Запредел СМ-фэнтэзи

Мечты маленькой девочки

Людочке не повезло. Полноватая фигура, совсем не пышные волосы, веснушчатый, курносый носик. Словом... дурнушка. О, как она ненавидела это слово, шипящим плевком несшееся вслед... Что ж, не всем же быть первыми красавицами.
Но они, эти противные отличницы и королевы красоты еще и издевались над ней, провожая и встречая презрительными или, что еще хуже, жалостливыми взглядами. Людочка научилась спиной, ушами, затылком ощущать эти взгляды когда спотыкаясь и спеша шла к доске отвечать или неуклюже выходила в физкультурный зал. Она стискивала зубы, щурила глаза, чтобы не видеть и не замечать этих насмешек, которые выжигали день за днем ее нежную девичью душу...
Она ненавидела их всех. Но больше всего она ненавидела мальчишек. За что? Да за то, что те так нагло и откровенно стали бегать за самыми красивыми девочками класса, а над ней, Людочкой издевались, упражняясь в остроумии. Они ведь понимали, что этими насмешками тешат самолюбие своих избранниц, оплевывая ее, дурнушку...
Дурнушка. Как она ненавидела это слово...

Генка Грубин написал мелом на скамейке ее парты слово САЛО наоборот, она не заметила и села, слово отпечаталось, и она так и проходила с ним до конца уроков. Все ржали вслед, а она так и не догадалась и лишь дома увидела, когда сняла юбочку...
Генка сидит сзади вместе с Пашкой. Они постоянно что-то вытворяют, хулиганят, придумывают разные подлости против Людочки. Бумажки с разными оскорблениями, которые прикалывают на спину, она научилась чувствовать. Этот номер не проходит. Но однажды эти подлецы налили воду ей под парту и Пашка, подняв руку громогласно заявил, что у Людочки под скамейкой лужа... Весь класс, естественно загоготал. Людочка, в тот момент не ожидавшая ничего подобного покраснела и едва сдержала слезы. Она невольно поглядела вниз, - так и есть, лужа...
Однажды ей подожгли портфель. Потом положили в карман пальто дохлую крысу. А на 8 марта, когда мальчишки распределяли, кто кому должен дарить подарки, Людочка слышала, как все отказывались дарить ей. И хотя подарок она все-таки получила - красивого плющевого медвежонка, подарил его самый скромный, самый тихий мальчик в классе - Витя Марусев. Боже, как она была ему благодарна за эту поддержку! Впервые не сдержала слез. Вот и получилось, что научившаяся не плакать от обид Людочка расплакалась от радости...

Пожалуй, Витю можно было бы и простить. Единственного из мальчишек, которых Людочка мысленно приговорила к ужасным карам. О, она любила мечтать о возмездии! На уроках, переменах, в очереди в столовой, по дороге в школу и домой Людочка с особым наслаждением предавалась своей тайной страсти. Она мечтала...
Она мечтала о том, как однажды станет очень-очень сильной. Практически всемогущей. Как какая-нибудь волшебница или, на худой конец, царица. А еще лучше - богиня. Чтобы все-все было в ее неограниченной власти. Чтобы любое ее желание исполнялось бы тотчас, каким невероятным оно бы не являлось. Вот тогда бы она и поквиталась со всеми своими обидчиками!
Это была бы страшная месть! Нет, Людочка бы не спешила стереть их всех с лица земли или отправить в ад. Она бы так и осталась такой простой, скромной ученицей-хорошисткой средней 849-й московской школы. Так же бы ходила на уроки, только теперь... Теперь бы все было иначе.
Теперь, когда Людочка входила бы в класс, все бы вставали по стойке смирно. Нет, лучше пусть все встают на колени, когда появляется она. Да, так, пожалуй, будет эффектнее. Она входит, и весь класс замирает у своих парт на коленях, низко склонив головы. А она спокойно так проходит на свое место, оглядывая их затылки. Усмехается. Сегодня у нее плохое настроение с утра, так что, пожалуй, можно проходя мимо пнуть Таньку Семенову. Просто так, чтоб знала, как фыркать при ее, Людочкином появлении в раздевалке. Так вот, взять и пнуть ногой, как паршивую шавку и не глядя на нее пройти дальше зная, что Танька ни за что не посмеет возмутиться.
