Кредиторы богов. Часть II. Владыка. гл. 4, 5, 6

 Глава IV
 
Обмана мастер беспримерный,
Чем движим ты в тумане лет?
Какая цель, какой обет
Ведут тебя стезею скверной
Коварства, лжи и преступленья?
Иль это видимость явленья?
Где сущность кроется твоя?
«Секрет души глаза таят!»

Проснувшись на следующее утро, Тали обнаружила новое платье; черное, бархатное, с глубоким фигурным вырезом. С тех пор как исчез ее изорванный мужской костюм, это было уже четвертое платье – после молочно-кисейного, изумрудного и розового, которое ей пришлось надеть накануне. Она посчитала благоразумным принять эту смену нарядов как неизбежность и не задавать лишних вопросов по поводу навязываемого ей гардероба. Одевшись, она прошла в будуар за гребнем, который оставила вчера на столике у зеркала. Рядом с гребнем оказался тончайшей работы кулон с изумрудом. Тали узнала камень, привлекший ее внимание во время осмотра сокровищницы Владыки Тьмы. Ей никогда не приходилось видеть столь совершенного ювелирного изделия. Страсть к драгоценным украшениям была присуща не только дамам, но и рыцарям. И хотя Тали никогда не стремилась увешать себя с головы до пят блестящими безделушками, как это делали девушки ее круга, она неплохо разбиралась в драгоценностях и умела ценить их красоту. Она подержала кулон в руках, разглядывая замысловатое плетение золотой цепочки и узор с платиновыми вставками, обрамляющий камень. Затем приложила украшение к груди и посмотрела в зеркало, повернув к нему лицо левой стороной. Черный бархат подчеркивал молочную белизну ее кожи, а изумрудный кулон гармонировал с цветом глаз. Девушка тихонько вздохнула и решительно положила драгоценность на прежнее место.
– Почему вы не надели его? – раздался голос, заставивший Тали вздрогнуть от неожиданности. Девушка рассердилась от мысли, что Танаэль видел, как она смотрелась в зеркало, словно бы сделала что-то предосудительное.
– Если я – пленница, то заточите меня в темницу, если гостья – не появляйтесь столь бесцеремонно. Или вы постоянно следите за мной? – ее щеки зарделись как утренняя заря.
– Что поделаешь, принцесса, разве дух лесных трав или Великий Хранитель не говорили вам, что я столь же вездесущ, всеведущ, сколь и всемогущ? – в голосе Танаэля послышалась легкая насмешка, которую Тали приняла на свой счет.
– Ну, да, как дерборские Ат и Мат, только скорее вы – их Банал.
– Пожалуй, это ближе, я ведь не выдаю себя за всеблагого. Но люди исказили изначальный смысл фигуры Банала, он также всемогущ, как Ат.
– Вы так часто бравируете своим всемогуществом, что мне начинает казаться, будто вы стремитесь убедить в этом не столько меня, сколько самого себя, – Эталия чувствовала себя как на поединке с той разницей, что сейчас она пыталась сделать выпад не мечом, а словами.
– Не стремлюсь. Самообман – глупейшее занятие.
Воображаемый меч вылетел из рук воительницы:
– Что? Я, кажется, ослышалась.
– Понятие всемогущества в данном случае относительно. Между вашей и моей Формами лежит огромная пропасть. Если сравнивать ваши возможности с моими, можно сказать, что я всесилен. Но объективно я знаю, что это не так. Более того, даже бессмертные боги, настоящие, а не вымышленные, не были существами всемогущими в полном смысле слова.
– Для вас и боги – не авторитет. Пожалуй, вы ненавидите их, потому что мучительно осознаете свою слабость, ведь боги сильнее, могущественней вас, Танаэль, – Тали хотелось сбить спесь, которая чудилась ей в этом существе.
– Были сильнее. Боги пожертвовали своим бессмертием ради спасения мира. Иначе здесь не было бы ни вас, ни меня, ни одного живого существа. Какой бы жалкой, как вы сказали, ни была моя участь, какие бы злоба, зависть, жажда власти ни снедали мою душу, я благодарен богам за то, что живу.
Он снова, в который уже раз поверг собеседницу в замешательство. Все время разговора она стояла спиной к зеркалу, у которого застал ее Владыка. Чтобы как-то скрыть свою растерянность, девушка направилась в противоположный угол комнаты, где стояло одно из кресел. Эти несколько шагов дали ей возможность собраться с мыслями. Опустившись в кресло, она сказала:
– Благодарность. Неужели вам знакомо это чувство?
– Почему бы нет? Я все же не дракон, чтобы жить одной лишь злобой. И не Ат, которому не положено испытывать такие неподходящие для вечноживущего Создателя чувства.
– А вы разве не бессмертны? – слегка удивилась Тали.
– Бессмертен, но, скажем так, не безначален. Единобожие атаматтов – одно из самых диковинных созданий фантазии бессмертных богов. Кажется, эту разновидность религии придумали Юрд и Артан и заложили в информационное поле Резервации. Ваши соседи выудили ее спустя пять тысяч лет после их ухода. Трабагорский пророк Исаилт обладал аномальным для человека четвертым уровнем гипно-телепатии, вот на него и «снизошло» озарение.
– Значит, любой из вас как хочет, так нас и дурачит, весело же вам.
– Отнюдь не любой, с локальными информационными полями работали только боги. Не думаю, чтобы это делалось ради развлечения, так просто всего не объяснить. Не бывает ничего однозначного. Понимаете, Эталия, вы знаете человеческую историю так, как она видится людям. Причем, в зависимости от взглядов на мир историю вашу по-разному расскажут дуалисты, то есть разделенцы, атаматты, многобожники. Следует еще учесть, что подлинное многобожие осталось только на юге, вы же – «сиенцы» – недавно изгнали чуждое вам атаматтство, но часть его идей уже въелась в сам культ Алагора. Совсем иначе расскажут историю безбожники. Представляете теперь, насколько взгляд извне должен отличаться от взгляда изнутри.
– Куда вы заманиваете меня, Танаэль? Смысл ваших слов не ясен мне и на половину, я чувствую за ними бездну знаний, она влечет. Мне хочется узнать так много интересного. Но ваша в чем корысть? – Тали овладело легкое возбуждение, «головокружение тайны», как говорил мэтр Таро.
– Ну, если бы вы были атаматткой, а я – Баналом, можно было бы сказать, что я задумал погубить вашу душу, – пошутил Владыка Тьмы. – А если серьезно, я буду открывать вам мои коварные планы частями, постепенно вы узнаете почему, зачем и куда хотел бы я вас увести, и что получить взамен.
– Я что-то не уверена, в каком случае вы шутили.
– Должно быть, в обоих.
– С вами невозможно разговаривать, вы шокируете откровенностью и в то же время не говорите ничего определенного. С ума сойти можно! – возмутилась Тали.
