Прощальная южная сказка

сНежной Королеве

Поезд в последний раз дернулся и затих, как подбитый охотником тетерев. Я подхватил чемодан — тот самый, с которым ездил на юг (не сюда ли? Ну да, конечно же, сюда!) лет двадцать назад, еще школьником, — и медленно, вдыхая солнечно-пыльный южный воздух, сошел на перрон.
Меня здесь никто не ждал. Я приехал наудачу, «дикарем», как говорили почти четверть века назад. Быть может, это просто ностальгия. Или банальная нехватка денег.

...Девчонка стояла вон там, у тонкого, как сама она, пирамидального тополя. Моя мама, тоже стройная, тогда еще почти без морщинок под глазами, поставила чемодан, который притулился сейчас у моих ног, на едва сбрызнутый дождем асфальт, и искала глазами кого-нибудь сдающего хоть какой-нибудь угол. Девчонка медленно отделилась от болотного цвета ствола и подошла к нам.
— Два рубля, — сказала она, глядя почему-то на меня.
Я сглотнул. Но в горле пересохло.
— ...за две койки, — докончила девчонка. И на всякий случай уточнила. — За ночь.
Потом зачем-то дернула плечом и спросила:
— Ну шо, пошли?
Я скосил глаза на девчонку. Ей было лет четырнадцать. Или пятнадцать. Не больше. Выгоревшие почти дотла короткие волосы, такое же ситцевое платье, исцарапанные худые икры... Нет, конечно, ничего особенного, но...
— Ну шо, пошли? — спросила девчонка.
Переступила с ноги на ногу. И посмотрела на меня. Я еще раз попытался сглотнуть. Сглатывать по-прежнему было нечего. Мама как-то суетливо подхватила чемодан и проговорила быстро:
— Ну пойдемте, посмотрим.

— ...Пошли? — спросила девушка.
Выцветшие на солнце короткие волосы, зеленоватые глаза... У той, пятнадцатилетней, глаза были... какого же цвета? Кажется, не то серые, не то синие. А может?.. Да, наверное, тоже зеленовато-голубые. Как море...
Чего-то не хватало. Я не мог вспомнить, чего.
— Ну шо вы прямо?.. — грубоватым голосом интересовалась дородная, полная достоинства горбоносая тетка у белотелого мужика с несерьезным рюкзачком за спиной. — Это-таки просто за копейку! Вам шо, за копейку удавиться не жалко?
Ну да, вот этого «шо» мне как раз и не хватало.
Я смотрел на девушку. Наверное, именно так выглядела моя первая любовь, когда ей стукнуло восемнадцать. И девушка смотрела на меня — будто из прошлого.
...Как получилось, что в жильцы меня заполучила та самая горбоносая тетка? Как все-таки они нахальны, эти дородные южанки!..
Интересно, какой она была двадцать лет назад — та, что с удивительной для ее веса проворностью тащила меня куда-то, чтобы сдать «угол»? Я был уверен, что моя первая любовь, которую я встретил в этом городке двадцать лет назад, такой никогда не стала бы. Впрочем, чем черт не шутит на юге? ...Убей не помню, какой нос был у моей... моей... да, Лизы. Кажется, все-таки немного с горбинкой. Как-нибудь я расспрошу мою хозяйку... потом, позже... А стоит ли? Следовало ли вообще изменять своему принципу: «никогда не возвращайся туда, где тебе когда-то было хорошо — найдешь там одни руины»?

