М. Амирагов

ПРО СЕВАСТОПОЛЬ

Севастополь начинается с площади Нахимова

 Всем известно, что Севастополь начинается с площади Великого нашего Адмирала Павла Степановича Нахимова, а площадь Нахимова – с Графской пристани. Почему с Графской пристани?
А потому с Графской пристани, что сюда причалил на своей «Императрице Марии» Павел Степанович, как победил под Синопом Осман-пашу.  Так что Графская пристань – это часть той самой победы, где весь Севастополь смог эту победу увидеть и её потрогать.
Как приятно было, потом пройтись нашему Адмиралу вдоль Графской пристани, и, посматривая на всякий случай в свою зрительную трубу за горизонт, вспоминать с каким восторгом его тогда встретили, А как другим? Другим тоже приятно, вот все и собирались поближе к этой пристани и к Павлу Степановичу и никак не могли расстаться. Так и повелось главную площадь Севастополя с Графской пристанью считать Нахимовской.
Навсегда запомнил Севастополь Адмирала Нахимова Павла Степановича с его зрительной трубой да с палашом, который он отобрал под Синопом у турецкого паши – у Осман-паши, на Нахимовской площади возле Графской пристани.
Только что там Синоп! Такую потом войну заварил адмирал Нахимов, даже англичане на него разобиделись и, побоявшись сразу-то нападать на нахимовский Севастополь, подошли почему-то к нашим Соловкам и попалили в наших монахов. Только нам что. У нас Нахимов! Однако составили турки с французами и англичанами тайный пакт: не дадим Нахимову нас победить.
А мы? Что мы. У нас там, в Севастополе все как надо. Правда, война, но ведь Нахимов! Забыли мы в наших столицах, что и Нахимову надо бы помогать и  Севастополю. Конечно расстояние. Правда, царь приезжал (Александр II). Но турки с французами и англичанами - те скорее. В общем, не сберегли мы нашего Адмирала. Опомнилась и проснулась Расея, только когда уж отпели Павла Степановича нашего в гарнизонной церкви Севастополя и схоронили. Да-с, проспали-с. 
Через 50 лет решили  на площади Нахимова в Севастополе Адмиралу Нахимову памятник поставить.
 Лицом к его обожаемой Графской пристани. Со зрительной трубой и с трофейным палашом. Всё как, в самом деле, так ведь и прогуливались Адмирал Павел Степанович Нахимов вдоль Графской пристани, чуть ссутулившись, со своей зрительной трубой в правой руке, да с палашом Османа-паши – в левой.
Памятник, конечно, от благодарной России с барельефами, гранитным русским флагом да с приказом адмирала своим морякам: «В случае встречи с неприятелем, превышающим нас в силах, я немедленно атакую его, будучи уверен, что каждый из нас выполнит свой долг». Только вот, где была благодарная Россия на 50 лет раньше?
Памятник, конечно, хорош, сколько его сносили, а он все на месте. Правда смотрит сейчас Адмирал почему-то не на море, а куда-то в сторону, и палаш Османа-паши сдали в музей. Да Бог с ним с палашом и со всем другим тоже! Главное, посмотрев на памятник Павлу Степановичу, нашему любимому Адмиралу, каждый всякий из нас обрадуется, как самого близкого себе человека встретив.
  А еще за нашего Адмирала положили под Севастополем турки, французы и англичане 150000 своих солдат. И чего они хотели сказать? Может быть то, что Севастополь – английское слово. Вот уж не удумал бы за ними такую ерунду. Ну,  прямо как немцы в последнюю войну: Севастополь не Севастополь, а Фёдорсбурх.…Фи, ребята.

