Т. Кудрявцева

Конкурс драматургии, сайт Litcon.com.
Ноябрь-декабрь 2003 - январь 2004 гг.


041 - Кудрявцева Татьяна. ЖИЗНЬ АРТИСТА
http://www.proza.ru:8004/2004/01/30-177


I. ОБЩИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Лёгкая, счастливая пьеса, переполненная шумом и радостной игрой, чистым, светлым и отдающим творчеством. Удивительное произведение, единственное в своём роде, которому я не смогла отыскать в своей памяти аналогов, даже перекопав те любимые залежи давних времен, когда к детской литературе все – и пишущие, и читающие - относились как к высшему искусству. Конечно, можно и до сих пор радоваться Киплинговскому «Маугли» или «Маленькому Принцу» Экзюпери, но это – далеко, это – Там, а не здесь; это мифы, быть может, с детства любимые и самые-самые, но - дары прошлого. А последней искромётной детско-юношеской хроникой была «Кондуит и Швамбрания». И с тех пор – глухая тишина. И тяжелейший кризис в российском «детлите».

Детская литература в России уже не в резервации – она вымирает. А о живой и неспекулятивной прозе для подростков – именно о них, а не о проблемах Терминатора, американское убожество давно из ушей лезет, - мечтать забыли. Дети никому не нужны и не интересны. На конкурсе – лишь две пьесы, соприкасающиеся с детством – Кудрявцевой и Члаки. У Ильи драма в достаточной мере условна, и отнести пьесу «Хороший мой» к жанру «детлита» при всех её достоинствах затруднительно. Я бы не рискнула.

Мой поклон – и читательский, и с приветствующей радостью человека пишущего – Татьяне Кудрявцевой. Спасибо, Таня, за то, что сумели воплотить полтора часа непрерывной радости,  и за то, что Ваша пьеса попала на этот конкурс.
И даже за то, что она оказалась на нём завершающей.

* * *
«Жизнь артиста» - одна из редких удач на нашем конкурсе. И не только, думаю, на конкурсе. Вероятно, в исходном варианте это была повесть? А если нет, то легко в повесть переводится – публикацию прозы легче осуществить в офф-лайне, чем публикацию драматургического произведения. Автору нужно пытаться, снова и снова, не сдаваясь и не впадая в отчаяние. Искать возможности предлагать пьесу (лучше повесть) в оффлайновые журналы. И участвовать – обязательно! - во всех сетевых (и не только) конкурсах. Легко, конечно, не будет.

Если окажутся живы «Тенёта» (будущий год у этого конкурса – юбилейный, авось до юбилея Леонид Делицын свой проект всё-таки дотянет) - обязательно номинировать. Не захочет сайт Проза.ru (предположим, из-за возможного несоответствия необходимому рейтингу) – предлагать на другие сайты. Есть «Самиздат», «Сетевая Словесность», «Вечерний гондольер» - немало.

* * *
Как всегда, когда творение состоятельно, о нём легче молчать с шумными вздохами, чем излагать содержание.

Очень сложно цитировать пьесу – она настолько литая и органичная, что фразы из текста выдирать можно только с кровью и потерями; пьеса – поток свивающихся струений речи, где каждый момент немедленно порождает отклик и продолжает себя в миге следующем, и это искрящееся ветвление не прекращается до самого финала. Своего рода принцип скороговорки, когда нужно успеть сказать главное, а главное тут – всё и сразу. Но тем не менее цитирую в надежде, что в ком-то из будущих потенциальных читателей вспыхнет зелёный свет – сюда, сюда нужно!

Напоминаю, кстати, перед нами РАДИОпьеса. Несколько иной драматургический жанр, чем пьеса для постановки на сцене – в нём зрительный ряд восприятия полностью исключён. Здесь – на законных основаниях – больше прозы, а ремарки превращаются в художественные миниатюры. В тексте они продвигают действие под грифом «От Автора», и именно они сплетают и организуют движение смыслов «Жизни артиста».

* * *
Ничего из ряда вон выходящего не происходит: есть рядовая школа с весьма скромными учителями, по уши обременёнными подопечными детьми. И есть дети, ставящие спектакль по бессмертным Гоголевским «Вечерам на хуторе».
Нормальные, неиспорченные ребятишки, в каждом из которых уже заложены семена будущих проблем и внутренних конфликтов.

Цитата:
«- Лебедев, по прозвищу, Глиста во фраке, блистал по математике среди пятых, шестых, а может, и седьмых классов. Лебедев слыл надеждой Биссектрисы. Но сейчас он тупо посмотрел на неравенство и приравнял нуль к единице.»

