Не собьётся ли в самый неподходящий момент? Как лягут ноты? Хватит ли у него дыхания.. Боже! Сколько вопросов. Найдёт ли он до вечера смычок... Проснётся ли он наутро знаменитым... Придут ли зрители. Рискнуть — сыграть вживую или подставить запись... Нет, конечно вживую... Боже!
Сэнди же, избавившись так неожиданно от нежданного эскорта, побежал вниз, к подвалам. Минут через сорок нужная дверь была найдена.
На огромной мифриловой двери был изображён чёрный череп и высеченное мордорскими рунами Проклятие Электрика, которое в вольном переводе гласило «Без спецкостюма не входить. Налево пойдёте — к рубильникам придёте. Направо пойдёте, к ядерному реактору придёте. Прямо пойдёте — попадёте под высокочастотные электромагнитные поля — кретином станете!». Дверь увенчивал кодовый замок в виде головы орла.
Сэнди открыл неприметную дверцу сбоку и вытащил из ниши защитный костюм. Увы — сие одеяние, без сомнения, шилось на человека: в нём не было отделения для хвоста.
Помучившись, но так и не сумев забраться внутрь, йуругу достал из кармана колоду карт. Вытащил одну, наугад. Всмотрелся.
— Але, в натуре, Бранд, ты?
В ответ из карты что-то засияло.
— Короче, тут чиста твоя помощь нужна.
Из сияния полетели искры. Зашумело.
— Брателло, не тормози-сникерсни, иди по Карте! Конец связи!
Внезапно в воздухе проявилась рыжая бородатая фигура с мечом на поясе и луком за спиной. Поигрывая килограммовым алмазом, принц вежливо поинтересовался, какая нужда могла заставить уважаемого Лиса оторвать его от весьма важных дел. Лис только показал на дверь и хвост. Амберский дворянин кивнул головой и засунул руку в подпространство. Прошло некоторое время, и рыжий жлоб в бархатном костюме кивнул головой и вытащил из Теней искомое — спецкостюм с предусмотренным для хвоста отделением. Лис раскланялся, срываясь на реверансы и выражая свою благодарность, как мог, и напоследок, обняв Бранда, пригласил его на завтрашнюю игру в покер. Бранд сначала отказывался, но потом, услышав о запасах эля суточной давности, охотно согласился и с улыбкой отбыл обратно в Тени.
Сэнди же, надев спецкостюм, поправил хвост и стал открывать дверь. Ткнув в глаза орлиной головы, он другой лапой резко стукнул по носу. Замок щёлкнул и сервопривод стал втягивать дверь в стену.
Пройдя в тамбур, Лазевский нажал кнопку, и внешняя дверь закрылась, а потом открылась внутренняя дверь — ещё более массивная, чем первая, и с ещё более устрашающим проклятием, написанным на ней.
Изнутри было царство технологий. Строитель и первый хозяин Замка, вероятно, был страстным поклонником техники и не брезговал добывать её из всех доступных окрестных миров, поэтому тут присутствовали агрегаты, которых сейчас на Земле днём с огнём не сыщешь. Площадь же машинного зала была сопоставима разве что с размерами самого Замка. Вспомнив предупреждение Электрика на двери, Сэнди прошёл налево, захватив по ходу инструкцию с полки. В конце прохода был пульт управления....
Тысячи лампочек, кнопочек, рычажков и верньеров усыпали его... Но все лампочки погасли... все, кроме одного индикатора красного цвета. Этот индикатор почему-то напугал йуругу. Полистав инструкцию, он нашёл раздел, посвящённый неисправностям Замка и способам их устранения. Про красную лампочку было сказано коротко — перегрев реактора, если она горит, следовательно всё скоро взорвётся. Внезапно посреди красного круга зазмеились жёлтые неоновые числа. 60... 59... 58... Лихорадочно листая инструкцию, йуругу узнал, что сгорел главный предохранитель, потому и реактор перегревается. Найти место, где покоился злополучный предохранитель, не составило труда: обугленный обгоревший круг выдавал его лучше всякой подписи. Собственно — предохранителя на месте и не было: он испарился, оставив стеклянные шарики вместо своей трубки и пластиковые сопли на месте крышки, прикрывавшей его.
Пошарив вокруг, Сэнди с досадой обнаружил, что под рукой нет ничего, годящегося для «жучка». Думать было некогда. Отломав от системы дыхания скафандра огрызок медной [9...] трубки, [8...] йуругу [7...] скрутил из неё [6...] предохранитель [5...] и засунул [4...] его [3...] в [2...] держатели.
Внезапно отсчёт времени прекратился. Послышалось нарастающее гудение... Огоньки на пульте весело замигали и пропитый-прокуренный голос, записанный где-то в недрах машины, сказал слегка знакомым голосом: «Все системы функционируют нормально, система «Форточки и Ворота — 77» перезагружается. Перезагружена»...
Лапы Сэнди подкосились и он осел на пол, истерически хрипя и хватая ртом горячий воздух со стальным привкусом...
Выходил он из подстанции мрачнее тучи. Когда он снял спецкостюм — казалось, свет в коридоре померк на мгновение. Когда он сунул его в нишу и захлопнул дверцу — всё замерло вокруг. Йуругу занимал один вопрос: «Почему сгорел предохранитель?.. Ведь это значит, что кто-то расходовал энергию в таких объёмах, что не выдержали цепи... Надо разобраться, но это я поручу Хранителям Замка... Пусть они оторвутся от расстрела мирных обитателей Замка и хоть раз займутся настоящим делом!» И Сэнди, сохраняя предельно умное и задумчивое выражение мордочки, пошагал к апартаментам Хранителей-Советников...
На стене метрах в ста от подстанции висело свежее объявление:
«Одинокий Волк, играющий на флейте, ищет влиятельную леди, с целью нанесения ею визитов в логово волка. О продолжительности и частоте визитов договоримся отдельно при первой встрече. Милые дамы, не дайте зачахнуть молодому серому дарованию».
Рядом, прямо под свежеисписанным пергаментом, где вместо подписи красовался под текстом отпечаток лапы Всехнего, молодая изящная вампирица, кутаясь, как в плащ, в перепончатые крылья, приклеивала распечатку, сделанную на матричном принтере:
«Одинокая молодая брукса ищет глухого оборотня для создания семьи. Готова встретиться в таверне «Три Холма» от заката до рассвета».
* * *
В таверне, куда выбрался Ник, было шумно и накурено. Хотелось всунуть в ноздри фильтры или просто убраться. Но вид пятерых франтовато одетых парней заставил задержаться. Они о чём-то спорили, справедливо полагая, что в общем шуме легче затеряться, чем в тишине секретных квартир и подворотен.
— Я точно тебе говорю, подобного бесчестия ни один из нас не стерпел бы, будь всё по-прежнему! Отвергнутый от службы в Гвардии обычно кончал с собой, не в силах перенести позор!
— Так-то оно так, если тебя не берут в Гвардию, признают недостойным защищать Престол — это позор. Но, видимо, Творцам Миров неугодно, чтобы мы покончили с собой. Иначе не воскресли бы мы после того, как кинулись на свои мечи. Более того — не воскресли бы все вместе, в одном и том же месте на той проклятой смотровой площадке.
— Творцы Миров дали нам второй шанс. Зачем? Снова пойти и снова просить принять нас в гвардию?
— Ага, а потом снова кидаться на меч и снова воскресать? — Ник и не заметил, что произнёс это вслух. Но КАК ПОДПРЫГНУЛИ эти пятеро! Смешно! Как Лев в канализации!..
— Новенький? — изумился один из дворян. Что они все пятеро были дворянами, можно было и не сомневаться — не только беседы их, но и камзолы доказывали это лучше всяких слов...
— А что, не похоже? — усмехнулся в ответ Ник, поправляя ставший уже тесноватым ему камзол.
— Я Шарль де Батц де Кастельмор, — поклонился Нику один из «заговорщиков».
— Маркиз де ля Труэ де ля Фалс.
— Барон Мирра ле Кван.
— Командор Красс д'Эспиноса.
— Князь Димитрий... — поклонился последний, ничуть не старше Ника.
— А я — Ник. Никита... — Ник на миг смутился, но решил представиться по всем правилам: — Наследный Граф Дракуля-Карди из Трансильвании.
— Ого, — с удивлением протянул Димитрий. — А что ж так, наследный — а тоже подался в гвардию вербоваться?
— А что, для наследных это не в почёте?.. Или не надо престол защищать?..
— Надо-то надо... — протянул первый, — Но обычно это дело ненаследных, младших и средних, они в службе в Гвардии только и могут ожидать появления своих Имений и Кварталов Вечного Города. А наследные — они и так всё имеют, и разве что расширить свои имения могут пожелать...
— Мои имения остались в извне, — правдиво поведал им Ник. — Очень далеко.
— В Благословенном или в Проклятом Краю? — спросил Димитрий.
— То есть?.. — невольно вырвалось у Ника...
— Ну, откуда мы вышли или куда шли?
— Откуда вышел.
— Значит, в Проклятом... — подытожил за князя маркиз. — Ну что ж, присоединяйтесь, граф. Присоединяйтесь к Обществу Отвергнутых От Службы В Гвардии... Эй, трактирщик, ещё чару вина в наш круг! Я плачу!
* * *
— Эй, трактирщик, ещё вина! Я плачу!
Вот уже вторые сутки Медведь не выходил из Трактира. Коала пил. А ведь как хорошо всё начиналось! Два стакана кокосового кефира с кокосовыми же опилками, только-только из холодильника, быстро исчезли в желудке Медведя, после чего ему вдруг захотелось продегустировать эвкалиптовки, отданной Хозяину Трактира. И вот тут-то всё и началось.
После эвкалиптовки захотелось кагору, который тут же доставил робослуга... У Коалы развязался язык и он решил влезть в вечный спор о первокурицах и первояйцах.
— Яйцо, курица, бульон.. Об чём спорим-то?
Трактирщик непонимающе посмотрел на Коалу.
— Да я же про продукты! Соль, сахар, перец.. Я намеднись как раз таким вот меню и завтракал. Н-наливайте, чего там у нас в б-бутылках, бочонках и кан-нистрах! Так, берёшь половинку яйца, намазываешь майонезом, сверху кладёшь...
Трактирщик, выдрав из блокнота страничку и схватив вечное перо, торопливо записывал...
Медведь, желая посмотреть, не делает ли Хозяин Трактира орфографических ошибок в рецепте, наклонился вперёд и опрокинул на листок бокал менестрелевки.
От листа повалил густой едкий чёрный дым. Бумажка начала корчиться в судорогах. Через некоторое время место, где лежал рецепт, превратилось в выжженную язву... Над ней ещё вился дымок...
Коала, не обращая внимания на бесславную кончину листочка, продолжал:
— Кладёшь кусочек куриного мясца и — с куриным же бульоном! К этому всему прекрасно идёт чёрный хлебушек с листьями салата, укропом...
Трактирщик лихорадочно пытался запомнить рецепт...
— Так вот, укропом, петрушкой и лучком.. И слово — «ВКУСНОТИЩА!»
Трактирщик лихорадочно черкнул прямо на салфетке: «Вкуснотища — рецепт Медведя КОАЛЫ».
— Да-да-да! — проорал Медведь — именно ВКУСНОТИЩЩА! Ч-чего мы ещё не пили?
— №23, шаг вперёд! — скомандовал Трактирщик.
Один из робослуг вышел вперёд и налил в бокалы напиток...
— Позвольте порекомендовать. «Элериумка»! Эксклюзив! Новинка сезона...
Но Медведь уже не реагировал. Он ушёл в себя. Сначала потихонечку напевал «Напрасные слова виньетка ложной сути...», потом погромче, без паузы «Ты шёл, как бык, на красный цвет...», размахивая лапами и роняя бокалы и бутылки. После чего пустился в пляс, качаясь из стороны в сторону и горланя «Сон мне жёлтые огни».
За ним суетливо бегали робослуги и пытались поймать разбуянившегося гостя.
Впрочем, силёнок у Коалы маловато, так что, сломав пару стульев и набив себе синяков и шишек, Эвкалиптовый Медведь упал в своё кресло и заснул.
К гостю подошёл Трактирщик. Бережно укрыл Коалу пледом, поправил сползшую с кресла лапу, осторожно подложил под голову мягкую подушку...
— Приятных сновидений, — шепнул он. Потом отдал приказ и... Через некоторое время перед креслом Коалы уже чисто. Стоит столик, на котором выстроились стаканы со свежим кефиром. На блюде несколько кефирококосов. И сбоку специальная минидрелька для вскрытия этих плодов. Нажав несколько кнопок на своём универ-браслете, Трактирщик установил вокруг гостя специальное защитное поле. Вокруг кресла и столика с угощениями померк солнечный свет. В пределах действия поля наступил вечер, звуки, идущие извне, стихают... Всё располагает ко сну.
*
Трактирщик стоял на крыльце «Трёх Холмов».
— Вот, уважаемые жители Странного места, я вроде как пропал... Неужели Проклятье Картографов всё-таки действует? Почему ко мне не заходит никто из прежних друзей, кроме Коалы? Ходят только какие-то незнакомцы в одинаковых масках! Эй, ау-у-у! Да слышит ли меня кто-нибудь?! Вторую неделю никак не могу пробиться к вам!
Туман позади Трактирщика рассеялся, и в свете из окон «Трёх Холмов» показался Дарк Реструктор. — Слышу, слышу. Не кричите так. Приятная ночка, неправда ли?
Трактирщик от неожиданности потерял дар речи.
— ...Кстати, — Дарк вынул сигарку «Аль Капоне» и закурил. — Почём у Вас тут пиво? По пийсят копеек?
— Аааа.... Ээээ... Хммм... — это единственное, что произнёс в ответ Трактирщик, с ужасом сознавая, что забыл все цены и расценки. Робослуги сами вели расчёты, а в застольных беседах, вообще-то, о ценах в трактире ещё серьёзно никто не говорил...
На этот раз ничего не сказав, Дарк направился вглубь гостеприимного заведения и, не дожидаясь, пока премногоуважаемый Трактирщик перестанет прочищать свою предрагоценнейшую глотку, Дарк налил себе полный кухоль отборнейшего пива, выуженного откуда-то из-под полы — явно личные запасы хозяина заведения.
Вслед за посетителем побежал робослуга, семеня своими манипуляторами... Глянув, чего и где убыло, он тут же пополнил запасы, но цену Дарку так и не назвал...
Не утруждая себя излишними подсчетами, Реструктор высыпал на стойку целую кучу пийсятников, которые тут же были подобраны робослугой, и направился восвояси, по дороге аккуратно опустив Трактирщику в карман здоровенную петарду, оставшуюся ещё от не менее Здоровенного Кентавра, небрежно подожжённую от сигары. И, прежде чем фитиль успел догореть, скрылся за пеленой тумана.
БАБАХ!! — рванула петарда...
— Упсь! — испугался Дарк. — По идее, должна была быть не такой уж мощной... Может, отсырела? С Трактирщиком там всё в порядке?
Он оглянулся. Трактирщика отбросило на пару метров в сторону... Слетев с крыльца, разломав при этом перила, Трактирщик свалился в кустарник.
Увидев всё произошедшее, Дарк по мобилке стал срочно вызывать неотложку. Разложив на земле пентаграмму из костей Священной Птицы, он завывающе запел зловещие заклинания призыва Треклятой Неотложки, угрожающе потрясая над головой освящённой мобилкой — грозным артефактом Новых Демонов.
Над трактиром начали собираться свинцово-серые тучи. В воздухе запахло озоном вперемешку с запахом пороха. Невесть откуда поднявшийся ветер закружил листву вокруг Дарка. Над головой у него мелькнула молния... Другая... Взглянув в сторону трактира, Дарк Реструктор заметил, что взрывной волной высадило несколько стёкол в почтенном питейном заведении, один из поддерживающих крыльцо столбов покосился, правая половина входных дверей трактира слетела с петель и упала вовнутрь...
«Наверное, ремонт оплачивать придётся», — пронеслось в голове у Реструктора.
Трактирщик же, сгруппировавшись в воздухе и приземлившись на «нижние полушария мозга», откатился от крыльца. Ещё слабо соображая, кто, что, где, он ползком перебрался в ближайшую канаву. Там он попытался избавиться от звона, что стоял в ушах... Звон не проходил...
Через некоторое время он понял что звон приближается. Это был звон погребального колокола. Из-за поворота появился чёрный катафалк Неотложки. Четвёрка вороных остановилась рядом с потерпевшим. Спереди, над козлами кучера, была табличка «ECNAMORCEN».
«Экнаморсен... Хммм... Ненашенский, видать», — пронеслось в мозгу у Трактирщика, пока он сообразил, что надпись была навыворот, чтобы её можно было нормально прочитать, глядя в зеркальце заднего вида. На крыше катафалка мертвенно-фиолетовым светом мерцала мигалка. Дверца открылась, и из кареты появились трое в чёрных балахонах: двое с носилками и один с лопатой. Они подбежали к разнесчастному Трактирщику. К лицу была спешно приставлена дыхательная маска. Сделав вдох, Трактирщик почувствовал пары «Момента» и ганжи.
— Шесть кубиков нитрата плутония! — замогильным басом прохрипел старший из троих. Средний тут же своей костлявой рукой выудил из-за пазухи шприц модели «Кавказская Пленница», наполненный мутно-буроватой жидкостью, в которой плавали мухи, и передал его третьему. Тот схватил сие орудие, угрожающе занёс его над головой пациента и...
...и обрызгал землю вокруг него содержимым шприца. Воздух наполнился крепчайшим сивушным запахом. Трактирщик почувствовал, как у него на лбу выступили капельки холодного пота.
В довершение сего ритуала на уши потерпевшего, для наискорейшего приведения в наиболее активное состояние, были водружены Здоровенные наушники, к которым тянулся толстый кабель от устройства, подозрительно напоминающего детонатор для динамита из мультиков про койота. Не успел Трактирщик как следует рассмотреть любимый предмет любимого героя, как старший со зловещим хохотом опустил рычаг, и в уши пациента ворвались аккорды «Dimmu Borgir». Если бы наушник был один, то эффект был бы намного легче. Но, к сожалению, звук шёл из двух источников... Ворвавшиеся с разных сторон аккорды сошлись точно в середине головы пациента, и взрыв их был подобен взрыву ядерной бомбы... Трактирщик подпрыгнул на полтора метра, на лету срывая с себя наушники и отбрасывая их в сторону.
Приземлившись в соседние кусты, он неожиданно заметил, что на месте Неотложки осталось лишь облачко мертвенно-серого тумана, которое постепенно таяло.
«Мн-да!» — подумал Трактирщик. Ну что ж, несмотря на то, что ритуалы Скорой Помощи были по меньшей мере странными, он, по крайней мере, был весьма в норме.
Осторожно, чтобы не выдать своего месторасположения, Трактирщик выглянул из своего убежища...
Робослуги уже суетились на крыльце. Осколки стёкол и осыпавшаяся штукатурка уже были убраны. Двери устанавливались обратно. Двое робослуг тащили новые стёкла. Ещё трое выравнивали столбик, поддерживающий крыльцо... Убедившись, что в трактире всё вроде как в порядке, Трактирщик приступил к осмотру собственных потерь. Если не считать развороченного кармана, потерянного ботинка и мелких царапин, выходило, что Трактирщик отделался только звоном в ушах да отбитой нижней частью спины... Оглядевшись и убедившись в отсутствии посторонних наблюдателей, Трактирщик быстро переместился в «Три Холма», прикрывая рукой развороченный карман...
На стойке одиноко синел маленький прямоугольничек пластитаниумной карточки. Подойдя к стойке, Трактирщик взял карточку и прочёл: «Кредитный чек ВсеКимерийского Банка на сумму 50 000 йсятников», что в пересчёте составляло 10 000 пийсятников.
Трактирщик нажал несколько клавиш на универ-браслете. Из него вылез щуп и пощупал карточку. Через некоторое время браслет закончил анализ и выдал состав: «Чистый пластитаниум!»
— Странно, — пробормотал Трактирщик. — О пластистали слышал, пластимазы изобретал, а вот пластитаниум...
И тут он заметил, что внизу на карточке было от руки нацарапано: «за моральный и материальный ущерб». Трактирщик машинально прочёл это вслух.
— О! — воскликнул полупьяный робослуга, шатавшийся по залу с жестяной кружкой «Бормотухи» и явно мучимый каким-то вопросом. — О! Точно! За моральный и материальный ущерб! — и он залпом опрокинул кружку себе в глотку, после чего мертвецки пьяным грохнулся прямо посреди зала.
— Ну вот, — вздохнул Трактирщик, — Прав был Медведь Коала. Пьют ведь, черти. А я утверждать пытался обратное...
*
Когда Менестрель вошёл в Трактир, было уже поздно. Посетители разошлись, и робослуги хлопотали, убирая пустые бокалы и моя полы. Но старый клиент всегда прав... Один из робослуг, отставив в сторону чей-то пустой стакан из-под виски, подкатил к Менестрелю, усевшемуся за свободный столик.
— Виски. На два пальца. Без содовой и льда, — отрывисто произнёс Менестрель, не особенно задумываясь над заказом.
Робослуга что-то вопросительно пискнул. Менестрель метнул на него мрачный взгляд и рявкнул:
— The best damned one you have in your damned pub, damn you! And damn qiuckly! And don't even think of giving me that damned Jack Daniels, or I'll brake you to damned spares!
Слуга испуганно исчез, чтобы вернуться через несколько мгновений с бокалом.
— Погоди... — остановил Менестрель бедного робота, собравшегося уже было вернуться к прерванной уборке. — Принеси мне всю бутылку. Сегодня я хочу надраться так, как не надирался со времён службы в имперском флоте.
Заказ был выполнен, и Менестрель, осушив пару бокалов, замер, подперев голову кулаком и мрачно уставившись перед собой. Давешний робослуга, уловив желание клиента, подкатил к столику и сочувственно пискнул.
— Да, ты чертовски прав, приятель... — ответил Менестрель. — Тошно, как никогда. Знаешь... бывают такие сны, которые никак не хотят забываться. А знаешь, что самое страшное? — Менестрель налил себе ещё. — Самое страшное — то, что ты и не хочешь их забывать, хоть и стоило бы... Вот так и живёшь — веселишься, пошлишь, хамишь, лишь бы не подать виду, что этот сон был, что ты его помнишь, что ты его видел... Лишь бы не подать виду...
Менестрель залпом выпил виски, налил ещё и стал задумчиво вертеть тяжёлый квадратный бокал, согревая его ладонями. После паузы он произнёс совершенно без связи с предыдущей тирадой:
— Знаешь, я раньше думал, что Тьма — сильнее, потому что она честна. Но недавно мне довелось столкнуться с порождением Хаоса, на некоторое время решившим встать на путь Света. Я никогда не видел такой искренней веры... И никогда не отступал перед Светом. Да, я потом взял реванш, но тот бой... тот бой я проиграл. Или это была ничья? Какая теперь разница... God, thy will is hard, but you hold every card... — пропел Менестрель. Потом вытряс в бокал остатки напитка цвета гречишного мёда и взялся за лютню.
I've got feelings for you,
Do you still feel the same?
From the first time I laid my eyes on you
I felt joy of living,
I saw heaven in your eyes...
Менестрель резко оборвал пение, накрыл струны ладонью и уставился слегка помутневшим взглядом на робослугу.
— Принеси мне ещё бутылку. Я сегодня хочу напиться, как когда-то мой друг Ёшкин — так, чтобы забыть все мои имена. Может, тогда я забуду и свои сны...
Огни Трактира не гасли до рассвета. Но виски иссяк быстрее, чем эльфийская память...
*
Менестреля никто не побеспокоил... И дело тут не в чудесных свойствах трактира или волшебных законах земли вокруг: почти все обитатели Странного Замка и его окрестностей собрались в этот воскресный вечер у пруда. И вот перед ними появился Всехний Волк. Откашлявшись (то ли для приличия, то ли от волнения), он поклонился собравшимся и тихо заговорил:
— Многоуважаемые сэры и мадамы! Я стою здесь, в центре, на лужайке возле пруда (вы заметили, как меня выгодно освещает луна?) и сегодня — мой дебют. Я буду играть — (внушительно) — на флейте. Вам можно только позавидовать. Это будет самый романтический вечер в вашей жизни... (откашливаясь) — бизьузловно. Можете хлопать и вызывать меня на бис. Цветы складывайте слева, открытки для автографов — справа. Вуаля, господа — начнём.
Всехний достал из футляра флейту. И смычок (недоумённый ропот зрителей он принимает за одобрение).
Сразу видно, что он тщательно подготовился к сегодняшнему вечеру. На нём начищенные кроссовки, свежепостиранные джинсы с тщательно отглаженными стрелочками (всё удивительно гармонирует с фраком и пиратской треуголкой). Всехний Волк достал Коран, принимая арабскую вязь за ноты, и торжественно объявил:
— Че:пин. Andante con variazioni.
Зрители затаили дыхание.
Всехний сделал глу-убокий вздох, лягушки в пруду умолкали, возмущённые птицы просыпались, ибо начало напомнило прибытие поезда. Собственно, так и осталось загадкой, что это: Шопен или, таки, Моцарт, ибо исполнитель дул во флейту с другого конца. (ропот слушателей, В_В извиняясь, перевернул инструмент... вот, теперь уже всё в порядке и действительно, уже намного лучше)
В andante con variazioni слышалось многое. Это многое напоминало испорченый кран с периодически отключаемой горячей водой. Впрочем, слушатели улавливали что-то до боли знакомое, хотя и неясное. Догадка перешла в уверенность, когда в какофоническом бульканье явственно послышалось «Ах, мой милый Августин, всё прошло, прошло, прошло...» или что-то близкое. Впрочем, это спорно, поскольку хрипы второй части явно взяты из марша Мендельсона.
Растревоженные Мендельсоном призраки утопленных любовниц вышли из вод пруда, за ними выстроились усопшие влюблённые с камнями на шеях и фотографиями Лу-Лу в медальонах. Вот уже последняя трель, послышался далёкий всплеск (это такса госпожи Трессы, не выдержав издевательств andante, пыталась утопиться в пруду) и Всехний Волк с достоинством откланялся, от волнения сбиваясь на реверанс. Из чердачного окошка вылетела стая взбешённых летучих мышей (хлопанье их крыльев Всехний принял за торжественные аплодисменты) и отправилась в более спокойные места. Растревоженные заколдованные жабы толпами вылезали на сушу. Многие из слушателей жалели об отсутствии у них растительности в ушах. Счастливый исполнитель совершенно загнан, он, тяжело дыша и высунув язычок, объявил антракт. Да, он сделал, что мог. Кто может — пусть сделает лучше. Всехний Волк сворачивается в клубочек и отдыхает... глаза его закрываются... Чьи-то заботливые руки накрывают его пледом, вытаскивают из лапок флейту и бросают её далеко в воду... В_В улыбается сквозь сон... Ему снятся толпы поклонниц с плакатами «I LOVE В_В», лимузины и банкеты.
Заколдованные жабы попрыгали обратно в пруд (маэстро мерещились хлопки открываемого шампанского), птицы вернулись в свои гнёзда. Светало...
*
— Счас мы её... Вы не помните заклинание для трансплантации... тьфу... трансмутации... опять не то... о! Телепортации! — Сэнди, так и не пошедший на концерт Всехнего, обращался к составившей ему компанию в его жилище прекрасной импочке, прибывшей в Замок вместе с Саттарисом.
— Смутно, — ответила единственная свидетельница того, как Сэнди спас всех от взрыва реактора.
— Призывайте Вечную Кастрюлю с Нескончаемым Пивом! Она стоит в кладовой на правой большой полке, накрытая клетчатой тряпочкой. Пожалуйста, перенесите её сюда!..
Напрягая изо всех сил свою память, Натусик попыталась вспомнить процесс телепортации предметов и жидкостей... Вскорости вечная кастрюля, чуть не опрокинув своё вечное содержание на Сэнди, всё же удачно приземлилась.
— Тяжёлые пивные кружки телепортировать, или же мы стаканчиками перебьёмся? — тоном заправского джедая поинтересовалась импочка, акцентрируя на слове «тяжёлые».
— Гм.... — йуругу задумался и пошевелил ушами... Умная мысль внезапно пришла ему в голову. Это случалось с ним чрезвычайно редко, но сегодня был такой день... Он щёлкнул пальцами и крикнул во всю свою лисью глотку в сторону двери, примешивая к крику характерное подвывание. Парящий под потолком комнаты Навк вздрогнул и спешно просочился сквозь пол, труп Ёшкина пролевитировал невдалеке, хитро оглядываясь из-под зажмуренных век и стараясь не подавать вида, что уже воскрес, размышляя, что лучше: зевнуть сейчас и попросить пива или подождать и посмотреть, что произойдёт дальше, а импа в ужасе зажала ушки лапками... Откуда-то выскочил маленький эльфёнок в смешном зелёном сюртуке и, ковыряя маленьким пальчиком в заострённом ухе, поинтересовался, чего нужно непочтительному рыжему существу. Подбежавший Кентавр выругался, сказав, что так в Замке не кричали уже, наверное, лет пять или больше, но, узнав, что в кастрюле пиво, а не томатный сок, заспешил куда-то в сторону Каминной Залы.
— Малыш, — тихо сказал Сэнди, — будь другом, сбегай в кладовую, принеси нам с Импой пару кружечек для пива. Взамен за это обещаю больше так не кричать!
— Конечно, милорд! — эльфёнок весело подбросил в кулачке монетку, великодушно данную ему Лазевским, и убежал, вернувшись минут через пять с двумя деревянными кружками с изображением орла и принцессы на стенках.
— Как здорово, — прошептал Импе на ушко Лис, хвостом развязывая тесёмочки на крышке кастрюли. — Мы будем пить напиток друзей из символических кружек...
...И они зачерпнули кружками и сделали по глоточку, выразительно глядя друг на друга. Лис не знал, куда же девать свой хвост, и был смущён — ему никогда ещё не приходилось пить пиво с симпатичными Чертенятами женского пола... Импа вызывала у него неподдельный интерес и симпатию — она была для него совсем незнакомой...
Хвост Сэнди продолжал метаться в смущении, это в свою очередь приводило в смущение импу (что, поверьте на слово, бывает редко), ведь ей тоже никогда не приходилось пить пиво с рыжими лисами, да ещё и общаться с ними (вообще не думала, что лисы могут разговаривать и быть столь галантными, а про йуругу и про то, что они — не совсем лисы — она никогда и не слыхивала). И хотя пиво было великолепно, оно всё же внушало ей опасение.
«А вдруг странноместное пиво оказывает странное действие...» — думала импа...
В конце концов она махнула хвостом на все сомнения (ведь только импы настолько обожают пиво и хороших собеседников)
«Да нет, я вроде ничего туда не добавлял», подумал Лисёнок, зевая. «Я, вроде, [зевок] нормально себя [зевок] чувствую. Только спать охотаа.. Натусик, спасите, эти эльфята мне подложили чего-то в моё пиво! Помогите мне!» И Сэнди, присев рядом с Импой, положил ей голову на колени и закрыл один глаз... Ему было чертовски приятно.
*
Во дворе, почти сливаясь с предрассветным сумраком, стояли двое.
— Вы слышали, любезный Саттарис? Говорят, Всехний сегодня скоропостижно скончался через пару часов после концерта.
— Не сомневаюсь, что его убили завистники и конкуренты, — усмехнулся девил.
— Да нет, — возразил Навк. — Ходит сплетня, что его застрелила Бронтозавриха. За то, что он осмелился дать концерт, не надев при этом маску.
— Бред! С маской на лице играть на флейте невозможно! Это я Вам авторитетно, как флейтист, заявляю!
— Её это не интересует, увы, — вздохнул Навк.
— Интересно, а что скажет сам Всехний о причине своей смерти?
— Вызвать его дух? — воодушевился Навк. — Это мы мигом!
Начертив прямо на земле какую-то фигуру тросточкой-шпагой, Навк забормотал нечто невнятное. Воздух над фигурой уплотнился и в нём возник полупрозрачный волк.
— Отстаньте от меня! — заявило привидение. — Уже и помереть по-настоящему не дадут!
— Но зачем?
— Почему? — вопросы слились в один.
— Меня никто не любил, — заявил призрачный проныра, — никто не ласкал. Из девушек ко мне заигрывала только вампирица, и то, видите ли, потому, что решила после моего концерта, что я глухой! Так что я умираю от разочарования, тоски и одиночества! Прощайте, никому не нужное серое дарование уходит в лучший мир и забирает с собой тайну своих сокро... — говоря последние слова, Всехний востиком вытер фигуру с земли и растворился бесследно.
Вызывающие переглянулись.
— У нас появился реальный шанс разбогатеть, — кивнул Саттарис Навку. — Кажется, нужно быть круглым дураком, чтобы упустить его.
* * *
— Ребята, у нас появился реальный шанс! — Ник сидел у костра и рассказывал новости. — Тут, оказывается, уйма народа недовольна нынешним правителем. Я встретился с ними... Случайно, когда вылез из трубы не там, где надо.
— Ну и что? — лениво зевнул Вадим. —
«Девятка назгулов-смутьянов:
ГКЧП да плюс Лукьянов,
А к ним орава орков пьяных
Решили власть в Союзе захватить,
У Саурона разрешенья не спросивши,
И стали той страной руководить...» Такое, что ли, подполье тобой найдено? Так тут куда не плюнь — всюду одни недовольные. Удивил!
— Но не всякое подполье штурмовать Замок собирается.
— Ша, ребята! — перебил спорщиков Лев. — Это не на пользу нам будет!
— С чего это вдруг?
— А кто из вас скажет, что там, за зелёными стенами?
— Солнце, трава, птицы, — уверенно ответил Ник.
— А если холод Пустоты Мироздания и вакуум? Тогда что?
— Тогда грустно. Но при чём тут замок?
— При том. Кажется, именно он и держит Кокон. И даже не кажется, а так оно и есть. Мы тут с Вадиком прикинули... В общем, не исключено, что именно гул генератора и навевает на всех приближающихся страх.
— Семь герц, девять герц и семнадцать целых две десятых, — процитировал конопатый Вадим.
— Семнадцать целых и четыре десятых, — поправил его Лев, — А в остальном всё совершенно верно! Это частоты страха и даже инфаркта. Человеку не дано их выдержать. Хотя...
— Что «хотя»? — склонился к нему Малыш.
— Если сильно перетянуть себя чем-то на манер мумий, то изменишь свою собственную колебательную частоту, и «волны страха и ужаса» могут перестать действовать на тебя...
Если бы кто-нибудь посторонний заглянул в этот день в тоннели канализации, то без сомнения сошёл бы с ума от ужаса, увидев разгуливающую под землёй толпу мумий. Словно здесь, в нечищеных годами проходах, какой-то режиссёр взялся снимать «Мумию-417», или свалился сюда заблудившийся некромантер со своей свитой.
Мумии были разных цветов и оттенков. Ведь кроме эластичных бинтов применялись и шарфики, своей длиной способные вызвать зависть у Остапа Бендера и всех Одесских Джентльменов, и леерная резина, и кучи рваных простыней.
— Значит, так, — втолковывал Ник своим «собратьям по неприятию в Гвардию», — Замок штурмовать — это, разумеется, и благородно, и полезно. Но для нашего с вами здоровья будет полезней, если во время штурма вы не станете ломать всё, что обнаружите внутри жилища Чёрного Герцога. Ведь это лишь в сказках колдовство рассыпается в прах со смертью сотворившего его. В жизни, как правило, страшные чары можно отменить тем же, что их и сотворило. Так что не стройте из себя гениев отваги, это может плачевно кончиться для нас всех. У меня есть друзья, — при этих словах юный Димитрий согласно закивал, он уже был пару раз в тоннелях и болтал с детьми подземелий, — Которые нашли способ, как нам всем выбраться к свету, в лучший мир. Но для этого надо ничего не сломать...
— А зачем нам этот самый «лучший мир»? — искренне удивился Шарль де Батц де Кастельмор. — Нам и нашего вполне достаточно. Главное — низвергнуть поглумившегося над нами и установить новую власть, которая будет лояльно относиться к истым дворянам.
— Правильно говоришь! — поддержали его остальные.
Видя, что инициатива ускользает из его рук, Ник пошёл на крайнее средство:
— Хорошо. Скажем так: при разрушении некоторых вещей в Замке могут не только закрыться пути в лучшие Миры. Может к чертям собачьим разлететься и этот, наш собственный! Подумайте, что ждёт нас, если вокруг зелёного сияния вакуум! — посмотрев на непонимающие лица собеседников, Ник чуть подправился, — Ну, многокилометровые толщи воды! Или негасимый огонь! Кому-то из вас охота тонуть или сгорать заживо только оттого, что сломал чего-то не того?..
Желающих, как и ожидалось, не нашлось. Ни в тот день, ни на другой...
* * *
На другой день Всехнего похоронили. На могиле поставили надгробие в виде мраморной коробки из-под монитора, увенчанной сверкающей золотой пийсяткой.
А на следующее утро, как по мановению волшебной палочки гоблинши-феи из словаря Мюллера, вокруг могилы бессменного финансиста Странного Замка возникла новая ограда с турникетом вместо калитки. У приёмной щели турникета красовалась надпись: «Плата за посещение — пийсят». Рядом сидел Менестрель, разложив нехитрый товар: шерсть непонятного происхождения (поясняющая надпись на этикетке гласила: «Мощи В_В. С востика. Пийсят.»), серьгу (надпись: «Эксклюзив. Та самая. Пийсят.» В карманах Менестреля — полсотни точно таких же), гипсовый отпечаток волчьей лапки (надпись короткая: «Пийсят.»), маникюрный набор с аналогичной надписью и жестянку с пояснением: «Фонд имени Всехнего Волка. Минимальный взнос — пийсят».
«Ищще посмотрим...» — думал Менестрель, смоля очередную «Новость» в ожидании первого посетителя...
В это время к турникету соответствующей случаю печальной походкой приблизился Саттарис. К удивлению, он был облачен во всё чёрное. Впрочем, то, что всё чёрное — это не удивительно. Но вот то, что всё чистое...
Встав у подножия могилы, Саттарис произнёс, всхлипывая:
Смерть нашего возлюбленного брата
Ещё свежа и подобает нам
Несть боль в сердцах и всей державе нашей
Нахмуриться одним челом печали,
Однако разум поборол природу,
И, с мудрой скорбью помня об умершем,
Мы помышляем также о себе,
Поэтому сестру и королеву... Кхге-гкху... Пардон...
Менестрель с удивлением понял свой взор на девила:
— Я рад, мой друг, услышать здесь Шекспира,
Любимого мной с детства, но теперь
Ответьте мне, о премудрейший девил,
Какое отношение имеет
Великого Шекспира дивный стих
К событиям печальным прошлой ночи?
Отойдя от смущения и ещё раз повторив «Пардон», Саттарис ответствовал, не нарушая стиль Шекспира:
— Ведь день всего, как умер! Меньше даже!
Такой достойный Волк! Двоих сравнить их —
Феб и Сатир! Полтинники так нежил,
Что ветрам неба не дал бы коснуться
Их тонких граней. Небо и земля!...
Гипсовый ангелок, заламывавший тощие конечности над соседней могилой, внезапно всхлипнул, мутная от алебастровой пыли слеза покатилась по антенне переговорного устройства, оставляя траурный след. Тпруфундукевич, отбросив бутафорские крылья, душераздирающе высморкался в грязную тряпку, бывшую некогда изящным батистовым платком.
— Мон ами, Вы были правы, как всегда. Стоило умереть, чтобы в Вашу честь были спеты такие стансы. Надеюсь, Вам хорошо было слышно?
Менестрель, подскочив на месте от неожиданности, шлёпнулся в лужу. Его глаза расширились и приняли диаметр ровно пийсят.
Отбросив так некстати промелькнувшие в голове различные версии, которые могли бы объяснить столь внезапное появление лужи под Менестрелем, Тпруфундукевич усиленно делал вид, что рассматривает грозовые облака, медленно наползающие с севера, и озабоченно покачал головой:
— Ц-ц-ц! Кажется, дождь собирается!
Менестрель встал из лужи и, стряхнув с плаща капельки воды, вдруг снова бухнулся в лужу — на этот раз на колени.
— Чудо!! — проорал он, отбивая земные поклоны. — На могиле Всехнего теперь бьёт священный источник!
Тпруфундукевич наклонился к луже и с молодецким присвистом втянул ноздрями аромат, исходящий от сомнительной жидкости, затем шумно высморкался в неизменный замызганный батист.
— Что ж Вы так переполошились, мон ами? — Тпруфундукевич проникновенно заглянул в безумные глаза Менестреля. — Вам вредно волноваться. Вы лучше принюхайтесь! А?... Ну, что?...
Менестрель ещё раз склонился над лужицей:
— Это амброзия! Священный нектар! Пийсят копеек флакончик.
Оценивающе взглянув на Тпруфундукевича, Менестрель деловым тоном заявил:
— Предлагаю пийсят на пийсят. Навлампапам.
Тпруфундукевич возмущённо зашмыгал носом и заявил с одесским акцентом:
— «Навлампапам»? Вы говорите мине «навлампапам»? Таки я Вам отвечу... Вы игнорант! Вы забыли, благодаря кого мы имеем теперь этот источник? Благодаря нашего дражайшего покойника! Его потусторонними трудами случилось это чудо! Таки мы обязаны отдать пийсят процентов этому честному труженику, который не видел в своей жизни ничего, кроме пары пустяков. Если Вы этого не сделаете, так Вас ждёт такое, что это не слыхано! Слушайте меня ушами, Менестрель! Полномочный представитель нашего дорогого покойника в моём лице получает пийсят процентов, а остальное делим мы с Вами — навлампапам, как и Вы сказали. Что Вы скажете за это моё соображение?
Страшный раскат грома заглушил ответные слова Менестреля. В мгновение ока непроницаемая белая пелена окутала всё кладбище. А когда туман рассеялся, удивлённому тпруфундукевичеву взору предстала радикально изменившаяся картина. На месте маленькой лужицы нового источника теперь бил настоящий фонтан! Струи ароматной жидкости взлетели вверх, искрясь на солнце, и падали вниз, образуя небольшое озерко.
Задумчиво чихнув, Тпруфундукевич обошёл фонтан. И тут, словно эхо его чиха, донеслось ответное чихание. К могиле В_В подошёл Саша Чуприн — один из немногих ЛЮДЕЙ, обитающих с недавних пор в этом Замке.
Выслушав сбивчивый рассказ Тпруфундукевича, Александр окунул палец в озерко, понюхал и авторитетно заявил:
— Данная жидкость является сильнейшим целительным эликсиром, излечивающим от всего, в том числе и от жадности (по желанию клиента, конечно!). Да ведь это золотое дно — Всехний Источник!
— Кстати, а где Менестрель?.. — спрашивал тем временем Саттарис у появившегося из ниоткуда Навка.
— Минут несколько назад вломился в трактир, и сейчас укрепляет своё здоровье, поддерживая уровень алкоголя в крови, и лепечет что-то о явившемся ему чуде. А что случилось? Он Вас чем-то обидел, уважаемый девил?
— Ну что Вы! Как можно?.. МЕНЯ?! — Саттарис показал на турникет у могилы Всехнего. — Он НАС обходит! Не минуло и дня с похорон, а он уж торгует священными реликвиями.
— Реликвии — это когда от святого... — Навк с сомнением посмотрел на могилу. — Не спорю, Всехний был прекрасным волком и душой компании, но с нимбом и крылышками мне представить его трудновато. Дать крылья — будет неплохая пародия на Симаргла. Дать нимб — будет дело о хищении Всехним нимба у кого-то из небожителей...
— Да что Вы понимаете! — то ли вспылил, то ли усмехнулся Саттарис. — Нимб у него — сияющая Всехняя Пийсятка, на фоне коей, как на фоне солнца — вопросительным знаком закрученый Всехний Вост! Святость, душевность и одухотворённость добавить в Писания по вкусу. И вот святой готов! Нет, даже не святой! Берите выше!.. И наше дело — срочно создать отряд Коффинёров, СтранноМестных Тамплиеров, дабы охранять Всехний Гроб от посягательств нечестивого Менестреля!
— Всехний Гроб? — Навк так изумился, что чуть не стал материальным.
— Ну разумеется! Всехний Гроб и Всехнее Сокровище: пийсят мешков пийсятников, оставленных покойным. Смотрите сами: торговлю реликвиями у нас из-под носа увёл Менестрель. Пока думали — возникший Всехний Источник прихватизировали Тпруфундукевич, Чуприн и всё тот же Менестрель. Если они ещё и заначку Всехнего обнаружат — ну и что мы будем иметь с несчастного святого? Так что назначаю Вас Гроссмейстером Ордена Гробовников, а себя Лордом Капитан-Командором Оpдена Гpобовников, и займёмся делом: соорудим вокруг могилы Храм Всехнего Гроба, оставив за пределами его лишь фонтан компании «Менестрель, Тпруфундукевич и прочие»... Хотя нет: пусть Всехний Источник бьёт во дворе Храма. Так даже логичней.
— М-да-а, — задумчиво протянул Навк. — Интересно, что бы сказал об этом покойный?
— А тут, уважаемый Гроссмейстер, мы и подходим к главной причине, по которой я вижу Всехнего идеальным претендентом на центральную фигуру новой религии: он уже мёртв, и потому не сможет возразить ничему, что мы от его имени примемся вещать...
*
На свежесколоченную трибуну взобрался сержант Конгруэнций, бес из Замка Войны. Громовым протяжным голосом он провозгласил:
— Исключительно дабы развеять настоящие и будущие настроения некоторых господ, наш Комендант желает выступить перед Вами и держать речь!
Пинком согнав беса, Венед взобрался на трибуну. Не выдержав его веса, та начала крениться, грозя упасть и уронить стоящего на ней.
Конгруэнций в ужасе метнулся к хлипкому дощатому сооружению и подпёр его спиной, спасая Коменданта от падения, а себя — от побоев.
Оглядев толпу и игнорируя скрипы трибуны, Венед проорал:
— Да, я присутствую не только в Замке, но и в Подвалах. Я, палач, холуй, шестёрка и т.д. (полный список приводить скучно, ибо за вашей фантазией всё равно не успеть) смею портить вам настроение и там. Но тем не менее. Я в Подвалах давно. Почти с момента их создания, а это уж месяца четыре или пять будет.
Навк усмехнулся: Подвалы эти постарей Замка будут, а Замок не один век пережил. Тем временем Венед продолжал:
— Я пришёл туда по личному приглашению Основателей.
Теперь уже веселилась половина толпы.
— Я был там всё это время и буду там дольше многих из вас, что бы там ни думал себе кто бы то ни было. Посему не дёргайтесь, господа и дамы, если вдруг узрите в Подвалах вашего палача. Не спешите кричать «А чего он-то сюда припёрся?». Подвалы пока что вне юрисдикции Хранительницы, а посему дают многим из вас шанс морально реабилитироваться за безобразное поведение здесь, в Странных Землях и в самом Замке. Не упускайте ваш шанс. Не разменивайте его на меня, ничтожного. И тогда я по-прежнему буду спускаться туда без оружия и сопровождения, если вы понимаете, что я имею в виду.
Он подался вперёд, дабы подавить всех своей внушительностью. И в этот момент подпирающий трибуну бес не удержался на ногах...
Грохот и треск разнеслись по Странному Месту, петляя эхом, заставляя выглядывать из окон Замка и трактира. Осторожно повёл ушами Чеширский Кот, сидевший на берегу пруда и самозабвенно исполнявший Скади под аккомпанемент гитары Сэнди:
Умирай — не умирай,
Не попасть тебе в рай,
Равно как не вернуться к девству.
Оглянись, посмотри,
Кто твои рыцари,
Королева-без-королевства.
Первый. Доблесть при нём,
Но тяжёл на подъём,
И к тому же он поп-расстрига.
Хитроумен второй,
Но отнюдь не герой,
Его меч и латы — интрига.
Третий был бы неплох,
Но, увы, скоморох,
Только в краску вогнать и способен,
А четвёртый давно
Погрузился в вино
И с тех пор невменяем и злобен.
Стоит ли продолжать?
Впрочем, рыцарей пять,
О последнем скажем хоть слово.
Он охочий до драк,
Но тупой, как чурбак,
Сразу бьёт — раз-два и готово.
С этим сбродом, пардон,
Отвоёвывать трон?
Может, легче в гулящие девки
Подаваться тебе,
Чем противу судьбе
Поднимать своё знамя на древке?
Сатана будет рад,
Отправляйся-ка в ад —
Это самое лучшее место
И для свиты твоей,
И для всех королей,
Королева-без-королевства...
Под водой темнела туша Бронтозаврихи, которая не спешила вылезать на берег и тщательно делала вид, что не понимает, кому посвящён этот концерт на берегу. А может — ожидая, когда Венед выберется из-под обломков трибуны, добежит до берега с плюсомётом наперевес и сделает «раз-два и готово», расстреляв насмешника-кота.
*
Работа кипела. Строительство было в самом разгаре. Парусник, на котором Навк закрепил небольшой, но мощный кран, таскал к новостройке каменные блоки и поддоны кирпичей. Саттарис отдавал команды бесу Конгруэнцию, временно изгнанному Венедом за конфуз с трибуной, а тот уже руководил бесятами, резво отстраивающими нефы будущего Храма. Сэнди тянул проводку, ввинчивал лампочки. Дарк Реструктор, приняв свой обычный вид, летал вверх-вниз в своём медном котле, покрывая отстроенные стены и центральный купол росписями и фресками. Тпруфундукевич и Чуприн выкладывали мрамором фонтан во дворе. Время от времени бесы спотыкались о брошеный Менестрелем лоток, но с места его не сдвигали, заботливо оставляя его на пути своих сотоварищей.
Завершив протягивать проводку, Сэнди запустил свой портативный компьютер, дабы протестировать сеть.
— test, — набрал он команду.
— Поздравляю: Вы беременны! — жизнерадостно отозвалась машина.
— Как это, как это? Быть не может! Пойти, что ли, проверится? — засуетился йуругу.
— Поздравляю ещё раз — беременны не Вы. Хе-хе... — довольно засмеялась машина.
— Это грязные инсинуации. Я с гневом отметаю их! — выкрикнул Сэнди, забывая, что возражает собственному компьютеру.
— То есть хотите сказать, что всё-таки Вы? — невинно поинтересовалась машина...
Тем временем выбравшийся из «Трёх Холмов» Менестрель вышел таки на тропинку, ведущую к кладбищу. Стеная и охая, появился он перед компаньонами, держась за разламывающуюся голову и не замечая кипящую вокруг стройку. Он попытался что-то спросить, но лишь смрадная удушливая волна перегара понеслась от страдальца к компаньонам. Пробегающий мимо бес вдохнул, закатил глаза и грохнулся оземь, переломив пополам зажатый в руках кирпич. Менестрель удивлённо икнул, сбив спиртовым духом другого беса. Тпруфундукевич, исполненный сочувствия к ближнему и жалости к несчастному, зачерпнул в пробирку немного сомнительной жидкости из Источника и поднёс её Менестрелю. Тот выхватил пробирку из дружеских рук и выпил её содержимое одним мощным глотком.
Внезапно лицо Менестреля начало менять цвет. За несколько секунд пигментация кожных покровов подопытного успела пройти весь солнечный спектр и выйти за его пределы. Глаза Менестреля, уже больше его головы, вылетели вперёд на тоненьких ножках и никак не желали заползать на место. Из ушей Менестреля вырвался ядовито-зелёный пар. Менестрель дико закашлялся, выдыхая каждый раз облачко ярко-фиолетового дыма. Пар из ушей изменил цвет на весёленький жёлтый, волосы встали дыбом, перещеголяв центаврийскую треуголку своего владельца, а глаза, хоть и вернувшись на место, неистово завращались. Через минуту всё стихло. Менестрель без сил опустился на землю и, выдохнув последнее облачко фиолетового дыма, произнёс: «Уффффф...»
Вдохновлённые этим захватывающим зрелищем, компаньоны не теряли времени даром. Тпруфундукевич аккуратно выстроил возле Всехнего Источника ряд сгущёночных банок, заботливо снабжённых резными деревянными ручками. А Александр сдержанно и солидно возвестил на всё Странное Место:
— Компания «Менестрель, Тпруфундукевич и прочие» сообщает странноместным обитателям об открытии Всехнего Источника. Волшебная жидкость, обладающая чудесным вкусом, запахом и переливающаяся всеми цветами радуги, поднимает физический тонус и состояние духа, благотворно воздействует на ротовую полость и микрофлору кишечника, а главное — ПОЛНОСТЬЮ ИЗБАВЛЯЕТ ОТ ПОХМЕЛЬЯ!
— Я же говорил — конкуренты! — усмехнулся Саттарис Навку, привезшему очередную гору кирпичей и теперь сгружающему их с Парусника на землю. И тут наконец-то заметил сидящего на земле Менестреля.
— Уважаемый! Настоятельно не рекомендую Вам приближаться к Храму Всехнего Гроба ближе, чем Вы сейчас находитесь. Во избежание.
— Во избежание чего? — Менестрель был на редкость трезв, а потому удивлён.
— Мы, Орден Коффинёров Странного Места, призваны охранять Всехний Гроб от посягательств Нечестивого Менестреля, то есть Вас!
— Ну и охраняйте... — пожал плечами, поднимаясь с земли, Менестрель. — Я только фрески в храме посмотрю, а гроб охраняйте, сколько можете... — и он шагнул ко входу.
Саттарис хлопнул в ладоши, и из разверзшегося в земле портала хлынули гномы Черногорья, инквизиторы Испании и жидкометаллический субъект, смахивающий на терминатора Т-1000.
Менестрель залихватски свистнул, и из сумрака под деревьями поднялись эльфы, сжимающие луки, а с небес свалилась «тарелка» инопланетян.
Навк открыл портал в воздухе, и оттуда вышел отряд тамплиеров из городка Гегенбаха. Бесы тем временем занимали вторую линию обороны, храбро прячась за спины тамплиеров и гномов и сжимая в руках обломки кирпичей.
Менестрель свистнул вторично. Раздался гулкий топот, и на место грядущего сражения выбежал Здоровенный Кентавр.
Увидев явившегося генерала Противобесовского Ударного Дивизиона, бесы побросали кирпичи себе под ноги и слаженно кинулись наутёк.
— Прячемся за Всехним Гробом! — командовал Конгруэнций.
Едва они скрылись внутри Храма, как раздался скрежещущий каменный звук.
— Они что, решили спрятаться В гроб, а не ЗА него? — недоумённо вскинул брови Чуприн, глядя на компаньона. Они с Тпруфундукевичем, переувлёкшись благоустройством фонтана Всехнего Источника, теперь оказались в одиночестве меж двух армий, и подумывали, куда бы так отступить, чтобы ни одна сторона не решила бы, что они присоединяются ко второй.
Каменный звук повторился, сменившись истерическим воплем Конгруэнция.
Обе армии озадаченно замерли, глядя, как трясущийся бес-сержант вылетел во двор и, успев только пролепетать: «Там... Там, э-э-э...» — героически грохнулся в обморок. Следом из дверей повалили остальные бесы, кинувшиеся врассыпную, так и не решив, кого им больше бояться: Здоровенного или того, кто внутри.
Саттарис с Менестрелем недоумённо переглянулись.
В наступившей тишине было слышно, как урчит забытая бетономешалка.
К её урчанию постепенно домешивался ещё один звук. Сперва тихие, становились всё слышней и слышней по мере приближения звуки шагов чьих-то лапок. И вот из тени Храма во двор торжественно вышел, стряхивая с себя пыль и остатки савана и гордо поводя востиком... Всехний!
— Я, вообще-то, вынужден вас огорчить, — усмехнулся серый проныра, наблюдая немую сцену и поправляя серьгу. — Я решил воскреснуть!
* * *
— И тогда я сказал сам себе: незачем тебе, Олег, тут валяться, после смерти тебе не достанется ни вкусной еды, ни ароматных напитков! И я предпочёл воскреснуть, чтобы не пропустить сегодняшнюю вечеринку!
Дружный смех сотоварищей был ему ответом. Похоже, именно этого мальчишка и добивался, снова став центром внимания и веселья.
