Шесть дней

День первый
– Леночка! Все, пока-люблю-целую, моя смена закончилась – я убежала! Кстати, к тебе пришли, сейчас я его проведу.
– Кто пришел? Родители?
– Нет. Какой-то молодой, интересный и довольно привлекательный.
– Значит Славик, с работы.
– Ну, уж не знаю, имени я не спрашивала.

– Ты?
– Я, привет. Не рада видеть?
– Не знаю. Скорее не ожидала увидеть, все-таки год прошел...
– Значит не рада. Возьми, это тебе. Тут яблоки, гранаты, сок. Тебе ведь нужны витамины.
– Спасибо, но мне сейчас всего этого нельзя. Единственное, что мне сейчас нужно – это полный покой. Откуда ты взялся? Кто тебе сказал?
– Ленч, слишком много вопросов. Лучше расскажи, что с тобой случилось? Я ведь толком ничего не знаю.
– Так, или ты отвечаешь, или уходи отсюда!
– Ох, ты и вредина. Взялся – из Киева, узнал – от отца. Только не спрашивай, откуда отец знает, – об этом уже вся твоя школа говорит, а он же старые связи не теряет. Вот, я все рассказал, теперь ты.
– Не буду я тебе ни черта говорить! Мало было сказано? Я хочу спать, уходи.
– Мда, ты не изменилась.
– Ой, я тебя умоляю, не надо! Веришь, мне сейчас не до лекций на тему: «Я такой хороший пришел тебя спасать».
– Я совсем не это имел в виду…
– Что же тогда? Вот почему ты приперся сюда, как волонтер? Только красного креста на спине не хватает. Ну, увидел? Я жива, почти здорова. Ты свою миссию выполнил. Все, пока!
– Лен, я бросил Киев… Я возвращаюсь сюда.
– Что? Опять? Где твоя жена с наследником? Ой, нет, не хочу я ничего слушать! Уходи отсюда! Уходи!!!

– Алёк, как ты? Только не реви, тебе нельзя.
– Да я не реву. Выпроводили его?
– Да. Может зря ты так, он же волнуется. Кто это был?
– Эх, Юрий Борисович, вы же не священник…
– Не понял?...
– Да это я так, не обращайте внимания.
– Ну, смотри. Захочешь поговорить – я сегодня дежурю, зови. И не вздумай сама подниматься!
– Слушаюсь и повинуюсь!

День второй
– Елька, хватит дрыхнуть! как ты себя чувствуешь? Как спалось?
– Юрий Борисович, я не сплю. Как вы только что меня назвали?
– «Елька» – нравится? У меня в запасе еще куча всяких производных твоего имени, до самой выписки хватит. Ну, как ты?
– Просто так меня никто не называл. Состояние бодрое, спала нормально. Почти.
– Вот. Это «почти» я уже второй час лицезрю перед входом. Может быть, пожалеешь? А чуть что – мы его живо вытурим. Мучается ведь… Да и у тебя душа не на месте.
– У меня всё на месте! Ну, правда, за некоторыми исключениями, благодаря вам. Ладно, пусть заходит.

