Записки рыболова-любителя 454-456

454

5 мая 1988 г., кирха
Иосиф Бродский - нобелевский лауреат! Вот тебе и здрасьте. Коротенькая такая заметочка на первой странице в "ЛГ", в которой только просто перечислены все очередные нобелевские лауреаты. И никакого ажиотажу. Есть там, мол, где-то какой-то там Бродский, за что-то ему премию нобелевскую дали по литературе. Правда, в "Новом Мире", кажется, опубликовали небольшую подборку его стихов. Снизошли.
О лауреатстве Бродского я узнал в конце ноября. А в начале декабря мы с Сашулей и Митей были на творческом вечере Михаила Казакова, который его начал со стихотворения Бродского ("моего друга", - как он сказал, - "ныне нобелевского лауреата") "Похороны (или "На смерть...") маршала Жукова". Казаков прочёл ещё "Реквием" Ахматовой, что-то Пастернака и, может быть, Мандельштама.
Неплохо прочёл, но более всего нам понравилось чтение его собственного рассказа, точнее, главы из повести воспоминаний, в которой о Сталине вспоминает один из его соратников - грузин (Кавторадзе?), знакомый со Сталиным ещё с дореволюционных времён, сидевший, выпущенный и не уничтоженный, наверное, только потому, что, когдла всех брали в 37-м, он уже досиживал свой срок, назначенный ему в конце двадцатых. Трагикомическая история, в которой героя ночью поднимают с постели и ведут ... он думает - на Лубянку, а его - в Кремль. К Сталину, в гости...

5 декабря ездили со Смертиным на Прохладную, в Светлое, дизелем на 8:50. Пришли на место, когда уже совсем светло было, а там оказался Хорюков, явившийся ещё затемно (не поленился пятичасовым дизелем приехать) и поймавший к нашему приходу четырёх налимов.
Мы забросили свои донки и тут же вытащили по налиму, и Хорюков ещё одного. После этого клёв заглох намертво и лишь часа в три Хорюков изловил налима килограмма на полтора (предыдущие поменьше были), я ему помогал подсачеком. После обеда появимлся Таранов на вечерний клёв, но не угадал - его (вечернего клёва) так и не было. Недалеко же от нас мужики ловили и днём, видать, налим туда к ним сместился.
8 декабря я ходил на встречу "Балтики" с болельщиками в ДК рыбаков. Митя не пошёл, решил, что его не пустят туда (мне накануне сказали, что встреча будет по пригласительным), но вход был свободный, да и народу было не так уж и много, как можно было бы ожидать. Я сидел близко от сцены и мог  разглядывать игроков и тренеров безо всяких затруднений.
Вблизи ребята мне понравились. Скромные, симпатичные, особенно мои любимцы - ветераны Бирюков, Войтюк, Арсеньев, да и Артёмова к ним можно причислить. Я потом пожалел, что не выступил и не поблагодарил их за игру, особенно Арсеньева за его отменные угловые и особенно штрафные удары.
Публика интересовалась, конечно, кто уходит, кто пришёл. Старший тренер Иванов сказал, что некоторые из ведущих игроков получили приглашения в другие команды, но называть он никого не будет, дело это житейское, связано, например, с жильём, и он может понять тех, кто не имея шансов получить квартиру в Калининграде, уезжает в другие города, где жильё дают.
Тут народ стал требовать объяснений от городского спортивного начальства - почему, мол, так, почему жилья не даёте игрокам? На что им откровенно ответили, что население, мол, этого не поймёт, и никакой местком той же базы тралового флота их в очередь не поставит, поскольку у них работяги десятилетиями квартиры получить не могут, а тут - футболисты!
Но кто бы мог подумать, что сам Иванов вскоре покинет команду? Уедет в Саратов, да ещё с собой Притулу, Когана и Логунова уведёт. Жаль, конечно. Иванов мне нравился как тренер.