Олег был маленький и весёлый, с жутко кучерявыми рыжеватыми волосами. Острый на язычок: за словом в карман не полезет. И даже банальную для Кокона историю про очередное воскрешение он поведал так, что его слушали все, усмехаясь и раскрыв рты.
Ребята перебрались в квартиру, обнаруженную Ником, и в перерывах между обильными трапезами и купанием в бассейне проводили теперь время, или гоняясь друг за другом, как гоняются по вечному кругу цифры в номере этой квартиры: 69, или стоя возле полки с книгами с вечным костылём, как семёрка в номере квартиры напротив: 71 (это Вадим, лазая по подземным переходам, повредил ногу, и теперь бродил с самодельным костылём, постукивая им, как средневековый пират своей деревяшкой).
— Ты прям таки Джон Сильвер! — усмехнулся как-то Вадиму Олег.
— Откуда ты слышал про Сильвера? — удивился паренёк. — Ты же «Острова Сокровищ» вообще не читал!
— Я не слышал, — спокойно отозвался Олег, — я ЗНАЮ.
ЗНАНИЕ — это была ещё одна тайна Кокона, наряду с воскрешениями: иногда у обитателей этого замкнутого мирка появлялись в головах сведения, невесть откуда взявшиеся, которым тут и быть не положено, и появиться неоткуда. Что было ещё удивительнее на фоне того, что порой народ здесь забывал то, что случилось день или час назад. Напрочь забывал, словно и не происходило то или иное событие.
Иногда забывались даже собственные имена. Например, неугомонные близнецы Сашка и Пашка уже напрочь забыли свои и теперь ЗНАЛИ, что их зовут Кирюшка и Андрюшка. И все им верили, даже те, кто помнил, как их звали раньше. Ведь в самом-то деле — не всё ли равно, как человека ЗОВУТ? Главное — приходит ли он, когда его зовут!..
— Может, ты тогда ЗНАЕШЬ, кто поможет нам в штурме замка? — Лев покосился на Олега и насмешливо улыбнулся.
— Это и так понятно: маги.
— Маги?! — вскинулся Ник. — У вас тут есть маги?!
— А как же без них! — пожал плечами Олег. — Есть два мага и заблудившийся инквизитор из какого-то далёкого мира, где магия под запретом. Только он спился тут от горя. Всё мечтает вернуться домой, но гордость не позволяет ему обратиться за помощью к нашим магам.
— Стоп, Олег! А они что, могли бы его вернуть домой?
— Не-а, — беззаботно ответил Олег. — Но он даже не обратился к ним, так что он-то этого не ЗНАЕТ...
— А чем же ваши маги могут помочь нам?..
— Как чем? Белый Маг поможет навести порчу на врага, чтобы тот сделался слабым и больным. А Чёрный Маг даст защитные амулеты, навеет удачу на нас или просто будет лечить раненых.
— Чёрный Маг — лекарь?.. — изумился Ник.
— Не лекарь! — Олег разжёвывал Нику, как маленькому: — Лекарь лечит долго и естественным путём, а маг — быстро и колдовским.
— Я не про то, Олег... Странно: белый маг специализируется на зле, а чёрный — на добре... Впрочем, это не единственная странность здешнего мира. Я как-то привык, что чёрные маги не лечат, а насылают проклятья да повелевают толпами мертвяков...
— Фи, — сморщился Олег. — У нас нечистью занимается некромантер.
— Третий маг?! — удивился Ник. — А он... может, он тоже поможет нам в штурме?..
— Не думаю, — вмешался в их беседу предводитель сей мальчишеской ватаги.
— Но почему?
— Потому что некромантер — сам Чёрный Герцог. Наш правитель.
— Так это его силами помершие возвращаются в мир ожившими? — Ник понимал, что чего-то не ухватывает.
— Чёрный Маг утверждает, что не его силами, а чем-то похитрее. А он себе из нежити гвардию сколотил.
— Наш Чёрный как-то по просьбе князя Димитрия попробовал прочитать мысли гвардейцев... — начал было Олег, но вертящийся рядом князь перебил его:
— Ага. Я хотел знать, о чём думают они на посту. Может, и уразумел бы, отчего нас в гвардию не берут. Маг поднапрягся, а затем вскрикнул и грохнулся в обморок, успев лишь шепнуть: «ОНИ НЕ ЖИВЫЕ»! Так что Герцог — некромантер, без сомнения.
— Ну да, — добавил Олег, — кому бы ещё мертвецы служили?
— Народ, я с вас балдею! — влез Николка, — Вас что, не удивило совсем, что ваш правитель — некромантер?
— А с чего бы? Он ведь, до того как стать нашим правителем, был Верховным Магом при старом короле. Так что сильней его мага не сыскать.
Чувствуя, что, если не начать что-то делать, то голова просто закипит от изобилия новостей, Ник дёрнул Олега за руку:
— Можешь меня провести к магам?
— Хоть сейчас!
— Тогда веди! К кому первому?
— К чёрному! Он, когда я к нему в гости захожу, меня леденцами угощает!..
Маг стоял спиной к вошедшим, смешивая что-то в колбах. «Что-то» пузырилось и булькало.
Ник озадаченно замер в дверях. Уставившись на фигуру в белом балахоне с белым же капюшоном, он собирался уже спросить у Олега, туда ли они попали, и тут маг, поставив колбы на стол, обернулся.
Ник с трудом сдержался от нервного похихикивания: Чёрный Маг оказался негром. Кажется, местные жители особо не утруждали себя, продумывая, как им величать своих магов, и цвет кожи показался поводом более существенным, чем Свет или Тьма в их идеалистической, эзотерической трактовке.
— Что привело вас ко мне, молодые люди? Ну, Олег-то, скорее всего, за леденцами. А с Вами что приключилось, любезнейший? — маг вопросительно посмотрел прямо в глаза Нику.
— Да ничего пока не случилось, — растерялся тот. — С чего Вы взяли?
— Обычно ко мне приходят, когда уже случилось и нужна срочная помощь, — вздохнул маг. — Увы, не все так мудры, чтобы обратиться заранее... Хотя профилактика — она всегда дешевле лечения последствий. Так что Вы ожидаете от меня?
Пропустив две первые пришедшие в голову мысли: «Файербол в лоб» и «Счёт на астрономическую сумму за Ваши услуги», Ник произнёс вслух третью:
— Нам нужна Ваша помощь в ведении боевых действий.
В удивлении маг скинул капюшон:
— Вы не перепутали, к кому обращаться? Конечно, у меня найдётся боевой амулет или пара других пустяковин из наследия Империи, но для ведения полномасштабного боя это — капля в море. Или...
— Именно «или», — вмешался Олег. — Нам нужен тот, кто будет лечить пострадавших на поле боя.
— Такие услуги дорого стоят... — протянул маг.
— Я думаю, заказчики имеют достаточный капитал, чтобы Вы остались довольны, — Ник задумался, а затем усмехнулся, — Иначе, боюсь, нам таки придётся обратиться за помощью к Белому Магу.
— К этому вампирюге?! — вспылил Чёрный. — Сколько бы ни запросил он, я сделаю для вас это вдвое дешевле, лишь бы этот заказ был у меня!
— Отлично, — поймал его на слове Ник. — Вам остаётся только подсчитать сумму, а затем, располовинив, назвать её мне...
К белому Магу идти Олег наотрез отказался. Издали ткнув пальцем в нужную дверь, он развернулся и кинулся наутёк.
Дом Белого Мага был на окраине, невдалеке от лестниц, ведущих на Смотровую Площадку.
Видимо, не слишком-то хорошо шли дела у него, раз не мог он позволить себе жилище в престижном центре Города, поближе к Замку Герцога. Нику это не показалось удивительным: желающий сделать пакость ближнему своему ещё сто раз подумает, стоит ли расставаться с денежками у мага, или можно поискать более дешёвый способ насолить, пострадавший же от чего угодно, пусть даже от насморка или бессонницы, тут же возомнит, что на него навели порчу, сглаз и целую кучу проклятий, и, естественно, побежит к доброму магу в стремлении всё это с себя снять и охотно расставаясь с любой названной суммой, ведь своя рубашка, как известно, всегда ближе к телу...
Впрочем, возможно, просто злой маг не желал селиться вблизи от главного злого мага государства. Во избежание...
Дом был двухэтажный, со своим двором, где важно расхаживали какие-то птицы, отдалённо напоминающие петухов, росли дивные растения, да в большой клетке резвились бегающие на задних лапах ящерицы, с упоением хватающие и рвущие куски мяса. Мясо бросал им в клетку мальчишка, показавшийся Нику смутно знакомым.
Почувствовав взгляд гостя, мальчишка обернулся. Глаза его вспыхнули радостью:
— О, привет, Ник!
— Привет... Эвил, — Ник вспомнил таки сотоварища по Интернату, пропавшего незадолго до того, как Ник обнаружил проницаемую тень. — так это ты тут теперь Белый Маг?
— Ну что ты! Я его ученик. А ты к нему или ко мне?
— К нему. По делу... — Ник решил быть до конца честным.
Эвил вздохнул:
— Тогда подожди, он скоро будет. Он пошё... — писк из клетки стал нестерпимым, и мальчик прервался на полуслове: — Извини, сейчас докормлю зверушек, тогда и поговорим. Хорошо?
Кидая маленьким, но оттого не менее зубастым, ящерам их порции мяса, он продолжал говорить:
— Белый Маг взял меня в ученики.
— Потянуло на волшебство? — понимающе улыбнулся Ник.
— Да нет, магией я и до этого занимался. Можно сказать, за это и в Интернат угодил. Но... Моя магия была совершенно другой. Более консервативной, что ли. Ограниченной... А тут — свобода, о которой любой наш маг не мог и мечтать! В общем, оказался я в мире грёз, внезапно ставших реальностью. Если интересно — я тебе расскажу. До прихода моего Учителя ещё не менее получаса.
* * *
— Приветствую Вас в Саду Грёз, Всехний Волк! — к серому бизнесмену обращался Женьшеневый Корешок, испокон веку служивший садовником и приглядывавший за замковым Садом ещё при дедах Ника. — Я уржался, дорогой Всехний, слушая вчера, как Вы богу в любви признаётесь.
— Знаете что, Женьшеневый Корешок, — задумчиво проговорил В_В, не глядя на собеседника. — В один прекрасный день у всех в душе зазвучит самая любимая мелодия. Кто-то останется дома со своими, кто-то выйдет на улицу и закружится с незнакомкой в лёгком танце. Можно будет свободно вздохнуть, понять язык ветра и почувствовать, в какую сторону вертится наш мир. Можно будет заговорить с первым встречным, как со старым знакомым; поделиться со всеми людьми своим самым сокровенным, ощущая каждой клеточкой полное взаимопонимание. И весь этот день, Женьшеневый Корешок, весь этот день, который выпадает только раз в жизни, буквально, весь этот день, целиком и полностью, от рассвета до заката — Вы проспите. Точно Вам говорю.
Новый голос нарушил их спор. Это был Маркел. Кашлянув для привлечения внимания, он заговорил нараспев:
Пророк, одетый в шкуру волка,
Мне участь скверную предрёк,
Но я смеялся: «Мало толка
В словах твоих», и невдомёк
Тогда мне было, я не понял
О чём он рассказать хотел,
К чему грозил мне долей горькой,
Зачем сулил дурной удел.
...
Когда ж проснулся, было поздно
Лишь где-то волк печально выл,
Луны фонарь, на небе звёздно —
Чудесный день упущен был.
Прошёл. Потерян. Безвозвратно.
Женьшеневый Корешок взглянул на Всехнего:
— В_В, я уже успел много раз пожалеть, что так Вам сказал. Поставьте мне двойку за поведение и попросите показать маме дневник. Я всё стерплю, лишь бы доказать, что я ничего не просплю. Ну а если и просплю, то только потому, что опять засижусь у Сэнди за компьютером: слишком много писем пишу по ночам. И вообще, В_В... Я честно не хотел, просто я был... был... был в трансе, вот. Вы не сильно-то клыки свои на меня точите, ладно?.. А вот когда наступит такой день, какой Вы описали — Вы увидите, что я буду самым бодрым Корешком на свете. Если, конечно, меня до этого не расстреляют — в наши дни всё возможно...
— Хой, с вами не интересно прям, все извиняются, расшаркиваются. Нет чтобы сказать — пошёл, мол, в задницу, волк, со своими заморочками!
— Ой, какой Вы волк?.. — хитро улыбнулся садовник. — Волчонок обыкновенный, из семейства собачьих. Вы хотя бы порадовались за то, что я извинился.
— Я радуюсь! Радуюсь, что не нахамили. Радуюсь, что не пристрелили. Радуюсь, что ещё не запретили дышать! Где жизненное пространство, я не понимаю?
— Как где? В коробке из-под монитора.
— Вот-вот. Тишь да гладь. Ни турнира, ни дуэли, пусть самой завалящей! Я уже скоро намотаю на лапку велосипедную цепь и начну что-то менять.
— Да что вы поменяете своей лапкой? — усмехнулся Корешок. — В Вас тапком кинут — и Вы в нокауте. Вы только на словах...
— Развели тут. Идиллию, — оборвал Волк.
— Именно из-за того, что Вы иногда эту идиллию нарушаете — Вы столь колоритная личность и всеобщий любимец. Вы разве не заметили, что цепь Вам вовсе не нужна? Вы и так уже давно всё меняете. А, как известно, что ни делается — всё к лучшему. Так что флаг Вам в лапы — и вперёд, к разбавлению сладкой идиллии лимонным вкусом!
И Корешок вернулся к прерванному занятию: приведению в порядок аллеи.
Всехний оглянулся по сторонам: куда же пропал Маркел, столь вовремя сочинивший свой экспромт про пророка?
Маркел стоял у самой кромки воды, а над ним нависала, выгнув шею вопросительным знаком, Бронтозавриха. Казалось, она размышляет, раздавить человека или пока не стоит.
Не раздумывая, Всехний кинулся на помощь другу. Впрочем, пока он бежал, ветер донёс до него обрывок фразы. Говорила Бронтозавриха. Кажется — она не нападала, а просто беседовала с присевшим на берегу.
— ...и поэтому я утверждаю, что нам надо становиться людьми, человеками. Ведь только человек обладает разумом. Мне вот не повезло — я человек, родившийся в теле бронтозавра. Но я исключение, лишь подтверждающее правило. Вы ведь и сами, как человек, могли бы заметить, сколь неразумны остальные нечеловеки в Замке. Они не признают моих аргументов, возражают против моих нововведений, приближающих их к человеку! И уже этим они проявляют полное отсутствие у них разума!
— А что есть разум? — возразил Маркел. — Каким критерием следует руководствоваться для обоснования/опровергания его наличия? Представим ситуацию, что учёные находят неизвестное существо (может быть, инопланетянина или ещё кого, в нашем Замке далеко за примерами и ходить не надо)... Как определить, разумно оно или нет? Нельзя же руководствоваться критерием, что человек разумен по определению, а то, что не является человеком, неразумно опять же по определению!
Всехний галантно поклонился приятелю:
— Бонжур, Маркел!
Бронтозавриха, проигнорировав появление воскресшего бизнес-волка, продолжила, обращаясь только к Маркелу:
— Ага.. вы сначала тогда дайте определение человека.
— «Двуногое, без перьев»... — не задумываясь выдал Маркел. Помолчал, глядя в ничего не выражающую физиомордию Хоронительницы Очага, затем пояснил ей: — Шутка.
— Острите, да? — деловито поинтересовался Всехний, запрыгивая к Маркелу на колени. — Ну-ну. Такие шутки, не в ущерб вам будет сказано, впору полуметровыми фальшивыми улыбками прикрывать. Из коллекции масок нашей Озёрной Леди. Хотя, конечно, нужно же чем-то прикрывать свои недостатки. Вымученные шутки там, неуместный юмор, натянутый смех. Я понимаю.
После этого Всехний долго устраивался на чужих коленях, всё поджимая под себя лапки и запихивая куда-то настырно виляющий востик.
Маркел вздохнул и потёр подбородок: — По моему скромному мнению, человека отличает от животного наличие свободы выбора.
— Мур-р.. — замурчал пригревшийся В_В. — Мурр-р-келл...
— А уж разум — это только инструмент для наиболее хорошей, полной реализации этого самого выбора, — продолжал Маркел, обращаясь в сторону удаляющейся под воду фигуры и не обращая внимания, как Волк свободно выбрал его колени. — Вы не согласны?
— Ну, для начала уточните — свободы выбора чего? — возразила Бронтозавриха, остановившись.
— Кстати, а почему бы вам не пойти с другой стороны и не рассмотреть, чем животные отличаются от человека? — вильнул востиком Всехний. — Поспорим?
— Мы уже обменялись мнениями... — и туша скрылась под водой.
*
По эвкалиптовой роще шли трое. Призрак Корабельщика и Менестрель оживлённо беседовали, Том же прислушивался к их разговору, предпочитая пока молчать: здешние проблемы не всегда были ему понятны, а приставать с лишними расспросами, перебивая беседу, не хотелось.
— Итак, все мы знаем, что жизнь в Странном Замке основывается на взаимном уважении, — говорил Менестрель. — А также на том, что здесь всегда разрешалось самовольное модерирование... Ну, народ мог решать судьбу прегрешившего, даже если тот занимает высокий пост при дворе.
— А также к этому из вредности добавляю и пунктик Бронтозавры об обязательности ношения масок. Требует это со всех, но сама маски таки не носит. А за это по её же законам — расстрел из плюсомёта.
Менестрель устало вздохнул:
— Это даже не грех, это диагноз... На неё ж ни одна маска не налезет! Но тогда уж действительно, могла бы скроить себе Большую Хранительскую Маску. Раз уж она взяла себе титул Хранительницы Очага. Но посмотрим, что получается. Во-первых, Хранительница нарушила основное правило здешних Норм Поведения уже тем, что отказывает нам в свободе выбора, принуждая носить лишь ею одобренные маски. Лично я склонен расценивать это как неуважение ко мне.
— И не Вы один, — кивнул Навк. — Полностью с Вами согласен и думаю, что это тянет как минимум ещё на один выстрел из плюсомёта...
— На самом-то деле я планировал объединить два в одном, усмехнулся Менестрель. — Но так даже лучше.
— А прямые оскорбления ею других обитателей, нападки и угрозы — это уже третий выстрел, что по совокупности даёт развоплощение на четверть года и должно позволить Странному Месту хотя бы ближайшие три месяца отдохнуть от тирана. Жаль только, что оружие у неё, но ни она сама в себя не выстрелит, хотя и виновна по ею же введённым законам, ни Стервятник в неё не пальнёт.
— Да ладно Вам, прекратите, — махнул рукой Менестрель. — Честность с самим собой тут не в почёте. Особенно у власть предержащих. Что дозволено Стервятнику — не дозволено Менестрелю. Кто-то оскорбляет всех обитателей, автоматически занося их в бесталанности, кто-то на весь мир обзывает кого-то ничтожеством с «поганым ротиком». И при этом остаются безнаказанными. А кого-то расстреляли, хотя он и был в маске. Просто, видите ли, на маске была трещина, и оная трещина делала лицо индивидуальным. Это я про Адо. Так что — прекратите, всё бесполезно. Спускайтесь лучше к нам в Подвалы, отдохнёте. Кагору выпьем.
— Я смеяться с фаших поискоф прегрешений у безгрешной Фласти! — донёсся сверху клёкот Стервятника. — Как истинного Орла такие вещи феселят!
— Зла уже не хватает, — сплюнул Менестрель, — хотя очень хочется откровенно послать. Кого-нибудь куда-нибудь, не уточняя личностей и направления.
— Тут не злиться надо, — попытался успокоить друга призрак. — Нам не мешало бы помнить: старожилы ещё держатся, а победить окончательно Бронтозавра наша может только если за неё будет большинство. Надо записать предания и истории наших земель, чтобы рассказывать их молодёжи, новичкам, в последнее время толпами повалившими в Замок кто из-за Болот Великого Хаоса, кто из порталов, а кто — и просто с неба. Пусть они увидят, что они потеряли, не успев обрести... И тогда рептилия не сможет обмануть их, говоря, что всегда всё было так, как сейчас, и что она хранит древние законы, а не подменяет их новыми...
— Рассказывать молодёжи про прежние времена? — спросил выскочивший у них из-под ног лощёный крот, протирая чёрные очки и спешно напяливая на мордочку стандартную маску. — Чего вы этим хотите сказать? А главное, — чего добиться?
— Жажда «власти» не даёт спокойно жить... — выкрикнул с вершины башни свою версию Стервятник, свесившись из бойницы, и крот в панике нырнул в свою нору.
Навк повернулся к орлу, вскинув голову:
— Кому?! Вам? Не знаю, не проверял... Мне? А Вы вообще слышали, о чём я говорил-то? Жалел тех, кто не успел увидеть настоящую жизнь Странного Замка, придя в Эпоху Крови. Так что не жажда власти, как Вы предположили, а ностальгия по более стоящим временам двигала мною...
Заметив, что на него смотрят, Стервятник юркнул обратно. Ещё бы: выглядел он ощипанно. Да и неудивительно это: вместо каждого пёрышка выросло у него не по клоку шерсти, а по единственной серой шерстиночке. Так что Стервятник теперь сверкал розовой лысиной с редкими разлохматившимися волосёнками. Лысиной размером со всё его тело.
— Обманул бедолагу Крысиный Король, — усмехнулся Менестрель Тому. — Впрочем, птичку таки жалко.
— Эй, Стервятник! Послушайте, уважаемый! — проорал к нему снизу висящий за спиной Тома Призрак Корабельщика. — Неужели Вы-то сами не прикажете Бронтозаврихе отменить эти глупости с масками?! Она ссылается на Вас, говорит, что Вы, мол, ей власть тут вручили, и лишь Вас она и послушается в случае чего!..
— С чефо пы это мне ей укасыфать? Я полностью передал ей фласть! Разумеется, я и сам не понимайт ист, сачем ей этот сапрет! Но если она так решила — я не стану мешать ей, мошет — ей фиднее, что путет тальше!
— Но вообще-то затея с масками только ей одной и нравится... — осторожно добавил Навк. — Все остальные против, и считают, что эта затея лишь оскорбляет их.
— Но она фольна поступать так, как она хочет, теперь она фаша хозяйка! — выкрикнул некогда грозный птиц.
Навк, Том и Менестрель переглянулись.
«Похоже, просто она давно игнорирует его, не прислушивается. Вот он и делает теперь хорошую мину при плохой игре», — хотел сказать Навк, но не успел.
— И фоопще, плефал я на фас фсех! — доорал Стервятник. То, что вылетело вослед словам из-под крыши, было отнюдь не плевком. Кажется, некогда пернатый Управляющий Замка страдал теперь хроническим несварением желудка. — Кстати, Нафк, тебя разфе не убили ещё?
— А что, должны были?
— Я тафно просил Озёрную Леди отстрелить тебя как смутьяна!
— О ком это он? — не понял Навк.
— В озере тут только одна леди плавает — Бронтозавриха, — хмыкнул Менестрель, а Том рассмеялся.
— Да, я про неё! — подтвердила птица с башни. — И не тумай, что призракофф не убить! Мы и не таких отстреливаем!
— Вы знаете? — вдруг сказал Навк. — Мне кажется, что Вы и без помощи рептилии меня уже убили... Призрака можно убить только одним — подлостью и бездуховностью. Ну — и лживостью тоже, пожалуй, если её к бездуховности домешать. То-то я смотрю, что изо дня в день всё таю и развоплощаюсь. Теперь хоть понял, почему... А раз так — самое время меня распинать...
Опешившие Том и Менестрель, замерев, смотрели, как по мановению руки Призрака над СтранноМестным Замком возник большой, величественный тонкий крест. Он рос, словно продолжение самого высокого замкового шпиля. Призрак подлетел к нему и, раскинув руки, прилип под крики «Распни его!» и «Я умываю руки!»...
— Не знаю, как другие умирали —
Я скорчился и быстро охладел...
задумчиво процитировал «Евангелие от Христа» Том.
В последний момент перед тем, как замереть мерцающим звёздной пылью силуэтом, Призрак Корабельщика успел подумать: «А ведь их действительно двое... Стервятник и Бронтозавриха... Интересно, кого из них назовут Понтием Пилатом, а кого — Первосвященником Каи...» — на этом его мысль оборвалась и голова безжизненно упала на грудь.
В то же мгновение Золотой Парусник, до этого мирно стоящий невдалеке от Кагорового Источника, выдернул посадочный шпиль из земли и взмыл к звёздам, сияя светом своих парусов... Он улетал молча, не обращая внимания ни на кого... И вскоре растаял в дымке свинцовых облаков, затянувших всё небо... А из дыры, оставленной в земле, стал бить горько-солёный, как слеза отчаяния, ключ, и тонкий ручеёк, ручеёк-Память потёк по Странному Месту...
И над всем этим висит под облаками Крест...
Менестрель, достав лютню, запел, перебирая струны на гитарный манер:
Тонкий крест стоит под облаками,
Высоко стоит над светом белым,
Словно сам Господь развёл руками,
Говоря: «А что я мог поделать!»
Белая, белее ледников Антарктиды, белее солнца в пустыне, Снежная Кошка, распахнув крылья, спустилась из башни... Не обращая внимания ни на кого, она подошла к ручейку, села на берегу. Несколько капель упали на воду и разбежались кругами. Что это? Дождь?... Слёзы?...
— На кого ж Вы нас покидаете?
Сияние на тонком Кресте запульсировало, стало ярче, и еле заметный силуэт спустился оттуда и присел возле Сноу Кэт. Прошелестел еле слышно:
— Не плачьте... Пожалуйста... Я там, но я ведь не помер ещё... И каждый раз, когда Вы пожелаете, я буду спускаться к Вам и говорить с Вами...
Снежная поняла глаза...
— Ой, Навк... Ну... Вас не поймёшь, померли Вы или нет... Ой, вы ж летать устанете туда-обратно.
— Ради Вас — не устану... Полетаю уж как-нибудь туда-сюда... А вот насовсем оттуда сойду, когда увижу, что здесь возродились Любовь, Свобода и Справедливость... Мы, Призраки, как и Корабельные Гномы, воскресаем только тогда, когда повторятся особо значимые для нас события внешней среды... Ой, я слишком невнятно выражаюсь.... В общем, когда здесь обстановка станет такой, как в добрые старые времена, я воскресну совсем... А пока...
Не покидаю я пока, хотя уверен,
Что радости б доставил, и немало,
Своим уходом я власть предержащим.
Увы — им эту радость не могу доставить,
Поскольку вот такой характер странный
У самого старейшего из гхостов,
Что посетили сей Каминный Зал!
Вот потому-то я, видимо, и устроил сам свои похороны так вот, в манере Свифта, чтобы потом настоящие не казались бы трагедией... Умирать изо дня в день в ожидании настоящей смерти — пока кроме Джонатана на это никто не решался. Но попробовать умереть разок — на это я всё же решился...
С этими словами Навк вновь взмыл к кресту, а в наступившей тишине эхом прозвучали забытые строки из старого фильма:
— Эй, господа! Скажите, что случилось? Кто умер?
— Умер Свифт.
— Кто?
— Декан собора Святого Патрика...
— Как жаль... Когда случилось это?
— Сегодня. Как обычно — в пять часов.
— Что значит — «как обычно»?
— Ну — как обычно...
— Ты думаешь, что говоришь, болван?
— Ах, сударь, вы издалека, наверно.
Не знаете характера декана.
Он очень пунктуальный человек,
во всём порядок любит, аккуратность,
и если переходит в мир иной,
то ровно в пять, хоть проверяй часы...
— Так жив он?
— Кто?
— Свифт!
— Как жив, когда Вам говорят, что умер!
Уже в газетах было извещенье!
И колокол трезвонит целый час!
Да вот он сам идёт!
— Кто?
— Свифт! Хоть у него спросите...
* * *
— А вот он сам идёт! — Эвил радостно показал на приближающуюся фигуру своего Учителя.
Белый Маг носил чёрную хламиду до земли. Из-под клобука смотрело на гостя бледное, почти белое лицо, обрамлённое то ли бесцветными, то ли поседевшими до белизны волосами, которые не очень-то вязались с молодым, хотя и измождённым, лицом. Типичный такой чернокнижник из сказки про принцессу, рыцаря и злого колдуна.
Маг оказался на редкость деловит и сговорчив. Нужно подкрепление в войне? Поможем. Надо навести порчу на армию противника? Сделаем. Противник — Чёрный Герцог и его Гвардия? Тем лучше! Оплата за услуги...
Тут он усмехнулся и холодно, ядовито изрёк:
— Разумеется, мне стоило бы назвать такую мизерную сумму, чтобы её половина просто убила бы и разорила моего коллегу. Ведь он обещал Вам сделать всё за половину моей цены, насколько я знаю из моих источников. Но увы — мне тоже иногда хочется кушать, а раз так — я запрошу пятьсот монет. Плюс — просторную комнату в замке, если операция завершится успешно.
— Я не уверен пока что в том, что мы соберём нужную сумму... — начал было Ник, но маг оторвал его:
— Акститесь! В заговоре кроме вас, детишек и иномирян, участвуют ещё ровно сто дворян. Так что пятьсот монет — это по пять монет с носа. Да они больше в таверне за день пропивают! Так что пусть скидываются. И ещё два условия. Первое — вы наведаетесь к алхимику и узнаете о его новейших разработках в области взрывов и негаснущего пламени. Это может оказаться полезным. А во-вторых, на войну вместе со мной отправляется и мой ученик, оплату которого, учитывая его опыт, я определяю в сто монет золотом. Поверьте, это не разорит заказчика.
— Вы так хотите дать заработать ученику или есть и другие причины?..
— Причины — это последнее, что должно вас интересовать. Скажу коротко. Насколько я понял, Кошак... э-э-э, мой коллега сэр Макс, Чёрный Маг, тоже приглашён, хотя и в качестве целителя. А мой ученик — единственное существо в этом мире, способное совершить невозможное: не дать нам сцепиться, когда мы рядом.
Эвил вызвался провести Ника к алхимику.
— Никак не пойму, как ты можешь быть миротворцем между двумя взрослыми опытными магами? — недоумевал юный Дракуля.
— Очень просто, — пожал плечами мальчишка. — Я ученик их обоих.
— Ха! Слушай, а этот, бледный, знает, что ты «слуга двух господ», как Труфальдино?
— Во-первых, не слуга, а ученик, — Эвил, кажется, не знал классику земной литературы. — Во-вторых, разумеется — знает. А в-третьих, я бы попросил впредь о моём учителе отзываться уважительнее. Как об одном, так и о другом. С меня хватает выслушивать их насмешки друг над другом...
— Ладно, извини... Слушай, а как ты вообще так шикарно устроился?..
— Это долгая история. Ты всё равно не поверишь. Начнём с того, что я инопланетянин.
— Ух ты! — кажется, после всего пережитого Ник ни на секунду не усомнился в словах своего спутника. — Ты с Центавры, а?
— Посмотри на меня, — спокойно начал мальчишка. — Волосы у меня растут нормально? Голос у меня не писклявый? Лишние щупальца из-под рукавов не выпирают? ТАК КАКОЙ ЖЕ Я ЦЕНТАВРИЕЦ!
Склонившийся было посмотреть, не выпирают ли щупальца, Ник отлетел от крика метра на два. И — рассмеялся.
— Так откуда ты?
— С планеты Риан. Не пытайся вспомнить. Ты не знаешь её, люди так далеко ещё не летают.
— А вы давно уже летаете в такие дали...
— Нет. Я был первый.
— Слушай, у вас в экспедиции посылают детей или ты выглядишь моложе своих лет?
— Полёт получился нежданно. И никто меня не посылал... Я сам... послался... Понимаешь — заклинание сработало на удивление хорошо, видимо — моя новая волшебная палочка действительно оказалась мощной донельзя. Портал распахнулся шире, чем мы думали, и затянул меня к вам на Землю.
— Волшебная палочка? Портал? Заклинание? — только теперь, кажется, Ник удивился по-настоящему.
— Ну да! У нас вся цивилизация замешана на магии. Правит клан Чёрных Ведьм. Не таких чёрных, как сэр Макс, а настоящих, коварных и злобных! Шикарных и восторговых, в общем! А я учился в элитной правительственной школе, неплохо колдовал и лучше многих летал на метле. А однажды... В общем, мы с друзьями решили усовершенствовать заклинание телепортации. И — я провалился к вам в Орияну. А там ваши инквизиторы...
— Они такие же «наши», как и твои! — огрызнулся Ник. — Я тоже не за красивые глазки остался в Интернате.
— Ты тоже маг?
— Нет, я вампир! — Ник попытался хищно оскалиться, но с таким же успехом он мог попытаться зажечь над головой новую звезду. Эвил только рассмеялся в ответ:
— Но ты ж не прошёл инициацию!
— Знаю. Я не хочу быть настоящим вампиром. А для инквизиторов что инициированный, что нет — всё едино. Фактически — одной фамилии моей хватило: Дракуля.
Отсутствие реакции лучше всего остального доказало наследному князю, что его собеседник — инопланетянин.
— Да хоть Лассара, — пожал плечами Эвил. Теперь настала пора удивляться Нику. — В общем, налетели, я стал отстреливаться. Они сумели сломать мою палочку. В драке. И теперь я застрял. Не смог сбежать из Интерната, а когда провалился сюда — то и отсюда. Без палочки-то.
— Да что ты зациклился на своей палочке?! Без неё что, никак?.. Ну так новую бы сварганил!
— Что ты понимаешь?! Чтобы сделать волшебную палочку, нужна подходящая древесина, волшебный наполнитель и — другая волшебная палочка, с помощью которой на новую накладывается Заклятие Целостности.
— Глупо как-то, — вздохнул Ник. — Как в сказках, где без палочки ни фея, ни колдунья не обходятся.
— А у нас никто и не обходится без палочки, — грустно подтвердил Эвил. — А когда изгоняют из магов — ломают палочку изгнанника. Это наибольший позор и потеря всех сил. Вот и моя палочка сломана...
— И что, ничего нельзя сделать?
— Почему? Теперь вот появилась надежда... — он глянул на Ника и робко улыбнулся, — Я учусь у лучших магов этого Измерения, и ни один из них палочкой не пользуется. Кое-чему я у них подучился. Возможно, со временем я освою их магию так, что сумею своими собственными силами открыть портал и вернуться домой. Или хотя б послать весточку своим, где меня искать, и что я жив.
— Эй, Ник, ты куда? — к ребятам подбежал Олег.
— К алхимику.
— Так зачем такой крюк? Пошли дворами, раз в пять быстрей будем!
И действительно, вскоре показался домик алхимика. Милый такой домик, с резными рамами и сверкающими новыми стёклами. Он был бы, пожалуй, необычайно мил, если б не многочисленные трещины на стенах.
Ре успели ребята пройти и пару метров, как...
БУМММ!
Окна в домике вылетели, размазываясь по мостовой. Ощутимо дрогнула земля.
— Жаль, но придётся зайти к алхимику завтра, когда он воскреснет, — развёл руками Олег, словно извиняясь, что алхимик не дожил до прихода Ника.
Порывистый ветерок, пробегающий дом насквозь, долетел до друзей. Он пах чем-то кислым.
* * *
Венед смотрел на Странный Замок. Ветер, припахивающий чем-то кислым, пронёс мимо него клочок бумаги с расплывшимися алыми строками. «Гробы моей души...» — успел прочитать Венед. — «Писано клюквенным соком, не иначе.»
Внутренний голос внезапно согласился с ним: «Клюквенный соком. Второй группы. Положительный резус-фактор...»
Поодаль на холме невысокий толстенький человечек, кривясь от боли пытался прибить себя к кресту. «Сумасшедший? Скорее всего.»
Внутренне Комендант чувствовал несоответствие между тем, что видят его глаза, и тем, как он это для себя интерпретирует, но напрягаться и приводить мысли в соответствие было неохота: так всё вокруг спокойнее и понятнее.
Венед сделал шаг и пошёл. Пошёл мимо кучек мусора, мимо старательно трудящегося бледного юноши, мимо шипения в спину: «Палач... Убийца... Холуй...»
Он никак не мог понять, за что ж это его так величают! Ведь он не сделал совершенно ничего плохого! И вообще — как это можно ругать Самого Коменданта!.. Непорядок! Надо было срочно принимать меры! И началось:
Тяжёлый ботинок расшиб вдребезги нечто мелкое, зелёное и пахучее, старательно выводящее на стене «Хранительница — ду...»
Попавший в его поле зрения его собственный ботинок здорово напомнил ему бьющую ногу из «Дюка Нюкема», и это ещё более усилило ощущение неправильности происходящего, но что-либо менять было лень. Тем более — он даже не успел заметить, кого именно он убил. Так что можно было продолжать зачистку территории.
Скрипнула входная дверь, висящая на одной петле. Порскнула в темноту коридора крыса, на которую во всём СМ не нашлось ни одного кота. Вслед крысе прогремел выстрел, и предсмертный визг, полный злобы и ненависти, огласил стены Замка.
Мысленно Венед подивился той лёгкости, с какой он попал в крысу, было в этом что-то от простоты «ДУМа», но на всякий случай он списал это на многолетнюю стрелковую практику.
Заливистый свист в два пальца загулял по этажам. Замерцали овалы дромосов, из которых посыпалась и начала строиться в Каминной Зале толпа мелких бесов. Конгруэнций, сверкая новеньким сержантским нашивками, пробежал вдоль шеренг и отрапортовал:
— Господин Комендант, ассенизационная рота Замка Войны готова приступить к выполнению поставленной задачи!
— Выполняйте.
И началось. Вот выметают мусор. Вот затирают лужи плевков. Вот бежит мелкий бесёнок, сдирающий со стены старую штукатурку с многовековыми фресками, повествующими о прошедших временах, а следом несётся ещё парочка, ровняя свежую, совершенно белую, как при евроремонте.
Побелка, покраска, стирка, чистка территории.
Разумнее было бы сказать — «зачистка», но под этим названием этот метод слишком уж запятнал себя в Чечне, так что повторяться было бы рисковано.
Кучи мусора во дворе вспыхивают и сгорают вместе с пожелтевшими рукописями и кричавшими на Коменданта и более высокое начальство Смутьянами. Аутодафе.
По берегу вокруг пруда — покоев и среды обитания Хранительницы, застывают крепкие ребята. Тут всё несколько иначе — бронежилеты, кевларовые каски, оружие, снятое с предохранителя. Глаза смотрят сквозь плексиглас забрал цепко и решительно. Приказ — лечь костьми за подопечную. И лягут. И положат рядом с собою немало. Фоном начинает играть «Дойчланд золдатен...» Комендант гордо осматривает ряды своего свежеклонированного Войска Судей, Которые — Сам Закон, узнавая в каждом родные гены, внесённые в Программу Клонирования им лично вместо генов Дреда.
— Господа! — Венед останавливается посреди преображающейся Каминной с мегафоном в руке и...
...И тут он внезапно просыпается от бурных оваций! Аплодируют все присутствующие. Внезапно он понимает, что они видели его сон, во всех его подробностях! И гордость заполняет его!
Тогда из толпы аплодирующих выходят пятеро, а за ними, держась чуть поодаль, ещё тринадцатеро. Все они в синих униформах с зеркальным кругом на рукаве. Форма кажется Коменданту чем-то знакомой.
От первой пятёрки отделяется худой седой старик и, почтительно поклонившись Коменданту Замка Войны, говорит торжественным голосом:
— Мы, созерцавшие Ваше замечательное Сновидение, решили от Совета Восемнадцати клана Воинов Сновидений вручить Вам приз за лучшее Сновидение! Сперва мы хотели ходатайствовать о награждении Вас ГипноОскаром, но, увы, ни ПсихоВорон, ни Кот Зловред не дали нам разрешение на присвоение Вам этой награды. А без личного решения Учредителей оного мы не вправе вручить его кому бы то ни было!..
— «ПсихоВорон... — подумалось вдруг Коменданту. — Уж не Орла-Стервятника ли они имеют в виду?! Отстрелить их, что ли?! — он понимал, что скорее всего Стервятник тут ни при чём (и это было действительно так: ПсихоВорон — совершенно другое существо, доставившее кучу хлопот совершенно другим лицам), но, привыкнув видеть вместо множества разнообразнейших мордашек различнейших существ только человекообразные маски, надетые по приказу Властей на всех, от Крысы до Медведя, он уже не мог вспомнить, кто и откуда родом был ПсихоВорон... — Ладно, потом отстрелю, для профилактики, это всегда успеется...».
— Однако, не желая оставить Ваш сон без награды, мы посоветовались и, не без помощи нашего извечного оппонента и соперника решили наградить Вас за Ваше Сновидение Златым Кубком Победителя!
При этих словах из-за спин тринадцати вышел полненький старичок в сером плюшевом камзоле и серой же меховой мантии, сжимающий в руках массивный золотой кубок, украшеный острогранёнными рубинами. Кубок сиял ярче солнца, и Венед под бурные и продолжительные овации взял его из рук Крысиного Короля и высоко поднял над головой. Крики прославлений и крики поздравлений слились в торжественный гул...
Чуть позже, склонившись над Кагоровым Источником, Комендант зачерпнул кубком багровое вино и пригубил его. Вкус у напитка оказался неожиданно солоноватым и дурманящим, как во сне...
— И награда найдёт достойнейшего! — усмехнулся крылатый пепельно-серый колли, обращаясь к синему крылатому коту, восседающему рядом с ним в тени шалаша Гарри.
Кот согласно кивнул и улыбнулся:
— Достойная награда для достойного её...
В этот момент элегантная серая крыса вскочила коменданту на колено и сердито оскалилась.
Венед в панике оглянулся по сторонам. Увы — ни одного беса в округе. Оружие валяется метрах в тридцати от него. Пока дотянешься — зверюга успеет искусать, и больно. Попробовать сбросить?
— А может не стоит так? — усмехнулась крыса, скаля зубы.
— Ради всех богов, простите! — покаянно развёл руки комендант. — Я только сейчас сообразил, что эпизод с крысой Вы можете принять на свой счёт. Я абсолютно не про Вас думал во время этого сна! Голые эмоции, сплошные переживания. Прошу прощения за нечаянную обиду.
Крыса юркнула куда-то под снег так же неожиданно, как и появилась.
— Что, так быстро? — с облегчением усмехнулся ей вслед Венед. — Даже вина не попьёте?
— Из этой чаши пьют только достойные её! — донеслось из-под снега. — Например — бог ветров и орлов пил... Теперь — ты пил. Приятного аппетита, Советник!
* * *
— Приятного аппетита! — алхимик разлил по пробиркам изумрудную жидкость.
Ник взял пробирку и с сомнением понюхал. Пахло вином и полевыми цветами.
Видимо, остальные уже привыкли к странным напиткам в этом доме, потому что пока Ник оценивал запах, остальные уже проглотили содержимое своих пробирок и налегли на разложенные на листе кальки бутерброды.
Залпом осушив пробирку (жидкость действительно оказалась вином, травяным вином, от которого волосы парнишки зашевелились и чуть не приняли вид того «идейного разброда», что творился на голове хозяина сего жилища-лаборатории), Ник присоединился к трапезе. Кроме него, Эвила и хозяина жилища возле стола восседали две очаровательные ведьмочки. Одна, черноволосая и миниатюрная, вызвала неподдельный интерес Ника своей смешливостью, весёлостью и, вместе с тем, тонким умом и ироничными замечаниями. Вторая, высокая и рыжеволосая, наповал сразила своими манерами Эвила, хотя Нику она напомнила байкершу из старых американских фильмов. Чёрные кожаные брюки и куртка только увеличивали сходство.
В самом начале беседы, узнав, что планируется военная кампания, они напросились быть «поддержкой с воздуха». «Мы недорого, обе за один золотой!»
Разумеется, Ник не смог им отказать.
Успев за вчера оббегать оружейников и заказать мечи, щиты и даже три катапульты, юный Дракуля теперь наслаждался вечеринкой, «отрываясь на полную катушку».
Кончилась вечеринка поздно вечером. Разумеется, ни о каком возвращении в центр города после вечерней сирены не могло быть и речи: квартира всё равно не откроет свои двери, будь ты хоть трижды её обитатель. Ночевать у алхимика, на пьяную голову приступающего к новой серии опытов, показалось для Ника чересчур уж своеобразным способом сыграть в «русскую рулетку». Но и на улице быть не резон. Оставался один вариант:
— Эвил, дружище! Слышь, если я сегодня впишусь у твоего Учителя, у него не возникнет соблазн накормить мною своих зверушек?
— Вписывайся. Не возникнет, не бойся.
— А ещё... Сэр Бледный Вампир сам не загрызёт меня среди ночи?..
— Ещё раз напоминаю, — тихо и сдержанно произнёс Эвил, — что подтрунивать над моим Учителем крайне не рекомендуется. Во избежание недоразумений с моей стороны... — и он ненавязчиво перебросил с ладони на ладонь огненный шарик.
* * *
— Ещё раз напоминаю, — трубно вещала Бронтозавриха, — что всякое общение с Корабельщиком Навком запрещается. Во избежание недоразумений, прошу строго соблюдать данное ограничение.
— Всё никак не угомонитесь?.. — Навк возник перед ней в виде слабого сияния, отдалённо напоминающего человеческую фигуру. — Напомню, что это Ваше послание нарушает даже Ваш вариант Норм, хотя Вы переписали его почти весь и даже обозвали не Нормами Поведения, а Правилами. Так что — подумайте прежде чем подумать! Желаю Вам всего _ИСТИННО_ самого наилучшего... — последнюю фразу он сказал, словно не благодати желал, а насылал Родовое Проклятие.
Бронтозавриха напыщенно повертела головой, давая всем понять, что в упор не видит никакого Навка и не слышит его.
И тут сквозь растущий ропот толпы прозвучал голос, который меньше всего ожидали услышать и рептилия, и Корабельщик.
— Хранительница, Вы это серьёзно? Нет, в самом деле? — Советник, комендант Замка Войны Павел Венед появился на берегу в парадном мундире. — Прямо вот так вот и нельзя? И я не могу в очередной раз сообщить ему, как и чего о нём думаю? А ну-ка я сейчас попробую... — он повернулся к призраку и, кивнув на крест над Замком, заявил: — Эй, Корабельщик! Кончайте валять дурака! Слазьте Вы с этого Вашего креста! Ну не Вам там болтаться! Это не идёт Вам! У Вас же своя религия, «Полночь в Мироздании», так зачем Вам таскать у Христа его крест, да ещё в интерпретации Сальвадора Дали? Простите, но на Христа Вы всё равно не тянете, а Свифт на крест не вешался, когда репетировал свою смерть.
— Увы — но тут Вы, похоже, правы... — Навк стал более материальным и осязаемым, а сияющий силуэт на кресте поблёк и исчез совсем.
— Есть ещё один вариант — выгнать Корабельщика насовсем, — Бронтозавриха тщательно делала вид, что не слышит слов Венеда и не замечает его общения с Корабельщиком. — Но так как есть жители, заинтересованные в общении с ним, — она кивнула в толпу, — то я не хочу этого делать. Потому, во избежании недоразумений, можете попытаться общаться с ним телепатически. Либо изгнание. Других вариантов нет.
— Приветствую вас, Хранительница... — вмешался в беседу пожилой крыс, опирающийся на посох. — Неясная позиция, прямо скажем... Изгонять его вроде не за что... Правил здешних он не нарушал, ничего плохого не делал... неясно...
Один из Советников, птеродактиль Ксандр, спикировал к крысу и, нахмурившись, повёл его куда-то сквозь собирающуюся толпу.
— Хранительница, Вы перегибаете палку, — вновь обратился к начальственной рептилии Венед. — Перегибаете весьма серьёзно, и посему палка скоро сломается окончательно. Вы делаете ошибку за ошибкой. Управлять так, как пытаетесь делать это Вы, просто нельзя. Пользуясь правом Советника давать Вам советы я говорю — пересмотрите свои позиции. Пересмотрите в корне, самым кардинальным образом. Если Вы считаете, что правы во всём, то так тому и быть. Но поскольку я так не считаю, я не вижу возможным оставаться Советником в подобной ситуации. Примите мои погоны и можете смело изгонять или расстреливать, я тут Навку только что прямо перед Вашим носом чего-то ляпнул! — с этими словами он сорвал свои погоны и швырнул их в морду Бронтозаврихи. Погоны оторвались легко, словно были подпороты заранее. — Меня перестали устраивать полумеры. Я не могу больше объяснять жителям, что многие моменты в Странных Землях, увы, не попадают в мою компетенцию. Будь у нас тут демократия... а, впрочем, её нет и не надо. Вам кажется, что это ультиматум? Правильно кажется.
С этими словами Венед повернулся спиной к Хоронительнице Традиций и зашагал в сторону Замка Войны.
Наблюдающий всю эту сцену из окна Замка Всехний сделал жест, словно ставит статуэтку в Комнате Знаменитостей, и при этом голосом управдома заявил:
— Гипсовый Павлик — 1 шт.
И продолжил наблюдать, как в тени кустов мелкими перебежками следуют бесы, вооружённые базуками и какими-то странными винтовками, явно прикрывающие на всякий случай своего коменданта и остающиеся незаметными для толпы внизу.
Коменданта догнал Призрак Корабельщика Навка:
— Спасибо Вам, Павел! Сразу скажу — восхищён Вашим поступком.
— Да? Было бы чем. Ребячество чистейшей воды, — отмахнулся Венед.
— По ходу — прошу Вас извинить меня, что общался я с Вами обычно в несколько резковатой манере...
— Да ничего, за мной, знаете ли, тоже не заржавеет.
— Да и за то, что я сделал всеобщим достоянием Ваш сон про Судей и зачистку Замка, да говорил, что не в привычках Ваших — помогать, проще пинать и управлять кевларовыми манекенами.
— Отчего же? Проще. Пинать и управлять. К тому же я действительно не кидаюсь помогать всем без исключения. Не могу себе позволить подобной роскоши. Так что считайте — у меня были свои причины вмешаться в этот конфликт на Вашей стороне. И не будем дальше об этом. А то у меня возникает некий душевный дискомфорт.
И Венед устремился вперёд. По дороге он догнал Крыса и Птеродактиля. Птеродактиль говорил своему спутнику:
— Убедительно прошу: воздержитесь от обсуждения решений Хранительницы в этой жизни, если хотите, чтоб она была долгой... Да и Советников я бы обсуждать тоже не советовал Вам. Обсуждение действий Хранительницы и Советников уже неделю как запрещены.
Комочек света, летевший невдалеке от Крыса, засиял ярче и превратился в архангела. Тот сказал, словно обращались к нему, а не к завсегдатаю Подвала:
— Я помню, Ксандр, я сейчас в раздумье: полезть в бутылку или свернуться отсюда совсем... Только мне почему-то кажется, что одно другого стоит, и я проиграю в любом случае: в первом потому, что ад начинается с ангела, с пеной на губах защищающего правое дело, а во втором... Во втором я не прощу себе, СЕБЕ, что не сделал ничего, чтобы спасти этот мир. А самое обидное — Навк был прав: здесь возможен весь этот произвол потому, что всем пофиг... Так что когда в день Страстного Суда моя совесть спросит меня: «Ромуалдс Арм, а что ты сделал для спасения мира твоих друзей?» — боюсь, мне нечего будет ей ответить...
Догнавший птеродактиля Венед ненавязчиво оттеснил ангела и крыса, давая понять, что его беседа будет приватной.
— Коллега, давайте тогда уж по службе парой слов перекинемся. Мне кажется, что пора уже малость дифференцировать нарушения де юро и нарушения де факто. Вы уже пытались что-то менять? Знаете, я тут несколько отвлёкся. Меня предупреждали, что здесь плохо, но я не думал, что настолько. Представляете, я чуть ли не первый раз за свою жизнь и службу пожалел, что демократии здесь нет. Умом понимаю, что это хорошо, а вот чувствами... Я вижу грубые ошибки Хранительницы, но я не вижу возможности их исправить. Я не понимаю последних нововведений. Я не понимаю ситуации с господином Корабельщиком. Что происходит, коллега? Если достаточно долго портить машину — она сломается, однако.
Разговоры на берегу пруда не смолкали даже тогда, когда туша доисторической рептилии скрылась в глубине пруда.
— Просто скажу, что вся эйфория как-то сразу улетучилась и настроение резко упало... — говорил сурового вида японец в форме военного лётчика и с катаной за спиной, обращаясь к демону, весь вид которого говорил, что он только-только выбрался из ада, причём спасаясь оттуда бегством.
— Забавно, — отозвался демон. — Ещё год назад я слышал такую фразу: «Она убила сказку...» Теперь я ощущаю эти слова почти физически.
— Послушайте, — возопила фигура в тени дерева. — Я, безусловно, помню, что обсуждать действия Хранительницы законом запрещено. Не обсуждаю. Я лишь вежливо «интересуюсь знать» — это только с Навком запрещено общаться? Или появился... э-э-э... очередной список неугодных, о котором я ещё не слышал? И с кем теперь можно разговаривать? Кто-нибудь! С кем ещё можно! Отзовитесь, а? Удачи Вам, кто бы это ни был!
— Со мной можно! — подбежал к дереву Страж Северной Стены. — Тпруфундукевич, я тут в Орден вступаю... Бальзам сказал что если нынешнее руководство подпишет, что не возражает о моём вступлении, то меня примут... — Страж протянул фигуре странный листок бумаги. В самом верху листа красовалась надпись «ОБХОДНОЙ ЛИСТ», ниже расписка «Лорд-Капитан Командор Ордена Гробовников Саттарис» и «Навк». — Подпишите?
— Ну, со мной можно говорить, — громко заявил вышедший во двор Всехний Волк. — Если хотите с Навком общаться — я могу сказать заветное слово. После этого меня как всегда обстреляют из плюсомёта, и при очередной моей смерти всехнее проклятие погрузит Хранительницу в анабиоз на полгода. Разумеется, я готов пойти на это не за просто так. У меня, может, от умираний и воскресаний мигрень. Предлагаю всем недовольным режимом скинуться. Ясен пень, в случае неудачи деньги будут возвращены.
— А я вам говорю, что Бронтозавру кодировал заезжий Мастер, — вещала Кикимора. — И теперь она — просто зомби, выполняющая его приказы.
— Что за Мастер? — заинтересовался народ.
— Да, был такой. Весь в сером, и только глаз жёлтым светится...
Вернувшийся птеродактиль чуть было не сел на плечо Навку, но вовремя вспомнил, что тот призрак, и проговорил на лету:
— И что на неё нашло? Я, собственно, сам в недоумении. Буду с ней работать.
— Спасибо!
— Да не за что. Хотя, собственно — есть. Работать с Бронтозаврихой не так уж и легко. Она субъект упрямый в своих заблуждениях.
Навк мановением руки вызвал листок пергамента.
— Возьмите, пожалуйста, я тут набросал три идеи... Надеюсь, Вы их прочтёте и, может, это моё письмо подбросит Вам аргументов в работе!..
— Спасибо конечно, — проклекотал Ксандр, — но я предпочитаю свои. С Хранительницей нужно разговаривать не совсем так, как это делаешь ты. На таком уровне она просто замыкается на своём и всё.
И птеродактиль умчался куда-то к Северной Стене.
— Замечу только одно, — крикнул ему вслед Навк. — Я давно уже ждал, когда же Хоронительница в гневе допустит ошибку и преступит закон. Дождался. И теперь намерен не упустить случая.
— Драться-воевать с женщиной? Фи... — повернулся к нему Камикадзе, отвлекшись от беседы с Демоном и Россомахом. — Даже с такой многотонной... Навк, вы же — бессмертный. Может быть, Вам просто игнорировать любые её наезды и продолжать жить, как жили?
— Не могу. Она уничтожает мир, ставший мне домом. Она заставляет страдать моих друзей. Замыкается она, как же... Врать она горазда!.. Кстати, до сентября кое-кто, — Навк кивнул в сторону озера, — грозился отменить обязательное ношения ликов... Правда — грозилась в беседе с глазу на глаз, без свидетелей. А сейчас уже декабрь на исходе! Не сдержала она слова, вот я и...
— Навк, не кипятитесь, — одёрнул его Россомах. — Да. Я согласен, Странное Место на самом деле штука неизученная и довольно опасная, причем влияние её реально ощущается в самые неожиданные моменты. Любое слово может стать явью, причём достаточно солидно. Пожалуйста, пусть ваши шаги будут тихими. Осторожнее. Мы все тут ходим по канатам.