— ...Ну шо? — возникла на пороге девчонка. — Хочешь, город покажу? Я Лиза. А ты?
Я по-прежнему не мог произнести при ней ни слова.
— Саша, — ответила за меня мама. — Чего молчишь-то?
Кажется, ей было неприятно, что девчонка обратилась именно ко мне.
— Шо, пойдем? — нетерпеливо перешагнула Лиза с ноги на ногу.
— Пойдем, — согласилась мама.
— Я буду ждать тебя... вас... — поправилась девчонка, — на спуске.
Повернулась и пошла. Я смотрел на ее выпирающие лопатки — маленькие крылья, словно только что выросшие за хрупкой спиной, и не мог шевельнуться.
Она болтала, не обращая никакого внимания на мою маму (единственный вопрос, с которым Лиза обратилась к ней, был: «А как вас зовут?»):
— Ты в первый раз на юге? Ну, можешь не говорить, сама вижу, шо в первый...
Наверное, можно было сказать, что я очарован Лизиной болтовней, мягким южным «хэ» и колоритным «шо». Мама шла рядом и молчала. Так мы и шли по яркому, блестящему южному городку: я — в серединке, мама — справа, Лиза — слева.
— А мама говорит, шо я сыплю вопросами, как водопад, смешно, да?
Спрашивая, Лиза всегда забегала чуть вперед — чтобы видеть мои глаза. Мне почему-то захотелось взять ее за руку.
— ...Наконец-то мы избавились от этой назойливой девчонки! — сказала мама.
Она произнесла еще что-то, но фраза утонула в складках снимаемого через голову платья.
— Позагорай пока, только не снимай кепку, а то тепловой удар будет. А я пока искупаюсь.
Я с тоской посмотрел на плещущихся в море пацанов, перевернулся на живот и закрыл глаза.

...Лиза разбудила меня рано утром — растолкала безжалостно и, сделав страшные глаза, поднесла палец к губам. Я только в тот момент заметил, какие они у нее красивые — не тонкие и не пухлые. А когда Лиза улыбалась, в уголках появлялись ямочки. Но сейчас она не улыбалась, а делала мне странные знаки. Я скосил глаза на маму. Она лежала ко мне спиной и временами негромко всхрапывала. Я оделся и вышел на балкон. Лиза, облокотившись на поручни, смотрела вниз — там, внизу, необычно худая громогласная торговка пыталась всучить яблоки какому-то отдыхающему:
— Да шо вы мне говорите! Таки ваши деревья и ломятся от моего белого налива! Да вы б тогда были как тетя Софочка из двадцать первой... Тогда у вас было бы три шикарных подбородка! А у вас-таки даже ни одного...
Не оборачиваясь, Лиза сказала:
— Саш, давай сбежим!..
— Куда? — спросонья не понял я.
— Куда хочешь... Хочешь — на море?
Она чуть-чуть, совсем незаметно, картавила. У меня заныло под ложечкой.
— Хочу... — выдавил я.
— Ой, ну тогда напиши маме, шоб она не ругалась... А я потом скажу, шо это я тебя...
Лиза не договорила.

...Странное для юга имя.
— Ну шо ты о всяких глупостях? Ну назвали меня так... У папы когда-то первая любовь была... Лиза... Догонишь? — спросила она, скидывая платье. И констатировала. — Не догонишь!
Увязая, бежал я за ней. Так и не догнал, но первой выбилась из сил все-таки она — рухнула на остывший за ночь песок и раскинула руки. Я упал рядом.
Струйка песка стекала из ее кулачка на мой белый живот. Было щекотно и смешно. Я лежал не шевелясь, а Лиза строила на мне город: воздвигала башенки, прокладывала пальцем дороги... Я боялся дышать. Я еще ничего не понимал, но предчувствовал, предощущал... Я осознал все с абсолютной отчетливостью лишь когда Лиза осторожно, словно лаская, сметала с меня только что возведенный ею город. Я попытался поймать тонкую руку, но Лиза, взвизгнув, ринулась в море.

