Евгений чашников пустырь

Евгений Чашников
 
ПУСТЫРЬ
Пьеса в одном действии
 
 
ПРИСУТСТВУЮЩИЕ
(по мере появления на подмостках):
 
МИКРОФОН
ГОЛОС
ЖЕНЩИНА
БЕГУЩАЯ
ВЫСОКИЙ
СРЕДНИЙ
ЗУБАК
РОМАНИСТКА
БРАТКИ
ПАССАЖИРЫ
 
(Унылый деревянный павильон, обозначающий кольцо городских троллейбусов-автобусов. На лбу постройки с расхлябанного кронштейна несимметрично свисает электрическая лампочка, с другого боку время от времени умирающе мигает и меркнет вторая. У дощатой стенки перевернутая урна, почти погребенная под мусором. Слева тянется искорёженный колёсами пустырь, в отдалении топорщатся редкие облетевшие кусты, у которых явно нет будущего. Из-за кустов наступает район новостроек, освещённый ярко и кичливо, смыкаясь с устоявшейся панорамой старого города.
 
Поздний вечер, а можно – ранняя ночь, приблизившая транспортные проблемы.
 
Шум разворачивающейся машины, голоса пассажиров, шофёрский микрофон.)
 
МИКРОФОН. Транспорт идет в парк! В парк!..
 
(От новостроек спешит женщина, надеется успеть, но не судьба: нога попадает в рытвину. Женщина деловито садится на землю, пытается ноге помочь, но лишь причиняет себе боль, к которой тоже относится по-деловому: нельзя так – нужно иначе. Оглядывается, замечает брошенный тарный ящик, подтягивается к нему, устраивается более комфортно. А для шофера – минута власти, ежевечернее удовлетворение, ради которого он, может, и работает.)
 
МИКРОФОН. В парк! Транспорт в парк. Кому не нравится – пешком! Всё!..
 
(Двери захлопываются, но одной всё же помешали.)
 
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Мне не нравится. Остановите ваш механизм – я ему неудобен.
 
(Сердитый звук складывающихся и выпрямляющихся дверей.)
 
СЕРДОБОЛЬНЫЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Сынок! Либо не знаешь? В эту сторону, где по-людски, через четырнадцать километров. Не петушись, промзона тут!
 
ДРУГОЙ ГОЛОС. Да пусть покукарекает!
 
(Автобус отъезжает. Тишина. Мигает лампочка. Ощущение, что место людей отталкивает. Женщина настороженно смотрит, кто появится, но невидимый человек общается с самим собой.)
 
ГОЛОС. Хочу – везу, хочу – нет, дверь открою – дверь закрою… Лучшая минута за смену. 
 
(Бормочет неразборчиво, потом ясно и трезво.)
 
Выбираю, что дороже.
Трещит позвоночник.
Ему тяжело…
 
Тебе тяжело? А пешком? Пешком так пешком. Идущий доедет. Молодец… Ну и смог ползёт. Санслужба спит, заводская вентиляция работает.
 
ЖЕНЩИНА (испугавшись, что человек уйдёт). Эй!.. Ну, вы, вы, c вентиляцией!
 
ГОЛОС (проявляясь). Неужели? Удача? Я не один?
 
ЖЕНЩИНА. Два дурака лучше?
 
ГОЛОС. Два дурака непобедимы. (Идёт на сближение.)
 
ЖЕНЩИНА (напор ей не понравился). А ну, остановись… Не подходи. Выстрелю.
 
ГОЛОС. Из чего?
 
ЖЕНЩИНА. Потом определят.
 
ГОЛОС (приостановившись и помолчав). Неправильно действуете. Провокационно. После этого мужик и попрёт.
 
ЖЕНЩИНА. Его проблемы.
 
ГОЛОС. А такое расстояние устроит? (Попинал вокруг, натолкнулся на корягу, перетащил, сел.) Демаркационной линия. 
 
ЖЕНЩИНА (прослушивает местность). На подходе кто-то… Ладно. Дёрнем… 
 
ГОЛОС. Спасибо, но я… Я уже.
 
ЖЕНЩИНА. Без сомнения. Дёргайте. Ногу. Свихнула на целине. Я упрусь, а вы… Левую. Показываю, как надо. Вот, выпирает. А не должно. Направление понятно? Вот сюда. Резко. Но отрывать не стоит. Готовы? На счёт «раз»… Раз!
 
ГОЛОС (выполнив требуемое). Простите… Не так?
 
ЖЕНЩИНА. Нормально. Спасибо. Как зовут?
 
ГОЛОС. Павел. А вас?
 
ЖЕНЩИНА (прозондировав взглядом). Галина Дмитриевна. (Ещё взгляд – ещё проверка.) Галина.
 
ГОЛОС. Не больно?
 
ЖЕНЩИНА. Почему не больно? Вывих – болезненная вещь.
 
ГОЛОС. На таких каблуках следует вывихивать не одну ногу, а две. Или три.
 
 (Приближается неровной походкой, а напоследок на цыпочках даже, бомжеватого вида особа – на голове рыжая шапочка с козырьком и ушами, на шее – вытянутый синий шарф, один конец нарочито-говоряще перекинут через плечо, на куртке полуоторван карман – о нём иногда вспоминают и рукой пришлепывают к положенному месту, карман послушно удерживается, но все равно падает.)
 
ОСОБА (подойдя почти вплотную). Насиловать будешь, да? 
 
(На нее оглянулись, смотрят молча.) 
 
ЖЕНЩИНА. Шли бы вы, девушка.
 
ОСОБА. Куда тут? Место общественное… (Смотрит на мужчину с ожиданием.)
 
ГОЛОС (почти ласково). Подожди, придёт кто-нибудь.
 
ОСОБА. Думаешь – придёт?
 
ГОЛОС. Всегда кто-нибудь приходит.
 
ОСОБА. Поздно я сегодня. Я сюда каждый вечер. И чтоб ничего – не бывает, верно. Поздно вот я… (Оглядывается.) Только мы тут. Как быть?
 
ГОЛОС. Уехали все. Подождать надо.
 
ОСОБА. Как скажешь. Да. Как скажешь. (Спохватывается, приглаживает карман.) Пьяный, да? Держись! Держись, говорю! (Карман держится.) Все – со свадьбы, с поминок… Ты откуда?
 
ГОЛОС. Провожал.
 
ОСОБА. И не остался?
 
ГОЛОС. Не пригласила.
 
ОСОБА. Дура!
 
ЖЕНЩИНА (вдруг). Почему – дура?
 
ОСОБА. Когда есть – чувствовать надо.
 
ЖЕНЩИНА. Что – есть?
 
ОСОБА. Будущее.
 
ЖЕНЩИНА. Какое будущее?
 
ОСОБА. Какое сможешь.
 
ЖЕНЩИНА. А у тебя какое?
 
ОСОБА. А мне теперь зачем? Я – бегущая. По волнам. Ха. Волны – они ночью. Нырнуть – поймаешь. Уносят. В бездну. Когда вверх. Когда вниз. Вверху – тоже бездна. Везде бездна. Непонятно мне. Край должен быть. В бездне, а? Я – туда, а она не поддается. Дразнит. Но не может, чтоб дна не было. Мне дно, чтоб опереться. Дно поймаю и вывернусь! Там должно быть так – перемена курса. Тоже бездна, но другая. Знаю. Всё во мне – знает. И я – каждую ночь. Изо всех сил. Вниз… (Голосу.) Плюнь ты на нее. Верно говорю – плюнь. У нее два пишем, сто в уме. А я как есть. Я к вам – на, возьми. Я больше даю. А вы все - шарахаетесь. Рано, поздно – без разницы. Бежите. Не догнать. А после – волна ночная. Над головой. Или под ногами – земля тужится, будто родить собралась. А я между падаю. Хуже смерти. Не вынесу и сдохну. Освобожусь, конечно. Но – не достану. Смерть достать не даст. Не-ет, не даст. Потому я каждую ночь… (Замечает новую мужскую фигуру у павильона.) Во! Наконец-то в шляпе! Шляпа, тебе бездна нужна? Целая бездна – хочешь?
 
 (Женщина и Голос взглядывают друг на друга. Они выплыли из чужих завороживших сумерек и молчат, привыкая к статичности обыденного. Бегущая поправляет шапочку, она на старте.)
 
ЖЕНЩИНА. Эй… сестра… Совет дать? Не раскрывайся ты… Пусть сами настигают.
 
БЕГУЩАЯ. Да я и так… Шляпка вот, шарф. Карман только… (Пришлепывает деталь. Удаляется рабочей походкой. Молчание.)
 
ГОЛОС. 
 
Завыть бы, что ли?
Да  луны нет.
Только смог.
Может, заплакать?
Смог слезину сожрёт,
Высыпавшись где-нибудь
                кислым дождём.
Наверно, надо рассмеяться.
Но горло разъедено
Смогом.
         Смех не проходит…
 
ЖЕНЩИНА. Это у вас стихи?
 
ГОЛОС. Как выходные – так все заводы заслонки выдёргивают, дышать нечем.
 
ЖЕНЩИНА. Не люблю, когда не отвечают.
 
ГОЛОС. Вопросы тоже не всегда нравятся. (Смотрит в сторону павильона. Там проплывают в ночь Бегущая и тень мужчины в шляпе.)
 
ЖЕНЩИНА (проследив взглядом уходящих). Читайте ещё. Такое же корявое и навылет.
 
ГОЛОС (помедлив). Это или приходит, или нет. Принадлежит минуте. И с ней исчезает. Вытесняется другим. Настаивать на прежнем – уже неправда.
 
ЖЕНЩИНА. Сразу и неправда?
 
ГОЛОС. Как сохранить этот пустырь? Безнебесность? И смог? Эти дальние огни, Бегущую с её оторванным карманом… И с душою, скребущей дно бытия? И эту чёрную шляпу, надетую на тень человека?
 
ЖЕНЩИНА. Поэты как-то умеют.
 
ГОЛОС. Всё вместе взятое – почти никто. Да я и не поэт. Я голос. Что-то так хочет.
 
ЖЕНЩИНА. Что-то?
 
ГОЛОС. Окружающее. Среда пребывания. Или я хочу, может быть. Надо выплюнуть слова, а то разорвёт.
 
ЖЕНЩИНА. А работаете кем? Вы же, может быть, ещё и работаете? Или жена содержит? Оплачивает собой ваши поэтические напряжения.
 
ГОЛОС. Больная точка? Человек часто сворачивает на неё… Нет, я дороги строю. А сюда только на выходные. Да и то не всегда. За неделю от мегаполиса отвыкаю. Тяжёлый город.
 
ЖЕНЩИНА. Российская кузница. А дороги ваши – они как? Через год в ремонт?
 
ГОЛОС. Нет. Я не ворую. А вы, похоже, считаете, что проблемы не решаемы?
 
ЖЕНЩИНА. Я говорила о проблемах?
 
ГОЛОС. Вы о них молчите. 
 
ЖЕНЩИНА. Интересно.
 
ГОЛОС. Ночь, вы одна. Туфли дорогие и модные, одежда валютная, наверняка есть машина, а вы через пустырь. От производственных сложностей через пустырь не бегают. Значит – личное, скорее – семейное, к возлюбленному применили бы что-нибудь более осмысленное. А тут протест, но беспомощный. Боль вы терпели великолепно и действовали целеустремлённо, у вас воля и решительность. В семье вы, конечно, лидер. А что способно вывести из себя человека, предпочитающего действовать? Какие-то не те поступки или их отсутствие… Муж не работает?
 
ЖЕНЩИНА. Ладно. Не успела же я зачем-то на автобус… Не работает. А зачем? Свобода. Да ещё такая внезапная. Без дорог и правил. Протестовать было легко. Не по судьбам, а биологически, по Павлову. Раздражает – лаю. А против чего махать, когда не давят?
 
ГОЛОС. Зарплату не дают. Дефолты.
 
ЖЕНЩИНА. Когда было! Прошло уже. На пикник нас притащили, что ли?
 
ГОЛОС. А кто спрашивал?
 
ЖЕНЩИНА. Полюса Земли, говорят, смещаются. А на Земле люди – кто их спросил? Люди меняющихся полюсов. По Павлову уже не капает. По Чубайсу могут не все. Что с теми, из кого ушла земная ось?
 
ГОЛОС. Согласен. Да. Равновесие потеряли все. На какое-то время.
 
ЖЕНЩИНА. С нами коллапс. Мы свёртываемся. С нас сползает общественная надстройка. Вместе с кожей… Учёная степень? Смешно! Я ненужную диссертацию защитила год назад. Назло самой себе! И всем… Специальность? А не нужна! Вообще! Навсегда, напрочь… Перевернулось корыто, нету! Хорошо, плохо – другой разговор! Я о людях, которые были выстроены так, а не иначе… Все освободились! Как после землетрясения. Ты среди развалин – один и голый. Свободный. Но за пределами землетрясения мир стоит, а у нас – рухнул… А барахло осталось! Нет, тоже не осталось. Сегодня десятилетие выпускников отмечали. Позо-ор… Ни один по специальности не работает. Выпускники политеха! Почти все в торговле. Грузчики – и то при торговой точке!
 
ГОЛОС. И вы?
 
ЖЕНЩИНА. Я? Ну, кстати и обо мне. А у меня завод! Кирпичный! Собственный. Построила. Во чистом поле. Неудобье за копейки взяла, предварительно с геодезистами пообщавшись… Я миллионер! А муж – безработный. Возвращаюсь домой, по комнатам ищу – не повесился ли.
 
ГОЛОС. Места ему на вашем производстве не нашлось?
 
ЖЕНЩИНА. Ему в жизни места не нашлось. Извините.
 
ГОЛОС. Такая женщина... Справитесь.
 
ЖЕНЩИНА. Потеряю… Знаю, что потеряю. Нет, потеряла уже. Надо же. Оказывается, я всё потеряла.
 
 (К остановке приближается растянувшаяся компания, все хорошо навеселе, потому то и дело приближаются к истинам. Впереди двое мужчин – Высокий и Средний.)
 
СРЕДНИЙ. И здесь вроде не видать. Ну нельзя же, в самом деле!
 
ВЫСОКИЙ. Брось. В порядке всё. У неё всегда в порядке.
 
ЖЕНЩИНА (пересаживается, отворачиваясь от компании). А вы? У вас ведь своя логарифмическая линейка? Я говорила – вы поняли. И не испугались тупика.
 
ГОЛОС.  Тупик – индивидуальное измерение. Как, впрочем, и чувство необъятных горизонтов. Но соотношение между ними – как между единицей и бесконечностью. Поэтому, видимо, жизнь ещё и возможна. Так что горизонтам назначено побеждать. В силу их многовариантной природы.
 
ЖЕНЩИНА. И это всё?
 
ГОЛОС. Остальное в соотношениях. 
 
ЖЕНЩИНА. Я подумаю. Спасибо.
 
ГОЛОС (понял, что пора удаляться, и кивнул, отступая. Через шаг-другой остановился.) Тише…
 
ЖЕНЩИНА. Что-то ещё?
 
ГОЛОС. 
 
Тише. Не спугни.
                У меня режутся
                молочные
                крылья.
 
(Удаляется. Женщина смотрит вслед. Переводит взгляд на пришедших.)
 
СРЕДНИЙ. Не пойму – тебе всё на фиг, что ли? (Высокий собрался ответить, но махнул рукой.) Да мне ваше всякое – как говориться, по барабану. Но сволочью лучше не быть. Милиция второй год маньяка поймать не может. Жуткий какой-то… Выжигает бабам и отпускает. Представляешь?
 
ВЫСОКИЙ. Да не хочу я представлять – обалдел, что ли?
 
СРЕДНИЙ. Сколько мы не виделись? Лет шесть? Что-то вы оба – и она, и ты – на себя не похожи. Галка нормальная была, весёлая, всё понимала, откликалась… Ты о себе лишку думал, но в пределах. А сейчас? Сейчас-то – что?
 
ВЫСОКИЙ. Охота тебе… Своих дел нет?
 
СРЕДНИЙ. Друзьями были. А сейчас с тобой пять минут рядом – вешаться побежишь. У черты вы оба, такие благополучные. Не могу я на вас плюнуть, ну – не могу! (Высокий опять не ответил. Средний сменил тактику.) А эти деятели где? Васька! Василий! Зубак!..
 
ЗУБАК (приближаясь). Тут я. Катьку ждал. Нервотрепетная баба. Найдёт за что запнуться… Кать! Романистка чёртова!
 
ГОЛОС РОМАНИСТКИ. Тяжёлый мужчина… Помог бы лучше…
 
ЗУБАК. Счас! Положи, где лежало.
 
СРЕДНИЙ. Тут нас презирают. Видал - отвернулся… И за столом – ни капли, соком брызгался.
 
ВЫСОКИЙ. За рулём.
 
ЗУБАК. Момент! Тарас, ты чего в далях? Какой руль? Ну, мерс у вас, ну, фабрика у бабы, а наше – перетянет! Альма-матер, гм… Давай, давай! (Высокий приближается, устав сопротивляться.) Вот, держи… Со свиданьицем!
 
ВЫСОКИЙ. Да ну…
 
ЗУБАК. Р-разговоры! Во. Другое дело. И сразу, и сразу… Во. Полетели! А ты говоришь. Как это я тебя не отследил на усадьбе? Подставляй… Всё равно пешком, никаких препятствий. Давай, давай, скорей троллейбус выманим. Ну. Всего и делов. Потеплело ведь? А ты говоришь. Порядок должен быть. Каждому овощу свой фрукт. Найдётся баба, не страдай.
 