– Привет, Ленусь, как ты?
– Проходи. Сразу отвечаю на банальные вопросы: я – нормально, замуж – не вышла, Новый год встретила – прекрасно, общих друзей – не видела. Еще что-нибудь интересует?
– Да уж, разложила четко и ясно.
– Просто достали все эти вопросы, ответ на которые никто не ждёт.
– Ты хорошо выглядишь.
– Врешь.
– Я соскучился.
– Снова врешь.
– Почему?
– Отвечаю: первое – я не могу двое суток пролежать в постели после операции и выглядеть хорошо. Второе – ты не можешь соскучиться, потому что… потому что у тебя есть семья, и еще… потому что я в это не верю.
– Снова отчеканила, как солдат. Ты можешь расслабиться и просто меня послушать?
– Нет, если ты будешь так на меня смотреть…
– Как именно? Ладно, слушай теперь меня. Только без истерик, хорошо? Я хочу бросить работу в Киеве, я возвращаюсь сюда.
– Зачем?
– Как это зачем? Буду тут жить, работать. Отец-то дом так и не продал, значит, есть куда возвращаться.
– Может, сначала нужно было найти работу себе, жене, а уже потом срываться с насиженного места?
– Себе – да, я этим уже занялся. А жене зачем? Она остается там, сын будет с ней.
– Толик, что ты надумал?
– Я? Ничего абсолютно. И не смотри на меня, как Ленин на буржуазию. Я это давно решил.
– Давно? Когда?
– Ты, прям, как следователь на допросе.
– Отвечай! Когда?
– Мысль такая появилась, дай вспомнить-посчитать, 382 дня назад. А окончательно принял решение вот уже 42 часа и почти 20 минут.
– Ты вообще соображаешь, что делаешь? Ты понимаешь, что ты сейчас в руках держишь не только свою жизнь? И решаешь сейчас судьбу не только своей семьи. Подумай.
– Ленч, я уже столько об этом думал…
– Нет, а ты подумай ещё! И отпусти мою руку – она вся исколота, и после капельницы болит. Ещё я устала… и тебе пора… В общем, уходи.
– Успокойся, всё, я иду. Главное я тебе скажу завтра. Поправляйся скорее.
– «Уходя, сжигайте все мосты…»
– Что ты говоришь?
– Ничего, иди.

День третий
– Ленчик, ты не спишь?
– Ой, Толик, ты почему в такую рань? Да еще в воскресенье.
– Дурацкий вопрос – решил с тобой провести этот день.
– Ну вот, и пришел как раз, когда я под капельницей. А я так хотела тебе показать, как я научилась ходить.
– Да покажешь еще, я тебе помогу. И потом, я вчера с доктором твоим говорил – он сказал, что ты просто умничка.
– А ты разве сомневался?
– Нет, ни минуты. Куда цветы поставить?
– Ромашки… и где ты их берешь зимой?
– Неважно где. Ты же любишь эти цветы.
– Люблю, но… почему-то именно они мне приносят огорчения.
– Что еще за глупости? Цветы как цветы, какие огорчения?
– Ну, вспомни, ты всегда мне приносил их перед нашим расставанием. Поэтому я их уже боюсь, этих ромашек.
– Не всегда, Птенчик, не всегда. Ты забыла прошлый Новый год?
– О… вот уж что-что, а его-то я помню прекрасно! Опозорил меня тогда перед всеми.
– Я не позорил, я просто поздравил тебя с Новым годом. Кто виноват, что в этот момент вокруг было много людей?
– Да уж, и все они знали, что ты женат!
– Ленчик, ну этот недостаток легко исправим. Я уже этим вопросом занимаюсь.
– Не надо так говорить. Я таких шуток не понимаю.
– Я вполне серьезно говорю. Моя семья умерла уже еще год назад.
– Что ты мелешь? Ты же год назад вернулся к жене и сыну! Ты сделал свой выбор.
– Нет, дорогая моя, это ты сделала свой выбор. Если помнишь, ты меня тогда прогнала.
– А что мне оставалось делать? Твоя жена, твоя сын, твой отец, в конце концов… Такую промывку мозгов мне тогда устроили!
– Прости, Птенчик, прости меня за все. Такого больше не повторится, я тебе обещаю! А супруга моя сглупила тогда. Не с тобой надо было обо всем говорить, а со мной. Она сама убила наш брак.
– Она знает, что ты сейчас у меня?
– Мне все равно. Она знает, что я уехал сюда, а к кому – это ее не касается. Мы с ней уже давно чужие люди. Остались только формальности.
– Осталось сжечь мосты?
– Звучит страшно…
– Не боись – я с тобой. Сейчас медсестру позову, пусть уберет тебе капельницу, и пройдемся, погуляем хоть по коридору для начала.

– Ох, я не думала, что эти коридоры такие длинные. Даже устала немного.
– Ну конечно! Это же нагрузка для тебя какая! Устала? А еще хотела на улицу выйти – хорошо хоть теплых вещей у тебя нет, а то бы не удержал.
– Нет, на улицу еще рановато. Помоги мне лечь.
– Тебе плохо? Позвать медсестру?
– Нет, мне хорошо… Не надо никого звать, лучше поцелуй меня.

