Проза зародыша

Я жду, когда они пойдут меня убивать - люди, в которых я живу. Головастик, присовокупившийся к яйцу, знает: по каким-то не существенным для Бога причинам его боятся вынашивать.
Родители не верят, что меня хотела вся вселенная, а ведь я - их оплодотворенная любовь. Ну вот, конечно, она стоит перед плакатом о вреде аборта и читает стихотворение: «Простите меня, не рожденные дети...» Ей и так хреново, а тут еще добавили. Она плачет. Рисует в блокноте какую-то чушь - себя, отдающей эмбрион солнцу. А он стоит рядом и тупо говорит обо мне, как о наборе клеток. Сам ты набор клеток! Если бы мужчины позволяли рожать, женщины бы рожали. Если бы мужчины могли рожать, они перестали бы так бездарно убивать друг друга. Они бы знали физическую цену жизни и прекратили бы всякие войны.
Но что делать мне? Бороться? Кричать, что меня обязательно полюбят, только бы перестали бояться, незваного. Сами-то, поди, тоже появились не кстати.
О! Наш выход - очередь сдвинулась. Идем. Так, она рыдает. Натурально, взахлеб. Не знаю, что меня ждет. Думаю, что-то нехорошее. Продолжаю бесконечно любить свою вселенную - маму.
Металлические «звяки» и четкая команда: «На кресло!» Она садится - я это чувствую. И вдруг истерика. У меня внутри (у нее внутри) все переворачивается от жалости. И на тебе! Встала и пошла. Ей вдогонку: «Женщина! Вы у нас не одна. Сейчас же вернитесь!» И это по ту сторону плаката, внушающего вину. Сами-то чем лучше? Своими же руками...
А он, перепуганный от ее визга, белее белого врывается в операционную: «Ладно, ладно, пусть он будет». А потом кормит нас мороженым, целует, убаюкивает. Что-то твердит о сыне... Ну почему сын? Посмотрите, какая я хорошенькая девочка! Ничего не понимают. Столько от них страхов натерпелась. А теперь еще и Сашей обозвали! А! Она хочет девочку - Александру.
В пятнадцать лет стать матерью - это круто. Я ее обожаю. Ну, с папой мы как-нибудь потом договоримся. Лет через десять, когда я вытяну ему лотерейный билет на миллион баксов и потребую себе братика. Будет на что воспитывать новое поколение. Ничего, со мной  пусть немного помучаются за то, что сразу не поверили.
Все-таки она отдала меня солнцу: я родилась на рассвете. Он тоже был рядом. Симпатичный, блин. Хоть бы я была на него похожа. «Вылитая ты» - шепчет он ей.  А я в это время у нее на груди, и выше уже ничего не видно. Надеюсь, она (а значит и я) хорошенькая. «Красавица!» - улыбается акушерка. Ну, слава Богу. Посплю, пожалуй, а то после обеда бабушки налетят...