В эти дни начала декабря 1987 года Горбачёв встречался с Рейганом в Штатах и заключил с ним договор о РСД. Был реализован тот самый "нулевой" вариант, который был выдвинут Рейганом ещё в первый год его первого срока правления, то есть в 1980-м году, который категорически отвергался всеми предшественниками Горбачёва как "наносящий ущерб нашей безопасности" и который теперь причислялся к "новым советским инициативам" и объявлялся проявлением "нового мышления".
Телевизионные комментаторы отвечали якобы недоумевающим советским телезрителям, якобы вопрошавшим: - Отчего это мы сокращаем так много ракет, а американцы так мало? - А это, - мол, - ничего, наша безопасность не пострадает, не волнуйтесь, - оставляя телезрителям самим догадываться, что просто наших ракет больше, чем американских, вот и сокращать приходится больше, что "миф о советском военном превосходстве" в области РСД - вовсе не миф, а реальность.
Но это Бог с ним. Договор - это успех. И Рейгана, и Горбачёва. Обоих нужно поздравить, и нас всех вместе с ними. Это уже не просто просветление, а целое светлое пятно.

С 21 по 24 декабря в Москве, закончил в "Науке" с Людмилой Евгеньевной редподготовку рукописи, проверил рисунки, сдал предисловие ответственных редакторов. Пудовкин, конечно, тоже сам писать ничего не стал, просто сделал ряд замечаний, а Б.Е. на их основе сочинил предисловие, которое подправили сначала я, а потом Эльвира Никитична.
Конец великого труда! В декабре 1983 года был готов и обсуждён мой первый набросок плана книги. Тогда Б.Е. сомневался - сумеем ли написать за год, то есть к концу 1984 года. Скорее, он думал, понадобится года полтора. А вышло все четыре. Но вроде бы ничего получилось. Осталось только корректуру после набора проверить. Но это уже не раньше лета.

А в ИЗМИРАНе нас ждал новогодний подарок - ЛАБТАМ-3215, австралийский компьютер на японской базе, класса мини, разместить на кухне можно, а мощностью ненамного уступает нашей 46-й машине, зато обслуживания не требует, надёжность высокая, и периферия - мечта: графопостроитель, цветной дисплей! Валюту на эту чудо-технику выделили под спецтемы, в которых мы теперь участвуем, и ИЗМИРАН закупил себе 4 таких компьютера.
Один с самого начала планировался нам, в нашу лабораторию, но, естественно, прослышав про достоинства этих ЭВМ, на них нацелились толпы желающих со всего ИЗМИРАНа. Началась мышиная возня, и наши шансы упали по причине нашей отдалённости от места событий. Мы могли просто прозевать получение, и потом отнимай этот ЛАБТАМ у какого-нибудь Ораевского.
Особенно переживал за ЛАБТАМ Женя Лексутов, которому эта игрушка была дороже, чем мне любая рыбалка, причём сама по себе, а не для какой-либо конкретной задачи. Женя и пробивал этот ЛАБТАМ вместе с такими же, как он, энтузиастами из ИЗМИРАНа, а, чтобы заполучить игрушку в Калининград, всячески теребил меня, чтобы я давил на Лобачевского, что я и делал добросовестно, то при встрече, то по телефону, а то и с помощью письменных обоснований, раздражая порой Льва Алексеевича, и без того обещавшего нам ЛАБТАМ или, во всяком случае, поддержку наших притязаний на него.
Для нас же, то есть для лаборатории моделирования, ЛАБТАМ был если не панацеей от всех бед, то существенной поддержкой хотя бы в обработке результатов счёта. Правда, у него матобеспечение особое, надо изучать, осваивать, сразу не переключишься на эту машину, и послабее она всё же 46-й, но зато плюсов сколько!
И вот - спасибо Резникову, он уступил свою очередь нам, когда пришёл второй ЛАБТАМ (думаю, не без расчёта на поддержку при прохождении его докторской, которую он начал проталкивать, преодолевая сопротивление довольно многочисленных недоброжелателей). Мы с Лексутовым и Ивановым как раз оказались в ИЗМИРАНе, и моментально - ключик от ЭВМ болтался на указательном пальце счастливого Лексутова.
Этими двумя замечательными событиями - завершением работы над книгой и получением ЛАБТАМа закончился 1987-й год.