Рядом плакала Теххи:
— Когда я пришла в Замок, это был лучший из миров. И быстро стал самым любимым. Но я не могу и не буду спокойно смотреть, как его планомерно и быстро уничтожает существо, наделённое абсолютной властью. Казалось бы, лично мне жаловаться не на что, но... Что же это творится?! И ЭТО добрейший из миров? То нельзя, это запретить, а попытка объявить бойкот вообще ни в какие ворота не лезет, даже в дворцовые. Пора уходить в Глубину. И сидеть там до тех пор, пока не сменится власть. Так и сделаю. На прощанье хочу поблагодарить всех неравнодушных к имеющемуся положению, и особо — Навка.
Она протянула руку, и фонтан огня вырвал у кого-то из Советников плюсомёт и перенёс его к плачущей. Она зло взглянула на ринувшуюся к ней Малую Власть:
— Господам советникам просьба не беспокоиться — я пользуюсь правом самовольного модерирования! — она приставила оружие стволом к голове. — Вот и всё. Я лишь дух, я исчезаю... А Хранительнице желаю жить долго и ОЧЕНЬ СКУЧНО.
Вспышка выстрела озарила берег, заставив всех зажмуриться.
Сквозь море света донеслись чьи-то приглушённые голоса:
— М-да, пожалуй я несколько поспешил сворачиваться, пока останусь...
— Ну-ну. Ещё и место в партере заняли?
— А то — пропустить такое зрелище, да ни за что. Я ещё бинокль по случаю у Всехнего купил.
Звякнул о песок плюсомёт.
* * *
— Пропустить такое зрелище? Да ни за что! — Мабельрод сидел посреди светящегося в сумраке голубыми огнями Лабиринта и всматривался в Карту, беседуя с кем-то.
— Когда отправлять-то? — всколыхнулся огнями Лабиринт. — Ты уже вторые сутки сидишь в моём центре и всё «погоди, погоди ещё!»...
— Уже недолго, — красивый юноша недобро, криво улыбнулся. — Скоро веселье начнётся. О! Вот оно! Давай!
Мир всколыхнулся, и сквозь угасающие огни и рассеивающийся сумрак проступила лаборатория алхимика в Коконе.
— Та-ак, сера, селитра... — алхимик тщательно перебирал разложенные на столе ингредиенты. — Это всё мило, но чего-то не хватает... Пожалуй, здесь нужна мощь... Добавлю толчёный зуб дракона.
— Дурак, — меланхолично раздалось из-за спины. — Роза сильней дракона.
— Кто? Что? Ты что здесь делаешь? — алхимик резко обернулся и уставился на визитёра.
— Спокойно, я тебе просто снюсь... Правда, после последнего взрыва ты так и не сумел проснуться...
— Я... умер? — ошалел тот, глядя на возникшего изниоткуда красивого юношу и на всякий случай ущипнув себя за руку. — Но я чувствую боль!
— О, ты даже не знаешь, что значит хорошо наведённая галлюцинация.
Алхимик взял себя в руки и усмехнулся:
— Так значит, явившись в мой сон, ты советуешь мне истолочь в смесь розу, а не зуб дракона?
— Ещё раз дурак. Нельзя же так буквально! Роза... Растение... Дерево... И огонь не помешает... Что, не понимаешь? — с этими словами незнакомец уселся на стол, подвинув колбы и реторты, и вдруг проорал прямо на ухо алхимику: — УГОЛЬ ДОБАВЬ, УМНИК!
— Да ну тебя, — отмахнулся хозяин лаборатории. — Это ж обычный порох получится.
Кажется, теперь гость впервые удивился:
— А ты что изобретаешь-то, а? Разве не для взрывов?
— Для взрывов... Но не таких же слабых!
Если бы кто заглянул в тот день в домик-лабораторию, то увиденная картина его б, вне сомнения, позабавила:
Мабельрод восседает на столе, раздвинув руки, и между ними вертится объёмная модель какой-то сложной молекулы. Алхимик с интересом перерисовывает модель на лист пергамента. Затем тычет пальцем в изображение:
— А если этот кусочек свернуть в кольцо, да к нему добавить то, что ты в прошлый раз показывал?
— М-м-м, не советую, — меланхолично отвечает гость.
— Почему? Это ж будет красиво!
— Красиво, — соглашается тот. — И сработает красиво. Но у тебя, кажется, в распоряжении только один Кокон, или я не прав?
— Один, ну и...
— Ну и... — усмехается Мабельрод. — На Земле... Ах да, ты и не слышал о таком мире... Неважно. В общем, там этой штукой городок снесли, под корень. Так ты действительно хочешь попробовать?
— А если сделать этого немножко? Ну, бочку-другую...
— На город хватило спичечного коробка. Ну-у-у... Четверть той колбочки в углу, так понятнее?
Всю ночь в лаборатории не гас свет. Заглянувшего к нему на следующее утро Ника алхимик послал к Чёрному Магу — прикупить кучу новых ингредиентов. Когда мальчишки притянули к нему тачку с колбами, ретортами, коробочками с порошками и пакетиками с травами — он расставил это всё вокруг стола и, забыв даже поблагодарить, посоветовал зайти завтра.
Всю новую ночь он смешивал какие-то странные жидкости. Мабельрод с интересом наблюдает за происходящим, усевшись невдалеке и изредка отпуская комментарии и советы...
Постепенно раствор застывал, становясь густым, как кисель. Прозрачный студень. Затвердел совсем. И вот уже новый брусок-слиток укладывается в фанерный ящик в углу. Но не только в колбах зреет что-то новое. Нечто, появляющееся в тигельке, тоже уже созрело.
Пока алхимик снимал тигель с огня, Мабельрод, узрев, что получается, провёл задрожавшей рукой в воздухе, спешно приоткрывая портал, и резво прыгнул в него, как солдат в спасительный окоп.
* * *
В окопе, неуклюже смотрящемся на замковой площади, но всё же спасающем от огня плюсомётов Бронтозаврихи и Советников, Пахомыч втолковывал что-то ведуну Геральту. Рядом расположился Сэнди, что-то отлаживающий в непонятном механизме, и некто, закутавшийся с головы до пят в чёрный плащ и потому напоминающий больше тюк с тряпьём, чем живое существо. Вдали храпел кентавр.
— А ещё Бронтозавриха ввела обязательную стрижку для всех. Велела всем пушистикам сбрить с себя всю шерсть, чтобы ещё больше походили на людей,— говорил Геральт. — Я-то не пушистик, но и на мои волосы она поглядывает уже искоса. Чую — пора нам объединиться с Противобесовским Ударным Дивизионом, под командование их генерала, и переходить от обороны к атаке. А то засиделись мы тут, кстати.
— Кстати, напомню, — возразил партизан Пахомыч, — что ПУД нас официально пока не признал! Так что погодим ему служить. Генерал спит. Терц-полковника, похоже, уже нет в живых.
«Тюк» развернулся, словно взорвавшись изнутри, и, поднявшись в полный свой рост, терц-полковник ПУДа Менестрель визгливо заявил:
— Терц-полковник бессмертен! Ррррррняйсь! Смиииииррррна!
— Вольно, — буркнул Здоровенный, который не мог выспаться уже вторую неделю из-за всевозможных воплей. — Кого там ПУД не признал? Вы все чего тут? — Кентавр мутно осмотрел пестрое сборище. — Я ПУД зачем создавал? Чтобы бунты устраивать? ПУД он для того что бы с бесами бороться и Коменданта освобождать. А так что? Комендант бесами не похищен, самих бесов нет, тоже мне ассенизаторы, — Кентавр мрачно сплюнул. — Так что ПУД по пустому не трогайте. Вот упрут бесы Коменданта, так мы его сразу освобождать кинемся, а глупостями заниматься ни-ни, — с этими словами Здоровенный Кентавр достал карманные шахматы и стал решать проблему, как поставить мат белому королю 5 чёрными конями. В шахматы Кентавр играть не умел, но к шахматному коню испытывал некое моральное сродство и брал не умением, а числом. Прошло полчаса, Кентавр сам с собой был честен, и проклятый белый король срубил уже третьего коня, мата всё не получалось.
— Эй, Навк, а почему это вы воюете, когда даже у нас мир и пушки расцвели в Долине Цветущих Пушек? — Кентавр с удовольствием переключил своё внимание с неразрешимой шахматной задачи на проходящего мимо Корабельщика.
— У нас мир? — искренне удивился призрак. — У нас тотальные репрессии! Или Вы не видите, что творит вокруг наша Бронтозавриха?
— Хранительница очага? Камин хранит, наверное, судя по титулу.
— Хоронительница она! И очаг хоронит, и нас вместе с ним!
— Нормальные дворцовые интриги, — пожал плечами Здоровенный Кентавр. — Мера склочности, мера презрения и полфунта желания ухойдокать ближнего своего. Ныне, как и испокон веку по всему миру.
— Между прочим, испокон веку тут поддерживалась истинно дворянская атмосфера, — говорил Навк. — Вежливость, корректность и...
— Атмосфера дворянизма с элементом нарциссизма. Ходили вы вдоль зеркал и восторгались: «Экие мы тут дворянские, экие мы тут все из себя! Ах!», — Кентавр сплюнул и, растирая плевок копытом, пояснил: — Я не дворянин, мне можно.
— Здоровенный, не клевещите на себя! — улыбнулся Навк. — Какой же Вы «не дворянин»?! Вы же самый настоящий Портос Странного Места! Самый обширный и шумный, весёлый и задиристый здешний мушкетёр! А перед настоящим Портосом у Вас даже есть одно преимущество: Вас невозможно вышибить из седла... ;;;-)
— Я не Портос, — Здоровенный наморщил лоб, потёр его. — Проводить параллели между этим персонажем и мной — это значит невнимательно прислушиваться ко мне... Дворянизм... — кентавр склонился к Навку, словно готовясь шепнуть что-то на ухо. — При мне такой атмосферы не было, а будет — так меня тут не будет! — неожиданно заорал он.
— Но ведь и Вы сами вносили именно её в наш Замок!.. — возразил, вздрогнув от неожиданного крика, призрак.
— У нас с вами, очевидно, разные понятие о дворянстве. Я вношу сюда атмосферу клоунады, кроме тех случаев, когда у меня плохое настроение. Тогда я привношу атмосферу склочности, — отрезал кентавр.
— Ага, — согласно кивнул Навк. — И начинаете помидорами кидаться. и вокруг — лужи... нет — МОРЯ томатного сока!
— Наш Здоровенный — большо-о-ой любитель томатного сока! — усмехнулся Менестрель.
Здоровенный изумлённо посмотрел на соратника по ПУДу:
— Да я за томатный сок Вам душу продам, любую, чью угодно, на выбор!
Навк чихнул, щёлкнув пальцами, и перед Здоровенным Кентавром, кружась, словно на воздушных качелях, упал пергамент, на котором каллиграфическим почерком готическим шрифтом было выведено: «КОНТРАКТ».
Кентавр посвятил около двух минут тщетным попыткам вспомнить, что же такое «Контракт».
— А, наверно, что-то типа антракта или контакта, — решил он и продолжил долгий и трудный процесс чтения. По ходу дела он исправлял грамматические ошибки, в том числе и те, которых на самом деле не было, но которые он находил в силу собственной абсолютной безграмотности.
«по передаче прав собственности. Мир...
________ ____________________ ______г.
Господин (синьор, гражданин, товарищ, месье, вайшья, сэр, пан, батоно,»
— Тоже мне бублик! — сердито проворчал Кентавр.
«херр»
— Сами вы... это слово!
«именуемый в дальнейшем «Душевладелец», действующий на основании свободного волеизъявления личности, с одной стороны,»
— Чаво?! — Кентавр уже догадывался, что его как-то обозвали, но никак не мог понять, как.
«и Пустотник Осознанного уровня (Иблис, Мара, Сатана, Тескатлипока, Сет, Яма, Саурон, Мефистофель, Саттарис, и»
Кентавр судорожно заоглядывался, бормоча:
— Что, все на одного, да?
«т.п.), именуемый в дальнейшем «Душеприказчик», действующий на основании доверенности N13 и существования Зала Ржавой Подписи (Ада, Нараки, Хеля, Преисподней, Аида. и т.п.),»
— А их всех не существует! Потому что я в них не верю! — заявил Здоровенный с видом победителя.
«с другой стороны, заключили между собой настоящий контракт о нижеследующем:
I. Душевладелец передает Душеприказчику права собственности на личную воплощенную субстанцию состояний сознания, являющую собой совокупность субъективного восприятия Душевладельца, как индивида, метафоризирующего свое бытие согласно принципам абстрактного субъективизма,»
Прочитав этот абзац, Кентавр долго сверялся со «Словарём оскорбительных выражений», ничего не нашёл и, решив, что его оскорбили каким-то особо страшным образом, решительно достал гиремёт калибра 1,0 пуда и направил его в живот Навка.
Недочитанный документ остался сиротливо валяться на полу окопа.
Корабельщик взмыл в воздух, зависая между окопом и Замком, радостно захохотал замогильным смехом и прокричал:
— Стреляйте! Ну стреляйте же скорее, благородный дон!
И Здоровенный Кентавр гулко выстрелил из гиремёта. Лишь после выстрела он наконец-то вспомнил, что обстреливаемый — Призрак Корабельщика Навка. Его воспоминание стало уверенностью, когда пудовая гирька пролетела сквозь Навка, не причинив ему ни малейшего вреда, и, залетев в Замок, гулко ударилась в ближайшее зеркало. Гулко? О, да! А всё потому, что из оного зеркала как раз пытался вылезти Вепрь, и гирька угодила ему прямиком в его лоб. Дико взвизгнув, Вепрь кинулся внутрь зеркала и бросился наутёк, потирая шишку.
Здоровенный озадаченно посмотрел ему вслед и достал поросячье-русский словарь. Найдя в нём соответствие услышанному визгу, начал листать «Словарь оскорбительных выражений»...
Навк тем временем улетел в замок, посмотреть, что ещё учинила гирька Здоровенного в Зале Советников.
Выбравшись из Замка, Навк тянул с собой тяжёлую массивную гирьку. Как удавалось призраку перемещать столь весомый трофей, оставалось загадкой, но он дотянул её аж до кагорового источника и теперь радостно поднимал на борт своего Парусника.
Оказавшись на палубе, он облегчённо вздохнул и обернулся, вытирая пот, похожий на клочья весеннего тумана. И тут его внимание привлёк девил, что-то оживлённо втолковывающий Здоровенному.
— О, приветствую благородного девила! — прокричал Навк. — А я тут как-то Ваш контракт предлагал Большущему Кентавру на подпись! За томатный сок, кажется... Или за кагор? Запамятовал... — он ехидно усмехнулся. — Гирьку, кинутую им в ответ, не переправить?
Пошарив по карманам, Саттарис прокричал в ответ:
— Можно-с, ничего лишнего в природе не бывает. Может и пригодится гирька. Только вот... я как-то натурой плату не принимаю.
— Отлично!
Корабельщик, игнорируя окончание фразы девила, тщательно привязал парусиновую ленту к рею, положил в образовавшуюся петлю гирьку с надписью «ПУД» и, оттянув импровизированную катапульту, выстрелил прямиком с борта Парусника. Чугунное чудо со свистом направилось к новому своему владельцу.
Достав перо, Навк вывел в бортовом журнале:
«Сегодня отправил Саттарису обещанную пудовую гирьку. Гирька пошла своим ходом»...
Саттарис сделал быстрый шаг в сторону, открывая нежному изгибу траектории полёта гирьки Здоровенного Кентавра, с которым он как раз беседовал о переводах технических терминов со староверхнегномского на слесарский. Вежливо приподняв берет с левого уха, девил провозгласил:
— Обращайтесь в наше Бюро Находок «Бэггинс, Бэггинс и Смеагорл». Это, по-моему, было Ваше?
— БУМ-М-М! — гулко ответил лоб Здоровенного и гирька, срикошетив, взмыла вверх и свалилась на девила, буквально забивая его в землю.
Едва перестав качаться, чугунное изделие посерело, превращаясь в бетонную надгробную плиту в американском стиле. Плита росла, вытянулась и... раскрылась каменным цветком! Внутри вместо пестика стоял Саттарис. Отряхивая бетонную пыльцу и довольно усмехаясь, он повернулся к Здоровенному:
— Круто! Фу-х, это круче, чем утренняя зарядка! Как в добрые старые времена!
* * *
— Круто! Как в добрые старые времена! — девочка огляделась по сторонам. — Мы раньше жили в подобном, хотя и поскромней... — затем вновь сосредоточилась на Олеге: — Но это не значит, что ты сейчас же не пойдёшь домой!
— С чего бы это вдруг? — замкнулся и погрустнел Олег.
— А с того, что тебя уже неделю мама дома не видит! — сердито свела брови девочка.
— И она что, за неделю ещё не забыла, что я существую на свете?.. — Олег то ли удивился, то ли упрекал.
— Она ЗНАЕТ, что ты есть, хотя и не догадывается, где именно! — парировала гостья.
— Кто это? — Ник толкнул локтем главу мальчишеской вольницы.
— Его сестра, — ответил тот вполголоса. И, помолчав, добавил: — Старшая. Зовут Ориэлла.
— А ты давно меня ищешь? — спросил вдруг Олег.
— Часов двенадцать.
— Так долго... Тогда поищи меня ещё полчасика, ладно? — попросил вдруг Олег.
— Час, — улыбнулась сестра. — Мне тоже с вами интересно.
И она присоединилась к компании.
На обсуждение текущего положения явились и знакомые Нику дворяне. Чинно расположившись рядом с мальчишками, они пересказывали последние новости «наверху». Казалось, Чёрный Герцог почуял, как что-то затевается. И потому предпринимал самые неожиданные шаги. Шаги, настроившие против него теперь и чернь, и респектабельных горожан. Повышение налогов и цен на «товары стратегической ценности», пожалуй, не сильно-то кого и удивили — это была не первая попытка ограбить свой народ, пошиковав за его счёт. Но в лавках, магазинах и трактирах начали устанавливать вращающиеся турникеты. Поговаривали, что Герцог собирается провести перепись населения да ввести какие-то «личные карточки» с идентификационными номерами, и только вставив такую карточку в щель турникета, отныне можно будет войти в магазин, трактир или гостиницу.
Естественно, поползли сплетни, что отныне чернь не будет иметь входа в кабаки и трактиры: их карточки не будут открывать турникет. Это, как ни странно, в первую очередь забеспокоило трактирщиков и барменов: хоть каждый из голи и мало платит, но обычно их столько проходит за вечер, что никакому дворянскому собранию столько не заплатить! Да и шмурдяк — дешёвые полускисшие вина — пьют только они! Опять же — поглощают продукты второй свежести. Невыгодно отлучать их от питейных заведений, как ни крути.
Поговаривали такоже, что карточка будет не только открывать доступ в общественные места, но и будет карманным соглядатаем, докладывающим каждое мгновение Герцогу, где сейчас находится её обладатель.
Народ роптал. Все готовы были вспыхнуть, не хватало только искры, способной разжечь пламя. Пахло большой кровью.
— Не сомневаюсь, что если подбросить правильную информацию — мы получим столько союзников, сколько нам и не снилось, — рассудительно вещал маркиз де ля Труэ де ля Фалс.
— И всё-таки я возражаю против участия в кампании детей, даже тех, кто обладает ярко выраженными сверхспособностями, — возражал командор Красс д'Эспиноса.
— А по-моему — пусть дерутся все, кто желает! Нельзя сдерживать порывы, идущие от души! — рычал барон Мирра ле Кван, сжимая кулаки и для убедительности время от времени постукивая по столу правым.
— На нашей стороне также маги, — напомнил старший из ребят.
— И воздушная поддержка, — добавил Ник.
— Я больше доверяю заказанным катапультам и смесям алхимика, — Шарль де Батц, кажется, не разделял восторгов ребят.
— Кстати об алхимике, — Ник оглядел присутствующих. — Нам не мешало бы заложить немного его взрывных смесей в подземельях, под воротами замка. И в момент штурма взорвать их, когда Гвардия ринется на нас. От толчка ворота, разумеется, не рухнут, но гвардейцы потеряют на миг равновесие. У нас же будет преимущество: мы будем ожидать этого, а значит — не упустим момент и смешаем строй врага.
— Даже ради победы я не полезу в канализацию, — поморщился Шарль.
— Это можем мы, — вмешался главарь ребят. — Надо только подняться на Смотровую Площадку, чтобы с высоты прикинуть, какой из тоннелей идёт под воротами.
— А я помогу им затем доставить груз к цели, — довольно оскаблился Мирра ле Кван. Каждый раз, когда речь заходила о диверсиях и подземельях, он улыбался так же довольно и искренне.
— А маги... — спросила вдруг Ориэлла. — Они ж нам помогут всем, чем только смогут?
— Не всем, — честно ответил Эвил. — А только тем, что им оплатили. Но Вы не волнуйтесь, девушка — оплачено довольно много услуг, так что мало в бою не покажется.
— Не всем, значит... — многозначительно повторила сестра Олега и до конца Совета задумчиво промолчала.
— Значит, подведём итоги, — спустя полчаса заявил Ник. — Нам нужно посетить Смотровую Площадку и уточнить направления тоннелей, нужно забрать щиты и мечи у оружейников, перенести взрывные смеси алхимика, назвать магам точный день и час Начала, перевезти и собрать на выбраных заранее местах катапульты и снабдить их алхимическим негаснущим огнём. Хотя бы за день до атаки оповестить ведьмочек, чтобы они привели в порядок свои мётлы. Причём сделать это всё незаметно для Гвардии и сторонников Герцога в Городе. И — надеяться на удачу и фатальное везение, — он всмотрелся в лица соратников и коротко добавил: — Вот, собственно, и все предложения...
* * *
До Тома донёсся обрывок фразы, сказанной Снежной Кошкой:
— ...Вот, собственно, и предложения... Мне кажется, что запрещать ники в Странном Замке сродни нонсенсу...
— Всё, Кошечка, течёт и изменяется... — с ноткой философской печали заметил ей лис. Но договорить он не успел: вмешался кот неопределённо-рыжего окраса. Раньше Том уже видел его и теперь вспомнил, что того зовут Ёшкиным котом, хотя память и отказывалась подсказать, откуда у него такое имя...
— А, ерунда! — пренебрежительно фыркнул тем временем Ёшкин. — Ничего нового, всё уже было. Как писали классики, история развивается по спирали. Вот что бы Вы думали про запрещение ников и введение ликов? Мол, неслыханно, небывалый случай и пр... А это всего лишь повторение ужасной трагедии, случившейся тыщ эдак пять лет назад: глава трибы австралопитеков Ау-Ых запретил сородичам произвольное именование и ввёл обязательное татуирование выбранных им имён из стандартного его словарного запаса на лбах несчастных. Мучались, бедняги, страшно. Особенно если учесть, что словарный запас главы был весьма и весьма ограничен, так что возникли неизбежные повторения...
Лис снова вздохнул.
— Видимо, нас будут запрещать. Увы, мы теперь запрещённые пушистики.
— Сэнди, Сэнди, Сэнди!!! — вскричал тут кот. — Слушайте, что я придумал!!! Мы создадим группу «Запрещённые пушистики» и будем петь свой невмырущщий хит «Ай-ай-ай-ай, убрали ники, ни за что, ни про что, ники отменили...». Я буду играть на ма-а-а-ахоньких таких барабанчиках, которые на тыковки похожи, Вы будете стукать в тарелки, а Сноу Кэт будет петь красивым голосом. Ну и ещё можно В_В на подпевки взять, он будет петь «Right Suzy, right» и востиком помахивать!
...И это случится всего лишь через три дня.
Будет узкий и длинный зал, куда смогут забраться йуругу, гремлины, коты, гепарды и даже горный олень, но не сможет втиснуться бронтозавриха, так и оставшаяся на внешнем дворе. Не придут на концерт и Комендант Замка Войны со свитой, хотя его бесы будут вертеться тут: как же можно упустить шанс оттянуться и потанцевать под моднявую музычку! Да что там «музычку»?! Под НАСТОЯЩИЙ ШЛЯГЕР!
И вот на возвышении, приспособленном под сцену всего пятнадцать минут назад, появится несколько пушистых музыкантов, и голос конферансье возвестит:
— Группа «Запрещённые Пушистики»! Хит сезона: «Убили ники»!
И грянет песня:
Дохлая лиса не фырчит,
Не мурлычет Кошка назло,
А пушистик без ника не хочет уже ничего...
Только вот без ника не может уже ничего...
Ай-я-я-я-я-я-яй убили ники, убрали ники, убили...
Ай-я-я-я-я-яй ни за что ни про что... ники отменили...
Ай-я-я-я-я-я-яй убили ники, убрали ники, убили...
Ай-я-я-я-я-яй ни за что ни про что... ники отменили...
Словно устав от забот,
Третий день он вести не шлёт,
Ведь пушистик в Замок в маске уже не идёт...
Только он под ликом общаться уже не могёт...
Ай-я-я-я-я-я-яй убили ники, убрали ники, убили...
Ай-я-я-я-я-яй ни за что ни про что... ники запретили...
Ай-я-я-я-я-я-яй убили ники, убрали ники, убили...
Ай-я-я-я-я-яй ни за что ни про что... ники запретили...
Наша Ящер осталась одна,
И тут же позвала Орла,
Он достал плюсомёт и пушистик из мира ушёл...
Даже полудохлый услышал затвор и ушёл...
Ну и что, что без ника...
От ликов как раз и ушёл...
Ну а в спину звезда ему, как файербол!
Ай-я-я-я-я-я-яй убили ники, убрали ники, убили...
Ай-я-я-я-я-яй ни за что ни про что... ники затравили...
Ай-я-я-я-я-я-яй убили ники, убрали ники, убили...
Ай-я-я-я-я-яй ни за что ни про что... а потом вообще удавили...
Ай-я-я-я-я-я-яй убили ники...
Ай-я-я-я-я-яй ни за что ни про что...
Ай-я-я-я-я-я-яй убили ники, убрали ники, убили...
Ай-я-я-я-я-яй а потом он решил и ушёл...
Ай-яй-яй...яй-яй-яй-яй-яй...
Ай-яй-яй...яй-яй-яй-яй-яй...
Ай-яй-яй...яй-яй-яй-яй-яй...
Трудно сказать — смеяться или плакать. Правда сказана, да так зло и ехидно, что хочется рассмеяться... Говорят — смехом против ига власти только и лечатся, на одной шестой части суши так было не только семьдесят семь лет, но и задолго до этого. Но с другой стороны — правда сказана, и ведь сколько их уже, несчастных пушистых бунтарей, не пожелавших носить счастливые маски, и расстрелянных за это в спину из нового, неизвестного и загадочного оружия, метающего звёзды и ввергающего расстреливаемого в Небытие... Даже бесы притихли, почувствовав общий настрой...
— Такая вот печальная песня... — Лис всхлипнул.
— А можно присоединиться к вам? — спросил взявшийся словно из ниоткуда бывший финансист Замка — Всехний Волк. — Только я петь и протестовать не буду, я буду попивать пиво, а иногда обходить столпившуюся вокруг публику с маааахоньким мешочком, всего метр на метр, и собирать денюжку. Пийсятками! По пийсят копийок, таких, как в Великой Орияне! Медных и сверкающих!
— Присоединяйтесь! — обрадовался Сэнди. — Будете народ пугать. Только мы будем только петь, а больше ничего делать не будем. И так у всех есть дело — нет времени, чтобы заняться им.
— Кстати о делах... — Всехний посмотрел в свою записную книжку, ойкнул и кинулся куда-то по коридорам, крича на ходу: — Не начинайте аукциона без меня, милейшие!.. Я уже спешу к вам!..
— Вам сделать шаг что правилен желаю перед гранью... — в спину ему сказал лис. — Замок может сменить Отражение, Власть может смениться или сойти с ума, но Всехний останется неизменным!..
— Когда я не думаю о финансах или прекрасных дамах, то у меня на душе зима, — донеслось из-за угла, куда скрылся бизнес-волк. — А зима — это маленькая смерть!..
— Лето — это маленькая жизнь! — крикнул в ответ Сэнди...
Это всё будет. Будет через каких-то три дня. А пока... Пока лис Сэнди повторил, обращаясь к Сноу:
— Увы, мы теперь запрещённые пушистики. Дайте я поплачу, уткнувшись лисьим носом в Вашу белую грудь. А потом подниму бокал пива за вечно уходящее и вечно приходящее Странное Место, ставшее мне домом.
— Я с вами. Дзыннннььььь... — Сноу подняла бокал пива и чокнулась с лисом.
— Давайте, Сэнди, с Вами на брудершафт выпьем! — тут же влез между ними рыжий кот. — Ну, вздрогнули?
И вокруг заплясали какие-то радужные светлячки, видные только Лису и Кошечке. Удивлённый, обернулся Ёшкин Кот — он тоже обратил внимание. И пока все трое затягивались волшебными напитками, огоньки всё плясали вокруг них, отражаясь в блестящих глазах, полных хороших чувств, любви и дружбы. И эта троица ещё некоторое время потом сидела вместе, и каждый радовался тому, что мы всё ещё здесь, что мы всё ещё вместе. И Лис уже забыл про все эти войны, ведущиеся вокруг — разве это не мелочи по сравнению с нашей дружбой?.. А потом он, смущённо откашлявшись, достал из кармана медные тарелки, ударил в них и затянул, озорно глядя в глаза Кошечки: «Мёртвая лиса не фырчит, не мяучет кошка назло...»
Кошка задумчиво вертела в руках связку ключей. Это были ключи от Башни Замка, оставленные ей Тинсулом. Она всё не решалась туда зайти, там всё напоминало о нём, таком добром, гостеприимном и приветливом.
«А что если...»
— Господа, предлагаю подняться в Башню. Там очень уютно и хорошо. Разожжём огонь, посидим, помечтаем...
Лис и Ёшкин Кот, подумав, согласились. Втроём они поднялись по лестнице, Кошка, напевая на ходу «Лети, напевай мелодию боли, за пазуху неба лети и живи...», открыла дверь и они вступили в мягкий полумрак серой гостиной. В очаге давно погас огонь, на кресла уже успел осесть тонкий слой пыли...
— Как чудесно, — сказал Лис — Я ведь ни разу не был у Тинсула в гостях... Он сумел сделать так, что даже оставленные на автопилот апартаменты всё равно красивы... даже в пустоте...
— Ааапчхи! — чихнул Ёшкин. Отважно разгоняя пыль лапками, он расчистил самое красивое и удобное кресло.
— Присаживайтесь, Сноу! — предложил Ёшкин, явно гордясь собой. Но этого ему показалось мало.
— Я щас! — крикнул он и с залихватским мявом исчез в тёмном углу. Оттуда раздался треск, хруст и лязг...
Лис подошёл к очагу и внимательно поглядел на него, отчего погасшие поленья внезапно вспыхнули и весело затрещали. Приятное тепло побежало по комнате и предметы осветились таинственным светом. Лис шумно втянул мокрым носом воздух и присел на пол, а Кошечка подошла и мягко положила ему лапки на плечи.
— Красиво... — только и смогла сказать она...
— А как вы думаете, Тинсул ещё вернётся? Мне кажется, что да. Может, именно поэтому его Башня сохраняет свою красоту?
— Да, он вернётся и довольно скоро... Он говорил, что вернётся, когда начнут распахиваться Врата... Вернётся, чтобы закрыть их...
— О, — Кошечка неподдельно заинтересовалась, — Вы, Сэнди, в этом точно уверены?
— Абсолютно. Башня не сможет долго оставаться без своего Создателя. Да и Создатель не сможет быть долго вдалеке от своего дома, разве что он построит себе новый. А я надеюсь, что Тинсул останется верен этому Замку, несмотря на всё то, что здесь произошло.
— Было бы хорошо. А что будет дальше? Как Вы думаете, друг мой Лис?..
Тем временем треск, хруст и лязг прекратились, и из тёмного угла выскочил потрепанный Ёшкин с охапкой поленьев и зажатыми в зубах спичками. Посмотрел на горящий огонь, подумал и забросил спички обратно в угол, а дрова сложил у камина...
...В камине весело трещал огонь, Сэнди и Сноу сидели в креслах, а Ёшкин тёрся о краешек платья Сноу Кэт и думал о том, как ему всё-таки хорошо.
А Сноу сидела, смотрела на Сэнди и Ёшкина и думала о том, как хорошо, когда есть такие друзья, хорошие, добрые. Когда вокруг всё рушится и переворачивается, с ними можно просто уйти в Башню и спокойно посидеть, помечтать о своём, поговорить по душам...
— Не люблю я сидеть в кресле! — сказал Сэнди и, вскочив, стал кругами ходить по комнате, тихонько урча и задевая хвостом мебель, отчего пыль, до этого лежавшая на ней, недовольно поднималась в воздух и кружилась, недоумевая, зачем её побеспокоили.
— Что так взволновало Вас, Лис? — Кошечка потянулась, недоумённо посмотрев на ходящую по комнате рыжую фигуру. — Вы так необычно выглядите...
Сэнди задумался. Его грызло какое-то непонятное чувство, ему что-то мыслилось, что он не мог отогнать. Какое-то странное ощущение... Впрочем, они ведь находились практически в сердце Странного Замка. Лис остановился и, обернувшись к Кошечке, спросил:
— Вы не находите, друзья мои, что в Замке что-то не так? Прислушайтесь — это ведь люди шумят внизу. Я даже знаю, в чём дело — вернулся из плавания Корабельщик. Но его никто не приветствует, наоборот, он сам приветствует всех и почему-то ругается направо и налево. Нет, положительно опасно спускаться туда вновь.
Из стены высунулся наполовину полупрозрачный силуэт в берете с крылатой кокардой и мысленно поправил его:
— «Не вернулся, а проснулся... Эх, вот так вздремнёшь за камином, потом проснёшься, а вокруг уже всё иначе, диктатура, война, Смута Белого Кристалла, одним словом... Как будто Саттар и сюда уже прилетел... А чё ругаюсь? А Вас бы так разбудили битвой прямиком в Каминной!..» — и Призрак внезапно покраснел, да так, что багровое зарево залило башню. Но никто этого не заметил: горящий в Башне камин давал ещё более колоритные блики...
Сноу покосилась на силуэт, но промолчала... А возможно — просто не расслышала его мысли. Она, жмурясь, смотрела на игру языков пламени в камине и наслаждалась покоем... Но тут беспокойная мысль пришла ей в голову.
— А как вы думаете, Ёшкин, надолго дров хватит? Не хотелось бы в ближайшее время спускаться в Каминную.
Призрак Корабельщика окончательно вылез из стены и на всякий случай переспросил:
— Дров?! Поверьте, друзья, тех дров, что наломали внизу, надо-о-олго хватит! До нового тысячелетия!.. Вам охапку-другую принести? Мне ведь это несложно: я невидим, пока не говорю... Что вовсе не обозначает, что меня в моменты молчания нету... Так что могу незримой тенью скользить вниз, брать дрова и приносить вам! Вот первая охапка! Так, что у нас там?.. Интересно: древки копий, обрывки какого-то знамени, ножка от стула, огрызок цветка лотоса, кусочек коробки от монитора, восемь прикладов от арбалетов и деревянная статуя вороны... На первое время хватит?..
— Вау! Спасибо. Мы не замёрзнем с Вами.
— Всегда рад помочь! — Корабельщик улыбнулся. — Мы, Призраки, хотя сами по себе и холодны, но тепло любим...
— Пожалуй, пока надо построить небольшой телепортатор отсюда и до подвалов, а вход в башню замуровать, — лис достал откуда-то очки и, нацепив их на нос, принялся ковыряться в куче радиобарахла, сваленного в углу башни.
— Видимо — придётся... — согласился с ним Навк. — Жизнь — суровая штука...
— Свою Принцессу я завтра же эвакуирую, а комнату опечатаю, — тем временем продолжал лис. — Будем жить в сказочной башне на положении Кентерберийских Призраков.
— Или как Кентервильское привидение: изредка взвывая, позвякивая цепями и подрисовывая на полу Каминной кровавое пятно акварелью... Чтобы не забывали... — и он рассмеялся суховатым скрипящим смехом, который только лет сто спустя люди будут сравнивать со скрипом Теней.
— Я это и имел в виду, — вздохнул лис. — Вечно я имена призраков путаю!..
Призрачный Корабельщик рассмеялся, но затем он стал вмиг серьёзным и грустно вздохнул:
— А вообще-то, друзья, знали бы вы, как мне надоели эти побоища внизу! И увы — в том есть и моя вина: в своё время, пока было не поздно, я побоялся взять власть из рук Хоронительницы, а теперь она уже её не отдаст... Да и поздно спасать пациента внизу: я не некромантер...
— Может, ещё всё закончится хорошо, может, это временный кризис... — не спросила, а утвердительно изрекла кошечка.
— Мне бы Вашу уверенность! — вздохнул призрак. — Хотелось бы надеяться, да боюсь, что придётся таки новый Мир создавать... Сказочный... Я даже название для него придумал... Вот посмотрите: Сказка Странного Замка... А правила и традиции и изобретать не надо: возьмём те, что были тут, пока Ник не сгинул, они сами приживутся... Они ведь не синтетические...
— Сказка... — кошечка словно пробовала имя нового Мира на вкус. — Сказка нашего Замка... Здорово! Честно говорю — здорово! Наша Сказка!..
— Ваша... — осторожно поправил Призрак. — Ваша. Я только подарил Вам идею... Рад, что Вам понравилось! Ещё больше буду рад, когда получится!.. Впрочем, надеюсь, вы не станете возражать, если я буду порой проявляться у вас просто чтоб поболтать для души?..
— Конечно заходите! И присоединяйтесь к... нашей Сказке.
— Обязательно присоединюсь! А Вас приглашаю пока на удивительное зрелище: сегодня в часовне у Всехнего Гроба будет молебен о Сгинувших В Подвалах... Вы можете посмотреть его: будет прекрасно видно из окна Башни...
— Хм... Сгинувших? — махнула хвостом кошечка. — Я частенько бываю в Подвалах и могу сказать, что Те Кто Туда Ушли, вовсе не сгинули, они живут и веселятся.
— Да-да, вовсе они не сгинувшие! — вмешался лис.
— Это ТАМ они веселятся... — осторожно возразил призрачный Корабельщик. — А для остального Странного Замка они, оказавшиеся за Вуалью, явно — сгинувшие, ибо голоса их сюда не долетают, да и не видно их тут вовсе... Сгинули до лучших времён, так сказать, кто от Креста, кто от Звезды Небесной, а кто и от Кола...
И с этими словами Призрак растворился в воздухе...
— Обязательно посмотрю, даже на крышу вылезу!.. — и Снежная Кошечка, распахнув незаметные ранее белоснежные крылья, вылетела из окна и, описав пару кругов вокруг башни Тинсула, примостилась за флюгером...
*
Утро ещё только подкрадывалось к Странноместному Замку и, надо сказать, оставалось незамеченным. В глухо капающей тишине промокшего леса негромко раздавался чавкающий звук конских копыт, ступающих по грязи. Рядом с опушкой, на фоне неба смутно вырисовывался силуэт недостроенного, в лесах, Храма Всехнего Гроба. Над землянкой партизана возвышалась Снежная Баба, о которой шёпотом говорили, что по ночам, когда силы зла властвуют над миром безраздельно, она повадилась гулять по Болотам Великого Хаоса, воя точно кокер-спаниель и окликая какого-то Лорда, не то Баскервиля, не то Морока... Миновав могилу Тпруфундукевича, седьмую и последнюю на этой дороге, небольшая процессия подъехала к недостроенному Храму и остановилась.
— С коней, рыцари Всехнего Гроба из клана Гробовников! — скомандовал важно первый всадник. Подавая всем пример, он просто опустился на землю сквозь тело коня. Ошеломлённый таким поведением в своих лучших чувствах, конь немедленно упал в обморок.
— ГринПыса на Вас нет, господин Магистр, — съязвил, с кряхтением сползая со своей рыжей кобылы, Саттарис. — Почто животину тираните?
— Ничего-ничего, — ответствовал Навк. — Оклемается до свадьбы.
— До чьей? — удивился Девил.
— А я знаю...
— А я знаю, что я против! — фыркнул, мягко спрыгивая на землю, Чешир. — Всё это отдаёт провокацией и святотатством... Или святокацией и провокатством?
— Вы всегда будете против, — ухмыльнулся Саттарис. — А надо что-то делать, иначе придётся что-то решать.
Тихо переругиваясь, все вошли в недостроенный левый неф и, лавируя между кучами кирпичей и мешками с цементом, пробрались к алтарю, украшенному знаком Св. Востика на фоне сверкающей золотой Пийсятки. Обратившись лицом к Всехнему Гробу, все Гробовники сбросили плащи и остались в парадном облачении Ордена. Мрачно мерцали панцири, позвякивали рыцарские цепи. Магистр Навк де Ла Талала и Лорд Капитан-Командор Саттарис возложили на алтарь Печать и Ключи от орденской казны. Затем прозвучал громкий призыв, который гулким эхо отдался в незавершённых сводах:
— Ныне же помо-о-о-олимся!
Навк заворчал чего-то про Вечные Корабли, а Саттарис от неожиданности зачастил:
— Veni Creator Sрiritus, mentes tuorum visita, imрle suрerna gratia, quae tu creasi рectora. Qui diceris Paraclitus, altissimi donum Dei...
Чешир зашипел на Девила и пнул его увесистой лапой в область пониже панциря.
— Ой! — окончательно обалдел Саттарис и «сменил пластинку». — Во имя Всехнего Гроба, што от инаго Гроба всякаго своею общностию яко же и демократичностию отличие иметъ, да силою Святаго Востика, што одною пийсяткою пять хлебовъ и семь рыбъ купити можетъ, ныне призываемъ благословение Всехнего иже Святыхъ великомучениковъ, блаженнаго Адо и блаженнаго Тпруфундукевича, на всякого истиннаго странноместца иже с семьёю своя и потомки. Да воспросимъ такоже во Подвалахъ Замка СМнаго успения и успокоения всемъ мятущимся Душамъ, котрыи иже от плюса али звезды небесныя али кола стограннаго повылетаху, понеже именамъ своимъ истиннымъ не изменяху. Такоже воспросимъ блаженнаго вразумления во головы и иныя органы думательныя всякаго во саду Эсэмскомъ одержимаго яко же и оскорбленаго. Иже воспросимъ вывести насъ изъ искушения властию и отпустити всяческия прегрешения всемъ во Эхе сущимъ. Аминь.
Над Странным Местом медленно и неохотно всходило бледное декабрьское солнце. Наступал новый день.
* * *
День, как всегда здесь, в Коконе, был понятием относительным. Всё тот же зеленоватый болотный туман клубился в вышине, воронкой сходясь к крыше Замка Герцога. Всё так же неизвестно откуда пробивался свет. Слабый свет без источников, рождённый не солнцем и не лампами, а словно возникший из гниения болотной жижи, заменяющей тут небеса.
Всё так же на Верхней Смотровой Площадке бродили молодые жители Кокона. Всё так же болтали о чём-то неугомонные близнецы Томми и Тимми. Да, сегодня они уже ЗНАЛИ, что они Томми и Тимми, а не Кирюшка и Андрюшка, как пару дней назад. Странный незнакомый паренёк возлёг на каменном парапете и лениво приподнимал и опускал руку, как дракон пробует крыло перед долгим и трудным полётом. А золотые глаза его скучающе рыскали из стороны в сторону, пока не наткнулись на невиданное зрелище. Тут же взгляд незнакомца стал осмысленным и даже колючим, намертво вцепившись в поднимающегося на Смотровую Площадку Джереми.
Да, сегодня юный смутьян не просто «вышел проветриться под спиральными облаками», он тащил за собой нечто громоздкое и угловатое, завёрнутое в тряпицы и лоскуты.
Остановившись у края площадки, Джереми передохнул, вытер пот...
...То, что было в его пакетах, не поддавалось описанию. Казалось — он вернулся с охоты, настреляв кучу страусов и фламинго.
Малыш, глядя на это, медленно и с удивлением спросил у Ника:
— А разве фламинго едят?
— Нет... — в тон ему ответил юный Дракуля, — Но я не думаю, что Джереми подстрелил птицу просто из спортивного азарта.
— Он вообще не стрелял никого, — подключился к беседе парень на парапете, — Он вырастил эти перья у себя в комнатке, просто пожелав, чтобы они росли в цветочных горшках из воткнутых в землю пушинок и перьинок, выпавших из подушки. Перьевые кусты, кажется, у него вышли на редкость плодовитыми...
— А откуда ты это всё знаешь? — невинно поинтересовался Малыш. — Ты следил за ним?
— Можешь считать, что я просто ЗНАЮ... — усмехнулся незнакомец, — Так здесь, кажется, принято объяснять всё необъяснимое...
Джереми тем временем расстелил на камнях здоровенные крылья. Два огромных, и два чуть поменьше. Посмотрел, сощурившись, на башню Герцога, сплюнул вниз. А затем сбросил с себя всю одежду, оставшись лишь в своих синеньких плавочках. Да ожерелье на шее болталось.
Двигаясь точно и быстро, словно всё отрепетировал заранее, загорелый мальчишка пристегнул короткие крылья к ногам, где они превратились в раздвоенный птичий хвост, а крылья побольше — к рукам. Подтянул последний раз ремешки и шагнул вниз с площадки, как мальчишки прыгают в очень холодную воду: быстро и решительно.
Хлопнули, принимая ветер, крылья. Миг — и вот уже Джереми летит, набирая высоту. Выше и выше. Плавно поводя ногами, он осторожно обходил столбы, украшенные статуями. Один, другой, третий...
Когда он облетал «Двух Футболистов» — Ника кольнуло тревожное предчувствие. Точно: Джереми был в небе не один! Быстро приближалось нечто громадное и белесое даже в зеленоватых сумерках Кокона. А на этом белесом сгустком тьмы угнездился рыцарь-всадник в чёрных, как у Герцога, доспехах. И красный огонёк мерцал в прорези шлема, напоминая свихнувшийся сканер или воровато бегающие светящиеся глазёнки.
Белёсое месиво под всадником постепенно прояснилось, превращаясь в костяного дракона с паутинками перепонок на крыльях. Чудовище равнодушно неслось вперёд, грациозно обходя столбы колонн. Казалось — такая туша собьёт их, уронив статуи на головы уличных горожан, ан нет! Ловкость и изящество поражали.
— А чего вы удивляетесь? — спросил незнакомый паренёк на парапете. — Драконы — самые ловкие и изящные существа в мире.
Говоря это, он по-прежнему оставался к Джереми и его преследователю спиной, глядя на Ника. Поймав удивлённый взгляд, пояснил, не дожидаясь вопроса:
— Воздушные сцены прекрасно отражаются в твоих глазах, мальчик.
Пока Ник удивлялся, его тёзка-Малыш вытащил из сумки трофейный шлем. Почти такой же, как у всадника, только чуть более изящный и вычурный. Но надеть его на голову не успел: Ник взял шлем из рук друга и, не забыв сказать «Спасибо», напялил на свою голову.
Смотреть в таком шлеме было неудобно: странные цвета раздражали. Но чёткость была неимоверной, на драконе не то, что каждая косточка — каждая жилочка и каждая паутинка на крыльях видна!
Из ниоткуда прозвенел холодный голос:
— Слушаю, капитан.
Ещё не поняв, что к чему, и повинуясь лишь наитию, Ник внятно произнёс:
— Прекратить преследование объекта в загромождённом районе! Операция отменяется!
— Слушаюсь! — всадник пристегнул секиру к поясу и направил дракона куда-то назад, в ту мглу, откуда он прилетел.
— Надеюсь, они нескоро разберутся, что их надули, — сказал Ник, сняв шлем и следя на манёврами Джереми, почти подобравшегося к запретному замку.
— А почему ты решил помочь летуну? — прямо спросил Ника незнакомец.
— А так монетка выпала, — огрызнулся Ник и с ехидцей добавил: — Так, кажется, во Внешнем Мире принято объяснять необъяснимые поступки?
— Именно так, — с видом знатока подтвердил незнакомец.
— Ник, — спросил Малыш, — А разве сил рук человека хватает, чтобы крылья удерживать, да ещё и махать ими?
— Не хватает, разумеется, — ответил за него возлежащий на парапете. — Но Джереми — не «просто какой-то человек». Он — Пятый Мир.
— Пятый кто?! — хором выдали оба Ника.
— Пятый Мир. Понятие. Скажем так: есть День, Ночь, Свет и Мрак. И их производные Тени, разумеется. А есть Пятый Мир. Это не мир, не территория, а просто понятие. И есть люди, несущие в себе этот мир, это понятие. Люди — Пятый Мир. В Дне техника работает, но не действует магия. в Ночи работает магия, но не работает техника. В Мраке техника и магия содружествуют во имя разрушения. В Свете — тоже содружествуют, но во имя созидания. В Тени техника портит магию, а магия ломает технику, но никто никого одолеть не в силах, не вызвав в конце-концов Реверс. А Пятый Мир — это Победители Невозможного. Если такой человек хочет чего-то невозможного, но при этом НЕ ЗНАЕТ, что это невозможно — то это становится возможным, причём не только для него и в этот момент, а и для всех, и навсегда! Так что лишние знания для представителей Пятого Мира не благо, а смертный вред! Джереми, к примеру, не знает, что такие крылья сломали бы ему руки и он рухнул бы вниз. И в результате теперь не только он, а любой на подобной конструкции сможет летать! А потом пусть учёные объясняют этот феномен пружинными взаимодействиями и прочей чепухой. А с другой стороны — он ЗНАЕТ, что без крыльев летать невозможно. И потому не попробовал даже левитировать. А жаль.
— Почему жаль?
— Да потому что тогда левитация стала бы общедоступной! — хмыкнул незнакомец. — Кстати, неправильно умерший в мире без смерти рискует стать бессмертным, а то и вечным... — ни к селу ни к городу добавил он. А затем взлевитировал на полметра над парапетом, прищурил свои золотые глаза, зрачки которых утратили свою округлость, вытягиваясь в подобие песочных часов, и вздохнул:
— Ладно, всего хорошо в меру. Мне пора просыпаться. Прощайте!
И с этими словами растаял в воздухе, рассыпавшись золотистой пыльцой.
Тем временем Джереми уже пикировал на верхнюю площадку Башни Герцога.
Каменная громада словно ожила. Вытянувшись, каменные глыбы плавно перетекли в стволы батарей излучателей. Рявкнули залпы.
Пепел.
Пепел, кружащийся, как перья подбитой птицы.
Пепел, ещё хранящий прожилочки каждого пера и каждого ремешка.
И снова в небесах никого. Лишь небесное болото, воронкой втекающее в крышу Башни, умеющей убивать внезапных вторженцев и незваных посетителей...
— Пепел — не труп... — задумчиво сказал подошедший откуда-то Олег. — Не возродится. Неправильно он умер...
* * *
— «Что-то тут неправильно... — Снежная Кошка посмотрела на Сэнди и Ёшкина, на опять неожиданно появившегося Корабельщика, на очаг и кресла. — Чего-то тут не хватает, — подумала она. — И какие все они грустные... Ой, скоро же праздник! Эврика! Здесь не хватает запаха хвои, предчувствия праздника!»
— Подождите минутку! — сказала она и быстро выскользнула в окно, дабы миновать Каминную. Вскоре Сноу Кэт появилась с охапкой еловых веток (целую ёлку было не утащить). Она прикрепила пушистые ветки на стенку над очагом, расправила их. В отблесках огня, словно искры, горели на иголочках капельки воды. По гостиной распространился мягкий запах хвои.
В неплотно прикрытую дверь просунулась мордочка Джестера... Он потянул носом...
— О! Да у Вас здесь праздник! А почему без меня!?! — он влез в комнату и уставился на всех своими длинными ресницами. — Я тоже на праздник! Я тоже на сказку! И я! Ну что Вы молчите?! — и, уже тише — Можно, а!?
— Конечно! Присоединяйтесь.
— Ага!.. — Джестер протиснулся целиком,— Я, можно сказать, вас за язык не тянул, так что сами виноваты... Сноу, где тут самое тёплое место?
— Вон в том кресле, у очага, присаживайтесь.
— Гм... ладно.
Джестер подходит к креслу, запрыгивает туда и крутится, пытаясь устроится... потом ворчит что-то типа «а подушки?» и утихает, сквозь полуприкрытые веки глядя на игру огня...
Сноу, улыбаясь, принесла из спальни пару шёлковых подушек.
— Вот, возьмите, — и она протянула подушки Джестеру.
Джестер подмял подушки под себя, посмотрел на Сноу... вытащил одну и приглашающе моргнул.
«Какой же он всё-таки милый,» — подумала Сноу. Она присела рядышком на подлокотник кресла, в котором устроился Джестер.
Джестер непонимающе моргнул, посмотрел на подушку в своей лапе, потом на Сноу и, разочарованно махнув хвостом, пристроил свою мордашку себе на лапы.
— «Кстати, а давайте как-нибудь украсим гостиную? Еловые ветки уже есть, что бы ещё такое принести, чтобы и красиво, и не нарушало элегантности интерьера?»
— Мини-ёлку, — почти не думая ответил Джестер. — И гирлянды. И огоньки. И ещё нужны тени...что встретятся здесь...
— Будут, — усмехнулась Снежная Кошечка. — Вот зажжём свечи...
— Точно! Свечи! Сноу, Вы — гений! — Джестер улыбнулся так, что вызвал бы зависть даже у Чеширского Кота... — Причём белый гений! Белая... — поправился он, смутившись...
Вскоре он уснул, убаюканный мягким мурлыканьем Сноу. Она нежно взглянула на него и осторожно, чтобы не разбудить, укрыла тёплым пушистым одеялом.
Джестер во сне мурлыкнул и без промаха лизнул склонившуюся Сноу в нос.
На улице было холодно и слякотно. Дул ветер, и только одна фигура застыла на старой могиле, словно изваяние. Он был, как всегда, в тени, и никто вновь не мог рассмотреть лица этого таинственного обитателя странноместья.
Слабо светясь, Навк застыл рядом с сидящим на камне. Заговорил без предисловий:
— Уважаемый Тпруфундукевич, не кажется ли Вам, что на этот раз Всехний превзошёл самого себя?! Я думал, он шутит, но его выходка сработала, вогнав Бронтозавриху в летаргический сон!
— Ох, а его самого вновь разместила по тут сторону могильной плиты... — вздохнул сидящий на могильной плите и скрытый тенью дерева силуэт. — Гуляет ветер по СМ — ледяной, безжалостный. В результате всех этих передряг Странное Место выстыло и потеряло большую часть своего уюта. Мудрый огонь в Каминной уже никого не согревает, да и сама зала пустует.
— Огонь и не может согреть, — вздохнул Навк. — Камин не горит. Поверьте тому, кто за этим камином живёт... Вместо огня Хоронительница вставила фанерку с нарисованным пионерским костром и надписью: «Огонь в Камине по-прежнему горит, что бы ни утверждала оппозиция! Несогласные с моим утверждением будут изгнаны из Замка навсегда или расстреляны за конюшнями. Хранительница Очага.» Хорошо хоть, что сейчас она спит и не может мешать нам жить.
— Навк, воспользуемся же возникшей возможностью (даже полгода — срок немалый!) и постараемся сделать всё, чтобы хоть немного заполнить этот вакуум теплом собственных душ, а? Иначе бездуховность и злоба расцветут здесь пышным цветом. Ведь, как известно, на пустыре быстрее всего вырастают тернии... Всехний, конечно, гениален и неподражаем, как всегда. Но одним Всехним сыт не будешь, правда?
— Вы правы... Тем более что ещё остались Советники... О, а вот и один из них! К счастью — этот нам не вредит...
С неба пикировал птеродактиль с пристёгнутой кобурой, в которой болтался именной плюсомёт.
Пронесясь над говорящими, Ксандр умчался к пруду, пронёсся над водой к Саду Камней, где Саттарис о чём-то болтал с молоденькими эльфявками, дородными эльфинами и пауком Дормидонтом — журналистом и издателем «Мохнатых Новостей» — единственной в данный момент газеты Замка.
— ...и как Вы считаете, действительно она сошла с ума, или есть ещё надежда? — донёсся до Советника финал фразы эльфявки.