ВЫСОКИЙ. Я не…
 
ЗУБАК. Понятно. Ясное дело. А как же. Всё как положено.
 
СРЕДНИЙ. Соловей ты, Вася. Гитару бы сюда – и оркестр!
 
ЗУБАК. За гитару! Будешь за гитару?
 
ВЫСОКИЙ. Ребя-та. Лишку.
 
ЗУБАК. Позвоночник вынесет. За альму…
 
ВЫСОКИЙ. Нет. Не-т.
 
ЗУБАК. И матер!
 
ВЫСОКИЙ. Нико-гда. Никогда.
 
СРЕДНИЙ. За позвоночник!
 
ВЫСОКИЙ. За по… можно. Поскольку индифферентно.
 
ЗУБАК. Ландау! И как? 
 
ВЫСОКИЙ. Как бы.
 
ЗУБАК. Подставляй. Во. Я же говорил. Твой позвоночник умнее тебя.
 
ВЫСОКИЙ. И где мы теперь?
 
ЗУБАК. Мы не заглядываем в кривой кувшин.
 
ВЫСОКИЙ. Совершенно кривой.
 
ЗУБАК. Долбани к альма-матери!
 
ВЫСОКИЙ. Поздно. Я уж там. По образу и подобию.
 
ЗУБАК. Покажи. (Высокий изображает кривизну.) Не вижу. (Кривизна больше.) Прямой, как палка. Для тебя любой кувшин – тьфу! Наливай. 
 
(Высокий наливает. Появляется Романистка.)
 
РОМАНИСТКА. Там пьяный лежит.
 
ЗУБАК. Мы все лежим.
 
РОМАНИСТКА. Я думала – помочь, может. Мало ли…
 
ЗУБАК. Ага.
 
РОМАНИСТКА. А как различать – приступ или водка? Если не подходить?
 
ЗУБАК. Не различия ищи – сходство. Один лежит, другой лежит. Договорились, может. Тебе-то что? Лучше за встречу добавим. За десятилетний юбилей!
 
РОМАНИСТКА. Ой, мальчики! Как я вас люблю! Всех! Запомнить хочу! А то ещё через десять лет соберёмся – решу, что дверью ошиблась… Наливай!
 
СРЕДНИЙ. Катерина, не буди мужиков. Троллейбус либо будет, либо нет. Пешком бы не пришлось…
 
РОМАНИСТКА. Опять Лёша заботится. Господи, как раньше! Дай я тебя поцелую, Лёшик! Ребята, а вы помните Верунчика? Верочку Клюквину? Ну, из параллельной же группы… Кого ни спрошу – никто Клюквину не помнит. А зря. Вот кого надо было пригласить!
 
ВЫСОКИЙ. Зачем? Если никто не помнит.
 
РОМАНИСТКА. А затем, что мы бы точно узнали – будет троллейбус или нет.
 
ЗУБАК. Препарировать бы тебя. Чтоб на извилины взглянуть.
 
РОМАНИСТКА. А вот не надо ля-ля! Я пять раз замужем, и опыт у меня – будьте бдительны! Мы с Верунчиком как раз после института и совпали. На улице встретились, в кафешку заглянули, своих вспоминаем – ну, будто на родину вернулись. Одиноко было. После выпуска. Другое всё, как на Луне, а у Верунчика и с семьёй никак. Какая семья, если духовные запросы…
 
ЗУБАК. Ой, мать, ну кому про старых дев интересно? Ты уж лучше про своих пятерых!
 
РОМАНИСТКА. Ну тебя, Васенька. Весь настрой сбил. А про Верунчика всё равно скажу. Не хочешь – не слушай. У неё такая судьба получилась, какой ни у кого из нас. После нашего политеха никуда не вписалась, просто отчаяние охватывало на неё смотреть. Её обсчитывали, она теряла любые материальные вещи. Раз, чтобы раздобыть денег на картошку, понесла новенький пылесос в комиссионку…
 
ЗУБАК. Пылесос! Я не могу про пылесос! Что можно сказать про пылесос?..
 
РОМАНИСТКА. Что это была несчастная вещь! У Клюквиной даже пыли не было! Не было, клянусь! Её пыль самостоятельно утягивалась в форточку, а та, что снаружи, просачивалась только к соседям. Я свидетель! Помните, лето было? Жара, дымы, торфяники горят… Ни боже мой! У неё чисто, как у высокогорного ручья! Зачем ей пылесос? У неё вообще техника не могла работать. Из-за ауры!
 
ЗУБАК. Застрелюсь!
 
ВЫСОКИЙ. И напрасно, Вася. Мой компьютер клинит, как только Галина заходит в комнату.
 
ЗУБАК. Мракобесы третьего тысячелетия! Я материалист! У меня не клинит!
 
РОМАНИСТКА. Я и говорю – продай ты это всё или хоть что-нибудь. Она и остановила взгляд на пылесосе, он даже в длину вытянулся…
 
ЗУБАК. Кто?
 
РОМАНИСТКА. Что – кто?
 
ЗУБАК. Вытянулся!
 
РОМАНИСТКА. Пылесос. Аппарат хочет работать, гарантийный срок истекает, а его ни разу не включили. Из-за отсутствия пыли. Тут не то что вытянешься – сам в руки прыгнешь, лишь бы в комиссионку переехать.
 
ЗУБАК. И тебе позволили закончить политех! Почему тебя не выгнали с первого курса? Нет, на первом вступительном экзамене!
 
РОМАНИСТКА. Это ты сдавал вступительные экзамены. У меня медаль… И что? Верунчик взяла пылесос, мы вместе донесли его до троллейбусной остановки, мой троллейбус подошёл раньше, мне в издательство, хотела узнать, какую продукцию они предпочитают. Пришла с диктофоном, хорошенький такой – слух, как у филина…
 
ВЫСОКИЙ. А как у филина?
 
РОМАНИСТКА. Лучше, чем у кошки. Я эту мафию три часа тайно записывала, с их двойной бухгалтерией для наших и ваших… Подождите, мальчики, надо новую кассету поставить… (Возится с диктофоном.)
 
ЗУБАК. Эй-эй… Ты и нас?.. Записываешь? Здесь? И там? Весь бред?
 
РОМАНИСТКА. Самое интересное в человеке – его бред, Вася. Я даже спать ложусь – диктофон куда-нибудь поближе. Наутро такое услышишь – ни один Черномырдин не придумает!
 
ЗУБАК. Ни хрена себе… Мужья-то знали?
 
РОМАНИСТКА. Зачем? Опыт должен быть чистым.
 
ЗУБАК. Дезинфицированная ты наша.
 
РОМАНИСТКА. Так не делай того, отчего отказаться захочешь. Ну, чего тебе  - стереть? Для твоего спокойствия? Хотя у меня и память… И диктофон тебе, и видео. Что смущает-то вас, мужички?
 
СРЕДНИЙ. Про пылесос давай.
 
РОМАНИСТКА. А что пылесос? Козе понятно – на остановке забыла. В комиссионку пришла – пылесоса нет. А через неделю я ей сказала: вот тебе адрес, Петербургская академия астрологии – тебя без конкурса примут.
 
ВЫСОКИЙ. Академия астрологии? Такое есть?
 
РОМАНИСТКА. Сейчас всё есть. Лишь бы в тебе было.
 
СРЕДНИЙ. Лучше бы ты её замуж.
 
ЗУБАК. И что? Приняли? Твою Изюмину?
 
РОМАНИСТКА. Клюквину. Закончила уже. Диплом астролога с правом практики. Очередь к ней на месяц вперёд. Или на два. Да слышали, наверно - Лю-Ши.
 
СРЕДНИЙ. Так это ей моя дура двести долларов за гороскоп отвалила?!
 
РОМАНИСТКА. Не думаю, что твоя дура об этом жалеет. Лю-Ши будущее видит!
 
ВЫСОКИЙ. Я тоже вижу. Кто заплатит?
 
ЗУБАК. А я! И сколько вам, маэстро?
 
ВЫСОКИЙ. Ну, поскольку без академии… Половину!
 
ЗУБАК. Идёт!
 
 (Присутствующие располагаются перед Высоким, не торопят и ждут. Романистка незаметно проверяет диктофон. Высокий совсем не шутит, сосредотачивается, глаза перестают видеть внешнее. Компания переглядывается, пробегает беспокойство.)
 
ВЫСОКИЙ (голос его изменился, стал будто эхо, отвечающее чему-то невидимому.) Мать!.. (Все вздрогнули: то ли мать зовёт, то ли кроет матом.) Мать! Мать!.. Никого. Эхо пустое. Ничего. Ничего. Было, не стало. И того, что было, - не было. Так что быть – нечему. Пусто. Пусто нам, пусто. Шагнём – провалимся, стоим – падаем. Ум – напрасен, руки – без дела, душа не зацепилась – не за что. Чего хотим? Чего ждём? Надеемся – на что? Пусто, пусто. И смерть для нас – наполнение. И какая разница – чья. Твоя, моя, всех нас… В смерти – вся жизнь. Последняя, крайняя. Не удивляйтесь. Не просите пощады. Никто не услышит – нас нет. Мы через всё – насквозь, через всех – как нейтрино. Боже, как мы милосердны, что ничего не делаем. Только пьём, колемся, ложимся под выстрел. Пусть. Только не сделать. Не сделать. Не сделать!.. Не выдержит. Распнёт нас мёртвый взгляд. И мы впустим его, узнав свою пустоту…
 
(Город неожиданно меркнет. Тьма – без звёзд, с длинными химерическими отражениями несуществующих авто. Провальное молчание.)
 
ГОЛОС. 
 
Невидимы люди.
Звуки молчат.
Планета Земля
осыпается с ног…
 
(Кому-то) Как вы?
 
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Оцепенела, признаться. Спасибо.
 
ДРУГОЙ ГОЛОС. Люди… Это уже всё?
 
(Издали ответил обездоленный собачий плач.)
 
ТРЕТИЙ. Собачка… Живая…
 
ЧЕТВЕРТЫЙ. Была…
 
ЗУБАК (чиркает зажигалкой). Едва отыскал, заразу! А ну, контингент! Без всхлипов! Обычная авария.
 
РОМАНИСТКА. А это мы завтра узнаем… У кого спички, зажигалки – освещаемся! Ползём до кучи… Я здесь!
 
(Замысловатое движение огней.)
 
ГОЛОС. Ночь удлиняется. Замерзли?
 
ЖЕНЩИНА. Нежарко.
 
ГОЛОС. Куртку возьмёте?
 
ЖЕНЩИНА. Нет. Спасибо.
 
ГОЛОС. Там сейчас костёр разведут. На два – топлива не хватит. Лучше перейти… Это был он? Ваш муж? Я так и подумал. Пойдёмте? Постараюсь помочь, если нужно.
 
ЖЕНЩИНА. Побуду свободной… Мне нечего там говорить. Дурная ночь.
 
ГОЛОС. Огни завораживают мельканием. Океан темноты. И чудо нетьмы… Нет, не так.
 
Обездолена
Первичная чёрная Тьма.
Она не узнает узости света.
Плотность Ничто сплющила горло.
Дух забыл о цели причин.
Обездолена тьма…
 
ЖЕНЩИНА. Вы не прогибаетесь под тяжестью себя?
 
ГОЛОС. Лишь бы земля держала…
 
ТЕНЬ В ШЛЯПЕ. Троллейбус-то – тютю!
 
БЕГУЩАЯ. Это ничего. Утро всё равно будет.
 
ТЕНЬ В ШЛЯПЕ. А это кто его знает… И навсегда может. (Фальцетный смех.)
 
ЗУБАК. Утро… До утра ещё доехать надо.  (Свистит.) Затерянные! Сюда! На кольце – база! Без различия вероисповеданий! 
 
РОМАНИСТКА. Тарасик, ну и аура у тебя – электростанция долбанулась!
 
ВЫСОКИЙ. Ребята, я…
 
РОМАНИСТКА. Молчи, в сортире замочат.
 
ЗУБАК. Чести много.
 
ВЫСОКИЙ (через силу шутит). Баксы гони.
 
ЗУБАК. Счас!
 
ВЫСОКИЙ. Ты мне с третьего курса рубль должен.
 
ЗУБАК. Я Галке отдал, с неё взымай.
 
ВЫСОКИЙ (опадает, будто его проткнули). Взыму… Я взыму. Ты взымешь. Она взымет… 
 
(Отходит в сторону и пропадает в молчании.)
 
ЗУБАК. Видали, что из-за рубля бывает?
 
СРЕДНИЙ. На кой чёрт, Вась, ты про Галину? Слепой?
 
ЗУБАК. Ага. Опять я. Свет включи, чтоб видно было! Слепой я тебе…
 
 (Подходит Бегущая с ящиком.)
 
БЕГУЩАЯ (предлагает). Костерок можно…
 
СРЕДНИЙ. Самое-самое! Сварганим…
 
(Загорается небольшой огонь.)
 
РОМАНИСТКА. Огонь… Волшебство…
 
БЕГУЩАЯ. Очищает, правда?
 
ЗУБАК (ядовито). Ага. Тебя особенно.
 
БЕГУЩАЯ (отстранённо). Что ты знаешь обо мне, Адам?
 
ЗУБАК. Э? Ну, слёт шизофреников! Водки хочешь?
 
БЕГУЩАЯ. Добрые все. Зажмуриться охота.
 
ЗУБАК. Во, ночка! Говорила жена – дома сиди!
 
БЕГУЩАЯ. Жена для себя понимает.
 
ЗУБАК. А не жена?
 
БЕГУЩАЯ. А с любовницей и говорить не о чем. Не дождётся и заложит. Я карман пришью. Отрывается почему-то. 
 
(Снимает крутку, пришивает. 
 
Зубак бешено смотрит на пришлую – не сошлись чем-то.)
 
РОМАНИСТКА (торопливо). А Митяй, хозяин наш хлебосольный, ничего особнячок отгрохал? И встреча наша – лишь бы похвастаться…
 
СРЕДНИЙ. Есть чем, так почему нет.
 
РОМАНИСТКА. А на курсе кто его знал? Вечно я его шпаргалками снабжала. И цвет у него был – кверху темнее, чем внизу. Глаз спотыкался.
 
ЗУБАК (отвлёкся, наконец, от Бегущей). Ага. Будто все пять лет кальсоны не снимал!
 
РОМАНИСТКА. Я про пустырь этот… Я специально сюда – мне домой в другую сторону, между прочим.
 
СРЕДНИЙ. Я думал – переехала.
 
РОМАНИСТКА. Ну, я переезжала, конечно. Разведусь – перееду, разведусь – перееду…
 
ВЫСОКИЙ (издали). Откупалась?
 
ЗУБАК. Ну, это кто от кого.
 
РОМАНИСТКА. Должна вам сказать, мальчики, что мои мужья были джентльмены. Потому что я ставила их в соответствующие условия.
 
ЗУБАК. В которых им ничего не оставалось.
 
РОМАНИСТКА. Фу… (Смеётся.) Фу вам и фу, мальчики. Почему бы не обрадоваться, что я восстанавливала забытые традиции? Оставляешь женщину…
 
ЗУБАК. Отдай всё!
 
БЕГУЩАЯ. Когда было. Наоборот сейчас.
 
РОМАНИСТКА. Не скажите, девушка. Мужчине новую жизнь лучше начинать налегке. Омолаживает. Мой первый муж ушёл от меня голым. Даже без трусов. Принципиально!
 
ЗУБАК (фыркает). Силён!..
 
БЕГУЩАЯ. Потому и отрубается всё. Сиротеет. Каждый себе. Всем больно. Всех тошнит. Притяжения нет. Разбегаемся.
 
(Общая неловкость. Как если бы кирпич заговорил. 
 
Переглянулись. Пожали плечами.)
 
РОМАНИСТКА (несколько нервно). В общем, я даже зареветь забыла. Или что-нибудь такое. Чтобы отметить событие. К окну бросилась, время – на работу люди. (Опять оживляется.) Ну, я вам скажу! Бабы шарахаются… Прежде, чем оглянуться. Мужики ржут! И все дорогу уступают. Пока один плащ с себя не снял, на плечи моему бывшему кинул. У меня с тех пор рефлекс: уходят – даже не перекошусь. Он голым-то не шёл, а летел! Я ему счастье подарила.
 
ЗУБАК. Сила… (Оглядывается на Бегущую, та молчит.)
 
СРЕДНИЙ. А про пустырь?
 
РОМАНИСТКА. А про пустырь подруга сказала… Журналистка. Что пустырь этот весь город знает. Тут даже бульдозером чистили. Не помогает.
 
БЕГУЩАЯ. Бульдозер что? Железо. Железу людей не жалко. 
 
(После её реплик будто спотыкаются. Паузы удлиняются на секунду-другую.) 
 
ВЫСОКИЙ (издали). От чего чистили?
 
РОМАНИСТКА. От матрасов.
 
ЗУБАК. Бомжатник!
 
РОМАНИСТКА. Да не бомжатник! Хотя не без этого. Место сие, да будет вам известно, вершина свободной городской любви.
 
ВЫСОКИЙ. Прихватил матрац – и свободен.
 
РОМАНИСТКА. Именно. И матрасы здесь - сами собой. Из ниоткуда. Их бульдозером, а они через неделю тут. Возвращаются. Сами.
 