Или вот ещё:
«Есть люди, им легче огород вскопать, чем улыбнуться кому чужому. А бабушка сроду ни на кого не крикнула. Ни на людей, ни на курей. Оладья - вылитая она! В бабушке тоже весу много было, и тоже двигалась неслышно. Мыслей злых не держала, - вот что, потому и походка просторная. Оладья такая же бесхитростная. До седых волос дожила, а врать не научилась. взрослые все врут. Особливо, если оправдаться надо. А Оладья только вспыхивает, ни дать, ни взять, дитя. Биссектриса вон ее отчитывала (Шорох на днях подслушал): ”Чего шумно у вас так на уроке, Софья Николаевна, ни в какие ворота не лезет!” Ну, отговорилась бы, что крик - по теме, из всеобщей заинтересованности. А Оладья как воды в рот. Мы тогда про «Чёрную курицу» обсуждали.
… ХРИПА (взволнованно, толстым голосом):
 - Курица - бедная! Курицу вообще, если в руки взять, у нее сердце, знаете, как бьется! Лучше не брать и вообще не мучить! Птицы от вздрога даже мрут!

«…От АВТОРА:
 - Пятый "б" одобрительно загудел. Правильно, руки прочь от Оладьи. Семафорова, правда, одной ногой метнулась - Пантешкина пожалеть, но другая нога, осторожная, ее на месте удержала. В Семафоровой постоянно боролись чувства с мыслью. Чувства были, как бабочки, а мысли, как иголки. Вот захочется ей, например, Пантешкину посочувствовать, что он мокрый и обсмеянный, она уже даже знает, что ему скажет:” Пиши, Пантешкин, в ООН, ссылайся на Конвенцию о правах ребенка”, а тут мысль - хоп! и пришпилит бабочку на острие. ”Замуж за Пантешкина выходить нельзя, такой с потрохами съест, будет бороться за справедливость, вон, у него зубы какие острые!” Или, допустим, вот уж совсем решит она сказать Скорлупкиной, просто так:” Давай дружить!”, а мысль тут как тут: "Она собаку на помойке подобрала, может, собака заразная, или там лишайная.” И расхочется дружить. Очень даже востроглазая уродилась Семафорова Света.»

…Обращаю - попутно - внимание читателей на язык: ведь это настоящая, стилистически подвижная и ясная проза, с отработанными интонациями и естественной прямой речью. Очень энергетичная, между прочим, проза. При всей своей кажущейся простоте.

«… При этих словах папин подбородок воинственно взлетал вверх, как качель. В папе бурлили южные гены. Семафоровой папа родился в Баку. Там прошло его детство, в семье военного. Зато мамино детство пролегло через огороды в деревне Сонково. Когда папин подбородок взлетал вверх, мама топала ногой. А когда мама топала ногой, падала люстра. Мама была крупная и осанистая рыжая блондинка, ее хорошая фигура взросла на деревенском молоке.
 Света впитывала в себя скандальные страсти, как разлитый суп харчо - хозяйственная губка. Разбираться в семейной жизни было куда интереснее, чем в механизмах. Про семейную жизнь папы и мамы Света знала все.»

…Ещё неосознанное отношение к миру у детей, пока вполне беззлобное, безобидное и совсем не укрепившиеся – могут и измениться черты характера при определённых обстоятельствах. Света Семафорова запросто может стать редкой стервой, а Башка, например, – ленивым на чувство занудой.

Ничего подобного, однако, в пьесе происходит не будет. Наоборот – душевные качества героев начнут развиваться вспышками, как сверхновая звезда, во взаимодополнении, с искренней и веселой самоотдачей, с того момента, когда две учительницы вдруг решатся поставить силами детей школьный спектакль по Гоголевским «Вечерам на хуторе». И дети моментально перейдут вместе с взрослыми в длящееся и длящееся непрекращающееся творческое состояние, когда слабый становится сильным, жадный – бескорыстным, злой – великодушным. И происходить всё это будет настолько естественно, без малейшей авторской натяжки, что когда читаешь пьесу, никакие доказательства врождённого добра в человеческом существе просто не нужны – читатель чувствует: да ведь так и должно быть! ведь так и было – легко, радостно, сподручно и само собой! когда-то… давненько… но было -  точно. Я это помню. Уверена, что помнят и другие. Но, Боже мой, какими же неподъёмными булыжниками завалена ныне эта радость бытия! А в пьесе вспышка творчества катится и катится, расширяясь и наделяя каждого героя (а попутно и читателя) душевной щедростью. Непрерывный катарсис, избежавший всяких надломов. Исходный посыл автора, в принципе исключающий потерю веры в жизнь, – удивительное явление.
Татьяне Кудрявцевой в простодушном, подвижном и ненавороченном тексте, переполненном непосредственной и живой почти детской речью, удалось выразить ту формулу, которая редко даётся даже мастерам мирового слова: Жизнь есть Творчество, а Творчество и есть Жизнь.