— Я не буду отвечать на Ваши вопросы, — поправил берет Саттарис. — Я просто почитаю Вам стихи. Гумилёва. Есть у него «Сказка». Кажется — он за меня ответил на все Ваши вопросы... И не только на них... А с другой стороны — я просто цитирую классику, а не «обсуждаю действия нынешних Властей Странного Замка». Итак, Николай Гумилёв. «Сказка».
Саттарис попытался принять театральную позу, но вдруг опустил простёртую было руку, сморщился, и устало присел на камень. Заговорил тихо, словно сам себе:
На скале, у самого края,
Где река Элизабет, протекая,
Скалит камни, как зубы, был замок.
На его зубцы и бойницы
Прилетали тощие птицы,
Глухо каркали, предвещая.
А внизу, у самого склона,
Залегала берлога дракона,
Шестиногого, с рыжей шерстью.
Сам хозяин был чёрен, как в дёгте,
У него были длинные когти,
Гибкий хвост под плащом он прятал.
Жил он скромно, хотя не медведем,
И известно было соседям,
Что он просто-напросто дьявол.
Но соседи его были тоже
Подозрительной масти и кожи,
Ворон, оборотень и гиена.
Собирались они и до света
Выли у реки Элизабета,
А потом в домино играли.
И так быстро летело время,
Что простое крапивное семя
Успевало взойти крапивой.
Это было ещё до Адама,
В небесах жил не Бог, а Брама,
И на всё он смотрел сквозь пальцы.
Жить да жить бы им без печали!
Но однажды в ночь переспали
Вместе оборотень и гиена.
И родился у них ребёнок,
Не то птица, не то котёнок,
Он радушно был взят в компанью.
Вот собрались они, как обычно,
И, повыв над рекою отлично,
Как всегда, за игру засели.
И играли, играли, играли,
Как играть приходилось едва ли
Им, — до одури, до одышки.
Только выиграл всё ребёнок:
И бездонный пивной бочонок,
И поля, и угодья, и замок.
Закричал, раздувшись, как груда:
«Уходите вы все отсюда,
Я ни с кем не стану делиться!
Только добрую старую маму
Посажу я в ту самую яму,
Где была берлога дракона».
Вечером по берегу Элизабета
Ехала чёрная карета,
А в карете сидел старый дьявол.
Позади тащились другие,
Озабоченные, больные,
Глухо кашляя, подвывая.
Кто храбрился, кто ныл, кто сердился...
А тогда уж Адам родился,
Бог, спаси Адама и Еву!
* * *
— Боги, спасите меня и помогите, кому из вас сейчас не лень и кто может! — Ориэлла, как всегда, не задумывалась, какие боги каких религий ей были бы сейчас полезнее, и обращалась ко всем скопом, в надежде, что нужные-то её и услышат.
Вздохнув ещё раз и набираясь решительности, она толкнула дверь и вошла.
На неё из сумрака комнаты взглянуло бледное лицо Белого Мага.
— Вам чего, девушка?
— Золота, и побольше. В монетах, — скромно ответила сестра Олега.
Пожалуй, прозвучи эта фраза в современном мире — её приняли бы за попытку ограбления. Но маг сразу уловил суть заказа, и невесело улыбнулся:
— Смешные люди... Платите за колдовское золото больше, чем потратили б на добычу простого, настоящего.
— Но мне нужно именно магическое, — упрямо возразила девушка.
— Клиент всегда прав, даже когда не прав, — усмехнулся маг, блеснув вампирским клычком. — Вам золото из свинца или из ртути?
— Из дерьма... — Ориэлла поглядела на расширившиеся от неожиданности глаза мага и добавила: — Из собачьего дерьма.
— Но зачем?!
— И не просто из дерьма. Надо, чтобы ровно через три дня всё это золото расколдовалось и снова стало тем, чем было...
Теперь маг заулыбался:
— И над кем прекрасная леди собирается так зло подшутить?..
— Я буду платить им Чёрному Магу, Вашему конкуренту.
— Вау! Ради такого наслаждения я сделаю Вам полный кошель такого золота совершенно бесплатно! Удовольствие увидеть моего недруга в собачьем дерьме того стоит!..
В доме Чёрного Мага всё было без изменения. Пожалуй, только исчезли пузатые бутыльки и колбы, содержимое которых ушло на странное зелье, заказанное этим мальчишкой. Интересно, для чего этому юнцу понадобилось столько ингредиентов? Да ещё — говорят, он заказал у ювелиров щиты из серебра и свинца. На оборотней с духами он, что ли, собрался?..
От неразрешимых вопросов мага отвлекли тихие шаги и скрип двери. Странно — но колокольчик не звякнул.
Обернулся.
В дверях стояла молоденькая девушка, осторожно вертя в руках тот самый злополучный колокольчик.
— Это Ваше? — спросила она вместо приветствия. — Видимо, Вы его обронили, когда в прошлый раз из дома выходили... Вот... я его подняла. Так он точно Ваш?..
— Мой, — вздохнул маг и протянул руку. — И что же барышня желает получить в качестве вознаграждения?
— Вашу улыбку, — грустно сказала она. И добавила робко: — Я, вообще-то, не колокольчик возвращать пришла. Я заказать у вас кое-чего хотела бы...
— Приворотное зелье?.. Хотя нет, такой красавице оно без надобности. Отворотку от надоевших ухажёров? А то без магии их трудно отвадить такому хрупкому созданию...
— Боевой амулет, — скромно произнесло хрупкое создание. — Самый мощный из имеющихся.
— Ого! — брови мага поползли вверх, уступая место округлившимся глазам. — А если не секрет, какой квартал нашего города так прогневил милую леди?!
— Ой!.. — девушка о чём-то задумалась. Потом уточнила: — Так, говорите, одного амулета хватит на один квартал?..
— Увы, только на один, девушка.
— Не, я имела в виду — НА ЦЕЛЫЙ КВАРТАЛ?!
— Ага, это уже обнадёживает! — усмехнулся маг. — Так кого должен уметь остановить амулет?
— Ну-у-у, всадника, например. Или... Или кого-то примерно того же размера...
Маг достал из-под стола ящичек, открыл его и принялся выкладывать на стол завёрнутые в шёлковые тряпицы диски, шарики и треугольнички.
— Та-а-ак, вот это, пожалуй, подойдёт. Останавливает даже опьяневшего грифона. Всего сорок монет. Или вот этот, этот сделает жертву невесомой, и пускай барахтается под куполом Кокона, пока пощады не запросит... А вот этот — меч в глину превращает... И нож может превратить... Только Вам я его, девушка, не советую: это благородные мечи он в глину обращает, а ножи разбойничьи считает исключительно навозом... Так что рискуете испачкать платьице.
— А вот то что за диск?
— Э-э-э, какая шустрая! Это и есть боевой амулет. Только тебе он без надобности: могуч, даже слишком. Зато предложу к первому из талисманов ещё и охранный оберег-браслет. Тридцать монет — и можете пытаться остановить коня вручную. Я имею в виду — успешно пытаться.
— А воды святой ещё можно заказать?
— Никак черти тебя беспокоят! — пожал плечами маг. — Впрочем, кто платит, тому хоть копыто Вельзевула, фаршированное чесноком с осиной. Подождите, я сейчас в подвал, вода у меня там. Вам серебряную или заклятую?
— А в чём разница? — поинтересовалась покупательница.
— Серебряная на две монеты дороже. А так — одинаково работают. Я так понял, Вам заклятую?
— Серебряную, — девушка достала кошель, от габаритов которого глаза мага вновь полезли на лоб.
— Понял, понял, уже бегу! Одна нога тут, другая... тоже тут, но скоро!
— А Вы не торопитесь. Лучше выберите покачественней, а то обижусь и второй раз приду таки за Боевым... для Вас... — девушка старалась выглядеть грозной, правда это у неё не очень-то получалось. Как у розы, желающей испугать тигров или львов...
Но, стоило магу скрыться в подвале, как напускная сердитость сменилась живым интересом, а руки девушки словно зажили своей жизнью. Куча браслетов, колечек, какие-то клипсы с розовыми камушками-капельками, ожерелье с вложенными друг в друга кольцами и хрустальным шариком, диски амулетов, обереги и прочая мишура резво перекочевали в её сумочку и кармашки.
— А вот и вода, милая девушка! — маг наконец-то появился в комнате. — Это будет ещё десять монет. Итого, с Вас девяносто монет.
Сперва девушка хотела машинально поправить его, что не девяносто, а восемьдесят, но потом решила, что, прикидываясь простушкой, она более беспрепятственно покинет дом мага с полными карманами, и поэтому послушно отсчитала девяносто кружков «золота»...
Она направилась к выходу, и ей показалось, что время нарочно замедляется, оттягивая тот момент, когда дверь захлопнется за её спиной.
* * *
Время бежало быстро, так что двое друзей даже не заметили, как на улице окончательно стемнело и на небе зажглись звёзды. Сноу рассказывала Лазевскому разные истории из своей жизни, а тот изредка вставлял свои комментарии — словом, беседа сама собой приняла тот темп и смысл, что присущ большинству бесед на дружеских встречах. Часов в башне Тинсула не было, поэтому друзья замолкли лишь при виде лунного света, начавшего заливать комнату...
— Кошечка, а не хотите ли Вы подняться на крышу этой чудесной башни? Посмотрите — как сильно светит сегодня Луна...
— Это потому, что нет уже Всехнего Волка здесь — и Луна грустит о нём. Пойдёмте присоединимся к её грусти...
И они поднялись мимо спален, где во сне тихонько царапал лапками одеяло Ёшкин, мимо таинственных рабочих комнат Тинсула, где тот занимался своими любимыми волшебными делами — поднялись, стараясь не шуметь, до люка, открывавшего вход на парапет башни. Это была, наверное, самая высокая точка Замка, где могло бы находиться благородное разумное существо в относительном комфорте. По крайней мере друзья встали так, что верхний конус башни загораживал от них весь остальной замок.
Луна сияла прямо над головой — её размеры были в несколько раз больше, чем обычно — казалось, она пытается внимательно разглядеть это странное место, заглянуть из-под тишка в окна Гостиной... Но по случайности только двое, стоящие на башне Тинсула, встречали её взгляд, смотря на неё с ответной заботой и любовью.
Когда они насытились лунным светом и свежим ночным воздухом, пришедшим под нежными, но сильными дуновениями вечернего ветра на смену воздуху, отравленному битвами и спорами, Сноу тихо произнесла, обернувшись к Лису, обнявшему её за талию:
— Друг мой, как Вы смотрите на то, чтобы оставить мадемуазель Селену наедине с собою?
— Замечательно, — эхом отозвался Лазевский. Они помахали на прощание Луне руками и спустились вниз, затворив за собою люк. Спускаясь вниз, они прошли мимо спальни Кота, что уже перестал издавать какие-то звуки, различимые на фоне еле доносящихся непрестанных дискуссий в Каминной. Сноу, как и Ёшкин, не стала занимать спальню Тинсула, а решила улечься в спальной для гостей, а Сэнди решил улечься в одной комнате с Ёшкиным. Пожелав приятных снов миледи кошачьей породы, Сэнди, стараясь не скрипеть, аккуратно спустился вниз, заботливо расправил чехлы на креслах, нежно дунул на свечи, отчего они тоже улеглись спать, поправил дрова в камине Гостиной. И тоже пошёл спать...
Утром Ёшкин, естественно, пробудился первым. Обнаружив невдалеке от себя тихонько похрапывающего Лиса, он перелез через него и стал приводить себя в вид, подобающий джентльмену, то есть умываться, при этом деловито поглядывая на окружающую обстановку. Когда дело дошло до пушистых задних лап, с кровати раздалось вальяжное зевание пробудившегося Лиса.
— Ах, как поют зимние птицы за окном! — как обычно переврав спросонья, Сэнди пропел строчку из стихотворения.
— И не говорите, друг мой. Поют и поют, чтоб им пусто было — с хитрецой ответствовал Кот. Вот если бы я был там, а они были тут — а лучше и мы и я в одном помещении без бьющихся предметов — совершенно другое дело. А так от их существования польза лишь эфемерная, и даже сомнительная, пока мы не найдём еду на завтрак.
С этими словами Ёшкин спустился вниз и обнаружил камин погасшим. Возмущённо взбежав вверх по лестнице, он поведал об этом Лису и послал его в кухню приготовить что-нибудь, сам побежав за припасами. Вместе они соорудили чудесный завтрак и принесли его «в постель» Кэти, которая тем временем проснулась от ароматов, доносящихся с кухни. Они позавтракали, и Кошечка, укрывшаяся покрывалом, рассказывала Ёшкину о вчерашней луне. А потом они вместе опять спустились вниз, чтобы решить, что делать дальше после столь торопливого бегства...
Время близилось к обеду. Друзья решили, что всё утихомирилось, и решили послать гонца вниз, чтобы сообщить собравшимся о своем решении остаться в башне и закрыть вход для всех людей. Лис с готовностью вызвался на эту роль, поскольку, несмотря на необычную внешность, опыт общения с людьми, по его словам, он имел. Присутствующие не стали возражать, тем более что из внешней стороны двери, закрывающей вход в башню, Сэнди вытащил три застрявших в ней ещё тёплых плюса. Договорившись с уходящим пушистым, полным достоинства лисом о секретном пароле, Ёшкин закрыл дверь за все засовы и подпёр для гарантии железной чушкой, валявшейся неподалёку. Кот вернулся в гостиную и сразу почувствовал чьё-то присутствие. Не в силах дальше скрываться, у камина возник Саттарис. Подождав, пока смолк хлопок и сквозняки унесли запах серы, он отвесил поклон.
— А вот Девил вам для компании не нужен? — заискивающе поинтересовался Саттарис. — Пульку бы расписали... А то ведь там внизу все безлюднее и безлюднее становится... Кого отстреливают, кто от стреляющих прячется... На второго «Еретика» похоже...
— Заходите! — улыбнулся Ёшкин. — По всем организационным вопросам к Кошечке, она у нас Великий Комбинатор будет... — Кот обменялся со Сноу быстрыми взглядами, и они звонко рассмеялись. — А похороны получились весьма неплохие, хотя в целом зрелище и печальное. Кстати....
Девил пожал плечами, и, не дослушав следующее за «Кстати...», зачастил:
— I-eru i or ilye mahalmar tennoio.
— Оххх... — вздохнул кот. — Я не смогу Вам достойно ответить, поскольку русско-квэнийского словаря под рукой уже нету, и Сэнди, свободно говорящего по эльфийски, чтоб перевести — тоже, — он виновато улыбнулся. — Рискну предположить по смутно знакомым корням, что Вы в чём-то и правы. Расшифруйте, Девил? Пожалуйста...
* * *
— Расшифруйте, Командор? Пожалуйста... — единственное, что Ник понял из фразы Красса, сказанной в волнении — это имя «Джереми» и то, что звучала реплика, скорее всего, на староголландском.
— Смерть Джереми, смерть «взаправду», без воскрешения, и стала тем камушком, который сдвинул лавину, — перевёл за командора Малыш.
— Ты знаешь этот язык? — изумился Ник.
— На нём говорил один из моих предков, Элиот.
— Тс-с-с, — Красс приложил палец к губам, призывая детишек молчать.
Разговаривать громко было действительно опасно: они засели, можно сказать, на передовой. Точнее — над передовой, на крыше. До боя оставались считанные минуты.
Возможно, в Гвардии Чёрного Герцога служили живые мертвецы, как считали одни. Возможно — демоны, призванные из преисподней, как думали другие. Но одно можно было сказать точно: богатой интуицией они не обладали. Как и телепатией, впрочем. Они стояли на своих постах, как всегда неподвижные и невозмутимые, ни о чём не переживая и ничего не предчувствуя. Их горящие красные глаза методично обшаривали площадь перед воротами, но, похоже, ничего подозрительного пока что не находили.
Но вот лавина повстанцев хлынула на площадь сразу из всех улиц. Впереди гордо вышагивали потомственные дворяне, сверкая доспехами и отполированными до блеска мечами. За ними — оружейники, мастеровые, ремесленники. Затем уже катился «просто сброд» — те, кому после победы было обещано поставить по бутылке.
Гвардейцы среагировали моментально. Их строй превратился в клин. Клин заполнился выбегающим из замка подкреплением.
— Мы желаем видеть Чёрного Герцога! — проорал в жестяной рупор Шарль де Батц де Кастельмор, поглядывая на окна Замка и раздумывая, не лучше ли было всем пробраться через канализацию и тихо вторгнуться во дворец, добраться до Герцога и с мечом у его горла заставить его отречься. Впрочем, в том плане было два существенных недостатка: во-первых, никому не хотелось лезть в сточные трубы, а во-вторых, дворец большой, да и растущий из него замок герцога — штучка немаленькая и наверняка с тучей чёрных ходов. Как там отыскать правителя, не натолкнувшись на стражу?..
Удивительно — но вызов возымел силу. Клин раздвинулся в обе стороны слажено, без заминки, и навстречу воинственной толпе вышел сам Герцог. В таком же, как и его гвардейцы, шлеме, но в богато отделанных золотом чернёных доспехах.
— Ты видишь то, что вижу я? — ткнул Ника в рёбра Малыш.
— Герцога вижу... Или ты о чём, Николка?
— Да о том, что этому доспеху больше подошёл бы шлем из моей сумки... А тот он напялил, потому что не знал, куда делся его...
— Вау! Круто! Ты хоть понимаешь, что это значит?..
— Что мы спёрли шлем Герцога у того, кто спёр его...
— Нет, малыш! Это значит, что заговор против Герцога мы обсуждали в его собственной городской квартире!..
— Ну-ну...
Тем временем Герцог заговорил низким приятным голосом:
— Чем могу быть полезен? Готов выслушать ваши жалобы, ежели таковые имеют место быть.
— Выслушать-то готов, а вот про удовлетворение не говорит, — шепнул Эвилу Олег. — Хитрый...
— Наши требования просты, — заговорил Шарль, не опуская рупора. — Ваша немедленная и безоговорочная капитуляция и отречение от престола. В противном случае...
— В противном случае ЧТО? — насмешливо перебил его Герцог и поднял руки.
Повинуясь его жесту, в воздух поднялись драконы.
Разумеется, после истории с Джереми все уже знали, что у Герцога есть свой дракон. Но вот что он не один...
Три скелетоподобных туши зависли в воздухе, грузно взмахивая крыльями и противно поскрипывая костями. На каждом восседало по гвардейцу.
Новый жест. И вослед взмахам вперёд сорвались со своих мест драконы.
— Разойдитесь! Очистите площадь, и я подумаю над тем, чтобы пощадить вас!
Взмахнул рукой Красс. В ответ орудийный расчёт зажёг шар смеси и дёрнул за рычаг катапульты, установленной за его спиной на крыше ближайшего ко дворцу дома.
Огненный шар встретился с одним из драконов и разорвался. Костяная туша, разваливаясь на лету, рухнула в замковый двор, дёрнулась пару раз конвульсивно и замерла, продолжая гореть.
Увы — две остальные катапульты промазали. Их заряды выбили стёкла в Замке герцога и стекли огненными лужицами по стенам.
Драконы полыхнули смрадным облаком. Зеленоватое, оно опускалось на толпу.
— Кислота... — судорожно всхлипнул Олег.
Пока мальчишка думал, что лучше бы с сотоварищами полез в подземелья, Эвил вскинул руку и дунул на неё со всех сил. Со стороны это смотрелось наивно: мальчик пытается сдуть облако кислотных паров размером с площадь. Но Эвил был не «просто мальчик». Поднялся ветер, и зеленоватое облако, взмыв, слилось с вечнозелёными небесами.
В дракона тем временем вцепились ведьмочки. Вцепились в буквальном смысле, подлетев на своих мётлах и ухватившись за кончики крыльев.
Ник залюбовался открывшимся зрелищем: миниатюрная ведьмочка летела на классической метле, словно сошедшей с картинок, а вот вторая... Да, её кожанку теперь дополнял и вид метлы — с рулём от «Харлея» и мягким мотоциклетным сиденьем.
«Байкерша» и её чернявая подруга удерживали чудовище, явно не привычное к такому обращению. Вот дракон кувыркнулся, сбрасывая своего седока, и устремился к земле. Они проводили чудище почти до мостовой, и лишь затем, отпустив его крылья, кинулись в разные стороны, едва не чиркнув по земле ногами.
Внезапно вспомнив, что случилось там, на Площадке, Ник требовательно протянул руку, и Николка дал ему шлем.
— Изменить цель атаки! — прокричал Ник, едва прозвучали вводные слова. — Атаковать фигуру в позолоченом доспехе, стоящую у ворот.
— Цель обнаружена. Цель захвачена. Начинаю атаку.
Увы — за время переговоров дракон умчался далеко, и теперь заходил для атаки, разворачиваясь почти у самой стены Кокона.
Внизу всё не стояло на месте. Гвардейцы ринулись на толпу.
— Ну почему же не взрывают заряды в тоннелях! — подумалось Нику.
Мирра ле Кван с удовольствием нажал бы на кнопки вручённых ему детонаторов, но у него была проблема посерьёзней. Минут пять назад в тоннели вкатились два шара, и замерли, словно приглядываясь своими щёлочками. Шары были стальные, и щёлочки покрывали их по всей поверхности.
А затем они ринулись в атаку. Покатились на барона и замерших в ужасе ребятишек, выдвигая из щелей сверкающие мечи и превращаясь в механических руларов.
«Сапёры» кинулись врассыпную. Шары гоняли их по узким проходам, не давая приблизиться к детонаторам и двум бочкам пластида, стоящим в аккурат под столбами ворот.
И всё же барон любил драку. Пусть и безнадёжную. Во вратарском прыжке он дотянулся до кнопок и нажал их за мгновение до того, как мечи одного из шаров дотянулись до него.
Когда Ник говорил про «немного взрывчатки», он не подразумевал бочки. Это уж барон постарался от души.
Ворота взлетели, как ракетный катамаран «Даблстар», взмыли на столбах дыма и пламени, а из-под спиральных облаков падали уже в виде обломков, давя провалившихся в яму гвардейцев и заставив отшатнуться на лету подчинившегося Нику дракона, не попавшего в Герцога на площади и теперь заходящего на новый круг для атаки.
Маркиз де ля Труэ де ля Фалс первым кинулся на врага. Схватившись с двумя гвардейцами сразу, он успевал отражать их точные и молниеносные атаки.
Толпа сметала чернодоспешных, тесня их за ворота, во дворец.
И те побежали. Бросая мечи, понеслись к низкой пристройке во дворе.
Слишком поздно преследователи поняли ошибку. Выхватывая из пристройки какие-то плоские штуковины, гвардейцы в мгновение ока перевооружились, и теперь снова шли в атаку, поливая толпу автоматным огнём.
У сэра Макса была тяжёлая работёнка: так много раненых одновременно он ещё никогда не лечил. А не успеешь вовремя — потом будет поздно, мертвецов воскрешать он не умел.
Рядом с Кошаком плакал вампир Вик. Его заклинания отказывались косить чёрную Гвардию, хотя он уже перепробовал и развоплощение мёртвых, и изгнание демонов, и заклинания против живых... Чернодоспешные просто пожирали его энергию, ничуть не страдая от этого.
И тут маркиз де ля Труэ де ля Фалс, падая, мечом сбил шлем с одного из гвардейцев.
На миг все замерли. Они ожидали увидеть под шлемом всё, что угодно: бесовскую морду, оскаленный череп или просто пустоту с горящими глазами. Но то, что там было...
Ник с изумлением уставился на возвышающиеся над титановой шеей сканеры, камеры и микрофоны. Робот! Боевая машина! Откуда?!
Тут будка во дворе разлетелась на щепки, и из неё, лязгая гусеницами, вырвался танк. Стреляя ракетами с турелей и снарядами из главного калибра, он гнал повстанцев всё дальше от владений своего хозяина, временами добавляя из пулемётов.
— Я всё понял! — вскричал тем временем радостный Вик. — Против машин нужны другие проклятия! А ну-ка!
Ржавый паралич титановых роботов не взял. А вот запущенный следом разряд, больше всего напоминающий шаровую молнию, превращённую в бублик...
Разумеется, маг-вампир ничего не слыхивал про компьютеры. Но их магнитной памяти это не помогло, когда кольцо разряда пронеслось над ними, собирая свою жатву.
И всё таки силы были не равны. Танк и автоматы гвардейцев подводили итог этой битвы. Ракеты танка заставляли перешедшего в подчинение к Нику дракона раз за разом уклоняться, выписывая фигуры высшего пилотажа и не имея возможности прицелиться в Чёрного Герцога, вокруг которого сплотилось кольцо гвардейцев. Снаряды разбили уже две катапульты, и только та, возле которой стояли Красс и маги, всё ещё держалась.
Боевая машина, столкнув в воронку у ворот останки упавшего во дворе дракона, переехала по ним яму и теперь гонялась на смутьянами с явным намерением подавить их своими гусеницами, не забывая время от времени стрелять из пулемётов. Автоматы гвардейцев лаяли, собирая свою кровавую жатву.
Кажется — восстание уже тонуло в собственной крови.
И когда казалось, что надежды больше нет — пришло чудо. Точнее — прилетело, разбрызгивая молнии, плюясь во все стороны огнём, кинжалами и струями пара, ведя за собой, точно на привязи, ураган, и время от времени расшвыривая по сторонам взрывы.
— Спасите меня-а-а! — доносилось из эпицентра этого ада. — Остановите меня-а-а! А-а-а!
Вихрь разрушений, сметя пару домов, ворвался на площадь.
До сих пор надменно стоящий посреди битвы Чёрный Герцог просто испарился вместе с доспехами. Гвардейцы разлетались во все стороны, впрочем, как и повстанцы. Внезапно потерявший свою цель дракон метался туда-сюда, только добавляя суматоху, и напоследок рухнул на танк и взорвался, сбрасывая железное чудовище в яму с телами робо-гвардейцев и своего собрата, красующуюся на месте ворот.
— Это ты вызвал?! — ошалел Эвил, глядя на бледного Учителя.
— Не-а... Но это магия. Сильная.
— Бесхозная магия! — Кошак прыгнул действительно по-кошачьи, взлетев и пролевитировав к стихийному бедствию. Он держал вокруг себя магические щиты, и всё же ему изрядно досталось, пока он добрался до эпицентра и что-то надел на... обалделую Ориэллу, которая шлёпнулась оземь и разревелась...
— Я... я хотела, как лучше-е-е!..
— А получилось, как всегда, — попытался пошутить Макс. — Тебе что, не говорили, что некоторые талисманы ссорятся друг с другом и их нельзя таскать одновременно?..
— Не-а... — девочка ударилась в истерику, а маг, внезапно почувствовавший всё, что до него успело добраться, потерял сознание и рухнул у её ног.
Эвил оказался рядом первым. Он и сам не понял, как портировал к упавшему телу, как склонился над Чёрным Учителем и произнёс слова лечебного заклинания, протянув над телом Кошака руки.
Раны зарастали на глазах. И никто ему не мешал.
Было тихо. Казалось, всё уже минуло, и бой кончился со смертью Чёрного Герцога.
Увы — это оказалось лишь затишье перед новой бурей: из дверей обиталища Герцога выбегали новые отряды гвардейцев. Смерть предводителя их, кажется, ничуть не смутила.
Новые кольца молний, которые Белый Учитель обрушил на выбегающих, не успели бы вырубить их всех. Автоматы уже вскинуты...
Решение пришло неожиданно. Вспомнив, как Ник покорил дракона, Эвил потянулся за шлемом. Пролевитировал, лишь в последний момент осознав, что со шлемом притащил и Ника. Схватил шлем.
— Остановить бой! Вернуться на исходные позиции и ничего не предпринимать!
— Не могу! — голос отвечающего был сух и механичен. — Приказ о проведении атаки на повстанцев, внесённый в мой лист ранее, мешает выполнению Вашего приказа!
— Грациё гипопотамо! — вспылил Эвил, и Ник подумал, сколь же необъятно поле, где рождаются непарламентские выражения разных миров.
— Инструкция не понята. Что сделать с приказом об атаке, находящимся в моём листе?
— Приказ об атаке вырезать и выбросить! — крикнул в шлем Эвил.
— Вырезать и очистить буфер, — холодно повторила машина.
По всему замку замирали боевые роботы, из воинов превращаясь в сторонних наблюдателей.
Так и закончилась эта война.
Нельзя сказать, что бескровно: из ста дворян, возглавляющих штурм, уцелели лишь пятнадцать. А потери народа, разумеется, никто не считал.
Из подземелий тоже почему-то никто так и не поднялся.
Ник осмотрел стоящих рядом ребятишек. Эвил, Малыш, Олег, Ориэлла, князь Димитрий. Неужели — всего шестеро? Ладно — не лезущие в драку близнецы, которые после установки зарядов, скорее всего, убежали на свою любимую Смотровую Площадку — полюбоваться боем издалека. Но конопатый Вадим? Вечно задумчивый Лев? А глава мальчишеской вольницы? А все те, кто так любил посидеть у костра, рассказывая невероятные истории? А эти двое нахалов, что притащили с собой в этот мир детонаторы и полный набор пиротехника-любителя?!
Ник почувствовал, как по щеке катится непрошеная слеза.
И тут скрипнул люк. Некрупный люк посреди площади.
Возможно, он открылся бы чуть пораньше, не стой на нём Шарль де Батц.
Дворянин мгновенно отпрыгнул, выхватывая клинок.
Тревога оказалась напрасной — из люка появилась всклокоченная грива Льва. Под Лёвой в сумраке прохода светлело украшенное конопушками лицо Вадима.
Ребят собралось человек двадцать.
— Остальные идут другими проходами, — пояснил старший. — Там какая-то дрянь катается, типа шарика с мечами. Жуткая вещь! Барона в фарш изрубила, даже хоронить нечего. Но он был герой — в последний миг таки включил бомбы. Оно тут хоть сильно тряхнуло?
Тут его взгляд упёрся в воронку, и мальчишка присвистнул. ТАКОГО он явно не ожидал!
— Тем штукам можно приказывать с помощью этого шлема, — Эвил приподнял лежащий до этого на его коленях шлем. — Жаль только, мы поздно об этом узнали.
Дворяне пойти с ребятами в Подвал отказались. Простолюдины... Они даже в замок-то не вошли. Поэтому с мальчишками и девчонками в недра Кокона отправились только маги — то ли провожая уходящего с детьми ученика, то ли намереваясь и самим ускользнуть в другие миры, погостеприимнее этого.
— Ник, ты шлем наш не брал? — встревожился вдруг Николка. — Я его точно у Эвила взял и в сумку кинул...
— Не брал.
— Да кому он нужен-то? — пожал плечами старший из ребят. — Битва-то уже завершилась.
Это было разумным. И Николка согласился, что, видимо, на самом деле обронил шлем где-то по дороге.
Ни он, ни другие ребята так и не заметили, как потомственный дворянин Шарль де Батц де Кастельмор вытащил шлем из сумки у мальчишки. Он — единственный из взрослых — расслышал слова Эвила и понял, что сможет покорить себе целую армию. Особенно теперь, когда маги и смутьяны уходят.
Он спрыгнул в так ненавидимую им зловонную канализацию в поисках своих новых солдат.
Внизу оказалось совсем не зловонно. И более-менее сухо.
Стальной рулар не заставил себя ждать. Он помчался на спустившегося в его вотчину чужака, со стоном рассекая воздух мечами.
— Приказываю остановиться! — орал в шлем Шарль. — Прика...
Более он ничего сказать не успел: последнее изобретение Герцога — Стальные Стражи Подземелий — не подчинялось приказам Координирующего Шлема Управления.
Не знающие о разыгравшейся только что в подземелье трагедии ребята миновали нижний этаж и столпились у лестницы, ведущей к Машине. Воздух, исходящий оттуда, потихоньку гудел.
Юные искатели свободы вздохнули и, затянув потуже бинты и шарфы, пошли вниз, спускаясь в подземелье замка.
* * *
Сэнди спускался из башни по коридорам Замка. Долго ли, коротко ли, идя вдоль незнакомых ему дверей, ведущих в места, где он никогда не был, он думал — «а ведь оно очень большое, это Странное Место. Замок изнутри, когда мы обратили на него взгляд, стал гораздо больше... А шум из гостиной куда-то отодвинулся и вовсе не слышен — ну и хорошо». С этими мыслями, окончательно выветрившими из его головы воспоминания о недавнем хаосе, Лис приближался к своим апартаментам.
Из-за одной из дверей он вдруг услышал невнятные голоса и чуткий нос его уловил запах незнакомых благовоний. У него чуть закружилась голова, но он возможно более бесшумно подошёл к двери и приложил к ней ухо. Говорили двое. Судя по разговору на языке, который Лис не знал, по интонациям слов, по тону, с которым говорили собеседники, Сэнди понял, что плохое вовсе не кончилось... Оно спряталось лишь... Обеспокоенный этим, он направился дальше, ибо понять смысл слов он был не в силах, а ему хотелось ещё до вечера вернуться в Башню.
Отвлечёмся здесь на пару минут, о читатель. Понимаю, так хотелось бы продолжить повествование, не прерывая его авторскими ремарками. Но увы — в данном случае это сложно. Практически невозможно.
Легко пересказывать речь, выраженную словами. Даже с иностранных языков можно подобрать более-менее пристойный перевод, если достаточно постараться и изрядно помучиться. Но как высказать беседу тех, кто не является не только людьми, но и вообще существами материальными? Как передать общение тех, кто плоть одевает, как мы одежду? Увы — говорящие не были существами из плоти, они состояли из энергий и мировых законов, воплощением которых они и являлись. Чтобы понять их полностью и без потерь информации — надо самому быть чем-то подобным. Так что я, конечно, постараюсь пересказать это максимально доступно для материальных существ, но пусть читатель простит мне некоторые неточности и снисходительно отнесётся к различным «пожал плечами», «нахмурился» или «рассердился» и «удивился». Я просто пытаюсь выразить словами невыразимое ими.
В комнате говорили двое: огненно-красный мужчина с рыжими кудрями и пылающей бородой и женщина в сером плаще с капюшоном, полностью скрывающим не только лицо, но и всё тело.
— Я и не мог представить, кто несёт боль в отстроенный моими руками Дом! — говорил огненный.
— Как кто? — прошелестела в ответ женщина, и бородач ещё раз удивился, как её голос напоминает теперь пересыпающийся колючий песок. — Мелькор. Все беды в мире — от его Искажения.
— Все беды в мире от тех, кто творит зло по порыву своих интересов, приписывая его Мелькору или кому-то ещё! — гневно оборвал мужчина. — Посмотри на себя! Та, которая любила оленей и любила танцевать на вечнозелёных лужайках — теперь любит доставлять страдания и лишать других возможности веселиться. Та, чьи волосы развевались на ветру, когда она летела, как стрела — теперь прячется в траурный саван серости, призывая смертных к одинаковости.
— Мой брат говорил мне, что ты умнее, чем кажешься. Может быть — он ошибался?
— Ты не этого боишься. Ты опасаешься, что Охотник оказался прав...
— Ты о чём?! — вскинулась серая, и глаз её сверкнул злобой и тревогой.
— Тебе Дом нужен был не как лифт между мирами. Иначе ты бы давно сбежала от Эру, да на том бы дело и кончилось. Ты же включаешь в него всё новые и новые блоки, и каждый — по пять этажей. Я проверил: самая устойчивая структура была бы, если б было три этажа, Чердак и Подвал: Дорога любит число пять, а не семь. А пять этажей — это западный Храм Джарберта Светлейшего, через который мы протянули Дом. Храм, построенный по старой гравюре горного храма на востоке...
— Не богохульствуй! — взвизгнула серая. — Это Храм Эру, а не храм какого-то самозванца Джарберта!
— Наш отец не нуждается в храмах, и ты сама это знаешь... — усмехнулся бородач. — И не пытайся сбить меня с темы. Я обнаружил, в какой рассадник боли ты превратила построенное мной Здание. И нашёл, к кому ведёт самый последний Подвал...
— Так ты... — в голосе серой впервые промелькнул страх.
— Я отверг его Дар, — гордо выпятил грудь огненный, а серая облегчённо вздохнула: у неё не появился опасный конкурент. — И я не позволю тебе провести туда хоть кого-нибудь!
— И что ты сделаешь?
— Разрушу пару переходов.
— Разрушать — прерогатива моего брата. Твой же удел — созидать...
— Ну да... Я не могу, как Охотник, сделать предмет частью себя, а потом приказать ему не-быть. Придётся созидать разрушение...
— У тебя ничего не получится...
— Почему?
— Я помешаю тебе...
— Ну и что, что ты мне сделаешь, а?
— Я расскажу о тебе Всеотцу.
— Я, может быть, прост, но я не дурак, — усмехнулся бородач. — Ты не расскажешь обо мне Эру, потому что тогда всплывут факты про Дом. А это тебе невыгодно: я ещё сам не знаю, насколько мне удастся помешать этому проекту, но Единый снесёт его точно и наверняка, едва лишь узнает о его существовании и цели.
— О существовании?
— Да, о самом факте его существования. Он не станет мириться с тем, что вы творите не предпетое в Его песне. А всё непредпетое он уничтожает. Иногда вместе с творцами непредпетого.
— Значит, я найду другой путь. Например — клевету. Ты не сможешь рушить Дом в одиночку. Тебе нужны союзники по мирам, где стоит Дом. Единомышленники. А раз так — я внушу им, что ты — террорист. И ставишь целью разрушить полезные им дома просто чтоб вызвать страх. И тогда ОНИ станут мешать тебе.
— Ты веришь, что они смогут остановить бога?
— Они станут охранять Дом. А я верю, что у тебя не поднимется рука уничтожать, рушить то, где в данный момент находятся разумные существа. Ты ведь не Мелкор.
— Мелкор бы не рушил, — возразил красный. — Вот он-то был добр. И я в молодости не смог бы разрушить построенное моими руками. Но когда я своим молотом разрушил, занеся его над гномами...
— Что за бред! — серая мигнула своим жёлтым глазом. — Гномы уцелели и Эру благословил их.
— Я разрушил более ценное, чем все Праотцы гномов вместе взятые — я разрушил доверие своего ученика, Артано. Значит, это я повинен, что он с годами стал Сауроном Чёрным.
— Твоей вины в этом нет... Он — создание Тёмного... И не ты вкладывал в него Любовь, Свет, Уважение.
— Но я их разрушил. Одним взмахом молота. Своей трусостью и малодушием, которые он увидел. А теперь вы готовы гнать через Дом тысячи преданных вами и готовых предавать других, тысячи циничных приспособленцев и сотни бессмысленных трусов.
— Не только готовы, но и будем гнать, пока один из них не сделает своим смыслом жизни путь, вечный путь вниз и вниз, и, встретив преграду, сломает её, выпустив Великий Разум!
— Он убьёт вас всех!
— Он даст нам могущества больше, чем тебе может присниться! Больше, чем надо, чтоб перестать бояться Эру и его наказаний. Больше, чем надо, чтоб творить свои миры! И не тебе помешать нам... Разве что ты сможешь прорваться в прошлое и там чего натворить... Но и это тебе не дано: для переноса в прошлое надо, чтобы с тобой переносился в прошлое по своему собственному желанию смертный, разумный, но не человек. А такого тебе не найти, Кузнец!.. И Боль будет расти в Доме и дальше, подгоняя к своей цели Идущих!..
Впрочем, это при пересказе словами для наших читателей эта сцена длилась так долго. В реальности же она была именно тем, чем и показалась оказавшемуся неподалёку йуругу: лёгким музыкальным шёпотом, похожим на тревожный незнакомый язык, и запахом неизвестных благовоний.
Головокружение, вызванное невиданными потоками энергии, прошло не сразу. И хотя беседа закончилась уже давно — Сэнди полностью пришёл в себя только на пороге своего старого обиталища.
Вытерев ноги о почему-то слегка замызганный кровью коврик, йуругу открыл дверь своего опустевшего жилища. Его охватила лёгкая печаль — ведь он пришёл попрощаться... «Лис» вытащил из кладовой два объёмистых рюкзака и стал укладывать вещи, которые ему могли бы понадобиться в башне. Когда с заполнением их было покончено, Сэнди обнаружил, что слегка проголодался — а когда лисы слегка проголодавшись, им стоит лишь что-то съесть, как они сразу становятся сытыми и окончательно добрыми.
Но его было не так просто сломить голодом. Он решил перекусить и идти искать Белочку, невесть куда упорхнувшую. Ему стало ужасно стыдно, что он не предупредил её о своем долгом отсутствии. Покушав тарелку наспех сваренных пельменей и попив чаю, йуругу вышел и пошёл по следам уже выветривающегося запаха любимой, взяв рюкзаки и надёжно заперев дверь... По дороге ему попался заблудший робослуга, на которого Сэнди взвалил оба рюкзака, попутно объяснив дорогу к Башне и наказав стучаться. Робот, довольный тем, что наконец-то кто-то проявил о нём заботу, заурчал и поковылял по коридору.
Недоумение Сэнди росло. Он уже двадцать минут ходил по плутающим коридорам замка, но так и не продвинулся в своём поиске. Он видел на ручках дверей отпечатки Её лапок, но двери не открывались Ею — и он ступал дальше. Коридоры оканчивались лестницами, и запах вёл его всё ниже и ниже — в те самые подвалы, куда ушли те обитатели Замка, что не могли смириться с диктатурой Хоронительницы и скрытых за ликами «людей». Наконец, путь его окончился большой дубовой дверью, на которой висела табличка со стёртым текстом про «пийсят копеекъ», а рядом висел молоточек. Йуругу внезапно почувствовал дикую радость и застучал в дверь обеими руками. Из-за двери послышались шаги и голос спросил:
— Кто идёт?..
— Злой гопник, — ответил Сэнди, и дверь отворилась, а стоящий за порогом хорошо знакомый ему человек в плаще и с посохом радостно улыбнулся.
— О, как давно я Вас не видел, друг мой! — обрадовался лис.
— Да, я уезжал. Извините, я забыл всех предупредить, но это мелочи — главное, я опять здесь.
— И я здесь. А Вы не видели тут мою Избранницу?
— С беличьим хвостом? — тут человек улыбнулся. — А вон, с ней уже кто-то завёл разговор в соседней зале.
Тут Сэнди не выдержал и побежал дальше, крикнув собеседнику, что скоро вернётся. Он забежал в залу и, оглядываясь, стал искать Ту, За Которой Пришёл. Вдруг чьи-то нежные лапки закрыли ему глаза и потянули его в соседнюю комнатушку.
— Ах ты, негодник, — недовольно, но с теплотой проговорила белочка Даша. — Бросил меня одну помирать со скуки, а сам шляешься невесть где, и ни слуху от тебя ни духу. Да, «ты», потому что я на тебя обиделась.
Далее йуругу вынужден был сидеть и слушать десятиминутный монолог о вреде межвидовых связей, о женской психологии и о некоторых своих отрицательных чертах, коих у Лазевского, впрочем, было в избытке.
— Ладно, — продолжила Белочка, — Я Вас прощаю, милый. Но если бы Вы не появились ещё хотя бы минут десять, я бы несмотря на всё, что Вы для меня сделали, завела бы флирт с кем-нибудь из обитателей этих милых катакомб.
— Разрешите, миледи, попросить у Вас прощения, — ответствовал Сэнди. Опустившись на одно колено, он поцеловал руку своей избранницы, а потом вдруг хитро улыбнулся, схватил её в охапку и что было сил побежал назад, провожаемый удивлёнными взглядами. Белочка щипала его и шлёпала лапками, но потом решила отнестись ко всему философски и даже стала находить удовольствие в процессе этого странного путешествия. Тут йуругу на глаза попался какой-то колодец в потолке, из которого свисала верёвочная лестница. Приостановившись, он явственно различил знакомые голоса. Ба! Да это же был голос Навка, спорящего со Сноу о природе привезённых рюкзаков. Из колодца, отделанного мрамором, пахло очагом и запахом хвои...
— Мрр-р, Даша, а вот и дорога домой. Мы как раз успеем к ужину. Поднимайтесь по лестнице, а я полезу за Вами, вдруг Вы упадёте?
Даша, охотно согласившись, запрыгнула на плечи йуругу и стала карабкаться по лестнице. Сэнди тоже полез вверх, но на середине колодца не выдержал и догнал её... Его можно было понять — он ведь так давно уже не видел её... Гм, через полчаса они продолжили путь наверх, и Даша регулярно опускала хвост вниз и, смеясь, хлопала по бледно-рыжей довольной мордочке...
Вылезли они за знакомой занавеской в Башне — как всегда тихо, так что, судя по всему, никто не обратил на них внимания. Люк закрылся и Сэнди понял, что Тинсул был хитрым строителем — пол за занавесом был отделан восхитительной декоративной решёткой, совершенно скрывавшей то, что находится ниже, так что можно было либо идти по лестнице, находившейся рядом, либо поднять решётку в полу в заданном месте и спускаться в Подвалы...
Тут Сэнди обнял Дашу и они вышли из своего укрытия, немедленно привлекши внимание гостей. После того, как с приветствиями было покончено, он поднял вверх указательный палец и на секунду убежал из комнаты, вернувшись с несколькими пучками свежей мяты, которая тут же была повешена по углам Гостиной. А дальше Сэнди представил всем свою милую, и она была встречена с восторгом.
* * *
Ребята прошли уже полпути, не привлекая ничьего внимания. Да это и неудивительно: кроме них в этих запылённых коридорах водились разве что крысы.
Внезапно в стене что-то скрипнула, и из разверзшейся щели выпали неугомонные близнецы Томми и Тимми. В руке один из них держал чёрный шлем с позолотой.
— Народ, гляньте, что мы нашли в подземелье! — гордо возвестил один из них.
— Ник, это случайно не тот твой шлем? — спросил второй, протягивая находку Дракуле.
— Таби? Тацу? — ошалело уставился на них Эвил.
— Так ты их знаешь, что ли? — удивился кто-то.
— Знаю ли я?! Да они же с нашего факультета, с моего курса! Что вы тут делаете, братья-драконы?
— Мы не ЗНАЕМ, — выразительно сказал один.
— Но ПОМНИМ — шли искать друга, — продолжил второй.
— Но ЗАБЫЛИ, кого и как... — вздохнул первый.
— А может — это не они? — поинтересовался Ник.
Эвил быстро шагнул к ребятам и, взяв за ворот, оттянул у одного из них футболку книзу. На груди мальчишки был вытатуирован дракон, который повернул вдруг голову к Эвилу и подмигнул ему левым глазом.
— Они. Ребята, а палочки свои вы не потеряли?
— Нам сломали их.
— Нам их сломали.
— Кто осмелился?!
— Мы защищали... не помним...
— Доберусь — кому-то там станет жарко! — зло пообещал Эвил.
В этот момент полыхнуло.
Стало неимоверно светло: на ступеньках, прямо за ребятами, стояла девушка, словно светящаяся изнутри. Хотя... Как можно говорить «словно светящаяся» о существе, состоящем из бушующего пламени?!
Огненная заговорила речитативом, словно рэп читала:
Я тебя наконец-то нашла,
И подмогу с собой привела...
— О-о-о, Люпина, я думал, что никогда больше не услышу твои стихосложения! — простонал он.
Тем временем огненная взмахнула самой настоящей волшебной палочкой, и в образовавшееся отверстие просунулась из каких-то дебрей мироздания вихрастая голова.
— Эвил? Привет! Вау, тут и братья-драконы?! Класс! Народ, я вам палочки и униформу принёс! Скорее, у нас не так много времени, пока Хранители Равновесия не заметят, что мы творим!
С этими словами он кинул Эвилу заплечный мешок.
Пока Эвил сменял свои вишнёво-фиолетовые шмотки на ярко алую одежду Академии, близнецы болтали о чём-то с ребятами, словно к ним сказанное и не относилось.
— Что с ними? — спросил вихрастый, кивнув на Таби и Тацу.
— Их заклятьями мучали долго,
Память счистив Проклятьем Эволга,
Чтоб тупели здесь день ото дня,
Кокон тоже ведь им не родня,
Память ложную им наложил
В то, что счистила мисс Карантил...
Речитатив и телодвижения убедили Ника окончательно, что огненная Люпина — репер по жизни. А выражение лица вихрастого пацанёнка — в том, что не только Эвила успела «достать» такая манера общения изо дня в день, из минуты в минуту.
Впрочем, вихрастый мог не только морщиться. Выхватив висящую у него на поясе палочку, он направил её на близнецов и, повернувшись в огненной, проговорил:
— Люпина Йо Ремин, помогай! Восстановление памяти!
Они синхронно дёрнули палочками и хором выкрикнули что-то, неповторимое с непривычки. Лучи, вырвавшиеся из их палочек, слились воедино, скрутившись в двойную спираль, и опустились на головы близнецов двумя венками из света.
— Эвил! Марш! Вы какими судьбами здесь? О-о-о, и Люпина тут! А ну, прочитай нам что-нибудь крутое, а? Про нашего алхимика, например, или про предсказательницу.
Болтовня не мешала им переодеваться.
Полминуты спустя огненная девица вручила всем троим волшебные палочки.
— Ребята... — Эвил повернулся к здешним друзьям. — Извините, но я с вами дальше не пойду... У меня есть шанс попасть домой. И я не хочу его терять... Тем более что я хочу отомстить тому, кто наложил проклятие на моих друзей-драконов. Вас с собой не приглашаю — это будет опасное путешествие, а не прогулка...
С этими словами он пристегнул палочку на пояс и, к полному изумлению друзей, раскрыл портал руками: сложив руки ладонями наружу, он резко выбросил их вперёд, словно протыкая нечто невидимое, а затем развёл в стороны, ладонями раздвигая образовавшуюся щель.
По ту сторону дыры высились размытые силуэты гор.
— Руками?! Без палочки?! — ошалевший Маршан шагнул в портал. За ним — близнецы и элементальша. Последним уходил Эвил. Мгновение — и словно его тут и не было. Даже дыра затянулась, не оставив следов недавнего происшествия.
— Что их там ждёт... — словно сам себя спросил Лев.
— Блин, был бы тут Шар из квартиры Герцога — мы бы попросили его показать!
— А в чём проблема? Я его прихватил, когда пошли в бой... — Малыш расстегнул сумку.
Шар засветился по первому требованию, и ребята склонились над ним.
Мальчик-маг с друзьями стоял среди чёрных гор на фоне красного неба, по которому пробегали дымки всех оттенков от багрового до чёрного. Они были растеряны и напуганы: перед ними стоял взрослый маг, сжимая направленную на них палочку, кончик которой мерцал зеленоватым, роняя на землю редкие зелёные искры, от которых камень горел и испарялся.
С первого взгляда было ясно, что никто из вернувшихся в свой мир не успеет вытащить палочку. Стоит только потянуться, как маг в чёрном выстрелит. Кто это? Хранитель Равновесия, фанатик или просто злодей? Впрочем, главное было ясно: он желал смерти вернувшихся, и никто в подземельях Герцога не в силах был им помочь.
Внезапно маг взмахнул палочкой. И в то же мгновение Эвил вскинул пустую руку, и от его жеста палочка злодея просыпалась пылью, которую тут же унёс ветер.
Негодяй даже не успел понять, что ЛИШИЛСЯ ВОЛШЕБНОЙ ПАЛОЧКИ, как Эвил дунул на него через ладонь, словно сдувая с ладони летучие семена одуванчика.
Маг взмыл в воздух и, кувыркаясь, полетел с ветром и багровыми дымами куда-то вдаль...
Изображение в шаре мигнуло и погасло.
— У тебя Зрячий Шар... — Чёрный Маг сэр Макс протянул руку и коснулся блестящей поверхности. — Интересно, сможет ли он нам рассказать историю и тайны Чёрного Герцога?
Внутри шара мигнул жёлтый треугольник в квадрате, словно включилась кнопка «Запись» в магнитофоне, и послышался голос:
Увы — он был дитя. Дитя своего дикого времени. Потому он и стал таким, под стать своему времени...
Странное это было время — время Смут и Перемен, когда не уверен не то что в завтрашнем дне, а порой и в завтрашней минуте. Когда цены взлетают, как космические корабли недавнего прошлого, а сами космолёты ржавеют, потому что нет денег на космические программы, как нет их и на образование, и на здравоохранение, и на что-либо ещё.
Время, когда Великая Империя разваливалась на куски, и каждый кусок размером крупней обеденного стола готов был заявлять о своём суверенитете и независимости и горделиво сообщать об этом в ООН, заодно требуя себе причитающуюся долю от сокровищ Империи и её флота. А флот делился не для того, чтобы содержать его как гордость державы, а для того, чтобы повыгоднее продать западным соседям, иронично взирающим на развал некогда прочного монстра.
Каждый выживал в это время по-своему. Кто убегал на этот самый Запад Обетованный, кто грабил, справедливо полагая, что «куй железо, не отходя от кассы» — лозунг куда более актуальный, чем все призывы о спасении Отечества и все пропаганды честного образа жизни.
Но что делать тем, кто настолько нищ, что на Запад ему просто не за что ехать, и не настолько нагл, чтобы грызть глотку ближнему своему в очереди за благами жизни?
Говорят, один из учёных именно в эти годы и основал Проект Нанотех, Чтобы из ничего творить блага, да не только себе, но и всем, даром! А потом сгинул «благодетель» где-то в застенках СБ, хотя и бродили затем слухи, что бежал он оттуда, и организовал где-то свою общину, да чуть весь мир не наводнил своими творениями... Но кто ж в эти сплетни поверит?.. Их только те и сказывают, у кого надежды на что-либо кроме чуда не осталось-то... Это всё равно как Симаргла обвинять в том, что он, мол, Меч, Разделяющий Добро И Зло, Кащею вручил. Или как центаврийцу сказать, что он нарнца себе в друзья и телохранители возьмёт...
А вот Кларенс, хоть и сам из учёных, не страдал манией осчастливить всё человечество. Ему бы себя потешить, да в кризис и хронические невыплаты зарплат с голоду бы не помереть. А раз в правилах мира сейчас истина, что для достиженья цели все средства хороши, то, стало быть, можно и не церемониться. Вот и стала таким «средством» судьба маленького городишки да стоящего посреди него Института.
«Искусство и наука, конечно же, требуют жертв, но почему ж этими жертвами должны стать именно мы?» — хотели, наверное, спросить жители того городка, да не успели. Запущенный Кларенсом в Институте Генератор Перемещений вмиг высосал из них всю энергию, не насытившись электросетью и институтским реактором, солнечным светом да силой земли.
И на следующий же день комиссия, приехавшая на место трагедии, застала картину ужасную и невероятную. Города не было. Вернее — остовы зданий остались, и между ними всё ещё гулял бродяга-ветер, порой уклоняясь от падающих балок и перекрытий. Но каждый, кто взглянет на эти остовы, не усомнится — город заброшен и разрушается не одну сотню лет. Город на самых бесплодных в мире почвах, по сравнению с которыми пески Сахары покажутся чернозёмом. Город у высохшей реки и исчезнувших ручьёв. Город, где в реакторе нет ни грамма урана, а жители ссохлись и умерли от страшного голода, превратившись в обтянутые выдубленной кожей ломкие, хрупкие скелеты... Картина была настолько ужасна, что её не рискнули показать ни в одной программе новостей. И никто из обывателей так и не увидел, что может сотворить техника в считанные мгновения. Мгновения, которые ушли на переброс в никуда, в произвольно выбранную Точку Реальностей, одного-единственного человека. Кларенса.
Произвольно выбранная точка оказалась местом весьма даже приятным. Вокруг журчали ручьи, на полях копошились крестьяне, а невдалеке высился город, словно сошедший из сказок об эльфах, гномах и доблестных рыцарях.
Его появление не осталось незамеченным. Ещё бы — вспышка, зелёно-голубой свет, и вдруг в коконе из зеленоватого тумана возникает человек в чёрном костюме непривычного покроя. И всё это в полном безмолвии: для торможения перемещения генератор сожрал все звуки окрест. И крики крестьян, и блеянье коз, и грохот упавшего ведра, и звук поцелуя двух длинноволосых фигур в ложбине...
Сейчас трудно вспомнить первые дни его здесь, но слава колдуна и мага закрепилась за Кларенсом моментально и приросла к нему навеки. А он — он был слаб, как новорождённый ребёнок, совершенно не ориентируясь в мире, куда угодил. И лишь врождённая наблюдательность и тонкий аналитический ум не давали ему попасть впросак.