СРЕДНИЙ. Будет травить-то…
 
БЕГУЩАЯ. Правда всё.
 
(Опять пауза. Не спорить же с проблемным человеком.)
 
ВЫСОКИЙ (издали). Когда-то бульдозером художников-авангардистов счищали. При Хрущёве.
 
ЗУБАК. Покуда Россия, потуда бульдозер.
 
ВЫСОКИЙ. Гонения структурируют.
 
ЗУБАК. Ага. Уже. Полный коммунизм. На отдельно взятом пустыре. Возвращаешься, отбатрачив, - милости просим. Приткнуться некуда – опять же. И ни жены-мужа, ни баксов, ни налоговой полиции. Так, семейный батон, а кто и без этого хорош – в другой раз сподобится. Ибо у всех добровольная совесть. Во.
 
РОМАНИСТКА. Именно. Кто со мной в компанию, мальчики?
 
БЕГУЩАЯ. Зачем вам, барышня?
 
РОМАНИСТКА. Милочка… У барышни детей трое, пятый муж и две работы. Вам это что-нибудь объясняет, девушка?
 
БЕГУЩАЯ. Нет.
 
СРЕДНИЙ. Не понял, Кать… Ты чего предлагаешь?
 
РОМАНИСТКА. Коммунизм предлагаю! Неужели коммунизма больше не хочешь? Ты же всю дорогу – красный пояс! Ну, Тарасика мы не беспокоим, чтоб какой-нибудь куст по дороге не выстрелил. (Зубаку) А ты, анархист, только трепаться? Ты же у нас баррикады брал – крякнуть не успевали!
 
ЗУБАК. Восторг, а не дева! Но у меня перебор. Двадцать два, можно сказать. Жена, две любовницы и коньяк!
 
БЕГУЩАЯ. Зачем вам столько?
 
ЗУБАК. Я пил коньяк! Коньяк меня расслабляет! Но в некоторых случаях...
 
РОМАНИСТКА. Жлобы-ы… Я им экскурсию, а они… Увидеть хочу! Матрасы! Что поверх – меня ни в каком развороте не интересует! Но в матрасах… В матрасах – пружина!
 
ВЫСОКИЙ (издали). Ну составьте даме компанию.
 
ЗУБАК. Сам и составь.
 
РОМАНИСТКА. Ладно, мальчики, с вами ясно. Никто из вас голым не уйдёт.
 
(Решительно включает фонарик, отправляется в темноту.)
 
ЗУБАК. Ну, не бешеная? Матрасов в жизни не видела!
 
СРЕДНИЙ. А если там это самое? Катька, ты того… Не надо бы, Кать!
 
ЗУБАК. Если что – ори громче! 
 
СРЕДНИЙ. Но вообще-то… У Катьки нюх собачий. Что-то в этом пустыре…
 
ЗУБАК. Плевок в каждую рожу, вот что!
 
БЕГУЩАЯ. Нулевое братство здесь.
 
ЗУБАК. Чего? Плевок, говорю!
 
БЕГУЩАЯ. Так какое же тут противоречие?
 
 (Средний перехватывает приятеля, но тот успевает ударить наотмашь. Бегущая падает. Впечатление такое, что она упала в костёр, и костёр вспыхнул ярко и длинно. Зубака приходится держать, и Средний транспортирует его подальше.
 
Приближается куча ящиков.)
 
ГОЛОС. 
 
Просил Господь понимания
Тысячи лет.
Тысячи лет ответ человека
Был минутен.
Меньше минуты была
Дань человека, да.
Остальное время он
Утаил для обиды…
 
(Постояв, сбрасывает ящики у костра. Удивляется огню.) Прогорело, а горит… Наверно, ящик был с химией… (Замечает лежащую, бросается поднимать.) Ты почему? Тебя кто-нибудь?
 
БЕГУЩАЯ. Нет. Сама. Нет. Полежать захотелось. Огонь пел… Поёт, слышишь? Если бы жили так, чтобы огонь был в середине, у меня было бы дело. Я бы за огнём смотрела, и он бы не гас. А у нас к нему или с жиру, или когда Земля споткнётся. Перестало в человеке отражаться. Нельзя. Огонь напомнит. Будешь бить?
 
ГОЛОС. Я? Значит, тебя всё-таки… Кто?.. Не бойся. Говори.
 
БЕГУЩАЯ. Пыль вдоль дороги, и только. Не стоит слов, которые мы произносим. 
 
ГОЛОС. Дорога. Говори о ней.
 
БЕГУЩАЯ. Я знаю, что слышишь. Я сначала не поняла. Приставала, да? А ты так хорошо. А у меня – на другой волне. Хлеб – в магазине, а тепло где? А ты как в гости пригласил. В большой такой дом… Ты услышал, да? Внутри у меня звук другой… 
 
ГОЛОС. Говори. Что приходит, то и говори.
 
БЕГУЩАЯ. Я утешала. Некуда было всем. Это да водка. А куда ещё? Одна глухота. Такие издёрганные. Наивные такие. Жалости ищут. Хвастаются. Кто чем… Чаще знаешь чем? Этим. Сантиметр просили. Чтобы измерить. Вот. Сантиметр. При себе ношу. А карман отрывается, пришивать устала. Ношу, плачут даже, если не верю. Ну, кажется им, что не верю. Когда кто не верит, он про своё может дольше. Ты ничего? Или тебе такое обидно?
 
ГОЛОС. Ничего.
 
БЕГУЩАЯ. Хоть сказала. А то некому. Кто такое захочет слышать. Я так и не поняла, откуда это. Будто женщине чем больше, тем лучше. Я сначала говорила, что не так, что другое совсем важно… Били. Все били, беленели просто. Потом догадалась. Из-за чего реакция такая. Я покушалась. Отнимала. Если отнять то, что сантиметром измерить можно, что останется? Неизмеримое вовсе. Невидимое. Которого и нет совсем… Перестала. Чего табуретку выбивать. Восхищаюсь сантиметрами. Опять бьют. только этого вам, сучкам, и надо! А ещё про логику что-то… Потом и это поняла. Через меня они наказывали то, что ненавидят. Они ненавидели, что не могут сами рожать. Что они только подручные.
 
ГОЛОС. Ты тоже так считаешь?
 
БЕГУЩАЯ. Так считать – жить ни к чему. Свернули в тупик. Функцию принимают за цель. Пытаюсь сказать – кулаками машут. А не пытаюсь – догадываются. Тоже машут.
 
ГОЛОС. Кто тебя толкнул?
 
БЕГУЩАЯ. Нет. Я сама. На ней, на функции, разговаривают. Думают, что разговаривают. Что это единственное, что звучит. Я научилась. Чтобы слышать что-нибудь. Чтобы мне сказали. Всё равно что. Про мерзкую погоду. Про жену. Про работу. Что давит печень, а денег нет. Человек этим звучал. Приспособление, на котором один звук. Всё-таки звук. Ужасно. Я знаю.
 
ГОЛОС. И куда тебя, такую…
 
БЕГУЩАЯ. Куда ветер занесёт. Не вижу разницы. Не напрягайся. (Ворошит костёр.) То долго горит, то враз… Пойду. (Удаляется в поисках топлива.)
 
ГОЛОС. Как всегда…
 
Как всегда,
Утро грянет внезапно.
Как всегда,
Мы к нему опять неготовы.
Успокоим себя,
Превратив его в ночь,
Как всегда…
 
Нет…
 
Превратив его в ночь,
Успокоим себя,
Как всегда…
 
Да. Или… (В движении ему лучше, и он, занятый своим, бредёт без направления.)
 
ЗУБАК (отступая на всякий случай – что там эта шалава накапала? И позиции бы прояснить). Видал? Старается. Местечко, я скажу… Развелось, как мокриц. Это подумать! Закраина хуже нет, а нате вам.
 
ГОЛОС. Не бери. (Идёт дальше.)
 
ЗУБАК (успокаиваясь). Бери, не бери… Панораму искажают.
 
 (Стремительно приближается Романистка.)
 
РОМАНИСТКА. И что вы думаете?  Точно! Шестнадцать! Матрасов! Можете представить? Пустые пока. Хотя кто-то вдали попискивал. Может, мыши. Ну, ребята… По кругу так всё расположено. Или овалом. А в центре столешница, без всяких ножек, прямо на земле, но почти новенькая. Две буханки хлеба и пачка соли. А в литровой банке – презервативы. Для культурных.
 
СРЕДНИЙ (подойдя к новостям). Рай. А что? Если никому не мешает.
 
РОМАНИСТКА. И тропинки с разных сторон, не только отсюда. На карту Петербурга похоже. И что-то во всём этом… Что-то такое… Не зазеркалье, нет! Бред с подтекстом.
 
ЗУБАК. Рассея в этом.
 
РОМАНИСТКА. Россия во многом в чём, подтекст проявить – задумаешься!
 
СРЕДНИЙ. Опять? Ты куда прёшься, хоть бы головой подумала!
 
РОМАНИСТКА. Спокойно, мальчики, не боись, я одна… (Скрывается.)
 
СРЕДНИЙ. Нарвётся же!
 
ЗУБАК. А ей – блажь, да ещё с удобствами?
 
СРЕДНИЙ: Где тут за ней в темноте? Носится, как курица - не знает, где что забыла. Катька!..
 
(Молчание. Прислушиваются. Тихо всё. Невдалеке негромкую песню тянут.
 
Голос поднимается, сориентировавшись в реальности, уходит по следу Романистки.)
 
ЗУБАК. Во, фрукт!
 
СРЕДНИЙ (не без облегчения). Разберутся.
 
ЖЕНЩИНА (до этого наблюдавшая за происходящим издали, переходит со своего места, садится у костра.). Привет!
 
ЗУБАК. Явленье народу. Откуда это?
 
ЖЕНЩИНА. Гуляла.
 
СРЕДНИЙ. Галина? Ну, дела.
 
СРЕДНИЙ. А мы вышли, тачка стоит, тебя нет, сотовый валяется…
 
ЖЕНЩИНА. У вас началась стадия «ты меня уважаешь». А я не уважаю.
 
СРЕДНИЙ. Да твой Тарас…
 
ЖЕНЩИНА. При чём тут Тарас?
 
СРЕДНИЙ. Ладно, хорошо. Всё нормально. Перекантуешься как-нибудь.
 
ЗУБАК. А чего здесь? Искать больше некого, пошли твой мерс запрягать.
 
ЖЕНЩИНА. По такой темноте? Мимо города промахнёшься. Днём-то едва нашли. Улицы без названий, никто ничего не знает… Да и спрашивать не у кого. Так что сиди, Вася.
 
СРЕДНИЙ. Заклинило тебя. Сюда попёрлась… Ехали бы домой, там и разобрались.
 
ЖЕНЩИНА. Не хочу. Ни разбираться, ни домой.
 
СРЕДНИЙ. И миллионы не впрок? Тарас в вираж вошёл. Бог накажет, честное слово. За неблагодарность.
 
ЖЕНЩИНА. Это и лучше бы.
 
ЗУБАК. Что говоришь-то, дура!
 
ЖЕНЩИНА. Вот бы хорошо – пришёл кто-то всё знающий, и каждому вердикт. ты у меня годен, ты нет, этот – поймёт, этот никогда, - и на первый-второй рассчитайсь. Первые – по азимуту, а вторых будто не было. Чисто, свежо, непыльно.
 
ЗУБАК. Баба в философию, удавиться на месте.
 
ЖЕНЩИНА. Наплевать мне на философию! У меня жизнь, в которой Бога нет! Оправдания нет! Закрыто в нас, закупорено, и жить мы не можем! Порожняк. Так ведь нет – никто не явится и не отсортирует. Сами сортируйтесь! Никто не приговорит – сами приговаривайтесь! А приговор ещё кому-то исполнить надо. А сами, сами! Сам себе и праведник, преступник, и судья, и палач! Сам себе вера и бог, и нет измерения… Ужасайтесь, истлевайте надеждой – сами!..
 
СРЕДНИЙ. Ну, мать… Такого в тебе не подозревал. Так-то действительно…
 
ЗУБАК. Ещё и этот! Захлопни крышку – слетит. Нету, чёрт! Ну, водки надо, водки… Господи, по глоточку каждому – и… хоть в рай!
 
ЖЕНЩИНА (уже другая, собравшаяся, отвергающая слабость – чужую и собственную, цепко просчитывающая обстановку.) Это без меня. Рай меня не привлекает. Да и вам, особенно тебе, Василий, без надобности.
 
ЗУБАК. Э? Ага. Приехали...
 
СРЕДНИЙ. Вась… Женщины – им ни к чему…
 
ЖЕНЩИНА. Всем ни к чему. Можете не верить – у меня на заводе перестали пить.
 
ЗУБАК. Ага, я тут наниматься пришёл.
 
СРЕДНИЙ. Вась… Оно ведь конечно…
 
ЖЕНЩИНА. Вы бы хоть представили, сколько энергии человеческой утонуло в этом химическом препарате.
 
(Подходит Бегущая, протягивает Зубаку початую бутылку.)
 
БЕГУЩАЯ. Вот… Вы хотели…
 
ЗУБАК. Ты? Опять ты. Я у бога просил, не у тебя.
 
БЕГУЩАЯ. Бог не может. Он не пьёт.
 
 (Средний давится смехом, хохочет. Зубак бешено на него смотрит, но на Среднего это не производит впечатления.)
 
СРЕДНИЙ. Всё, Вася, - матриархат! Как пропущенная стадия коммунизма.
 
(Зубак выхватывает у Бегущей бутылку, возмущённо удаляется.
 
Не рыпайся, Вася. У баб с богом контракт… (Смеётся, уходит вслед.
 
Бегущая поправляет костёр, то и дело бросая взгляды на женщину.)
 
БЕГУЩАЯ. Женщинам нельзя ожесточаться.
 
ЖЕНЩИНА. Что?..
 
БЕГУЩАЯ. Женщина этим небо разрушает. А землю – мужчины. Но разрушенное небо хуже.
 
(Торопливо подходит, почти бежит Высокий.)
 
ВЫСОКИЙ. Галка! Слава Богу! Я не знал, что думать, – машину оставила, ключи у меня… Чего ты здесь? (Женщина не отзывается.) Ну, могла сказать? Или записку, или кому… (Женщина не отзывается.) Ты хочешь его выманить? (Молчание.) Ну не могла милиция ничего, ну не всегда могут. Как хоть что-то могут, удивляюсь. Решила сама, да? Ты же в час-два ночи возвращаешься! Я знаю, у тебя оружие. Думаешь, этот выродок один? Их не считано. Я тебе скажу – каждый может стать…
 
ЖЕНЩИНА. Каждый?
 
ВЫСОКИЙ. Грани нет. Понять можешь, что грани нет?
 
ЖЕНЩИНА. И что?
 
ВЫСОКИЙ. Это может закончиться не так, как ты предполагаешь.
 
ЖЕНЩИНА. И что?
 
ВЫСОКИЙ. Я не хочу, чтобы случилась беда.
 
ЖЕНЩИНА. Она случилась.
 
ВЫСОКИЙ. Галочка… Я знаю, Галочка.
 
ЖЕНЩИНА. Ты знаешь что-то не то. Ты боишься беды, которая либо будет, либо нет. А то, что есть, – на это плевать.
 
ВЫСОКИЙ. Забыть надо. Забыть, Галя!
 
ЖЕНЩИНА. Забыть? Это забыть? Никогда! Никогда. И оставь эту тему. Не время и не место. И слова твои… Бессилие, и ничего кроме. Не выношу. Что угодно, но не бессилие!
 
ВЫСОКИЙ. Не надо. Пожалуйста.
 
ЖЕНЩИНА. Для меня тут балаган устроил?
 
ВЫСОКИЙ. Я не знал, что ты здесь. И не балаган…
 
ЖЕНЩИНА. Жалейте меня все!
 
ВЫСОКИЙ. Выпил просто.
 
ЖЕНЩИНА. Ты? Ты не пил.
 
ВЫСОКИЙ. Пил. Клянусь!
 
ЖЕНЩИНА. Ты собирался вести машину.
 
ВЫСОКИЙ. Я пил здесь. С Васькой и Алексеем.
 
ЖЕНЩИНА. Зачем?
 
ВЫСОКИЙ. Пьют не зачем, пьют за что.
 
ЖЕНЩИНА. И за что?
 
ВЫСОКИЙ. За… За позвоночник.
 
ЖЕНЩИНА. За какой позвоночник?
 
ВЫСОКИЙ. За мой позвоночник…
 
ЖЕНЩИНА. Нет. Лучше в тюрьму. За убийство.
 
ВЫСОКИЙ. Каждый раз ты из меня идиота делаешь.
 
БЕГУЩАЯ. Поёт… Послушайте… Огонь поёт.
 
ЖЕНЩИНА. Что?
 
БЕГУЩАЯ. Образуются такие переходы… Коридорчики… Тонкие. В них пламя втягивается. Там, здесь. Много-много голосов. Красиво. Были ящики. Старые ящики. Хлам. В них скрывался огонь. Как странно – огонь во всём. Нет ничего, в чём не содержалось бы огня…
 
ЖЕНЩИНА. И что?
 
БЕГУЩАЯ. Красиво. Тайна.
 
ЖЕНЩИНА. А дым куда?
 
БЕГУЩАЯ. Какой дым?
 