– Не стоит. Лучше заключим перемирие, – предложил хозяин Траэтра.
– Перемирие? На каких условиях? В чем оно будет заключаться? – насторожилась Тали.
– Условия ваши собственные. Вы жаждете знаний, чтобы понять и победить. Представьте, я не против. И не важно пока в силу каких причин. Немного доверия, маленький акт доброй воли, вот все, что требуется.
При этих словах кулон с изумрудом поднялся со столика, перелетел через комнату и остановился в воздухе прямо перед девушкой.
– Примите его, – продолжал Танаэль.
Тали охватил ужас. Ее заставляют совершить какой-то символический акт, смысл и последствия которого ей не ясны.
– Я не стану принимать от вас подарки, – тихо, через силу ответила пленница.
– В данном случае в вас говорит даже не гордость, а страх. Мы оба знаем, что кулон не подарок, а символ. Где же ваша смелость, принцесса? Решайтесь, – настаивал насмешливый и одновременно странно манящий голос.
– Я слишком мало знаю о правилах и законах мира магов и слишком много слышала о вашем коварстве, Танаэль, – честно призналась Тали.
– А что собственно вы еще боитесь потерять? И ради чего вы жертвовали собой? Вам не известны правила игры. Но я открою вам секрет: в ней могут быть приятные сюрпризы и неожиданные призы. Слово Танаэля да подтвердят стихии. Не скрою, риск велик, я как никак – Владыка Тьмы. Так что же вы решили?
Земля еще слегка содрогалась после подтверждения его слов, не в силах сопротивляться столь бурному натиску, Эталия протянула руку, сжала кулон и дернула, срывая с невидимого «гвоздя».
– Браво!
В коротком возгласе Повелителя темных магов девушка услышала торжество, смешанное со странным оттенком радости и смутной тенью угрозы.
– И что же теперь? – обреченно спросила она.
– Как что? Вы отреклись от ненависти, с которой пришли сюда. Теперь я открою вам один из парадоксов бытия: пока мы движемся к цели, горе и радость кажутся противоположностями, но в точке достижения они сольются. Пусть же бессмертные боги пошлют вам силы вынести боль осуществленного желания.
Одна из стен будуара словно подтаяла и стала прозрачной. Эталия увидела небо с бегущими облачками, колышущиеся травы и на фоне далеких холмов одинокого всадника, скачущего по равнине.
– Ромео, – шепнули ее губы.
– Вы узнаете место? – спросил голос.
– Да, это дорога в Траэтр. Он едет в обратную сторону, он... Вы отпустили его? Почему? – Тали не верила своим глазам.
– Потому что, как вы справедливо заметили при нашем первом знакомстве, ваш брат мне совершенно не нужен. Он свободен, ваша жертва оправдана, но вы больше никогда его не увидите, – медленно и торжественно возвестил Владыка Тьмы.
– Я хочу остаться одна, – попросила она.
– Да, конечно.
Хотя Тали не могла видеть, действительно ли собеседник покинул ее, что-то подсказывало ей, что его здесь нет. Изображение также исчезло.
О, хитроумный Враг, как безоговорочно ты прав, и как безжалостна твоя правда! Тали сидела оглушенная сознанием потери, мысль о которой прежде не приходила ей в голову. Она никогда не увидит того, кто был для нее больше, чем братом, больше, чем другом, того, кто с рождения и даже до него был почти всегда рядом с ней, как часть ее собственного существа. Более того, никого из тех, кто остался там, в нормальном человеческом мире, она уже не увидит никогда в жизни. Никогда. Какое страшное слово. Впервые его смысл поразил ее пять лет назад, когда умерла их с Ромео кормилица Дала. Они почти не помнили матери, скончавшейся сразу после появления на свет Эрлины. Дала подарила сиротам материнскую любовь и нежность. Теперь же для Тали одновременно все равно, что умерли брат и отец. Но и пленницы Траэтра тоже умерли для близких, все.
«Танаэль может оказаться заинтересованным в вас больше, чем вы думаете. Если вы готовы к самопожертвованию, используйте этот шанс для спасения других», – кажется, так говорил ей Колорно. Перед тем, как покинуть Эффир, Тали попросила подробнее посвятить ее в технику брака между представителями различных Форм. Великий Хранитель отвел ее к Хранительнице Ратине, полагая, что с ней девушке будет удобнее обсуждать этот вопрос. Ратина объяснила, что, согласно Законам, представители всех смешиваемых Форм могут совершать супружеский акт только в своем подлинном, естественном виде. Все, кроме волшебников, они способны в этот момент превратиться в подобие своего партнера. Правда, существуют некоторые ограничения в отношении стихий, здесь важен уровень силы. Волшебники – связующее звено, минуя которое не могут сочетаться между собой другие основные Формы. При вступлении в брачный союз хотя бы одна из сторон должна быть смешанной формой. «Я – стихиида воздуха, – говорила светловолосая, сероглазая, с коротковатым носиком, что придавало ее лицу совсем детский вид, Ратина. – У меня два естественных обличия, одно – то, что ты видишь, другое – я могу быть воздухом. Для таких как я, супружеский акт возможен в любом из этих видов. А моноформные существа вынуждены довольствоваться своей единственной формой, кроме волшебников, разумеется». Тали никогда не приходилось видеть ни фибиидов, ни драконидов, ни моноформных стихиидов земли и воды. В любом случае, для человека все они, без сомнения, были ужасны. «Нет, это немыслимо», – содрогнулась принцесса. С другой стороны Колорно не скрывал, что добровольное согласие на близость от человека требуется только тогда, когда другая Форма заинтересована в потомстве, «плодах» или «интересах». В принципе, Владыка Тьмы вполне может сделать своих пленниц наложницами, то есть принудить к близости насильно. Возможно, это уже произошло с другими жертвами. Нет, для него это слишком примитивно. Тали уже убедилась, что Танаэль легко просчитывает ее (а, следовательно, и любого другого человека) реакцию и поведение на несколько ходов вперед. Он все равно навяжет свою волю. Очень ненавязчиво навяжет... дурной каламбур... На Эталию навалилось чувство такой глубокой безысходности, что второй раз в жизни ей захотелось умереть...