А потом можно остановиться у своей парты и посмотреть на склоненную перед ней голову Генки Грубина. Тот наверняка будет дрожать при одном ее появлении зная, что его персональное наказание будет долгим и беспощадным. Его, Генку, Людочка будет истязать постоянно и самым изощренным образом. Например, можно будет приподнять его опущенное к полу лицо и как можно ласковее спросить:
-Что такое, Геночка, почему ты со мной не здороваешься? А? Или не уважаешь меня?
И улыбнуться милостиво так, нежно. А когда Гена попытается, превозмогая дрожь в голосе ответить что-нибудь типа "Доброе утро, Людмила..." вот тогда можно будет запросто плюнуть ему в его наглую харю, прямо в самые его бесстыжие глаза. А потом еще и еще раз, так, чтобы плевки остались на его губах, носе, щеках. И запретить утираться. Чтоб вот так и сидел весь урок, измазанный ее слюной. И пусть все остальные это видят и знают, что в следующий раз точно такое же "приветствие" ожидает кого-нибудь другого. Все они будут по очереди получать ее, Людочкины плевки в рожу, получать и терпеть это каждый день!

В подобных сладостных мечтах Людочка проводила большинство уроков, почти не слушая учителей. Она все схватывала на лету, вполуха, так что успеваемость от страстных полетов ее фантазии не страдала.
Зато страдали, пока что в мечтах, все ее одноклассники и большинство одноклассниц.
Людочка представляла, как она приходит в школу и, выбирая кого-нибудь из мальчиков, говорит громко, чтобы все остальные слышали:
-Сегодня, Пашка, ты будешь моим слугой! Ну-ка, возьми и отнеси мой портфель на урок физики. И чтоб через минуту был здесь!
А кабинет физики на пятом этаже и сбегать так быстро туда и обратно толстый Пашка не успеет. Он побежит, конечно, но наверняка опоздает. Да и не важно, в принципе, опоздает или нет. Все равно она, Людочка, найдет причину придраться к нему и при всех влепит ему парочку звонких пощечин. Так чтобы щеки его загорелись. А после здорово будет протянуть ему руку и приказать:
-Целуй, мразь!
И этот негодяй будет униженно целовать ее ладонь, стараясь угодить, подлизаться, чтоб больше его бы не били. А она все равно будет его бить весь сегодняшний день за его мнимые или реальные прегрешения. Будет бить так, чтобы все это видели и втайне смеялись бы над ним, и радовались бы, что сегодня не их очередь унижаться перед ней, Людочкой и быть избитыми.
О, весь этот день она будет измываться над Пашкой и придумывать все новые унижения для него. Во время обеда она заставит его приносить ей первое и второе на подносе и стоять рядом с ее столом. Как лакей пусть стоит и ждет ее приказаний. А она будет не спеша кушать, болтать с кем-нибудь из приближенных подруг и не обращать на него никакого внимания. А бедный Пашка пусть глотает слюнки, он ведь так любит пожрать... Людочка не разрешить ему обедать сегодня, она небрежно бросит на пол объедки со своего стола и прикажет все это съесть.
И ведь никуда не денется, будет хавать! Еще как будет! На корачках станет ползать, как собака с пола слизывать, лишь бы не прогневать Её Величество!
На уроках можно будет посадить его рядом с собой, слуга ведь. И время от времени что-нибудь ронять так на пол, как бы нечаянно, вроде б невзначай. И громко приказывать:
-Подними, раб!
И он будет тут же нырять под парту и покорно выполнять приказанье. Можно также рассыпать что-то мелкое, типа скрепок или кнопок и пусть он там ползает у нее в ногах, собирает. Можно даже скинуть босоножку и сунуть ему ногу в морду, пусть нюхает ее ступню и целует.
Вообще эта тема особенно волновала Людочку. Она очень любила представлять, как заставит этих двух подлецов Пашку и Генку чистить ее сапоги. После уроков, когда все толпятся в раздевалке, она сядет на скамейку и велит этим подонкам принести ее пальто и сапожки. Все девчонки будут смотреть, как ей прислуживают ее злейшие враги, превратившиеся теперь в покорных рабов ее воли. Как они будут стоя на коленях снимать с нее босоножки, потом натягивать носочки и обувать каждый по сапогу. Она будет всячески придираться к их работе, капризничать, то это не так, то то... Будет пихать их в морды ногами, давать затрещины, пусть чувствуют, каково быть в ее, Людочкиной безраздельной власти. Пусть учатся покорно сносить все ее издевательства. 