ЖЕНЩИНА. От тайны.
 
БЕГУЩАЯ. Ветром унесёт.
 
(Раздаётся пронзительный женский крик. На мгновение все замирают в своих неоконченных движениях, время удлиняется и дробится, переливами костра выхватываются последовательные позы присутствующих, определяющихся в своём отношении к тому, что происходит рядом.)
 
КРИК. А-а-а!.. Подонок! Ублюдок!
 
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Эй!.. Ори!
 
ВЫСОКИЙ (кидается к жене наперерез). Галя!..
 
ГОЛОС. Ори, а то не найду!
 
ЖЕНЩИНА. Не мешай!
 
КРИК. А-а!.. На помощь!
 
ВЫСОКИЙ. Нет!
 
ЖЕНЩИНА. Пусти!
 
КРИК. Шиза! А-а... Чтоб ты сдох!
 
ГОЛОС. Фонарь отбрось!
 
ВЫСОКИЙ. Ты убьёшь!
 
ЖЕНЩИНА. Да!
 
ГОЛОС. Отбрось, чтоб сигналил!
 
ВЫСОКИЙ. Нельзя!..
 
КРИК. А-а!.. За… Завалил… Он меня… А-а-а!..
 
ЖЕНЩИНА (Делает малоуловимое движение – Высокого отбрасывает в сторону). Отдохни, воин…
 
КРИК. Гад!.. Оторву на хрен… Сволочь…
 
(Женщина сориентировалась на голос, исчезает. Шум борьбы обрывается внезапной тишиной, которая останавливает всех в новом стоп-кадре: замер, приподымаясь, Высокий; Бегущая остановилась у костра, вслушиваясь; Зубак и Средний, подбежав одновременно, вопросительно смотрят друг на друга.)
 
ВЫСОКИЙ. Выстрела не было?
 
БЕГУЩАЯ (устремившись к поверженному). Нет…
 
СРЕДНИЙ. Какой выстрел?
 
ЗУБАК. Кто?
 
БЕГУЩАЯ. Господи… Жена… Мужа…
 
ВЫСОКИЙ. Я сам…
 
СРЕДНИЙ. Кто? Кого?
 
ЗУБАК (Высокому). Тебя?..
 
ВЫСОКИЙ. Нет…
 
СРЕДНИЙ. А лежишь?
 
ВЫСОКИЙ. Я не лежу.
 
БЕГУЩАЯ. Почему она так?
 
ВЫСОКИЙ. Только бы не выстрелила…
 
ЗУБАК. Куда она? В какую сторону?
 
ВЫСОКИЙ. Туда.
 
(Зубак и Средний скрываются в указанном направлении. Прихрамывая, Высокий пытается успеть за ними. Мелькает фонарик, появляются участники заочного действия.
 
Голос, пятясь, подволакивает находящегося в отключке человека. Сбоку нелепо подпрыгивает растрепанная Романистка, пытаясь насильника целенаправленно пнуть. За ней тянется сунутая в карман пальто шаль и оборванное платье. Женщина, забыв про пистолет, смотрит на поверженного, не имея возможности его разглядеть. Опоздавшие Зубак и Средний замыкают группу.)
 
РОМАНИСТКА. Подонок! Чтоб у тебя сгнило всё, гадина! Знала бы мать – вовремя пуповиной удавила! Выродок! В дерьме своём сдохнешь, нелюдь тоскливая!
 
ГОЛОС. Жаль, не слышит.
 
РОМАНИСТКА. Слышит, вонючка немытая! А грелка? У него же грелка была!
 
ГОЛОС. Какая грелка?
 
РОМАНИСТКА. Со шлангом! Горела, как спиртовка… Он зажёг, а тут ты… Это что же… Это если бы не ты…
 
ГОЛОС. Рассветёт – найдём.
 
РОМАНИСТКА. Козёл вывороченный, да тебя сто раз убить мало!
 
ГОЛОС (Бросив ношу). Связать надо.
 
РОМАНИСТКА. Гадина… Моргает, скотина пучеглазая!
 
ГОЛОС. Мужики, шаль у неё возьмите. Рвём на полосы. И скрутить.
 
(Зубак и Средний споро исполняют.)
 
ВЫСОКИЙ (жене) Ты не стреляла?.. (Жена не отвечает.) Убери пистолет… Пистолет убери… Отдай мне, слышишь?
 
ЖЕНЩИНА (голос странный). Ты же не хочешь сесть за незаконное хранение? (Убирает оружие.)
 
ВЫСОКИЙ. Когда же закончится эта ночь…
 
ЗУБАК (связывая лежащему руки). На хрена ты его приволок? Шею свернуть и все дела.
 
ГОЛОС (проверяет узлы). Валяй. Мешать не буду.
 
ЗУБАК (несколько растерялся). Я? Да я вроде не причем…
 
ГОЛОС. Так и я не причем, с вами сидел. И подругу вашу впервые вижу. Вы на одном курсе учились, да?
 
СРЕДНИЙ (спешит на выручку). Не обращай внимания, под парами он. Погуляли малость. А этот и до утра не протухнет. Сдадим. На нём, может, ещё немало.
 
(Поверженный хрипит, пытаясь возразить. Романистка решительно отрывает клок от подола, скатывает кляп.)
 
РОМАНИСТКА. А дальше как?
 
ЗУБАК. Никак. (Забирает приготовленное.) Отвернись. Не твоё дело.
 
РОМАНИСТКА. А чьё? (Смотрит. Отворачивается.) Господи… Несчастные герои… (Голосу.) Спасибо… Слов для этого мало.
 
ГОЛОС. Вы хорошо царапались.
 
РОМАНИСТКА. Вижу. Вся харя полосатая.
 
БЕГУЩАЯ. У него шляпа была. Он… Он проходил тут... (Замирает у костра.)
 
ГОЛОС (передвигается к костру, садится напротив). Закончилось всё.
 
БЕГУЩАЯ (качает головой). Это для него закончилось. В шляпе был, представляете?
 
ГОЛОС. Да, шляпа ему не шла.
 
БЕГУЩАЯ. Что же мне теперь? Что же мне? Что же… что… что?
 
ГОЛОС. Мир перед тобой. Выбирай.
 
БЕГУЩАЯ. Мир? Ни земли, ни неба…
 
ГОЛОС. Какая разница, на какой станции сядешь в поезд. И днём это произойдёт или ночью.
 
БЕГУЩАЯ. Около меня никогда не останавливаются. Они меня переезжают.
 
ГОЛОС. Воля ж тебе на рельсы ложиться. Вместо того, чтобы добраться до вокзала.
 
БЕГУЩАЯ. Виновата. Да. Сама виновата. Сама… Что, что делать?
 
ГОЛОС. Сначала не делать.
 
БЕГУЩАЯ. Человек всегда делает. И всегда не то… Господи! Господи, скажи мне, как нужно…
 
(Голос не отзывается – говорят не с ним. Подбрасывает в костёр доски. Стоявшие около связанного перемещаются к теплу. Женщина осторожно и медленно приближается к лежащему. Вглядевшись, выпрямляется, лицо её непримиримо.)
 
ЗУБАК. Ну, брат, прими благодарность. От всех. Повезло Катьке, что ты вовремя. И как ты в темноте этой? Разведчики да охотники только могут.
 
ГОЛОС. Подруга ваша с фонариком, я за ней. На всякий случай. Шагах в двадцати, чтобы не мешать. Услышал – крадётся кто-то. Шагнёт – остановится, шагнёт – остановится. Ещё немного – столкнёмся. Или обнаружит. Я назад. Риск в известной мере. Можно было просто за шиворот взять. Но тогда отпустить придётся – ещё не вор. И расстановка такая удобная вряд ли повторится. Да и там через минуту всё изменилось – я отдалился, а фонарик запрыгал прямо на этого мерзавца.
 
РОМАНИСТКА. Там холодильник стоял.
 
ЗУБАК. Кто стоял?
 
РОМАНИСТКА. Холодильник. Пустой. Но работал.
 
ЗУБАК. Дура-то, Господи!
 
РОМАНИСТКА. Говорю – работал! Я пошла источник питания искать. Провода или что.
 
ЗУБАК. Ага. Нашла.
 
РОМАНИСТКА. Ну, ты меня напряг… Какая разница – я или кто! Какая разница – увидеть или отвернуться, если это есть! Ты не пошёл, но тебя это достало!
 
ЗУБАК. Меня?
 
РОМАНИСТКА. Ну, так достанет! Не дай Бог, конечно, я не к этому… Всех когда-нибудь достанет. А мы глаза таращим: надо же! И откуда бы?.. А ситуация развивалась правильно, если хочешь: света нет – мы здесь – я пошла – он вышел – его накрыли. Маньяка, между прочим. Я фоторобот по нашему телеканалу видела – будто позировал. Люди не хотят делать – среда обитания вмешалась, условия создала.
 
ЗУБАК. Ага. Специально для тебя.
 
РОМАНИСТКА. Вася… Ну, Вася… Слышать надо!
 
(Зубак отмахивается.)
 
СРЕДНИЙ. Что слышать?
 
РОМАНИСТКА. Себя. И всё, что происходит. Да не спорь, Вась. Понимаешь ты всё. Хотя не веришь.
 
ЗУБАК. Понимаю, не понимаю… На этом твоём – около двадцати убийств!
 
РОМАНИСТКА. Шестнадцать. Было бы семнадцатое. И так далее. Пока не произошло бы – в той или иной вариации – то, что произошло здесь.
 
СРЕДНИЙ. А конкретнее?
 
РОМАНИСТКА. Возникает человек, который решает ребус.
 
ГОЛОС (вставая). Галина Дмитриевна, идите, погрейтесь.
 
РОМАНИСТКА. Потому что другим чаще всего – до лампочки. Или как теперь? По барабану…
 
БЕГУЩАЯ (виновато вскакивает, освобождая место). Простите… Я… Пожалуйста… Простите… (Отходит в сторону.)
 
ЖЕНЩИНА. Спасибо. Нет необходимости. Муж где-то… А, вижу…
 
(Направляется к мужу, который шагает бесцельно по границе малого света и тьмы.)
 
СРЕДНИЙ. Ты на нас катишь? Кать?
 
РОМАНИСТКА. Извини. Нервы. Как вспомню… Сразу все виноваты. Отвлеките меня чем-нибудь, а то зареву.
 
ЗУБАК. А холодильник точно был пустой?
 
РОМАНИСТКА. Да хоть пустой, хоть полный! Лучше скажите, как он работает на этом пустыре?
 
СРЕДНИЙ. Ну… У нас же умельцы. Кабель откуда-то протянули.
 
ЗУБАК. Зачем? Не кабель, а всё… Всё это вместе – зачем? Всё равно клозета со спуском не сделать, а кусты далеко. А? Зачем?
 
ГОЛОС. Выйти хотят.
 
ЗУБАК. Куда?
 
РОМАНИСТКА. Не куда, а откуда. И оттуда хоть куда.
 
СРЕДНИЙ (кивок в сторону связанного). И этот?
 
РОМАНИСТКА. Он? Не вписывается. Нет. Не прописан здесь. Гастролёр. Его бы замочили уже.
 
(Приближаются в молчании Женщина и Высокий, останавливаются поодаль.)
 
ВЫСОКИЙ. Я знаю, что ты скажешь.
 
ЖЕНЩИНА. Знаешь или нет, значения не имеет. Это он. (Высокий молчит.) Это он. Человек, который изнасиловал твою жену.
 
ВЫСОКИЙ. Пожалуйста. Не надо. Услышат.
 
ЖЕНЩИНА. Который меня в мусорный бак головой… Который…
 
ВЫСОКИЙ. Не надо! Ну, не надо. Это наше. Ну, не нужно другим… Зачем ты сюда вышла? 
 
ЖЕНЩИНА. Чтоб лицо твоё видеть.
 
ВЫСОКИЙ. Стыдно же… Не хочу!
 
ЖЕНЩИНА. Стыдно? Это мне должно быть стыдно?
 
ВЫСОКИЙ. Ну, тише, тише…
 
ЖЕНЩИНА. Да подойди ты хоть в морду плюнь!
 
ВЫСОКИЙ. Я не могу. У меня не получится.
 
ЖЕНЩИНА. Что не получится?
 
ВЫСОКИЙ. Я не попаду. Я не умею плевать в человека.
 
ЖЕНЩИНА. В человека?
 
ВЫСОКИЙ. Я знаю, ты хочешь, чтобы я… Я не могу убить.
 
ЖЕНЩИНА. Я только плюнуть просила…
 
ВЫСОКИЙ. И плюнуть я не могу. Потому что… Потому что несчастные все.
 
ЖЕНЩИНА. Значит, он несчастный. А те, кого он истерзал, задохнулись от счастья.
 
ВЫСОКИЙ. И те… И он.
 
ЖЕНЩИНА. А я?
 
ВЫСОКИЙ. Ты? А ты нет. Ты несчастна? Разве ты несчастна? Ты чувствуешь себя несчастной? Каждый день, каждую минуту, каждый миг… почти без перерыва… чувствуешь? Не чувствуешь. Ты этого не знаешь. Как несчастной быть, ты не знаешь! Ты несчастья на выстрел к себе не подпустишь. Нейтрализуешь. Заранее! Не было у тебя несчастья! И не будет никогда!
 
ЖЕНЩИНА. У меня есть несчастье. Моё несчастье это ты. И вот этого тебе, несчастному, не понять. (Хочет уйти.)
 
ВЫСОКИЙ. Ты куда? Ты что будешь? Ты что собираешься?..
 
ЖЕНЩИНА. Отцепись… Не прикасайся. Никогда. 
 
(Отходит, закрывая себя темнотой, как одеждой, из которой проступает, пропадая и появляясь вновь, одно белое лицо.)
 
ВЫСОКИЙ. Ночь… Ночь… Сколько же будет эта ночь? Куда от неё? Ночь…
 
(Неслышно приближается Бегущая, в руках два ящика.)
 
БЕГУЩАЯ (остановилась, смотрит, придвигает ящик). Сядьте… Долго ещё.
 
ВЫСОКИЙ. Что? Долго, да… Что долго?
 
БЕГУЩАЯ. Сейчас ночи длинные.
 
ВЫСОКИЙ. Да, возможно…
 
БЕГУЩАЯ. Она вас оставила?
 
ВЫСОКИЙ. Да, куда-то ушла. Не любит молчать вдвоём.
 
БЕГУЩАЯ. Она такая красивая. Похожа на водопад. Текучая и твёрдая.
 
ВЫСОКИЙ. Действительно… Водопад.
 
БЕГУЩАЯ. Мы с ней немного поговорили. Давно, ещё когда были огни. Она назвала меня сестрой. И не советовала спешить, а я не послушала. Потому что не поняла. Тогда, когда светили огни. И когда всё было так, как все привыкли. Была просто темнота наверху, она лежала на электрическом свете. А потом началась ночь. Настоящая ночь. Когда падаешь на дно, и ничего не остаётся. Это сначала  страшно, а потом очень тихо. Как будто сначала утонули, а потом начали дышать водой. Когда дышишь водой, можно понимать иначе, чем когда дышишь воздухом. Ведь сначала была вода, а воздух потом. Вода знает такое, что воздух понять забывает…
 
ВЫСОКИЙ. (Слова Бегущей успокаивали, расслабляли. Боль от стычки с женой отодвинулась. Открылось место решению, и он, не заботясь о том, кто помогал, вскочил.) Извините. Мне очень надо… (Спешит к месту, где сидят Романистка, Средний и Зубак.)
 
РОМАНИСТКА. У вас опять разборка?
 
ЗУБАК. Бедные миллионеры. Рыдают.
 
ВЫСОКИЙ. Я не миллионер. Я безработный. Более того – я, видимо, люмпен. По убеждению. Или побуждению. Мне нужна ваша помощь.
 
ЗУБАК. Если тебе нужна моя помощь, то я фонд Сороса.
 
ВЫСОКИЙ. К сожалению, я серьёзно. Она его застрелит.
 
СРЕДНИЙ. Кого?
 
РОМАНИСТКА. И кто? Ты сейчас общался с другой дамой. Которая из них?
 
ВЫСОКИЙ. Я о своей жене.
 
ЗУБАК. И твоя жена согласна убить не тебя, а кого-то другого?
 
ВЫСОКИЙ. У меня дышать-то сил нет, не то что острить. Да ещё так тупо.
 
РОМАНИСТКА. Стоп, мальчики. Не на первом курсе. Давай, Тарас. Постарайся упрощённо, чтобы мы врубились.
 
ВЫСОКИЙ. У нас была кошка породы «сфинкс»… Если будете ржать, тогда к чёрту!
 
РОМАНИСТКА. «Сфинкс» - которые голые напрочь?
 
ВЫСОКИЙ. Ну да, советская мутация на наших помойках. Да серьёзно я! Недавно вывели, глаза бы не видели! Без шерсти, кожа в складку, крысиный хвост, уши наперекосяк и в шесть раз длиннее, чем нужно. Уродки – не приведи Господь, но устоять невозможно. Красота – очуметь, неземное что-то, смотрит печально, будто ожидают ответа на вопрос, который никогда не задаст…
 
РОМАНИСТКА. Блестяще, Тарасик! Это у меня будет лучший монолог… Извини, извини – молчу, молчу.
 