Про Казарского и про бриг «Меркурий»

 От площади Нахимова пройдем немного по Приморскому бульвару и слева откроется лесенка вверх ко Главному холму Севастополя прямо – прямо в гости к А.И.Казарскому. (Хотелось бы – к Александру Иванычу Казарскому, хотя, как, в самом деле, звали Александра Иваныча, я не знаю). Казарский никого к себе не зовет, он стоит себе которую уж сотню лет и смотрит на нас с Вами: «Я своё сделал».
В те стародавние времена, когда капитан-лейтенант А.И. Казарский командовал маленьким тихоходным парусным бригом «Меркурий», ходили наши на парусах, естественно, до самого до Босфора. «Никогда я не был на Босфоре» - пел наш, наш, наш Сергей Есенин, а вот Казарский бывал. Да еще и у Босфора дрался не хуже самых первых дуэлянтов. С кем, да опять с турками. Да как это? а так вот. В тот самый раз со своим бригом и со своими двадцатью пушечками Александр Иванович сошелся с двумя турецкими фрегатами: с Селимией (о 110 пушек) и Реал-Беем (о 74 пушек). Положение, конечно, никакое. Но ведь не сдаваться же. Тогда стал Казарский маневрировать промежду двух турок, паля по обе стороны. А турки стали отвечать, попадая по большей части не по Меркурию, а друг по другу. Уж больно мал наш Меркурий. К примеру, ухнет Реал-Бей по Казарскому, а пробоины-то прямо в Селимии. Или Селимия ба-бах по Меркурию, а Реал-Бей дает течь через пробоины. Правда, ушли  турецкие «победители» непобежденными. Т.е. Меркурий и не выиграл и не проиграл, а только записался во все истории морских битв как бриг Меркурий Александра Ивановича Казарского со счетом 184 к 20. Долго думал над этой загадкой наш царь Николай, нашел, однако решение. Поставить Александру Ивановичу Казарскому памятник. А на памятнике начертать: «Казарскому. Потомству в пример». Издан был также указ, чтобы во все времена в нашем флоте обязательно, хоть в виде самого маленького буксира был бы корабль «Память Меркурия». И как еще горд и красив памятник Казарскому, как хороша вечная трирема наверху, как она навсегда стала нашей памятью «Памятью Меркурию».

Про любовь к отеческим гробам

 Дальше, за памятником Меркурию, расположился небольшой зелёный детский скверик, в котором сколько ни ищи, детей не найдешь. И, правда, зачем детям скверики, когда рядом целое Черное море. Пройдя этот тихий скверик, окажемся на Чисменской (теперь на Советской улице), которая потихоньку - полегоньку по стенке Петропавловского собора пересечётся со ступеньками улицы Марата. Сколько их этих ступенек, никто не считал, точно известно только одно: все эти ступеньки идут вверх. В самом верху улицы Марата, и в самой высокой точке Севастополя расположился Владимирский Собор, по кресту которого вовеки веков чуть ли не от середины Гелеспонта выруливали к Южной бухте капитаны южных морей.
Среди  колонн нижнего яруса Владимирского собора старой русской вязью да с твердым знаком написаны имена навеки уснувших Великих Адмиралов: Лазарева, Истомина, Корнилова и Нахимова.
Мы сейчас подошли вплотную к месту, где нашли покой Адмиралы-основатели русского флота, основатели нашего с синим крестом флага. Основатели уверенности в том, что каждый из нас выполнит свой долг, помните, как приказывал Адмирал Нахимов. И вот наша гражданская неуверенность и наша бесформенная осанка тихо, тихо улетучиваются, плечи разворачиваются. На плечах появляются синие с белым отвороты, брюки становятся клеш. Мы тоже участники той войны, это наши с Вами Адмиралы.
 Только шелест морского ветерка приводит нас в чувство. Всё становится на свои места. Мы есть мы и не более того. Однако, не чужие же  мы все-таки!

