Художница и сантехник

Померанцев страдал с похмелья. Последние рубли сгорели в котле вчерашних увеселений, бросив его на мели погибающим от жажды в самый штиль - десять часов по полудни, когда  во всем вверенном ему доме остались одни малые дети и прижимистые подозрительные старухи, откладывающие каждую копейку на похороны – такой уж у них прикол.

« Эх, если бы я себе хоть чуть-чуть на похороны откладывал, то сейчас бы так не маялся» - мелькнула в голове Померанцева бредовая мысль, от которой на душе стало еще гаже, что немедленно побудило его к действию - он решительно двинулся в сторону четвертого подъезда, даже толком не осознавая зачем. Сознание вернулось к Померанцеву позже, когда он уже давил звонок на двери квартиры на пятом этаже. Здесь жила известная в городе художница – вот она то точно дома и при деньгах.

Звонок застал Мухину в постели. Она еще спала, вернее, находилась в том сладком состоянии полусна, когда всплывающие образы, сменяя друг друга, рисуют причудливые ускользающие образы, даря подчас Мухиной сюжеты будущих картин. Звонок был каким-то особенно противным, настойчивым и неумолимым. В одно мгновение сон распался, оставив художницу один на один с буравящим мозг звуком, напоминающим ей фабричные гудки времен ее черно-белой молодости. Мухина решительно поднялась с постели, накинула на худое аскетичное тело халат и подошла к двери, с твердым намерением разделаться с незваным гостем, кто бы он ни был.
 
- Кто там? – строго спросила она
- Это я, Померанцев – пересохшими губами едва слышно просипел сантехник.
- Кто? – удивилась Мухина. В памяти пробежала длинная вереница ее светских знакомых, среди которых был всего один персонаж с аристократической фамилией, да и тот умер в 1964 году в Париже в полной нищете и забвении.
- Сантехник ваш, - ответствовал Померанцев, - я у вас в прошлом месяце унитаз чинил. Как он там?
- Спасибо, любезнейший, отменно функционирует.
- Откройте, прошу вас – взмолился Померанцев – у меня к вам дело.

Интонации голоса за дверью не оставляли сомнения в неизбежности и тяжести предстоящего разговора. Мухиной  пришлось, преодолевая поднимающийся в душе гнев, произвести операции  со сложной системой замков. Дверь нехотя отворилась.
Вид человека, которого она за ней увидела, заставил ее сердце дрогнуть, но она уже приняла решение быть твердой до конца.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, оценивая шансы. Мухина опять вспомнила своего давнего парижского знакомого, а Померанцев пытался осмыслить свои чувства, говорящие ему, что здесь он денег не получит, но и без денег он отсюда не уйдет.

- Слушай, займи  до получки.
-  Сколько же вам нужно?
- Полтинника хватит.
- Вам-то хватит, а вот мне нет. Деньги у меня есть, но я их на натурщика отложила. А что, не желаете ли вместо него поработать – двадцать пять рублей в час я плачу. За два час и заработаете себе на бутылку – издевалась художница.
- Проходите, раздевайтесь, - Мухина чувствовала, как какой-то бес втягивает ее в откровенный  кураж, но уже не было сил заставить себя остановиться.

Померанцев сам не понимая, что делает, вошел в квартиру. Снимайте свои вещи, кладите на стул. Я сейчас мольберт достану, и начнем …
- Чего? Вещи? Какие вещи?
- Ваши вещи, любезнейший, я обнаженную натуру рисую.
- Натуру? Какую натуру?
- Ну, голышом, понимаете…
- С тобой? Голышом? Без аванса? – внезапная ярость охватила Померанцева.
Он рванул на груди рубаху.   Мелкой дробью застучали и покатились по полу пуговицы, а рубашка, взмахнув рукавами, раненой птицей упала в ноги Мухиной. Следом полетели и тяжело опустились брюки. Башмаки, глухо стукнувшись о стену, упали где-то за спиной художницы.

- На, сука, смотри! – Померанцев снял последнее, что на нем еще было – объемные сатиновые трусы траурного цвета. Померанцев, худой и какой-то синий стоял перед художницей в одних капроновых носках, обтягивающих его тонкие лодыжки. Мухина профессионально отмечала детали, пребывая в состоянии оцепенения от происходящего в ее квартире безумия.
В этот момент лицо Померанцева озарил свет горделивого величия, сделавший его на мгновение невыразимо прекрасным. Он жестом руки отстранил Мухину и шагнул к балкону.
- Смотри, художница! – на секунду обернувшись, презрительно бросил он ей и взлетел над перилами.

Жуткий крик пронзил утреннюю тишину двора. Старушки, сидевшие у подъезда на лавочке, охнули и перекрестились. Тело совершенно голого человека вылетело из квартиры на пятом этаже, и какое-то время парило над двором, оглашая окрестности торжествующим смехом.

P.S.   Через год Мухина умерла от сердечного приступа, а в стране началась реформа жилищно-коммунального хозяйства.