ВЫСОКИЙ. Любила Галка эту кошку – я и представить не мог, что нечеловека так можно… Разговаривала – час могла говорить, а Сирена слушала. И тоже, по-моему, говорила чем-то, но так, чтобы я не слышал. Гуляли они по вечерам, а то и совсем поздно…
 
СРЕДНИЙ. Ну? Чего замолчал?
 
ВЫСОКИЙ. И всё бы замечательно, только любила Сирена помойки. Да. Помойки… Убежит вперёд – и по контейнерам скрестись. А может – шутила так, не исключено. Я передохну, ладно?
 
РОМАНИСТКА. Да ну тебя, Тарас, что-то ужасное будет!
 
ВЫСОКИЙ. Да. Именно. И до сих пор длится. Год.
 
ЗУБАК. Ты это… чего хвост по частям? Давай сразу.
 
ВЫСОКИЙ. Поймёте сейчас. Ну, гуляли они. Вечером. Темно уже. Кошка по контейнерам шутит, Галка её приманивает.  Кто-то сзади Галину по шее. И головой в контейнер. Сорвал всё, разложил и изнасиловал. И зажигалку поднёс. А Сирена ему в шею не вцепилась. Оба верещали – все дома слышали. Галина смогла… Господи, прости… в контейнере подтянуться. Потом выбраться. Кошку наутро нашли. Обгорелую. И позвоночник переломан… Милиция, протоколы, хрень всякая… Да что говорить… Пистолет у неё. Оформленный, всё как надо. Она давно выслеживает. Чуть не каждый вечер одна по городу, у помоек …
 
РОМАНИСТКА. Ну, мальчики… Выходит, мы с ней теперь почти родня. Хотя нет, конечно. Мне повезло. Боже, как повезло. Кошку заведу!
 
СРЕДНИЙ. Хотите сказать…
 
ЗУБАК. Этот?
 
ВЫСОКИЙ. Этот.
 
ЗУБАК. Точно убьёт.
 
ВЫСОКИЙ. И сядет.
 
ЗУБАК. И втихую никак.
 
СРЕДНИЙ. Столько народу.
 
ВЫСОКИЙ. Отпустить надо.
 
ЗУБАК. Это кого отпустить?
 
СРЕДНИЙ. Тихо ты!
 
ЗУБАК. Это – я извиняюсь!
 
СРЕДНИЙ. Тише…
 
ЗУБАК. Я тихо!
 
СРЕДНИЙ. А отнять? Ну, по-хорошему…
 
РОМАНИСТКА. По-хорошему – это как?
 
СРЕДНИЙ. Да навалиться всем…
 
ЗУБАК. Ага, подпустит. Вон – видит всех. А рядом ещё лагерь, больше нашего. Перейдёт – и что?
 
СРЕДНИЙ. Ну, двое-то мужиков, с двух сторон…
 
ВЫСОКИЙ. Айкидо. Забыли уже? Насел недавно. Стоял – лежу.
 
ЗУБАК. Ну, едрить твою, дали свободу… К бабе не подобраться!
 
РОМАНИСТКА. Понятно, почему к костру не подходит.
 
СРЕДНИЙ. А ты? Уговорить как-нибудь…
 
ВЫСОКИЙ. У нас давно разговоры не получаются. И не только. С того вечера по разным палатам. Расходимся, видимо. Я давно ей не пара. Как и она мне. Усугубляем друг друга.
 
РОМАНИСТКА. Ну, и новости.
 
ЗУБАК. Любовник, может?
 
ВЫСОКИЙ. Да вы что? У неё идея-фикс. Работает - как на аврале. Спорт – без прогулов. От деловых визитов откажется, а на ковёр выйдет. Да и характер… Нет. Сказала бы.
 
ЗУБАК. Багира чёртова.
 
СРЕДНИЙ. А ведь она знает, на что идёт.
 
ВЫСОКИЙ. Разумеется, знает!
 
РОМАНИСТКА. И посадить такую бабу!
 
ЗУБАК. Да-а. Отпускать придётся. А жалко. 
 
СРЕДНИЙ. Мы взяли – мы отдали.
 
РОМАНИСТКА. От разоружения отказались. Готовим побег. 
 
ЗУБАК (отходит проверить пленника, возвращается.) На стрёме она. Глаз с него не сводит, с любимого… Тут его развязывать – длинная история. А если идти не сможет? Нет, выкрадывать придётся.
 
РОМАНИСТКА. Блеск, мальчики. Скучать не будем.
 
ЗУБАК. Вдвоём потянем, если бегом?
 
СРЕДНИЙ. А то! Хиляк. Я один могу.
 
РОМАНИСТКА. Не пижонься. Убийцу потащишь.
 
ЗУБАК. Значит – выстроить ситуацию. Чтобы противник потерял бдительность. Есть предложения?
 
СРЕДНИЙ. Костёр затушить? Мол, топлива нет.
 
ВЫСОКИЙ. Принесёт. Или рядом сядет.
 
РОМАНИСТКА. У меня, пожалуй, идея. Этот человек, который… Ангелы небесные, наградите его чем-нибудь, что ему нужно, а то мне нечем… Человек, который… ох, не могу, полная истерика, мальчики…
 
СРЕДНИЙ. Ладно тебе, прошло, валяется вон, падаль, забудь, забудь, ну…
 
РОМАНИСТКА. Ужас ведь, сколько бедных баб загубил… да ещё грелка эта, обычная грелка резиновая… со спиртом, наверно… Зажёг… Это что они… Что им пришлось… А ей… Контейнер, в мусор, в слизь… И кошку… Убить его... Убить! Тут же на мосте измозжить… Я!  Своими руками! Чего она ждёт? Стреляй! Стреляй!..
 
ЗУБАК. Приехали.
 
СРЕДНИЙ. Катя… Катенька… Ну, ну… Хорошая, красавица наша… Ну, тихо, ну тихо. Вот так. Ох, и девки у нас на курсе хороши были! Одна лучше другой, одна лучше другой! А сейчас-то, сейчас посмотреть – сотнями, сотнями, и все красавицы… Знаешь, Кать, я иногда своей предлагаю: давай на рынок сбегаю! Лишь бы по улицам пройтись, женские лица увидеть… Без всякого – чтоб провалиться! Хожу, как в церкви, и радость такая – в горле пережимает… Катенька, лебёдушка, цела ты, не надругался, нормально всё, а мужу не говори – расстроится, мыслить чего начнёт – не надо…
 
РОМАНИСТКА. Лёшик, заступа наша…  спасибо, братик! Гляди-ко, когда повело… Восстановлюсь сейчас, всё, всё.
 
СРЕДНИЙ. Бедные вы, бабы, правда ваша. Не-ет, не в постели мужички силу потеряли – ерунда это, головы людям путают. А вот ни матери почтения, ни жене, ни встречной сестре на улице. Защищать вас – любую и всякую!
 
ЗУБАК. Ты это… ты чего? Ты в меня, да? Так это… не об этом мы! Ну, я… я сам не знаю, почему… ну, повинюсь, ну перебрал. Так я тоже, может, от горечи… от стыда, между прочим… что не по-людски всё. Бабы-то – зачем? Продаются – зачем? Не дети же с голоду помирают! Какой мужик будет, если женщина не востребует?
 
РОМАНИСТКА. Мальчики, мальчики… С ума посходили, родненькие?.. Ну, ну… Научимся, и мы, и вы… Оно конечно, оно всякое, ой, да что же разговор такой… Замечательный разговор, хорошо это, душа запомнит… Люблю вас всех, мальчики! Правда, люблю.
 
ЗУБАК. Ой-ё! Что делать-то? Накрякали тут, а жопы на ящиках, а света нет, убивец – соседом, а там в потёмках женщина дуло в лоб человеку метит… хоть, может, ствол и на ляжке пока, и сама – в капкане, и человечишка пули не стоит… Ну, ладно, встряхнулись, и дальше. Что сказать хотела, Катерина?
 
РОМАНИСТКА. Сейчас… (Остановившемуся невдалеке Голосу) Павлик, миленький, там дровишек ещё не найдётся?
 
ГОЛОС. Поищу. (Удаляется.)
 
СРЕДНИЙ. Правильно вообще-то. Человек самый тот.
 
ЗУВБАК. Эх, упростил бы задачу пораньше Павлуша!
 
СРЕДНИЙ. Мог. А не стал.
 
ЗУБАК. Да. Меру необходимую рассчитал точно. Говорит о человеке?
 
СРЕДНИЙ. Говорит. (Высокому) А ты чего молчишь?
 
ВЫСОКИЙ. Так. Жизнь сортирую.
 
ЗУБАК. Да, хороша ночка. А как насчёт героя нашего?
 
ВЫСОКИЙ. Убедительный товарищ.
 
ЗУБАК. Лады…
 
(Подходит Голос, в руках то, что может гореть.)
 
Присядь, Павел. Грейся.
 
ГОЛОС. Да не мороз вроде. Но огонь – это да. У вас в порядке? Услышал «Стреляй» - желудок оборвался.
 
РОМАНИСТКА. Это я виновата.
 
ГОЛОС. Бог с вами, в чём вы можете быть виноваты.
 
ЗУБАК. Дело есть. Вон та дама у нас вооружена. За моим плечом, левее…
 
ГОЛОС. Я в курсе.
 
ВЫСОКИЙ. Откуда?
 
ГОЛОС. Был предупреждён лично при начале знакомства.
 
ЗУБАК. В общем, чтоб не тянуть кота за хвост… Изложи, Тарас.
 
ВЫСОКИЙ. Год назад мою жену изнасиловали. Эта тварь. Которую вы сегодня положили вон там. Остальное объяснять?
 
ГОЛОС. Я понял.
 
ВЫСОКИЙ. Я попытался отговорить. Глухо.
 
ГОЛОС. И это ясно. Задача?
 
ЗУБАК. Чтоб в тюрьму не села!
 
ВЫСОКИЙ. Убийца – перечёркнутая жизнь. Бесконечный след в любой ситуации. Да и как захочется оценить себя по прошествии времени… Так что тюрьма, может, и не главное.
 
ГОЛОС. Для такой женщины тюрьма - стопроцентная трагедия. Да и то, что сейчас… Что я должен сделать?
 
СРЕДНИЙ. Так и сяк вертели. Пришли к выводу, что самое безболезненное – выкрасть отсюда этот мешок с дерьмом.
 
ЗУБАК. С глаз долой.
 
ГОЛОС. Почему нет? Может решить многие проблемы. Не сторожить хотя бы.
 
ВЫСОКИЙ. Так, на всякий случай. У жены – го-дан.
 
ЗУБАК. Что, что за фигня у Галки?
 
ВЫСОКИЙ. Чёрный пояс и пятый дан.  Айкидо. 
 
ВЫСОКИЙ. Ещё и это. Учту. 
 
ЗУБАК. Что, свернуть шею может? Баба?
 
ВЫСОКИЙ. Баба с го-даном может всё. 
 
ЗУБАК. Чёрные пояса вместо гамаш - офонарело бабьё! А как же… В контейнер? Головой?
 
ВЫСОКИЙ (после паузы). Кошку уговаривала.  Простить себе не может.
 
РОМАНИСТКА. Стоп, стоп, мальчики. Не туда. Проблема глубоко внутренняя, с кувалдой никак. Даже если этого ублюдка посадят, она его закажет. Хотя, думаю, его и без этого приберут. Если бы что-нибудь убедило Галину Дмитриевну отказаться от мысли…
 
ГОЛОС. Мысль с годовым стажем? Не очень реально. Но я поговорю и сориентируюсь. (Направляется к Женщине.)
 
РОМАНИСТКА. А если бы она на моё «стреляй!» среагировала? Нет, бабье место на кухне!
 
СРЕДНИЙ. Не среагировала же.
 
ВЫСОКИЙ. Ребята, я сегодня устроил тут…
 
ЗУБАК. Да ничего, впечатляюще.
 
ВЫСОКИЙ. Вывернулся до дна. И подумал – всё! Не можешь – в сторону. И пустырёк этот – подходящее место. Залягу в рытвину и сконцентрируюсь. И заказывайте ветки. Предел, в общем. Иссяк до поддона. А тут это всё покатилось. И как-то не мимо. Не хотелось отталкивать, как прежде. Как сказала одна женщина. как будто сначала утонул, а потом начал дышать водой.
 
РОМАНИСТКА. Как точно по состоянию… (Проверяет диктофон.) Работает у меня? Работает. Затоптала она тебя, Тарас. Без ее управления ты легче дышишь. Несовпадение наросло. Выход-то один, знаешь об этом?
 
ВЫСОКИЙ. Расходимся, да.
 
ЗУБАК. Так-таки сразу?
 
ВЫСОКИЙ. Всё пройдено. Только выглядит, что сразу.
 
РОМАНИСТКА. Мальчики, а что-то мне кажется, что жизнь выпрямляется? Перекреститься или поверить?
 
СРЕДНИЙ. Поверить. И перекреститься.
 
РОМАНИСТКА. Мирно ходят, вроде? Диктофон бы ему в карман… Попросить надо было.
 
ЗУБАК. Ага. Он бы согласился. Мы-то как терпим?
 
СРЕДНИЙ. Да пусть. Что прятать-то? Предрассудки, по-моему. Скажешь – оно и не твоё. Колебания воздушные. В атмосферу ушло. И где осядет, не знаем. Может, и место такое есть, что где-нибудь всё, что сказано-сделано, навеки в сохранности. Паноптикум такой. Ей-богу. Превращается в часть среды и участвует. Логично, по-моему. Первый закон Ньютона.
 
РОМАНИСТКА. Вась, он тебя пригвоздил. Спасибо, Лёшик, ты умный .
 
ЗУБАК. Все умные – и все идиоты.
 
ВЫСОКИЙ. Там вон сидит такое достояние… С карманом. Ты поконтачь с ней – благодарить будешь. (Переходит к сидящей в одиночестве Бегущей.)
 
БЕГУЩАЯ. Мирно как… Как перед грозой.
 
ВЫСОКИЙ. Не надо бы.
 
БЕГУЩАЯ. Гроза как огонь. Только водяной. Проникает, соединяет… После неё глаза открываются и всё видишь. Ненадолго, правда. Заряд кончается.
 
ВЫСОКИЙ. И тут физика. А там?
 
БЕГУЩАЯ. О жене беспокоитесь? Нет-нет. Всё степенно и с уважением. И так интересно. Жаль, не всегда слышно. Только когда подходят. Вот сейчас повернут и пойдут назад. Он хочет объяснить, что всё в мире связано одно с другим. Даже если одно только точка, а другое бесконечность. Бесконечность зависит от точки. Причем значительно больше, чем точка от бесконечности. Так интересно и очень понятно. И даже красиво. У меня тело радуется, что это слышит. Понимаете, тело тоскует, если ему не дают бесконечного. И никакие отдельные точки не могут в этом помочь. Тело всё равно будет стремиться. И гнать себя на новые ошибки, если его не поймут. Это так. Да. А ваша жена фыркает. То есть фыркает в сумме. Не хочет принять такого отношения к себе как точке. Она считает, что хочет быть бесконечностью. И не знает, как это трудно.
 
ВЫСОКИЙ. Она так говорила?
 
БЕГУЩАЯ. Нет. Это я так её перевожу.
 
ВЫСОКИЙ. А почему нужно переводить?
 
БЕГУЩАЯ. Потому что слова одно, а смысл другое. Слова часто зависят от неправды. А смысл – только правда.
 
ВЫСОКИЙ. А если вы ошибётесь? Чем это невозможно?
 
БЕГУЩАЯ. Возможно. Я много ошибалась. Потому что не учитывала общего. Если я ошибусь, кто-нибудь поправит. Но тут дело в том, что поправка не может располагаться на одной линии с ошибкой. Поправка должна находиться выше. А у меня чаще было так, что мои заблуждения пытались исправить чужими заблуждениями. Это ужасно запутало мою жизнь.
 
ВЫСОКИЙ. Можешь сказать, как тебя зовут?
 
БЕГУЩАЯ. Анна. А вас зовут Тарас, я знаю.
 
ВЫСОКИЙ. Анна, хочешь, я тебе помогу?
 
БЕГУЩАЯ. А ты можешь?
 
ВЫСОКИЙ. Мы попытаемся. Бесконечности не достичь, но сдвинуться с места можно.
 
БЕГУЩАЯ. Начать движение – это очень много.
 
(Приближаются Голос и Женщина, становится слышным их разговор.)
 
ГОЛОС. Размножаться можно было и вегетативно. Просто и экономично. Как принцип это существует в животной природе по сей день. По гигантской параболе этот принцип подвёл нас к клонированию. И ведь не мужских, а женских клеток.
 
ЖЕНЩИНА. Естественно!
 
ГОЛОС. Ну, так вывод сделайте. Очевидно же, что мужчина возник для выполнения других задач.
 
ЖЕНЩИНА. Очевидно.
 
ГОЛОС. Пусть ирония, но согласились. Это хорошо.
 
ЖЕНЩИНА. Павел, не надо со мной, как с дошкольницей.
 
ГОЛОС. Пожалуйста. Чтобы не позволить агрессивному началу эволюционировать до самоуничтожения жизни, активность – и агрессия как её разновидность – были приданы по преимуществу отдельному носителю. Кому? Правильно. Мужчине. Защитнику, воину, первопроходцу. Таким образом, убийство отделено от материнства. Вот и вся мудрость. Простая и великая. И мир держится на матерях до сих пор. А воюют мужчины. Какие бы дополнительные факты этому распределению ни сопутствовали.
 