Со всеми героями – от учителей до ребятишек (и даже включая их родителей) - в пьесе происходит расцвет. Цепная реакция света. Прикосновение через театр – возможность выражения и развития дремлющих чувств и одарённости. Выныривание полноты жизни из вялой, бездеятельной спячки – озаряет и будит. И разбуженность эта не настроенческого уровня, а активного, деятельного, когда походя пробуждается жажда помочь на материальном уровне, когда каждый готовно протягивает руку, когда углы и несходства диаметральных характеров вдруг вливаются во взаимное дополнение, и каждый оказывается важен, нужен и на своём единственном месте. И – пробуждённая духовность: заметить слабость другого, воздержаться от язвительности, увидеть, признать. Дремавшие способности распахиваются во всех взрывообразно, и все оказываются талантливы, и рады братству других, и отдавать своё оказывается легко - реакция радости катится нарастающим комом. И всё это – не сантименты и не сюсюкание, не мечтания  - а естественная, убеждающая реальность.

Каждый из героев проходит через это радостное обновление. И это замечательно. Такая способность – исключительна в современной литературе.

* * *
Дети как дети – живые, шумные, подвижные; буйные на переменах, остро и непосредственно на всё реагирующие. Ну вот никакого в упор экстрима. Если не считать сам процесс воспитания, неуловимый и непрерывно меняющийся, ежесекундно взрывающийся «горячей точкой».
И учителя более чем рядовые, не Сухомлинские, - строгая, несколько тяжеловесная директриса, обременённая ответственностью; физрук, пытающийся научить ребятишек «правильному вису» на канате, и, конечно же, - учительница литературы – затуманенная любовью к русской словесности, толстенькая и неказистая, перескакивающая время от времени со стандартно-правильной учительской фразеологии к совершенно детской озадаченности.

Цитата:
«ОЛАДЬЯ (рассеянно, вслух):
- Что бы такое купить, чтобы это была еда, лекарство и - витамин сердца?
БАШКА (шумно):
- Вообще-то это лимон, Софья Николаевна.»

Никто звёзд с неба не хватает, правда названа как есть: вся жизнь учительниц – в школе, почти все они – с несложившейся семьёй, живут непритязательно; школа явно небогата – в ней нет даже актового зала со сценой.
Творческий восторг от постановки спектакля рождается на фоне рядовых школьных будней - именно таких, какими всегда и бывают в городах нестоличных, где у учителей ну ничегошеньки в помощь нет, кроме собственного сердца и способности любить детей.

А начинается спектакль и не с Гоголя даже, а с самой идеи постановки спектакля, осенившей, параллельно и независимо, и учительницу литературы Оладью и директора школы Биссектрису. Только Оладья в силу непосредственной близости к массам уже и роли стала распределять, и обошла, ничего не ведая, своё начальство - у начальства сердечко ревниво сжалось… Ой, будет палки в колёса совать…
Но, цитата:
«Оладью легко было растрогать. Впрочем, Биссектрису тоже. Их взгляды встретились в одной точке. Но не врезались друг в друга, а образовали луч. Солнечный центр у этих разных взглядов был один. Он помещался в школе! Это была их Вселенная. Старая модель. Когда любовь вращается вокруг детей, как Земля вокруг Солнца. Луч запрыгал по кабинету солнечным зайчиком. Биссектриса и Оладья смутились самих себя, немодных. Теперь модно - радоваться только материальному. Оладья с Биссектрисой выпадали из времени. Как писатели-классики. Но их никто не научил этим гордиться.»

И луч этот, которому дали вспыхнуть, начал множиться, загораться то там, то тут, согревать еще маленькие потёмки, образуя сияющую сферу естественной радости.
Обескураживающая интонация доброты.