455

В канун Нового, 1988-го года зимой не пахло. 30 декабря температура воздуха днём была плюс 6 - плюс 8 градусов, дул сильный западный ветер с дождём. А 1 января, после новогодней ночи (встречали Новый год скромно в семейном кругу с дедом и Тамарой Сергеевной, без гостей) мы с Митей ездили на заставу на дизеле 12:20. Прошлись до танкодрома (под дождём), а оттуда в Приморск и вернулись в Калининград автобусом.
От заставы до свай береговая кромка усеяна мелким и средним янтарём. На берегу два выброса грязи, большой - около свай, похоже, ночные, а в воде ничего нет, грязь отошла. Крупных кусков не нашли, всё подобрали приехавшие с утра, на семичасовом дизеле (это после новогодней ночи!), нашлись и такие энтузиасты, человек десять.
2 января температура плюс 6 - плюс 10 градусов! Давление упало до 722 мм, дождь, ветер юго-западный, умеренный.
Приходили Люда с Серёжей. Серёжа не пил. Ничего. Фантастика. И чем больше не пил, тем больше грустнел. Мы с ним в пешки играли до того, как сели за стол, и после. Так до того он у меня выигрывал, а, как я выпил, то уж ни одной партии ему не проиграл, и с каждой партией Серёжа играл всё хуже, и хуже.
- ОРЗ у тебя, - поставил я ему диагноз. - Болезнь такая. "Очень резко завязал" называется. Нельзя так резко пить бросать. Видишь, и тонус понизился, и игра не идёт.
Но ясно было, что просто Серёжа устал. Депрессия, кризис среднего возраста.
3-го мы с Митей ездили в Русское. Температура плюс 8 - плюс 7, давление начало расти, ветер юго-западный, умеренный, и, что удивительно, весь день ясно! Воздух изумительно прозрачен, травка зеленеет на лугах. Вот тебе и январь!
С янтарём мы угадали - бросало прямо там, куда мы вышли, насобирали и наловили много среднего янтаря. От Русского дошли по берегу до Янтарного и вернулись оттуда автобусом 18:20.

6 января - новость: всё брежневское (его имени) обратно переименовали. Штрих перестройки.

7 января ездили с Митей в Балтийск. Просто так, на экскурсию. Я оформил себе пропуск (командировочное удостоверение "для проведения геофизических изысканий на местности") во все города погранзоны (Балтийск, Мамоново, Корнево, Янтарный, Рыбачий) для рыбалок и походов за янтарём и вот решил его опробовать - свозить Митю в Балтийск.
Побывали у маяка, что стоит на проходе из Калининградского залива в Балтийское море, то есть на самой западной оконечности Балтийской косы. Это место - самое интересное в Балтийске, остальное всё запущено, как и в прочих городах Калининградской области.
9 января были у Шагимуратова по поводу его возвращения (ещё до Нового года) из рейса на "Курчатове" с заходами в Сингапур и Гамбург. Второе плавание Шагимуратова на "Курчатове", через 20 лет после первого. А впечатлений меньше (главное - Сингапур очень чистый, но это и по ТВ показывали) - и заходов меньше, и возраст не тот. Зато стереокассетник привёз.
Попили водочки с ним "Смирновской", и так, и с вермутом. Хороша в обоих вариантах.