...Чего мне еще не хватало, кроме моря и пляжа? Пожалуй, кареглазых каштанов. И огромного зеленого листа — веера, который я двадцать лет назад сорвал для Лизы.
Лиза-Лизавета,
Жаркая, как лето...
— пропел я. Она жутко обиделась, не расслышав:
— Я не котлета!
— Я сказал не «котлета», а «как лето»...
— А, ну тогда ладно...
Сказала не «тогда», а «тохда»... и — вприпрыжку, не оглядываясь, а потом остановилась — внезапно, прислонилась к совершенно фантастическому приморскому дереву. Несколько секунд с томным выражением лица обмахивалась каштановым веером, а когда я подошел, прыснула, подлетела ко мне... закрывшись широким листом, чмокнула в щеку и, напевая, исчезла. Я искал ее по всему парку, но — не нашел.
...Конечно, нам попало. Обоим. Но домашнего ареста мы благополучно избежали. А следующим вечером, после пляжа, помирившись с мамой, я хотел отпроситься в парк и только открыл рот, как на пороге возникла Лиза:
— Теть Тань, отпустите Сашу со мной, мы на море не пойдем, мы только в парк ненадолго и — домой сразу, а?..
Мама глянула на выгоревшие Лизины волосы, в ее просительно-ждущие глаза, и вздохнула:
— Идите уж...
На улице Лиза повелительно взяла меня за руку и мы почти вприпрыжку побежали по вечереющему городку. В парке вырвала свою руку из моей, метнулась к стоящей возле дорожки пальме, прислонилась к ней спиной и обхватила руками ствол. Она была в неизменном своем выгоревшем ситцевом платье.
С огромным усилием я сделал шаг. В горле стоял комок. Лиза ждала. Смотрела на меня молча и ждала. За ее спиной багровел какой-то нереальный закат. Почти негнущимися ногами я сделал шаг... второй... Не знаю, сколько их было, этих шагов. Последний, самый трудный... Труднее, чем прыжок с вышки. И — ее судорожное дыхание на моем лице.
— Лиза, ты... Не у папы твоего — первая любовь... Лиза... ты... моя первая...
— Молчи, Сашенька, только не говори ничего, а?.. — прохладные сумерки, горячее дыхание и Лизин палец на моих губах.
А потом — ее мягкие неуверенные губы...

...Никогда не возвращайся туда, где когда-то был счастлив...
Город изменился. Он будто бы даже помолодел. А вот море не изменилось ничуть — такое же спокойное и ласковое. Мы соприкасались с ним спинами, я смотрел, качаясь, на высокое, чуть белесое, небо и вспоминал вчерашнюю девушку — ту, что ждала меня на вокзале. Она смотрела странно-ждущим взглядом и кого-то напоминала. Кто она? Лизина дочь? Вряд ли. Сестра? Но у моей первой любви не было сестер, это я знал точно. ...Мало ли на свете похожих людей? Это — юг, сказка, здесь может произойти все что угодно. Но доискиваться, кто эта девушка и что ей от меня нужно, — лень. По крайней мере, сегодня. Может быть, через неделю-полторы, когда юг немного приестся...
...Вечером я заметил ее возле дома. Она явно ждала меня. Но я прошел мимо, даже не кивнув. Кто она мне?

Мы целовались напропалую. Я хотел танцевать с моей Лизой. Я почему-то хотел обнимать ее именно в танце. Кружиться. Летать. По-моему, со мной даже бывали истерики — когда мама, по ее же словам, «пыталась ограничить» мое общение с Лизой и неизменно звала ее назойливой девчонкой.
— Эта назойливая девчонка для тебя важнее, чем я, — сказала она однажды.
Я знал, что это правда. Но уверял маму, что ничего подобного на самом деле нет, что ей просто кажется. Мама не верила.