Когда Тали заметила ложницу, по-видимому, уже давно стоявшую на пороге комнаты, она, наконец, вспомнила, что с утра еще не сделала и глотка воды, а с тех пор, как она встала, прошло уже несколько часов. «Умереть от голода и жажды – не лучший способ самоубийства. Удар кинжала в этом случае гораздо предпочтительнее», – подумалось ей. За поздним завтраком Тали обдумывала свои дальнейшие шаги. Теперь, под знаком перемирия, пожалуй, следует спросить о судьбе пленниц у самого Танаэля, прямо, без обиняков. А уже потом будет видно, какую линию поведения лучше избрать среди нескольких вариантов, возникших в ее мозгу. Закончив трапезу, принцесса была готова продолжить поединок с Владыкой Тьмы. Она расположилась в гостиной.
– Танаэль.
– Вы хотите поговорить со мной, принцесса? – к ее удивлению звук голоса донесся из вставленного в кулон изумруда, который висел теперь у нее на шее.
На секунду она опешила, но тут же вспомнила кулон Колорно и поняла, что и этот является магическим предметом.
– Да, если вы не заняты.
Тали не имела ни малейшего представления о том, чем бы мог быть занят Владыка Тьмы. Но, поскольку Фьёрно однажды объявил ей, что Танаэль не может беседовать с ней по причине занятости, девушка сочла возможным использовать эту вежливую фразу для начала важного разговора.
– Буду рад провести время в беседе с вами, – раздался голос Владыки уже в гостиной. Как видно, и он решил придерживаться любезной формы общения.
– Не знаю, для чего вам понадобилось предлагать своей пленнице перемирие, – начала Тали, – но раз уж мы его заключили, ответьте мне хотя бы, живы ли другие девушки.
– Да, живы. И чтобы вас не терзали беспочвенные сомнения: слово Танаэля да подтвердят стихии.
Пришло подтверждение.
– Благодарю вас. Чтобы больше не возвращаться к этой теме, могу ли я надеяться когда-нибудь встретиться с ними? – решилась сразу прояснить этот вопрос Тали.
– Когда-нибудь, но не сейчас, – получила она короткий ответ.
– Пусть так. Поговорим о другом. Возможно, для вас и таких как вы, Танаэль, я говорю о представителях других Форм, нет особой необходимости в обществе, но для человека одиночество – тяжелое бремя, – старалась ввести разговор в намеченное русло девушка.
– В той или иной мере стремление к общению свойственно всем разумным существам, даже стихиям, хотя принято считать эту Форму склонной к самоизоляции. Поэтому заключение в кристалл, о котором вы уже слышали, является одним из самых суровых форм наказания для смертных и бессмертных. Хуже всего бессмертным, заключенным туда навечно.
Сейчас манера речи Танаэля напомнила Тали эффирского Хранителя, когда тот отвечал на ее многочисленные вопросы. Ни тени насмешки, высокомерия, скрытой угрозы...
– Тогда, возможно, вы поймете меня. Мне не хотелось бы провести остаток дней в изоляции. Ваши ложницы боятся разговаривать со мной, чтобы не вызвать вашего гнева. Ваш управляющий так же существо подневольное, хоть и потомок богов. Если вы все же считаете меня гостьей, может быть, вы согласитесь общаться со мною лично, – высказала принцесса заготовленную просьбу.
– Разве сейчас мы не разговариваем с вами? – слегка удивился Танаэль.
– Наверное, магам не требуется видеть друг друга, но человеку так разговаривать трудно. Я чувствую себя слепой, – пояснила Тали.
– Уж не хитрите ли вы со мной, принцесса? – в голосе прозвучала... насмешка? ... нет, что-то другое. Будь ее собеседником человек, она решила бы, что он лукаво улыбнулся. – Хотите узнать страшную тайну Владыки Тьмы? Вам известно, что меня никто никогда не видел, в подлинном обличии, разумеется.
– Я все равно не смогу когда-либо выдать ваш секрет, Танаэль. А потом, вас не угнетает необходимость целую вечность прятаться от всего света? Я понимаю, что тайна дает преимущества и сдерживает ваших возможных соперников. Но я только человек и в любом случае бессильна перед вами, – настаивала гостья. Она решила во что бы то ни стало узнать, какое порождение бредовых кошмаров скрывается за его приятным голосом.
– Не могу не признать справедливость ваших слов: вряд ли мне может навредить то, что вам станет известна моя маленькая тайна. Но вы не думаете, что ваше любопытство может обернуться против вас? – в свою очередь задал вопрос Владыка.
– Вы хотите сказать, что меня испугает ваш вид. Возможно. Из всех Форм, внешне отличных от людей, мне приходилось видеть только сельнов. Но раз уж я знаю, что мир населен и другими существами, то почему бы мне ни принять их такими, какие они есть, – не отступала Тали.
– Вы не понимаете, чего добиваетесь. Что, если потрясение окажется слишком сильным и убьет вас?
– Надеюсь, у меня крепкие нервы, – возразила упрямица, – Неужели вы так безобразны? Я ведь тоже Меченая, с этим нелегко жить среди людей.
– Понятия прекрасного и безобразного так же относительны, как и все в мире явлений. Ваша «печать» на самом деле лишь досадная случайность, красота же ваша совершенна, она выше случайностей. Но и эта красота является таковой с точки зрения определенных Форм. Вам приходилось слышать о дракофибиях?
Девушка кивнула:
– Немного.
В ее душе взметнулся вихрь смятения, впервые в жизни ее назвали красивой, так легко отметая то, что было для нее роковым проклятием со дня появления на свет. И главное, теперь она знала, что он ничуть не льстил, просто смотрел и видел.
– Так вот, дракофибии весьма тщеславны и полагают себя самыми очаровательными существами на свете, – он продолжал говорить, как будто не замечая ее волнения, – но с точки зрения волшебников или людей они выглядят не слишком привлекательно, смею вас заверить. Что касается меня, то я никогда особенно не задавался вопросом собственной красоты или безобразия. К тому же, мы привыкаем к себе, и мало кто судит о себе объективно. Зато моя мать всегда утверждала, что в мире нет чудовища отвратительнее и безобразнее меня. По ее словам, я настолько страшен, что увидевший меня в подлинном обличии мгновенно умрет.
Что-то в тоне Танаэля заставило Тали усомниться в правдивости его последних слов:
– Вы запугиваете меня. Не понимаю, зачем? Я все же кое-что знаю о Формах. Впервые мне приходится слышать, что вид представителя одной Формы может сам по себе убивать других. И потом, я не могу поверить, чтобы мать говорила такое о своем сыне, это противоестественно. Или вы даже ей ненавистны? – почему-то на этот раз гостья чувствовала себя более уверенно, и впервые диалог с хозяином занимал ее больше, чем пугал.
– Вы не поняли меня. Гарлита гордится тем, что у нее такой сын. Мне кажется, стать матерью Владыки Тьмы, самого ужасного чудовища на земле было мечтой ее жизни. Вы действительно знаете о Формах кое-что, но далеко не все. При определенных условиях естественный вид существа одной Формы может убить существо другой Формы, хотя это случается крайне редко, – на этот раз Танаэль похоже, не лгал.