13-го смотрели с Сашулей "Жертвоприношение", а 14-го - "8 1/2". Штрихи перестройки. Дожили.  И 1-й номер "Нового Мира" пришёл - с "Доктором Живаго".
"Жертвоприношение" - фильм о вере. Великий фильм.
А "8 1/2" - об искусстве. Тоже великий фильм. Но полегче. Правда, временами мы зевали (впрочем, от недосыпа), но постепенно я втянулся в атмосферу фильма и к концу совершенно заразился ей.
6 мая 1988 г., кирха
В середине января приехала Ирина на каникулы, сессию сдала досрочно (одна иди две четвёрки, остальные пятёрки) и освободилась раньше. Дима же на сессию еле вышел, было много хвостов, но он-таки подобрал их и сессию кое-как сдал. Приехал в конце января. Ирина на него фуфырилась, глядеть на их взаимоотношения радости никакой не доставляло. Миша, к счастью, ничего не замечал и был одинаково рад и маме, и папе, приехавшим из Ленинграда.
Уезжали они порознь. Сначала Дима, через сколько-то дней Ирина. Приехав в Ленинград, она Диму дома не застала, а ключа он на вахте не оставил (ключ, понимаете ли, у них один), хотя знал, что Ирина должна приехать, и сам появился поздно вечером.
Ирина, злая, что пришлось околачиваться с вещами у закрытой комнаты в ожидании, что муж, может, вот-вот появится, набросилась на него с упрёками. Тот, в свою очередь, оскорбился: в его компании, оказывается, случилось несчастье - погибла, выпав из окна, буфетчица общежития, которая им уют создавала, а тут Ирина со своими претензиями. И смылся опять куда-то.
Ирина, найдя их семейную комнату в запущенном состоянии и злая на мужа, ушла ночевать к девочкам, с которыми жила раньше. Дима, вернувшись и не застав дома жену, стал среди ночи ломиться к этим девочкам, требуя выдачи супруги. Своего он добился и потребовал далее развода. Ирина тут же согласилась - пожалуйста, мол, хоть сейчас, занимайся только сам этим.
Какое-то время они не разговаривали друг с другом, потом Дима вдруг стал просить прощения, и они помирились. В очередной раз. Ненадолго, разумеется.
Ох, дети, дети.
Обоих бы лупить следовало. К девочкам ушла - тоже номер. Мало им ссор наедине, публичных скандалов захотелось. Дурачьё.
Мне об этом Ирина ничего не рассказывала, только маме, когда приезжала в следующий раз, в апреле, а я от Сашули узнал. А то бы я ей нотацию прочитал: надо иметь свой ключ, из комнаты своей не убегать к девочкам надо было, а убраться в ней, и концертов совместных с мужем в общежитии не устраивать.
Вот уж, действительно, парочка.

В конце января в Апатитах проходил традиционный семинар по физике авроральных явлений. На него отправились я, Клименко, Ваня Карпов, Смертин и Щербак. До Мурманска самолётом, оттуда поездом, вечером были уже в Апатитах, где я не бывал с 81-го года, когда выступал там с докторской.
Поселились в "Аметисте". Утром - открытие семинара в ПГИ и встреча со множеством старых знакомых - Славик, Юра, Мингалёвы, Козеловы, Лазутин, Распопов и т.д., и т.п. Меньше всех изменился за последние годы Славик, а больше всех, пожалуй, Распопов - обрюзг, полысел, потолстел, согнулся, хромает после аварии, вот только речь и манеры не изменились.
Распопов был только на открытии, а потом исчез и больше на семинаре не появлялся. Заправляли семинаром Славик с Витей Мингалёвым. Но и они (даже Слава!) как-то не очень активно дискутировали по научной части, часто исчезали куда-то, чувствовалось, что их гораздо больше заботят другие дела.
Собственно, у них теперь было одно главное дело - ДОСП и всё, что с ним связано. В частности, на данный момент они боролись с Распоповым за снятие выговора, который он объявил своему заместителю - Мингалёву "за проведение в помещении Института собраний официально незарегистрированных организаций".
Я этот выговор собственными глазами видел: на стене в коридоре висит. Досповцы считали выговор незаконным: сотрудники института оставались после работы обсуждать проблемы общественной жизни страны и собственного института - в чём тут криминал? Выговор тем не менее висел.
