Переезд

Он стоял в тамбуре и курил. Свет вокзального фонаря сквозь запотевшее изнутри стекло нарисовал на его футболке причудливые узоры, траектории потоков воды. Его взгляд блуждал в темном небе то и дело натыкаясь на очертания деревьев, столбов, фонарей, рабочих на платформе. Палец механически чертил на стекле знак бесконечности… Короткий взгляд, улыбка – бесконечность превращается в довольную рожицу, сигарета потушена. Еще один взгляд, хлопнула дверь. Стоянка 5 минут.

В противоположном тамбуре стоял. Я наслаждался злобой февральской ночи, кольцами дыма. Через пару минут я закрою вагонную дверь и вернусь в купе с толстой теткой, пахнущей чесноком. Возможно снова буду кидать уголь в топку, возможно пойду предлагать чай запоздалым пассажирам. Здесь я проводник, поэтому у меня в руках красный и синий флажки.

Медленное размеренное дыхание под стук колес. Длинное, размеченное время. На периоды, этих странных асинхронных метрономов. Но мир снаружи отвечает нам густой как клейстер тишиной. Конвейер из сотен делителей въезжает в пасть времени. А мне в уши въезжает тысячеголосный треск радиоэфирного снежного комарья.

Таксист на потертом жигуленке задумался на минуту – куда ехать дальше? Он может отдохнуть – он стоит в длинной пробке таких же ночных таксистов. Да уж, оживленная ночная жизнь в этом городе. Слева простирается забор, за забором фонари, очертания деревьев – какой-то парк, например. От нечего делать он нажимает несколько раз на клаксон. Безрезультатно – машины стояли как стоят, словно мертвые. В некоторых из них даже водителей нет. На заборе надпись: «легковые автомобили».

Зачем? Обрывается ниточка рельс, обозначая линию горизонта. На россыпях каменного угля едут мужики в грязных фуфайках. Они попеременно прикладываются губами к бутылке дешевой водки и носом к шевелюре соседа. Они молчат не желая выпускать тепло. Они будут сидеть еще до утра, когда в серый цвет окрасится передний краешек черного квадрата.

Два солдата, прислонившись к стенке вагончика будут допивать две бутылочки пива, что вчера вечером на полустанке дала бабка, довольная количеством горькой, купленным дембелями. К тому времени штабелями на бревенчатом полу, устеленном соломой, лягут все их товарищи.

На следующей станции неторопливый механик отмеряет шагами длину состава, как по суставам постучит по всем соединениям вагонов. К поезду прицепят очередной вагон и состав тронется. Он очнется в придорожном сугробе, разогнется в поясе и представит как по рельсам скользит маленькая тележка. Заяц.


Рецензии
Трогательно. Довольно странное определение для рассказа, но по-другому не скажу. Без тени лести.
(Под словом "трогательно" я имел ввиду не какие-то дешёвые синтементы, а некое плохопередаваемое ощущение касания души)
Чуть запнулся, читая предложение "В противоположном тамбуре...", не увидел подлежащего.
С ув.

Олег Лихоманов   01.08.2004 20:50     Заявить о нарушении
Спасибо. Могу с гордостью заявить что это маленькое подлежащее, которое англичане поэтому обычно пишут большой буквой, было выкинуто случайно. Странно, почему-то многим нравится именно это. Когда придумал в поезде, в голову пришла мысль: обвинят в копировании Пелевина, хотя его стрелу не читал, зато слышал песню Макаревича. Махнул на это рукой - ведь правда имел ввиду нечто другое.

Катапульта   02.08.2004 01:17   Заявить о нарушении
<<почему то многим нравится именно это...>> - вот это и страшно. Это медленно рушит автора. С одной стороны - признание - это двигатель писательского прогресса, с другой - некритичное следование читательскому вкусу способно уничтожить творческое начало в авторе.
Читатель - он не знает, что ему надо и что хорошо или плохо, или должно и не должно нравиться, - это ребёнок, которого следует взять за руку, взять так, чтобы он понял - дядя хороший, но не бежать навстречу его любому капризу.
С ув.:)

Олег Лихоманов   05.08.2004 13:31   Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.