– И вы действительно такой? Вы можете убить одним видом? – она снова была сбита с толку.
– Теоретически, да. Правда, на практике я этого до сих пор не проверял. Хотите быть первой? – усмехнулся он.
– Нет, – сдалась Тали, – но, по крайней мере, вы могли бы превратиться во что-нибудь менее опасное. Для Мастера Большой магии это не трудно. Мы, люди, не привыкли разговаривать с пустотой. Конечно, я не могу ничего требовать. Вы здесь хозяин...
Она все еще надеялась, что ей удастся хоть что-нибудь узнать о нем. Его мог выдать цвет глаз, а если глаза окажутся какого-нибудь неэкзотического цвета, она будет знать, кем он не является наверняка.
– Ну, что ж. Я сам предложил вам считаться гостьей в моем царстве. Как правило, хозяин не стремится создавать гостям неудобства. Тем более, что вам, Эталия, придется гостить у меня всю жизнь. Полагаю, человеческий облик собеседника устроил бы вас больше, чем какой-либо иной? – поинтересовался Танаэль.
– Пожалуй, да. Это бы меньше нервировало меня. Мне интересно узнавать новое о мире, в котором я оказалась. Это единственное, что спасает меня от отчаяния. Вы не поймете меня, или мое откровение доставит вам удовольствие. Я потеряла всех, кто был мне дорог. Я потеряла то, что любила: свет солнца, шелест ветра в листве, журчание ручьев, благоухание трав и цветов, радугу после дождя, синеву неба, весеннюю грозу и зимнюю метель – всю красоту мира. Я потеряла веселье и шум карнавальных площадей и волнующие душу песни менестрелей, рыцарские турниры и бальные танцы, тайные занятия запретными науками и полные приключений путешествия, которые мы совершали вдвоем с братом в поисках неведомого. Теперь неведомое само нашло нас, и то, что было моей жизнью, исчезло навсегда. Нет смысла притворяться: мне больно и горько. Я должна была выговориться. Наверное, я доставила вам большую радость. Впредь я не стану жаловаться и жалеть себя, я не собираюсь лить слезы до конца моих дней. Я постараюсь понять и принять другой мир, другую жизнь. Однако… мне будет легче общаться с тем, кто выглядит как человек, пусть я знаю, что это не так.
Тали не хотела говорить всего этого. Слова вырывались сами, как будто даже против ее воли. Но все же она не договорила. Ей показалось, что она любила мир, который за редким исключением не любил ее, но этого выразить уже не умела. В волнении она встала и теперь стояла посреди комнаты, ожидая не то хохота, не то появления видимого собеседника.
– Я могу вернуть вам кое-что из утраченного. Мне нет необходимости отнимать у вас красоту мира. Солнце, небо, ветер, деревья – все это есть в Траэтре. Ваш мир, наш мир – это условность. В сущности, это один мир, он даже более един, чем вы можете себе представить. И красота его одна для всех. Другое дело, кто как способен ее воспринимать.
Он появился, словно пройдя сквозь стену. И Тали пожалела, что согласилась на человеческий облик. В первое мгновение он показался ей ужасным, в следующее – она ясно увидела, что принятый Танаэлем облик отличается исключительной, почти пугающей красотой и обладает выраженной индивидуальностью. Лучше бы он превратился в сельна, гнома или, к примеру, в медведя. Она вновь ощутила себя ущербной. Теперь ей постоянно придется напоминать себе, что перед ней Владыка Тьмы – чудовище, опасное и непостижимое существо. То, каким он явился, еще больше убедило Тали в справедливости предположений Колорно, который объяснил девушке, что получение «добровольного» согласия с помощью гипнотического внушения невозможно. Танаэль знает это и действует иначе. Тали решила доказать ему, что воплощение в писаного красавца не введет ее в заблуждение:
– Говоря о восприятии красоты, хочу сказать вам: вы тщеславны, как дракофибия, Танаэль. Могли бы так и не стараться.
Он улыбнулся и пожал плечами:
– Не привык что-либо делать по усеченным формулам или, как говорите вы, спустя рукава. Что же теперь: мне отрастить горб или нос длиннее подбородка? Растолстеть, облысеть, стать ниже ростом? Я могу измениться, как пожелаете, если вам не приятна такая внешность. Только не думайте, что в человеческом облике я могу впасть в людские предрассудки.
От его улыбки у девушки захолонуло сердце. Тали опустила глаза:
– Я и не думала ничего такого. Вообще не стоит беспокоиться. Мне это совершенно безразлично. Просто я удивлена тем, что вам известно, что мы, люди, считаем красивым, а что – безобразным. Ведь, насколько я поняла, каждая Форма имеет свои представления об этом.
– Не каждая. Это зависит от строения органов чувств, диапазона эмоциональности и в некоторой степени от уровня интеллектуальности Формы. Драконы и дракониды видят мир черно-белым, фибииды и дракофибии – в красно-коричневых тонах, только золото выглядит для них, как и для нас. Потомки богов, волшебники и стихииды видят также как люди, но обладают большей остротой зрения и способностью четко различать предметы в полной темноте.
«Все-таки стихиид, не фибиид земли, не драконид огня, и глаза темно-карие, все верно», – мелькнуло в голове у Тали.
Танаэль сделал несколько быстрых шагов, легкий черный плащ развивался за его спиной словно орлиные крылья. Он резко остановился в двух шагах от Эталии. Высокая для девушки Тали оказалась немного выше его плеча. Отчего-то ей в голову пришла посторонняя, почти нелепая мысль, как странно они выглядят, оба в черном, в этой бежево-розовой комнате.
– Я, например, прекрасно вижу, Эталия, – продолжал он, – что подземелье вам вредит. Вы бледны. Хотите подняться наверх, к солнцу, ветру, тому, что вы так любите?
Тали подняла голову и твердо посмотрела в его спокойные, красивые глаза:
– Что вы потребуете от меня за это, Танаэль?
Два изумруда на лице девушки светились тревожными огнями.
– Ничего. Просто положите свои ладони на мои, и мы окажемся там, – он поднял руки и протянул к ней ладонями вверх, – не бойтесь, это ни к чему вас не обяжет: слово Танаэля да подтвердят стихии.
Они ощутили толчок под ногами, и вихрь разметал их волосы. Ее – темно-каштановые и его – черные до плеч. Все так же глядя ему в глаза, боясь упустить в них недобрую тень, Тали медленно протянула руки и положила свои ладони на его.