Непрерывно приходилось выяснять отношения с местными партийными и советскими органами, не знавшими, что же делать с этим ПГИ, как там навести порядок или направить их энергию в нужное русло, но где, собственно, проходит это русло - никто теперь не знал.
11 мая 1988 г., кирха
На вечер Слава пригласил меня к себе домой в гости вместе с Юрой Мальцевым и Алексеем Кропоткиным - ниияфовцем из Москвы, магнитосферщиком, знакомым мне ещё со времён зимней апатитской космофизической школы конца шестидесятых годов (было тогда такое трио из НИИЯФа - Кропоткин, Алексеев, Шистер; я выступал перед ними с рассказом о своей кандидатской на импровизированном семинаре в ПГИ), но не близким знакомым, встречался я с ним редко, лишь когда попадал на магнитосферные сборища.
Дома у Славы по случаю студенческих каникул гостила Юля, папина любимица, заметно похорошевшая за время, которое я её не видел, и превратившаяся из угловатого подростка в симпатичную девушку. Представили мне и Отошу, Отто, шестилетнего сына Славы и его новой жены Тани, не без досады, как мне показалось, охарактеризовавшей своё дитё как совершенно заурядное создание, которое, мол, и демонстрировать-то не стоит.
Хотя Славик заранее предупредил, что разносолов не будет, что он советует поужинать прежде, чем к нему в гости идти, тем не менее стол был накрыт, и Слава выставил гостям маленькую и остатки водки из другой бутылки, квашеную капусту и жареную картошку с мясом.
Перекусив, перешли к чтению отрывков из мемуаров, которые я специально на этот случай прихватил с собой из Калининграда. Я читал кусочки из описаний приключений времён чехословацких событий ("Живаго", Лужбин, выборы), известных в общем-то Славе и Юре либо как непосредственным участникам этих приключений, либо из моих прежних устных рассказов о ладушкинской жизни тех времён.
Слушали моё чтение именно так, как мне и мечталось о таком слушаньи - ни звука постороннего. Так слушали меня те же Юра и Слава, когда я в старинные времена читал им вслух что-либо из понравившихся мне литературных новинок. Когда я кончил - прочёл всё, что взял с собой, Слава после некоторого молчания произнёс:
- Да, бойко ты пишешь, ничего не скажешь.
А Юра сказал:
- Я всё это знал, ты раньше ведь рассказывал, а всё равно интересно было слушать.
Но и без этих комплиментов само их внимательное слушание было мне достаточной наградой.
Ну, и, разумеется, не обошлось без разговоров о демократии, о перестройке и о ДОСПе, проблемами которого жили Слава и Юра.
Я недоумевал: не жалко им столько сил и времени тратить на то, чтобы насадить демократию в ПГИ, привести к самоуправлению толпу сотрудников, вовсе этого самоуправления не жаждущих и к нему не готовых.
Тане не понравилось моё пренебрежительное отношение к народу - "толпе сотрудников", как я выразился, а Слава заявил, что под лежачий камень вода не течёт, и, что, если с народом не работать, не приобщать его к демократии, так он никогда и не станет готовым к самоуправлению. Нельзя научить плаванию в сухом бассейне.
- Всё это так, - согласился я, - но мне кажется, что бороться за демократию в рамках ПГИ - это не того масштаба деятельность для Славы и Юры, мелковато.
- Что же делать, я не член Политбюро, и даже не член ЦК, к сожалению, - ответил мне Слава.
- Жалеешь теперь, что в партию не вступил? - пошутил я.
- Да нет, конечно. С ума сошёл, что ли? Просто каждый должен бороться за демократию на своём месте. На том, которое он занимает.
Прощаясь с Таней, Алексей приглашал её заходить к нему в Москве, когда она будет там, на что Таня опять же не без досады, как мне показалось, заметила, что она не Слава, который по командировкам разъезжает, она к кухне привязана.