...Вдруг захотелось зарыться в теплый влажный песок. Почему-то я представил ту девушку, ее небольшие кулачки, из которых сыплется на мою кожу... Бред! Никогда не возвращайся... найдешь одни... разрушенные песчаные замки. Разрушенную, превратившуюся в пыль, мечту.
Парк. Южная сказка. Вечерние южные звуки. Пальмы — гигантские опахала. А вон та — особенно красива. Нереальна в нереальном бордовом зареве опускающегося в море солнца. И эта девчонка... прислонившаяся спиной к стволу пальмы... той самой? — и обнявшей ее. ...Лиза? Я помотал головой, отгоняя видение. Выдохнул облегченно. Нет, просто знакомая уже незнакомка. Но почему она меня преследует? Может, все-таки подойти к ней? Пытаюсь понять: хочу я этого или нет? Пожалуй, именно сейчас такого желания у меня нет.

...Я смотрел в любимые сине-зеленые заплаканные глаза, на дрожащие покрасневшие губы и, последним усилием воли заставляя себя произносить слова уверенно и твердо, говорил:
— Лиза, милая моя, хорошая, я вернусь. Через три года, как только мне исполнится восемнадцать, я приеду и заберу тебя. И мы поженимся, слышишь?..
Она улыбнулась — через силу. Пальцем смахнула слезу:
— Нет, Сашенька, любимый... Ты приедешь сюда, и я тебя больше никуда не отпущу! Мы будем жить здесь, слышишь?..
— Милая... — выдохнул я.

Я вернулся. Но стоит ли сейчас искать Лизу? Все в прошлом. У нее наверняка — муж, дети... Хуже нет — присутствовать на похоронах своей любви. Пусть лучше живет в памяти. ...Тогда зачем я здесь?
...И эта девушка — почему она меня преследует? Вчера она опять прошла в трех шагах от меня, глядя вопросительно-ожидающе. Что ей нужно?
Сколько раз я давал обещания — совершенно искренне веря в то, что сумею их исполнить. Но жизнь всякий раз вносила коррективы. Засасывала. Подбрасывала что-то другое. Школа... выпускной... институт... настойчивая однокурсница... в общем-то, симпатичная и милая («Позвольте представить: моя нынешняя жена, мы прожили уже двенадцать лет...»). Она бы поехала со мной сюда, на юг, но мы никак не смогли совместить свои отпуска.
Я обещал вернуться. Я вернулся. Но смогли бы мы с Лизой на самом деле быть вместе? Нет, в конце концов, я приехал сюда только чтобы отдохнуть! ...Но почему именно сюда? Прошло двадцать лет. Наверное, это просто ностальгия.
Нет, не надо! Не хочу ностальгии! Та девушка, — вон там, на скамейке. ...Почему бы и нет? Я вижу ее каждый день, мы уже почти знакомы, и почему бы не сделать это официально? Хотя, зачем? У меня остается неделя, я не хочу банального южного романа, у меня уже был такой — двадцать лет назад. Ну хорошо, не совсем такой. Но все-таки...
Она смотрела на меня не отрываясь. Я шел в ее сторону. С каждым шагом — все медленнее... Как тогда, возле пальмы. Девушка сидела не шевелясь. Кажется, она даже задержала дыхание. Я остановился в двух шагах. Я сказал:
— Здравствуйте.
Спросил, кивнув на скамейку:
— Можно?
И, не дожидаясь ответа, опустился рядом.
— Как вас зовут? Меня...
Продолжить я не успел.
— Сашенька! Наконец-то!.. — выдохнула она. ...Судорожное горячее дыхание на моей щеке. — Я чувствовала, я все время чувствовала, что ты вернешься. Ты же обещал! Но если бы ты знал, мой хороший, как тяжело мне было все эти три года!.. А ты ни капельки не изменился. Только повзрослел чуть-чуть... Ну скажи, зачем ты мучил меня эти две недели? Я даже боялась, что ты совсем-совсем не узнал свою Лизу...
Она просунула руку под мой локоть и, прижавшись, впитывала сине-зелеными глазами мое лицо.
«...Три года. А ты ни капельки не изменился», — сказала она. Но я-то знал, что это неправда. Я сильно постарел за эти двадцать лет...
22.08.03 — 9.02.04.