Глава V

Трепетные струны задеваешь
Не перстами – голосом своим,
Не на лютне, на душе играешь,
Дар бесценный твой неповторим.
Стыдно, право: на моих ресницах
Задрожала чистая слеза.
А в твоих невидящих глазах
Полыхали яркие зарницы.

Атмосфера безысходной тоски и печали царила в подземелье пленниц. Они бродили словно тени, натыкаясь на стены, предметы и друг на друга. То и дело слышались всхлипывания и вздохи. Тихий шепот прерывался рыданием и мольбой. Новые глаза жертв ненависти Гарлиты еще не были в состоянии различать что-либо, кроме сильных источников света на близком расстоянии. Легче других несчастье переносила ровесница сиенских двойняшек сабрийская принцесса Белана. Еще за два года до похищения бедная девушка ослепла из-за неудачного падения с лошади во время королевской охоты. С тех пор она успела свыкнуться со своей бедой и теперь лучше остальных ориентировалась в пространстве, пользуясь слухом и осязанием. Ее нельзя было назвать красивой: рыжеватые волосы, немного резкие и не совсем правильные, хотя и тонкие черты лица. Но в ее серо-зеленых не видящих глазах светилась внутренняя красота нежной возвышенной души. С детства Белана обладала прекрасным голосом и музыкальным слухом. После потери зрения он еще больше обострился, а пение стало единственной радостью и смыслом ее жизни. Она исполняла сказания менестрелей, и сама сочиняла наполненные любовью и радостью песни о прекрасных девичьих мечтах, о бесконечной красоте мира, увидеть которую уже не могла. Казалось, что могло бы быть общего между динамичной, бойкой, независимой Тали и беззащитной, ограниченной в возможности передвижения, тихой калекой Беланой. И, тем не менее, если несклонная к пустой девичьей болтовне Тали и считала кого-то из знакомых принцесс подругой, то именно Белану. Хотя Сабрия не граничила с Сиеной, старшая сиенская принцесса часто навещала сабрийскую подругу в годы после несчастья, благо, что между их королевствами лежали только дружественные страны. Слепой певице поверяла Тали секреты девичьей души, те, которыми не могла поделиться с братом. Она искренне восхищалась стихотворным и музыкальным талантами подруги и очень любила слушать волшебный голос Бели. Их связывали задушевные беседы, в которых каждая черпала необходимые тепло и понимание.
Визиты Тали служили отдушиной в невеселой жизни сабрийской принцессы. Брат Беланы, король Сабрии Натило, мало интересовался сестрой-калекой. Этот мрачный жестокий человек не был старшим сыном покойных короля Даварона и королевы Палитии, он с детства ненавидел старшего брата Вариотта – наследника короны. Вскоре после смерти Даварона недавно взошедший на престол Вариотт погиб на охоте. После несчастного случая с Беланой гибель Вариотта казалась следствием злого рока, как будто тяготевшего над королевской фамилией. Натило запретил впредь устраивать традиционные охотничьи выезды. Белана, одна из немногих, была убеждена, что дело здесь отнюдь не в проклятии: смерть Вариотта была подстроена младшим братом. Вариотт всегда относился с большой любовью к «маленькой певунье», как называл сестру, особенно после того, как девушка лишилась зрения. Его гибель стала чудовищным ударом для несчастной. Только дружба Эталии помогла Белане перенести горе. С той поры сестра братоубийцы была убеждена, что ничего худшего случиться уже не может.
Белана спокойнее других перенесла похищение и более мужественно выдержала страдания, выпавшие на долю пленниц. Она была рада тому, что Тали, единственная, избежала этой страшной судьбы. Если другие принцессы лелеяли надежду на то, что их возлюбленные или братья однажды спасут их из мрачного подземелья Владыки Тьмы, Белана точно знала, что Натило ради нее не пошевелит и пальцем. Возлюбленного же у ставшей в семнадцать лет калекой девушки просто не было, и она сознательно изгнала из сердца надежду когда-нибудь обрести любовь. Теперь Бели как могла, помогала подругам по несчастью приспособиться к существованию во мраке. Она не испытывала такого панического страха перед Владыкой Тьмы, как остальные пленницы. Обостренный слух и привычка воспринимать окружающее по преимуществу с помощью этого органа чувств подсказали Белане то, чего не могли различить другие. Многие пленницы считали, что угодили в лапы к дракону. Сабрийская принцесса могла бы поклясться, что шаги, дыхание и шелест одежды скорее указывают на существо очень похожее на человека. Но, не желая спорить с другими, Белана держала свои впечатления при себе. Привыкшая находить утешение в пении, девушка стала негромко напевать сначала в своей комнате, потом у фонтана. Звуки ее голоса поддерживали и успокаивали пленниц.
Однажды ее услышал Фьёрно, зашедший проверить, как справляются ложницы с возложенными на них обязанностями. Заслышав непривычные шаги, Белана замолчала.
– Отчего вы прервали пение? – раздался мягкий баритон. Этот голос принадлежал не Танаэлю, а кому-то другому. Девушкам уже приходилось несколько раз слышать, как он отдавал распоряжения ложницам.
– Я опасаюсь вызвать гнев Владыки Тьмы, – ответила певица.
– Я только управляющий Великого Владыки, меня зовут Фьёрно, – представился баритон. – Ваши жалобы, слезы или пение не интересуют Повелителя. Вы можете делать, что угодно, Владыке Тьмы это совершенно безразлично.
– Тогда могу я попросить, чтобы мне дали лютню? – воспользовалась случаем Белана.
– Что такое лютня? – спросил потомок богов.
– Музыкальный инструмент. Я подумала, что если пение не вызывает гнева Владыки, то и музыка его не побеспокоит, – ответила рыжеволосая принцесса.
– Как выглядит этот инструмент? Представьте себе его, как будто он перед вами, – подсказал Фьёрно.
Белана представила свою любимую лютню.
– Если Великий и Всемогущий Танаэль позволит, вы получите инструмент.
Голос смолк, и шаги удалились.
– Зачем ты сделала это, Белана? – накинулась на певицу Эрли, – Пока нас не трогают, лучше не напоминать о себе. Из-за твоей глупой просьбы мы все можем пострадать. Или тебе не терпеться стать наложницей чудовища?
– Перестань, Эрли, – приструнила подругу Католина. –  Как ты можешь серьезно думать, что чудовище забыло о нас? А вот если у нас будет лютня, сразу станет веселее. Никто не сравнится с Беланой в игре и пении, но кто захочет, может присоединиться к ней.
– У меня нет желания веселиться, – вступила в разговор Тинерия, она всегда была склонна видеть во всем самые темные стороны.
– Мы выплакали уже все новые глаза. Слезы дают облегчение, но невозможно плакать всю жизнь, – заговорила Белана. – Мы будем вспоминать баллады менестрелей о храбрых рыцарях, спасающих своих возлюбленных. Это нас поддержит.
– Или раздразнит чудовище, – вставила замечание до сих пор молчавшая Ванетта.
– Вы же слышали, ему безразлично, что мы тут делаем, – защищалась Бели.
– Тогда почему мы вообще здесь? – задумчиво спросила Эберта.
– Тише, я слышу шаги, – предупредила девушка с обостренным слухом.
Вернулся Фьёрно. Он подошел к Белане:
– Возьмите. И спойте что-нибудь.
Девушка протянула руки, Фьёрно вложил в них инструмент. Белана проверила натяжение струн и попробовала их звучание. Затем стала наигрывать грустную, протяжную мелодию, постепенно ритм немного убыстрился, и она запела:

  За синею далью, у снежных гор
В холодной башне своей,
За синею далью, у снежных гор
Коварный живет чародей.
               
Его ненавидят и стар, и млад,
Для всех он – жестокий рок.
Пугают им матери юных чад.
Но, боги, как он одинок!