Заняв самолично заброшеный храм кого-то из богов, он устроил там свою лабораторию, благо, собранные им инструменты перенеслись вместе с ним. Будучи отличным физиком и биохимиком, он в считанные дни постигал тайны этого мира, над которыми местные естествоиспытатели бились веками.
Познанными секретами мироздания оказалось выгодно приторговывать. Продавая секреты умеренными дозами, разумеется.
И вот уже Кларенс не чужак, явившийся неведомо откуда, а Верховный Маг Его Величества Короля Плимутрока... Или как там звали-то прежнего короля? Надо бы порыться в Информатории, поискать старые записи... Да всё недосуг...
Работа была тихая, «не бей лежачего». Там гороскоп составить, там болячку вылечить, там от наводнения защитить... И никого не интересовало, что разглядеть бактерии и вирусы помогает микроскоп, а план разумной ирригации рассчитан на переносном лаптопе. Главное — болезнь отступила, а реки более не выходят из берегов.
Разумеется, услуги ТАКОГО мага стоят недёшево. Но ведь, если разобраться, то деяния его экономят стране средства куда большие...
Порой запросы мага поражали короля. Ну скажите на милость, зачем он затребовал себе уйму фальшивого белого золота, именуемого им платиной, когда из казны в любой момент может взять сколько угодно настоящего червонного драгоценного металла! А зачем трубопровод построил новый, с серебряными трубами? Дома на окраинах города принялся сооружать высоченные. Того и глядишь за перестройку дворца примется!
Но маг за дворец не брался. Зато плавил у себя в печах песок придорожный, выплавляя из него тончайшие пластинки и покрывая их то золотом фальшивым, то серебром, то рассыпая на них кристаллики, что и глазом-то еле-еле приметишь... В покои свои даже короля не пускал, встречаясь с ним в Тронном Зале, а потом вообще взял моду — маску стал носить серебряную, левую половину лица прикрывающую, да с рубином огромным на месте глаза. И никто с тех пор не видел его без маски той. А спустя полгода и на шее его заблестел узор металлический, да рука правая скрывалась теперь под тихо звенящий при изгибаниях изящной стальной перчаткой.
Впрочем, от изменений таких маг становился лишь фигурой более загадочной, а, стало быть, и более почитаемой и уважаемой...
А затем случилось непоправимое. Однажды Король с лицом испуганным ворвался таки в опочивальню к магу и громко возопил:
— Спаси! Спаси нас, ибо лишь на тебя вся надежда и Наша, и страны Нашей! Движется к нам ворог из-за Дальних Пределов, и несть числа ему! От горизонта до горизонта рати его, как пожарище, и бойцов там более, нежели всех жителей Нашего королевства, ежели и простолюдинов, и рабов, и детей да женщин перечесть! Сотвори чудо! Сделай Наш дворец Ненаходжаемым, дабы не узрел его ворог, не нашёл! А коли вместе с дворцом и всю страну ненаходжаемой сделаешь — в веках твоё имя прославим, золотом по мрамору стен дворца напишем, статуи твои из золота на каждой улице водрузим!
Вечером того дня видели дракона, на котором маг улетел посмотреть на идущих врагов. Вернулся он лишь через день, и чело его было опечалено.
— Много врагов идёт. Много. Увы — не справиться с ними ни огнём моим, что и в воде горит и на суше, ни громами небесными. А гвардии сотворить нужное количество — не успеть. Видать, правы Вы, Ваше Величество — надо прятать страну нашу — и Дворец Ваш, и город, и окрестности его. Но чудо это тяжкое, и для него много чего мне понадобится.
— Бери всё и делай всё, только спаси нас... — ответствовал смиренно король.
И вот за три дня посреди дворца построилась новая башня, зловещая, с острыми стрельчатыми окнами и крышей-пикой, нацеленной в облака. А за пределами крайних домов города воткнуты в землю серебряные столбы, полые изнутри и заполненные песком плавленым, на пластины нарезанным. И на каждом столбе — по камню драгоценному, самоцветному, что сиял так, что аж глазам болестно.
И спустя семь дней и семь ночей ринулся враг на город, лавиной сметая всё на своём пути.
Маг же стоял на балконе своей новой башни посреди королевского дворца и бормотал себе что-то под нос, подобное заклинанию, вознеся руку над коробом красного дерева с золотой пластиной посередине.
И лишь немногие придворные слышали из своих окон те странные слова:
— Я не буду использовать план, в котором последний шаг будет очень сложным, например «Соединить 12 Камней Силы на священном алтаре, и активировать медальон в момент полного затмения»...
Но лишь коснулся первый из врагов границы из столбов серебряных, как завершил маг свои слова:
— Скорее, это будет что-то вроде «Нажать на кнопку».
И со словами этими опустил он ладонь на золотую пластину. И раскололось небо, снизойдя молнией на шпиль башни, а из земли поднялся туман зелёный, с синевой, и, вертясь, устремился в небеса, а затем, искрививши свой бег, сомкнулся над головами жителей, уходя вослед молниям в шпиль самой высокой башни дворца.
И ни один враг не вошёл через стену эту в город. И ни одна стрела не пролетела.
Но затем в мире, где стояло королевство это, страшную картину узрели странники и купцы, караванами бредущие мимо этих земель. Не было ни дворца, ни города, а валялись до горизонта посреди безводной пустыни иссохшиеся мумии воителей в окислившихся за века доспехах, и покрывали они земли те от горизонта до горизонта, словно чудовищный суховей иссушил их или злобный кровопийца высосал и кровь их, и силы жизненные.
И с тех пор Проклятыми Землями именуются те края, и боятся средь них ходить не только люди простые, но и маги, ибо выпивает земля силы из них, и ни одно заклинание не может твориться в тех землях, пожираясь землёй...
А город...
Город благополучно висел себе в пустоте, стремясь от одного Мира к другому, и Маг уже готовился к посадочному толчку.
Ведь что может быть проще? Если надо спрятать вещь так, чтобы её не нашли — лучшим местом для тайника будет иной, соседний Мир. Вот и переместил маг-инженер городишко тот, что Величество гордо страной называло, в иное измерение, вырвав из своего Мира. Впервой, что ли? Вот только генератор пришлось строить покрупнее, да энергии накопить побольше.
А пока город шёл меж Мирами, зелёный Кокон из энергий и полей оберегал его, дабы не разорвали б его миры, притягивая каждый к себе и мешая всем остальным.
Долго ли, коротко ли, да только стало казаться Величеству, что долго таки в пути они. И жителям города стало казаться то же самое. Только магу ничего не казалось — он и так был уверен, что Путь их затянулся куда как дольше ожидаемого, и когда завершится — неведомо. И искал он в книгах своих ответ на свои вопросы. А Величеству говорил, что далёкие Миры — далёкая и Дорога...
И нашёл он ответ в своих книгах, в рукописях заклятий расчётных своих...
— Заткнись, стекляшка!
Резкий голос, голос Чёрного Герцога, прервал хрустального сказителя, и ребята вздрогнули, оглядываясь по сторонам, чтобы кинуться врассыпную. И лишь затем сообразили, что голос — лишь запись в шаре, как на магнитофоне.
— Заткнись и храни то, что я сам тебе скажу, не пересказывая своими словесными выкрутасами! Дословно храни. Так вот, произошла ошибка в расчётах. Ошибка на целый порядок, и в результате даже жизненной силы всей армии нашествия не хватило, чтобы не только сдвинуть с места, но и дотащить до следующего мира этот мерзкий городишко! Знал бы заранее — тащил бы только замок, тогда долетели бы. А так — застряли, и энергия на исходе. И дальше лететь — нет ресурсов, и назад вернуться — невозможно. Торчим тут в этой дыре меж мирами. Навсегда, что самое обидное. А величество прежнее всё надоедал, когда же полетим дальше, когда же прилетим, да поскорее! Ну — достал он меня, я в сердцах и выпустил в него всю обойму! Он умер сразу, даже не пикнул. А я... Да, сперва я перепугался. Я подумал: «Я УБИЛ короля! Эй, меня же сейчас казнят за это! Четвертуют там или ещё чего похуже!» Но затем до меня дошла вся тонкость и деликатность ситуации: «Я убил КОРОЛЯ! То есть — переворот! Покушение и заговор! Так что теперь Я — король! А раз так — нечего бояться!» Так и получилось. Я стал правителем. А чтобы не напоминать ежеминутно местным о прежнем добреньком правителе — я назвался не королём, а герцогом... Чёрным герцогом, как поправил я тут же себя, оглядев свою рабочую одежду... Эйфория в тот момент была такая, что я сейчас радуюсь, что в тот момент на мне была рабочая роба мага, а не парадные светло-светло-синие одеяния. А то бы мой титул мог бы оказаться куда двусмысленней. Ну да ладно. Зато сейчас у меня самая непобедимая армия, самая надёжная оборона моего замка-дворца, и куча живого материала, убивая который время от времени, я поддерживаю работу генератора. Одно не могу понять — почему межмировая пустота так странно действует на трупы. Они оживают, причём не зомбами, а полноценными живыми существами. Ну да не мне жаловаться. Скорее это — подарок судьбы, ведь теперь я могу убивать каждого из них многократно. Когда-нибудь я выкую новые Направляющие Ускорители, и расставлю их прямо вокруг башни. И тогда я убью горожан в последний раз, и на этой волне ускользну со своей башней из этого прОклятого защитного Кокона туда, куда так и не долетел. А их пускай рвёт без генератора, если решат ещё раз воскреснуть. До старта осталось... Эй, стекляшка, запомни число «сто семьдесят пять лет», и каждую минуту вычитай из него по минуте, и докладывай мне, что осталось, когда я потребую или просмотрю очередной раз эту запись!
— Осталось пятнадцать лет, пятьдесят дней, два часа сорок минут.
Голос Шара показался таким нежным и мелодичным после голоса Герцога, что все облегчённо вздохнули.
* * *
Ночь облегчённо вздохнула и уселась поудобнее на острых контурах Вечного Долгостроя Храма Всехнего Гроба. Гробовая тишина полуночи нарушалась только хлопаньем дверей, пьяным хрипом граммофона, карканьем ворон, хоровым пением, звоном призрачных цепей да игривым подвыванием Всехнего. Впрочем, на глубине 36 футов 3 дюймов и одного сантиметра под поверхностью Храма за толстыми каменными стенами, покрытыми потёками и неприличными высказываниями на староверхнегномском, все звуки казались глухими и ненастоящими. В склепе было темно — то ли лампочку выкрутил В_В, чтобы толкнуть потом за пийсят, то ли её разбил какой-нибудь особо прыткий бес из Замка Войны, а может и сама собой перегорела от одиночества. Мерзость запустения поднимала пыльные бури, а потом лениво сыпала извёсткой на три саркофага в центре подземного покоя.
Вдруг крышка одного из саркофагов шевельнулась. Мерзость запустения насторожилась и опасливо уставилась на каменный ящик. Изнутри послышались звуки, как будто «какую-то большую птицу сильно, но быстро стошнило». Мерзость запустения от испуга икнула и с криками «Вомпер! Вомпер!» бросилась вверх по винтовой лестнице. Движение крышки саркофага тем временем неуклонно, как классовая борьба, близилось к своему завершению. Вскоре она с грохотом упала на камни пола, открыв отсутствующим взорам разверстую пасть «мясоеда». Из тьмы медленно поднялась фигура, завёрнутая в грязно-серый саван. Фигура осмотрелась по сторонам, громогласно чихнула, ещё раз прокашлялась (именно этим концертом для лёгких и тучи пыли была испугана Мерзость запустения) и шагнула за край саркофага. Оказавшись снаружи, Псевдолазарь начал освобождаться от савана, белых тапочек и прочих атрибутов вампирского постельного режима. Начихавшись вволю, Саттарис, а это был именно он, сумел-таки совлечь с себя всё пыльное рваньё, в которое его обрядили сердобольные сотрупники морга. Девил пошарил в саркофаге руками, затем удовлетворённо хрюкнул и извлёк наружу своё помятое чёрное кепи с гелиевой ручкой вместо пера, которое и водрузил на голову, не сходя с места.
Спустя полчаса и пару сотен щелчков выключателя Баальзамон осознал, что света не будет. На ощупь он пробрался к лестнице и вскарабкался наверх, бормоча: «Начитались тут Дрюона, понимаешь...» Выйдя в Храм из восточного нефа, Саттарис первым делом проверил свой тайник. С горечью он обнаружил, что хитроумный Менестрель, не терявший даром времени, всё же его вычислил и освободил от кагорового НЗ, коему там полагалось дожидаться воскрешения Девила.
— Ну вот... — грустно протянул Саттарис. — Даже воскрешение обмыть нечем...
Опорожнив с горя сверхсекретную фляжку из внутреннего кармана плаща, Девил вышел из Храма и направился к Странноместному Замку.
— Уж не меня ли Вы ищете, досточтимый Саттарис? — широко улыбнулся ему Менестрель, встретив его на полпути.
— Возможно — и Вас, раз Здоровенный куда-то бежал. Всё равно после воскрешения Всехнего вся история с коффинёрами и защитой Всехнего Гроба от Вас кажется мне не более чем забавной. А вот помощь в войне, именно в ВОЙНЕ с Бронтозаврихой и её затеями — мне нужна. И тут я рассчитываю на всех, способных сражаться и побеждать.
— Боюсь, я не смогу быть Вам помощником в этой борьбе, — прискорбно вздохнул Менестрель.
— Да полно те! — хлопнул его по плечу девил. — Я ещё не забыл, какие победы Вы одерживали в войнах ПУДа, почтенный терц-полковник!
— Но Вы, кстати, не забыли ещё и о том, что некогда я присягнул ей на верность?
Никогда раньше ни один обитатель Странноместья не видел Саттариса в ярости. Но тут — от добродушия девила не осталось и следа:
— Друг мой, (позвольте ещё пока называть Вас так) я вижу, что Ваша клятва дана несколько ранее, чем началась история с ликами, но... Если Вы присягнули на верность тем реформам, которые проводятся сейчас, то, как ни печально (я не утрирую и не шучу), вот Вам моя перчатка. Время и место за Вами.
— Друг мой и сын мой, — при последней фразе девил насторожился, но виду не подал, — я и в мыслях не допускал самой возможности того, что здесь сейчас происходит. Я присягал ей на верность, не зная о её замыслах. Сейчас вижу — опрометчиво. Но от данной присяги не отказываюсь — это вопрос чести. А моё отношение к последним событиям можно понять, не особо и напрягаясь: я такой же кандидат на отстрел ею, как Ёшкин, Адо (его-то за что?!), Азазелло и многие другие, не желающие становиться стандартными винтиками. Тем не менее — продолжаю жить. Просто жить. Оставьте перчатки для более удобного случая, к тому же сейчас зима, и у Вас могут замерзнуть руки. Для дуэли нет причин. Вы и сами в этом убедились.
— Я убедился в этом, глядя в Ваши глаза. Мне и правда очень жаль, что я так на Вас набросился. Просто, я несколько не ожидал, что в здешних краях возможно ТАКОЕ.
— Да бросьте, Вас можно понять. Никто не ожидал. И тем не менее — случилось. Ладно уж, что теперь-то скорбеть. А Хранительницу ЛИЧНО больше трогать не нужно. Стрелять буду. Хотя идею её всё равно постараюсь удавить в корне.
— Увы, поганая жизненная привычка принудила меня подумать о человеке хуже, чем то было на самом деле. В этом мы с Трессой оказались солидарны... Так что примите мои извинения, любезный Менестрель, и позвольте пригласить Вас на небольшой такой междусобойчик мира.
— С радостью приму Ваше приглашение... а извинения — не приму. Потому как не за что.
— Хотя кагоровый источник сейчас почти иссяк (зима, зима), в тайниках Храма Всехнего Гроба лежит ещё несколько бутылей, заготовленных для спекуляций на чёрный день дефицита.
Менестрель одобрительно крякнул:
— О, сразу вижу — в папу Вы пошли. У меня тоже осталось ещё — с этикеткой от Гарри, с той самой.
— Отца своего я не знал никогда, хотя в последнее время и появилось несколько подозрений... Так давайте же откупорим хоть пару сиих флаконов и предадимся сладостным воспоминаниям.
— Вот это дело говорите! Один от Вас и один от меня. Ух, и предадимся мы с Вами воспоминаниям...
— Да уж... Только надо немного воспоминаний на утро оставить, а то Склероз придёт и будет нам «CPU not found»ить! — Девил рассмеялся собственной шутке.
— А на утро у нас эликсирчик есть. Отличная вещь. Избавляет от всех невзгод жизни.
— Из Всехнего Источника? — лицо девила никак не могло принять определённое выражение. — Лучше оставить немножко кагора... А пока — чего же мы ждём?.. И, кстати, давайте после этого вытащим из канавы Дизеля.
— Да мы с Вами, любезный Ба'альзамон, после двух бутылок кагора не то что Дизеля — горы своротим! Уж мне ли не знать. Главное — чтобы нам мало не показалось. А то ведь глотнём менестрелевки для догоночки — и понеслась...
— Менестрелевка?! — оживился Саттарис. — М-м-м... А рецептик бы... На память... Вот...
— Никаких проблем! Менестрелевка гонится из яда дикого Змеевика посредством колдовского аппарата, оператором которого Змеевик же и работает. Змеевик был героически изловлен и подарен мне Диким Охотником. Менестрелевка всегда получается разной, с разными вкусами, но одинаковой крепости. Особенность её: в сочетании с кагором даёт эффект, схожий с эффектом от грибов-берсеркеров.
— И как же мы назовём коктейль из кагора и менестрелевки? — Девил уже прикидывал этикетку на новеньких бутылках новейшего напитка, будущего хита Странноместья. — МЕНЕСТРЕЛяевка? МЕНЕСТРюлька? МЕНЕСТРация?
— МЕНЕСТРец.
— М-да-а, полный Менестрец!.. Кстати, Менестрель, я не расслышал: Вы сказали, что колдовской аппарат стоит... — девил слегка замялся, слушая хитрое менестрелево молчание, затем снова заговорил о Дизеле, словно и не отвлекался на рецепт: — Заглянул я как-то в канаву... Из окна башни, через подзорную трубу... Смотрел, как Дизель Ваш там лежит... Он там слегка проржавел и совсем впал в апатию. Даже позолота на нём как-то поблекла и стала неравномерной. Если это не зимняя спячка, то надо его смазать и утеплить...
— Он просто обиделся. На меня. Я с этими войнами совсем про него забыл, он в последний раз выезжал только затем, чтобы каток кагором залить...
— А-а-а... А давайте-ка мы его модернизируем, а? Добавим спутниковую антенну миской и кузов-ушанку. На передний бампер водрузим ПлазмаГан дебаггернутый и напишем по борту «АВРОРА»... Будем к нему потом экскурсии водить, сувениры продавать и прочая... — Саттарис довольно потёр руки.
— Хм... а это мысль, — зажмурился от приятной идеи Менестрель. — Правда, надпись предлагаю заменить на «Титаник». Представляете, сколько прибыли принесут нам поклонницы ДиКаприо?
— Точно. А рядом айсберг поставить в форме памятника «Героический взвод бесов-инспекторов очистных сооружений под предводительством Синьоре Коммендаторе ликвидирует застарелую паутину между 123 и 124 зубцами электропилы З.Кентавра». Возле айсберга обязательно должны быть пионеры с вениками... ой, то есть — с венками под водительством пана Тпруфундукевича и пенсионеры с плакатами. — Девил радостно улыбнулся. — Так как — делаем? Я бы взялся за это сам, но... увы, не силен в точных дисциплинах. Я ведь все больше гуманитарий...
— Знаю я Вас. Вы просто в одиночку к нему подойти боитесь. Приставать ещё начнёт... И ведь начал бы. Я свой Дизель знаю.
— Э-э-э... Ну, не без того, чтобы как, но всё ж не всё ж, вроде, дескать, как бы оно-то и не будет, а вот случись что, так вот Вам и Юрьев день! — Девил передёрнул плечами, усмехнулся и бодро продолжил: — Идёмте, отче, выпьем за перемены в нашей жизни! За то, чтобы они всегда оказывались переменами к лучшему...
— Ну, пойдёмте, сын мой. Заодно и покажете, где тайник Ордена Святого Востика.
Саттарис победно щёлкнул пальцами и жестом заправского спекулянта достал из-под полы плаща вместительный баллон с пометкой «ГОСТ 2303-79, Странноместный ордена З.Кентавра 12-й кагоромётный завод. Обойма плексикевлариловая. Желательно употребить до указанной даты...» Далее следовали несколько значков по арамейски.
— Omnia mea ношу с собой! — самодовольно провозгласил Саттарис, проверяя целость записной книжки в левом кармане и закромов Родины в правом.
Кендерское воспитание не позволило Менестрелю оставить эти манипуляции незамеченными. Внимательно разглядывая дату, написанную по армейски (вследствие чего разглядывание сопровождалось изображением на редкость умной физиономии типа «Естественно, я всё понимаю»), он осторожно проверил целостность вышеупомянутых предметов вслед за Саттарисом — просто так, на всякий случай. Убедившись в сохранности закромов и записной книжки, Менестрель удовлетворённо опустил блокнот к себе в карман (просто по привычке...) и чуть заметно улыбнулся, наполняя бокалы отборным кагором.
В этот раз на единственной читабельной страничке записной книжки значилось:
Всем русским переводчикам
Ибрагима Абу-т-Тайиба
Абу-Салима
аль-Мутанабби
посвящается.
Клянусь бородою Пророка, в слезах моё сердце:
В лепёшках моих лишь отрава, зола — в сладком перце;
Лишь горечь я чувствую в гроздьях златых винограда;
И гибкий девический стан уж не радует взгляда.
Удобства не знаю ни лёжа, ни сидя, ни стоя,
Во сне не могу я забыться — не знаю покоя.
И скука сковала тенетами серыми память...
Мучений моих вам, поверьте, себе не представить!
Я вижу вокруг только длинные чёрные тени;
Спирает дыханье от страха, трясутся колени.
А крик муэдзина — как призрака вой на погосте,
Что жадно глодает истлевшие мёртвые кости.
Звук суры Корана мне карканьем ворона мнится,
И думаю, лучше б на свет мне совсем не родиться.
Ах, боли подобной не знали и духи Джаханны:
Мне будто по темени молотом бьют неустанно.
Гортань разрывают как будто когтями куницы,
Нет сил, чтобы с ложа восстать и пойти помочиться.
Навеки будь проклято имя Абу-аль-Фаррати,
С которым мы вместе вчера погрязали в разврате!
Всему он виной! И его же треклятое зелье!
Я раньше не знал, что за страшная штука — похмелье!
*
— Тпруфундукевич!..
— Да я, собственно, туточки... «Барон фон Гринвальдус, сей доблестный рыцарь, всё в той же позицьи на камне сидит».
В прекрасном недалёке от Неупокоившегося Объедателя раздался тихий хлопок или громкий «ик!». Порыв ветра почти сразу разогнал запах серы. Кутаясь в белый плащ гробовника и поправляя кепку-ушанку, которая сменила повешенный на ёлку берет, Саттарис деловой походкой направился к Тпруфундукевичу.
— Моё почтение, любезный! — буркнул он озабоченным тоном. — Вы не видали поблизости моей записной книжки? Ещё пару минут назад при Менестреле я её проверял — и таки была на месте! А теперь — увы! А там ведь важнейшая информация и прочее... — Девил выглядел очень расстроенным.
— Вырвалась на волю Ваша книжка. Шелестя страничками, словно крыльями, улетела она к морю — наверное, ощутила себя чайкой. Остался лишь тот листок, что Вы показывали Менестрелю: «...Я раньше не знал, что за страшная штука — похмелье!» Сочувствую и соболезную! Позвольте поспособствовать восстановлению Вашего здоровья — примите эликсирчику из Всехнего Источника! Менестрелю, помнится, отлично помогло.
Девил расстроено взял бутылёк, отхлебнул и тихо спросил:
— Кстати, не подскажете, что нового на том свете? Я там давненько не был, вдруг что изменилось?
— На том свете? В смысле — там, за могильной плитой? Там начинается подземный ход, ведущий прямиком в подвалы Замка (кстати, Вас и там давно не было видно). А в подвалах прошёл новогодний Маскарад, на котором Менестрелю достался Приз зрительских симпатий. Ёлка проросла (опять же трудами Менестреля) и приобрела вид невообразимый! Рядом со мной усоп Постскриптум, что весьма прискорбно), но зато Адо клонировал и вытащил на свет божий Еву Тпруфундук, на которую теперь можно сваливать все мои болванства — очень удобно, знаете ли. Хельга на Новый год подарила мне коня — что с ним делать, я не знаю, но всё равно приятно. Кажется, у меня смешались «там» и «тут». Вот что значит балансировать на грани... «Не знаю, чё рассказывать!» Я ведь не совсем усопши, не окончательно. И потусторонние страсти-мордасти меня не захватили в дурманящий плен. Сижу вот на своём могильном камне, чаёк держу наготове, гостей привечаю, плюшками потчую... А Вы, мой вечно странствующий собеседник, где побывали? Какими чудными рассказами побалуете слушателя (а я ожидаю Вашего повествования с нетерпением и вниманием)? Или вновь умчитесь вдаль, не успев отряхнуть дорожную пыль?
* * *
— И снова нам мчаться вдаль, потревожив дорожную пыль...
Ник хотел было сперва возразить Вадиму, что пыль вокруг — не дорожная, а подвальная, оттого, что вокруг чёртовой машины уже лет сто как не убирали, но передумал. Сердцем вдруг понял, что не об этой пыли говорит юный романтик и поэт. И вместо возражений продолжил экскурсию:
— ...А это и есть Главная машина, которая всех тут и держит, — Ник указал на огромный, в сорок обхватов, цилиндр, подпирающий, словно гигантская колонна, высокий потолок зала. По всему периметру на уровне человеческого роста шли замутнённые от вековой пыли экраны, под которыми сквозь такой же слой пыли робкими звёздочками проглядывали индикаторные огоньки, приютившиеся на пульте, кольцом охватывающем диковинную машину на уровне чуть пониже груди.
И только один экран светился по-прежнему ярко, как в добрые незапамятные времена. Очевидно — потому что с него вытерли пыль.
К этому-то экрану Ник и подошёл.
— Посмотрим, что тут можно сделать ещё...
Руки Ника быстро пробежались по пульту, и экран ответил ему феерией красок.
— Как ты с этим справляешься? — изумился Лев.
— Это не сложней библиотеки у меня дома, — небрежно ответил Ник. Кажется — произвести впечатление удалось: ребята не знали ведь, сколько часов крысята объясняли Нику управление Генератором Перемещений. — О, машина показывает, что для перемещения нас всех в следующий мир энергии хватит. Ещё и останется.
— Странно, — Лев переглянулся с Вадимом. — Для перемещения одного Герцога не хватало, а для всей нашей оравы — ещё и с избытком! С чего бы это?
— Герцог хотел перемещаться со своим замком, как минимум — со своей башней и всем добром, что хранится в ней. Да ещё и с этой машиной в придачу. А мы — сами по себе не массивные, да ещё и налегке... Значит, и энергии надо меньше...
Объяснение Вадима показалось всем логичным.
Да, пребывание в этом уровне Дома подходило к концу. Что за Чердак их ждёт, когда они пройдут до конца Подвал этого замка — не знал никто. Но одно было ясно: там не будет мрачного кружения зелёных облаков, не будет безысходности и беспредела боевых машин и их повелителя, который уже давно воскрес бы, не испарись он без остатка в заклинаниях амулетов Ориэллы. О, а вот и минусы пожаловали: бессмертия там тоже не будет. И если кто-нибудь напорется на меч или упадёт с обрыва — то это будет раз и навсегда, а не до воскрешения на кольце Смотровой Площадки. И всё же ребята рвались вперёд.
Юный князь Димитрий остановился, глядя на гудящую колонну.
— Извините, ребята... Я не пойду с вами.
— Что случилось, Дим?
— Вы уходите. Но взрослые остаются. Они не хотят идти, сейчас не хотят. Но они ещё могут передумать. Я должен остаться здесь. Ведь это — мой народ. И я несу ответственность за них.
С этими словами он повернулся и медленно побрёл к выходу из Подвала.
— Я тоже не пойду с вами, — вздохнул Ник-Малыш.
— Николка, а ты... почему? — опешил Ник. — Не покидай меня, а?
— Я должен вернуться... — его глаза были серьёзны и печальны. — Я просто обязан так поступить.
— Куда — вернуться?!
— В Интернат. Ник, если Том встретился с Серго — он уже там. И ищет тебя. Но он не знает тайны теней, и потому не сможет нормально ходить по Дому, не знает, где ты на самом деле, и оттого может застрять там навечно... Я — встречу его и приведу.
— Не глупи, Малыш! Отсюда путь только вниз! Попасть вверх нельзя!
— Если нельзя, но очень хочется — то можно... Есть пара мыслей по ходу... Но я пойду последним, чтоб не сбивать настройку вам.
— Малыш...
— Я вообще не хотел сперва вам говорить... Но тогда вы бы волновались, когда я с вами бы не прибыл на следующий Чердак. А так причин для волнения нет. А когда я перехвачу Тома — мы с ним догоним вас! Ведь в сказке друзья всегда встречаются! Так почему жизнь должна быть хуже сказки?..
Ник присмотрелся к экрану:
— Машина пишет, что тест завершён, готова приступать к переброске.
Повинуясь простому нажатию кнопки, часть цилиндра разошлась и опустилась вдоль корпуса Генератора. Теперь над экранами возник козырёк из массивных плит. А в открывшемся пространстве вертелся, уходя вниз, зелёный дымчатый столб, словно какой проказник опрокинул смерч, а затем спрятал его тут, чтобы родители не заругали.
Из пола поднялась лестница с дюралевыми ступенями, ведущая к зелёному вихрю.
— Пора!
Один за другим ребята поднимались на площадку и кидались в воронку, скользя в неизвестность.
Последним шёл Ник. Он взглянул на оставшегося у пульта Малыша:
— Николка! Передумай! Пошли вместе, а?
— Ты мне сам потом не простишь, если что-то с Томом случится.
— Да что за глупости ты говоришь, а?
— Я ЗНАЮ, — грустно отозвался Малыш. — Кокон учит нас ЗНАТЬ то, что ещё не случилось. И главное — это не прощу себе Я.
Ник замер в нерешительности. Вздохнул:
— Тогда и я никуда не пойду.
Он шагнул к лестнице.
И тогда Малыш взбежал наверх, к Нику.
— Если так, то я не в Интернат, а с тобой... Куда эта штука выведет, — он склонил голову набок, словно впервые оглядывая Ника. — Только пообещай, что не будешь на меня злиться и ругаться за то, что я сейчас делаю...
— Обещаю! — Ник протянул другу руку. Николка пожал её, а затем, подставив подножку, с силой толкнул Ника в зелёную круговерть, разжав пальцы.
И последний потомок Влада Дракули полетел в неизвестность, вдаль, куда и стремился.
А Николка, вздохнув, спустился к пульту.
Из тени углов появились три крысюка.
— Вы вовремя, — вместо приветствия обратился к ним Малыш. — Вы поможете мне сменить настройку, как и обещали?
— Вполне, — сказал младший из крысюков, в кепочке и джинсухе.
— А потом восстановим настройку, — сказал старший. — Нам идти вослед ушедшим только что. Так что когда ты вернёшься — машина будет готова перебросить тебя к Нику...
Чердак оказался руиной. Когда закончилось скольжение в никуда и пол оказался под ногами — ноги заскользили по наклонной поверхности, не в силах удержать своего владельца, и Ник грохнулся на сбившихся в кучку ребят. Они, видать, уже ожидали такое появление, потому что поймали его на удивление слаженно и надёжно.
— Приготовились ловить последнего, — скомандовал предводители ребячьей вольницы.
— Не будет последнего... — вздохнул Ник. — Он решил отправиться в обратную сторону...
Николка летел, возносясь, а не падая. Он воспарял, нарушая все законы Дома и его строителей. Но это длилось недолго. Вскоре мир перевернулся, и Малышу уже казалось, что он не возносится, а падает головой вниз.
Впрочем, падение не успело вызвать даже простой испуг, когда ноги оказались на чём-то мягком, но упругом.
Оглянувшись по сторонам, он с испугом поднял глаза, и его взгляд встретился со взглядом огромных грустных глаз: он стоял на подставленной ладони великана.
Великан был огромен и рыжебород. Он добродушно усмехнулся и вопросил у Малыша:
— Куда так спешишь? По этой лестнице смертные могут идти только вниз... Анизотропное шоссе, так сказать...
— Поэтому ты меня поймал и остановил. Так, что ли? — Николка вложил в свой голос максимум недоверия и насмешки, на какой был способен. — Ты тут Стражем работаешь, да?
— Я тебя подхватил, когда ступени уже сбросили тебя и ты падал вниз. В никуда. И в лучшем случае упал бы в Храм Джарберта Светлейшего, на Чердак которого ведёт путь из Подвала в Коконе, а в худшем так и падал бы в межгранную пустоту. Вечно.
— Ну, тогда спасибо за помощь... Кстати, а ты сам бессмертен, Страж?
— Я не Страж, — усмехнулся огненнобородый. — И я таки бессмертен, что бы ты об этом ни думал.
— Ну так и отлично! — Николка аж засиял. — Раз ты бессмертен, то можешь идти по ступеням и вверх, правильно?
— Ну-у-у... могу. А что в этом отличного?
— Ты отнесёшь меня вверх! Хорошо?
— Что ты забыл в этом Интернате?! — изумился Кузнец.
— Туда пришёл друг моего друга. Не мог не прийти. Я должен встретить его и провести к своему другу. Я не могу обмануть его ожиданий.
— Друг... — рыжебородый вздохнул. — А если он не дождался? Или что-то случилось с ним?.. Скоро март на дворе, а если это тот, кто я думаю, то он пришёл в Интернат второго или третьего января... В такой ситуации даже я не смогу помочь. Я не умею воскрешать или изменять случившееся, хоть я и бог.
— Ты-ы?! — недоверчиво протянул Николка. — Бо-о-ог?!
— Один из богов моего мира. Кузнец, — чуть стушевался рыжебородый.
— Раз ты бог, да ещё и кузнец — может, ты мог бы выковать машину времени?
— Но зачем?!
— Я хочу перенестись на пару месяцев в прошлое, чтобы быть в Интернате, когда Том только прибудет, и встретить его.
— В прошлое?! — Кузнец широко улыбнулся. — Воистину, само небо послало мне тебя! Помогая тебе, я перенесусь и сам! А поскольку я сейчас великан, то меня Время будет тормозить медленнее, и я успею пробраться в прошлое глубже...
Картина вокруг великана заструилась, приобретая зыбкость, струясь и размазываясь, и вскоре вместо галактик и межгранной пустоты вокруг вилось фантасмагорическое зрелище, способное вызвать зависть у любого абстракциониста.
Внезапно порыв невероятного ветра времени сдул мальчишку с ладони великана, и мир сгустился в привычные галереи, ведущие на Чердак, в Подвал, и упирающиеся в стену, за которой — его, Ника, Класс. Он был у себя в Интернате. Начинался декабрь...
Ребята выбрались с Чердака, не проходя насквозь новый Дом. Просто вылезли через дыры в покосившейся крыше, и сразу ступили на землю: в здешнем мире Дом был разрушен неведомым мощным взрывом. Пятиэтажное сооружение просто сложилось в себя, намертво похоронив под собою Подвал и малейшие надежды пробраться в него. А впрочем — зачем пробираться? Вроде — тут и так хорошо: небо с облаками и звёздами над головой, то ли маленький лесок, то ли роскошный парк шелестит неподалёку ветвями, а вдалеке, у горизонта, мелькают огни большого города... Над рукотворной галактикой из светящихся окошек время от времени проплывают, изображая из себя блуждающие звёздочки, то ли воздушные такси, то ли низколетящие самолёты.
— Будем привыкать к новому дому, — первым нарушил потрясённое молчание Ник. И — шагнул к далёким, манящим городским огням...
Днём Николка торчал в Классе, скучая и ожидая, ну когда же наступит... нет, не Новый Год, а второе-третье число, День Визита. А по ночам — бегал на Чердак, стараясь не попадаться на глаза Юрику, слишком уж присматривающемуся к Малышу.
В других Классах тоже нашлись «тенеходцы», и теперь по ночам у работающего телевизора было не так одиноко. Дом снова принял его, Малыша. Весь дом — и официальный Интернат, и невероятное хитросплетение ходов, переходов и помещений «по ту сторону тени». И привычное чувство охватило Николку. Он чувствовал всё, что творится вокруг. Чувствовал, где страдают, где радуются, где скучают...
Близилось утро. Приближался рассвет третьего дня января. Внезапно острый удар боли на грани потери сознания ударил Малыша по мозгам. Кому-то было плохо. И этот кто-то был на улице, снаружи, прямо у стены Интерната.
Почувствовав боль, Николка кинулся сквозь стены и тени, не раздумывая. Выскочил на улицу, ведомый одними эмоциями, и едва не споткнулся о лежащее у самой стены тело. Судорожно вздохнул и склонился над потерявшим сознание беловолосым мальчишкой, сжимающим в руке свёрнутые в трубочку два плотных листа.
* * *
Фигура на берегу склонилась, возложив руки свои на голову спящей Бронтозаврихи. Том на всякий случай спрятался за деревьями, затаился. Никому не дано побороть сна, навеянного Всехним Проклятьем. Но вдруг?
Белёсый гнилостный свет потёк по рукам незнакомки, впитываясь под кожу рептилии. Она пробыла во сне лишь неделю — и вдруг заклятие пало. Она зашевелилась. Трубно, на грани инфразвука, вздохнула. И медленно открыла глаза.
— У нас Новый Год, — без предисловий начала женщина в сером. — И я не могу не сделать тебе подарка. Я подарю тебе то, о чём ты всегда мечтала, но не могла: я дарю тебе Изменчивость. Отныне не будет невозможного для тебя. Ты превратишь всё, что хочешь, во что хочешь. Главное — чтобы оно не возражало... Впрочем, возражения тоже можно изменить, если в них недостаточно одухотворённости. Бери, пользуйся!
С этими словами серая исторгла из себя зеленоватый поток, постепенно ставший голубым, а затем — сиреневым и багровым.
— Спасибо тебе, Нэсса, — пророкотала Бронтозавриха, поворачиваясь к дарительнице спиной и погружаясь в воду. — Я не подведу тебя. Этот мир ждёт ещё много страданий...
Когда громада скрылась в своём озере, Том тихо стал за спиной серой женщины и негромко позвал, до сих пор не веря услышанному:
— Нэсса?
Она обернулась. Не от неожиданности, не рывком, как это бывает, когда со спины тебя окликают, а ты уверен, что никого рядом нет. Она обернулась, как поворачиваются к собеседнику, с которым уже ведут разговор, и просто на минутку отвели взгляд, чтобы посмотреть на пролетающую мимо птичку...
— Привет, Том...
Из-под зашитого грубыми стежками капюшона светился жёлтый глаз. Голос, похожий на пересыпающийся песок, царапнул уши приветствием. Наверное, так говорят скелеты в старых триллерах про некромантеров...
— Нэсса... Что с тобой сделали?! — не удержался Том.
— А что мне могут сделать?.. Ничего... — скрипнул голос.
— Но ты... ты... — не находилось слов. Не скажешь же ей в лицо: «Ты стала уродливой!»
— Стала чудовищем?! — сама переспросила Серая. — Это плата, дружок... За могущество... Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а за хорошие вещи приходится платить... Например — красотой... Помнишь, Русалочка в старой сказке заплатила за возможность ходить по земле своим голосом... А я заплатила за возможность ходить по землям...
Том безошибочно почувствовал недосказанность в интонации и переспросил, выделив:
— По Землям?..
— Ты догадлив... Арта, доступная мне всегда, лишь песчинка в мире Истории. Есть ещё Арда, Кринн, Земля, Злеям, Зайст, Планета-Чертоги и множество других ступеней Единой Лестницы. Таких, куда и Единого-то нашего не пустят!.. А я тут хожу... Тут везде мой дом... И во снах жителей этих Земель тоже, так что мы ещё будем с тобой пересекаться, Том... И так до тех пор, пока я не встречу твоего отца... Вот тогда мы встретимся в последний раз... И я не уверена, что ты будешь рад этой встрече...
— Мой отец... Он давно умер... — возразил вечный мальчишка.
— В некотором смысле — да... Он умер для того мира, что был тебе родиной... Но и ты умер для них... Даже не умер — тебя просто не существовало в природе... Учёные-архивариусы и историки давно доказали, что, повествуя о тебе, подразумевали Готмога, главу балрогов. А тебя просто не было в природе, Томас Сновидец... Ты миф, даже нет, ты — искажение мифа... Искажение в поздних переводах со старонуменорского на всеобщий...
— Так он жив?!
— Его нет среди бодрствующих... Уже почти пять тысяч лет нету...
— Мне самому всего четыре тысячи сто восемьдесят два года... Как же — почти пять тысяч лет как нету?..
— Меньше бы ты шлялся по мирам, где время течёт иначе — старше бы был... Вселенная играет своими законами и парадоксами, Кристалл — своими, а Великий Разум всё не может привести их в соответствие... Семь тысяч сто пятьдесят восемь лет назад твой отец уже был не в твоём мире, а создавал свой... И ты к тому времени уже был бессмертным, кстати... Так что не задавай глупых вопросов, это тебе не к лицу...
— А что же твой муж? — осторожно сменил тему Том. — Как он отнёсся к смене твоей внешности?..
— А как ты относишься к тому, что твой друг сменит рубашку?.. — пожала плечами Нэсса. — Мой дурачок и поныне ничего не понял... Просто решил, что я стала экстравагантной и потому выбрала такой вид... Типа — подавить на жалость Ниенне или упрекнуть Манвэ... Он сам знает, что внешность можно взять любую, но...
— Но он не понял, что ты потеряла этот дар... И что любая твоя внешность будет с тем же жёлтым глазом...
— И не только глазом... — на миг одеяния её стали прозрачными. Только на миг, но Тому хватило этого, чтобы увидеть её тело, покрытое язвами и струпьями. Незаживающие раны — хороший упрёк для Манвэ, тут она права... — Удивлён?.. Я знала это... Ты проницателен, но и тебе не понять, что ты не случайно оказался здесь... Ты нужен мне, и поэтому ты пройдёшь Дом...
— Не собираюсь я участвовать в твоих играх! — вскинулся Том.
— Ну почему же?.. Уже участвуешь... — прошелестела Нэсса. — Ты так долго искал Дом...
— Я искал Подвал...
— Дом... А Подвал — только часть Дома... Шлюз между мирами... Из любого видимого и ощущаемого Дома ты можешь перейти через Подвал на Чердак следующего этапа Дома... А там — снова к Подвалу, и — на следующий Чердак... И так до тех пор, пока не найдёшь свою цель...
— Но ты... Какое отношение ты имеешь к Дому?..
— Имею...
— Но ту нет Подвала! Я проверял!
— Ты проверял больше года назад... За это время много чего смогло измениться... И теперь Странный Замок включён в ленту Дома, стал одним из этапов его, и сквозь его Подвал спустись туда, где в тот раз видел взлётное поле — и ты на шаг приблизишься к Нику.
— Ты знаешь, где Ник?! — вскричал Том, но его голос увяз в пространстве, впитался в пустоту, и лишь он и Нэсса услышали этот крик...
— Знаю... И даже указала тебе дорогу... Иди — и найдёшь... Как говорится — ищите и обрящете... Тебе нужен Ник, а мне — тот, кто пройдёт Дом...
— Спасибо... Но скажи мне напоследок — зачем ты надоумливаешь здешнюю бронтозавриху на введение такого бреда в Замке?..
— В нём не было страданий. Страдания нужны, чтобы помещение вросло в структуру Дома. Я нашла ту, кто по недомыслию своему вносит сюда страдания, искренне веря, что приносит в свой дом счастье... Был ещё Стервятник, но его украл у меня Крысиный Король... А жаль... С ним страданий было бы больше... И Дом стоял бы прочней...
— Да ты и вправду чудовище! — выдохнул Том. — Строить мир на боли!..
— На страданиях... Страдать можно и безболезненно... Если уметь... Тем более что в данном случае я вроде бы как спасительница этого мира...
— Это ещё как?!
— Ответь сам... Только честно. Что лучше — чтобы Замок просто разрушился и обратился бы в прах, как это произошло на самом деле, когда вы с Ником покинули его по Лунному Лучу? Ник был единственным, что держало этот Замок в мире... Или лучше, что я сохранила его здесь, в Глубине, и продолжила его жизнь?.. Что все его жители живы и поныне... А взамен — страдания, выпавшие на их долю. Итак — жить и страдать или вообще не жить никак, ни в каком виде... Что лучше?..
— Ты же могла, чтобы и без боли... Без страданий... Или это не в твоих силах?
— В моих, мальчик... В моих... Только кто бы мне позволил это?! Или ты думаешь, что кроме меня никто Дом не курирует?! Впрочем, я всегда ищу самые простые пути для достижения моих целей... И нахожу. Согласись, что мне это удаётся... Мне понравился Странный Замок — и вот уже он вмонтирован в тело Дома. Мне захотелось, чтобы именно ты прошёл Дом — и ты пройдёшь его. Точно пройдёшь, не отвертишься, потому что у тебя просто нет выхода — иначе тебе никогда не найти Ника.
— Ты циник, Нэсса...
— Знаю. И горжусь этим. Сейчас эра цинизма.
С этими словами Нэсса, сверкнув напоследок желтизной своего глаза, шагнула вперёд и словно прошла сквозь декорацию с картинкой пространства. На миг в её силуэте мелькнули то ли разводы дорожек интегральных схем, то ли узор серебряных нитей Судьбы, по ним пробежали синеватые огоньки — и всё рассосалось, исчезло. Остался только берег пруда и рябь серой воды, на которую даже не падала в этом мареве тень от стоящего за спиной Замка...
Часть 3
Подвал
Пламя Свечи на ветру — сердце в ладонях...
Мельтор
Он не помнил, какой сейчас год, какой сейчас век, какая эра. Он шёл по пустыне, и ему казалось, что идёт он не первый век. Солнце нещадно слепило, а мелкие камешки казались живыми существами, назло кидающимися под ноги, чтобы доставить максимум неприятностей. Единственное, что удивляло — не чувствовалась жара. Напротив — ноги перемешивали песок и хрупкий, колючий снег. В голове гудело, и мысли путались. Порой казалось, что это просто Полигон, но сознание не успевало схватиться за эту спасительную мысль, как его отталкивало безразличие. И это хорошо — иначе за надеждой пришло бы отчаяние, а так — ничего. Пустота. Ровная и звенящая.
А некоторые камни, красноватые, с полкулака ростом, были и вправду живые, и вцеплялись в его сапожки мёртвой хваткой, стараясь прогрызть кожу. Что поделаешь — есть им тут, в пустыне, нечего — вот они и приспособились... Одинаковые, похожие друг на друга несимметричные желудки с зубами. Он втаптывал их в песок и снег, забивал под лёд, не заботясь о безопасности: он был уверен, что дойдёт целым и невредимым. Вот только куда? Здесь память намертво отказывалась помочь. Надо было просто идти. Левая нога — правая — левая — правая — хрусть-«желудок» в песок — левая — правая — левая — хрусть... За барханом — бархан, за сугробом — сугроб, за горизонтом — горизонт, за маразмом — маразм: хрусть... Что-то часто они стали попадаться: словно подходишь куда-то, а они там — охрана: хрусть, хрусть, хрусть... Ой! А этот чуть не прокусил! Вот тебе! Вот тебе! Хрусть...
Тень. Нет, это не Солнце укрылось за тучку. Это выросла из ниоткуда стена. Стена дома. Пятиэтажного, кажется. Почти. Откуда он среди этой пустоши? Кто его выстроил и зачем? Сколько миллиардов лет он стоит тут необитаемый? Обитаемый?! Ой! В глазах потемнело, и он рухнул прямо на руки выбежавшим мальчишкам.
*
А может, всё это было сном? Ну как мальчишки могли выбежать на улицу, если выход из Школы разрешён только представителям Клана Воспитателей?! Даже Учителя и Надзиратели не имеют права покинуть Проклятые стены. А мальчишку за это... Никто не знает, что за наказание его ждёт, ибо никто ещё из наказанных не вернулся назад. Хотя заподозрить можно: не только же объедками из кухни питаются Каменные Желудки... А может, что и пострашней придумают за проявление Свободомыслия. Ведь это — величайший грех, ибо может разрушить Изначальный Порядок.
А Изначальный Порядок здесь ценится. По крайней мере, до Ночного Сна. Ибо когда наступает Сон и все звуки стихают, в коридорах никогда не появится ни Воспитатель, ни Учитель, ни Надзиратель. Выйти из своих комнат нельзя — двери блокированы, а бронестёкла окон можно высадить разве что прямым попаданием ракеты. В это время тяжкая дрожь поднимается из запертых подвалов Дома, да с улицы доносится леденящий вой ночных Пустынников — безжалостных хищников, боящихся только Солнца. Они приходят из тьмы и кружат до рассвета, когда им на смену проснутся Желудки. Кружат и тоскливо, жалобно воют на неподдающиеся стены.
Но ещё больше стонов в этот час в Школе. Днём тихие и послушные, мальчики «ведут свои разборки». У Тома в Классе тоже есть такой. В первый же день Том спросил его имя — и он ответил: «Кореш». И в доказательство показал выжженную на руке букву «К» с разводами. Томасу не понравилось его прозвище — оно напоминало одного очень близкого друга-тролля, но внешность здешнего «Кореша», этого щуплого стервятника класса, могла вызвать только отвращение. Всегда в сопровождении двух-трёх «ломовиков» с маленькими головами, но большими грудами мышц, он был негласным королём Класса. И его боялись все. Но почему — Томас понял не сразу.
Он не знал, что будущий диктатор класса появился на место исчезнувшего, ускользнувшего из класса Ника. Кореш возник в очередное утро в спальне вместе с двумя «ломовиками», чьи кулаки были больше их же голов. Просто удивительно, кого подселила Система на место Ника, Николки и Серго, трёх скромных интеллигентных мальчиков. Видимо — чтобы сделать жалкую жизнь в Классе ещё нестерпимее.
Появившись в спальне, Кореш внимательно огляделся. Остановил взгляд на Санти. Ткнул в местного здоровяка пальцем. Коротко скомандовал: «Бить!»
И началось. Два корешевских бугая молча, с наслаждением пинали поваленного на землю Санти. Минут десять.
— Хватит, — скомандовал будущий король Класса. Затем подошёл к стонущему телу и с деланым сочувствием произнёс: — Понимаешь, друг, ничего личного. Просто так надо. А теперь у тебя два выбора. Или тебя будут так же бить каждый день, или присоединяйся к моим мальчикам, и тогда бить будешь ты, а не тебя. Что ты выбираешь?
Класс замер в шоке, наблюдая происходящее. Все ждали. Конечно, Санти порой давал волю кулакам, но ТАКОЙ сволочью он не был. Ребята начали собираться за спиной Санти, уже представляя, как тот плюнет в глаза Корешу, и тут-то все они, вместе, и поставят на место этого сморчка с его мордоворотами.
Санти затравленно подышал и негромко сказал:
— Чего думать? Я с тобой. Лучше бить, чем быть битым.
Ребят словно в дерьмо макнули. Такого предательства они просто не ожидали.
Все прекрасно поняли, что «будущий» король становится нынешним, и на веки веков.
Всё это было ещё до появления Тома. Он не застал тихих мирных времён, когда самая страшная драка велась до первой крови, и разбитый нос или губа был сигналом, запрещающим любой дальнейший удар. Он возник здесь в эпоху жестокости, когда каждую ночь «приближённые палачи» вершили свой суд над теми, кто не так посмотрел на их босса или просто громче, чем надо, вздохнул.
Кровь наказуемых Кореш собирал в алюминиевую чашу, и затем пил её, предварительно громогласно объявив: «Тебе, Тёмный! Прими от жреца твоего и минуй нас в своей Жатве!»
Что, впрочем, не мешало детям время от времени пропадать по ночам.
Когда Томас увидел это первый раз — его громко стошнило. На удивление — Кореш сделал вид, что ничего не услышал и не заметил, к Томасу не подошёл. И тот вновь удивился, отчего это «Король Класса» так вежливо относится к незнакомому найдёнышу. И в первый день даже пальцем не прикоснулся. Не приглянулся, что ли?.. А, меньше хлопот.
А через день Томас увидел, как плачет Малыш, сидя у рукомойников.
— Что случилось?
Но Малыш лишь отмахнулся. Он был самый маленький в классе, Тому по пояс, щуплый, большеголовый, вечно всклокоченный. Иногда насмешливый, чаще — грустный. Но чтобы вот так плакать? А когда Том коснулся взъерошенных волос, Малыш вдруг сорвался с места и выбежал вон. А на том месте, где он присел, темнела застывающая кровь. Вот оно что?! Значит, мало Корешу новичков, мало других — он и за Малыша принялся! Первым порывом было пойти и врезать в эту наглую морду. Но затем возник страх: а если... Сейчас-то не трогают почему-то. Не замечают. А если сам на рожон полезу — через сколько секунд разделают в кровь? Лучше уж воздержаться.
Томас сложил руки лодочкой, набрал в них воды и вылил на пятно. Розовые потёки устремились в раковину, унося последние следы несчастья Малыша.
А днём всё шло как по писанному. Каждая секунда на счету, каждый вздох на учёте. Вот только о чём говорят Учителя — не удавалось запомнить. Это словно под гипнозом, когда приказывают напоследок: «А теперь забудь всё это, но сохрани в подсознании и руководствуйся этим в жизни!» — и ты послушно забываешь, а затем сам удивляешься порою своим поступкам.
Зато деяния Надзирателей и Воспитателей чувствовались нередко на своей шкуре и барабанных перепонках. И порой даже нельзя было понять, за что же последует наказание...
И всегда — простенький маршрут. Класс-спальня — столовая — класс Учителей — Класс-спальня... И всё в пределах своего этажа. Ни разу не видели даже другие Классы, других ребят. Но ведь должны же тут быть ещё люди! И ещё — а кто готовит? Пища выползает из узенькой амбразуры над кухонным конвейером, выползает в одинаковых пронумерованных тарелках. Каждому ученику — свой номер. А возьмёшь чужой — плеть Надзирателя. И неважно, что при этом по полу разлито всё содержимое тарелки — добавок не будет. Хочешь быть сытым — не упускай свою тарелку, не давай кому-нибудь овладеть ею раньше тебя.
Бегом на уроки. Бегом на кормёжку. Бегом в свой Класс. Бегом к рукомойникам. Бегом на перекличку. Дважды. Утром, сразу после сна — и вечером, перед сном. Можно подумать, что из Класса можно куда-нибудь деться! Через бронированные-то двери, запертые! Не иначе, как Перекличка — просто метод ещё раз унизить, показать твою никчемность и незначительность перед всемогущими Учителями и Воспитателями, и без того делающими твою жизнь похожей на существование под действием родового проклятия.
* * *
— А что такое «Проклятие Картографов»? — не уставала сыпать вопросами Волча — маленькая пушистая дочка Всехнего.
— Это старое проклятие, — вздохнул Менестрель. — Как только кто-то пытается создать карту Странного Места, так тут же его какая-то сила выбрасывает из этого мира, и обычно такие создания уже больше не возвращаются. А если и возвращаются, то напрочь теряют интерес к созданию Карты. Чем подробнее и точнее они хотят создать карту — тем быстрее и тем на дольше их выбрасывает в небытие. На моей памяти жертвами Проклятия Картографов пали Гарри Галеев, Мартин и Лексик, а не так давно — Дождь и Трактирщик. Последний, впрочем, уже вернулся, хотя сейчас его трактир почти никто не посещает...