Про полковника-инженера Тотлебена

 Если всё-таки спуститься по ступенькам улицы Марата на Чисменскую улицу и повернуть направо, то вскоре покажется площадь Ушакова и Морской бульвар. Морской бульвар – это не совсем бульвар, это больше четвертый бастион, вход к которому охраняет памятник герою севастопольской обороны – памятник графу Эдуарду (Францу) Ивановичу Тотлебену.
Эдуард Иванович прибыл в Севастополь полковником-инженером, а за заслуги был произведен впоследствии в генерал-адьютанты. Полковник-инженер Тотлебен придумал в те годы (1854 – 1855-ый) свою войну с неприятелем, он придумал в севастопольской скале подкопы далеко за линию обороны вглубь французских или там английских войск. Его ребята, вот они вокруг памятника, заводили в подкопы порох и по команде Эдуарда Ивановича, когда он всех выбравшихся из подкопа солдат сам пересчитал, устраивали в неожиданный и нужный момент взрывы. Эти подкопы и взрывы происходили постоянно. Такого вида саперной войны до той поры никто, кроме инженера-полковника Тотлебена, никогда еще не вел. Поэтому его война вошла в военные учебники вместе, равно, наверное, с первой партизанской войной Дениса Васильича Давыдова в 1812 году.
Посмотрим теперь на памятник. Эдуард Иванович - только из подземного своего штаба. Глаза плохо видят на свету, сапоги истоптаны и в грязи. Господи, как хорошо ему на солнышке, даже фуражку снял. Благодарные солдаты выставили перед собой оружие, не дадим в обиду нашего полковника. А его ничто сейчас не беспокоит, вот за линией фронта следы последнего взрыва. Однако в голове уже новые планы.
Памятник генералу-адьютанту Э.И.Тотлебену, слава богу, никто не сносил. Только вот в последнюю войну снарядом памятнику снесло голову. Временно-немецкая власть постановила восстановить памятнику Тотлебену-немцу немецкую голову. И восстановила: простоял Эдуард Иваныч какое-то время с немецкой головой в немецкой фуражке. Т.е. сразу в двух фуражках, в одной немецкой на немецкой голове и с одной нашей – в левой руке. После войны снесённую голову памятника Эдуарду Ивановичу нашли и восстановили на место. Так что памятник герою Тотлебену сохранился, как был построен в 1909 году: «Генерал-адъютант, граф Эдуард Иванович Тотлебен. В создании примерных трудов по возведению севастопольских укреплений, составляющих образец инженерного искусства, и в награду за блистательную храбрость при отражении штурма…».
 Сколько вокруг этого памятника разбросано ядер. Сколько было батарей, сколько героических имен! Первой батареей, батареей Костомарова грех не залюбоваться. Все эти памятники расположены вокруг Панорамы Рубо. Вроде бы она и есть центр четвертого бастиона. Но для нас главным и ничем не скрытым центром исторического холма является граф генерал-адъютант Э.И.Тотлебен с его верными солдатами. Почему? А из-за разлитого вокруг геройства. Разлитого большими ложками, большими  чашками и никогда  не пересыхающего.

Что тут было, когда ещё Севастополя не было?

 А что тут было? Да ничего не было. Не было Севастополя, не  было Крыма, да и Украины ещё не было. А были одни древние греки. Некоторые думают, что такие названия, как Судак и Херсонес тоже были греческие. И старинный Херсонес так и располагался, как и сейчас, возле бухты Омеги. Между прочим, Омега не только греческая бухта, но и греческая буква - Омега. Может, оно и впрямь так было, как эти некоторые считают?
Верно, наверное, считают. Самое главное, если спуститься с Исторического бульвара на площадь Ушакова и ещё чуть-чуть  в сторону Нахимовской площади по Екатерининской улице, то возле гарнизонной церкви можно погрузиться в 22-ой топик, следующий  до самого Херсонеса. Причем довезут до самого древнего в Крыму города всего-то за полгривны.
С чего начинается Херсонес? Наверное, с туманного колокола, в который они, древние-древние греки, звонили в самые густые туманы. При подходе кораблей с провиантом или за провиантом, а может быть за овечьими шкурами. В ихних триремах, бывало, заезжали или Язоны, или другие какие Гомеры, которым во спасение приходилось так прославить местных баранов, чтобы оные кроме как золотым  руном  и не показались бы материковому греческому начальству.  А то, как же оправдать в такую даль как Херсонес командировку.  Когда же золотые бараны превращались по дороге в обыкновенных, всегда можно было свалить на медузу, скажем, Горгону или другую нечисть вроде сирен или неких женщин с амазонской биографией. Кто бывал в дальних и долгих командировках в наше время, те со мной согласятся, в том, сколько по дороге бывает приключений. А тогда что же, меньше их - приключений на морях было, что ли?
Уставши бороться со своими грехами, мореходы отправлялися их замаливать в построенные прямо на берегу древнегреческие храмы.
Чтобы не было сомнения в справедливости сказанного нами выше, и наш князь Владимир рядом с языческими храмами заложил собор имени себя. А для чего? А всё с теми же целями.
Вот и не проходят во все времена морские волки мимо Херсонесских храмов.