Она будет придирчиво осматривать свои сапожки и если ей покажется, что они не слишком чистые, она велит этим жалким тварям, стоящим перед ней на коленях, почистить их. И оба не посмеют отказаться. Вот так запросто - протянет ножку тому же Генке и скажет небрежно, высокомерно, повелительно:
-Ну-ка! Быстро! Видишь, скот, сколько пыли у меня на сапоге? Забыл, урод, свои обязанности?!
И Генка, униженно улыбаясь (а как же еще!) станет оглядываться, чем бы это вытереть ее слегка запыленный сапожок. Разумеется, вытереть будет нечем, щетки под рукой не окажется, и вот тогда она прикажет чистить его собственным носовым платочком.
И Пашка так же. А потом она заставит их утереться этими платками. Испачканными. И будут утираться, а куда ж денешься? И все девчонки вокруг будут смотреть на унижение этих мерзавцев одобрительно, даже посмеиваясь, тоже втайне радуясь, что сейчас топчут и давят не их. Да, теперь все девчонки в классе будут на ее стороне. Они забудут все своих ухажеров, забудут высокомерие первых, вторых и прочих красавиц и станут драться и интриговать за право находиться рядом с ней, Людочкой. Они станут заискивать перед ней, охотно участвовать во всех ее жестоких развлечениях, будут со злорадством смеяться над ее поверженными врагами, лишь бы быть рядом с ней, лишь бы примазаться к такой всесильной и всемогущей волшебнице как она. Лишь бы не оказаться внизу.

Нет, Людочка ничего не забыла. Она очень хорошо помнит, как в прошлом году, когда по весне сажали молодые деревья на школьном дворе, Юрка Вершинин как будто специально шлепнул по огромной луже широкой лопатой так, чтобы брызги разлетелись во все стороны и особенно на нее, Людочку. Он видел, сволочь, что она стоит рядом, ближе всех и, значит, специально так сделал, ей назло. И больше всех ржал, как лошадь...
Что ж, теперь он и будет лошадью. Ее лошадью.
Но сперва она отомстит ему точно так же, тем же способом унижения, каким он опустил ее перед всем классом.
Теперь она будет выходить после уроков во двор и подзывать Юрку к себе. Так, пальчиком, хитро и коварно улыбаясь. А он будет знать, что это означает, будет очень хорошо понимать, что его сейчас ожидает, но все равно не посмеет даже подумать о побеге или неповиновении. Он, покорно трепеща, низко опустив голову, будет подходить к ней, Людочке, заискивающе улыбаясь, как и положено будет кланяться, и целовать ее руку, но ничего не сможет его спасти от предстоящего ежедневного унижения.
Она не спеша выберет самую большую лужу на школьном дворе, подведет Юрку к ней и велит встать в самый центр этой огромной, как Каспийское море лужи. Юрка, разумеется, встанет, хотя ему будет очень неприятно залезать в воду по щиколотку, заливая башмаки. Но он все равно это сделает, ведь никто не посмеет ослушаться ее, Людочкиного приказа. Весь школьный двор, конечно, будет смотреть на это жуткое Юркино унижение. Может кто-то и посмеет ему втайне сочувствовать, но уж точно никто не решиться за него заступиться. Все будут смотреть и покорно смеяться над ним. Потому, что она так хочет. А ее желание - отныне и навеки - закон для всех!
И вот когда она увидит, что Юрка промок насквозь, когда она, стоя в сухих и теплых сапожках вдоволь насладится его кислой физиономией, она молча укажет пальчиком вниз. И Юрка, да и все вокруг поймет смысл этого приказа. "Опустись на колени, раб!" - вот что означает этот жест. Опустись на колени там, среди грязной и холодной лужи. На колени прямо в воду!
Над школьным двором на миг повиснет мертвая тишина. Все в этот момент будут смотреть только них. На нее и на Юрку. А она будет все так же повелительно и неуклонно указывать ему вниз. Пусть опустится на колени. Там, посреди лужи. И Юрка чуть не плача покорится. Он, превозмогая холод и отвратительное ощущение промокающей одежды, встанет на колени, надеясь, что на этом его страдания закончатся. Но не тут-то было...