— А я Вам скажу — тут заговор мирового масонства! — вмешался Саттарис. — На самом деле существует подробнейшая карта СМ с пометками капитана Флинта и аббата Фариа, но её спрятали Махатмы, так как жители Замка не были тогда готовы принять это эзотерическое знание. Оно передавалось из поколения в поколение Посвящённых, но многие авантюристы и оккультисты-одиночки пытались найти Карту, и Адептам приходилось скрываться. Говорят, В_В... Да-да, Всехний Волк, твой папочка — почти нашёл Карту, но в последний момент осознал всю опасность такого знания и повернул назад. Бесследно исчезли Мартин и Варгульф. Но! Я прочитал в манускрипте, написанном лимонным соком и заложенном между склеенных страниц тринадцатого тома Мемуаров Корабельщика Навка, что Карта вытатуирована на спинке у кого-то из Пушистиков, но, натурально, скрыта мехом! Там её никто не нашёл бы. Хозяйка, видимо, тоже нашла этот манускрипт и решила найти Карту. Вся эпопея с ликами служила лишь для отвода глаз и для того, чтобы _лишить Пушистиков мехового покрова_!
— Не поминай озёрную всуе... — поморщился Менестрель. — Не ровён час — явится... Но Саттарис лишь отмахнулся и продолжил, глядя в горящие любопытством глаза Волчи:
— Карта — могущественный артефакт, способный наделять вечной молодостью и временной старостью, излечать все виды здоровья, наделять сверхучёной премудростью; его обладатель сможет повелевать небом и землёй, обращать время вспять, занимать деньги у В_В, помирить Венеда и Навка, воскресить Дарка, поднять размер картин в Замке до размеров оригиналов и даже переспорить Птеродактиля Ксандра!
Протяжный стон разнёсся над стылой землёй. Холодные воды зимнего пруда расступились, и на берег выбралась Бронтозавриха.
— Допоминался! — рыкнул Менестрель.
— Докаркался! — огрызнулся Саттарис.
Тем временем Хранительница Очага высоко подняла голову и трубно выкрикнула:
— Собирайтесь все! Слушайте все! Слушайте и не говорите, что не видели! Смотрите и не говорите, что не слышали! Явиться всем обязательно, ибо увидеть — назидательно!
Оглядев собравшихся, она хмыкнула: и так далеко не все носили предписанные ею маски, а с падением её авторитета после попыток запретить общаться с Навком число масок значительно сократилось. Она понимала, что если не сделать радикального шага — то скоро её покинут все её Советники, как покинул Венед, первым почуявший жареное и вовремя подавший в отставку, отрекаясь от неё. И тогда... Тогда она окажется бессильной, даже несмотря на свой новый Дар.
Поднапрягшись и сосредоточившись, она потекла, уменьшаясь в размерах, и под всеобщий вздох изумления превратилась в человека. В молодую девушку с крашеными в рыжий цвет волосами. Ряска, облеплявшая её, превратилась в чёрно-голубое платье, а прилипший к задней правой лапе цветок лотоса стал татуировкой на стройной ноге, едва прикрытой мини-юбкой.
— Леди!.. — выдохнул кто-то...
— Теперь не ХО, а Леди ХО, — подхватил другой.
— Леди, а на татуировке в надписи над цветком грамматическая ошибка! — усмехнулся Саттарис.
Впрочем, кроме него, кажется, никто санскрита не знал, а потому поверили ему на слово.
Леди ХО тем временем оглядела СтранноМестный народ, лихорадочно размышляя и волнуясь.
— Здравствуйте, все! — провозгласила она. — Я принесла вам Благую Весть! Так уж получилось, что последние десять дней я спала, и потому была лишена возможности контролировать жизнь Странного Места. И восстановить этот пробел теперь не удастся. Но речь пойдёт не об этом. Речь пойдёт о другом. Время идёт, мир меняется, меняемся и мы вместе с ним. Не меняются только дураки и покойники. И то, что было прежде, сохраняется только в нашей памяти. Но сколь бы ни приятны были эти воспоминания, не стоит жить лицом назад. Давайте посмотрим в будущее. — она махнула рукой к небесам. — В полнейшую неизвестность. Не стоит этого пугаться. Ведь мы создаём его сами. Прямо здесь и сейчас. Будущее означает перемены. Из чего-то мы вырастаем, что-то переосмысливаем. Когда мы не можем предсказать наше завтра, это означает, что нас ждёт будущее, а не растянутое прошлое. Я не знаю, каким будет оно, моё завтра, но я вижу, что сегодня мой путь очень мало связан со Странным Местом. Я не могу уже, как раньше, жить в этом мире, хотя мне приятно и интересно общаться со многими из присутствующих здесь. А потому... потому я решила передать... доверить управление Странным Замком человеку. Да, именно ЧЕЛОВЕКУ, существу, которого волнует и беспокоит судьба этого мира. Он любит это место. И, я уверена, он будет хорошим Хранителем. Сейчас вы все увидите его.
Она развела руки и, повинуясь ей, из земли полезли проложенные когда-то Сэнди и его помощниками кабели связи. Они обрывались, лопались, вылазили из своей изоляции, как змея из старой шкуры. Следуя за жестами Хранительницы, сплетаясь и сплавляясь, они сложились в медно-бронзовую фигуру: то ли статую, то ли робота, то ли голема. Вместо головы на шарнирных подвесках болтался гладкий медный шар. Подойдя к своему созданию, бывшая бронтозавриха подняла с земли чей-то портрет, стряхнула с него пыль и снег, и пришлёпнула к шару. Портрет остался плоским, но прилип к шару и даже для пробы пошевелил губами.
Хранительница чуть отошла, с гордостью рассматривая дело рук своих.
— Вы знаете его? — донеслось приглушённое разноголосье.
— Первый раз вижу... — зашептало в ответ.
— И он нас, похоже, тоже... — все смотрели, как медно-бронзовый голем оглядывает бумажным лицом толпу собравшихся.
— С сегодняшнего дня у этого Замка и окрестностей есть свой Бог-Хранитель, — продолжила тем временем Леди ХО. — Я по-прежнему остаюсь вашей Хранительницей Очага. Но скорее как символ. Ибо с сегодняшнего дня, фактически, все административные вопросы будет решать он, — она ткнула пальцем в голема. — С сегодняшнего дня начинается у вас новая жизнь. И, я надеюсь, Золотой Век... — с этими словами она повернулась и, оставаясь в человеческом обличье, направилась в сторону пруда. Но не дошла до воды, растворилась в воздухе, постепенно истончаясь, и вот пропала совсем, словно и не было её. Зато посреди пруда возникло странное сооружение, напоминающее то ли нарисованную неумелой детской рукой пагоду, то ли марсианский кактус-переросток. На боку сооружения был изображён цветок лотоса, и дорожка из цветущих лотосов вела к нему по воде.
— Поздравляю с Бархатной революцией. Ну прямо совсем как в Сербии! — завосторгался Олег — один из музыкантов, как-то прибывший в эти земли и поселившийся тут. Толпа дружно зааплодировала. Ему.
И тут до того молчавший голем зазвенел медным голосом:
— Пр-р-риветствую вас! Нижайший поклон вам! Провозглашаю Декрет о Мире. Будем взаимно знакомы: я ваш новый Бог-Хранитель.
Подошедший к голему Дарк Реструктор провозгласил:
— Милостив Творец, ибо Он прощает всё. Ты хочешь быть богом?
Но механоид лишь презрительно отвернулся от него, не удостоив ответом. И вновь обратился к толпе:
— Я очень настойчиво прошу к «Благой Вести» прежней Хранительницы отнестись спокойно и не раздувать на территории данного мира обсуждений данного решения. Иначе это попадёт под пункт «Обсуждение действий властей». Выпады в адрес Хранительницы также не приветствуются. За это будет расстрел. Да и невежливо это. Мир изменился. Давайте жить в новом мире. Как известно, кто старое помянёт, тому не поздоровится...
Жители Замка и окрестностей молчали, переваривая услышанное.
— В этой связи объявляется всеобщая амнистия, недостреленные могут воспользоваться больничным корпусом, который строится в данный момент за конюшнями. Запрет на общение с Навком отменяется, но прошу всех учесть, что у меня строго негативное отношение к такого рода борцунству, и что за разжигание конфликтов против Власти буду нещадно карать. Уж простите заранее.
— Скажите, Менестрель, это бред или я сплю и мне снится кошмар, как Вы думаете? — обратился к Менестрелю Сэнди.
— Если и бред, то бредим не мы, Сэнди, — ответил тот, задумчиво перебирая бородку.
— Далее, — продолжил медный «Бог», — будут наказываться любые разговоры на личные темы. Что такое личные темы? Это всё то, что интересно только Вам и одному-единственному вашему собеседнику. Как минимум — это разговоры о том, кто кому и когда не позвонил, не написал и не зашёл... «Вась, ты куда пропал?» — это личная тема. «Сэнди, когда ты починишь мой телевизор?» — тоже личная тема. И говорящие на личные темы не в своих комнатах, а в общественных местах, будут отстреливаться не менее жестоко, чем обсуждающие действия Власти.
В задних рядах зрителей восседал Венед, и два беса в напяленных на рожицы масках пришивали к его мундиру погоны Советника: он торопился занять своё место при новой Власти.
— Шеф, а когда Вы снова станете Советником — нам можно будет снова не носить масок? — спросил один из бесов у Коменданта. Но, кажется, механоид тоже услышал вопрос, потому что зарокотал-зазвенел:
— Маски. Всё как было до меня. За исключением одного. На стене Замка перед входом будет вывешен список тех, кому разрешено маски не носить. Кого нет в списке, но кто хочет получить право жить без маски — пишите мне заявления, рассмотрю в порядке поступления. В заявлении подробно опишите, почему именно Вам хочется освободиться от ношения маски. «Просто хочу и всё» — это не основание для разрешения. Опять же простите, если Вы не согласны, но уж такая у нас нынче политика.
— Как говаривал один из юмористов — «Каждый народ имеет то правительство, которое его имеет», — грустно усмехнулся Менестрель.
— Цитирование — старайтесь избегать цитировать больше, чем по 6 секунд. Поверьте, слушать становится занудно. За что отныне и наказывают, — продолжил медный божок. И, перекрывая ропот толпы, добавил: — Ну и, наконец — давайте жить дружно!!! Так что — мир Странному Месту! Декрет номер один вступает в силу после его зачитывания мною, то есть сейчас! Есть вопросы — пишите в установленной форме. Отвечу всем. Или приходите. Приёмные дни — среда с 14:00 до 17:00 и пятница с 10:00 до 12:00.
— И это Бог-Хранитель? — удивлённо шепнул кто-то мохнатый в толпе.
— Если это и бог — то бог обмана и насмешки Локи, — ответствовал Навк.
— Предупреждаю, — заявил механоид, — что сравнение с Локи оскорбляет меня, так что я приговорю Вас к расстрелу и прикажу моему новому Советнику привести приговор в исполнение, когда ему пришьют второй погон.
— Извините, — кто-то дёрнул Навка за рукав и тот несказанно удивился, но, обернувшись, увидел давнего своего знакомца из Скандинавии, — но это я скорее должен почувствовать себя оскорблённым. Сравнивать меня, бога огня и шуток Локи, с этой грудой металлолома?!
— Я — Бог! — гордо и напыщенно ответила «груда металлолома» и, ткнув суставчатым пальцем в Локи, пророкотала: — Давай ты будешь верить в меня, а я — в тебя.
— А я в таких не верю... — бог шутки нарочито грубо повернулся к голему спиной.
В трактире «Три Холма» было немноголюдно. Точнее, «людь», человек, был один — сам Трактирщик. Кроме него и мельтешащих робослуг в трактире был только Кот Том. В отличие от своего мультипликационного тёзки, он был сер и полосат, и постоянно носил большие очки, потому что немного посадил зрение, читая по ночам книги при свете луны.
Сейчас кот растянулся на широком подоконнике, застыв в позе ленивого сфинкса, и, щурясь на полупустой стакан валерьянки, говорил хозяину трактира:
— Конечно, Вы можете сказать, что это всё пустые слова... Но сплетни о необычайных свойствах Карты сильно затронули мою душу, и я решил рискнуть. Забравшись из осторожности немножко в прошлое и на пару порядков виртуальности ниже Странного Места, я создал там уютненький мирок, где мог некоторое время находиться без привычного для меня волосяного покрова. Какие-то контуры я на своей шкурке обнаружил, запомнил и успешно стёр. Очень кстати пришлось мне письмо Леди ХО на разрешение неношения лика, которое отпечаталось на моём боку в виде штампа «ПРОВЕРЕНО» и окончательно докончило уничтожение следов Карты. Даже хитромудрый девил ничего не заметил.
Тут кот отхлебнул валерьянки и довольно рассмеялся, глядя на внимающего его речам ошарашенного Трактирщика.
— Думаете, это мне даром далось? Правда, пушистость после бритья, проведённого моим alter ego, существенно повысилась, но я был на месяц вышвырнут из СМ в межгранье странным недугом, который и теперь время от времени напоминает о себе. На полную мощь я своё Знание использовать не пытался, но кое в чём девил был прав: Ксандра Зорина действительно можно переспорить (если достаточные аргументы приводить). К тому же, я получил реальные шансы поместить своё изображение на Гербе СМ. С тем же Ксандром этот вопрос уже согласован. Правда, есть ещё семь Хранителей, но думаю, что слово Леди ХО должно перевесить. Хоть она и Бронтозавриха в недавнем прошлом, но, полагаю, понимает, что Герб с динозаврами сейчас как-то не к месту. На фоне Замка должен быть Некто с явно Человечески Лицом, а у его ног — скромный и законопослушный представитель Пушистиков, коих, надеюсь, будет представлять моя скромная особа. Мечты, мечты... Неспособные, надеюсь, никого обидеть...
И кот одним махом опорожнил стакан, схватив его зубами и запрокинув голову.
* * *
А затем обидели Малыша. При Томасе. Но это случилось не сразу. Сперва был Кентавр. Стилизованый, словно иероглиф или наскальный рисунок, он красовался на листе плотной бумаги, лежащей на крышке тумбочки. Сложеный из тонких линий, Кентавр был на удивление живым. Он нёсся вперёд с первобытной грацией, целясь из лука во что-то впереди себя. Томас схватил рисунок и впился в него глазами. Словно вспоминая что-то. И действительно, рисунок был чем-то знаком. Но чем? И где его можно было увидеть раньше, если все воспоминания — только о Школе. Да ещё какой-то обрывочный бред о Пустыне, который не может быть правдой.
От созерцания рисунка вдруг сильно захотелось пить. И Томас, не задумываясь, кинулся к рукомойникам. А когда он вернулся — рисунка как ни бывало. Словно и не лежал на тумбочке.
И тогда ему вдруг начали сниться сны. Впервые в этой Школе. То есть до этого они не снились. Абсолютно. Никакие. А тут — словно зреет что-то внутри. Тёплое.
А потом обидели Малыша. Том проснулся от какого-то странного шума и сперва лишь опасливо приоткрыл глаза. Стоя на полу спального Класса, Кореш схватил Малыша за волосы, стараясь поставить его на колени прямо на разбитые осколки стакана. Малыш отчаянно сопротивлялся, а «охрана» тем временем ржала, глядя на эту забаву. Наконец Малыш вырвался, и тут же резкий удар по шее настиг его. Второй — «под дых», в солнечное сплетение. А затем Кореш сдёрнул с койки первого попавшегося пацана:
— Ты! Будешь бить его, пока я не скажу «хватит»!
И парень с тупостью робота-автомата принялся пинать ногами хрупкое беззащитное тельце.
— Яростней! Сильнее бей, или тебя щас!.. — крикнул Кореш, молотя Малыша с другой стороны.
Томас боялся пошевельнуться. Но вместе с тем было жутко жаль Малыша. И тут Малыш вскрикнул. Крик ударил по ушам и прорвался внутрь. Резонанс.
Тело и мозг ещё боялись, но внутри Тома словно лопнула какая-то пружинка. Руки напряглись, пальцы сами сложились в клинки. И тут он почувствовал рвущуюся наружу дрожь. Сколько же ждало оно, погрузившись в хитросплетение мозга? Но теперь это вырвалось из подсознания, и волна ярости обратилась в движения, раскидывая врагов. «И тут он начал драться». Воистину, когда враги летают вдоль Класса, почти не опускаясь на землю — приятно. Но куда приятней было б, если бы ничего этого не было.
А вокруг «спят». И делают вид, что ничего не помнят и не видят. Тряпки. Стоит ли заступаться за них? Вот только Малыша жаль...
Кто-то тронул за руку, останавливая. Переворот через голову, взгляд. Стоп! Это Малыш. Он дёрнул Тома за руку и быстро потянул к рукомойнику.
Оставив корчащиеся на полу тела, двое мальчишек вошли... Но ведь это не поворот к раковинам! Это какой-то длиннющий ход, которому здесь отродясь не место! Он длинный, но это скорее чувствуешь, чем видишь. Ибо повороты скрадывают пространство, а лестницы и галереи, проходящие в толще стены Школы, как тайные крысиные ходы, запутывают всё в причудливый лабиринт.
— Тебе лучше не видеть, что будет дальше, — первым нарушил тишину Малыш. — А здорово ты их разделал! Совсем как в первый день!
— В первый день?
— Ну да, когда Кореш подкрался к тебе, только стал прицениваться, а ты его, не просыпаясь, с ноги в челюсть, да так, что тот пролетел метра три, сбив по дороге одного из своих быков.
— «Ясненько, почему Кореш так сторонился меня», — мелькнуло у Тома, но мысль уже переключилась на иное: — А куда мы идём?
— Увидишь.
— Крысиные ходы...
— Хорошая Крыса нужна, чтоб прогрызть бетон.
— О ней я и говорю, — ухмыльнулся Том.
Лестницы вели всё вверх и вверх, и вдруг ребята шагнули в пространство. Собственно, это было помещение, но после узких переходов оно показалось огромным, как вздох. И тут же Тому захотелось обернуться. За ним была серая бетонная стена. Ни двери, ни люка, только собственная тень. Да тень Малыша. Почему-то расхотелось спрашивать, как Малыш устраивает эти трюки. Да и устраивает ли? Скорее, использует какие-то неясные законы Дома.
Чердак, здоровенный, как зал. Не зря казалось, что в Доме не только пять этажей. Под единственным окном торчала батарея отопления. На неё-то и присел Малыш. Расставив тонкие ноги циркулем, опёрся попкой о ребристый чугун. И задумчиво посмотрел на Тома. Тот подошёл, обходя расстеленные прямо на полу постели — мягкие, с тёплыми одеялами в пододеяльниках и взбитыми подушками — и обнял Малыша за плечи. Тот взглянул прямо в глаза, и в них блеснула искорка влаги.
— Ну почему они так? Тут всё ненормально. Почему они так? — и Малыш зарыдал.
Том гладил его взъерошенные волосы, шептал что-то утешительное, ловил на палец и сбрасывал на пол сверкающие тёплые слезинки.
Выплакавшись, Малыш указал на лежанку у батареи: — Располагайся. До утра ещё времени много. Можешь посмотреть телевизор.
Только тут Том углядел в углу деревянную раму, грубо имитирующую телевизионный экран. И за ним — фанерку с намалёваным певцом. Улыбнулся — детская игра... Но Малыш потянул за верёвочку — и фанерка поднялась, открывая... настоящий телевизор! А вот это уже было серьёзно! Откуда?! Даже Воспитателям иметь его не положено!
Телевизор работал, но шли почему-то лишь развлекательные программы и пели певцы на неизвестных языках. Откуда-то появились ещё двое ребят. Незнакомых! Один моложе, другой — старше. Присели на постели у стены, покосились на Тома и уставились в экран.
Подошла девчонка, пошепталась о чём-то со старшим — и исчезла, отшатнувшись к стене. Какая-то кроха — на вид третьеклассница — привела зарёванного малыша. Старший из ребят склонился над ним, и ладони склонившегося засветились желтоватым светом. Малыш перестал плакать и скоро ушёл вместе со своей провожатой.
Но вдруг Малыш настороженно прислушался к чему-то, затем взял за руку старшего и уверенно шагнул к стене. И Том наконец-то разглядел, что происходит. Малыш просто вошёл в собственную тень, словно это была дыра.
Созерцать прыгающих певцов стало скучно, и Томас принялся оглядываться по сторонам. За батареей у изголовья что-то белело. Он протянул руки и выудил оттуда два белых листка. На них были нарисованы Кентавры. Первый — уже знакомый, стреляющий вперёд. Второй же обернулся на ходу, целясь во что-то, что оставил позади. Или сбоку — символичность рисунка не давала разобрать это подробней. Том отложил первый рисунок, показавшийся ему теперь неинтересным, и принялся созерцать второй... Из забытья его вывел шум возвращающегося Малыша. Тот вместе со старшим товарищем тащили... Кореша! «Король» был без сознания и весь в крови. Том быстро запихнул листки за батарею, согнув ненароком один из них, и спросил:
— Что с ним?
— Он потерял власть, — лаконично ответил Малыш, но заметив лишь недоумение во взгляде Тома, пояснил: — Ты лишил его власти. Перед всеми. И тогда все, кого он обидел, а это все — стали вымещать на нём свою злобу. Боже, какие же они звери! То жмутся и лижут ему ноги, то избивают, как тряпичную куклу. Как макивару.
Старший тем временем осветил жёлтым огнём ладоней быстро затягивающиеся раны. И вскоре Кореш дико озирался по сторонам, стараясь понять, куда он угодил.
— Завтра он решит, что это сон, — шепнул Малыш, — а мы поможем ему в этом... Я услышал его боль, и мы успели вовремя. А то бы не спасти...
— Но он же тебя мучил!
— Так что я, от этого должен становиться зверем?
— Нет, но... — и, не найдя нужных слов, Том повернулся к телевизору. Там на экране скакал с микрофоном молоденький парнишка в обтягивающем костюме. А Малыш вновь присел на батарею, свесив левую ногу. А правую поджал под подбородок, обхватив руками. Вселенская Печаль. Затем вдруг спрыгнул с окна и, укутавшись одеялом, присел у экрана.
Когда окончательно стемнело и все легли спать, Том протянул руку к Малышу, и в темноте наткнулся на протянутую к нему горячую руку. Пальцы их сплелись, и двое друзей погрузились в сон, слившись воедино. Словно побратались два одиночества Большой Школы. Навсегда.
А затем из тьмы вынырнул Второй Кентавр. И если Первый звал в будущее, то Второй заставлял вспомнить Прошлое. И не зря он явился сюда. А с собою принёс знание Школы, расположеной на островке в Гидропарке. Пять этажей. Уйма Классов. Отдельно — девчонки. Отдельно — мальчишки. Каждый Класс ничего не знает обо всех других. Они развиваются сами по себе, и в этом — и сила, и слабость. И тут вдруг в сознании Тома явился дивный чертёж: здание Школы, разделённое на пять этажей — по вертикали, на десять срезов — по длине, и на пять — по ширине. Двести пятьдесят кубиков. И вслед явилось понимание: по этажам надо разместить оценки — единицы, двойки, тройки, четвёрки и пятёрки. Отличники сверху, неуды — ближе к Подвалу. Вдоль длины — Классы, от первого по десятый. Таким образом Класс занимал уже не одну комнату, а пять, одну над другой, и превращался в пять Классов, где невозможен был уже произвол Корешей — коса на камень... А третье измерение замыкало систему в коллапс. Это было так неожиданно, что Том даже вздрогнул. Что-то здесь было не так. Чего-то не хватало в этой стройности.
Малыш лягнулся во сне, не дав додумать идею до абсолюта.
И лишь одна мысль зудела в подкорке: «Надо проснуться пораньше и успеть в Класс до Утренней Переклички. Иначе Воспитатели...»
Они ворвались на Чердак утром. Дико заорала несмазанными петлями железная дверь в далёком углу. И оттуда ринулись две Воспитательницы в сопровождении Надзирателей. Впрочем, Надзиратели остались у двери, и лишь Воспитатели увереным наглым шагом двинулись к мальчишкам.
В комнате Чердака в этот момент находились лишь Том, Малыш и спящий Кореш, которого они как раз собирались тащить в Класс.
Малыш успел отвязать незаметную верёвочку, и фанерный щит наглухо скрыл телевизионный приёмник.
Воспитательница заорала, и от этого дикого рёва что-то сдвинулось в голове Тома, и в Абсолютной модели пропало третье измерение, то, что замыкало модель в коллапс. И не страх перед грядущим наказанием, а досада за испорченную идею проснулась в душе.
— Наша задача — соблюсти абсолютную Гармонию в развитии изолированного подрастающего поколения! — продолжала реветь децибелами Воспитатель.
«Ник погиб, пытаясь прорваться сюда, — мелькнуло в голове у Тома. — Откуда это сведение? Ведь Ник остался дома живой и здоровый... Сюда? Отсюда? Если отсюда, то это ещё в тысячи раз сложней, ибо это только пока предстоит. Но зачем? Просто подальше от бреда. Этого бреда. Окружающего. Не может же целью задания быть "Погибнуть здесь"».
Во сне Том переродился. К счастью, не внешне, а только внутренне. Постарел, что ли? Повзрослел? Глаза его резанули Воспитателя, как два лазера. И она не удержалась, отшатнулась назад. А вторая вообще отпрыгнула. Разглядела-таки новую сущность. Испугалась. Хорошо хоть, ребята не заметили этой трансформации. Однако как теперь глядеть в глаза Малышу? А вдруг и он отшатнётся — этого же не пережить!
— Господин... Инспектор? — пролепетала Воспитатель.
— А Вы как думали?
— Но зачем это инкогнито?
— Инспектор-Координатор. И пока Вы тут не устроили свой переполох — у меня набросался прекрасный четырёхмерный план Абсолютного Взаимодействия внутри Школы. Идеальная Реформа, стимулирующая Абсолютные связи.
И Том набросал им вкратце свою идею, воткнув на место утраченного третьего измерения четвёртое, высосанное из пальца по ходу рассказа, и скромно умолчав о вакансии. Зато, повинуясь интуиции, он добавил: — «А далее позволим расширение связей: единицы и двойки лишены перемещения вдоль. Тройки — на плюс-минус один Класс. В свободное, разумеется, время. Хорошисты — на два Класса вперёд и назад. А отличникам позволяем вести поиск друзей и подруг на три Класса в обе стороны. Так четвероКлассник, допустим, может встретиться с десятиКлассником на территории седьмого Класса. Если они все, разумеется, отличники. Так и возникает личная заинтересованность.
Однако отличник уже не может встретиться с хорошистом, не говоря уже о середнячках или двоечниках. Один выбился в отличники в погоне за «свободой», другой не захотел его терять — тоже пусть подтягивается.»
— Это всё замечательно, и будет немедленно принято нами к исполнению, но... дети — здесь... На чердаке...
— Абсолютная Вольница (Воспитатель вздрогнула от этих слов, как от пощёчины). Вы забываете о моих Неограниченных Полномочиях... Более того, Вы пальцем не тронете детей этого чердака. Хотя я не гарантирую, что я никого из них не трону (при этих словах вздрогнул Кореш).
— Но Вольница — это вольность, а любая Вольность разрушает Порядок. Не зря она введена у нас, как понятие... Вольница...
— Абсолютная Вольница. Она введена, как понятие, а значит — обязана существовать в пределах этой Школы. И не как пугало, как Вы все тут посчитали, а напротив — как поощрение ученикам, как то, к чему все они будут стремиться — но так и не достигать. Почти никто. А достигшие — смогут со временем перейти в клан Учителей. Сразу. Минуя Надзирателей. Ибо Патрули Вольницы сродни Надзирателям, да только работа ещё сложней.
— Патрули Вольницы?! — ахнула Воспитатель.
— И не Вам их отменять! — прикрикнул Том. Общение на повышенных тонах подействовало: Воспитатели сжались перед вышестоящим по рангу. А Том тем временем повернулся к Корешу.
— Кореш — это твоё прозвище. А имя-то у тебя есть?
— Есть. Сергей... Серёжа Седов...
Сергей. И имя-то человеческое. Пожалеть?
— Переведите его в подвал Дома.
— Но там же...
— Обустройте ему отдельную комнату. Я оцениваю его в Ноль.
— Понятно. Но не нарушит ли это Вашу же стройную схему, господин Координатор?
Он пропустил мимо ушей эту якобы случайную лесть, «повышавшую» его сразу на два ранга.
— Ничуть. Это просто экстремум, второй полюс крайности: вверху, над всем — Вольница, внизу — Нули. Причем Нули — без права доступа в другие сектора. Пока не обретут значение. Сергей — первый.
* * *
Трудно сказать, кто в это предпраздничное утро проснулся первым. Возможно — были и те, кто вообще не ложился спать. Но во дворе, возле по-прежнему наряженой ёлки, чернела лишь одинокая фигура со светящимися синим глазами: в канун Старого Нового Года Фримен от нечего делать лепил на улице снеговика. Он уже скатал большой шар под ноги, средний — под туловище, и собирался взяться за изготовление головы, как вдруг с неба раздался громкий голос:
— Ну что? Не ждали?
Фримен просто застыл на месте.
— Не-а, — только и смог вымолвить он.
— Ждать?.. Зачем? — усмехнулся кто-то из-за облаков. И тут...
Рокочущий голос на грани инфразвука сотряс окружающее воздушное пространство. На замковый двор опустился пылающий шар. Сгусток плазмы. Небольшая, сгорающая в бешеном пламени звезда.
Фримен стоял и думал, не настал ли уже конец света...
Жар спал и звезда развернулась в сияющего Огненного Дракона.
— Зрелищно, конечно, весело. Но общаться со СтранноМестными жителями намного проще в более плотской сущности... — тут же прокомментировал голос из заоблачной выси. Кажется — его пришелец не удивил.
— А вот и я.... прибыл, чтобы явиться, — проговорил Огненный.
— А вот и мы... пронаблюдали дабы понять, — из облака спикировал, на лету складывая крылья, Золотой Дракон.
Голос Огненного Дракона, очень низкий, тот самый звук, что заставляет вибрировать лёгкие и щекочет кожу, кажется, нисколько не смущал летящего сверху: тот отвечал голосом ничуть не хуже поставленным.
На золотой чешуе заплясали языки огня. Каждое движение вызывало небольшой огненный вихрь. Глаза заискрились... насмешкой? Усмешкой? Весельем?
Золотой Брантос криво усмехнулся в ответ... Радость? Свет? Тьма? Безграничная печаль?..
Фримен попытался сделать несколько шагов назад, как вдруг зацепился за кочку и с размаху сел в снег. С выражением страха и любопытства на лице он рассматривал драконов. Он никогда ещё не видел драконов так близко...
— Мое имя Лун Фэй Дао Син.
— Брантос Карэ. Очень приятно.
Стараясь почему-то не смотреть в глаза золотому Брантосу, огненный Лун Фэй заговорил вновь, обращаясь ко всем и ни к кому в частности.
— Дракон... карнавальная маска. Фигура для маскарада. Тот, кто не существует в этом уровне реальности.
— Существование — вообще растяжимое понятие... — парировал Брантос, летая вокруг незнакомца.
— Он насмешлив и вспыльчив.
— Бывает... Не у всех, конечно, — золотой распахнул свои крылья пошире, замедляя полёт.
— Он высокомерен и чуточку презрителен. Он не знает, что такое такт...
— А вот ЗДЕСЬ стоит этому научиться! — отрезал Брантос, приземляясь рядом с пылающим собратом, продолжающим разглагольствовать.
— Он прямолинеен, как любая стихия. Его радость не менее разрушительна, чем его гнев. Дружба с ним возможна, если вы умудритесь подружиться с вулканом.
Брантос чуть иронично закатил глаза к небу.
— Он многократно сгорает в собственном пламени, чтобы тут же возродиться.
— Чего ж Вас так типает? — в голосе Брантоса послышалась насмешка. — Пламя звёзд питает нашу сущность. Вот и всё.
— Для него нет смерти и рождения как события, он просто живёт. Он только что покинул Аквилу, где наблюдал рождение звёзд и летал среди космических Замков.
К этому моменту Брантос попытался провести Лун Фэя на плантацию «Золотая лоза», приговаривая:
— Там, среди звёзд, сегодня танцевали Драконы. Скоро родится новая звезда.
Но новичок, подобно токующему тетереву, слышал только себя:
— Я был рождён в том-месте-что-не-существует-но-реально. Мудрый Ше и Огненная Лун встретились в этом пространстве небытия и, привлечённые светом разумов, играли в не-бесконечности-не-имеющей-границ. Они создали множество теней-творений, но эти создания не обладали собственной жизнью и не были столько прекрасны, как я. Я объединяю в себе две сущности и могу произвольно менять форму, поскольку мой облик губителен для хрупких созданий-что-не-имеют-огненной-природы.
— Догадалси!!!
Лун Фэй улыбнулся Настоящей Драконьей Улыбкой.
Карэ ответил Настоящим Драконьим Хмыканьем.
— Поиграем?
— Побойтесь Бо... Ну меня, хотя бы. Ещё Замок подпалите...
Взмах огромными крыльями. Взрыв. Катастрофа. Вихрь огня и блеска.
Фримен начал медленно отползать назад.
Огненный Дракон превратился в рыжеволосую маленькую женщину. Контуры её тела, цвет глаз мерцали, будто она не могла окончательно решиться, какую же форму ей принять. Гипнотизирующе-умиротворённое лицо, в глазах... радость? Усмешка? Веселье? Взгляд из глубины.
Брантос взмахнул крылами. На девушку пролился дождь маленьких, но очень Настоящих, звёзд.
Откуда-то из-под ёлки донёсся изумлённый голос Вангера:
— Драконесса...
— Потанцуем?
— Да нет, спасибо. Я уж лучше тут посижу... — донёсся из-под той же ёлки голос Фримена.
Но Брантос принял предложение. Он тоже преобразился. Галантный, страстный парень лет шестнадцати с виду и лет многих, глядящих из его глаз, рад был встать в первую фигуру венского вальса. Но тут девушка превратилась в мужчину. Невысокого роста, темноволосого, с белыми крыльями. Мудрость, сила, уверенность.
Аккуратно отряхнув руки, уже превратившиеся в золотые лапы, Брантос сказал:
— Вы бы остановились на чём-нибудь одном... Ну, хотя бы, пока что...
— Приветствую вас, незнакомцы.
— С такими нельзя знакомиться, — буркнул Брантос, — в смысле — навсегда. Всё равно Изменится...
— Я Вас тоже приветствую! — осмелевший Фримен выбрался из-под ёлки и теперь громко обращался к крылатому мужчине, больше напоминающему японских демонов, чем европейских ангелов. — Не хотите ли Вы помочь мне долепить снеговика? Или может быть, Вы желаете попить кагорчика? Я угощаю!
Его громкая речь заглушила слова, обращённые невесть откуда взявшимся Тевильдо к Навку и Брантосу:
— Она владеет Изменчивостью... Недурно... Только стоит не забывать: есть Изменчивость порывом души, называемая Творением Одухотворённого, — при этих словах Навк улыбнулся, — а есть Изменчивость за счёт души, когда душа расщепляется, и за счёт уничтожения её кусочков, — теперь улыбнулся незаметно подошедший к Князю Котов Саттарис, — производится Изменение, Метаморфоза, и полученное таким способом является неодухотворённым, хотя и притворяющимся живым. В первом случае мы, преисполненные Гордости Творца, рождаем новое, возвышаемся, приближаясь постепенно к богу, во втором — ведомые Гордыней, скатываемся, падаем в бездну, разрушая уже сотворённое кем-то.
— Ты прав, и я полностью согласен с тобой, — Навк обернулся к Коту-Хаосу, наблюдая, как тот из человеческого обличья превращается в крылатого синего кота. — Но я, как Корабельщик Нанарбека, хочу сказать тебе: я не чувствую одухотворённости от неё. Хотя и мамбетом от неё не несёт.
— Пока не несёт, — усмехнулся кот, поправляя бородку. — Пока...
Привлечённые сиянием, издали так напоминающим праздничный фейерверк, со всех сторон начали стягиваться жители. Они явно не хотели упустить свой праздник — Старый Новый Год.
— Давно у нас не было таких ярких гостей, — говорили одни, разглядев драконессу, вновь принявшую драконий облик.
— Давно у нас не было таких смелых, — уважительно говорили другие, заметив, что она не в маске.
И тут сквозь толпу проломился медный голем. Сжимая в руках маску покрупнее, он подошёл к драконессе и с размаху впечатал лик в голову гостьи.
— У нас всем положено ходить в масках, чтобы быть человеками, — пророкотал он.
Маска раскалилась и потекла на снег расплавленной керамикой.
— Как ты смеешь? — вскричала Лун Фэй в гневе. — Да я тебя сошлю куда-нибудь в Британию, хам! Навсегда сошлю!
— Я сам знаю, что мне сметь, а что нет, — высокомерно ответил механоид. — Ваш вопрос ко мне я рассматриваю как обсуждения действий Властей. Это первое нарушение. Вы отказались носить маску, расплавив её. Это второе нарушение. Вы обратились ко мне на «ты». Это третье нарушение. По совокупности нарушений я приговариваю Вас к расстрелу. Буду считать это подарком мне ко Старому Новому Году.
— Ты идиот, кретин и подлец! — вскипела драконесса, демонстративно не переходя на «Вы». — Да я тебя снова сделаю тем хламом, из которого сотворила!
— Меня сотворила Хранительница Очага, — прозвенел голем. — Стало быть, обсуждая моё сотворение, Вы обсуждаете действия Властей. Это уже четвёртое нарушение. Вы не зарегистрировали у меня право на неношение маски. Это пятое нарушение. И в шестых, Вы дезинформируете общественность, утверждая, будто бы меня сотворили Вы, а не Хранительница. А это неправда: Хранительница — человек, а не пылающая рептилия. Ненавижу нечеловеков. За всё это — ОГОНЬ!
Он вскинул свой плюсомёт с грацией Робокопа.
Драконесса взмыла ввысь так быстро, что растерявшийся Брантос даже не успел шепнуть ей: «Не сердитесь на медного: он дурак!» Развернулась для атаки.
На её лапе мелькнуло изображение огненного цветка.
Нехорошее предчувствие сжало сердце Брантоса.
И предчувствие не замедлило сбыться. Зависнув над Замком, огненная незнакомка превратилась ещё раз. Теперь в воздухе висела Бронтозавриха. Огромная, раз в десять больше своего естественного размера, она висела, подобно серому дирижаблю, поглядывая на всех с высоты.
Но Бог-Хранитель, кажется, не был впечатлён её размерами. Вскинув плюсомёт, он изготовился к стрельбе.
Метнув из глаз молнию, Хранительница вбила механоида в землю почти по пояс. Но машина не передумала вести огонь. Тогда, ударив лапой, она скомкала его плюсомёт и вбила голема по шею в растрескавшийся грунт.
Глядя на его попытки освободиться, она зло и устало засмеялась:
— Я говорила вам правду, жители этого проклятого мирка! Я не вижу своей жизни дальше в этом мире. Но это не значит, что я его покину, отдав вам! Я уйду, но перед этим войду в вас всех. И вы все станете мыслить, как я. Смотрите!
— Я снимаю с себя статус Хранителя! С этого момента правит здесь только Хранительница. Управлять ей помогают Советники, — испуганно загудел механоид. Но Бронтозавриха уже не слушала.
Она огненной плетью разряда ударила в своего «заместителя».
— Готов служить, искореняя игру, фантазию и свободомыслие во всех, в ком бы ни встретил! — прозвенел тот.
Вторая плеть вошла в Коменданта Замка Войны.
— Готов служить, искореняя игру, фантазию и свободомыслие во всех, в ком бы ни встретил! — по-военному чётко отрапортовал Венед.
Новая плеть воткнулась в баронессу, не столь давно ставшую новой Советницей.
— Готова служить, искореняя игру, фантазию и свободомыслие во всех, в ком бы ни встретила! — жестоко усмехнулась седоволосая.
Новая молния вонзилась в птеродактиля. Он перекувыркнулся в воздухе и умчался в листву. А молния, срикошетив, улетела в гостиницу Мартина, пропавшего с полгода назад Картографа.
Молнии били теперь то в йуругу, то в волков, то в призраков или других, не успевших разбежаться. Но — отскакивали почти ото всех. Жители не хотели меняться, теряя свой образ мышления, подменяя его чужим, чуждым и злым. Мало кто принял в себя страшный дар.
— Ах, вы не хотите меняться?! Тогда я изменю мир вокруг! Останется только Замок! Нет, останется только Каминная Зала, с которой всё некогда начиналось! Всё остальное я вгоню в небытие!
Молнии били в гостиницу, в Трактир, в шалаш Гарри, в Кагоровый Источник и даже в ров, вырытый впавшим в апатию Дизелем, проносились по Саду, Аллеям и Эвкалиптовой Роще, оплетали кефирококосовые пальмы. Но — из всего атакованного взорвалась и исчезла только пагода, выращенная на озере самой Хранительницей. Остальное — сопротивлялось, как могло. Сотворённое иными обитателями Странного Места не желало подчиниться чужой воле, убивающей душу.
Храните... Нет, всё-таки теперь — Хоронительница без малейших сомнений. Хоронительница удвоила свои усилия. Земля дрожала, взрывались кефирококосы, рвы то раздвигались в пропасти, то почти совсем смыкались.
Теряя свою форму, Бронтозавриха плавно перетекала из рептилии в спрута, в чудовище бездны с миллионами щупалец, каждое из которых изрыгало молнии и потоки Изменчивости.
Огненный шквал охватил всех, нашёптывая: «Изменись, или погибнешь! Не сопротивляйся, и будешь жить!..»
Мир скручивался в узлы.
И тут всё кончилось.
Никто даже не понял, что случилось. Просто чудовище в небе превратилось в тонкие струйки слизи, которые и устремились к земле. Безвредные, хотя и тошнотворные, они пролились везде.
— Что вышло?
— Кто вмешался?
— Мы уже на том свете? — зашептало вокруг.
— Померла ХО! — немного весело заявил Тевильдо. А может, и не весело, просто улыбка его окрасила событие в свои эмоции. Он был в человечьем обличии и держал над головой наспех сотворённый зонтик.
— Померла?
— Точно! Она творила Изменчивость, разлагая свою душу. Но, видать, не такая и большая оказалась у неё душа...
— Без души можно прожить от сорока дней до сорока лет, — авторитетно возразил Саттарис. — А девилы — так те и вообще бесконечно могут...
— Могут, — согласился Тевильдо. — Но она очень уж разогнала этот свой разрушительный процесс. И потому, когда её душа кончилась, он не остановился, а по инерции разложил то, что осталось: её тело.
— Искупаться в соплях Мамбета! — Навк стоял посреди слизистой лужи и брезгливо морщился: — Всю жизнь мечтал, блин! До чего ж противно!
— Странно завершился Армагеддон, — пожал плечами рыцарь, оттирая слизь со своих доспехов пучком хрустящей мёрзлой травы.
— Завершился? А по-моему, всё только ещё начинается, — вздохнул явившийся из ниоткуда Сим.
— Испугался раньше прийти? — усмехнулся Навк. — Так что, правду говорят, что Симаргл труслив?
— Я не труслив, я осторожен, — парировал тот. — Потому-то жив и поныне. Хотя бреду по этой жизни — вечность.
— Будем надеяться, что теперь-то всё пойдёт по другому, — улыбнулся рыцарь.
* * *
Всё пошло по другому. И лишь в глаза Малышу Том рискнул взглянуть не сразу. Но когда взглянул — от сердца отлегло: в них горели те же два лазера решимости и отваги, замешаной на дружбе. Малыш...
Реформа потрясла Школу. Всё менялось, как в волшебном калейдоскопе. Вот только одно смущало — всё больше ребят из их расслоённого Класса опускалось всё ниже и ниже, к единицам, словно совсем расхотели учиться. Что случилось? Это было так неожиданно и дико...
Ответ пришёл внезапно. Однажды ночью ребята вынесли дверь и по тёмным ступеням спустились в комнатку Подвала, где в одиночестве обитал Кореш. Увидев ребят, он, истомившийся одиночеством, несказанно обрадовался. Но тут же, разглядев их решительные и серьёзные лица, его радость сломалась, уступив место страху. И не напрасно. Его повалили на землю, и...
...Когда приблизилось утро — они бросили коченеющее уже тело на пол и тихонько скользнули к себе, прикрывая на ходу все двери.
Говорят, виновных не нашли, а успеваемость у ребят вдруг скоропостижно возросла, поднимая их всё выше от проклятого этажа.
Но Том и Малыш этого уже не застали. Как Третий Кентавр, мелькнула мысль: сегодня или никогда! И они побежали.
И снова мелькали хитросплетения коридоров, о которых ни один Воспитатель не имел ни малейшего понятия. И всё это время, вспоминая то утро на чердаке Вольницы, Том ворчал, жалуясь Малышу:
— А как мы боялись, что Воспитатели увидят эти постели на Чердаке. Как спешили скатать их и вернуться в Классы до утренней Переклички. И всё равно не успели — на мой какой-то сигнал навелись эти твари. Хорошо хоть, что о мой взгляд и обломались. Но никогда не прощу им, что забыл Третье Измерение Порядка, ведь эта Школа, в принципе — просто модель Окружающего Мира, со всеми его недостатками. Замени «оценки» на «рейтинги», а «классы» на «сословия» или возрастные градации — и модель универсируется. Но что же третье замыкало эту модель в коллапс? Не помню. Но предложенное сейчас как третье, было вынесено в Четвёртое Измерение, как единственный мобильный фактор, не дающий закостенеть и деградировать Всей Системе. Единственное VARIA-состояние. А ведь только когда я превратил его в Третье — тогда по «оценкам» стали варьироваться связи между «Классами» для общений. Ведь в Абсолютной модели были строгие столбцы-«ниши» — и ничего никогда не пересекалось и не нарушалось. Ну как же я мог посеять третье измерение от вопля этой дуры-Воспитательницы! Разжаловать бы её в Надзиратели. Или скормить Желудкам. Хотя нет — жалко, живая-таки...
— Жалко. А вот ей нас — ни капли. Как биоробот: «Вижу цель...». Скорее она нас скормит — если не спрячемся...
— Куда?! Куда мы идём?
— Вверх. К Чердаку.
— Малыш, я не могу объяснить, но прошу — веди меня вниз, НА УЛИЦУ!
— А что мы там забыли?
— Забыли. Я не могу назвать, но подсознанием чую — нам туда.
И ребята свернули в иные проходы.
— А если б ты не забыл — ты Воспитателям и дал бы Абсолютную Модель?
— Я что, похож на кретина? Им бы я дал то, что дал. Но всё же странно: словно что-то приказало мне — забудь третью составляющую. И я заменил её на четвёртую, тем самым вмиг превратив стройное здание в мину замедленного действия. Боже, но я ведь действительно видел модель совершенства! И надо же — забыть третье измерение из четырёх. Как заблокировали!
Вдруг Том остановился, словно споткнулся. Под ногами лежал потрёпанный листок бумаги. На отогнутом уголке — знакомый почерк. Задрожавшей рукой он поднял лист и развернул его.
Это была схема, напечатанная в типографии, а сбоку шли комментарии, выполненные каллиграфическим красивым почерком Ника.
Ник! Так значит, он был тут?! Откуда же память о своём доме?
Память вспыхнула вновь. Не может быть дома — из своего Замка Ник сбежал, и не без помощи Тома, а потом — потом они скитались, то на Поезде, то просто так, аж пока не разделила их судьба на конечной остановке метро...
Вспомнился мир поездов-призраков, вспомнилось отлавливание СБ-шника. Замок, в котором ждут Ника, но, похоже, так никогда и не дождутся. Бородач в огненно-красном костюме: «Я помогу тебе обойти затеи сестры нашей. Расслабься, я дам тебе другую память и другую дорогу. И тогда ты пройдёшь там, где тебе надо, не став частью проекта «Дом». Вспомнишь всё, лишь когда это будет надо или когда минёт опасность. И, если повезёт, скоро догонишь друга».
Память крутило, разворачивая заархивированные спирали, в голове гудело, строки плясали перед глазами, и тут где-то недалеко, за стенкой, родились новые звуки.
Лёгкие шаги, каблучки. И зычный женский голос:
— Патрулям — прочесать всю Школу. Найти Инспектора. Он знает слишком много, чтоб допустить утечку этого к Координатору и Абсолютному Совету. Сделайте... несчастный случай...
Шаги затихли вдали.
— Приказ ясен — выполняйте! — рявкнуло рядом.
Топот ног Надзирателей. Армейские башмаки.
— Сюда не доберутся, — хмыкнул Малыш. — Эти ходы не для официальных властей.
— Скажи проще, что их никто кроме Вольницы не знает.
— Знает.
— Кто?
— Дом. Или ты не понял ещё, что он живой?
— Догадывался... — и Том вновь развернул лист. На нём красовалось:
— Тут нет подвала, — сказал Малыш, тыча пальцем в схему. И верно. Что же там? Том говорил как-то с Воспитателями, но какой животный ужас появился в их глазах, когда он заговорил о Подвале! Почему?
Том ещё глядел в схему, когда вдруг раздался изумлённо-истошный вопль: — Смотрите! Тень на этой стене проницаема!
И в тайных коридорах Железной Крысы впервые загрохотали кованые подошвы. Но прежде, чем кинуться бежать, Том выхватил, словно клинок, ручку, и беглыми жестами дописал на мятом листке: «Так что же на самом деле было в Подвале?»
Но выяснять это уже было некогда — звуки погони приближались. Ребята выскочили наружу — как всегда, прямо через бетон.
А там, за стеной, уже ждало Оно. Дивное транспортное средство, ни на что не похожее: просто углубление в силовом поле Земли. Выемка под средних размеров восседалище. С размаху Том прыгнул туда, на ходу пристраивая Малыша на коленях... Вперёд!
Они сорвались с места и заскользили по неимоверной эстакаде, тропой спадающей меж уходящих вниз барханов. Шум и топот затихают вдали. Шарахаются живые камни — то ли боятся, то ли отшвыривает их дивный транспорт. Свободное падение по горизонтали в колодец Мироздания. Извивы трека, как на горках. И вслед за извивами пути скользят мысли Тома:
— «Единственное моё сознательное действие во всей этой катавасии — спас Малыша. И то если ничего не сорвётся. Из жалости или любви спас — теперь не пойму. Да это и не важно... Он оказался хорошим другом. И теперь я почему-то уверен — именно он командовал подлинной Вольницей, и именно он вышел из Здания Школы и подобрал тогда меня на улице. Больше некому. А это значит — он спас меня от смерти...»
Малыш прижался к Тому, и через тонкую ткань он ощутил горячие выпирающие рёбра мальчишки, упруго колышущиеся в такт дыханию. И Томас — теперь Старший — ласково гладил непослушные волосы Малыша, которые озорной ветер разметал и теперь трепал набегающей волной. Но мальчишка был спокоен — теперь, вдали от всего, прикорнув на плече друга... А мысли летели вперёд:
— «Но это никак не влияло на мои поступки: всё это я понял лишь сейчас, значительно позже, втрезвую размышляя обо всём происшедшем... А тогда Малыш казался самым слабеньким и беззащитным, одиноким и несчастным во всей Школе. Впрочем, так оно и было...
Боже, откуда же у него столько силы воли, душевных чувств, чтобы тянуть на своих плечах всю Вольницу — эту оппозицию, это Сопротивление диктату и тупизму Властей Школы!.. Воистину, Господи, чудесны деяния твои, а души — безграничны!..»
Извивы трека сменяются прямой бесконечной стрелой дороги... Полёт...
* * *
Что-то дёрнуло, и прямая дорога, ведущая в бесконечность, искривилась. Движение замедлилось, и друзья вылетели из такого удобного углубления в силовом поле Мироздания на жёсткую кристаллическую поверхность.
Том сжался, не столько чтобы мягче упасть, сколько чтоб защитить от удара Малыша. Но удара не последовало.
Место, где они очутились, оказалось воистину странным. От горизонта до горизонта — кристаллические пластины, пригнанные друг к другу, как чешуйки дракона. А над ними... Что-то неопределённое, прозрачное и колышущееся, как воздух над дорогой в летнюю жару.
Вот на этом колышущемся и стояли теперь Том и Николка. Оно было прочным и упругим.
Дул холодный порывистый ветер, и казалось, что пластины тихо позванивают на ветру, как керамические китайские колокольчики.
Ледяное дыхание ветра вдруг сложилось в слова:
— Приветствую вас у меня в гостях... — казалось, говорит сам ветер. — Не ждите комфорта, ваш комфорт — смерть для меня...
— Тогда зачем ты позвал нас?! — крикнул в пустоту Том.
— Мне нужно говорить с вами...
— Тогда покажись нам! — потребовал Ник.
— Вы видите меня, — колыхнулся воздух, — когда смотрите вокруг. Я под вами...
Том пристальнее посмотрел под ноги. Только кристаллики чешуи, словно кто простелил под ноги листы микросхем. Да слой неясного защитного поля, не пускающего ноги к кристаллам.
— Да, я от горизонта до горизонта... Я и есть этот мир, мир, способный творить другие миры... Я призвал вас, чтобы рассказать Тому странную сказку... Страшную и забавную, грустную и занятную... Разве что — невесёлую. А потом... Потом я дам совет твоему спутнику, Том, и вы отправитесь дальше...
— Ты вызвал нас лишь затем, чтоб рассказать сказку? — изумился Том.
— Не бойтесь, вы не потеряете нисколько времени. Сейчас вы в безвременье, где прошлое живёт по соседству с будущим, не отличаясь от настоящего.
— И о чём же будет твоя сказка, о Говорящий Туманно? — наигранно-почтительно обратился Малыш.
— Я хочу рассказать о своих братьях. Я слишком тесно связан с ними... Они скоро умрут, а значит — и я тоже умру... Но я хочу, чтобы Том знал то, что помню я.
— Твои братья — тоже планеты кристаллов? — спросил Том.
— Они — эта же планета, но в других измерениях... Потому-то, когда случается что-то с ними, это сказывается на всех остальных...
— Но зачем? Зачем ты хочешь поведать это мне?
— Твой Путь возник оттого, что один из моих братьев принял власть Безумца. И тебе надо знать, сквозь что тебе проходить на твоём Пути...
— Власть безумца? — переспросил Том.
— Да. Он хотел создать свой мир. Мир, который почитал бы его своим богом. А Безумец дал совет, как заселить этот мир. В обмен обещал, что, освободившись из заточения, сделает творца могущественнейшим из богов, когда-либо беспокоивших эту Вселенную.
— И он согласился?!
— Конечно. Потому что зло уже было в нём: он ведь прошёл Шар Пустоты, созданный Предтечами, чтобы поселиться внутри Закрытого Мира и начать там творить своё... А может — он сдвинулся ещё раньше, когда решил, что новый мир надо творить уединённо, чтобы никто не помешал... И это во Вселенной, живущей законами Творения! Где никто не стал бы мешать!
— Разве что советами бы замучили! — усмехнулся Малыш.
— Но лучше советы, — ответил кристаллический собеседник, — чем уничтожить жизнь на целой планете лишь затем, чтобы поверх создать свою, новую... И то неудачно... Безумец планировал пять независимых рас. Одна — разум в магме, боящийся не только воды, но даже твёрдого камня, ибо, остывая, погибнет. Вторая — под землёй, боящаяся и огня, и поверхности, и воды. Третья — на поверхности, не могущая плавать и боящаяся подземелий. Четвёртая — в воздухе, живущая лишь в полёте и умирающая, едва коснётся земли. А пятая — в недрах вод. Увы или к счастью — тут уже не скажет никто — но Замысел был искажён. И сотворённые Единым айнуры переиначили его планы.
— Единым?! — насторожился Том.
— Да, я говорю о творце Арты и о его творении... Так вот, Мелкор имел неосторожность спеть Песнь Жизни над разломом земли, и клокочущая магма породила Духов Огня — балрогов. Которые не боятся ни подземелий, ни суши, да ещё и умеют летать... Кузнец Ауле сотворил гномов, и так умерла надежда на подземных созданий, боящихся огня и поверхности. К эльфам на поверхности были допеты люди, и это смешало карты третьей цивилизации. Манвэ, великий пресветлый валар, возжелав орлов, оттянул в них души и разум, заготовленные для Воздушных. А сотворённые водным богом Ульмо раковинники мило выходят на поверхность и владеют силой огня и молний...
— В общем, хотели как лучше, а получилось как всегда, — подытожил Николка.