За синею далью, у снежных гор               
В пустынной башне своей,
За синею далью, у снежных гор
Всесильный живет чародей.

Покорны ему и пламень, и лед,
Подвластны скала и металл.
А в сердце разбитом его живет
Любовь, что давно потерял.

За синею далью, у снежных гор
В замшелой башне своей,
За синею далью, у снежных гор
Жестокий живет чародей.

Кто знает, как это было давно,
Когда он мечтал и любил,
Когда они двое были – одно.
Он сам уж почти позабыл.

За синею далью, у снежных гор
В высокой башне своей,
За синею далью, у снежных гор
Надменный живет чародей.

С тех пор пролетели века и века,
Любовь не вернуть назад.
И ночи чернее его тоска,
И страшен потухший взгляд.

За синею далью, у снежных гор       
В волшебной башне своей,
За синею далью, у снежных гор
Несчастный живет чародей.

Со смешанным чувством изумления и восторга слушал балладу слепой певицы бессмертный потомок богов. Такого чудного голоса и вдохновенного исполнения ему никогда не приходилось слышать. Говоря откровенно, людское пение ему повезло услышать всего раз-другой в жизни, но он хорошо помнил, как пела Дильесса, дочь Хранителя Колорно. В мире магов все признавали, что ее голос гораздо лучше многих людских голосов, и это было справедливо. Но, по мнению Фьёрно, дар Дильессы не шел ни в какое сравнение с даром Беланы Сабрийской. Сейчас потомок богов как никогда понимал волшебника Колорно, отдавшего свою любовь представительнице этой краткоживущей Формы – человеку. Фьёрно поразило и само содержание баллады.
Откуда девушка могла узнать одну из самых печальных реалий мира обладателей магической силы? В какой-то степени эта история напоминала судьбу Колорно и других эффирских Хранителей, но еще больше соответствовала судьбе старого волшебника Ифарго, доживающего пятое тысячелетие в горном царстве Готар. Ифарго был одним из сильнейших среди темных владык, одиннадцатый уровень силы позволял ему претендовать на титул Владыки Тьмы. Однако старый колдун предпочитал затворничество, и когда после смерти волшебника Марлора началась ожесточенная борьба за титул, Ифарго остался в стороне. Тогда, около полутора тысяч лет назад, этот титул оспаривали два стихиида – воздуха и земли, драконид огня, фибиид земли и дракофибия. Победителем вышел фибиид земли Катаранг. Но даже он, став Владыкой Тьмы, не посмел потребовать от Ифарго принесения формулы подчинения. Танаэль также не стал трогать старого волшебника, в неприступном одиночестве оплакивавшего свою умершую любовь. Дошел ли до людей отголосок истории жизни Ифарго в виде легенды, или же Белана чувствительной душой поэтессы угадала трагедию неравной любви, Фьёрно не знал. Скорее всего, то и другое понемногу. Певица смолкла и только перебирала струны, продолжая извлекать из лютни щемящие душу звуки. В ее невидящих глазах отражалась чужая печаль. Белана исполнила балладу с такой силой душевного сопереживания, что вызвала слезы на глазах забывших о своих несчастьях подруг. Эта некрасивая, рыжеволосая, с бесцветными бровями и ресницами, привыкшая к жизни во мраке слепоты девушка не могла даже догадываться, какой пожар загорелся в сердце потомка богов.

Глава VI

 Ах, замки воздушные, речи обманные!
 Улыбка открытая, ласковый взгляд.
 Прозрачные воды с брегами туманными:
 «Ты верь ему, верь!» – сговорившись, твердят.