Это будет лишь началом ее, Людочкиной мести. Подождав какое-то время, пока он как следует промокнет и в этом положении, пока вода зальет его штанины, Людочка, изящно взмахнув ножкой, брызнет водой из лужи прямо Юрке в лицо! Вот это будет классно! Он конечно попытается зажмуриться, отвернуться, может даже вскочить на ноги, но она не позволит ему этого. Всякий раз, как только он будет уклоняться от этого наказания, ее палец будет указывать ему на место.
Стоять посреди лужи! На коленях! Молча! И не сметь пошевелиться!
Вот так.
А все будут смотреть на это молча и делать вид, что ничего не происходит особенного. Все будут воспринимать как должное, что она, Люда, издевается над Юркой потому, что она отныне хозяйка жизни и смерти каждого из них. И все они будут знать, что сейчас на Юркином месте может оказаться каждый.
Когда же Юрка будет с ног до головы забрызган ею, она захочет унизить и растоптать его еще больше. Именно растоптать. Буквально!
Она смело шагнет в эту грязную лужу, она будет в своих любимых резиновых сапожках, новеньких, ярких, оранжевых и скрепучих и, подойдя к Юрке, победно улыбаясь, толкнет того ногой в самую грудь. Так, чтобы он от неожиданности упал на спину. В воду и грязь! Он, конечно, попытается встать, перевернется на четвереньки, но тут Людочка зайдет сбоку и снова толкнет его ногой. Сапогом.
Возможно, кто-то засмеется, увидев такое. Это еще лучше, Людочка не будет им запрещать смеяться друг над другом. Даже наоборот. Пусть чувствуют, каково это - когда над тобой ржут твои же товарищи. Кто-то из великих сказал, что смеха боится даже тот, кто ничего уже не боится.
Она будет топтать этого гада на глазах у всех, изваляет его в грязи, вымочит в воде и будет так вот издеваться ровно до тех пор, пока Юрка, здоровый парень, не заплачет от унижения и своего бессилия. Да, она будет планомерно и безжалостно добиваться его слез! Чтобы он зарыдал и забился бы в истерике посреди лужи, весь мокрый, жутко грязный, ползающий как червяк под ее ногами. А она, молча упиваясь своей силой и властью над ним будет топтать и попирать его, вымещая на нем все свои обиды.
-Прости, прости... - будет рыдать и молить ее Юрка.
-Называй меня на "вы", жаба! - прикажет она.
-Простите, пожалуйста, Людочка, простите...
И лишь тогда она позволит ему выползти из грязи. И, стоя над ним, плачущим, заикающимся от нестерпимого страдания и унижения, она поставит на него свою ногу в изящном резиновом сапоге и вытрет об него подошву.
Вот что ожидает Юрку.
А потом она превратит его в свою персональную лошадку...
Но об этом надо будет подумать в следующий раз, а сейчас звенит звонок, пора домой...

Мечтая так Людочка во-первых не замечала как пролетают скучные уроки, а во-вторых чувствовала, как где-то внутри нее нарастает какое-то приятное возбуждение и по всему телу разливается блаженное веселье. После подобных мысленных сцен у нее надолго улучшалось настроение, и серая школьная жизнь не казалась столь однообразной.


Дома Людочка любила мечтать лежа в постели. Перед тем как заснуть и, особенно по утрам в выходные, когда можно было долго нежиться под одеялом не спеша вставать. Она рисовала в своем воображении безумно приятные сцены своего могущества и господства, причем всегда во время подобных мечтаний ее рука непроизвольно забиралась под трусики и Людочка мастурбировала, долго и сладострастно.
Дома она любила представлять себе как будет жить в каком-нибудь дворце или замке, где у нее будут слуги или, желательно рабы, в общем, всецело зависимые от нее люди, которые будут покорно выполнять все ее самые безумные желания и повеления. Естественно в ее мечтах на роль слуг и рабов назначались ее знакомые, учителя и даже старший брат.
Людочке очень нравилось представлять себе как она будет просыпаться на роскошной, огромной кровати, среди множества подушек, в прохладных и нежных шелках. Под балдахином. Она будет нежится в томной неге, потягиваясь и не спеша даже открывать глаза, раздумывая, какой бы сок она бы хотела сейчас испить. Пожалуй, вишневый. Вот вчера был манго, но он слишком приторный. Яблочный по утрам слишком кисл, а вот вишенка будет в самый раз.