Про Феолент

 Однако в морской жизни бывают не одне только командировочные
грешки. Есть и ещё кое-какие заботы. Например, страшные волны и опасные прибрежные
скалы. Помните эту историю опять же с греческими моряками, когда в страшную бурю их несло на скалу у мыса Феолент (опять же греческое название).
Спасла их тогда только молитва. Всё окончилось благополучно, но скала-то осталась. Думали, думали и поставили древнегреческие моряки на этой скале крест. А рядом храм Святому Георгию – Молитву Услышавшему.
 Вот и обращаются греческие, а ещё и севастопольские моряки ко своим святым с молитвой не только по случаю командировочных своих грешков, а еще  со многими другими своими  заботами и с благодарностью. Потому живет в них вера, что есть, кому за них постоять, когда вдруг загуляет с дикостью морская стихия: волны да ветер и как раз в сторону скалистого берега…

Про Севастопольское Черное Море. Посмотрим-ка на наше море с мыса Феолент или от туманного колокола. Ну и что скажете? Как что? А то, что это не море, а какой-то туман голубой, переливающийся и даже сливающийся у горизонта с сиреневыми небесами. Такого моря не увидеть в самой Греции. Почему? Думал я думал, задремал и мне приснился сон: передо мной прозрачное простенькое море, а за мной – высоченные пальмы. К чему такой сон, думаю. И тут закрутило над головой пальмы и затянуло в воду. Не стало пальм, а море затуманилось и стало голубым - Севастопольским. Вот и весь секрет, решил я. Действительно, пальмы в Севастополе – это слишком. 
Только вот где оно сейчас Севастопольское море? Ведь было оно, было, было! А как уехали мы из Севастополя или от нас – Севастополь, и нет его, моря-то. Остались нам только сны про то море, про туманы, про Омегу и Феолент.






 




ПРО СЕВАСТОПОЛЬ

Севастополь начинается с площади Нахимова. Всем известно, что Севастополь начинается с площади Великого нашего Адмирала Павла Степановича Нахимова, а площадь Нахимова – с Графской пристани. Почему с Графской пристани?
А потому с Графской пристани, что сюда причалил на своей «Императрице Марии» Павел Степанович, как победил под Синопом Осман-пашу.  Так что Графская пристань – это часть той самой победы, где весь Севастополь смог эту победу увидеть и её потрогать.
Как приятно было, потом пройтись нашему Адмиралу вдоль Графской пристани, и, посматривая на всякий случай в свою зрительную трубу за горизонт, вспоминать с каким восторгом его тогда встретили, А как другим? Другим тоже приятно, вот все и собирались поближе к этой пристани и к Павлу Степановичу и никак не могли расстаться. Так и повелось главную площадь Севастополя с Графской пристанью считать Нахимовской.
Навсегда запомнил Севастополь Адмирала Нахимова Павла Степановича с его зрительной трубой да с палашом, который он отобрал под Синопом у турецкого паши – у Осман-паши, на Нахимовской площади возле Графской пристани.
Только что там Синоп! Такую потом войну заварил адмирал Нахимов, даже англичане на него разобиделись и, побоявшись сразу-то нападать на нахимовский Севастополь, подошли почему-то к нашим Соловкам и попалили в наших монахов. Только нам что. У нас Нахимов! Однако составили турки с французами и англичанами тайный пакт: не дадим Нахимову нас победить.
А мы? Что мы. У нас там, в Севастополе все как надо. Правда, война, но ведь Нахимов! Забыли мы в наших столицах, что и Нахимову надо бы помогать и  Севастополю. Конечно расстояние. Правда, царь приезжал (Александр II). Но турки с французами и англичанами - те скорее. В общем, не сберегли мы нашего Адмирала. Опомнилась и проснулась Расея, только когда уж отпели Павла Степановича нашего в гарнизонной церкви Севастополя и схоронили. Да-с, проспали-с. 
Через 50 лет решили  на площади Нахимова в Севастополе Адмиралу Нахимову памятник поставить.
 Лицом к его обожаемой Графской пристани. Со зрительной трубой и с трофейным палашом. Всё как, в самом деле, так ведь и прогуливались Адмирал Павел Степанович Нахимов вдоль Графской пристани, чуть ссутулившись, со своей зрительной трубой в правой руке, да с палашом Османа-паши – в левой.
Памятник, конечно, от благодарной России с барельефами, гранитным русским флагом да с приказом адмирала своим морякам: «В случае встречи с неприятелем, превышающим нас в силах, я немедленно атакую его, будучи уверен, что каждый из нас выполнит свой долг». Только вот, где была благодарная Россия на 50 лет раньше?
Памятник, конечно, хорош, сколько его сносили, а он все на месте. Правда смотрит сейчас Адмирал почему-то не на море, а куда-то в сторону, и палаш Османа-паши сдали в музей. Да Бог с ним с палашом и со всем другим тоже! Главное, посмотрев на памятник Павлу Степановичу, нашему любимому Адмиралу, каждый всякий из нас обрадуется, как самого близкого себе человека встретив.
  А еще за нашего Адмирала положили под Севастополем турки, французы и англичане 150000 своих солдат. И чего они хотели сказать? Может быть то, что Севастополь – английское слово. Вот уж не удумал бы за ними такую ерунду. Ну,  прямо как немцы в последнюю войну: Севастополь не Севастополь, а Фёдорсбурх.…Фи, ребята.