Они стояли под лазурным куполом неба, солнце нестерпимым блеском отсвечивало от глади прозрачного озера. Зелень деревьев, щебет птиц, аромат леса, тепло и нега весеннего дня – все разом нахлынуло на Тали. Вдруг она осознала, что все еще держит свои ладони лежащими на его. Она отдернула руки, словно от раскаленного металла. Танаэль слегка развел руками и качнул головой, показывая, что не собирается ее держать.
– Где мы? – оглядываясь, спросила Тали.
Плакучие левы склонились над водами озера. Мягкие травы стелились под легкими порывами теплого ветра на открытом пространстве от озера до отдаленной стены лесных гигантов. То тут, то там виднелись живописные рощи, состоящие из деревьев, как обычных, так и диковинных, невиданной красоты, пород. Цветочные россыпи всех мыслимых оттенков палитры купались в лучах майского солнца.
– В сердце Траэтра, и оно – ваше, – ответил его хозяин. – Идемте, я покажу вам.
Они пошли по траве и вскоре оказались в небольшой рощице голубых алиатров. Тали протянула руку и погладила нежную листву, как будто хотела убедиться, что она настоящая. Девушка почувствовала, что улыбка против ее воли заиграла на губах. Она была опьянена резкой переменой обстановки и боялась совершить какой-нибудь промах. Они медленно шли рядом, Танаэль отводил рукой слишком низко склонявшиеся ветви, оба хранили молчание. Неожиданно шлейф ее платья зацепился за колючий сучок, Тали споткнулась и едва не упала. Мгновение, и девушка оказалась в объятиях спутника, который, ловко подхватив ее, предупредил падение. Как только Тали обрела равновесие, он сразу отпустил ее и отступил в сторону. Произошедшее заставило принцессу смешаться:
– Я не привыкла ходить по лесу в такой одежде.
– Это легко исправить, – Танаэль окинул ее взглядом, и Тали увидела, что на ней уже не черное платье, а светло-зеленный мужской костюм.
– Благодарю, теперь я не упаду.
– Я бы ни за что не допустил этого.
– Куда мы идем? – сменила она направление разговора.
– Никуда. Просто наслаждайтесь тем, по чему вы соскучились: красотой природы, воздухом, светом.
– Вас это не тяготит, Танаэль?
– Напротив. Иначе ничего этого, – он обвел рукой вокруг, – здесь бы не было, ведь это мое царство.
– Мне трудно поверить: Владыка Тьмы не прячется от света, – дерзко глядя ему в  глаза, сказала Тали.
– Света не выносят фибииды. А титул… Он не влияет на природу носителя. Так что здесь нет ничего удивительного. Не всем чудовищам заказана красота, как и не всем людям она доступна. Разве нет?
– Вынуждена согласиться с вами. Я знаю многих людей, не замечающих красоты окружающего. Нажива, власть, амбиции или просто тяжелый ежедневный труд заставляют их забыть о ее существовании. Но красота, прекрасное вообще есть в нас самих, это гораздо важнее, чем внешняя красивость, – Тали не могла удержаться, чтобы не взглянуть в его лицо.
Они вышли из рощицы и остановились на краю. Танаэль поднял голову и посмотрел вверх, как бы обдумывая ее слова, затем повернулся и заглянул ей в глаза:
– Внешнюю красоту можно понимать как гармонию, и основания ее ведь тоже не лежат на поверхности. А что вы понимаете под внутренней красотой, Эталия?
– Красоту души, возвышенность чувств, благородство, чистоту помыслов и справедливость деяний, – отводя взгляд, не сразу ответила слегка озадаченная  девушка.
– Стремление к Благу или Добру, хотите вы сказать, – обобщил Танаэль. – А что вы скажете о творении красоты, о музыке, о поэзии, например? Почему люди, создают их?
– Это потребность души. Но почему вас это занимает?
– Наверное, потому, что я так же хочу понять вашу Форму, как вы – другие. Вот вам и первая корысть.
– Так вас интересуют люди? Зачем мы вам? Впрочем… если однажды вы вторглись в нашу жизнь, то почему бы вам не сделать этого снова. Вам мало власти, которой вы располагаете среди себе подобных. Она не так уж безгранична. Здесь есть другие, способные противостоять вам. Люди же беззащитны перед вами, вы хотите понять нас, чтобы знать, как лучше причинить нам страдания, – Тали боялась поддаться обаянию его обманчивого облика, за каждым словом ей чудилось скрытое коварство.
– Напрасно вы пытаетесь уязвить меня, Эталия. Чем больше власть, тем тяжелее бремя. Насколько я знаю, это справедливо и в человеческом обществе. Мне вполне хватает забот со своими подданными. На ваше счастье, вам не приходилось сталкиваться с такими Формами, как дракониды, фибииды или дракофибии. Когда вы узнаете их, то поймете, как нелегко удерживать эти результаты неудачного эксперимента от всеобщей бойни, – Танаэль нахмурился, и небольшая вертикальная морщинка пролегла меж черных бровей.
– Вы – миротворец?! – всем видом она пыталась продемонстрировать свое недоверие.
– Вы постоянно подозреваете меня в каком-нибудь обмане, принцесса. Посудите сами, зачем мне лгать вам в том, что касается других Форм? И потом, ваши подозрения от незнания, вы еще слабо представляете себе силу Законов, – слова звучали убедительно, и Тали немного смутилась от его открытого взгляда.
– Возможно, вы правы, я веду себя глупо, – признала она.
– Я этого не говорил. Мы ведь заключили перемирие, так доверяйте мне хотя бы немного. Вас может убить то напряжение, в котором вы все время пытаетесь держать себя. Если же я буду просить стихии подтверждать каждое мое слово, то, в конце концов, спровоцирую землетрясение, наводнение или ураган – то, что вы называете стихийными бедствиями. От них может рухнуть даже этот дворец.
За разговором они незаметно дошли до самого берега озера, которое представляло собой вытянутый овал; они вышли к нему где-то у середины более длинной его стороны. Сейчас хозяин указывал на одну из коротких сторон, где в нескольких десятках шагов от воды высился базальтовый монолит дворца Владыки Тьмы.
– Я думала, что ваш дворец – пещеры, – сказала гостья.
– Он уходит глубоко под землю, но, как видите, часть его расположена на поверхности, – пояснил Танаэль.
– Вам доставляет удовольствие удивлять меня, не отрицайте.
– Доставляет. Считайте меня тщеславным, более того, впервые я с радостью пользуюсь случаем похвастаться своими владениями. Посмотрите туда, – он слегка отступил, чтобы не загораживать девушке вид на противоположный дворцу конец озера.
Тали показалось, что там парит воздушный замок сказочной мечты.
– Это ваш замок? – поразилась она.
– Мой, ваш, если пожелаете. Не принимайте враждебно каждое мое слово, – попросил он, почувствовав, что она внутренне сжалась, – я только приглашаю вас отобедать там со мной. Солнце уже садится, вы голодны.
– Нет, я не..., – хотела отказаться Тали, но передумала, – хотя, зачем отрицать, я действительно проголодалась. Но вы...
Она не знала, как это высказать. Ей никогда не приходило в голову, что стихииды могут есть как люди. Танаэль на мгновение прикрыл улыбающиеся глаза:
– Все живые существа в этом мире чем-нибудь питаются. И не только Формы, но и животные, растения. Мы же способны есть так же и то же, что и те существа, подобие которых принимаем. Здесь нет притворства. Говорю это, чтобы вы не испытывали неловкости. Считайте, что вы сидите за столом с обычным человеком. Договорились?
Она кивнула.
– Тогда дайте мне руки как в прошлый раз.
Он снова протянул ей ладони. Девушка без колебаний сделала, что он просил. Тут же они оказались внутри воздушного замка. Его красота еще менее поддавалась описанию, чем дворец королевы Элькирии. Если эффирское чудо напоминало переливающийся всеми цветами радуги хрусталь, то замок Танаэля, казалось, весь состоит из одних цвето-световых переливов самых нежных оттенков. Протянув руку к прозрачно-струящейся стене, Тали не обнаружила твердой поверхности, однако какое-то сопротивление присутствовало, пол же под ногами был вполне надежен, хотя у гостьи создавалось впечатление, что, сделав шаг, она провалится в пустоту.
– Не бойтесь. Вы скоро привыкните, – успокаивал хозяин.
– У меня закружилась голова. Это просто невероятно.
– Тогда обопритесь на мою руку.