ЖЕНЩИНА. Я приму участь дополнительного факта.
 
ГОЛОС. Не дело женщины отнимать жизнь, Галина Дмитриевна. Тем более такой женщины, как вы.
 
ЖЕНЩИНА. Я защищаю!
 
ГОЛОС. Кого? Ребёнка? Себя?
 
ЖЕНЩИНА. Женщин, которые окажутся в той ситуации, в какой была я.
 
ГОЛОС. То же сделает суд, не увеличив числа убийц.
 
ЖЕНЩИНА. Суд… Улита едет. Его должны были судить после первого преступления. Не сумели. Он оборвал ещё пятнадцать жизней. И кто скажет, что произойдёт через час? Через ночь? По дороге в милицию?
 
ГОЛОС. Да кому он нужен!
 
ЖЕНЩИНА. Не хочу случайностей.
 
ГОЛОС. Попробуйте не только обвинять, Галина Дмитриевна. Попробуйте сами выполнить свой закон.
 
ЖЕНЩИНА. Какой?
 
ГОЛОС. Охранять жизнь.
 
ЖЕНЩИНА. Его жизнь?.. Я?.. Давайте закончим разговор. Павел, я устала от вашей эрудиции. Извините. Его - не выпущу.
 
(Замолчала и требовательно ждёт, когда нежелательный собеседник её покинет.)
 
ГОЛОС. Жаль. Вы умножаете бремя других 
 
(Уходит. Женщина поворачивается спиной к его пути. Стоит, уйдя в себя. Стоит в пустоте.)
 
ВЫСОКИЙ (не подходя). Галина… (Не получил отклика.) Он прав. (Реакции нет.) Ты собираешься убить тогда, когда можно не убивать. Не верю, что ты не понимаешь разницы. (Выжидает.) Ты не защищаешься. Ты вынуждаешь к тому, чтобы защищались от тебя. (Спина молчит.) Он прав – не женщина должна карать! (Презрительный взгляд через плечо.) Боже правый… Хоть кто-нибудь… Что-нибудь! Помешайте ей! Да помешайте же ей хоть как-нибудь!..
 
(И вдруг тишина, как в диапазоне SOS.)
 
БЕГУЩАЯ (испуганный почти шёпот). Господи, что это… Земля… уходит… упаду… выбросит сейчас… Господи, что с нами?..
 
ВЫСОКИЙ (Стараясь сохранить равновесие). Это что? Опять я?.. Меня уроют! С ума сойти… Этого не может быть… Меня… не так поняли!.. Не надо! Остановите!..
 
(Темнота в отдалении взрывается яростным светом, клубы паров и дыма засасываются в поднебесье, образуя устрашающий всё живое, закручивающийся гриб.
 
И это воспринимается как черта под прошлым, а может – и будущим, и безразличны имена героев, и тела их почти не видны в странно перекатывающемся свете, и на какое-то время будут жить одни голоса.)
 
 
 
ГОЛОСА:
 
- Бли-и-ин…
 
- О, освещенье дали!
 
- Твою мать!..
 
- Говорила баба – дома пей!
 
- А что дом? Пепел, поди.
 
- Видал? В обмороке, дурак!
 
- Вот ***кнулись-то… Вот это хуякнулись.
 
- Слава тебе, Господи! Свершилось!
 
- Гриб-то? Как-поди, атомный?
 
- Нет, подосиновик.
 
- А-а-а!..
 
- И стены нет.
 
- Какой?
 
- Чтобы наши тени остались.
 
- А-а-а!..
 
- Чего пялимся? Ослепнем!
 
- Либо лечь лучше? Так почки бы не застудить.
 
- А чего лёжа увидишь? Второго случая не представится.
 
- Молиться надо, а не баланду травить! За грехи наши всё!
 
- Молись, раз грешен.
 
- А для Хиросимы гриб не маловат ли?
 
- Нам хватит.
 
- Сейчас маленькие в моде.
 
- Бабы?
 
- Бомбы. Местного радиуса. И тоже, говорят…
 
- А головой к центру? Или наоборот?
 
- Ногами к центру – их две. Голова одна, её за горизонт.
 
- Ма-ама!..
 
- Ты это… Ты прости уже.
 
- Как же я тебя прощу-то? Нечем мне…
 
- Господи-Иисус! Господи-Саваоф! Господи-Богородица! Господи–святые–мученики…
 
- Кто там, наверху? Я здесь, внизу! Вызываю вас на дуэль, сволочи!
 
(Сволочи отвечают вторым взрывом. Тишина. В ней лишь музыка, похожая на подавленный плач.
 
В разноцветном неживом свете неясно проступают фигуры, кто сидит, кто ходит, ложатся и встают, образуются и распадаются странно выразительные скульптурные группы, вызывающие в памяти «Последний день Помпеи».
 
В центре едва видимо горит костёр, около него сидят люди. Но пространство больше, и свет взрыва выхватывает группы вокруг: слева, справа, вблизи. Там тоже живут, и там свои повествования.)
 
 
 
 
 
СЛЕВА:
 
 
 
- Успокойтесь, ничего такого, всё как должно быть. Такое приятное освещение, похоже на северное сияние, и все друг друга любят – посмотрите…
 
- Ты… ты хочешь сказать… Я уже умер?..
 
- Ну, зачем вы так? Ваша жизнь только начинается. Видите – никакой суеты, никаких мелочей, люди думают о главном. Разве это смерть? Наоборот, это может всё изменить в лучшую сторону.
 
- В какую... сторону? 
 
- Вы не пугайтесь, сейчас сторон может быть много, потому что всё можно переосмыслить… (Второй собеседник смолкает, потеряв сознание.) Ну вот, и вы тоже. Почему думать о жизни кажется смертью? Если ты думаешь, разве ты мёртв? Ты мёртв тогда, когда не думаешь.
 
(Пытается привести мужчину в чувство.)
 
Миленький, у вас всё будет хорошо. Вы в это поверьте, и это так будет. Поверьте и немножко постарайтесь. И у вас будет человек, который будет вас понимать. И будет вам служить. А вы будете служить ему. И каждый постарается что-нибудь улучшить, чтобы тот, кого он любит, обрадовался. И вы сделаете мир другим. В этом мире воздух будет чистым, а вода вкусной, а бездомных зверей будет кормить администрация.
 
- Что? Администрация? Здесь тоже администрация? Дура! Идиотка!.. Куда ты меня притащила?
 
- Вы там упали. Там все собрались и могли наступить. Они смотрели на взрыв.
 
- Взрыв? Значит, взрыв был?..
 
- К сожалению, да. Наверно, там много погибших. Бедные люди. Они наверно не успели ничего. Я всегда переживаю, когда вижу, что человек не успевает.
 
- Кто чего не успевает?..
 
- Начать жить.
 
- Ты… Ты… 
 
(Хлещет по лицу.)
 
 
 
 
 
СПРАВА:
 
 
 
ПЕРВЫЙ. Тебя в самом деле не гложет? Тогда ты урод. Застрелиться должен.
 
ВТОРОЙ. Ладно. Мне что. Застрелюсь. Не больно-то больно. Я вроде муляжа. Мёртвая форма. Проверялся недавно. Каждая часть – как часы. Тикает, как надо. А дети не зарождаются. Сколько баб было – ни с одной. Нет – ну, и нет. Зачем, собственно? И решил: хорошо, что нет. Дед отца родил, отец меня. Для чего? Родились – померли. Как не было. Холостые обороты. Не тянем где-то. Можешь сказать, где мы не тянем?
 
ПЕРВЫЙ. А-а. Спрашиваешь. Значит – гложет.
 
ТРЕТИЙ. Дети вовсе не причём. Дети – от стихии. У лягушки вон сколько. Что оправдано. Ужу на корм. И прочей живности. Ни один головастик зря не сдохнет – обязательно пищей одарит в соответствии с возможностями. Только человек не идёт на корм. Так сгнивает. Червя могильного или, там, муху можно не считать – им попроще сойдёт. Отсюда что следует? А то отсюда следует, что предусмотрен человек для другого.
 
ВТОРОЙ. Ну? Для чего, например?
 
ТРЕТИЙ. Ха. Не скажу. Ибо не знаю. Потому что я тебе – пример, ты мне – другой. Мордобитием кончим, а ничего не докажем. И ты не знаешь. На том и согласимся.
 
ВТОРОЙ. Мне что. Соглашусь.
 
ЧЕТВЁРТЫЙ. - Человек-то башкой вверх ходит. А вверху-то - что? То-то вот.
 
ВТОРОЙ. А что вверху?
 
ЧЕТВЕРТЫЙ. А не знаешь?
 
ВТОРОЙ. Не знаю вот!
 
ПЕРВЫЙ. Тогда застрелись.
 
ТРЕТИЙ. Тю! Умный больно.
 
ВТОРОЙ. То-то и оно. Был бы умный – знал.
 
ПЕРВЫЙ. Дело не в том, умный или дурак. А в том, жить-то как?
 
ТРЕТИЙ. Забыл что-то Бог для нас.
 
ПЯТЫЙ. Не Бог это. Время. Изменилось, ну. То пахали да воевали, а сейчас Чечню осаждаем – вою-то! Ой, тысяча погибла, ой, другая! А на дорогах всмятку по тридцать тысяч ежегодно, ну. И общество не рыдает. Гиблые были, есть и будут. А вот дробное понимание мироустройства аж до самой вот единицы - к тысячам и приводит. Во, любуемся! Там сейчас виновного ищут. Найдут, ну. И что? Телегой вперёд едем, предусмотреть всё можно. И Чечню, и дороги, и это. Упираемся-то во что? В себя упираемся, ну.
 
ПЕРВЫЙ. А он вот муляж! Пофиг ему. Он и сам застрелится.
 
ВТОРОЙ. Застрелюсь.
 
ПЯТЫЙ. Ну так, ну? Выходит, поздно нам. Народ не дурак. Спиваться-то когда начал? Потому что не мог. Самосокращался, ну. Новые должны.
 
ТРЕТИЙ.  Это которые?
 
ПЯТЫЙ. Ну, не эти же. Эти временные. Своё сделали и тоже уйдут. Ждать надо.
 
ПЕРВЫЙ. А чего ждать. Стреляться только.
 
 
 
 
 
ВБЛИЗИ:
 
 
 
- Миленький ты мой… Дитятко… (Гладит по голове. Человек успокаивается и бормочет свою обиду женщине в грудь.) Ну, ну. Ты мужчина. Мужик… Не там мужик, где чешется, а здесь (дотрагивается до головы) и здесь… (прикосновение к груди.) Тут больше в миллион раз, а ты не хочешь. Внизу только голод, дальше – больше… Знаешь, у меня однажды было: лежу в своём углу, а ночью мороз ударил. Холодно, пошевелиться боюсь. Я и представила, чтобы отвлечься, это, когда ни мороз, ни жара – всё нипочём, только стремление достичь… Оно ведь своё у каждого. Хоть и двое, а всё равно отдельное своё. И достигла – легко, радостно, без всякой натуги. И жар накрыл, как облако, и мы - не препятствие для него, облако входит и заполняет повсеместно. И тело-то даже не дёрнулось, ничего такого. Ясно так. И близко. И не ушло, не покинуло. Я опять. Доверилась. Не пошевелилась даже, а только как раскрылась, как покрывало… И опять так же легко и без всякого зла. Как будто из всей меня один огромный цветок расцвёл. У меня стекло было выбито, снегу надуло. И вижу – тает снег. Весна вроде. Я, понятно, остановиться не могу. Или не хочу – не знаю. Необычно же, чтобы такое, и чтоб незатруднительно и как при светлом дне. Я опять и опять, опять и опять. И каждый раз – такая же полнота, ничто не меньше, и не улетает, всё свежо и готово продолжаться, и края никакого нет. Я поначалу каким-то отключённым умом считала – сколько, потом – поверишь? – испугалась.
 
- Чего испугалась-то, дура?
 
- Что так будет вечно. Что попала в какой-то вечный двигатель. Или круг. Что можно ничего не делать, что оно само, что ослепление не прерывается, что можно так хоть всю жизнь, если согласиться. Только… Только поняла-то я что? Что я не причём тут. Не имею даже значения. Что всё это меня не замечает даже. Катит что-то такое через меня, а я – вроде камня в реке. Тут камень, здесь… есть он, нет его… и сколько их, таких камней… река всё равно течёт. И выйду я, или глотну из неё, останусь или отвернусь – она всё равно будет течь, и через меня, и через всех – хоть мы в это время в очереди бутылки сдавать…
 
- Да у всех это. Постараются, так пробьются.
 
- Куда пробиваются-то? Представляешь, сколько по земле людей ночных не спит, и всем надо милостыню подать. И сколько там где-то должно находиться этой реки в каждоминутной непрерывности и щедрости такой невозможной? И это где-то близко, и всё время, и через нас, и через всё, что существует. И для каждого по-своему, и больше, чем мы видеть привыкли.
 
- Чего-то странная ты слишком. Сдвинутая на этом, да?
 
- Да нет. Я другое хотела сказать.
 
- Так говори, раз хотела.
 
- Согласиться не захочешь.
 
- Да плевать – соглашусь, не соглашусь!
 
- Это всё, знаешь, зачем? Это нам к самой жизни дано прикоснуться. Чтобы живых зародить.
 
- Тю, блажная… Ещё родишь от тебя! (Решительно отталкивает гревшее тело и уходит.)
 
- Странно всё как. Кто-то видит, кто-то нет. Для чего я вижу?...
 
 
 
 
 
У КОСТРА: 
 
 
 
(На месте пленника пусто.)
 
ЗУБАК. Говорю – сам видел! Видел и слышал! Он к Галке как человек, она – ни в какую! Не стерва ли? Мужик просит! Не один! Сколько нас? Четверо! В ногах, можно сказать, извиваемся… То с научной точки зрения, то с идейной! Вожжами бы!.. Нет – крови бабе! Ты вникни! Крови! Бабе! Всё. Конец света. И застраховалась, зараза. Не подступишься. Сунешься – пальнёт ведь. Не разобрала, мол, в темноте. И куда ещё попадёт!
 
СРЕДНИЙ. С комплексами они, которые без детей. Права качают.
 
ЗУБАК. Во! В точку. Весь интерес – на себя. Запятой не пропустит.
 
СРЕДНИЙ. Запятая, конечно, ещё та… Да ладно. Не бери в голову. Сделали что надо. И по дружбе, и по-человечески. Остальное Бог рассудит.
 
ЗУБАК. Как думаешь – дорожник-то наш? Парень он многослойный… Не влипнем?
 
СРЕДНИЙ. Умный, поди.
 
ЗУБАК. Ну, ночка… Висят. Фейерверк, блин. Навсегда, что ли? Кожа-то не слезет?
 
СРЕДНИЙ. Нарастёт. Кости бы остались.
 
ЗУБАК. Думаешь, дозу хватанули?
 
СРЕДНИЙ. А то мне докладывали.
 
ЗУБАК. Да-а… Так-то – на месте, всё пока вроде действует. А через неделю облысеешь. Ну, гад, артист, - всё он! Оба сапоги – пара!
 
СРЕДНИЙ. Тарас, что ли?
 
ЗУБАК. Ну. Я об нём и хотел, а на Галку съехал. Говорю – сам видел. Галка к нему тылом, а он в темноту как заорёт: помешайте! помешайте ей! хоть как-нибудь, мол… А земля в тот же миг, как ждала, с катушек сдёрнулась, и в небе первый фонарь завис… Клянусь!
 
СРЕДНИЙ. А я где был?
 
ЗУБАК. А ты к дерьму этому – завозился он. А тут и завыли все, а мы в небо уставились, как паралитики.
 
СРЕДНИЙ. Ну да, а столбняк отпустил – говна нету!
 
ЗУБАК. Да, лих паренёк. Разведчик, точно. Ну, нашпиговал где-то.
 
СРЕДНИЙ. Уважаю. Не перевёлся мужик!
 
ЗУБАК. Подожди с уважением. Выбраться бы отсюда.
 
СРЕДНИЙ. Не дрейфь… Сообразим.
 
(Энергично подходит Романистка.)
 
РОМАНИСТКА. Мальчики! Вы только послушайте! (Налаживает диктофон, включает.) Интервью на пустыре!
 
ГОЛОС РОМАНИСТКИ. Вы думаете, что конец света будет?
 
ДРУГИЕ ГОЛОСА:
 
- Обязательно. Уже сколько раз назначали.
 
- Его не может не быть. Слишком много грехов.
 
- Почему будет, когда есть? Армагеддон, не видите? Чего вам ещё?
 
- Не нагнетайте! Живы пока.
 
- А ты почём знаешь? Это тебе кажется, что ты жив. По привычке. А на самом деле – нет ничего и пусто всё.
 
- У каждого свой Армагеддон.
 
- Какой?
 
- Жизнь…
 
(Пауза.)
 
ГОЛОС РОМАНИСТКИ. Как вы представляете конец света?
 
- Взрыв всего, а не какая-нибудь Хиросима.
 
- Земля сгорит.
 
- А люди?
 
- Люди? Не знаю…
 
- На другую планету улетим.
 
- С грехами?
 
- Зачем? Грехи – старая мебель. А там квартира будет новая.
 
(Пауза.)
 
ГОЛОС РОМАНИСТКИ. Конец света нужен, на ваш взгляд?
 
ДРУГИЕ ГОЛОСА:
 
- Конечно!
 