Людочке надо будет всего лишь немного приподнять руку и потянуть за шнурок колокольчика, чтобы позвать личного слугу, своего брата Игоря. Игорь будет ее самым приближенным из рабов. Его Людочка будет держать при себе постоянно, для него будут определены самые пикантные обязанности постельничего. Это в отместку за то пренебрежительное отношение к ней, которым он донимает ее сейчас.
Людочка заставит его спать возле своей роскошной царской кровати на коврике. Чтобы чувствовал себя собакой. Иногда, среди ночи, когда ей захочется в туалет, она будет отдергивать занавес балдахина и будить Игорька небрежным пинком ноги. Игорек будет испуганно вскакивать и низко склоняясь спрашивать чего изволит приказать ему Госпожа. А госпоже будет лень идти в туалет и она велит подать ей пописать прям сюда.
Игорек, конечно, будет смущаться, стесняться, краснеть, но приказ есть приказ, и он будет подавать ей ночную вазу...
И вот тут Людочка предавалась самой бесстыжей, самой разнузданной своей мечте. Ей очень приятно было представлять себе как она будет писать прямо при своем брате, который вынужден будет стоять рядом и смотреть. Такова ее воля. Она будет писать ничуть не стесняясь его, он ведь раб, собака, коврик, на который она в любой момент может встать обеими ногами.
А пописав, Людочка обязательно будет приказывать Игорю подлизать ее письку, чтобы не осталось ни капельки. Спать она будет без трусиков, так что снимать ничего не придется.
Но это она отвлеклась... Хотя... Тут Людочка обычно чувствовала, что ее пальчики, теребящие промежность уже вовсю мокрые. Людочкой овладевали возбуждение и похоть. Теперь ее мечты из просто приятных умственных упражнений превращались в весьма целенаправленные эротические фантазии. Людочке хотелось кончить. И все ее мечты теперь были направлены исключительно на это.
Она отчетливо представляла себе, как будет унижать своего брата. Утром он будет обязан по первому сигналу колокольчика подавать ей сок в большом хрустальном бокале. Пока она будет пить, он обязан стоя на коленях перед ее кроватью благоговейно склонившись ожидать дальнейших распоряжений. Людочка лениво потягивая вкусный напиток, обязательно высунет ножку из-под одеяла и пошевелит пальчиками перед физиономией Игорька. Он поймет ее желание, пусть только попробует не понять! Он обязан будет тут же ласково и нежно расцеловать пальчики на ее ноге, потом так же благоговейно и страстно целовать подошву и пяточку не останавливаясь ни на секунду.
Дело в том, что Людочке никто никогда не целовал ножки. Она много раз читала об этом, видела в кино, но в жизни ни разу не испытывала такой пикантной ласки. А очень хотелось, очень! Она долго раздумывала, как этого добиться, как заставить хоть кого-нибудь целовать ее ноги, но так ничего и не придумала. Наверное, для этого нужно, чтобы человек был в полном подчинении, в ее власти, но пока, увы, такой власти у Людочки не было. Единственное, что она смогла осуществить, это заставить кота Ваську лизать ее пятки.
Это было действительно классно! Язык у Васьки шершавый и горячий, жаль только что маленький. Людочка мазала себе подошвы капелькой валерианки и все, Васька превращался в обезумевшего наркомана. Он с таким остервенением шлифовал языком ее стопы, что Людочке казалось, что он и есть ее самый преданный и покорный раб. Васька готов был лизать ее ноги часами. Что впрочем, он и делал, главным образом тогда, когда Людочка оставалась дома одна. Она балдела от остервенело-нежных прикосновений Васькиного страстного язычка, представляя у своих ног поочередно всех своих знакомых мальчиков. Как они умоляют ее дать им полизать ей пяточки, как клянутся в вечной любви и преданности, а она милостиво позволяет некоторым припасть к ее ножкам, а кому-то отказывая и те, кому она отказала в отчаянье ползают по полу на животе и продолжают просить, умолять, унижаться...Но, увы, кроме кота у Людочки пока рабов не было.
А очень бы хотелось.
По выходным или в каникулы Людочка могла себе позволить помечтать по утрам подольше. Она представляла, как отобьет у всех красавиц в классе всех до единого их воздыхателей, она ведь будет всемогущей, все ее будут безумно бояться и, естественно, она сможет набрать себе свиту из кого угодно, в первую очередь из тех мальчишек и девчонок, кто сейчас ее в упор не замечает.