— В злобе, что планы его стать самым могучим богом рушатся, Эрэ, Бог-Пламень Эру, принялся наказывать своих айну, осмелившихся творить без его ведома, заодно уничтожая и их творения там, где дотягивался. Особенно досталось Мелкору, которого выгнали за пределы Шара Пустоты... Впрочем, это Меля не слишком огорчило, и во Внешнем Эа, вернув себе изначальное имя Мельтор, он напел новый мир... более или менее гармоничный... А вот что случилось с Эрэ — я могу показать...
Видение возникло прямо в мозгу путников. Каменистая планета, покрытая, как и их Сказочник, сверкающими кристаллами сродни гигантским листам микросхем. Но большая часть листов-кристаллов поломана и раздроблена упавшим с высот астероидом размером с крупный остров. А что не разбито — постоянно портится от привнесённых упавшим островом кислорода и воды, прежде отсутствовавших в этой точке мироздания. Линии света, уходящие из гибнущих кристаллов в ничто. Гнев бессилия и испуг кого-то сверху, кто мог бы всё тут починить и исправить — но не может дотянуться сюда и обречён лишь созерцать, как рушится древний замысел...
— Гневается Безумец, — ответил на незаданный вопрос собеседник. — А разрушается Эрэ.
— Меня другое смущает в твоём рассказе, — Том собрался задать уже не одно столетие вертящийся на языке вопрос. — Ты сказал, что Мельтор сумел сотворить своё. Но все говорят, что ему не дано было творить...
— А некоторые... — ледяной голос, казалось, усмехнулся, — Некоторые говорят, что другой мой брат, тоже Эру, разумеется, был добр и творил замечательный мир. Но в его мире Мелкор, пересеча Шар Пустоты первым, стал злым и превратился в Моргота, принеся в мир Арды зло. А потом Моргота выгнали, лишив не только Имени, но и Прозвища. Поболтавшись изрядно в Пустоте, он решил сотворить нечто своё, и так напел Арту, став для неё богом-Эрэ. Да-да, тем самым моим братом, что сейчас умирает от упавшего на него острова... Потому-то на Арде зла Тьма, а противостоит ей добрый Свет, а в мире Арты зол именно Свет, а борется с ним добрая и благородная Тьма.
— А этот... добрый который...
— Третий... У него тоже есть свой перегиб. Конечно, орки Моргота на Арде — это не благородные северные орки Мелкора на Арте, но всё же лишать права на существование целый вид только за то, что они тёмные... Это явный перебор... Да ещё он стал играть с мерностями своего мира, пытаясь получше спрятать Валинор, а в результате утопил останки Нуменора и натворил бед ненамного меньше своего оппонента Моргота. Разумеется — во имя добра, но кто из погибших это оценит?.. А ещё он дал в своём мире прибежище межмировому террористу с Арты, желающему разрушить МироЗдание. Четвёртый... Четвёртый был человеком с грядущей Земли времён МежКристалльного Корабля. Он пожелал создать мир, лишённый агрессии и злобы, а потому творил его отделённым ото всех. Не вышло. Уловив нотки Песни Своего Мира в мелодии Мелкора, он кинулся подавлять это, чтобы сквозь знакомое не прошла бы злоба и агрессия, и слишком поздно понял, что его Мель взял только нотки доброты и сострадания, а подавление как раз и прорастило в остальных валарах нетерпение к иному, агрессию и желание всё унифицировать. Пятый... Он не считал себя богом. Он считал себя Лордом Дня, хотя был лишь памятником оному, сотворённым Лордом Ночи. Но из-за этого он окружил себя Сферой Дня, чтобы защититься от магии мира Ночи вокруг. И, будучи сам магокомпьютером, Ночью по природе создания — сошёл с ума от Сферы Дня, начал работать со сбоями и натворил кучу глупостей...
Том присел на пружинящее поле и откровенно зевнул:
— Я не понял, зачем всё это мне?.. И как всё это может погубить тебя?
— Погубить меня?.. Остров-астероид, упавший на второго из нас, вызвал трещины и в моих кристаллах, хотя и не такие страшные. Но смена мерностей, затеянная третьим — расширила их, и я уже не чувствую часть себя... Четвёртый... От него, видимо, мне перешло свойство слишком поздно замечать очевидное. И потому я слишком поздно решил искать помощь... А от пятого — достался талант обманывать самого себя... Теперь я это с грустью понял: я не к тому обратился, ища помощи и сочувствия. И теперь, Фангли, я не удивлюсь, если ты достанешь клинок и вонзишь его сквозь защиту, чтобы прикончить меня раз и навсегда.
— Фангли? — удивился Малыш.
— Я хотел сказать «Том»... — смутился ледяной голос. — Оговорился... Я же говорил — я постепенно разрушаюсь... И это не проходит бесследно...
— Я не собираюсь убивать тебя, — сказал Том равнодушно. — Живи, пока можешь... Только поясни, какого гремлина я оказался таки здесь и какое отношение весь этот эзотерический бред имеет к моему Пути?!
— Странно... — голос стал еле слышен, словно звон ломкого льда вдалеке, — Я думал, Фукиль захочет отомстить за свою первую смерть...
— Не надо придумывать мне новые имена, — устало вздохнул Том, — У меня уже есть Имя — Том... Томасо Слипер... Том Сновидец, если перевести на ваш язык... И Первая Смерть — не такая уж и плохая штука, если подумать... Если я за что и должен быть зол на убившего меня — так это за то, что он не подождал ещё годика три-четыре...
— Не всё ли равно, когда Некромант обретает свою первую смерть?.. — кажется, в ледяном дыхании появилась ирония или заинтересованность.
— Опять двадцать пять! — махнул рукой Том, поднимаясь на ноги. — Я не Некромант. Я Сновидящий. И живу после первой смерти вполне даже живым, пардон за тавтологию. Живым, хотя и нестареющим, как всякий уроженец Зайста, Мак-Лауд, например, или Крагер.
— Что-то я совсем теряю картину... — проворчал ледяной ветер. — И спрошу лишь одно: чем тебе не нравится этот возраст? Знавал я людей, готовых отдать всё, что угодно, лишь бы быть вечно двенадцатилетними...
— Толерантности общества не хватает. Законы не нравятся. Биологическая проблема возникает, опять же... Впрочем, что тебе, кристаллическому, объяснять проблемы биологического развития людей?! Люди развиваются, взрослеют, а тут...
— Не стремись стать взрослым: только дети могут видеть счастливые сны! — парировал кристаллический.
— Спасибо, но быть ребёнком, незрелым и несовершеннолетним, четыре тысячи лет — надоедает. Порой думаю, что отдал бы половину прожитого за то, чтобы взрослеть, как все!
— Главное — не отдай всё то, что осталось, за ложную цель, исход которой нужен не тебе.
— О чём ты?
— О твоём Пути. Сперва ты пройдёшь через Кокон. И если успеешь его пройти — угодишь на Арту. Оттуда — в некогда райский уголок, ныне ставший язвой под игом Золотоликого стараниями супруги Великого. Оттуда путь ведёт снова сюда, но не ко мне, а в мои Чертоги, где ты увидишь давно забытое... Дальше — в вотчину твоего о... отличного знакомого, в мир Мельтора. А оттуда уже — в Замок Каменных Крыс. И если ты ошибёшься — то сбудется одно из твоих желаний. Ты перестанешь быть ребёнком... Впрочем, тогда ты вообще перестанешь быть... Том Сновидящий. А сейчас — лети... Летите оба, и каждый увидит в полёте своё... Ты, досточтимый внук самого бесстрашного бога, услышишь мои советы. А ты, Томасо, увидишь, как в моём мире на самом деле творилось то, что переврано в изложении словами дикарей прошлого...
— Одну минуточку! — выкрикнул Том. — Я одного лишь не понял. Ты — тоже Эру? Тоже Единый? Так ведь?
— Разумеется...
— Тогда почему ты не можешь сам изменить что-то в судьбе братьев?
— У меня просто нет сил. Их не осталось, ведь, создавая айнур и раздавая им способности, я отдавал им СВОИ способности, и с каждым новым сотворённым слабел, теряя часть себя. И в этом моя беда... Сотворив айнур, я стал лишь третью себя. Сотворив с ними мир — осколком той трети. Я не мог не творить, ведь творение — моя жизнь, мой смысл жизни. И вот я исчерпался. Я больше не Творец. И даже не его часть... Я только Память... Говорящая Память...
И в тот же миг углубление в силовом поле мира дёрнулось, и когда друзья упали в него — понеслось вдаль.
Том взглянул на Николку, чтобы сказать: «А он таки спятил окончательно: назвал тебя внуком бога!», но не увидел друга. Чувствовать-то он его чувствовал на своих коленях, но перед глазами разворачивалась странная, непонятная картина. Некие силы, скорее угадываемые, чем видимые, пели, руководимые сияющим дирижёром, и их песня создавала ровный фон, гладкий, как зеркало пруда в безветренную ночь. Но вот запел ранее молчавший, и его песня несимметрично врезалась, смяла мелодию, не разрушая её, но пронзая насквозь, и там, где они сплетались, возникал новый мир. Словно голограмма, которая ни что иное, как искажение в общем ровном фоне излучения, мир сплетался из Искажения, и пришло осознание: Творцом этого мира являются двое: и Единый, и Мелькор. Если б не было Единого — Мелькору нечего было бы искажать, не из чего было бы лепить новый мир. Но и не будь Мелкора, своей песнью внесшего информацию — мир не возник бы, а песня Единого так и угасла бы, ничего не воплотив. Пой айнуры под руководством Единого слабее — мир был бы хирее. Твори Мель меньше противоречий — и мир был бы более прост, более предсказуем и предречён. Твори больше — и Арда соскользнула бы в бесконтрольный хаос — Бардак, выжить в котором невозможно. Так что не было войны меж Единым и его оппонентом. Был согласованный, слаженый акт Творения, где Искажение — столь же необходимый инструмент, как и базовая Песнь. Это потом уже сказители додумали, что раз Искажение — то значит «в пику оппоненту, борьба». И прочие «поздние войны между валарами и Тёмным Айну» в этом мире — не катаклизмы, а такие же взаимодействия, где каждый вносил свою лепту в совершенствование Творения.
А в ушах Ника-Малыша, сидящего в это время на коленях у Тома, звучал сухой и холодный голос:
— Ты не знаешь страха, потому что он вообще неведом твоей расе. Ты — сын уехавшего из своего мира на Поезде. И если останешься на Арте — то вскоре встретишься со своими собратьями, что прибудут туда ещё до эпохи Чёрных Врат. Твой Путь — вернуться на Родину и... Впрочем, там ты сам всё поймёшь, Ник, внук Таса...
* * *
Том вывалился на Смотровой Площадке. Едва он поднялся на ноги, едва в него врезался вылетевший следом Николка, как из окружили люди с острыми обнажёнными клинками.
Главный из них — заносчивого вида юнец — вгляделся в лица прибывших. Затем внятно сказал, обернувшись к своим:
— Это не Герцог. Отпустите их, пусть идут.
Затем всмотрелся в лицо спутника Тома:
— Никки?
— Шарль?! — Николка узнал предводителя отряда. — Какими ветрами?
— То же и я должен у тебя спросить, — усмехнулся юноша-дворянин. — Аль не по нутру оказался мир, куда вы ушли? Решил вернуться?
— Я отстал от наших... И теперь мы идём снова к Машине. Чтобы на этот раз — таки уйти куда надо. А ты тут что делаешь?
— Наши отряды посменно прошаривают Смотровую Площадку. Всё ждём, когда же воскреснет убитый при штурме Чёрный Герцог.
— А вам-то он зачем? — удивился Малыш.
— В том-то и дело, что низачем! — недобро усмехнулся де Батц. — Вот и решили его пленить, лишь только он воскреснет. Чтобы не подчинил вновь себе своих вояк. Нам он как правитель не нужен больше! В зверинец отвезём его замковый, где он будет экспонатом главным, кстати — единственным.
Может, мир Кокона и поразил Тома, но Ник смотрел на всё это с равнодушием, прокладывая дорогу в замок через весь город.
Обломки у ворот никто так и не убрал: яма с роботами, танком и драконом-орнитоптером напоминала проходящим мимо о бушевавших здесь недавно боях.
Всё было по-прежнему, только у танка кто-то пооткрывал все люки, да у пары-тройки роботов пропали автоматы из рук.
Том так и не успел войти в замковый двор: мир тряхнуло, и зеленоватый сумрак свечения начал рваться, обращаясь в тряпки, тающие в холодном межпространственном дыхании Вечности.
Не понимая, что происходит, Том машинально распахнул двери в Пространства Снов, и шагнул туда, увлекая за собой Николку. Межгранная дверь успела зарасти за ними за мгновение до того, как Кокон порвало, расшвыривая пылью по пространствам, так и не поделившим этот мирок меж собой.
Командор Красс д'Эспиноса был единственным, кто узнал о планах князя Димитрия заранее. Оставшийся с остальными дворянами мальчишка оказался на редкость смышлёным: именно ему принадлежала идея патрулировать Смотровую Площадку — место, куда прибывали новички и где воскресали погибшие в Коконе жители, чтобы выловить прежнего властелина, едва он воскреснет. Был он и на редкость храбрым: перенесённые им от алхимика остатки пластида, заложенные им же в подземке, навсегда избавили подземелья Кокона от механических руларов-Стражей.
Но было у Димитрия ещё и искушение: он желал власти. Власти над всем Коконом. Спроси его — зачем? — и он толково объяснит, что лишь дети с их незашоненым восприятием мира способны находить выход из безвыходных ситуаций. Например — добыть у валяющихся в яме роботов автоматы и патроны к ним, а затем, вломившись в тронный зал, где взрослые дворяне как раз зазвенели клинками, выясняя, кто станет новым правителем, пустить очередь в потолок и, переведя ствол на спорщиков, мило, по детски улыбнуться и непринуждённо сказать:
— Здравствуйте, я ваш новый король. Надеюсь, возражений ни у кого не осталось?
И классический кадровый офицер Красс, который мог быть беспощаден с соратниками, спасовал перед интрижкой двенадцатилетнего князя! Не помешал ему запастись автоматами, не помешал устроить переворот... Нет, он не собирался «делить трон с мальчишкой» — просто он не умел воевать с детьми. И не хотел учиться такому подлому искусству.
И всё-таки возражение юному королю последовало.
— Я возражаю! — раздался от двери противный, надтреснуто звенящий голос.
Существо, появившееся в проёме двери, повергло в шок всех. Местами ещё напоминающее человека, оно стояло, сжимая в металлических руках два автомата. Сквозь рубин глаза мерцал огонёк за постоянно сжимающимися и разжимающимися шторками диафрагмы. Из горла выбились несколько трубок, шипя и позванивая.
Ник или Том назвали бы появившееся чудовище киборгом, и не ошиблись бы: поддерживая свою жизнь, это существо всё больше и больше наполняло себя механизмами вместо отмирающих органов, неизлечимо заболевших мышц и костей.
Лорд Морак назвал бы это варларгом — киберличем, где живое давно уже — только декорация на разросшейся машине, необязательная, но сентиментальная, как напоминание о молодости.
Но среди новых обитателей замка не было ни Ника, ни Джакха. А потому единственное пришедшее им на ум — Чёрный Герцог! — шёпотом полетело по залу.
И они не ошиблись. Отправивший вместо себя на переговоры робота, залезший в персональный танк экс-инженер Кларенс не погиб. Потому и не появился на Площадке. Придя в сознание, когда внутренние сервомеханизмы починили повредившуюся в теле проводку, он вылез из танка и, взяв автоматы в обе руки, отправился отвоёвывать трон.
Трудно описать панику, вспыхнувшую в рядах повстанцев. И всё же — юный князь не растерялся, пальнув по древнему конкуренту в споре за трон.
Его перестрелка не могла длиться вечно: только в голливудских боевиках патроны никогда не кончаются. Но, зная единственный путь к отступлению и прекрасно понимая, что рано или поздно взрослый противник разделает его «под орех», Димитрий бежал вниз, к Машине Перемещений. Ослеплённый яростью, этим почти забытым за последнее столетие чувством, Чёрный Герцог нёсся за ним.
Мальчишка успел лишь подняться на ступеньки, ведущие в механическому порталу, когда Герцог выпустил в него очередную обойму.
Мир полыхнул вокруг. С хлопком разлетелся, как зеркало тролля, экран управления. С рёвом ударило из умирающей машины пламя.
«На всякого мудреца довольно 9 граммов свинца», — говаривал как-то Саттарис. Машине тоже хватило влетевшей в неё пули. А тем более — не одной, а в компании её не менее хищных сестёр.
Генератор рванул, равномерно размазывая то, что ещё мгновение назад было Чёрным Герцогом, по стенам подвального зала.
В этот миг и подбегали к замку Том с Малышом. В один из последних мигов жизни Кокона.
Будь у этого мира между мирами хоть один лишний день — Герцог бы наверняка родился на Смотровой Площадке вновь, живой, здоровый и не отягощённый механизмами. Но этого дня не было. Не было даже лишних секунд: город прекращал своё существование.
* * *
Город напоминал Тому скорее земные города, с их многоэтажками и суетящимися на земле и в воздухе автомобилями. Земной город, если не считать обилия на улицах самых настоящих эльфов и орков, спешащих куда-то по своим делам и с презрением поглядывающих иногда на ошивающегося на улице человеческого мальчишку с орочьим клинком за спиной.
Похоже — людей в этом мире не жаловали. Что, впрочем, Тома никак не огорчало: ему не жить здесь, а всего лишь найти мага — специалиста по порталам, да и убираться отсюда восвояси! Так что местный расизм не особенно угнетал. Здесь есть проблемы поважней косых эльфийских взглядов да кривых орочьих усмешек.
Том вспомнил своё прибытие: пол ударил по пяткам, и ноги начали выписывать такие кренделя, что устоять оказалось совершенно невозможно. И лишь когда сверху на Тома упал Ник Второй — стало ясно, что виновата не посадка через Сонное Пространство, а страшно наклонный пол Чердака.
Снаружи руина угнетала ещё больше.
— Похоже, Ник выполнил свою угрозу и взорвал таки за собой портал, чтобы за ним не погнался Герцог или кто из его роботов, — сказал Малыш.
— Значит, я буду искать того, кто починит Подвал и восстановит портал, — упрямо сжал губы Том. — Ты со мной?
— Пока — да, а там посмотрим. Извини, Том, но с тобой в другие миры я не пойду. Единый сказал мне, что моя судьба найдёт меня здесь, и я не вижу повода ему не доверять. Сто раз извини — я сделал всё, что мог для тебя, привёл тебя по следу Ника, но дальше — я и о своей судьбе позаботиться желаю. Мне надоело сидеть в четырёх стенах Интерната, но и шляться без цели... без цели для МЕНЯ — тоже быстро надоедает.
В городе Ник Второй быстро отстал, растворился в толпе. Тому запомнилось его скомканное прощание и неловкий взгляд, какой бывает у виноватых мальчишек перед родителями, от которых не знаешь чего ждать — взбучки или прощения.
Город давил. Подавлял. Заставлял казаться маленьким и никчемным среди суматохи улиц и неоновых витрин. Дни шли за днями, вечера — за вечерами, ночи — за ночами, да и утро одно напоминало другое...
В один из таких дней и столкнулся с посланцем Смерти Том. Было это под вечер, когда золото неоновых реклам одевает город в осенний саван и желтит лица гуляющих горожан. Но даже замирающий в неоновом спектре гигантский пожар города не смог сокрыть от взора Тома бледность зеркального лица идущего навстречу юноши. Том и сам не понял, почему, а ноги уже сами несли вслед за уходящим. Окликнуть? Сам обернулся. Звёздами загорелись в зеркалах очков рекламные огни витрин.
— Ты пришёл увести мир?
— Нет, отдыхать.
— Тебе нужен отдых?!
— Нет, просто прихоть, — голос серебрянокожего был холоден и равнодушен, да и лицо его не выражало ничего кроме миллионолетней скуки.
— Тогда в чём проблема?
— Проблема — не снять ненароком очки: этот мир мне ещё не заказан.
— Хороший ответ... А куда сейчас?
— В ближайший бар. Никак напрашиваешься со мной?
— Выпить со Смертью не зазорно и бессмертному.
— А ты мне нравишься: ты наглец. Идём!
Дальше Том не мог никак вспомнить, сколько ни напрягался потом. Похоже — пойло было крепким даже для переживших вечность. И следующей картиной, пробившейся из подсознания в сознание вечного мальчишки — гостиничный номер из дорогих, полурассыпавшийся шкаф в углу и полуиспепелённая картина рядом на стене: похоже, очки Абадонна таки уронил, хоть на миг. Сам Ангел Смерти — на диване, укрывшийся пледом. Том — на полу, закутавшийся в стянутое с дивана пуховое одеяло. Снова накатило забытьё, в которое пробилось лишь одно: сапоги жмут, надо бы снять, да и ката-до давит в спину, но шевелиться так неохота!..
Сон был нелепый: Том бежал куда-то, стараясь не упасть на крутой лестнице, ведущей сквозь стальные пещеры в недра горы. Каменная плита протыкалась ступенями... Нет, ступени увязли в ней, как праук в янтарине... И надо сломать пол, чтобы лестница могла виться дальше, не сдерживаемая безумной вязкостью под ногами.
А затем сквозь сон земной проступила в сознании Тома картина: Феникс Лассара, его Учитель, склонился над Картой и осторожно зовёт. Зовёт тихо, но от этого становится особенно страшно: так бывает лишь в моменты настоящей опасности, в остальное же время вызовы по Карте скорее напоминают вопль в мегафон и долго отдаются звоном в ушах.
Уже понимая, что надо лететь, Том встал. Тревожно заворочался на диване серебрянокожий юноша, так и не проснувшись. И тогда Том вынул из кармашка брюк Колоду и... Рука сама нашла нужную Карту, третью по счёту. Карту его, Тома. И бросила эту Карту на диван. Даже нет, не бросила, а осторожно положила под указательный палец спящего.
— Извини, но мне надо идти... — прошептал Том, — Позвони мне, хорошо?
И с этими словами шагнул в Пространства Снов, чтобы через несколько долгих секунд тихо, словно призрак, возникнуть перед настороженным Фениксом...
...Проснувшись, Абадонна найдёт Карту Тома и бережно спрячет её в карман...
...А Том... Том не успел даже поздороваться с Учителем или выкрикнуть «Что случилось?», как сила, неведомая ему ранее, рванула его, и он снова, выписывая ногами кренделя, заскользил по полу обрушившегося Чердака Дома — чердака храма Эру Илуватара времён Джарберта Светлейшего.
И снова — стрелы Мегаполиса, вспарывающие небо, и косые взгляды горделивых прохожих, брошеные на человеческого мальчишку.
И вдруг среди презрения и равнодушия — заинтересованность пополам с изумлением.
— Том?! Томасо Слипер?!
Порывисто обернуться...
Орк!
Если бы Тому сказали, что бывают такие орки — он бы рассмеялся в ответ. Но — факт есть факт: перед ним стоял орк, словно пробежавший через радугу: мало того, что его костюм пестрел самыми невероятными разводами, так на руках и шее красовались плетёные из разноцветного бисера фенечки и бусики, а в пёстрые, крашеные «перьями» волосы были вплетены разноцветные ремешочки и ленточки, более напоминающие отглаженные шнурки для ботинок. Завершали картину серьги в левом ухе, тянущиеся от мочки и до самой кисточки наверху.
— Откуда Вы знаете моё имя? — Том решил быть предельно корректным.
— Откуда _Я_ знаю Ваше имя?! Я всё-таки не глухой, не слепой, умею видеть и слышать. Слухами мир полнится. Про вечного мальчишку — Мастера Клинка, что живёт, не старея, и фехтует, как бог.
— А-а-а, Вы — из тех, кто любит сражаться с Мастерами? — догадался Том.
— Никоим образом! Я просто люблю Историю и связанные с ней истории. Кстати — мы так и не познакомились: меня зовут Кристофер.
— Кристофер? — переспросил Слипер. — Странное имя для орка...
— А мне нравится. Это в честь сына одного человека, прорвавшегося в наш мир с Земли... Слышал про такую планету?
— И даже жил там не один год...
— И как впечатление?
— Люди...
— Воюют, значит... — Кристофер посмотрел куда-то вдаль, и Тому подумалось, что этот орк хотел его спросить о чём-то другом, но почему-то никак не решался. Может — спросить своё?
— Кристофер, вот ты говоришь, что любишь истории... А не знаешь ли тогда, где мне найти мастера, способного починить сломанный портал?
Орк тут же радостно улыбнулся:
— Услуга за услугу! Я подскажу, где найти Силу, а ты — поможешь мне... Чуть-чуть. Хорошо? — Том кивнул, и Кристофер продолжил, расстилая прямо на тротуаре вынутую из кармана карту: — Куда вёл портал?
— За пределы этого мира.
Крякнув, орк сунул карту в карман:
— Тогда на всей Арте тебе лишь Тевильдо в силах помочь.
— Кто-о-о?!
— Ну, Тевильдо, кот.
— Ко-о-от?!
— Ладно, Князь Котов. Один из Могущественных Сил Мира. Майя, если верить тому, что про него говорят... Хотя лично я думаю, что он нечто другое, невообразимое: уж очень он странный для майя, — орк задумчиво теребил кисточку на левом ухе.
— Странный?
— Он ОБОРОТЕНЬ! — перешёл на громкий шёпот Кристофер. — Лично я — не знаю, что с собой сделал бы, родись у меня сын-оборотень, превращающийся, например, в человека или варга.
— А если родится дочь, и превращаться будет в эльфийку? — невинно поинтересовался Том.
— В эльфийку — это ещё ладно... Эльфы — оркам родня. Только дочь у меня вряд ли родится: за все предыдущие эпохи у меня только сыновья были.
— ПРЕДЫДУЩИЕ ЭПОХИ?! — Том ошалел: он-то воспринимал этого орочьего неформала как подростка, в лучшем случае — юношу. — Я думал, что...
— Что только дети читают эти книжки? — завершил за него орк.
— Что только дети рядятся вот так... — Том лихо уклонился от темы, чтобы не показать свою полную неосведомлённость. Что за книги? Что за движения вокруг этих книг? Кто их знает? Кто разберёт?..
— Это не мода, это протест! — гордо заявил орк. — Власти Мегаполиса изымали последнюю книгу господина Артагорта из продажи и из библиотек, и даже собираются публично сжечь на центральной площади весь тираж. Вот мы и протестуем против этого, одеваясь в стиле главной истории сборника...
Том внимательно слушал этого «почти хиппи», и в конце-концов решил разыскать сборник «Сила Любви» и прочесть: самому интересно стало. Это потом уже, спустя много лет, Том будет с наслаждением цитировать друзьям: «Милая Мели, я, конечно, всё понимаю: Хипушки-лапушки, фенечки-цветы, но выгляни в окно! Вон туда, на Юг, за Врата Теней! В общем, ты можешь вновь считать меня мажором, но такую ораву я не впишу!»
Это всё будет. А пока... Пока... Пока Тома интересовало лишь одно: как найти мага для починки портала. И если для этого надо было поддерживать светскую беседу с орком — вечный мальчишка был готов и на это.
Орк Кристофер оказался, между прочим, профессором лингвистики, языковедом, преподающим в университете. Так что беседовать с ним было приятно. Кстати, «его» проблема оказалась даже и не его проблемой: один из сослуживцев, эльф, совершенно не умел фехтовать. Но хотел научиться. Попросить у сородичей — стыдно перед ними признаваться, что до сих пор не выучился. Обратиться за помощью к оркам — гордыня не позволяет. Вот и мучается не один год. А тут — Мастер Клинка пожаловал! Вот и решил орк устроить своему коллеге «нечаянную встречу» с Томом, предварительно упросив обучить эльфа хотя бы правильно держать оружие. А если к этому ещё и правильные атаки и защиты разучить — так и вообще сказка!
Эльф попался Тому в столовой. Непринуждённая беседа за бокалами здравура плавно привела к фехтовальной теме.
— Так что — точно научишь?! — обрадовался эльф.
— Услуга за услугу, — вспомнил профессора-орка Том. — Я даю тебе базовые знания и навыки, а ты — проводишь меня к замку Тевильдо.
— К Князю Котов?! — выкрикнул эльф. — Что за дело может быть у тебя к Коту Моргота?
— Ответ на этот вопрос не входит в контракт по обучению фехтованию, — лаконично ответил бессмертный.
— Ладно. Только до замка нам пять дней добираться. Полдня на монорельсе, а дальше — пешком по горам.
— Вот и отлично! Значит — прихвати с собой клинки: по дороге и займусь твоим обучением.
Замок впечатлял даже издали. Нет, не громадностью или неприступными стенами, к такому Том давно уже привык. Впечатляло другое. Замок словно рос из скалы, являясь даже не короной на вершине горы, а частью горы, естественной, органической частью её каменного организма. Просто однажды эта гора проснулась с утра пораньше, открыла бойницами и окнами свои глаза и смачно зевнула воротами, да так и замерла вновь на неведомое количество лет.
К этим самым воротам вёл извивистый язык дороги, покрытый настоящим дощатым тротуаром. Доски потемнели от времени, хотя среди них порой попадались свежие — как яркие светло-жёлтые заплаты, и приятно пружинили при ходьбе.
На полпути к Замку у Тома возникло впечатление, что каменная громада всматривается в него.
— Приветствую хозяев! — сказал бессмертный нарочито громко, но лишь эхо было ему ответом, да спутник осторожно подёргал его за рукав. Мол, не буди лихо, пока оно тихо, и так уже в лиходейские края забрались, где и голову не мудрено сложить. Сгинуть тихо и невнятно, так, что ни менестрель не воспоёт, ни бард не зарифмует...
Однако Тому было плевать на предрассудки и всевозможные страшилки: он видел цель и шёл к ней напрямую, как ракета к серому борту авианосца. Да и не казался страшным этот замок. Было в нём что-то тихое и уютное, словно пришедшее из детских воспоминаний. Почему-то казалось, что хозяин его, Князь Котов — здоровенный улыбчивый чёрный кот, гордо таскающий золотой ошейник. «А почему это у Вас золотой ошейник?» «Вообще-то это корона, но пока я был маленьким, она часто сползала с ушей, а когда вырос — больше не снимается...» Откуда пришёл этот диалог, мимолётный, как всё здесь вокруг? Сколько столетий назад прозвучал этот вопрос и этот насмешливо-шутливый ответ?..
Пока Слипер прислушивался к воспоминаниям — дорога кончилась, и он со спутником вошли в арку ворот.
— Спасибо, вот мы и добрались. Если боишься, — обратился Том к эльфу, — Можешь спешить домой, тут уж я и сам разберусь...
— Нет уж, — нахмурился пресветлый, чутко вслушиваясь в шорохи внутри замка, — Вместе пришли — вместе и войдём. Негоже... Я взялся провести Вас до князя — негоже уходить, не исполнив слова. Не ровен час — нападут из темноты, загрызут...
— Да, да, да... — промурлыкал приятный молодой голос, — Загрызут, разорвут и сожрут, пойдут клочки по закоулочкам... Может, хватит уже этот бред пересказывать?
С этими словами в проход из темноты шагнул парень лет двадцати, темноволосый, одетый в тёмный камзол.
Эльф ненавязчиво положил руку на рукоятку кинжала и громко сказал:
— Слуга ты или страж — веди нас к своему господину!
Незнакомец удивлённо вскинул бровь и усмехнулся неуловимой кошачьей улыбкой:
— Что за дело у вас к хозяину замка?
— Кто ты, чтобы расспрашивать меня! — завёлся с полоборота эльф, но Том мягко отстранил его и заговорил:
— Дело — у меня. А он, — кивок в сторону булькающего от гордыни и негодования эльфа, — лишь мой проводник на пути к замку Князя Котов, Тевильдо.
— Иди за мной, Томасо, — и незнакомец пошёл по коридору, не дав Тому даже спросить, откуда тот знает его имя. А удивление Слипера было таково, что он даже не услышал, как идущий тихо-тихо продолжил: — Интересно, когда ты у себя дома в туалет идёшь — ты и тогда проводника с собой берёшь?..
Вот так втроём и вошли они в зал, посреди которого возвышался трон.
— А скоро хозяин будет? — спросил эльф. И Том вопросительно взглянул на провожатого.
Тем временем их проводник небрежно уселся на трон, поправил причёску и нахлобучил на голову золотую корону:
— Слушаю Вас, уважаемый Томасо Слипер из клана Сэлета.
Том с изумлением уставился на ухо их нового знакомца — кошачье ухо.
Эльф не разделял изумлений своего спутника и потому без обиняков обратился к князю:
— Так ты и есть Тевильдо, кот Моргота?
Такой вспышке ярости мог бы позавидовать саблезубый тигр:
— Сколько можно?! Тысячи лет эти дурацкие перевирания! Я не кот Моргота! Я и есть кот Моргот! Я — Моргот!
— Послушайте... — примирительно начал Том, — Но ведь Морготом светлые обзывали Мелкора, разве не так?
— Ну разумеется НЕ ТАК! — тихо начав, почти выкрикнул последние слова князь. — Какой из Мелкора Моргот?! Волосы седые, костюм в звёздах, крылья за спиной... И это — Мор-Гот? Чёрный Враг?! Даже Феанор, которому приписывают, что он «изобрёл» слово «Моргот», именовал мятежного Валу не иначе как Великий Враг. А Морготом он нарёк меня! МЕНЯ-А-У!
— Тебя?! Но почему?! — удивился и Том, и эльф.
— Я в ту пору очень любил всё чёрное... Чёрное и пушистое, и потому являлся перед остальными в облике чёрного кота. Так что Чёрный — это я. Я — Мор, а для светлых, этих любителей собак, ещё и Гот, Враг. Из всех псов я не ссорился разве что с Хуаном: жалко было этого болтливого майю.
— Хуан за всю жизнь сказал только три фразы... — шепнул эльф Тому. Но Тевильдо услышал его и усмехнулся своей кошачьей улыбкой:
— О да, это же Мудрые в Эрессеа так говорят!.. Несчастный Хуан, которому было дано право в собачьем облике заговорить лишь трижды в жизни... А всё почему? А потому, что болтал много про порядки в Валиноре, критиковал Заседателей Круга Судеб, вот и заколдовал Ороме своего майю за болтовню и неуважение к властям, оборотил собакой... А он — не я, по своей воле обратно превращаться не может...
— По своей воле?.. — эльфу, кажется, уже поплохело от изобилия крамольных с точки зрения любого Светлого мыслей.
— По своей, примерно вот так, — с этими словами Тевильдо превратился из человека в чёрного пушистого кота с кривой бородкой. Корона при этом соскользнула с ушей и осталась на шее золотым ошейником. Вальяжно потянувшись, а затем чухая задней лапой за ухом, кот-Тевильдо продолжил: — Кстати, насчёт короны, которую натянули Морготу на шею, превратив в ошейник — это в ваших светлых хрониках тоже про меня. Когда я превращаюсь, она всегда мне на шею падает... Или ты и теперь не веришь, эльда?
— Да ну тебя с твоими тёмными заморочками! — совершенно невоинственно сплюнул эльф и, махнув рукой, потопал к выходу из замка.
Когда стихли его шаги, Тевильдо обратился к Тому:
— Но ты же пришёл не для того, чтобы как встарь посмеяться, когда корона становится ошейником...
— Как встарь?
— В детстве тебя это очень смешило, Томасо... Но что тебя привело ко мне сейчас?
— Нужда... — Том вздохнул и выпалил: — Я слышал, что тебя величают не только Князем Котов, но и Котом Хаоса... Помоги мне как Хаос, ибо от Порядка мне помощи не обещано.
— Говори подробнее, — кот достал блокнот и орлиное перо и приготовился писать.
— В светлых землях есть разрушенный храм Эру Единого. Древний, ещё времён Джарберта Светлейшего, говорят.
— Есть такой, — согласился кот. — Ну и что?
— Там в подвале был портал в другой мир.
— Точно. В соседний параллельный мир.
— И в тот портал ушёл мой друг. А когда я прибыл — портал вместе со зданием уже взорвали...
— Долго же ты шёл, Томасо... — зевнул кот. — И что за помощь нужна тебе?
— Восстанови портал, пожалуйста! Хоть на пару минут, пока я по нему уйду вслед за другом!
Тевильдо замолчал, задумавшись. Потом вздохнул:
— Ступай. Пока ты доберёшься до места — я пошлю туда кого из своих. Помогут... Прощай.
Шаги Тома больше не раздавались под сводами замка, только поскрипывали на улице доски тротуара, всё дальше и дальше, всё тише...
Тевильдо потянулся, ещё раз зевнув, и распахнул за спиной крылья. На ушах стремительно отрастали кисточки, мех из чёрного волной превратился в синий, как и перья на крыльях.
Не кот Хаоса, а Кот-Хаос восседал на троне. Тот самый, что порой наведывался в Странный Замок в гости к внучке Бастед и веселил Ника превращениями.
Но сейчас он не веселился. Он содрал с трона покрывало, и спинка обнажилась, открыв портал — свёрнутого в кольцо вокруг бездонного провала Змея с красным глазом. Вторая глазница пустовала — рубин в ней отсутствовал.
— Вещаю в Порядок и Хаос, кому сейчас делать нечего и кто работу себе ищет — того готов нанять на разовый заказ Тевильдо.
— И незачем так кричать... Я и в первый миг всё прекрасно слышал... — за левым крылом Кота-Хаоса стояла высокая фигура в плаще и клобуке.
— Лорд? — повернулся к нему Тевильдо.
— Лорд Джакх Морак собственной персоной, — донеслось из-за правого крыла. Там стоял красивый юноша со светлыми волосами.
— Мазенрад?
— Лучше Мабельрод. Кроме меня и Кевина в Порядке сейчас никого свободного нет, но у Кевина опять проблемы с сыном и папочкой, так что на вызов пришёл я.
— А я всё равно несу вахту за пару миров отсюда... — пожал плечами Морак. — Так что считай — я свободен. А что, опять Мрак лезет?
— Нет, сыну Крылатого нужна помощь... — Тевильдо вновь принял человеческий облик, только волосы его были всклокочены и торчали во все стороны. — У него перед носом разрушили портал. Лет сорок назад, как мне помнится. Так вот — портал надо восстановить так, чтобы он мог продолжить своё странствие за утерянным другом. Задание ясно?
— Яснее не бывает, — это Морак. — Где портал? Куда вёл?
— В храме Единого. Вёл в нынешнее царство Ар-Фаразона Золотого.
— Это не тот ли, что подорвал Ауле? — спросил Мабельрод.
— Для эмиссара Порядка ты чересчур хорошо осведомлён... — усмехнулся Тевильдо. — Да, тот самый, так его и растак!..
Пожалуй, если не лезть в политику или религию и не пытаться сделать весь мир счастливым — в нём очень даже можно жить. В любом мире. Ну — почти в любом.
Олег, несмотря на свой несусветный характер, в политику не лез. И потому без проблем влился в поток беспризорников Мегаполиса, буквально захлестнувший каменные джунгли города, хотя и остающийся почти незаметным.
Разумеется — появись на улице нечто в рваной одёжке не по росту и со слоем грязи, которому позавидует орк-разведчик, на лице и руках — такого и заметят, и приметят. А коль протянет руку за подаянием — и отправят. В интернат.
Но когда прилично одетый тинэйджер тусуется на улице, попивая дорогой сок или пожёвывая свежий лембас — кто обратит на него внимание? Кто хотя бы заподозрит, что у мальчишки ни дома, ни семьи?
А деньги добывают такие ребята — кто как может. И вовсе не обязательно воровать, как подумал уже Просвещённый Читатель, в прошлые века носивший титул не Просвещённого, а Осведомлённого. В мире Мегаполиса с его изменчивой извращённой моралью есть много способов заработать на жизнь, особенно пока ты молод. Но самое большое везение — оказаться на вершине славы, став солистом какой-нибудь детской шоу-группы... Впрочем, нет — мода на такие группы появится лет через восемь, хотя народ уже жаждет чего-то подобного. Жаждет и с удовольствием слушает поющих в подземных переходах детишек, наслаждаясь их голосами, как истый ювелир — тончайшей огранкой силмарилла.
Олег, увы, музыкальным слухом и сильным мелодичным голосом не страдал. Обычный был у него голос, как у многих простых мальчишек. Что же до слуха... Пожалуй, одним медведем тут не обошлось.
А вот сыграть по нотам — получалось, и хорошо. И вот уже, обзаведясь недорогой флейтой, Олег наигрывал возле входа в метро, с удовольствием слушая шорох денег, падающих в его открытый портфельчик с нотами. Он не задумывался, что именно за мелодию выводит его бамбуковый инструмент, поглаживаемый чуткими пальцами.
И вдруг его песню подхватил голос:
Под светом Сатурна уходим мы в бой.
Под светом Сатурна, под призрачный вой.
Под светом Сатурна врагов проклянём
И Чёрную Мессу по ним отпоём.
Под светом Сатурна ковали мечи,
Под светом Сатурна идём мы в ночи.
Под призрачным светом звезды колдунов
Слагаем мы песни из были и снов.
Шквал аплодисментов. Аплодируют и орки, и эльфы. Каждый, похоже, считает, что это ИХ И ТОЛЬКО ИХ древняя боевая походная песня.
Лишь завершив мелодию, Олег обернулся к певцу. Чувства были смешанные. С одной стороны: теперь с этим нахалом надо поделиться доходом. А с другой стороны — за эту песню накидали столько монет, сколько порой и за день не наберётся...
Раздражение прошло, лишь только глаза мальчишек встретились: Певцом оказался Ник. Николка. Николя. Малыш.
— Какими судьбами?!
— Привёл сюда Тома. Друга Ника.
— Они уже встретились?
— Кто?! — не понял Малыш.
— Ник и Том.
— Как?! Том сейчас ищет кого-нибудь, кто может восстановить портал: за Ником кто-то взорвал Дом. А может — он и сам взорвал, чтобы за ним не угнался Герцог?..
— Ты что городишь? Ник сейчас с менестрелями кофе распивает в кофейне «Тол Здравур» на проспекте Короля Элессара! Никуда он не уходил: мы вынырнули в руинах Дома. Кто-то взорвал его ещё до нас... Удивительно, как приёмный портал на Чердаке ещё работал!
— Бли-и-ин! Бежим к Нику!
— Нет, бежим к руинам. Перехватываем там Тома. И тогда уже устраиваем встречу друзей!
— Поедем монорельсом?
— Ну не такси же брать! Оно в пробках застрянет...
И ребята немедля ринулись к ближайшему вокзалу, хотя как раз приближался вечер — время, когда в переходах всё больше и больше прохожих, готовых платить за задушевные песни.
Есть вещи поважней заработка за песни...
Том в нерешительности остановился: у руин храма стояли двое.
Один — классический чернокнижник в своих одеяниях с низко опущеным клобуком. Высокий и суховатый. Второй же — типичный тинэйджер, в цветастой рубашке. И если первый вполне походил на присланную Князем Котов помощь — то второй в лучшем случае напоминал туриста, явившегося поглазеть на диковинку.
— Интересно, имя Тевильдо тут хоть кому-нибудь говорит что-нибудь? — осторожно, словно сам себя, спросил Том. Спросил достаточно громко, чтоб незнакомцы его услышали. Но не достаточно, чтобы они были уверены, что спрашивают именно их.
— Да, — заговорил молодой, — он попросил меня... — тут он посмотрел на высокого и быстро поправился: — ...нас помочь тебе.
Жизнь становилась чересчур интересной.
Чернокнижник повернулся к Тому, из-под клобука блеснули чёрные очки:
— Насколько я помню заказ, нам надлежит восстановить портал и дать Вам возможность воспользоваться им. Правильно?
— Верно. При этом он, портал, должен вести туда, куда вёл и до взрыва.
— Разумное дополнение.
С этими словами Лорд Морак вскинул руки. От его жеста руины заклубились, превращаясь то ли в дым, то ли в пылевую взвесь. Месиво дрожало в воздухе, поглощая остатки культового сооружения. И было похоже на что угодно: приручённый смерч, запертый ядерный взрыв, уборку в квартире холостяка — но только не на портал!
И тут вытянул правую руку Мабельрод.
Чуть пошевеливая пальцами, он упорядочивал колышущееся месиво, привнося частичку Порядка в Хаос. И вот уже перед Томом переливаются Врата. Арка портала была прочной и неподвижной, но составляющие её частицы хаотично метались внутри, отчего сооружение казалось слепленным из дыма, выпущенного из трубки волшебника-истари.
— Можете идти, — заговорил Джакх Морак.
— Всё готово, — завершил за него Мабельрод.
— Спасибо! — Том направился к призрачной арке из каменной пыли и золотого пара. Только бы никто не помешал!
— Сто-о-ой! — властно прокричал кто-то издалека, и Том ещё более решительно и спешно шагнул в портал, запоздало отмечая, что голос тонкий, мальчишеский. Хотя — кто его знает, какими голосами тут не встреченные пока ещё расы говорят, хоббиты те же или тролли, например...
Том вышел на свой Путь, ведущий его к следующему миру.
Морак и Мабельрод переглянулись. Стоило, пожалуй, упорядочить арку посильней, чтобы материализовалась окончательно. Но — тратить силы на это, когда заказ уже выполнен, было просто лень.
— Клиент сохранение портала для облегчения пути его преследователям заказывал? — переспросил моложавый эмиссар Порядка, словно сверяясь с технической документацией. К его радости, хаосит отрицательно помотал головой. — Нет? Сносим!
И, стоило лишь Мабельроду опустить руку — ветер подхватил клубящееся марево, в которое вмиг обернулся портал, и унёс куда-то на восток.
Олег больше не кричал. Он вместе с Малышом разместился за кустами и следил из своего укрытия за незнакомцами. Их было трое. Двое, только что творившие портал, и один, внезапно возникший из ниоткуда у них за спинами.
Первой мыслью Олега, пока незнакомцев ещё было двое, было подойти и попросить восстановить портал ещё разок. Но в душе он прекрасно чувствовал, что требовать или грозить — не удастся: это слишком могучие маги, а попросить — всех пожизненных заработков не хватит, чтобы оплатить их работу.
Тем временем Морак достал из-за пазухи кусочек картона, коробку красок, кисточку, и, присев прямо на землю, принялся рисовать.
— Эскиз к картине «Том Слипер, штурмующий портал, элегантно возведённый Мабельродом и Мораком»? — сострил порядочник.
— Не думаю, — раздался голос Тевильдо, возникшего за спинами эмиссаров. — Тут ни у кого нет перепончатых крыльев... Джакх, зачем тебе новая Карта?
— Я потерял старую с портретом Феникса, — Морак старательно прорисовывал тени и блики, придавая портрету сходство с оригиналом.
— Ты что, проходил Логрус? — удивлённо спросил у хаосита Мабельрод.
— Нет, я его чинил, — честно ответил Лорд, взял готовый рисунок в руку и всмотрелся в него.
Изображение на картоне ожило.
— Кому телек не смотрится! — пожалуй, такой фразой ещё не начинался ни один вызов по Карте.
— Лорд Морак на связи.
— Джакх, ты хоть представляешь себе, который сейчас час?
— Не-а. Я представляю себе, что скажешь ты на мою новость. Ученичок твой, который Том Слипер, в данный момент через портал потопал в Валинор, где его с огромной вероятностью схватят и... в общем, локализуют. У тебя есть шанс догнать его Коридорной Системой. Кстати, нынешний король Валинора поклоняется Мелькору... Крылатому.
— Спасибо, Джакх! — донеслось из недр картонки. Феникс подмигнул с рисунка Лорду и добавил: — С меня бутылка чего-то подревней, не менее тысячелетней выдержки!
— Я не пью древнюю кока-колу, я люблю её посвежее! — грозно выкрикнул Морак в уже застывающий замерший квадрат отключившейся Карты.
— Ты... помог Фениксу и Тому бесплатно?! — удивился Тевильдо.
— Нет, нанял Феникса помешать Тому открыть то, что открывать не нужно, — усмехнулся хаосит. — Причём Лассара будет выполнять эту работу таки бесплатно. Ещё и считая себя должным мне за вовремя данную подсказку.
С этими словами Джакх Морак вылепил из пыли под ногами палантир и запустил его. В сфере клубился фиолетовый туман Дороги, по которой шёл Том. Откуда-то из туманной дали навстречу ему шагнул крылатый.
— Учитель?!
— Том?!
— Учитель, ты снова крылат! Ты обрёл свои крылья.
— Старые пророчества порой сбываются. Как всегда — неожиданно. А ты куда?
— Вслед за другом. Идём вместе?
— В очередной город? — поморщился Феникс.
— Ещё сам не знаю, что там... Но на всякий случай — сложи крылья плащом.
— Зачем?! — удивился древний вампир.
— С крыльями ходить по городу невозможно: заклюют!
— Что будем делать? — растерянно спросил Олег. Он не видел никакой возможности догнать ушедшего Тома.
— Только одно... — начал Николка.
— Едем к Нику? — догадался Олег.
— Нет... Что мы ему скажем: «Тут был твой друг, но мы его не догнали и он ушел, извини»? Надо бежать за Томом!
— Но как?!
— Пока я с ним болтался в Интернате — он научил меня некоторым шуткам Воинов Сновидений. Вот через Сны, как через портал, и попробуем догнать его.
— Так ты — Воин Сновидений?! — Олег уважительно посмотрел на сотоварища.
— Увы — только Странник Сновидений. Впрочем, и ты, отправившись со мной, станешь Странником.
— А нам легко будет попасть туда, куда нужно?
— Не сложнее, чем в Чикаго, Париж или Москву... — усмехнулся Малыш.
* * *
Чем отличается теперь Валинор от Чикаго, Парижа или Москвы? Пожалуй, лишь степенью бардака...
Вместительные дома, выросшие на благословенной земле, дали приют всем желающим, а барьеры Межгранных Пространств надёжно ограничили количество этих самых желающих прибывшими нуменорцами и осевшими тут в давние времена эльфами. И не валары правят народом своим, а Вечный Диктатор — Ар-Фаразон Золотоликий, Капитан «Морской Твердыни» и Всея Валинора!
В школах на уроках истории эльфы взахлёб расписывают прибытие в Вечные Земли флота-освободителя и падение диктатуры заземлённых Айнур. Поэты расписывают падение Предводителя Орлов, темпоральную войну и скитания-рыскания древней земли в тщетных попытках укрыться от гнева людей, поспешивших на помощь эльдарским своим собратьям, услышавших слёзы и стоны притесняемых валарами...
И новый Храм воздвиг на месте высадки своей Ар-Фаразон, Храм Саурона Чёрного. И обильными жертвами вознёс он хвалу тому, кто направил стопы короля в эти земли. А затем — лишь священники из земель Нуменора, прибывшие с ним на кораблях его, оставались в величественном и мрачном Храме. И лишь правитель знал, что не столько хвалу Саурону возносят они, сколь присматривают за стоящей неподалёку флотилией, дабы никто из сверженных не решился бы пробраться туда и разрядить реакторы корабельные.
А затем о реакторах и думать забыли, так привыкли все к новому Королю. Да и лучше он был, ибо правил умеренно, данью практически не обложил народы Амана, во внутренние дела не совался. И хоть причина несования была в полном непонимании уклада чуждой жизни, но прослыл он скромным, умеренным и мудрым правителем...
Так, по крайней мере, писалось в учебниках о вечно живом Короле.
Том вывалился в земли Амана, с грохотом и звоном распластавшись на алмазных песках и опрокинув прилавок с золотыми тарелками и кувшинами. Феникс — сбил крыльями то, что удержалось после падения Тома, и откатился в сторону, не желая разгромить что-то ещё.
— Вау! Новенькие! — мальчик-эльфёныш восторженно смотрел на прибытие незнакомцев. — А хотите — я вам наш город покажу! Те его закутки, о которых ни в путеводителе, ни в исторических книжках не пишут! И легенды местные расскажу!
Именно этот мальчишка спустя много лет напишет в своей монографии об этой встрече такие слова:
«Они явились в Валинор незваными, и никто не ждал их визита. Они были дерзки и могущи, и магия их не боялась техники. И на дивные машины земли Амана посмотрели они без должного почтения и лишь брезгливо поморщились: «Старьё!»
То ли искали они кого, то ль скрывались — «не понял никто, и дожди заровняли их след...» И тоску навевали на вечных эти простые смертные, ибо что может быть печальнее вечности в замкнутом мирке, закрытом со всех сторон не проклятием Врага, а благословением Короля и отречённых Валар.»
Но это будет потом. А пока... Не успели спутники даже обдумать предложение юного обитателя Златозвонного Города, как возникшие словно ниоткуда солдаты в чёрном скрутили их и поволокли во дворец. И Тома, и Феникса, и мальчишку-эльфёныша за компанию...
Долго ждать аудиенции не пришлось.
Король восседал на троне в мундире, больше всего напоминающем о временах Третьего Рейха. На лице его была золотая маска. Руки — в золочёных перчатках.
Том замер, глядя на Ар-Фаразона Золотоликого. Не от этой ли маски пошло прозвище его? Интересно — почему он прячет лицо своё?
Живые глаза смотрели из-под маски на вечного мальчишку и его спутников.
Внезапно золотые веки сомкнулись и разомкнулись, моргнув, и Том вздрогнул, вспомнив вольфрамо-титановые киберимплантанты Чёрного Герцога в Коконе. Было похоже на искусную работу гномов Черногорья: они с изначальных времён умели делать хорошие протезы, помесь магии и механики. Видимо — к ним ещё до похода в Валинор обращался правитель Нуменора в поисках бессмертия.
Механические губы разомкнулись с еле слышным звоном.
— Как проникли вы сюда? — голос Короля был показательно строг, но в глазах теплилось любопытство. И видно было, что истосковался он по вестям с далёкой своей Арды, что неуёмно желает услышать — и страшится новостей в одночасье.
— Пришли мы Дорогами Сна из-за Предела Миров, и туда же уйдём, выполнив содеянное. И не угрозу несём мы вам, ибо не интересна нам земля ваша, а интересен лишь тот, кто за неё ушёл! — Том был спокоен, показательно вежлив и корректен.
— «Не меня ли ищут они?» — с испугом подумал Король. — «Уж не Элендили ль послали мне вслед своих карателей?»
Но вслух он спросил:
— Как житьё там, в Арде?
— Серо. Сплошные эльфы и орки, что живут в дружбе и ставят себя во всём выше людей... Определённо Арта идёт к упадку, хоть и процветает она внешне...
— Так за кем же пришли вы? За Мелкором?
— Зачем? Дальше наш путь — к Единому!
— С ума сошли?! Да я сгною вас раньше, чем позволю настучать ему о нашем нынешнем местопребывании!
— Он и так его знает, ибо связан с Валинором единой цепью Пустоты.
— Да что вы говорите! И можно подумать, что за столько веков он не решился заступиться за своих валар, что суть создания рук его! — Ар-Фаразон с металлическим лязгом сжал кулак.
— А кто вам сказал, Ваше Величество, что интересны ему проигравшие битву людям!
— Но тогда б он заинтересовался хотя бы мною...
— Победители ему тоже не нужны! Он зол, хотя и не виноват в безумии своём.
— «В темницу их!» — хотел уж завопить Король, как Феникс зевнул и неделикатно потянулся, И в тот же момент плащ его распахнулся двумя чёрными крыльями, и рухнул к ногам крылатого Ар-Фаразон, звонко звякнув коленями о плиты пола.
— Простите, господин мой Мелькор! Не признал Вас! Простите раба Вашего!
— Встань с колен! — скомандовал Феникс. И сам поднял за плечи коленопреклонённого старца, брезгливо поморщившись от его раболепия. Старик оказался на редкость тяжёлым, несмотря на свою стройность и суховатость.
— Если Вам так угодно...
— Мне угодно, чтоб ты и никто другой не унижался бы предо мною!
— И ученик твой Гортхауэр говорил мне то же, да я, каюсь, не очень-то верил ему. А теперь вижу — прав он!..
У Феникса хватило ума не разочаровывать правителя сообщением, что Мелькор несколько старше на вид — и в другом совсем месте... И теперь с почестями и славой получили они свободный проход даже в самые потаённые уголки Валинора.
Оставшись один, Правитель Всея Валинора тщетно пытался выпрямить свою правую ногу. Задрав штанину, он обнажил металлическую конструкцию золотистого цвета, и принялся металлической рукой стукать по изящной поверхности, стараясь расклинить коленный шарнир. Сложнейшая конструкция не поддавалась. Зато от ударов что-то щёлкнул в хребте, и правитель упал с трона, рассыпая по полу синеватые искры, вылетающие из спины, и подёргиваясь в такт разрядам.