Про Казарского и про бриг «Меркурий». От площади Нахимова пройдем немного по Приморскому бульвару и слева откроется лесенка вверх ко Главному холму Севастополя прямо – прямо в гости к А.И.Казарскому. (Хотелось бы – к Александру Иванычу Казарскому, хотя, как, в самом деле, звали Александра Иваныча, я не знаю). Казарский никого к себе не зовет, он стоит себе которую уж сотню лет и смотрит на нас с Вами: «Я своё сделал».
В те стародавние времена, когда капитан-лейтенант А.И. Казарский командовал маленьким тихоходным парусным бригом «Меркурий», ходили наши на парусах, естественно, до самого до Босфора. «Никогда я не был на Босфоре» - пел наш, наш, наш Сергей Есенин, а вот Казарский бывал. Да еще и у Босфора дрался не хуже самых первых дуэлянтов. С кем, да опять с турками. Да как это? а так вот. В тот самый раз со своим бригом и со своими двадцатью пушечками Александр Иванович сошелся с двумя турецкими фрегатами: с Селимией (о 110 пушек) и Реал-Беем (о 74 пушек). Положение, конечно, никакое. Но ведь не сдаваться же. Тогда стал Казарский маневрировать промежду двух турок, паля по обе стороны. А турки стали отвечать, попадая по большей части не по Меркурию, а друг по другу. Уж больно мал наш Меркурий. К примеру, ухнет Реал-Бей по Казарскому, а пробоины-то прямо в Селимии. Или Селимия ба-бах по Меркурию, а Реал-Бей дает течь через пробоины. Правда, ушли  турецкие «победители» непобежденными. Т.е. Меркурий и не выиграл и не проиграл, а только записался во все истории морских битв как бриг Меркурий Александра Ивановича Казарского со счетом 184 к 20. Долго думал над этой загадкой наш царь Николай, нашел, однако решение. Поставить Александру Ивановичу Казарскому памятник. А на памятнике начертать: «Казарскому. Потомству в пример». Издан был также указ, чтобы во все времена в нашем флоте обязательно, хоть в виде самого маленького буксира был бы корабль «Память Меркурия». И как еще горд и красив памятник Казарскому, как хороша вечная трирема наверху, как она навсегда стала нашей памятью «Памятью Меркурию».