- А как же. А то царства Божия не сделаешь.
 
- А как его делать, если сгорит всё?
 
- Не всё. Только грешники.
 
- А вы – праведник?
 
- Н-ну…
 
РОМАНИСТКА (выключив диктофон). Плёнка кончилась. Убиться!.. Абсолютно серьёзно! Даже кто возражал – соглашались!
 
ЗУБАК. К Армагеддону будь готов! Всегда готов!
 
РОМАНИСТКА. Вот именно. Завтра уже пожалеют, что не так. Народу хочется, чтобы это произошло. Везде, разом и поголовно.
 
ЗУБАК. Расчётец хитрожопый. У народа.
 
РОМАНИСТКА. Да? Подожди, кассету вставлю…
 
ЗУБАК. Ага. Уждался. Народ – он что? Он безгрешный, народ наш. Бессребреник. Терпеливец. Ну, а если что – то по мелочёвке. По сравнению… И что? А то, что народ в праведном праве своём уверен – хоть ты ему что… И хоть он тебе – что ни то. Так что вот так. Кто в осадке-то? Шушеру всю пылью сметёт, а народ после того весь новенький и чистый. Ни царей тебе, ни депутатов, не местных груздей. Рай! Тысячелетнее Царство Христово на земле. Христос – он кто? «Блаженны нищие…» Вот так вот.
 
РОМАНИСТКА. Ой, что-то, мальчики… Коммунизма не дождались. И капитализма, похоже, не дождаться.
 
СРЕДНИЙ. Ой, не дождаться, Катенька. Ничего не дождаться. Потому как ждать вообще не надо.
 
ЗУБАК. Слушай, на Тараса не натолкнулась?
 
РОМАНИСТКА. Да вон…
 
ЗУБАК. Ага… Эй! Нострадамус! Ну, подь, подь сюда…
 
(Высокий подходит не очень спеша.)
 
ВЫСОКИЙ. Ну?
 
ЗУБАК. А повернись… А ещё… Где же в тебе может такой заряд расположиться?
 
ВЫСОКИЙ. А тебе зачем?
 
СРЕДНИЙ. Атас, мужики…
 
(Налетает совершенно взбешённая Женщина.)
 
ЖЕНЩИНА. Где?..
 
ЗУБАК. Что?
 
ЖЕНЩИНА. Выпустили?..
 
СРЕДНИЙ. Ты о чём, Галь?
 
ЖЕНЩИНА. Где этот урод?!
 
РОМАНИСТКА. Галочка, Господи… Тут со столькими просто ужас… Ты сядь, дрожишь ведь. Мальчики, в костёр бы чего-нибудь. Успокойся, Галь, успокойся. Тут всем небо с овчинку. Решили, что конец света, я записала, такой материал, мальчики оценили…
 
ЖЕНЩИНА (развернулась к мужу). Ты… Ты отпустил? Ты! Или с твоей подачи… Пацифист… Не понял ничего. Как ты смог?.. Лежал на печи тридцать лет и три года… Муромец! А сейчас что? И дальше бы не шевелился! Почему ты сейчас? Именно сейчас?.. Когда всё можно было восстановить… Отдай его! Слышишь?.. Отдай мне его! Не твоё!..
 
(Вцепилась, трясёт. Высокий стоит, не сопротивляясь. Чем больше она неистовствует, тем более он упорен и будто врастает в землю, а она становится всё беспомощнее.)
 
Ты не защищал! Ты не строил! Ты не хотел детей! Ты не хотел жить! Я всё сама! Надо мной надругались, а ты смотрел футбол! А я вынюхивала его по ночам… у помоек… у свалок… Я даже его нашла, а он понял и куда-то канул… Он меня растоптал! Он меня выжег!.. Должно же в человеке оставаться недоступным хоть что-нибудь! Чтобы принадлежало мне! И никому! Моё ядро, откуда я вырастаю и дышу… Ты не дал мне укрытия! А этот раздавил мою независимость! Если бы я его настигла… если бы… Я вернула бы себе себя. Нет у меня ничего. Ничего. Ни ребёнка. Ни мужа. Ни меня… Что же есть, если ничего нет?.. Зачем ты его отобрал… Зачем ты его отобрал… Как хорошо, что я от тебя не родила. (Устало толкнула его, и он пошатнулся. Она оглядывает всех, все молчат.) Ладно, ребята. Я слишком тут наговорила. Забудьте. Всё ерунда. Полная ерунда… 
 
(И уходит. Сильная и отвергающая.)
 
ЗУБАК. Да отдали бы ей эту падаль. Хочет человек гнилого, чего с бабами не бывает.
 
РОМАНИСТКА. Тарас… Послушай. Перемелется. Честное слово, перемелется. Я вон пятый раз через семейную яму. А ты от первой в раздрай. От Галки, конечно, завоешь… Ну, так отдохнул бы.
 
ЗУБАК. Ага. Не сникай. И ничего такого. Спокойно. Главное – спокойно. Ты и не говори ничего. Не надо. Мы понимаем. Бабы – они… Сам знаешь. И мы знаем. Мы мужики, у нас братство, ага? Плюнь! Не дёргайся… Ни-ни. Спокойно. Плевать не надо, это я так. Сядь-ка, Тарас. Своей компанией посидим. Водочки бы, конечно, - так нету. Знал бы, у Митьки баул напихал. Вот бы сейчас пошло… А нету. Ты – по йоге… Заменит. Что-нибудь небесное, голубое… А мы с тобой ангелочками витаем, а внизу ручеек с форельками…
 
СРЕДНИЙ. Вась… Дробанулся или как?
 
РОМАНИСТКА. Ой, ребята, смех… не могу, разорвёт… Васька думает, что это Тарас… ох, устроил… сначала выключил, потом осветил… помогите, лопну!
 
ЗУБАК. Да я сам видел! Точнёхонько! Как вилка в розетку, мерзавец!
 
РОМАНИСТКА. Мерзавцы-ангелочки… Зубак в поднебесье… О-о-о… Опять из-за мужиков гибну!
 
ЗУБАК. Тарас, ни-ни… На баб ноль внимания. Молчи. Главное – не выражаться экспрессивно…
 
РОМАНИСТКА. Экспрессивно… Скажи что-нибудь ещё, умоляю… Ма… Материалист…
 
(Высокий фыркает. Заражается. Присоединяется Средний.)
 
ЗУБАК. Мужики… Тише… Мужики, не трясите землю!
 
(Подходит Голос. Смех обрывается. Ожидание.)
 
ГОЛОС (обвёл всех взглядом). Нужно говорить? Ждёте, конечно. Говорю: этот человек никого больше беспокоить не станет.
 
(У костра переглядываются.)
 
СРЕДНИЙ. Галочке подарок.
 
ЗУБАК. Ага. На месте спасибом уложит.
 
РОМАНИСТКА. А можно узнать, как? Произошло спокойство – как? Если не секрет.
 
ГОЛОС. В каком смысле? А-а. Он умер, пока я его нёс.
 
ЗУБАК. И отчего кто-то умирает, когда его несут?
 
ГОЛОС. От ужаса, думаю. Конец света увидел.
 
ЗУБАК. Долговато смотрел.
 
(Голос медлит, решая, отвечать или нет. Всем, кроме Зубака, неудобно.)
 
ВЫСОКИЙ. Спасибо. Ты взялся за чужое дело – одно это стОит. Правда, спасибо. Надеюсь, что мы сделали правильно.
 
ГОЛОС. Я не сразу нашёл место. То, где он напал. Подумал, что там остались следы. Так что ему удобнее около шляпы. Теперь можно в милицию.
 
ЗУБАК (не может переключиться с подозрения на нормальный тон). Да?
 
РОМАНИСТКА. Вася… (Ищет выход.) Вась, подожди. (Возится с диктофоном.) Сейчас… Я стояла, ночь записывала. Фон. Думаю, может, что-нибудь… Когда работаешь, хорошо атмосферу ощущать… Тишина, шёпоты, далеко собака воет… И вдруг вот это…
 
(Немного тревожной тишины. Голос – спокойный, сожалеющий, обращённый то ли к самому себе, то ли к невидимому собеседнику, который поймёт.)
 
Шепчут жалобы,
Шепчут.
Кто должен услышать?
Шепчут жалобы,
Шепчут.
 
Не могут поверить,
Что говорящие
                стали немыми.
 
ЗУБАК. Нашла время!
 
РОМАНИСТКА. А ты подожди.
 
(Пауза. Шорохи – ворочается темнота.)
 
Мир увеличился до света.
Мир уменьшился до света.
Кто-то поставил точку.
 
(Пауза.)
 
Задумавший ограничение
Распахивает миллионы дверей.
Ничтожные лепят
Великую бесконечность.
 
ЗУБАК. Ё-оо... Бред собачий! Чья халтура?
 
ГОЛОС. Моя.
 
ЗУБАК. Твоя? Нет, это твоё? Ну, блин. Алиби! (Ржёт.) Хоть для чего-то сгодилось… Двести процентов! Ой, мамочки! (Опять хохотнул. Хлопнул подозреваемого по плечу.) Ладно, прости. Мир. Ну, ты даёшь. Вид чемпионский, а по ночам… Нет, икать начну!
 
ГОЛОС. Да на здоровье!
 
ЗУБАК. А всё-таки? Если бы тот червь не откинулся самодеятельно… А?
 
ГОЛОС. Хочешь однозначно?
 
ЗУБАК. Однозначно!
 
ГОЛОС. Нет.
 
ЗУБАК. А неоднозначно?
 
ГОЛОС. Я пришёл к выводу, что процентах в девяноста… в девяноста пяти! – человек может найти другое решение.
 
ЗУБАК. Что – практика была большая?
 
СРЕДНИЙ. Кончай давить, Вася. Ещё неизвестно, что бы из нас получилось на его месте. И какими бы словами мы разговаривали с собой по ночам. (Голосу.) Мы друзья тебе. Если захочешь – надолго.
 
ГОЛОС. Ночь на военную похожа, да. Нормально всё. Пройдусь немного. (Отходит.)
 
СРЕДНИЙ (стучит себя по лбу). Тут у тебя есть? Или нисколько?
 
ЗУБАК. Да я…
 
СРЕДНИЙ. Да я, да ты! Дурак всю дорогу! Сколько их – то повесятся, то калеки. А в нём сила осталась. Несломанный мужик. Да хоть бы и придавил кто ту мразь – поклониться надо.
 
ЗУБАК. Обиделся, думаешь?
 
СРЕДНИЙ. Жирно будет – обижаться на тебя. Всё, проехали.
 
ВЫСОКИЙ. Значит, нет его. И что? Изменилось? Не похоже…
 
РОМАНИСТКА. Про тюрьму уже забыл?
 
ВЫСОКИЙ. А вот я сейчас думаю. Может, ей надо было сесть? Пройти наш родной университет. А то мы без тюрьмы и Чечни или Афгана не совсем полноценные. Наковальня нужна. Шелуха истлеет, а основы выступят. И будешь кровеносной системой чувствовать: основы! И не шагнёшь на обочину. А то ведь слова… И северный полюс, и южный – в словах. И меридианы между ними – словесные. Истина, заблуждение… они и сравнялись потому, что слова – как копейки. Так что кому-то и шкурой своей выбирать надо, раз всё другое для него молчит… Вмешались, уберегли… А если погубили?
 
ЗУБАК. Её? Ну уж.
 
ВЫСОКИЙ. А это – в каком качестве она жить пойдёт.
 
РОМАНИСТКА. Ну, знаешь ли, Тарасик… А мы, значит, смотри и наблюдай! Человек на красный свет в помрачении, а мы и рукой не шевельни – вдруг ему пострадать надобно! Ему, может, и в кайф, а нам – нет. Бездействие даже по закону преступление. Да нет, Тарас, у каждого своя нагрузка. Каждому – по своей совести. Вот так. Остальное – пятьдесят на пятьдесят, по крайней мере. Может быть, и мы для неё – голос трубы. Знак к ревизии. Не только в тюрьме очищаются. Да и не очищаются там, напрасно ты.
 
ВЫСОКИЙ. Слова ужасная вещь. Я давно не читаю ничего. И телевизор не включаю.
 
СРЕДНИЙ. На труху иммунитет нужен.
 
ВЫСОКИЙ. Какой?
 
СРЕДНИЙ. Головы на плечах.
 
ВЫСОКИЙ. А где их берут? (Отходит в сторону.)
 
РОМАНИСТКА. Не могу, когда мужик страдает. Страшно. В нору забиться и носа не казать. А нора, понимаешь, ушла сомневаться в своей нужности. Вы хоть думаете об этом?
 
ЗУБАК. Во, дела… Мы-то при чём?
 
РОМАНИСТКА. Вы хоть понимаете, что ваша сила не в брюках?
 
ЗУБАК. Здрасте, ага!
 
РОМАНИСТКА. Молчи, шкаф! И не в бицепсах твоих! Галка тебя поднимет и бросит!
 
СРЕДНИЙ. Вот и затрахала мужика.
 
РОМАНИСТКА. Мальчики… Милые! Без вас никак! А вы то налево, то направо. Вы – защитники! Мы вас рождаем, чтобы вы жизнь защищали! Детей, бабу, страну, землю… От этого Галка бунтует – не защитник.
 
ЗУБАК. А кто против? Когда надо… Уж как-нибудь будь, ага!
 
РОМАНИСТКА. Да не когда надо, а всегда! Всегда! Воздухом всегда дышите? И это всегда. Если бы так – вот бы жили!
 
СРЕДНИЙ. А женщина вот, между прочим, если не эмансипатка ещё, всегда задачу жизни в себе держит. Хоть днём, хоть ночью. Факт. Тут Катерина в законе.
 
ЗУБАК. А мы по амнистии.
 
СРЕДНИЙ. Что-то вроде… О, наша радость карманная!
 
ЗУБАК. Ага, её недоставало…
 
(Подходит Бегущая.)
 
БЕГУЩАЯ. Странно как всё… Мир такой странный. Никакой логики. Человек думает, что ему плохо, а на самом деле ему хорошо. Живой умирает, а мёртвый верит, что жив. Странно. Жизнь может не только уйти, но и вернуться. Вода земли дышит в небо, а небо окутанное пустотой, выливает дождь. Да, наверно, этому можно поверить.
 
ЗУБАК. Чему?..
 
БЕГУЩАЯ. Что можно воскреснуть.
 
ЗУБАК. Кто-нибудь скажет мне, почему, когда она тут, мне хочется её… чтобы её тут не было?
 
РОМАНИСТКА. Видать, на мозоли наступает, Васенька.
 
ЗУБАК. Не страдал!
 
РОМАНИСТКА. Я не про те, от которых страдаешь, а про те, которые любимые.
 
ЗУБАК. Баба, тебя становится много. (Бегущей.) Ты зачем проповедуешь, козявица?
 
РОМАНИСТКА. Васенька, ты же пишешься! Навечно!
 
ЗУБАК. Изыдь со своей шизой… Ну?
 
БЕГУЩАЯ. Я не проповедую. Я, наверно, думаю. Но у меня это связано с произнесением.
 
ЗУБАК (в полном восторге). С произнесением! А?.. Чего к людям липнешь?
 
БЕГУЩАЯ. А к кому надо?
 
ЗУБАК. Не видишь – не хотят! Тут взрослые!
 
БЕГУЩАЯ. Мне тоже тридцать. А вам?
 
ЗУБАК. А мне больше! Было и будет! Больше!.. А вы чего молчите? Я один на один с этой придурой…
 
РОМАНИСТКА. Ва-ся… Девушка, у вас интересно получается, я серьёзно, вы могли бы ещё как-нибудь пояснить.
 
СРЕДНИЙ. Иди сюда. Садись… Грейся. Угощать нечем.
 
БЕГУЩАЯ. Мне не надо. Спасибо. Костёр – да. Я люблю, когда огонь. Но я не поэтому. У вас тут место образовалось. Там дальше тоже сидят. Что-нибудь сжигают. Но друг к другу по-другому. Расширяются собой, чтобы всем было меньше.
 
ЗУБАК. Чего – меньше?
 
БЕГУЩАЯ. Тепла.
 
РОМАНИСТКА. А тут?
 
БЕГУЩАЯ. А здесь как на поезде едешь. Одно, другое. Люди заглядывают, разные. Земля поворачивается. И так много всего – внутри сжимается. А ты на такой земле жил, и так же люди навстречу шли, а сердце у тебя молчало или плакало. Не знаю даже…
 
РОМАНИСТКА. Девушка, ты ничего не пишешь?
 
БЕГУЩАЯ. Письма иногда.
 
РОМАНИСТКА. А письма пишешь так же, как говоришь?
 
БЕГУЩАЯ. У меня по-разному. Иногда нормально, но я это не очень люблю. Лучше нырнуть, и тогда что-то такое… Страна незнакомая. Путешествовать можно. И заблудиться тоже. Я стараюсь, чтобы понятно, но это длинно. Я не успеваю сказать обо всём.
 
РОМАНИСТКА. А о чём бы тебе хотелось?
 
БЕГУЩАЯ. О, это трудно. Всё очень взаимно. Посмотришь на какое-нибудь одно, а за ним, как в бинокль, весь мир. Целиком. Я получаюсь вроде горла, и в меня всё стремится попасть. Наверно, поэтому я и говорю. Я заметила – если скажешь, то отступит. Но тут же что-нибудь другое…
 
РОМАНИСТКА. Послушай, я тебе сейчас… Вот.
 
