Яблочный Спас

- Будет группа американских индейцев. Кормить не надо. Сами варят себе какие-то зерна и едят их – экзотика!

Напутствие директора настроило меня на встречу с племенем краснокожих – высокими мрачноватого вида типами, украшенными перьями. Кактусы, прерии и все такое…
Моя задача состояла в том, чтобы подстраховать группу на случай какой-нибудь непредвиденной ситуации.
 По дороге на Байкал, переводчица, проработавшая до того с ними уже один день, делилась впечатлениями:

- Покупали сувениры - торговались из-за каждой копейки – это у них в традиции. Мяса не едят, водки не пьют, даже пиво не употребляют.
- Что ж это за индейцы такие, что водки не пьют? – почувствовал я неладное. Часом, не анонимные алкоголики?
- Какие индейцы – американские индусы. С ними духовный вождь – лама по-нашему. Из Индии выписали, билеты ему оплатили. Если б индейцы – проблем бы меньше было. Они огненную воду уважают!

Утро было так себе. Ни лучика солнца, ветрено, низкие облака, контрастная видимость – типичный пейзаж Северного моря, не хватало только фиордов.
Погрузили индусов на корабль. Катер типа «Ярославец» - обычное рыболовецкое судно, переделанное под перевозку туристов.
Ничего ребятки - общительные, доброжелательные. Выделялся один – очень высокий дядька в ярко оранжевом платье, в колпаке и сумкой через плечо – все того же огненного цвета. Остальные одеты по европейски: джинсы, курточки. Всего 8 человек – мужики среднего возраста. Сопровождающий группу американец – холеричного вида лысоватый парень с жидкой бородкой сразу дал понять, что они хотят вернуться в Иркутск как можно раньше.

Вся группа расположилась на корме по обе руки от «вождя». На ходу ветер усилился, и я предпочел спуститься в кормовую каюту. Сел на кровать и. привалившись спиной к стене, погрузился в полудрему – до базы часа полтора - хорошая возможность почувствовать себя в роли праздного пассажира, совершающего многодневный круиз на морском лайнере.

Минут через тридцать поднялся на палубу. Стало заметно теплей – влияние ламы, не иначе. Даже солнце на секунду показалось среди облаков в глубоком-глубоком колодце. Я обрадовался и ткнул в небо пальцем.

- Ты шаманист или христианин? – спросил меня дядька, сидящий по правую руку от ламы.
- Православный, - отвечаю.
- Ты знак сделал как шаман, вызывающий солнце.
- Он не бурят – решила прояснить ситуацию переводчица.
- Среди русских шаманисты тоже встречаются – вступился я за бурят. – А дети у ламы есть?
- В индуизме священникам запрещено жениться.
- А почему на его буденовке звезды нет?
- Что вы спросили?
- Шапочка у него головной убор красноармейца напоминает, только без звезды.
- Эта одежда символизирует огонь, в котором сгорают все грехи. Вы спрашивайте, он охотно ответит на все вопросы. Может вас что-то из истории индуизма интересует?

Нет, больше вопросов у меня не возникало. Ничего меня не интересует – тщетно укорял я сам себя, но чувствовал только обывательское самодовольство человека наскоро пресытившегося знаниями.
Лама сидел, нашептывая мантры и перебирая четки правой рукой. Из ушей у него обильно торчали пучки волос – возможно, это знак особой благодати – подумал я. Никогда, ни у кого, ничего подобного я не видел.
Между тем, погода заметно улучшилась. К приходу катера на место солнце уже светило во всю. Кроме нас на базе всего два человека – рабочий и сестра-хозяйка, да еще семейство бурундуков, сновавшие у нас под ногами. После обеда вождя устроили на покой, остальные пошли прогуляться по берегу. Сопровождающий группу американский гид неплохо говорил по-русски.

-Меня зовут Пол, знаешь, как пол под ногами. – представился он, сразу задав манеру непроизвольного шутливого общения. Хочешь почитать листовку этого учителя? Ты что-нибудь понял? Объясни мне. Я ничего не понял.
В листовке говорилось, что этот Свами откроет глаза на все мои заблуждения. Он не строит храмов, он несет свет и научное знание всему человечеству. Он делает это уже много лет, и будет продолжать делать до самой смерти. И еще там что-то про то, что он Хину и про избавление от кармических грехов.
- Когда меня спрашивают: ты верующий, я отвечаю – я незнающий – развивал Пол религиозную тему. - Почему-то мне тогда говорят – ты атеист! Никто в Америке мне этого не говорит, только здесь, в России.