— Доктора? — испуганно вопросил кто-то из-за дверей.
— Какого доктора?! МЕХАНИКА!!! — взревел правитель.
Послышались быстрые шаги, и в зал вбежал-вкатился низенький широкоплечий старичок с сумкой инструментов и паяльником: один из трёх Чёрных Гномов, поехавших с повелителем Нуменора в Валинорский Поход в качестве дежурных механиков, обеспечивающих пожизненный гарантийный ремонт великородному клиенту.
Эльфёныш провёл таки обещанную новым друзьям экскурсию. А затем — прогуливались то там, то сям, пока Том прикидывал, где же скрывается Дом, через который Ник мог ускользнуть дальше. А то, что Ника здесь нет — он уже чувствовал. Здесь только местные обитатели этой Земли Без Смерти... И странно вздрагивали время от времени Том и Феникс, и с изумлением поглядывал на них мальчишка, пока ему не надоело, и он не спросил Феникса:
— Да чего это вы дёргаетесь всё время?
— Ха! — вспылил Том, — Посмотрел бы я на тебя, умного вот такого! Когда вокруг одни Вечные! Ходишь — и от каждого веет Силой, от человека ли, эльфа ли! И — так и ждёшь, что какая-то скотина вызовет на поединок — но никому дела нет до древних канонов! Ждёшь удара — а им плевать на Силу и Собирание! Они даже не слышали ни о чём подобном!
— А что такое «Собирание»? — растерялся эльфёныш.
— Вот-вот, об этом-то я и толкую! Воистину — рай для Бессмертных! Только Кащея сюда для полного счастья и не хватает!..
— А на троне? — улыбнулся мальчик, проявляя ямочки на щеках.
— Воистину! — рассмеялись Лассара и Том, вспомнив тощего пожилого правителя.
Том взлохматил светло-русые волосы эльфёныша:
— Устами младенца глаголет Истина! Знаешь ведь, как переводится слово «Кащей»?
— Ты, конечно, не обижайся, — малец потёрся носом о плечо Тома и притворно вздохнул, — Но даже и не слыхивал! Всегда был уверен, что это — имя собственное.
— И зря. У древних росов слово «кащей» обозначало «раб». Это ещё в «Слове о полку Игоревом» есть. Так что «Кащей Бессмертный» означает «Раб своего Бессмертия»!
— В таком случае моя шутка весьма символична. Интересно, кто проклял так Ар-Фаразона и за какие грехи?
— Проклял? Теперь уже я не понимаю! Разъясняй...
— Неужели ты не понял, что он устал от этой вечной жизни? Он же чуть не с надеждой спросил, не его ли мы ищем, чтобы убить!
— Спросил такое?! Да ты что, бредишь? Не говорил он такого!
— Верно, не говорил, — подтвердил Феникс.
— И вообще... — начал Том, но эльф его перебил:
— Да что же это?.. Нет, Феникс, я не сбрендил!
— Что?!?! Я же только... СТОП! Погодите. Я же только подумал это «сбрендил»! Так ты что, мысли читать наловчился? Ин-те-ре-сно. Откуда?
— А я почём знаю! Я-то думал, что это вслух!..
— Стоп, дорогие мои! — прервал обсуждения Томас, — Сперва о главном! Так ты говоришь, что правитель мечтает о смерти?
— Мечтает и боится одновременно. Мечтает — потому что всё тут приелось до розовых слоников, а боится — потому что привык. Есть такая глупая привычка — жить!..
— Брось шутовство! Жизнь и смерть — это не то, над чем шутят!
— Сказал Том.
— Чего?!
— Говорю: «Сказал Том»! Комментирую.
— Нахал...
*
— Ник, ты видишь что-нибудь?
— Ничего, Олег, тьма сплошная кругом...
— Где мы?
— Спроси что-нибудь полегче!
— А ещё Странник Сновидений...
— От Странника слышу, или есть возражения? Что думаешь, Олег?
— Думаю? — мальчишеский голос искрился насмешкой, — я просто смотрю. И вижу парус...
Из густой беззвёздной черноты медленным серым квадратом выплывал прямой парус. И тускло сиял под ним обитый металлом корпус неизвестного судна.
Корабль летел невысоко, но днище его было над головами друзей. И хотя было сухо, но явственный плеск волн нарушал тишину. И тогда Олежка закричал. И на крик его была сброшена за борт верёвочная лестница, и по ней поднялись на борт ребята, и удивились они, что ступени внизу были мокры и солёны.
На палубе встретила их зловещая тишина, лишь изредка нарушаемая короткими шорохами и еле слышимыми шажками. А затем появились они, все десять: кошки. Девять чёрных, как ночь, и одна — белым сиянием в сумерках мира. Мирные, чуть настороженные, с неугасимым любопытством в зелёных горящих глазах.
А затем, словно призрак, шагнула из тьмы женщина, лицом белее снега, но темнее ночи и тьмы за бортом были одеянья её, и Млечный Путь серебряной нитью горел в черноте длинного старинного платья.
Малыш в испуге сжал руку Олега и прижался плечом к другу. Олег вцепился напрягшимися до белизны пальцами в нижнюю выбленку.
Глухо хлопнул под порывом несуществующего ветра парус...
*
Валары никогда не простят Намо его жестокий юмор. О, как они смеялись, когда поняли, на какие муки обрёк Ар-Фаразона Владыка Душ, даровав ему Вечность. Как радовались они, понимая, что даже когда запросит взбалмошный нуменорский старец смерти, то не придёт она за новым Повелителем Валинора. Но как же плакали они, когда ушёл Намо, когда покинул их Ирмо... Пойти за ними следом за Край Мира, во внешнее Эа — смелости не хватило. А вдруг — там действительно не пустота, а Звёзды, сотворённые не Единым? А вдруг там — те, кто помнит ещё рождение местного «бога»?.. Как больно расставаться с иллюзиями, особенно — если жил ими без остановок и передышек всю свою немалую жизнь... И Валар остались.
Остались, чтобы терпеть над собою это помешанное Золотоликое ничтожество, боящееся смерти даже теперь, при бессмертии своём!
Это стало манией Короля Ар-Фаразона: он мучительно желал смерти — и в то же время страшился её. И указы его были указами параноика, и любой шизофреник показался бы верхом благоразумия по сравнению с ним...
И, лишённые власти, стали валар искать крайнего, чтобы на козле отпущения отыграться за всё. И громче всех, упорнее всех искал Манвэ. Но именно его-то и обвинили в конце концов во всех своих бедах: Мелкора изгнал? Власть отдал? Орлов на Нуменор гонял? Вот теперь за всё и плати!
И пытался оправдаться бывший Король Мира, да разве умеют слушать благородные валар кого-нибудь, кроме себя?
И заключили они бывшего своего господина в башню Таниквэтиль, и замуровали вход за ним... И отныне там, в одиночестве и покое был он один на один со своими мыслями, и не тревожило его ничто в этом мире. Там, внизу, Оромэ пытался свергнуть диктатора, но испытал на себе всю силу заклятий Мандоса: меч, словно заговоренный, со звоном отлетел от головы Золотоликого, не оставив на шее даже царапины. А вот на теле Великого Охотника много отметин оставил рассвирепевший Ар-Фаразон.
И неповадно было впредь незадачливым валар трогать Владыку Земель Своих...
А Манвэ в одиночестве своём нашёл забаву по вкусу. Он стал маячником-истопником: срывал свет звёзд и топил их лучами костёр на вершине своей башни... И свет сгорающих звёзд стонал в темноте, звуком своим разрывая её.
Его башню хорошо знали Странники, и на стон её, как на свет маяка, прокладывали они путь...
*
Королева Берутиэль была улыбчива и весела, и при свете свечей в капитанской каюте лицо её не казалось больше застывшей маской. Она болтала с ребятами, рассказывая о новостях многих миров, но и слушать рассказы юных спутников не забывала.
Скиталась она во многих морях, и моря эти омывали планеты, как острова. И от планеты к планете ветер Пространства гнал светлый кораблик, ушедший от предопределённости Арты и Верхних земель её. И пределом моря её было совершенно не то, что простым кораблям. Словно маленькое судёнышко шло по другому этажу пространства, и упади королева за борт — не разбилась бы она о пролетающие под килем земли, а утонула бы в море, ей одной доступном...
И в Валинор наведывалась она нередко. Но там погружённым на дно казался ей остров валар, и лишь сторожевая башня Таниквэтиль вырывалась из пучины эфирных вод, словно маяк или скала одинокая. И туда-то она и направила бег своего судна.
— Есть там один старичок. Он немного сумасшедший, но безобидный: приютит, накормит, обогреет. Отдохнёте там, а затем по внешней лестнице на башне спуститесь в ваши земли. Там сейчас Валинор, хотя и не признать его больше...
Корабль завис вровень с узорной решёткой балкона наверху башни.
— Дедуля! Я Вам новых собеседников привезла! Приютите их!
Королева говорила к Манвэ просто, словно к человеку обращалась. А впрочем, кто знает, может, ей и неведомо было грозное и грязное прошлое этого милого сумасшедшего затворника. И если это так — то ничего удивительного в этом не видно: он уж и сам позабыл своё имя, хотя никто и не приказывал ему: «Забыть!».
В башне было тепло и уютно. Изысканные яства украшали стол в гостиной, и были они поистине неисчерпаемы, ибо стоило взять их, как на месте взятого тут же возникало новое.
Светлые фонтаны били посреди залов, и звон хрустальной воды навевал покой, излечивая уставшую душу.
Горели яркие факелы, освещая нетронутую библиотеку — хозяин башни так и не научился читать...
Хрустальный шар палантира лежал на древнем резном столике с витыми узорными ножками — но скучно было пленнику башни взирать в его гладь...
И лишь об одном Манвэ ярился: они отдохнут и уйдут — а ему по-прежнему околачиваться в этих стенах. Впрочем, это уже почти не тяготило. Напротив, предложи кто ему сейчас выйти на свободу из тысячелетнего своего заточения — и он бы вцепился в камни стен этих мёртвой хваткой, не оторвать...
Но не сердились на философски-спокойного владетеля башни Таниквэтиль ребята, ибо не было в нём и злорадства. Просто равнодушие. Словно заледенела душа. Или сгорела? Сгорела ещё тогда, когда отправил брата своего старшего на пытки и смерть за Гранью Миров?..
На миг Олегу показалось, что он и сам побывал как-то за Гранью Миров. Давным-давно, и совершенно неожиданно для самого себя. Нахлынула память.
Это было — как старая полустёртая запись на кассете: половина изображения не видна, и воображение, перестав спорить наконец-то с рассудком, объединилось с ним и дорисовывает недостающие кусочки картины. Был ли тогда Олег Олегом, или иное имя обозначало тогда очередное его тело — очередную одёжку для вечной души?.. Как оказался он в величайшем творении Корабельных Времён? Зачем отправился оттуда на Землю, что забыл в этом диком тогда ещё мире? Сколько веков или тысячелетий назад это всё было? Да и было ли? Или это — лишь расшалившаяся память, очередное ЗНАНИЕ, явившееся неизвестно откуда?.. И чем дорисовывается недостающее — воспоминаниями или услышанным и увиденным позже? Впрочем — а стоит гадать? Картина неторопливо разворачивалась перед мысленным взором.
Их было трое. Олег и двое крылатых братьев из народа Лассар. Олег только-только выбрался из трюмов Вечного Корабля, а братья-вампиры присоединились к нему по пути: они, как и рыжий мальчишка, спешили зачем-то на Землю. Никогда не ошибается в выборе Пути вечный Мастер Зеркал — Феникс Лассара, младший из братьев. Но сегодня Путь... Путь привёл их совсем не туда.
Они стояли в месте за Гранью Мира, и понимали, что всё это сон. Ибо иначе, чем во сне, в эти земли не попасть, ничего не разрушив, а разрушения Возлюбивший Мир допустить не мог.
Сном, странным сном призвал он к себе, искривив бесконечную прямую их Дороги, проведя её возле себя. Он, тысячи лет багровыми глазницами, опустошёнными волей взбалмошного Бога, Единого, взирающий из небытия на любимые земли, даже в уродливости нынешней — прекрасные. Он, осмелившийся разорвать предначертанность бытия, и наказанный за это тем, кто прятался от звёзд Эа, хотя и называл себя Творцом...
Странным сном призвал мятежный Валар к себе Странников Сновидений, и теперь вглядывался в их лица пустыми зрячими глазницами, и корона горячего железа привычным огнём рождала ожоги — память о том, что Всевышний Эрэ не терпит конкурентов...
Страшен, наверное, был вид Крылатого для простых смертных, ибо прихлебатели Единого постарались на славу, уродуя черты брата своего старшего, но ни один из друзей не отвёл взгляда, ибо дано им было — Видеть. И сквозь шрамы видели они одухотворённое лицо, и терновым венцом обращалась корона, и звёздами Эа, вечного Творения, горели глаза его.
Голос призвавшего был тих, но звучал в мозгу каждого подобно зову Дороги, и эхо гулко билось под сводами черепа.
Они слушали крылатого Валар, и картины мира проплывали пред ними. И никто из них не шевельнулся, пока Олег не подсел поближе к прикованному. Но и тогда лишь чуть шелохнулись братья, не решаясь подойти поближе к величественному существу. А Олег... Он взглянул на оковы Крылатого, и они показались ему формулами, окутывающими собой другие формулы — руки. Окутывающими и вносящими свои ограничения, как вносят их математические фильтры в преобразуемый сигнал. Формулы были завёрнуты в кольцо обратными связями, и оттого лишь крепли, возбуждая сами себя, а в качестве энергии отщипывающие кусочки от рук, создавая незаживающие раны. Видение-формулы было таким отчётливым, что почти сразу Олег нашёл слабинку в бесконечном круговороте символов. Оставалось нажать туда...
Олег коснулся своими тонкими пальцами тяжёлых железных наручников, и те побурели и ржавой пылью осыпались к ногам мальчишки. А руки малыша уже скользили над страшными ожогами, и те на глазах затягивались, словно и не накладывалось на них заклятье правителей Валинора.
— Кто ты? — изумлённо прозвучал голос Крылатого.
— Человек, — с какой-то лёгкой усмешкой прошептал в ответ Олег и коснулся короны.
Корона не рассыпалась пылью, она даже не потеряла блеска, но теперь она горела не обжигающим пламенем проклятия, а светом звёзд. И не стальным ошейником, а Светлой Короной Творения стал венец. И от света её растаяли маревом рубцы.
— Прости, лишь глаза не могу я вернуть тебе, — тихо сказал Олег и добавил вдруг: — Учитель...
Крылатый вздрогнул и, склонившись, пристально взглянул в рыжее веснушчатое лицо парнишки.
— Ты?! — радость и изумление смешались в вопросе.
Не отвечая словами, мальчик вынул из небытия браслет, выточенный из цельного самоцвета, и тонкие нити лазеров очертили в центре его руну.
— Как ты сумел — это? Ведь даже Намо не мог сломить заклятий Эрэ!
— Ты сам когда-то ответил на свой вопрос, хотя и не к этому говорил. Вспомни: «Сейчас в вас спит эта сила, но когда вы сумеете пробудить её — то будете вы вместе сильнее валар, и сильнее Единого.» Кстати, Эру сошёл с ума, и теперь от него вреда не больше, чем от таракана!
— И таракан порою бывает смертельно опасен. А обезумевший Бог опасней стократ! Нельзя недооценивать его!
— И всё же... Он допустил одну глупость — поверил себе. Ты часто спрашивал себя — откуда пришёл Единый, из каких глубин Эа? Спрашивал, но не находил ответа, так ведь?
— Так. И только он сам...
— В том-то и дело, Учитель, что и сам он ответить на это не мог: не знал! А его просто принесли и бросили. Дали ему память чужого демиурга, а затем оставили на произвол судьбы. И считал он себя тем, кем ему внушили, и не знал сам он правды. И жил он созданием Ночи, но считал себя порождением Дня, и как Пустотой — накрыл он себя Сферой Дня, но День смертелен для него — вот и свихнулся Великий. Хотя — надо признать, что крепок был он, ежели столько сумел продержаться.
— И откуда в тебе столько хламу в мозгах?
— Не веришь... И они говорили — не поверишь...
— Они — девятеро? В смысле, оставшиеся семь?
— Восемь. Она — сумела вернуться. Но я не о них. О Лордах.
— The Lord of the Ri...
— No! No! No! И незачем эту бредятину цитировать! Я про настоящих. Ибо один из них и приволок сюда — это, с позволения сказать, единое... в своём роде...
— Несмотря ни на что, я не говорил бы про Эру в таком пренебрежительном тоне...
— А я говорю. Я достаточно насмотрелся на чудеса иных миров, чтобы не называть дерьмо конфеткой.
— Ты стал дерзок.
— Умерев и воскреснув столько раз — неизбежно забудешь о почтительности... к некоторым... таким, как...
— А об Учителе и друзьях своих...
Олег не ответил, он просто взглянул в глаза Учителю и тихо, но твёрдо сказал: — Прочти!
И не просьбой показались его слова. Но спросил Крылатый Валар:
— И ничего не пожелаешь сокрыть от меня?
— А что мне скрывать от Учителя? Мне незачем скрывать свой Путь.
Долго читал Крылатый в глазах и памяти.
— Не коснулось тебя зло... Но отчего же такая усталость?
— Пощадил... Не полез глубже... Так словами скажу — надоело и одиночество, и те сумеречные миры, по которым меня швыряло! Тебе никогда не приходилось прикидываться дурачком только для того, чтоб не убили?! А склеротиком, чтобы не сожгли за излишние знания, которые надо любой ценой сохранить и передать?! А не стреляли в тебя только за то, что ты рыжий и похож на дикаря-ларо?! А не слышал прямо в лицо: «Так это же не человек, это — ларо!»?! А от друзей никогда не звучало: «Ты могуч и осилишь путь, но мы слабы, и поэтому не обессудь — на Арту мы не вернёмся, нам с нею не по пути...»?! А торчать в дремлющем Корабле и не мочь его разбудить лишь потому, то время ещё не пришло и ежели он проснётся раньше, то не встретятся те, кто уже годы в разлуке... А входить в Сирость, по сравнению с которой Серость — Разноцветие!
— И всё же, и всё же... Так значит, все восемь остались у Лордов в гостях?
— Пятеро.
— Не будь я прикован к Арте тем, что покрепче цепей — я б навестил их.
— Никто не держит: нынче весь Эа открыт для Возлюбившего Мир...
— А ты...
— Я не пойду, — и затаённая обида слезинкой зазвенела в голосе мальчишки. — Без меня. Ныне мой путь — иной, туда, где я нужен! — Олег взял подошедшего Феникса за руку, ощущая на затылке дыхание Алекса.
— Мира вам и Доброго Пути, Крылом к Крылу.
С этими словами мятежный Валар впервые за столько тысяч лет раскрыл крыльями чёрный свой плащ, и в тот же момент Феникс ударил во Врата Ночи, и они загудели, выгибаясь. Второй удар, и пока Феникс бил — Олег увидел ряд цифр — замок на Вратах, и умножил их на ноль, ввергая в небытие. Врата распахнулись, Крылатый шагнул-прыгнул в них, и полёт танцем Дороги закружил его, унося вдаль от ненавистной темницы за Гранью Миров.
— До встречи на Звёздном Мосту! — успел крикнуть Олег вслед крылатой тени, а Феникс сказал: — И пусть эта встреча будет светлой, ибо что ж чище, чем Свет во Тьме...
И Олег пристально взглянул в глаза Зеркальщику, лишь краем глаза замечая по ту сторону Врат мальчишку с длинными светлыми волосами, который показался ему теперь похожим на Тома Слипера, встреченного впервые лишь тысячи лет спустя, в двадцать втором веке...
Видение угасло, но теперь к Олегу вернулось умение видеть формулы Мироздания, хоть и нечасто. И рыжий мальчишка взглянул по-новому на костёр, в котором стонами пылали обломки лучиков звёзд, и коснулся рукой костра, подправляя его. Изменяя, чтобы не Одухотворение Свободного Полёта, а стоны Одиночества и Тоски сгорали бы без следа в животворящем пламени.
Пламенным языком взмыла душа огня, и впервые старый маяк засветил, и свет его пронзил тьму, и новая звезда озарила уснувшее небо, и сощурилась Варда, ослеплённая этим нерукотворным блеском.
Оставаться дальше в этом приторном великолепии не имело ни малейшего смысла. И тогда Олег легонько кивнул в сторону узорчатого балкона под ослепительным огнём маяка:
— Нам пора... Сидя здесь — мы не догоним Тома...
Однако спуститься по скобам внешней лестницы оказалось делом нелёгким: неизвестные солдаты в чёрных с золотом доспехах без предупреждения открыли огонь по ни в чём не повинным путникам.
— Что ж вы делаете?! — возопил Николка, но его слова утонули в автоматном лае. Не оставалось ничего разумнее, чем вернуться обратно.
— Странно, странно... — задумчиво пробормотал Манвэ, глядя с недоступной вышины башни на метушащихся внизу солдат Ар-Фаразона, — А раньше он никогда не устраивал подобных засад... Неужто боится?! И кого? Случайных мальчишек?!! Или он решил, что это я попытаюсь сбежать? Тогда он дурак вдвойне: я ещё не свихнулся, чтоб тихую, размеренную и сытную жизнь променять на тоталитарный рай внизу!!! — и старичок дребезжаще рассмеялся.
Однако на кого бы ни шла охота — подобный расклад ничуть не устраивал затворников поневоле. И, не веря в абсолютную замурованность всех ходов и выходов, они день за днём тщательнейше простукивали все стены нижних ярусов, к развлечению экс-Короля...
Однажды в соседней комнате послышались шаги. Незнакомые. Насторожившийся Олег аккуратно, стараясь не скрипнуть, приоткрыл дверь, и к изумлению своему узрел там женщину неземной красоты, идущую куда-то в сопровождении нескольких девчонок и ребятишек. Комната... Скорее, соседнее помещение напоминало музейный зал, устланный коврами, и впечатление усиливалось походкой этой загадочной гостьи: профессиональный экскурсовод ведёт по музею школяров, показывая достопримечательности и обращая внимание детей на важные для понимания истории родного края экспонаты...
Поборов нерешительность и отбросив такие липкие мысли о возможной ловушке, Олег подошёл к женщине и тихо, осторожно спросил:
— Простите, но, если я не ошибаюсь, Вы пришли извне... Не подскажете ли выход заплутавшему путнику?
— Незачем было в апартаменты супруга моего забираться, если дороги назад не запоминаешь, смертный!
— Так Вы — Варда?!
— Ты помнишь моё имя? Для ларо ты слишком умён...
Кровь ударила в голову мальчику: давно уже не звучали в его адрес подобные оскорбления! Но только открыл он рот, как ледяной тон валарессы загнал назад в горло все его гневные слова. И надменно прозвучало под сводами зала:
— Ты не ищи пути! И не мешай мне проводить здесь экскурсии. А захочешь подышать свежим воздухом за пределами башни — так ляг на коврик, подобно собачкам, да поспи: говорят — помогает...
Гневно фыркнув, Олег выбежал из зала, но на полпути лишь сообразил, какой же он, право, дурак: надо же было проследить, куда она денется после «экскурсии», и выход был бы известен!
Быстрее молнии нёсся он в зал, и вихрем ворвался в соседнюю с ним комнатку, приник к двери, чуть приоткрыв её... Зал был пуст!..
Проклиная себя за несдержанность, Олежка вбежал в устланное узорчатыми коврами помещение и оглянулся по сторонам. Но — ни двери, ни намёка на тайные тропы...
В отчаянии упал мальчик на ковёр, уткнувшись в тёплый, пыльно пахнущий ворс. И рыдания толчками вырвались наружу.
— Ты что, малыш? — Никки склонился над другом и погладил его курчавые рыжие волосы...
— Отстань!
— Почему?
— Потому что я действительно дурак! Я глуп, как дикари ларо с Итана! Я только что... — рыдания вновь заглушили слова.
— Не плачь! — Ник обнял парнишку за плечи, — Что б ни случилось — это ещё не смертельно... Пойдём...
Олег поднялся и всё-таки выдавил через слёзы:
— Я упустил выход! Тут была Варда!
— Прости, но часом это тебе не привиделось? — вскинулся Малыш.
— И тут ты не веришь!
— Верю, но как-то это всё неожиданно!.. Если уж честно, то почти невероятно. А что она делала? Искала супруга?
— Фиг! — Олег чуть улыбнулся: — она приводила сюда каких-то мальцов на экскурсию!
— А затем? — Николка подталкивал рассказ Олега дальше.
— А затем заявила мне, когда я её спросил про выход: «Захочешь подышать свежим воздухом за пределами башни — так ляг на коврик, подобно собачкам, да поспи: говорят — помогает...»
— На коврик, говоришь... На этот, что ли? — Малыш чуть улыбнулся.
— Они все тут одинаковы, — буркнул Олег.
— М-да-с... — Никки изумлённо огляделся: — Вот в чём-чём, а в наблюдательности тебе не откажешь, я как-то и не приметил этого сходства... — и он провёл рукой по тёплой поверхности ближайшего коврика. Вдруг вздрогнул, склонился, впившись глазами в рисунок: — А Варда-то не глупо сказала...
Олег так резко вскинул голову, что слёзы росинками сорвались со стебельков его ресниц и драгоценными кристалликами самоцветов полетели по залу. Но горькое «Так и ты считаешь меня глупее собаки!!!» застыло, когда увидел он глаза друга. И вместо обиды сорвался с губ тихий вопрос:
— Что случилось?
— Смотри на узор!.. Варда — стерва, конечно же, но — дело ж сказала!
Ещё ничего не понимая, Олежка уставился в абстрактный набор цветных линий и загогулин на ковре. И вдруг...
...Озарение — оно всегда приходит «вдруг»...
И вдруг абстрактные линии слились в знакомый рисунок: комнаты, лестницы, переходы и галереи. Стоп! А этих линий тут не росло!!! И двери отмеченной тоже не видно!
— Тайный ход!..
Открылся он на удивление легко, стоило лишь начертать пальцем по узору на стене отмеченный на сотканной карте значок. Часть плиты скользнула в стену, и двое странников, держа под мышкой ковёр, спустились в чуть зеленоватый сумрак.
Коридоры и галереи что-то неуловимо напоминали. Что-то далёкое и давно позабытое, но — несовместимое с башней валар, несовместимое с Валинором. И от этого на душе вырастала тревога. И вдруг Олег задумчиво произнёс:
— Кокон...
— Что?!
— Я говорю — Кокон! Вспомни коридоры его замка!
И словно в подтверждение этих слов узкий проход плавно влился в высокий круглый зал с огромной цилиндрической колонной Главной Машины посреди помещения.
— Какими судьбами?! — Ник был потрясён не меньше Олега.
Мёртвая, не светящаяся ни одним огоньком машина не ответила пришедшим к ней людям. И тишина давила на уши, нагнетала уныние. Словно стоишь рядом с умирающим... Или видишь призрака...
— Это не Подвал замка, — это снова Олег.
И точно: в зелени сумерек видно, что мягкие кресла окружают колонну, что нет и следов перестрелки с Чёрным Герцогом, и, что самое главное — Машина Перемещений толще и приземистее своей родственницы, построенной земным инженером-«магом»... Не припорошенная пылью, но — неживая, выключенная эпохи назад.
— Так вот как валары переносили свой Остров в пространстве! Кто бы мог подумать?.. — усмехнулся Олег. — А ещё маги...
— Возможно, это мир Пятого Эру... — пожал плечами Ник-Малыш, вспоминая, как оказался с Томом в гостях у Единого во время полёта в Кокон и что там услышал. — Там, на берегу — авианосцы, тут — Машина Перемещений. Вполне себе техногенный мирок, уныло дожёвывающий остатки своей магии зубами шестерёнок.
— А-а-а, это мир, где Единый считает себя Лордом Дня? — вспомнил Олег своё недавнее видение в башне Таникветиль. Да-а, даже здесь, вне влияния исчезнувшего Кокона, память его порой выкидывала странные штуки.
— Он самый... Вот только тогда... — Николка хотел было возразить что-то, но, отвлекая мысли, в другом конце зала забрезжил белёсый отсвет: ВЫХОД!!! И дохнуло воздухом свободы. Почему-то — гнилостным и затхлым...
*
Земли Валинора напоминали дурдом. И не только потому, что рыскали тут и там соглядатаи Ар-Фаразона, выискивая плетущих заговоры против Владыки — этого и на Земле хватало. Не только от сирости и массовой нищеты Великой Империи — многие Империи на Земле повторили этот путь. Но тот бледный, туманный какой-то свет, который и светом назвать трудно — он слепил глаза, заволакивая их кисеёй, лишая возможности оценить весь масштаб бедствия. И чёрными скалами вздымались у горизонтов ржавеющие остовы Великой Эскадры, и в каждом из них билось неутомимое атомное сердце, по-прежнему держа в страхе всю Поднебесную Землю и сдерживая порывы валар.
И двое странников — Ник и Олег — бродили по этой земле в поисках Тома, прекрасно понимая, что спасти здесь уже ничего не дано.
А затем они увидели Дом. Тот самый. Он словно сошёл с кошмаров, чтобы обратить эту муть в совсем уж кромешный ад. Дом, в который превратилась за время их скитаний Башня Манвэ.
В дверь, через которую не так и давно вышли в Валинор из оцеплённой башни Николка и Олег, входили трое. Один — крылатый, свернувший свои крылья на манер плаща. Другой — эльфёныш, аж подпрыгивающий от нетерпения в предвкушении Большого Приключения — Странствия. А третий... Третьего спутать с кем-либо было невозможно: Том! Том Слипер!
Олег с Малышом кинулись к Дому. И странное чувство забилось в душе:
Вошли в Подвал Дома там, в Коконе — и оказались на грани Арты. И бредом Подвала оказался застой некогда Светлого Мира В Просторах Эа.
Подвал такого же (того же?) Дома на Арте — Тьма, откуда в Валинор привела их дорожка под парусами. И вот — снова Дом. Куда же теперь? И сознание заботливо подсказало: в Чертоги Эру Единого, в его потаённые земли.
Видя, что не успевают добежать, что Том покинет Земли Амана раньше, чем они пересекут порог Дома, Николка открыл было рот, чтобы вдохнуть поглубже и крикнуть погромче.
И в то же мгновенье плавно коснулся босою ногой земли Валинора серебрянокожий Ангел Смерти в зеркальных очках. Опустился точно между ребятами и Домом. И огляделся он, и улыбнулся своим мыслям:
«И пришедший из заключения из-за Грани Миров возьмёт на себя всю боль Арты и убьёт Единого...»
Старое, очень старое пророчество... Слишком старое...
И кто же знал, что не Мелкора имеют в виду...
До Эру, конечно же, далеко, но и Валинор — созданье его.
Том успел прыгнуть в портал, отправляясь на следующий этап бытия, на следующий Чердак бесконечного Дома, Лассара же вошёл в зеркало погашенного экрана, прихватив с собой и жаждущего новых впечатлений эльфёнка, когда мир содрогнулся в предчувствии своей гибели.
И снял Принц Мрака очки — и выпили глаза его душу и плоть Валинора. И упокоился навеки первый киборг Средиземья — Ар-Фаразон Золотоликий, и светел и спокоен стал его сон.
Олег жестами и усилием воли сплёл вокруг себя и Ника Второго поле, окружившее их сферой из зеленоватых строчек цифири, в попытке защититься от жёлтого всепоглощающего взгляда. Сфера зазвенела от напряжения.
А затем серебрянокожий схватил Пространство, как хватает ребёнок клочок бумажки. И дёрнул его — и смялась Реальность, как задник театральной декорации, и складками пошёл мир, и не рухнула, а порвалась Великая Сторожевая Башня Таниквэтиль, и порвался с ней вместе акварельным рисунком её обитатель.
И рухнули старые храмы, и в рваньё обратились темнеющие глыбы авианосцев.
И в этот миг Абадонна свернул в трубочку неудачный и грязный рисунок кисти Великого Эру, именуемый Валинором, и сунул тряпицу холста за пояс с холодным мечом в чёрных ножнах...
Звенящая сфера полетела в Пустоту, в межмировое Никуда, но не успела пролететь и сотни метров, как качнулась и покатилась по великанской руке.
Ника и Олега держал на руке давешний ников знакомец — Кузнец.
— И снова ты спасаешь меня от падения в никуда!— прокричал Ник. — Спасибо тебе!
— Для хороших созданий ничего не жалко! — улыбнулся рыжебородый великан в красном. И шагнул вверх, в мир Арды. К руинам храма Джарберта Светлейшего.
И потому не видели Ник с Олегом, как за спиной у Абадонны возник некто и протянул над головой Ангела Смерти свои руки.
От лёгкого умиротворяющего сияния, льющегося с узких ладоней Повелителя Грёз и Сновидений, глаза Принца Мрака закрылись, и жёлтое пламя угасло за сомкнувшимися веками.
— Жаль, я чуть опоздал вернуться, — с этими словами Лориен взял на руки спящего Абадонну и зашагал с ним сквозь пространство к маленькой захолустной планете, на которой стоял замок серебрянокожего. — Не вовремя ты проснулся, Мрачный Ангел, — вздохнул Ирмо. — Зато теперь твой сон будет длиться три столетия... И не потревожишь ты никого раньше... Хотя и будешь спать в доме своём, а не в Чертогах брата моего старшего...
И, вновь уложив Абадонну в Огненном Сердце, Творец Сновидений пристроил в углу у его кровати ставший двухмерным Валинор из техногенной версии развития мира, и расслабился, готовясь к новому Странствию.
Когда-то, если верить пересказанным людьми эльфийским легендам, в желании отцепиться от армады Ар-Фаразона Валинор скакал по этажам Пространства, пока Варда не направила его в укромное местечко, куда ни парусник не доплывёт, ни странник не доберётся без особого на то Высшего Соизволения. Вуалями и порталами отгородилась от мира некогда райская земля, словно и вправду она — Морготоубежище, а не место обитания Могуществ Арды. И с тех пор ни птица, ни парусник не могли оказаться в землях Амана без высшего на то соизволения.
Единственное, о чём не знали ни люди, ни прежние хозяева-Валар, что Межгранные Пространства сродни Пространствам Сна, и что даже самые вечные из людей, самые бессмертные среди эльфов — спят и видят сны, и снами своими вплетают они Валинор в узор Пространства Снов, то кошмаром, то райскими кущами привнося свою землю в мироздание Эа.
А где сны — там рано или поздно появятся и Воины Сновидений!.. А также открыт этот путь и для Повелителя Сновидений — того, кто стал прародителем Воинов, Мастеров и Странников Сновидений, кто продумал их методы, теории и практики, и воплотил их в Мировые Законы в момент творения Мира.
Ирмо Лориен шёл из Пятого Мира во Второй, где тоже Единый был страшен в своём безумии, а Переместившийся Остров покоился в теле Единого, раздавив пластины его микросхем и провалившись в глубочайшую на планетоиде пропасть. Здесь — построили свои подземные города одни из Предтеч, прогрызшие недра бога Арты. Сюда — скоро прилетят незваные гости, представляющие угрозу всему планетоиду. И — здесь ещё можно попытаться всё спасти... Получится ли?.. Кто знает... Впрочем — не нам суждено поведать читателю эту историю...
* * *
И снова — иной мир. Знакомый и незнакомый. Скалы и пыль, нанесённые на кремниевую поверхность, скрыли микросхемные равнины под собой. Занесённая с переместившимся островом влага превратила пыль в грязь, и пробившиеся растения навсегда изменили Чертоги, превратив их в тихий уютный уголок, дремлющий над чудовищным порождением древнего разума.
Позже, века три спустя, здесь будут стоять города. Тихие города, словно сошедшие из воспоминаний детства и наивных детских мечтаний о любви и вечной дружбе, радости и вечном взаимопонимании.
А пока здесь росли первые посёлки — община Марины Ким, исповедующая теорию биоформики — научного оборотничества.
Трудно сказать, что имел в виду Единый, обещая Тому: «Чертоги, где ты увидишь давно забытое»... Разве что — посёлок напоминал городки реального детства Тома. Только не было в них электроники, электричества и коммуникаций: не изобрели во времена томова детства ещё телевизор, лампочку и телефон. Да и про канализацию мало где слышали. Здесь же — было это всё, и потому посёлок казался тем, чем и был: посёлком конца двадцать второго века. Самым высоким домом оказалась энергоподстанция — трёхэтажное сооружение с двумя подземными этажами и глубокой ямой под ним. Стенки ямы, с вогнанными в них скобами, привели в пульсирующее марево, и не успел Том крикнуть — как сияние понесло его вдаль, швырнув носом в снег.
Подняв голову, Том увидел ложбину, посреди которой высился самый странный храм из всех увиденных. Словно башня, обхватившая руками-корпусами коническую скалу. Башня, отлитая из хрома, отражающего голубизну неба, но — полупрозрачного, словно дымчатое стекло.
На пороге храма сидела женщина.
Возле неё присела прямо на снег, скрестив ноги по-турецки, высокая девушка с чёрными, чуть поблескивающими рыжиной, волосами. На женщине был плащ с капюшоном, наряд же девушки сразу бросался в глаза: чёрные джинсы «Версаче» и рубашка от того же кутюрье, где поверх чёрной ткани пылали вышитые красным руны. На голове — чёрный же хайратник, прикрывающий лоб, на ногтях — чёрный лак. Пахло от чёрной восточными травами, которые воскуривают в индийских или китайских храмах, словно она не один год устраивалась ночевать на складе ароматических палочек.
— ...И тогда Яростная Искра Звезды отдала ему своё тело, чтобы он смог воплотиться... — завершила свою фразу женщина.
— Спасибо, — девушка грациозно кивнула и, встав, отряхнула снег с брюк. — Если мне понадобится узнать что-то ещё — я найду Вас?
— Найти меня несложно, — усмехнулась женщина. — Но каждый раз мой Храм — в новом месте. В него нельзя войти дважды одним путём...
Девушка зашагала к горам, на ходу становясь всё прозрачнее и растворяясь в снежной метели.
— Проходи, не стесняйся, Том Сновидящий, — повернулась к вечному мальчишке женщина.
— Приветствую и я тебя, Зрячая, — поклонился бессмертный.
— Что привело тебя ко мне? Ты ни разу не задавал мне вопросов.
— Случай. Не сюда я шёл. Но раз оказался — скажи: дойду ли?
— Дойдёшь. И там, где ступени вплавились в Вечность, у тебя будет выбор: освободить Лестницу и сразу перестать жаловаться, что тело мальчишки — не взрослое, или найти свой Путь и рано или поздно начать всё же взрослеть не только душой, но и телом.
— Встретимся ли мы с Ником вновь?
— Это зависит от тебя и лишь от тебя, — грустная улыбка Зрячей кольнула Тома. — Ты найдёшь его. Да. И не сомневайся. Но захочешь ли говорить, встретиться, показаться — это решать лишь тебе. Не могу же я давать готовые рецепты там, где решение пойдёт из твоей души?!
— Значит — мы встретимся! Обязательно встретимся! Спасибо тебе, Зрячая!
— Беги в Храм. Спустись в подвал — там продолжение твоего Пути.
— Ещё раз спасибо!..
У дверей Том обернулся, и увидел, как к Зрячей подходит седой старик с треугольным свечением над головой и с виноватым выражением на лице. Новый гость обратился к хозяйке, с мольбой и надеждой протянув к ней руки, но Том не услышал его слов — пространство словно съело их, отрезая Тома от этой долины.
И верно — его аудиенция окончена. Теперь подвал, шаг...
А-а-а-а-а!.. Бум!
Хорошо всё-таки быть бессмертным: Том вылетел в самой вершине огромной полости в ледяной глыбе. И, пролетев до низу, врезался в лёд.
Простому человеку после такого не жить. А бессмертный — покряхтел, повалялся — и вот уже осматривается, пытаясь понять, куда его занесло!
Дыра напоминала храм Зрячей, который сперва залили многометровым слоем воды, заморозили, а потом вынули, не повредив льда. Так что попал Том точно — на Чердак. Одна беда: до самого подвала тут не встретилось ни единого пола!
Зато от удара об пол лёд слегка треснул, открывая проход, залитый снизу электрическим желтоватым светом. Прыгнуть? А типа есть выбор. Хотя — выбор есть всегда: можно остаться тут и замёрзнуть во льдах. Или войти во Сны и удрать через Сонное Пространство. Но у трещины — след мальчишеского сапожка и обрывок золотого узора с рубашки.
Ник!
Полёт был недолгим: пол ударил по ногам.
Над головой действительно горели электрические лампочки.
Куда теперь?
Разумеется — вниз.
Похоже — Путь уже стал привычкой: вниз и вниз, от Чердака к Подвалу, в погоне за ускользающим другом.
На верхнем этаже гудели машины. Их мерный рокот, на грани слышимости, наполнял мир тревогой и спокойствием одновременно. Странное ощущение. Тревога, что страшная Сила, непредставляемая простыми смертными, готова вырваться на свободу, и спокойствие, что ей на вырваться, пока гудят эти машины.
Пройти оказалось несложно, главное — не зацепить провода.
Да и лазерные сигналки второго уровня — как в фильмах про шпионов.
И тем неожиданнее было, когда на третьем ярусе что-то вцепилось в его мозг, незримое, но реальное. Вцепилось, пролистывая его мысли, как книгу. Ни защититься, ни вскрикнуть: дыхание спёрло от ужаса, а мысли напоминали бешено скачущих перепёлок, которые никак не решат, где страшнее — в небе или на земле.
Вдруг ощущение прошло, и Том понял, что может идти дальше. Его пропускали, потому что он НЕ ЗНАЛ чего-то, опасного на нижних этажах!
И вновь на него смотрели. Словно пронзали мириадами нитей и датчиков. Но это не мешало идти вниз. Спиральная лестница вилась, приглашая к Подвалу, откуда — выход на новый Чердак, и так — пока Ник не устанет в пути и не остановится, позволяя Тому догнать его.
Нижний этаж. Пыль, не потревоженная никем и ничем, скатывающаяся в бархатные шарики. Осторожный шёпот вокруг: шепчут стены и заглядывающие через окна любопытные звёзды. Шепчет далёкий-далёкий, еле различимый огонёк свечи в жёлтом окне где-то на задворках Мироздания, за неведомое число миров отсюда. И ворчит под ногами камень, проглотивший кусок лестницы, не дающий спуститься в Подвал.
Вот и всё. Оставалось так немного — разбить монолит, чтобы шагнуть дальше. «Освободить ступени, увязшие в вечности». Но Том уже понял: в этот уровень Дома не ступала нога человека. Не было тут и намёка на спешащего всё дальше и дальше Ника. Можно было плюнуть на всё и признаться: ошибся. Потерял след, бежал вниз в погоне за призраком своей же мечты. Потерял дни или месяцы — в никуда. Бежал за фальшивыми следами, совершенно забыв про Богиню Эры Цинизма, выдавая желаемое за действительное.
И осталось одно: честно уйти. Свернуть с чужого пути.
Том шагнул к выходу.
Нет, не к подвальному. К выходу на улицу.
Снаружи дом оказался точной копией Храма Зрячей, только покрыт не голубым хромом, а чёрным гранитом, на котором вырезаны странные знаки: крылатые человеко-пчёлы и лица, проглядывающие сквозь дорожки печатных плат или очень больших микросхем. Конус скалы, покрытый землёй, весь зарос травой и карликовыми деревцами. «Лапы» с окнами, как в жилых домах, делили его на сегменты, а горизонтальные кольца, слегка, еле слышно гудящие, были покрыты иным узором: по их граниту красовались руны Сантарна, словно запечатывающие что-то в недрах колец.
Сразу за домом начиналась Дорога. Та самая, легендарная Дорога, на которую так нелегко выйти взрослому, даже если он в теле ребёнка. По небу пролетали надтреснутые циферблаты, порой закрывая тёплые, крупные звёзды, с интересом глядящие на идущих внизу. Летний ветерок нёс просёлочную пыль, клубя её, и к горизонту клубы пыли складывались в иной замок, манящий к себе путника, чтобы поделиться с ним своей тайной и отпустить дальше, к новым приключениям и новым поворотам Дороги, идущей от бесконечности в бесконечность.
Где-то там, внутри только что покинутого Храма-Дома шипела от бессильной ярости женщина в сером траурном одеянии, и жёлтый её глаз светился, отражаясь от математических генераторов и загадочных механизмов и устройств. Ей снова ничего не удалось: прошедший дальше всех отказался сделать последний шаг, и отныне она бессильна втянуть его в свою Игру. Рушился Проект Дом, и не было в мире сил, чтобы собрать распадающиеся кирпичики воедино: связи рвались, освобождая Миры в их извечном стремлении к Свободе, к Полёту, к Одухотворению.
А виновник крушения планов желтоглазой — уходил вдаль, понимая, что перед ним — вся жизнь. И что если искать друга — то рано или поздно встретишься с ним. Главное — верить сердцу, а не искусителям всех рангов и мастей, которые могут лишь пообещать, но выполнить — не способны, сколь бы часто ни утверждали они обратное, ибо ищут они не возможность помочь другим, а — выгоду личную, для себя, и ни для кого более. Сердце же — призвано дарить радость всем, тогда и ему — радостно и уютно.
Бесконечная Дорога стелилась под ноги Тому, уводя его к его мечтам и чаяниям. К новым встречам, ждущим в грядущем, и к забытым мирам, оставленным когда-то далеко позади.
* * *
Три месяца. Три долгих месяца пролетело с тех пор, как рухнула, исчерпав себя, Хранительница Очага.
Сошли снега, и весна, журча талыми водами, развешивала на ветвях яблонь цветы. Цветы падали, не желая цвести, да и листья не торопились радовать глаз.
Весну никто не встречал. Только ЖеньШеневый Корешок плакал, глядя на пепел, покрывающий его аллеи...
В зал тихо-неслышно вошла Фиона. Непонятно, правда, как ей удалось сделать это так тихо, ведь она основательно прихрамывает на правую ногу. И видок у неё... ещё тот...
Фиона прошла к своему любимому окну, смахнула пыль и уселась на подоконник, почти спрятавшись за штору...
Никого живого нету в Зале. Только призрачные фигуры кружат вальс. К ним-то и обратилась девушка:
— Простите, господа и дамы, что я пропала так надолго... Нет, я никуда не уходила, в склепе отсиживалась... Просто настроение было... не хотелось портить его всем. Сейчас, кажется, немного отошла. А тут... — глазами, полными вселенской тоски, она взглянула за окно. — Предчувствие новой войны, какие-то скандалы... А зачем? Ох, простите... Просто, наверное, когда теряешь что-то очень дорогое и необходимое, понимаешь, что на самом деле необходимо ценить любую мелочь: хотя бы тёплое слово или дружескую атмосферу...
В трактире были лишь двое: хозяин сего почтенного заведения и Навк. Даже робослуги не шныряли под ногами, разбежавшись куда-то. Призрак как раз завершал свою фразу:
— ...таким странным образом всё же избавились от той, кто правила нами, открыто говоря всем при этом, что ей глубоко наплевать, будет ли существовать наш мир или нет!
— Возможно — сами законы мироздания нам помогли... — предположил Трактирщик. — Ведь это с её стороны уже было грубейшее нарушение Норм: плевать на то, что создают и любят другие!! Оххххмм... У меня нет слов!
— Мироздание помогло... А не вмешайся случай — всё бы и погибло. Потому что мы просто испугались выступить против неё всерьёз, по-настоящему. Не критиковать, а сражаться. До крови, а не до томатного сока.
— Не испугались, Навк. Не могли. И не смогли бы, пожалуй. Мы — не способны на насилие. Даже во имя добра. А всё потому, что здесь испокон веку собирались создания, которые любят Сказку. Именно Сказку с большой буквы. И каждый, в ком она жива, оставался здесь, в мирном оазисе спокойствия и взаимоуважения... Потому что неверно выражение про то, что чем дальше мы удаляется от детства, тем дальше мы удаляется и от Сказки. А Бронтозавриха, судя по всему, научена была думать по-другому. Мне жаль её... Искренне жаль созданий, подобных нашей ХО... Ведь в каждом всегда есть Тайна, Сказка, Мечта, Надежда, Розовые Мечты, наконец! Ведь и у неё они есть... были, но она не могла, не умела раскрыться перед другими жителями СМ так же, как это делают многие. И мне кажется, именно поэтому, чувствуя свою ущербность перед другими жителями, она систематично убивала Сказку в Странном Месте... «Сам не гам i другому не дам», как говорит пословица...
— Даже смена власти, устроенная ею, оказалась показухой, просто фарсом. Попыткой спасти своё «личико» после её фатальных ошибок, спасти от общественного мнения...
— И ведь, не сделай она последующих ошибок, многие СтранноМестные жители готовы были её простить...
— Впрочем, она тут же сделала кучу новых ошибок... Не прошло и недели...
— Да ещё каких! У меня вообще создалось мнение, что новые Нормы, точнее, новые пункты в Нормах, создавались ею исключительно «из пожеланий жителей». Пришёл Навк, намутил воду... На! Новая заморочка «общение с Призраком Корабельщика является нарушением и карается истреблением». Общественность загудела «Пошто, мол, барыня, человека зобидели?»... На! Новый пунктик — общение с начальством на людях! Кошмар! Позор! Где это видано! И снова тра-та-та-та (в смысле очередей из плюсомётов). Ладно, народ залёг в окопы. Все заведения начали подготавливаться к военному положению. От обсуждения ХО перешли к обсуждению текущего положения в СМ-ном мире... Ан нет... Остроглазый стервятник узрел подзорную трубу и... Опять двадцать пять! Бу-бу-бу, ля-ля-ля, тра-та-та, ++++. И вдруг! «Мы, ХО Первая, своим указом утверждаем, что мы устали слушать этот небуддийский трёп. И потому назначаем регента на свой пост. Прошу лупить и жаловать!» Бедный регент не успел как следует разобраться с ситуацией, даже смазку как следует не отёр... Странноместный народ, ликуя, повылазил из бомбоубежищ и пошёл на поклон новому Царю-батюшке. Дескать, это всё злая ХО. Она уже ушла, и теперь в СМ настаёт новая эра всеобщего братства и процветания! А в замке охраныыы... Видимо-невидимо. Окружила она, значит, народ-то, что на поклон к Царю-батюшке-спасителю-благодетелю-надежде-всех-СМ-овцев, да и держит. Народ, само собой, буянит. «Изыди, говорит, нечисть, прошло твоё время! Новый царь у нас! Соль от соли земли нашей! Ужо он вам всем задаст! Вот мы ему всё расскажем! Так что пущщайте! А не то не избежать вам гнева праведного от Царя-батюшки!» И вдруг на крыльцо выходит сама ХО... Да каак закричит! Каак затопает ногами! Каак устроит истерику! Ну, народ, знамо дело и брызнул прочь из Замка... А на следующее утро глашатаи разнесли по всему СМ-у весть... «Мы, ХО Первая, сообщаем, что народ Странноместный в великой немилости. Негоже так делать! Ибо не уходим мы из СМ-а. И трон свой никому не отдаём. Царь-батюшка будет у нас на побегушках. Бо не гоже царице вашей за вами следить да маски на каждом проверять! А чтоб неповадно было вам, жители СтранноМестные, пальцами на ВЛАСТЬ показывать: Мы, ХО Первая, утверждаем, что с нонешнего дня всякий, кто будет вслух неучтиво отзываться о ВЛАСТИ, будет покаран отрубанием башки буйной Восклицалкой вострой. И да не воскреснет он целых три месяца! Ходить отныне по СМ-у палачи будут, да неугодных искать. А кто будет пальцами на ВЛАСТЬ показывать, тому палачи мои верные кандалы Крестовыя цеплять будут. Сначала на руки, ибо там пальцев немеряно, потом и на ноги (ибо и там, лекари говорят, пальцы есть). А уж коли у кого более двух кандалов будет, то уж тут палачи и срубят буйную голову Восклицалкой вострой! А чтобы отучить народ СтранноМестный пальцами тыкать-то — вводим мы ещё одну правилу! Отныне всяк, кто будет пальцами тыкать без делу, заставлен будет жрать ежа Звездоподобного. И ежели, сожравши троих ежей Звездоподобных, не откажется поганец какой-либо пальцами тыкать... Тут уж мои палачи и наденут на него кандалы Крестовыя. Так что возрадуйся о Народ Странноместный! Ибо снизошла на вас благодать! Не будут больше Бяки противныя буянить да от тем угодных Нам отвлекать!»
— Но вот Мироздание вмешалось... Хоронительница, вместо того, чтоб прикончить наш мир, прикончила себя... Но Советники по-прежнему в кобурах не черешни, а плюсомёты таскают, и в Нормы не те, что при Нике были, а в утверждённые Хранительницей и Хранителем, заглядывают, Правилами их называя, и озирая всё вокруг своим неусыпным взором. Да и механоид, которого она сперва Богом-Хранителем назначила, а потом низвергла и решила вместе с миром нашим ухлопать — выжил. Бродит вокруг, постреливает время от времени из плюсомёта Хранительницы. Живуч наш Локи механический оказался...
С громом и треском вылетел кусок стены Трактира, и в проёме показалось медное существо с фотографией вместо лица.
— Я же предупреждал! Сравнение с Локи я воспринимаю как оскорбление! И потому приговариваю Вас к расстрелу на месте.
Грохнул, раскаляясь от продолжительной очереди, плюсомёт.
Выжженная трава. Обгорелая земля. Почерневший остов ёлки. Выбитые стёкла в Замке. Полуразорённые витражи... Герб над входом — новый сверкающий щит, на котором медный механоид с человеческим лицом на плоской пластинке фотографии, а у его ног — кот в элегантных очках. Перевёрнутые стулья. Паутина и копоть. Полуразрушенные лестницы с пеплом ковров. Забитые так, чтоб туда не могли войти чужие, двери в Подвал.
За потемневшим дубовым столом, слегка освещённые пламенем единственной горящей свечи — двое. Престарелый Крыс, опирающийся на свой неизменный посох, и Менестрель, чуть склонившийся: потолки в этой подвальной комнатке низкие...
Крыс вздохнул. Во взгляде его — безысходность.
Всё. Не во что больше верить.
Всё. Некому доверять.
Чем каждый третий будет жизнь свою мерить,
Если каждый второй готов убивать?
Менестрель, задумчиво перебирая струны лютни, отозвался на эти строки, и одинокий огонёк свечи качнулся в его глазах:
А было ведь раньше иначе,
А было ведь раньше не так.
Так пусть же история путь обозначит,
Который прошли мы из Света да в Мрак.
Старая добрая сказка
Правила в этих краях,
Тогда каждый первый был солнцем обласкан,
Будь он в подземелье иль на небесах.
О как мы друг друга любили,
Какие садили цветы!
И перед собою мы искренни были,
Мы фальши не знали, мы знали мечты...
Но время же ищет героев,
Иль сами герои придут,—
Что создано было, всё то перероют,
«Святую» культуру свою привнесут.
Они нам кричат: «Ваши души
Фальшивы, наигранны сплошь,
Мы вашу фальшивость мечами разрушим,
Положим, как агнца, под жертвенный нож!
Вот мы быть привыкли собою,
Вот мы не привыкли играть,
Чего вы добьётесь своею игрою,
В стремленьи Завесу от жизни создать?»
(Да ну? Быть привыкли собою?
Да ну? Не привыкли играть?
Мон шер, вы играете роли героев,
Так самозабвенно, что вас не унять!)
Слышны их военные кличи,
И льётся речей благодать.
Герои хотели нас всех обезличить,
Под серое стадо людей подогнать.
И вот, ради Истины ржавой
Мы отдали к сказке ключи...
О, где же наш скипетр, где же держава?
Осталось лишь слабое пламя свечи.
Остались сырые подвалы,
Но вера, что в нас, горяча.
Мы живы собой, только дело — за малым,
Следить, чтоб не угасала Свеча.
Киев-Рига-Свердловск-Москва-Киев
14 июля 1994 — 13 мая 2003г.г.
Ты просто был... История 2. Операция ДОМ
© Copyright: Владимир Талалаев, 2004
Свидетельство о публикации №204020500038
Свидетельство о публикации №204020500038
Рецензии