Танаэль протянул ей руку так, как сделал бы это рыцарь по отношению к даме. Принцессе ничего не оставалось, как принять его помощь. Про себя она отметила, что прикосновение к его руке уже не вызывает такого ужаса, как в первый раз. Рука как рука. Ей часто приходилось видеть руки более грубой формы: натруженные руки крестьян, искалеченные руки воинов. Такие же руки, как та, на которую она сейчас опиралась, с крупной, но красивой формы кистью и длинными, тонкими пальцами, как правило, бывали у бродячих музыкантов. «Интересно, на что похожи его настоящие руки?» – подумала Тали, и эта мысль вызвала в ней не страх или отвращение, а какое-то неопределенное чувство сожаления. Танаэль вывел спутницу на открытую террасу, парящую прямо над озером. Там их уже ждал накрытый стол. Владыка предложил гостье стул с высокой спинкой как самый галантный кавалер из придворной свиты, а сам сел напротив.
За столом Владыка не пользовался услугами ложников: блюда сменялись, а бокалы наполнялись сами собой по мере необходимости. Тали даже не успевала заметить, как это происходит. Графины и тарелки отнюдь не летали вокруг сотрапезников. Изменения происходили мгновенно и с точностью до секунды, при этом маг как будто не уделял процессу подачи блюд ни толики своего внимания. Казалось, Танаэль был непритворно увлечен беседой,  которую они продолжили, не забывая отдавать должное и обеду.
– Что значит неудачный… как вы это назвали? экс… ну, с вашими подданными? – вспомнила Тали привлекшую ее внимание фразу.
– Неудачный эксперимент? Опыт. Вы ведь занимались алхимией, принцесса?
– Откуда вы знаете? – в очередной раз удивилась она.
– Неважно, знаю. Ваш учитель, конечно, производил некоторые опыты с металлами, серой, кислотами и прочими веществами, верно?
– Да.
– Эксперимент, по сути, то же, что и опыт. Только наши опыты несколько сложнее. Видите ли, те, кого называют богами в мире магов, не только развлекались сочинением религиозных культов для людей. Когда-то этот мир был другим. Боги преобразовали его, установив Формы и Законы, регулирующие их взаимоотношения. По-видимому, они полагали, что в результате определенных генетических смешений будет достигнута всеобщая гармония, и установится равновесие. Равновесие между прекрасным и безобразным, низменным и возвышенным. Своего рода паритет между добром и злом на нашей Грани. Такова уж природа мира, что одно не может существовать без другого. Вернее, Ат и Банал – два лика одного сущего. Их равновесие и есть упорядоченная Вселенная. Боги стремились укрепить единство противоположных начал, тем самым, предотвращая возможность хаоса. Вы не поверите, но в основе бытия этого мира заложена любовь, как принцип примирения полярностей, соединяющий несоединимое, спасающий мир от развала и гибели. Вот только любовь даже в качестве принципа можно понимать по-разному. Пока боги были здесь и контролировали пропорциональное соотношение различных формообразований, эксперимент казался удачным. Но когда боги и дети богов пожертвовали собой, спасая наш мир от Дыхания Иного, произошел какой-то сбой, нарушивший баланс равновесия. Потомки грубых Форм количественно стали превалировать над представителями Форм благородных. Появилась новая смешанная Форма – дракофибии, которой не было при богах. Вы, люди, по некоторым причинам, о которых мы как-нибудь еще поговорим, фактически были выведены за пределы контактного поля. Стихии – очень специфическая Форма – и в расстановке сил участия не принимают. Из благородных Форм активны волшебники и стихииды. Все вместе это означает падение общего уровня разумности и накопление большого потенциала отрицательной эмоциональности. Обособленные Формы мало что меняют в общей картине и то не в лучшую сторону, они действительно уравновешивают друг друга по эмоциональной направленности, но гномов гораздо больше, чем ваших друзей – сельнов.
Тали молча слушала не совсем понятную ей речь Владыки Тьмы, постепенно ее зрачки расширялись все больше от удивления и беспокойства. Она начисто забыла о недоверии и страхе перед ним. Все ее потери и переживания показались вдруг мелкими, почти не стоящими внимания по сравнению с призраком грозящей катастрофы.
– К чему это может привести, Танаэль? – с тревогой спросила она.
– К тому, что на руинах нашего единого мира останутся одни бессмертные, те, кто не окажется в кристаллах. Горстка одиноких существ на обугленной земле, залитой потоками крови, – помрачневший взор Владыки ясно выражал его отношение к описанной картине. Но Тали не хотела сомневаться.
– Вас не радует такая возможность?
– Обрадовать она может только безумца, однако в погоне за властью многие просто не захотят брать ее в расчет. Да и никто не застрахован от ошибок. Я не хочу быть персонажем той картины, которую нарисовал вам, но может быть в ее реальном воплощении окажется немалая доля и моего участия. А может быть, напротив, мне удастся предотвратить это.
Тали показалось, что перед ней совсем не тот монстр, каким все считают Владыку Тьмы, и посмотрела на него уже другими глазами.
– Мне странно слышать такие речи от вас, – призналась она.
– Просто я – разумный эгоист. Ну, кто же в здравом уме пожелает себе лишиться того, что любит, – Танаэль жестом указал на окружающую их панораму, и было ясно, что он имеет в виду не только Траэтр.
– Из ваших слов, я заключаю, что не все маги придерживаются подобного взгляда. Как скоро может это случиться?
– Надеюсь, никогда. Но существует вероятность, что бойня начнется в любой момент, если произойдет что-либо из ряда вон выходящее. Впрочем, я – не оркулл и могу ошибаться.
Стемнело. Звезды начали загораться на ночном небосклоне, тонкий серп молодого месяца показался у горизонта. Тали некоторое время наблюдала, как зажигаются небесные огни.
– Скажите, Танаэль, оркуллы действительно не ошибаются? – наконец спросила она.
– Вы подумали о пророчестве, которое привело вас в Траэтр, – не то утвердительно, не то вопросительно отозвался Танаэль, он тоже смотрел на звезды, и, казалось, его глаза впитывают их далекий свет.
– Да. Колорно сказал, что они всегда сбываются. Зачем тогда мы здесь?
– Колорно говорил вам, что слова оркулла допускают неоднозначное толкование, Эталия?
– Да.
– А то, что свои прорицания оркуллы вычитывают из Книги Судеб, запись в которой до совершения события иллюзорна и может измениться? В любом подобном пророчестве есть условный момент «если», – пояснил Танаэль.
– Вот как? Хранитель не говорил мне об этом, он полагал похищение бессмысленной жестокостью, – Тали оторвала взор от созерцания небесных сфер и перевела его на собеседника, в ее сердце снова шевельнулось недоверие.
– Колорно, по-видимому, не знает о Книге Судеб того, что известно мне. Я не пытаюсь оправдаться. Жестокость бессмысленная или осмысленная для вас и других пленниц все равно остается жестокостью, вне зависимости от того, что я понимаю, какое зло причинил вам, и сделал это не из прихоти. Мне еще предстоит расплатиться по счету судьбы: безнаказанно вред людям может причинять только тот, кто хотя бы на половину является человеком, как Дильесса. Над ними защищающие вас Законы силы не имеют. Поверьте, я не горел желанием нарушать их, но у меня, согласитесь, был небольшой выбор.
Они уже поднялись из-за стола. Владыка стоял, выпрямившись, заложив руки за спину, и, запрокинув назад голову, смотрел на яркую голубую звезду.
– И какова же будет расплата? – спросила Тали.
– Не знаю. Для нас это четко не определено, не то, что для драконьего племени. Здесь действует фактор неизвестности.
– Что было бы с людьми, не позаботься боги о нашей безопасности, – с укором вздохнула Тали.
– Трудно сказать. Не каждому по вкусу лишние хлопоты, но желающих воспользоваться вашей слабостью нашлось бы достаточно.
Теперь он смотрел ей в глаза, и так хотелось верить, что он не стал бы беспричинно делать то, что сделал под давлением обстоятельств, даже если бы его не останавливал Закон.
– Я должен покинуть вас. Заботы правителя, – извинился он. – Хотите остаться здесь или вернуться в свои покои?
– Я смогу еще когда-нибудь выйти оттуда? – при мысли, что подземелье может снова стать ее тюрьмой, Тали почувствовала себя неуверенно.
– Безусловно. Обещаю. Хотите подтверждение? – улыбнулся он.
– Нет. Вдруг потоп смоет этот замок, – она сама не знала, почему поверила ему просто так. – Я устала и хочу вернуться.
Танаэль протянул ей руки.