456

На следующий день разговоры на те же темы возобновились на безалкогольном товарищеском ужине, устроенном организаторами семинара для его участников в ресторане гостиницы "Аметист".
27 мая 1988 г., кирха
Собрали по пятёрке, в былые времена на эти деньги и напиться можно было, а теперь - только пожрать. Тем не менее народу явилось много, полный банкетный зал, даже не хватало мест. Слава рекламировал эту встречу как дискуссионную, но общей дискуссиии не получилось, народ явно не готов был или не желал дискутировать всухую.
Единственный дискуссионный - на весь зал - вопрос был задан неким Федоренко, человеком сравнительно новым в ионосферно-магнитосферных кругах, но физиком известным:
- Скажите, а кто это додумался сделать ужин безалкогольным? И зачем?
На это Слава без тени смущения ответил, что он считает алкоголь отнюдь не обязательным для беседы, а кроме того их - организаторов и так со всех сторон зажимают (тут имелось в виду, что организаторами семинара явились фактически одни досповцы), не хватало ещё, чтобы им спаивание иногородних и местных учёных приписали.
Ну, что же, народ поел, поговорил - на местах, ибо слышно было только соседа, и разошёлся, кто куда. Не помогли и мои призывы к Славе организовать общий разговор, каковой был им обещан. Я же большую часть вечера проболтал со своей очаровательной юной соседкой.
Она пришла вместе с Юрой Мальцевой и ещё одной женщиной, точнее, Юра появился в сопровождении двух дам, из которых старшая была, я догадался, его новой женой. Я как-то видел её один раз несколько лет тому назад, когда приезжал в Апатиты, но уже забыл, как она выглядит. Теперь, когда я пригляделся и вспомнил её, она мне показалась симпатичнее, чем в тот раз.
Юра со своими дамами пришёл поздно, когда все места были уже разобраны, он с женой сел на другом конце стола, а рядом со мной оказалась их прелестная спутница, девушка лет двадцати, в которой я опознал-таки, хоть и не сразу, Алёну - Юрину дочь от первого брака, маленькой я её часто видывал и хорошо помнил.
Как и Славина Юля, она похорошела, прямо расцвела. Как и Юля, приехала на каникулы (студентка третьего курса матмеха ЛГУ), вот не знаю только - к папе или к маме. Пришла сюда, во всяком случае, с папой, по его, думаю, инициативе. Мы разговорились.
Алёна держалась запросто, раскованно, без комплексов и в то же время скромно, так, как и следовало держаться. Узнав, что я и есть тот Намгаладзе, с которым папа вчера был в гостях у Ляцкого, и который читал там вслух свой роман (!), она принялась расспрашивать меня об этом моём произведении, которое ей расхваливал папа.
Я в полной мере удовлетворил её любопытство, ответил на все вопросы и пересказал несколько сюжетных линий моих мемуаров.
Тем временем большая часть публики уже разошлась, за столом оставалась небольшая кучка людей вокруг Славы - Козеловы и прочие досповцы, мы с Алёной пересели к ним, на какое-то время мною Антонова из НИИЯФа, но не Лиза, а Алла, постарше, расспрашивала про Калининград, а потом опять зациклились на ДОСПе. Досповцы спрашивали меня, как я отношусь к ДОСПу.
- Очень хорошо отношусь, прекрасно отношусь. Только вот цели ваши мне не совсем понятны. Распопова убрать - это понятно. А что ещё? Что именно вы ставите своей сверхзадачей?
- Мы боремся за демократию!
- Где? В ПГИ, в Кольском филиале, в Апатитах, в Мурманской области, во всей стране?
- И там, и там, и там - везде, где можем. Разве это не благородная цель, разве не в этом долг каждого порядочного человека?
- Цель-то благородная. Да вот что меня смущает. Вы действуете в рамках советских представлений о гласности и демократии, с оговорками (больше социализма), иначе и не можете действовать, - не позволят. А эти представления уже содержат в себе преграды для демократии и гласности истинной, безоговорочной. Это противоречие всей перестройки, опасность, которая внутри неё. Ибо предполагается, что кто-то определяет - это можно говорить, а это нельзя, ибо это против социализма. А что такое социализм остаётся тайной. И гласность оказывается куцей, полу-гласностью, а то и менее-гласностью. И демократия ей соответствующая. А за куцую-то демократию стоит ли столько сил тратить, как вы тратите?
- Не всё сразу. А откуда же полная демократия и гласность возьмутся, если даже куцей не будет?
- Конечно, конечно. Вы правы. Под лежачий камень вода не течёт. Просто я хотел сказать, что от вашей бурной деятельности до истинной демократии очень далеко, ни сил ваших, ни жизней ваших может не хватить, и разочарования возможны скорые. Грубо говоря, я с вас эйфорию сбиваю. Вы, досповцы, у меня прямо чувство умиления вызываете своим демократическим энтузиазмом. Но в успехи ваши скорые я не очень-то верю, уж простите. Да и демократия как самоцель... - для меня этого мало. Гласность это великолепно, но есть ли что провозглашать, о чём гласить? Это я опять же про сверхзадачу. Ну, уберёте Распопова. А дальше что? Ну, будет в ПГИ или во всём Союзе демократия. А дальше что?
- Вот, чтобы это решить, и нужна демократия. Чтобы это обсуждать, нужна гласность.
- Ну, вы - молодцы! Вас не собьёшь, чувствуется школа Ляцкого.
- Мы и сами с усами.
Практически сразу после ужина нам пришлось отправляться на вокзал, чтобы ночным поездом уехать в Мурманск: у нас были авиабилеты на утренний рейс Мурманск-Ленинград и на вечерний Ленинград-Калининград, других достать не сумели, так что в Апатитах мы пробыли всего два дня. Юра и его жена были огорчены, они рассчитывали видеть меня у себя в гостях - не получилось. То же и с Мингалёвыми. Ладно, не в последний раз, надеюсь, я здесь.
(продолжение следует)