А тогда они будут заискивать и пресмыкаться перед ней. Нет, с некоторыми, конечно, Людочка будет милостива. Пусть носят ее портфель по очереди. Открывают перед ней двери. Целуют ей руки. Все по очереди, наперебой. Людочка охотно будет им это позволять. Она будет милостива. Но не со всеми. И не всегда...
Иногда она будет всем показывать свою власть и свое могущество. Не часто, может раз в день, может пару раз. Но обязательно. Чтобы помнили кто они, и кто Она. Чтобы знали свое место.

Когда приходилось зимой идти в школу по заметенным снегом дорожкам, осторожно ступать по гололеду, Людочка мечтала, как она заведет себе парочку мальчиков для поездок. Она достанет где-нибудь большие такие сани, и будет запрягать в них своих злейших врагов. Пашку и Генку. И будет на них каждый день приезжать в школу. Причем можно будет заехать за какой-нибудь своей подругой, ну например за Ленкой Авдеевой, она вроде девочка ничего, всегда так спокойно с ней, с Людочкой разговаривала и даже приглашала ее первой на свой день рождения. Так что с Леной можно будет вместе покататься на этих двух придурках.
О, это тоже была одна из самых сладостных Людочкиных фантазий. Она очень подробно и живописно представляла себе как в морозное зимнее утро, хотя это еще и утром-то назвать нельзя, еще темно, но вот она, Людочка уже едет себе спокойно в школу в своих роскошных санях, в которые запряжены вместо гнедых двое ее самых злостных обидчика - Гена Грубин и Паша Лозьвин. Полозья саней скрипят по снегу, легкие снежинки ласково щекочут Людочкины ресницы, она погоняет нерадивых "лошадок" какой-нибудь хворостиной или лучше длинной такой палкой, вроде учительской указки, чтобы можно было время от времени треснуть то одного, то другого этой палочкой по голове, когда они будут выбиваться из сил или спотыкаться. И вот она решает, что можно прокатить в этих чудесных санях подругу Лену.
Лена живет недалеко, но чтобы заехать за ней надо свернуть с привычного маршрута. Людочка командует своим рабам-коняшкам повернуть и те тяжело дыша, спотыкаясь и скользя по припорошенному снегом льду, покорно поворачивают в сторону Лениного двора.
Прелесть! Мечтая об этом Людочка чувствовала, как внутри рождалось невероятно блаженное волнение. Хотелось еще и еще раз обдумывать самые мельчайшие подробности этого волшебного сна наяву. Людочка с диким, нескончаемым наслаждением бесконечно долго упивалась представлением как будет гнать и гнать своих лошадок видя, что они уже устали, задыхаются, еле-еле стоят на ногах и готовы рухнуть в снег. Нет, пусть и не мечтают об отдыхе! Она не даст им ни минутки передохнуть, пусть тянут ее сани из последних сил и мучаются! А она будет ехать на них, блаженствовать и кайфовать.
Так вот, захотелось ей заехать за Ленкой - вперед, кони, извольте поворачивать к ее, Ленкиному подъезду! И они упираясь, потащат через школьный парк, а она, Людочка еще будет поторапливать их, мол, скорее, клячи, пошевеливайтесь, иначе мы опоздаем к началу первого урока!
Но вот Ленкин подъезд. Лошадки могут передохнуть немного, минут пять, пока Лена не выйдет из дома. Людочка отчетливо представила себе, как удивится подруга, увидев перед своим подъездом сани, запряженные ее одноклассниками и в них ее Людочку. Лена, конечно, будет отказываться, стесняться, говорить что-то типа: "как можно, они же устали, им же тяжело...", но отказаться от Людочкиного приглашения все же не решится.
И можно себе представить ужас этих уже достаточно измочаленных лошадей! Да, увидев, что теперь им придется тащить  еще и вторую пассажирку, они заплачут от отчаянья. Зарыдают бедняги. Но Людочка будет неумолима. Пусть везут, раз уж по ее воле оказались закабаленными и запряженными, пусть везут и терпят.
И они поскачут теперь уже галопом, потому, как скоро уже прозвенеть первый звонок...