Про любовь к отеческим гробам. Дальше, за памятником Меркурию, расположился небольшой зелёный детский скверик, в котором сколько ни ищи, детей не найдешь. И, правда, зачем детям скверики, когда рядом целое Черное море. Пройдя этот тихий скверик, окажемся на Чисменской (теперь на Советской улице), которая потихоньку - полегоньку по стенке Петропавловского собора пересечётся со ступеньками улицы Марата. Сколько их этих ступенек, никто не считал, точно известно только одно: все эти ступеньки идут вверх. В самом верху улицы Марата, и в самой высокой точке Севастополя расположился Владимирский Собор, по кресту которого вовеки веков чуть ли не от середины Гелеспонта выруливали к Южной бухте капитаны южных морей.
Среди  колонн нижнего яруса Владимирского собора старой русской вязью да с твердым знаком написаны имена навеки уснувших Великих Адмиралов: Лазарева, Истомина, Корнилова и Нахимова.
Мы сейчас подошли вплотную к месту, где нашли покой Адмиралы-основатели русского флота, основатели нашего с синим крестом флага. Основатели уверенности в том, что каждый из нас выполнит свой долг, помните, как приказывал Адмирал Нахимов. И вот наша гражданская неуверенность и наша бесформенная осанка тихо, тихо улетучиваются, плечи разворачиваются. На плечах появляются синие с белым отвороты, брюки становятся клеш. Мы тоже участники той войны, это наши с Вами Адмиралы.
 Только шелест морского ветерка приводит нас в чувство. Всё становится на свои места. Мы есть мы и не более того. Однако, не чужие же  мы все-таки!

Про полковника-инженера Тотлебена. Если всё-таки спуститься по ступенькам улицы Марата на Чисменскую улицу и повернуть направо, то вскоре покажется площадь Ушакова и Морской бульвар. Морской бульвар – это не совсем бульвар, это больше четвертый бастион, вход к которому охраняет памятник герою севастопольской обороны – памятник графу Эдуарду (Францу) Ивановичу Тотлебену.
Эдуард Иванович прибыл в Севастополь полковником-инженером, а за заслуги был произведен впоследствии в генерал-адьютанты. Полковник-инженер Тотлебен придумал в те годы (1854 – 1855-ый) свою войну с неприятелем, он придумал в севастопольской скале подкопы далеко за линию обороны вглубь французских или там английских войск. Его ребята, вот они вокруг памятника, заводили в подкопы порох и по команде Эдуарда Ивановича, когда он всех выбравшихся из подкопа солдат сам пересчитал, устраивали в неожиданный и нужный момент взрывы. Эти подкопы и взрывы происходили постоянно. Такого вида саперной войны до той поры никто, кроме инженера-полковника Тотлебена, никогда еще не вел. Поэтому его война вошла в военные учебники вместе, равно, наверное, с первой партизанской войной Дениса Васильича Давыдова в 1812 году.
Посмотрим теперь на памятник. Эдуард Иванович - только из подземного своего штаба. Глаза плохо видят на свету, сапоги истоптаны и в грязи. Господи, как хорошо ему на солнышке, даже фуражку снял. Благодарные солдаты выставили перед собой оружие, не дадим в обиду нашего полковника. А его ничто сейчас не беспокоит, вот за линией фронта следы последнего взрыва. Однако в голове уже новые планы.
Памятник генералу-адьютанту Э.И.Тотлебену, слава богу, никто не сносил. Только вот в последнюю войну снарядом памятнику снесло голову. Временно-немецкая власть постановила восстановить памятнику Тотлебену-немцу немецкую голову. И восстановила: простоял Эдуард Иваныч какое-то время с немецкой головой в немецкой фуражке. Т.е. сразу в двух фуражках, в одной немецкой на немецкой голове и с одной нашей – в левой руке. После войны снесённую голову памятника Эдуарду Ивановичу нашли и восстановили на место. Так что памятник герою Тотлебену сохранился, как был построен в 1909 году: «Генерал-адъютант, граф Эдуард Иванович Тотлебен. В создании примерных трудов по возведению севастопольских укреплений, составляющих образец инженерного искусства, и в награду за блистательную храбрость при отражении штурма…».
 Сколько вокруг этого памятника разбросано ядер. Сколько было батарей, сколько героических имен! Первой батареей, батареей Костомарова грех не залюбоваться. Все эти памятники расположены вокруг Панорамы Рубо. Вроде бы она и есть центр четвертого бастиона. Но для нас главным и ничем не скрытым центром исторического холма является граф генерал-адъютант Э.И.Тотлебен с его верными солдатами. Почему? А из-за разлитого вокруг геройства. Разлитого большими ложками, большими  чашками и никогда  не пересыхающего.
Что тут было, когда ещё Севастополя не было? А что тут было? Да ничего не было. Не было Севастополя, не  было Крыма, да и Украины ещё не было. А были одни древние греки. Некоторые думают, что такие названия, как Судак и Херсонес тоже были греческие. И старинный Херсонес так и располагался, как и сейчас, возле бухты Омеги. Между прочим, Омега не только греческая бухта, но и греческая буква - W. Может, оно и впрямь так было, как эти некоторые считают?
Верно, наверное, считают. Самое главное, если спуститься с Исторического бульвара на площадь Ушакова и ещё чуть-чуть  в сторону Нахимовской площади по Екатерининской улице, то возле гарнизонной церкви можно погрузиться в 22-ой топик, следующий  до самого Херсонеса. Причем довезут до самого древнего в Крыму города всего-то за полгривны.
С чего начинается Херсонес? Наверное, с туманного колокола, в который они, древние-древние греки, звонили в самые густые туманы. При подходе кораблей с провиантом или за провиантом, а может быть за овечьими шкурами. В ихних триремах, бывало, заезжали или Язоны, или другие какие Гомеры, которым во спасение приходилось так прославить местных баранов, чтобы оные кроме как золотым  руном  и не показались бы материковому греческому начальству.  А то, как же оправдать в такую даль как Херсонес командировку.  Когда же золотые бараны превращались по дороге в обыкновенных, всегда можно было свалить на медузу, скажем, Горгону или другую нечисть вроде сирен или неких женщин с амазонской биографией. Кто бывал в дальних и долгих командировках в наше время, те со мной согласятся, в том, сколько по дороге бывает приключений. А тогда что же, меньше их - приключений на морях было, что ли?