«ТОНЕНЬКИЙ ВСХЛИП.
От АВТОРА:
Хрипа вытянул шею на своей последней парте. Все тоже тянуть стали. Гоголь же к слезам не располагает. Он к смеху располагает. Над самим собой, всем известно.
СКОРЛУПКИНА (безутешно):
- Вы про меня забыли, Софья Николаевна. Я - Скорлупкина, Катя. У меня роли нет!
От АВТОРА:
- Оладушка растерялась, вспыхнула, руками всплеснула.
ОЛАДЬЯ (горячо):
- Не может быть!
ГУЛКАЯ ТИШИНА.
От АВТОРА:
- Оладушка вдруг осеклась. Она поняла, как именно это могло быть.
ОЛАДЬЯ (с сожалением и раскаянием, про себя):
- Я расписывала им роли, шел второй час ночи, и дождь за окном тоже шел, на кухне было уютно, я проговаривала каждую роль: за Миму, за Шорохова, за Башкирцева, за Хрипу с Орешниковой. А голоса Скорлупкиной я не помнила! Она же тихая очень. У нее голос только на днях прорезался, когда она щенку роль просила. О щенке беспокоилась, а о себе нет. Как же я из виду это выпустила... А все потому, что чересчур увлеклась. Себе вот тоже роль назначила! Императрицы. Даже порепетировала немножко.
От АВТОРА:
- Императрица у Оладушки вышла похожей на Биссектрису. Величавой, собранной, красивого роста - высокого. Оладье никогда не удавалось быть такой, как она! Оладушка вечно что-нибудь забывала, куда-то опаздывала, что-то теряла. Вот и сейчас...
ОРЕШНИКОВА:
- В классе было беззвучно. Точно на картине Архипа Ивановича Куинджи "Лунная ночь на Днепре". Мы все смотрели на Оладушку, а она вдруг посмотрела куда-то в пространство...
От АВТОРА:
- Оладушка посмотрела Скорлупкиной в глаза. И увидела в них себя в пятом классе. Она тоже медленно бегала и невысоко прыгала. Она сочиняла стихи, но никому их не показывала. Ей нравилось петь, но на пении она не решалась открывать рот. Оладья мечтала стать артисткой, но про это так никто и не узнал. Как и она сама теперь вовремя не узнала Скорлупкину...
ОЛАДЬЯ (терзаясь, про себя):
- Это непростительно, непростительно!
От АВТОРА:
- Оладья сказала это самой себе, сняв очки, опять надев и снова сняв. Мысленно сказала, но все услышали. Как будто были не пятиклассники, а телепаты. Или цветы, которые все слышат. А первым Башка услышал, Владимир Галактионович. У всех в классе родители были молодые, а у него нет. Башка привык их оберегать, прикрывать от стрессов. Все равно что огурцы от мороза. Как-никак он был поздний ребенок. Да еще и сын невропатологов. В голосе Башкирцева зазвучали вдруг нотки его отца, детского невропатолога Галактиона.
БАШКИРЦЕВ (полуутвердительно-полупримирительно):
- Софья Николаевна! А вы дайте Скорлупкиной роль императрицы! По праву режиссера. Вы же главный режиссер, вы все можете!
От АВТОРА:
- Оладушка пришла в себя. Она благодарно посмотрела на Башку и пожертвовала собой. Ради искусства. Ей даже показалось - она сама эту задачу решила. Со взрослыми такое часто случается, надо же им как-то сопрягать мечты с действительностью.
ОЛАДЬЯ (с улыбкой в голосе):
- Вот, возьми, Катя! Учи слова! Они не простые, а царские!
От АВТОРА:
- Оладья произнесла это с легкой улыбкой и протянула Скорлупкиной страничку с ролью. Профессия новая - главный режиссер - Оладью сразу захватила. На ум находки пришли неожиданные, режиссерские.
ОЛАДЬЯ:
- Хрипа у нас будет Небо держать, в прологе. А по небу месяц станет двигаться, со звездами.
От АВТОРА:
- Все успокоились и начали шуметь. И всем захотелось тоже в грязь лицом не ударить - благородное что-нибудь совершить.»

Простенький такой текст. Будто бы. Но когда читаешь – чувство, что из горла пробивается живой птенец, колотится, чтобы выпорхнуть наружу. В пьесе нет ровно ничего, что могло бы вызвать чувство боли, а читала её, давясь горькими слезами. Не скажу, чтоб вот прямо сентиментальными на почве детства – да нет же, в другом, думаю, причина: когда наталкиваешься на животворную интонацию хоть в литературе, хоть в общении с живыми людьми, только тогда, наверное, и понимаешь, что же так стремительно теряем… И невозможно простить себе этой потери. Отсюда слёзы.

* * *
Почти до самого финиша жюрирования – осталось меньше суток - я наблюдала за сайтом. И, как все, наверное, авторы, особенно прицельно за разделом «Результаты». Просматривала ежедневно. И видела непоколебимую оценочную «тройку» - общую сумму, родившуюся усилиями членов жюри за радиопьесу Татьяны Кудрявцевой. И разбирала досада, что литературно-сетевые мэтры НЕ СЛЫШАТ этого голоса.