День четвертый
– Лёка, привет, как дела у пациентки? Ты прямо вся сияешь!
– Здрасти, Юрий Борисович! Ко мне там никто не пришел?
– Не знаю, к сожалению, или к счастью, но никто. Это он цветы принес? Ты знаешь, что правилами отделения это запрещено? Убери, а то заведующая увидит – не поздоровится ни тебе, ни мне.
– Ну, куда я их уберу? Заберите себе – из ординаторской-то она не выбросит.
– И где он ромашки взял в январе?
– А я не знаю – это его профессиональная тайна.
– Ладно, неважно. Давай я тебя осмотрю.

– Привет, милый Птенчик! Если я скажу, что ты хорошо выглядишь – снова не поверишь?
– Привет, Толик. Почему же, теперь – поверю.
– Ух, ты! И с чего бы это такие перемены?
– Да просто сегодня я себя очень бодро чувствую и, соответственно, неплохо выгляжу, – это раз! А, во-вторых, меня в среду выписывают – это два!
– В среду? Мда… Плохо…
– То есть, плохо?? Ты что, не рад этому?
– Я не то хотел сказать, конечно, рад, но…
– Что еще за «но»?
– Понимаешь, я сегодня весь день туда-сюда мотался, работу искал. Кстати, тебе отец привет передавал, я ему звонил. Так вот, мне надо завтра с самого утра быть в Киеве.
– Что-то с семьей?
– Нет, не с ними, они без меня проживут. С работой. Я же сорвался, уехал, никому ничего не сказал. Надо теперь быть там, чтобы все уладить.
– Понятно. Значит, ты пришел попрощаться? Теперь ясно, что означали вчерашние ромашки…
– Ну вот, ты снова все напридумывала! Я же не прощаюсь, я только на пару дней уеду, а в среду вечером вернусь – обещаю!
– Не надо, только не надо обещать того, что ты можешь не сделать.
– Я смогу, я вернусь в среду. Жаль, что из больницы не смогу тебя забрать, но вечером обязательно к тебе приду.
– Точно? Ты не останешься в Киеве надолго?
– Без тебя я долго не выдержу. Птенчик, ты же сама говорила – уходя надо сжигать все мосты. Вот этим я и займусь. Тем более давно уже пора.
– Откуда мне знать? Может быть, ты сейчас здесь сжигаешь все мосты…
– Перестань, Ленусь, ты же знаешь, как я тебя люблю. Я вернусь, только обязательно жди меня!