Уставши бороться со своими грехами, мореходы отправлялися их замаливать в построенные прямо на берегу древнегреческие храмы.
Чтобы не было сомнения в справедливости сказанного нами выше, и наш князь Владимир рядом с языческими храмами заложил собор имени себя. А для чего? А всё с теми же целями.
Вот и не проходят во все времена морские волки мимо Херсонесских храмов.

Про Феолент

 Однако в морской жизни бывают не одне только командировочные грешки. Есть и ещё кое-какие заботы. Например, страшные волны и опасные прибрежные
скалы. Помните эту историю опять же с греческими моряками, когда в страшную бурю их несло на скалу у мыса Феолент (опять же греческое название).
Спасла их тогда только молитва. Всё окончилось благополучно, но скала-то осталась. Думали, думали и поставили древнегреческие моряки на этой скале крест. А рядом храм Святому Георгию – Молитву Услышавшему.
 Вот и обращаются греческие, а ещё и севастопольские моряки ко своим святым с молитвой не только по случаю командировочных своих грешков, а еще  со многими другими своими  заботами и с благодарностью. Потому живет в них вера, что есть, кому за них постоять, когда вдруг загуляет с дикостью морская стихия: волны да ветер и как раз в сторону скалистого берега…

Про Севастопольское Черное Море

 Посмотрим-ка на наше море с мыса Феолент или от туманного колокола. Ну и что скажете? Как что? А то, что это не море, а какой-то туман голубой, переливающийся и даже сливающийся у горизонта с сиреневыми небесами. Такого моря не увидеть в самой Греции. Почему? Думал я думал, задремал и мне приснился сон: передо мной прозрачное простенькое море, а за мной – высоченные пальмы. К чему такой сон, думаю. И тут закрутило над головой пальмы и затянуло в воду. Не стало пальм, а море затуманилось и стало голубым - Севастопольским. Вот и весь секрет, решил я. Действительно, пальмы в Севастополе – это слишком. 
Только вот где оно сейчас Севастопольское море? Ведь было оно, было, было! А как уехали мы из Севастополя или от нас – Севастополь, и нет его, моря-то. Остались нам только сны про то море, про туманы, про Омегу и Феолент.