(Звучит диктофон.)
 
Мир увеличился до света.
Мир уменьшился до света.
Кто-то поставил точку.
 
Тебе как?
 
БЕГУЩАЯ. А ещё можно?
 
РОМАНИСТКА. Сейчас…
 
Футляр кокона пуст.
Распечатано бывшее тело.
Прекрасная поднялась
                в высоту.
 
БЕГУЩАЯ. Распечатано бывшее тело… Как будто про меня…
 
РОМАНИСТКА. Да? Всё может быть. А в общем как?
 
БЕГУЩАЯ. Как капли падают. А будет много – пойдёт дождь. И кто-то на него посмотрит из своего окна.
 
ЗУБАК. И что?
 
БЕГУЩАЯ. Можно будет жить.
 
(Замолчал Зубак. Не пристаёт. Бегущая взглянула на него. Встала.)
 
Поищу в костёр чего… (Уходит.)
 
ЗУБАК. И Лёшка на меня через раз давит… Что-то, выходит, я живу как-то… Как хвост купированный. Да ещё и не тот, что на собаке остался. Что-то в атмосфере, что ли. Не в этой, а вообще. Такое что-то… Влияет, значит. Вот ведь. Пласты сдвинулись, а я не заметил.
 
РОМАНИСТКА. Ну, так ведь заметил…
 
ЗУБАК. Обмозговать надо.
 
РОМАНИСТКА. Знаешь, Вась… Смотря с кем мозговать.
 
ЗУБАК. Как – с кем? С самим собой, понятно. Прочие у меня без доверия. Не потому что, а потому. Самому надо. А то не приживётся. А из тутошней братии у меня родственность, знаешь, к кому?
 
РОМАНИСТКА. К этому? Которого на зуб проверял?
 
ЗУБАК. Дорожник-то? Он мужик стоящий, чего спорить. В разведку можно. А вот в жизнь… У него скрыто много. Когда и как аукнется… Нет, не к нему. А к ней, девке этой перевернутой. И ни на кого в ней памяти злой. Ты сумей! Вот она – не солжёт. Ни по выгоде, ни по любви. По любви не солгать, а?
 
РОМАНИСТКА. Откуда знаешь?
 
ЗУБАК. Так видать же. Ну, скелет виден. Ну, может мне виден. Говорю - родня. А я грешен перед ней. Ох, не терплю каяться! Да Лёшка вот со свету сживает… Хотя друг без счёту раз проверенный.
 
СРЕДНИЙ. Колбасит тебя, Василий. Чего тебя встряхивает, будто за высоковольтку хватил? Пойдём, Кать, разомнёмся, седалище передавил.
 
(Уходят. Незаметно приближается Бегущая. Останавливается, смотрит на Зубака.)
 
БЕГУЩАЯ. Не майтесь…
 
ЗУБАК (резко повернулся). Чего такое?
 
БЕГУЩАЯ. Меня часто били. И больно, и по-всякому. Я ничего. Это немота такая у людей. Мне никогда себя жалко не было. Не сожалела о себе. Везде человек живёт. На свалках вон… А тоже живут. И тоже люди. Там профессора есть. Есть языки знают. Один рисует здорово. Угольками от костров. На выброшенных картонках, на коробках. Если уголь и картонки – это не значит, что хуже. Другое, для других… Это да. А вот – почему-то. Я не оттуда, нет. Я где-то тут, где и все. Мне в себе непонятно. Ну, и снаружи не очень. И тоска разрушающая вместо того, чтобы сделать что-нибудь. Не у меня одной, нет. Не у меня одной… У мужчин даже больше, чем у женщин – тоска эта. Куда делать? Кто скажет? И почему кому-то верить должен? И – хрясь по бабе, хрясь по сыну, хрясь по встречному… А там в тюрьму или убьют. Или зигзаг какой – как у этого несчастного… Лежит там, в небо зря пялится. Не убитый, нет. Самому человеку умирать хуже. Под собственную ответственность. Но всё равно хорошо, что сам. Не увёл никого за собой. Не знаю – поймёшь, нет… Без обиды я. Забыла уже. Не было ничего… (Отходит.)
 
ЗУБАК. Ой, мама… ой, блин… Во, дела… Вот так и убивают. Для разрядки. Был виноват – стал ещё виноватее. Теперь так и покатится? Бли-ин…
 
(Осторожно приближается Высокий – будто кувшин на голове несёт.)
 
ВЫСОКИЙ. Ребята… (Замечает в стороне Романистку и Среднего.) Ребята, со мной что-то… Я слышу…
 
РОМАНИСТКА. Тарасик, ты как ежа проглотил… 
 
ВЫСОКИЙ. Слышу… Во, на колдобине тряхнуло…
 
РОМАНИСТКА. Зубак!
 
ВЫСОКИЙ. Тише ты…
 
РОМАНИСТКА. Вася… У него опять…
 
ЗУБАК. Чего ещё?
 
РОМАНИСТКА. Тарас задумался.
 
ВЫСОКИЙ. Зубак, убери кувалды… Стой смирно.
 
ЗУБАК. Опять? Если ты, отморозок, если… Если взорвёшь что-то ещё…
 
ВЫСОКИЙ. Свихнулись? Я не взрывал!
 
ЗУБАК. А почему взлетает?
 
ВЫСОКИЙ. Бастует!
 
ЗУБАК. Кто?
 
ВЫСОКИЙ. Всё!
 
ЗУБАК. А ты с какого краю?
 
ВЫСОКИЙ. Я не с краю! Я внутри, дурак! Как все.
 
ЗУБАК. А совпадает?
 
ВЫСОКИЙ. Мало ли кто с кем совпадает!
 
РОМАНИСТКА. Вася, лучше с ним нежно…
 
ЗУБАК. Счас. Ну… Не шевелись, паразит!
 
ВЫСОКИЙ. И так не шевелюсь.
 
ЗУБАК. Ну?
 
ВЫСОКИЙ. Что – ну?
 
ЗУБАК. Остановить можешь?
 
ВЫСОКИЙ. Что остановить?
 
ЗУБАК. Ты в серёдке. Тебе виднее. 
 
ВЫСОКИЙ. Вот… Сигналит.
 
ЗУБАК. Останавливай!
 
ВЫСОКИЙ. Не буду!
 
ЗУБАК. Да я тебя, зараза потусторонняя…
 
БЕГУЩАЯ (подходя с топливом). Машина едет.
 
РОМАНИСТКА. Что? Какая?
 
ВЫСОКИЙ. Мерседес… Гелендваген.
 
ЗУБАК. На хрена?..
 
БЕГУЩАЯ. Две едут.
 
ЗУБАК. И кадиллак?..
 
ВЫСОКИЙ. Нет, Вася. И газель.
 
СРЕДНИЙ. Ещё кто-то услышал. Сейчас побегут.
 
ЗУБАК. А мы первые!
 
РОМАНИСТКА. Может, пусть? Давка будет. Не хочется.
 
БЕГУЩАЯ. Там много ждущих. Пожилые даже.
 
ЗУБАК. Да пусть. Как вот так побежать сразу. После всего. Я вообще бегаю только по утрам. Не рассвело ещё.
 
(Шум легковушки, тормоза, голоса толпы. Романистка спешит с диктофоном.)
 
ГОЛОСА:
 
- Вы из города?
 
- Миленький!
 
- Чего там?
 
- Атомная?
 
- Какая атомная, бля!
 
- Водородная?
 
- Во! Ездил бы я вам после водородной, блин!
 
- А гриб-то, ё-моё?..
 
- Ну, и гриб! В лесу тоже вон…
 
- Теракт?
 
- А я знаю, да? Мне – когда было? У меня это третья ходка. Ездка-то есть. Парфюм шарахнуло. Братаны со смеху аж коньяком даванулись.
 
- Какой парфюм?
 
- Парфюмерную фабрику, тётя. Мадам то есть. Траур вам, бабы! Подчистую, говорят.
 
- Ой, не запаслась, дура…
 
- Говорят, жертвы. Тёлки одни. Девицы то есть. А мы в кабаке. При свечах, бля… Пардон, дамочки. А наш говорит: братва, мужики же к своим бабам со свиданок вернуться не успеют, крышу потеряют. И вообще. Электричество рубануло, шпана вылезет. Мобилизуй тачки, поехали! Ну, и поехали. Третья ходка. Ездка. Насмотрелся – кина не надо.
 
- Сыночек, так троллейбус бы у братишек спросил! Машина-то у тебя… И десятерых не подымет.
 
- Так стоИт всё! Пардон – извиняюсь… не там где надо, то есть. Короче, братва маршруты разобрала – подвозит.
 
- Так подвезёшь меня, сладкий мой?
 
- Осади, шалава, понятие имей. Дамочки преклонные, вперёд! Перевернёте, дуры, не самосвал же!.. Тихо, говорю! Вон газель подъехала!
 
МИКРОФОН. Граждане! Газель в вашем распоряжении! Следует по вашему желанию. Граждане, уступайте алкоголикам и хилым – их жизни короче. Почему нет, могу и до подъезда. Без проблем. Радиация? Никакой радиации. Исключительно Шанель номер пять. Бесплатно всем, кто хочет и не хочет. Граждане России, не боритесь за места. Вы уже сели. Уже едем. Эй, которые остались! Следующий рейс будет ваш!
 
(Уехали. Романистка удовлетворённо вынимает кассету.)
 
СРЕДНИЙ (удивляясь). Одна ночь. А будто жизнь.
 
ЗУБАК. И правда что. Обжились тут.
 
РОМАНИСТКА. Мальчики, братки уважили, поделились мобильником. Митяй подбросит.
 
ВЫСОКИЙ. Есть проблема.
 
РОМАНИСТКА. Опять?
 
ВЫСОКИЙ. Просьба, Кать. Галина бродит около, но не хочу раздражать. Передай ей ключи. (Протягивает.) От машины. От квартиры.
 
РОМАНИСТКА. Тарасик…
 
ВЫСОКИЙ. Не уговаривай, а?
 
РОМАНИСТКА. Приехали вместе, уезжаете врозь. Совсем врозь. Это всегда как-то беспокойно. Как будто шатается твой собственный стул.
 
ВЫСОКИЙ. Только стул.
 
СРЕДНИЙ. Мне тоже захотелось не вернуться домой. Временно.
 
РОМАНИСТКА. Подростковый синдром.
 
ЗУБАК. Надо же, как помолодели.
 
СРЕДНИЙ. Опять мне десять лет.
 
РОМАНИСТКА. Галину позвать… Галя! Митяй за нами! Давай!
 
ЗУБАК. А в милицию ты не догадалась позвонить?
 
РОМАНИСТКА. Догадалась. Хотя представляться не стала.
 
ЗУБАК. А Митяй скоро?
 
РОМАНИСТКА. Вот-вот… Пошли. Без нас Галине удобнее.
 
ВЫСОКИЙ. Я вас провожу.
 
(У костра остаётся одна Бегущая. Она смотрит вслед уходящим, готовая помахать на прощание, но никто не оглядывается.
 
Из глубины медленно идёт Женщина. Приостанавливается. Слушает. Опять идёт.)
 
ГОЛОС (только голос, человека не видно.)
 
С горизонта слетает
                жёлтая птица,
Не вылупился в смоге
                вчерашний птенец.
Жёлтая птица,
Корзину земную очистив,
                положит другое яйцо.
Терпения много.
 
(Голос замолкает. Женщина ускоряет шаги. Её догоняют слова из темноты.)
 
Не раздвинулись крылья птенца.
Стреножила тонкая паутина.
 
А было так просто
               содрать её клювом,
Отважившись спасти себя
                болью.
 
(Женщина почти бежит, но слушает тишину и ждёт.)
 
Забыв о себе,
Они нашли опору во всём.
Всё подставило плечи.
Дальний свет согревал горизонт.
Они пошли.
 
 
 
А она осталась,
Остановившись в себе.
Рядом с ней
Светлым эхом парила возможность.
Открой невидимый глаз. Посмотри.
Я жду.
 
 
 
(Бегущая стоит за костром, прикрыв глаза, то ли кивая себе, то ли покачиваясь. Кажется, что пламя охватывает её ноги, и ей придётся сгореть, а она неестественно на это согласна.)
 
БЕГУЩАЯ. Как происходит… Как происходит? Не понимаю. Что вызывает. Что откликается. И почему бегут, когда нужно наоборот. Мужчина рождает слова. Слова скользят из тьмы. Догоняют. Это только звук. Незначительное колебание воздуха. А жизнь обрывается им в ответ. Дышать уже невозможно. Хочется наполниться ещё больше. И умереть. Чем-то умереть. Но остаться для ощущения. И умирать. И оставаться. Умирать и оставаться. Зачем в этом смерть? Наверно, это тоже дно. За ним уже ничего нет. Ты пуста. Необъятно пуста для наполнения. Да. Ведь нужно совершить такую работу. Связать из небытия живой узел. А она ушла. Сбежала. Бедная. Беднее меня. Потеряла то, чего не измерить. Бежала, чтобы опередить потерю…
 
(К костру подошёл Голос. Стоит. Между ними взлетает пламя. Соединяет? Разъединяет?)
 
ГОЛОС. Ничего мы не знаем. Несмотря на всю науку. Всё равно у человека чувство, что он не знает. Темнота, огонь. Тайна. Из века в век. Через тысячелетия. Мы не знаем, как бы нам ни объясняли. Бережём тайну, чтобы ощущать душу.
 
БЕГУЩАЯ. Она не хотела уходить. Но ушла. Что в ней не хотело? И что ушло? И при этом осталось. Вы сожалеете?
 
ГОЛОС. Я давно перестал сожалеть. То, что изменить нельзя, я принимаю как данность. Нередко оказывалось, что эту данность даже можно любить.
 
БЕГУЩАЯ. Правда? А я стыдилась. Что люблю всё. Я жила там, где хотелось быть несчастным. Все были несчастны круглосуточно. Каждый день. Из принципа. Если бы отнять их несчастья, люди погибли бы от голода. Чем заниматься, если у тебя нет еды? О чём говорить? Две мои бабушки годами спорили, у кого больше болезней. И к врачам ходили не лечиться, а за диагнозами. Ругались, что не могут достать лекарства. Я шла в аптеку, покупала и приносила. На это не реагировали. Мне казалось – даже раздражались. И начинали страдать от другого. От мелочей, которые устраняются за минуты. Годы так и состояли – из мелочей и недовольства. Несчастье было валютой.
 
ГОЛОС. А ты для всех была идиотка, которая не умеет жить.
 
БЕГУЩАЯ. Не просто идиотка. Каждый день идиотка.
 
ГОЛОС. Изменится. Когда-нибудь.
 
БЕГУЩАЯ. Вы все уйдёте. И праздник мой уйдёт. Это был праздник. Вербное воскресенье.
 
ГОЛОС. По-моему, будет как-нибудь по-другому.
 
БЕГУЩАЯ. Ушли уже. Не попрощались.
 
ГОЛОС. Должно быть, тебя заслонил костёр.
 
БЕГУЩАЯ. Да. Меня не видно. Я ничто.
 
ГОЛОС. Ты никогда не была ничто.
 
БЕГУЩАЯ. Тогда почему?
 
ГОЛОС. Зачем тебе? Не надо ожидать от других. Они не обязаны. Можно только добровольно.
 
(Возвращается Высокий.)
 
Остался, значит?
 
ВЫСОКИЙ. Да.
 
ГОЛОС. Голый?
 
ВЫСОКИЙ. Разве? На мне не самый дешёвый костюм.
 
ГОЛОС. Есть предложение. К вам обоим. У меня почти свободная квартира. Получится по комнате на каждого. Вы как?
 
ВЫСОКИЙ. Павел, ты шутишь?
 
ПАВЕЛ. Совсем нет. По-моему, нам неплохо побыть в тишине. И в одиночестве, и в общении. Сориентируемся. И, может быть, друг другу действительно поможем. Домой я возвращаюсь только по выходным. Вы окажете мне услугу, если этим воспользуетесь. Взамен чего я перестану ездить на работу в сопровождении кошки.
 
(Бегущая потрясённо смотрит на Высокого, тот на неё.)
 
ВЫСОКИЙ. Анна, ты видишь? Я же сказал, что смогу тебе помочь!
 
ПАВЕЛ. А что скажет Анна?
 
АННА. Я… Я могу пол мыть. Я… Кошки меня понимают тоже…
 
(От волнения рука её пытается нащупать карман, который тут же отрывается. Из него выпадает сантиметр, при виде которого Анна замирает, не решаясь взглянуть на ожидающих. Отчаяние толкает её к костру, и она спешит, на ходу срывая с себя шапочку с козырьком и ушами, длинный шарф и крутку с предающим карманом. Она бросает их в костёр, одежда глушит пламя, и пустырь почти полностью погружается в темноту.)
 
АННА (голос её срывается). Вас нет?.. Вас не было?..
 
ПАВЕЛ. Тарас, может ты электростанцию включишь? Чего тебе стоит?
 
ТАРАС. Да ничего не стоит. Вот шнур, вот розетка. Пожалуйста!
 
 
 
(Город вспыхивает огнями, лампочка на деревянном павильоне высвечивает фигуры идущих друг к другу людей, и расползающиеся дымы, присоединившись к смогу, выглядят не так угрожающе.)
 
 
 
 
 
Декабрь 2003 – январь 2004