День пятый
– Да неужели моя лучшая подруга соизволила меня навестить! Руська, какими судьбами?
– Ой, да я только вчера обо всем узнала. Ты же, как партизанка – никому ни слова, хоть бы смс-ку прислала, свинюшка! Я вообще случайно приехала – пару отгулов получила, вот и решила на родину рвануть. Ладно, рассказывай как ты?
– Я нормально, кажется…
– А почему это ты такая довольная? Рассказывай, кого на этот раз покорила? Да еще здесь, в женском отделении.
– Русь, ты не поверишь… Толик приехал.
– Что? Опять? Зачем?
– Да тихо ты, не надо столько эмоций. Я сама не ожидала его увидеть. Он появился на первые же сутки после операции, и приходил каждый день – представляешь?
– Только не говори, что и ромашки были.
– Были, Русь, были. Это-то меня и пугает.
– Снова твои суеверия? Ромашки не могут приносить несчастье, ты же их так любишь. Слушай, а где он их выкопал зимой? А как же его работа, а жена? А отец тоже с ним приехал? Ты очень рада была его видеть? Волновалась?
– Брр-р-р… сколько вопросов, давай по очереди.
– Ну, извини, это я так разволновалась. Уф-ф, ну и новость. Итак, первый вопрос: зачем?
– Не знаю. Он сказал, что бросил там работу, остается здесь.
– Возникает вопрос второй: надолго остается?
– Он вчера уехал, пообещал вернуться завтра.
– А третий вопрос ты ему не задавала? Жену и сына он тоже с собой привезет? И вообще, что ты чувствуешь сейчас?
– Русь, я сама ничего не знаю. Ощущение какое-то такое странное. Кажется, что я обрела что-то такое близкое и родное. Он был для меня лучшей поддержкой в эти дни. Впервые за столько месяцев я снова почувствовала себя счастливой.
– Ты так деликатно ушла от вопроса о семье…
– Опять же, я не знаю. Он сказал, что у них уже давно все кончено, еще после прошлогоднего инцидента. Помнишь?
– Еще бы не помнить этот цирк! Шухеру тут навел своими поздравлениями! Тебя его жена, кстати, после того случая не прокляла?
– Нет, кажется. Мы с ней, вроде как, пришли к согласию. Решили, что я на него не претендую, а их семейство, в свою очередь, лишний раз не напоминают о себе.
– Это же, сколько ты его не видела? Год?… Да, ненадолго же хватило вашей договоренности.
– Можно подумать я просила его приезжать. Говорю тебе – он сам узнал, и сам так решил!
– Ленусь, можно я выскажу свое мнение по этому поводу, как эта ситуация выглядит со стороны? Может все не настолько красиво, как тебе кажется? Только умоляю – не сердись на меня, ты же знаешь, я желаю тебе только добра.
– Говори, Русь, кто же мне еще скажет, если не ты.
– Давай посмотрим на все другими глазами. Твой Толик обещал-клялся, что больше не даст о себе знать. Так? Потом, заметь – совершенно случайно, как я поняла, узнает, что ты в больнице. Тут же примчался. Видит, в каком ты состоянии, понимает, что нужно тебя утешить, успокоить. А лучшее успокоительное – это радужные обещания.
– Но почти неделю он был рядом…
– Вот за эту неделю ты пошла на поправку, значит, он своего добился – тебе стало лучше. Его помощь здесь больше не нужна.
– Погоди… То есть ты хочешь сказать, что Толик приехал сюда из жалости?…
– Уж очень на то похоже.
– Нет, Русь. Только не жалость... Пусть это будет не любовь, что угодно, но только не жалость… Он вернется, ему просто надо разобраться во всем, «сжечь все мосты», как я это называю…
– Ох, Леночка, эти его «сжигания мостов»… Тебе не кажется, что он слишком часто их сжигает? То с тобой, то с женой… Но! Я еще раз повторяю – это только мое мнение. Дай Бог, чтобы все было так, как ты хочешь.
– Все, я не хочу больше об этом! Не могу ни думать, ни слышать, ни, тем более, обсуждать эту тему. Я хочу только дождаться завтрашнего дня. Завтра все и решится…

День шестой
– Наконец-то ты дома, дочурка! А тебе тут сюрприз с самого утра принесли.
– Какой сюрприз, мам? От кого?
– Ну, ты проходи в комнату – там, на столе стоят.
– О Господи… ромашки… От кого это?
– Да что ж ты так побледнела? Я не знаю от кого. Принесли утром, сказали для тебя. Посмотри, там, кажется, записка есть. Я сейчас чай принесу.
– «Милый Птенчик. Я люблю тебя, люблю безумно, но… Наверное мосты оказались слишком прочными. Я не могу их сжечь. Прости меня, если сможешь, и прощай. Твой Т.»
– Леночка, доченька, ты мне что-то сказала? Я там, на кухне ничего не слышала.
– Нет, это я так… Ерунда, не обращай внимания… Мамочка, если ты меня любишь, пожалуйста, выбрось этот букет.
– Что с тобой, тебе плохо? Что ты говоришь? Пожалей цветы!
– Мне никак… Зачем их жалеть? Жалость – отвратительное чувство… Жалость не снимает боль, и не дает счастья. Стой, не надо выбрасывать эти треклятые ромашки, давай их лучше сожжем. Ведь недаром говорят «уходя, сжигайте все мосты»…