Коллеги, дорогие и уважаемые, ведь на сайте Проза.ru счётчик стоит! И до вчерашнего дня (до 9 февраля) под пьесой Татьяны значилось лишь 2 (ДВА!) посетителя. Один, естественно, - сам автор, имеющий обыкновение просматривать залитое в форму произведение, чтобы убедиться, что оно встало без потерь и ошибок. А второй – член жюри Литконовского конкурса Тайганова. Сегодня – специально зашла посмотреть перед тем, как отправлять рецензии Саше Соколову – появился некто третий. А остальные члены жюри – так уж выходит математически-статистически - пьесу или не читали, или не дочитали до конца.

Да, у Кудрявцевой проза определённо не сетевая. В ней напрочь отсутствует все те приёмы, которые столь дороги искушенным интернетовским пишущим и читающим. Нет в помине фрейдистских заглублений в подсознательные бездны с комплексами то Эдипа, то Электры; нет унижений и оскорблений, нет жестокости, нет убийств; нет даже просто дурного состояния духа – напротив, чистая радость бытия в каждом абзаце, почти в каждой строке. Есть – урождённая человеческая НОРМА. И получается, что нормы уже не слышим. Получается, что – не нужна. «Нафталин». Нестоличность. Провинция. Тихий голос радости существования.

Уважаемые коллеги, а ведь российскую провинцию и по сей день уговаривают не умирать вот такие вот учительницы. И вот такие дети. Это и есть Россия – не Москва, не Питер, не прочие города-мегаполисы, а только эта простодушная и непосредственная самостоятельная радость. И позволю себе идиотский вопль души – сколько в ней, в русской провинции, выживающей за счёт лишь собственных резервов, душевных и физических, в провинции, столетиями коренящейся в ни на что не претендующих малоплодоносных землях, сколько в ней возможно разместить европейских стран? И это – никому из нас, получается, не нужно и не интересно? Мелочь досадная, вроде мухи? Так выходит?

* * *
Большинство населения человеческого – женщины. Матери и воспитатели, бывшие, настоящие и будущие. И ещё – дети. Похоже, сам факт их существования и наличия у них каких-то там собственных естественных и здоровых чувств оценивается как нечто само по себе исходно посредственное. А вот было бы у Кудрявцевой в пьесе корыто абсурда, пара трупов, хотя бы один инцест и сумасшедшие исполнители ролей – было бы «Ууу!». Высоко бы оценили.

По своим оценочным параметрам распространяться не стану – пьесу приняла целиком и так, как она создана автором. Всю, кроме названия.

* * *
Пара критических замечаний.

 1. Название «Жизнь артиста» плюс ещё и довесок разъяснительный - подзаголовок про 5 «б» - очень неудачно. Во-первых, громоздкое. Во-вторых, его начало - «Жизнь артиста» - давненько набившее оскомину. Но не в том даже дело – подобное название предполагает иное содержание. Автоматически. По стереотипу. Которое пьесе совсем не соответствует. Читатель невольно настраивается на нечто богемно-сомнительное. И даже это мгновение настройки на старте – жизнь артиста - тут же сбивается в «пятый «бэ» класс», и сразу – невольно – возникает дурное предчувствие, что автор или неумело будет писать, или приспособленчески настроен. И не исключаю, что именно название не поспособствовало любопытству членов жюри Литконовского конкурса.
На мой взгляд, его смысл сменить. Даже самый простой вариант по схеме: «Этот, Тот и Остальные» (где вместо указаний прозвища детей) был бы выигрышнее для автора и привлекательнее для читателя.

2. Местах в двух ощутилось снижение энергетики – закупорка. Было досадно. Но быстро исправилось, и каналы речи опять заискрились. Произошло это около «гастролей».

* * *
Да, утверждение, а не отрицание.
Надежда, живая, плодотворная надежда – не вымученная, ненасильственная, не сконструированная, не выдуманная. То, чего люди хотят, как глотка исцеляющей живой воды.
Спасибо.

* * *
Десять баллов.
____________

P.S.

«Хороший мой» Ильи Члаки, «Пустырь» Евгения Чашникова и «Жизнь артиста» Татьяны Кудрявцевой – три наиболее удачных воплощения современной драмы, взаимодополняющие друг друга и тематически, и стилистически. Это три пьесы, с моей точки зрения, полностью соответствуют и жанровым, и творческим требованиям драматургии и заслуживают высшей оценки. Поэтому пьесе Ильи Члаки я добавляю недостающий до десятки балл.