Пол почему-то напоминал мне американского проповедника-баптиста. Тот же живой взгляд, та же внешне раскованная с долей самоиронии манера общения и, в то же время, глубоко скрытая внутренняя сдержанность и максимальная концентрация внимания. Как оказалось, он был женат на девушке из Бишкека по имени Земфира. Познакомились они два года назад, когда он работал на Среднеазиатском направлении.
 Вагон прибыл вовремя. Мои индусы расположись на диванчике и, в ожидании экскурсии, самозабвенно предались пению индийских песен.

- Ты знаешь Раджа Капура? Смотрел фильмы с его участием? – спросил меня основной солист, сопровождая вопрос улыбкой.
Улыбка вообще не покидала их лиц, что свидетельствовало о прекрасно организованной нервной системе.
- Это любимый артист поколения моих родителей. Было время, когда мелодии из фильма «Бродяга» напевала вся страна.

Индусов мой ответ удовлетворил. Они радостно закивали головами и с еще большим энтузиазмом стали распевать мелодии из кинофильмов.
Мелодии мне напомнили те славные времена, когда я неплохо высыпался на жестких сидениях армейского кинозала во время трехчасовых демонстраций шедевров индийской киноиндустрии.

- Ты знаешь, Али? – обратились они вновь ко мне.
- Нет, не знаю.
- Это имя Бога у мусульман.
- А, знаю, Аллах!

Индусы радостно закивали головами.

- Аллах Акбар! – произнес я, чтобы порадовать их еще больше.
- У переводчицы имя похоже на имя Бога – заметили они.

Переводчицу звали Алла. А меня Алик – подумал я. Четырехчасовая экскурсия в вагоне по Старой дороге со всеми полагавшимися остановками и выходами в наиболее живописных местах принималась индусами очень благожелательно. Погода установилась окончательно. Пасторальные пейзажи настраивали на ностальгический лад.

Насыпи, рельсы и шпалы,
Извивы железной дороги…
Я просветленный, усталый
Не думаю больше о Боге…

Песни сменяли одна другую, не смолкая. На просьбу спеть, что-нибудь из русского фольклора пришлось неуклюже отшучиваться, что я пою только когда много выпью. Последний час путешествия я сладко дремал, убаюканный мелодичным пением. Такого прекрасного путешествия у меня в жизни не случалось – думал я в краткие мгновения между грезами.
Уже темнело, в автобусе я неожиданно почувствовал, как рука Аллы легла мне на бедро. Я благодарно прижался плечом к ее мягкой груди.
 
В конце маршрута я чувствовал себя хорошо отдохнувшим человеком. При кратком прощании у дверей гостиницы, один из туристов в знак благодарности сунул мне в руку сто рублей. Я с максимально возможной для себя сердечностью поблагодарил его за этот жест: платят, значит, довольны. Последнее рукопожатие с Полом. Хочется сказать ему какую-нибудь дружескую глупость. Он как-то очень пристально смотрит мне в глаза. На мгновение мне кажется, что он прочел мои мысли. Вдруг, он делает движение навстречу, кладет руку мне на плечо и, отведя в сторону тихо, но очень твердо начинает поверять свои выношенные за поездку мысли.

- Ты хороший парень. Я против тебя ничего не имею, но в следующий раз перед поездкой постарайся хорошенько выспаться. Твое поведение воспринималось, как пренебрежение. Они могли подумать, что тебе наплевать на них, потому что ты почти всю дорогу спал. Сколько тебе дали чаевых?
- Сто рублей.
- Вот видишь, обычно они дают гораздо больше.
- Но мне достаточно. Для меня это большие деньги.
- Большие? – пристальный взгляд Пола пытался оценить степень иронии в моих словах.
- Да большие. Я очень доволен.
Взгляд Пола, оставшись без добычи, скользнул по моему лицу куда-то влево.
- Ты хороший парень, я хочу, чтобы ты зарабатывал больше, но раз ты доволен, то и я доволен тоже.

Я понял, что он говорит неискренне, но это не омрачило моего настроения. Дома я достал из холодильника весь свой запас пива и постепенно выпил, раздумывая над тем, как необычно сложился этот день. Я заглянул в календарь, висевший у меня на стене. Сегодня православные праздновали «Яблочный спас».
- Жаль, что в Иркутске яблоки не вызревают, - подумал я, но все-равно мысль о празднике чем-то была приятна.