Сидя на скучном уроке пения, Людочка предавалась самой сладкой, но и одновременно самой жгучей своей фантазии. Это было самое потаенное ее желание, невероятное, умопомрачительное, запредельно страстное желание.
Она понимала, что как бы много у нее ни было власти, как бы сильно ее ни боялись, какой бы могущественной она бы ни стала, все равно ей бы не хватало самого главного. Она четко знала, чего бы она, Людочка потребовала от всех своих подданных после того, как окончательно  покорила бы всех, всем бы отомстила за нанесенные обиды, всласть поглумилась бы над всеми мальчишками в классе. Она давно уже придумала самую лютую для них пытку, самое невероятное наказание, самый изощренный способ окончательно сломить весь класс и превратить их всех в подопытных кроликов. Когда Людочка думала об этом, теплая волна всегда сопровождавшая подобные фантазии как правило заканчивалась тем, что трусики становились мокрыми, а все ее девичье существо сотрясал длительный, сладострастный оргазм.
Людочка отчетливо представляла себе, как пресытившись всеми возможными и невозможными видами издевательств над подвластными ей мальчишками и частично девчонками, она, чтобы не скучать, сделает вот что.
Однажды, когда все уже окончательно привыкнут дрожать при одном ее взгляде, направленном на кого-нибудь персонально и будут падать на колени при ее приближении, она осуществит свою самую заветную мечту. И сделает она это таким образом.
Для нее, как впрочем, и для всей девичьей половины класса, не является секретом, что другая половина, а именно мальчишья давно и безнадежно влюблена в первую красавицу Иру Лихолетову. Ира это тоже знала и принимала как должное. Она ходила с гордо поднятой головой, поглядывая на остальных девчонок пренебрежительно и недоуменно. Она уже привыкла, что так, по-видимому, будет всегда...
И вот тут Людочка решила вмешаться и исправить явную несправедливость судьбы. Одним - все, а другим, выходит, - ничего?
Людочка знала как она будет это исправлять. В один прекрасный день она спокойненько так подойдет к кому-нибудь из особо ревностных Иркиных воздыхателей, например к тому же Игорю Ананьеву, подойдет где-нибудь на лестнице, чтобы никто не видел и, пристально глядя тому в глаза, спросит:
-Гарик, а правда говорят, что ты влюбился в Ирку, а?
И тот покраснеет, потом побледнеет, станет заикаясь что-то лепетать как бы оправдываясь. Ведь неизвестно почему она так спросила, может его ждет какая-нибудь кара за это. Полюбовавшись на его смущение и страх, вволю насладившись дрожью в голосе и заискивающим взглядом, Людочка бросит так небрежно:
-Да ладно тебе оправдываться... Подумаешь... Влюбился так влюбился... Чего скрывать-то? А?
И Игорек, облегченно вздохнув, станет молоть совсем уж невероятную чушь. Людочка отойдет от него на несколько шагов будто бы собираясь вообще пойти дальше, будто ей и действительно нет никакого дела до Игоревой страстной, но, увы, безнадежной любви. Будто бы... А потом она резко обернется и громко позовет его снова:
-Ну-ка, поди сюда!
Гарик откроет рот от страха. Но подойдет как положено, замирая и трепеща.
И вот тут Людочка скажет ему негромко так, чтобы слышал лишь он один:
-Сегодня после уроков ты, Игорек, при всем классе признаешься в любви! Понял?
Вот это слово "понял" она произнесет громко и очень жестко, так, чтобы несчастный Игорь вздрогнул от звука ее голоса. У него наверняка перехватит дыхание, глаза станут квадратными или вообще выползут на лоб, губы посереют и задрожат. Он будет молча таращиться на нее, Людочку, в ужасе ожидая, что она еще скажет. А она, уже как бы сменив гнев на милость, своим обычным, издевательски-елейным тоном поинтересуется:
-А что же ты не спрашиваешь, Игорек, кому ты должен признаться в любви?
Игорь еще больше побледнеет, поперхнется и хрипло спросит:
-Кому?
Людочка улыбнется самой своей хищной улыбкой, улыбнется, сознавая, что теперь ей нечего стесняться и вообще не о чем беспокоиться, что теперь беспокоиться и дрожать перед ней должны другие и скажет:
-Мне!!! Ты понял, урод? Мне ты должен будешь признаться в любви! Мне! При всем классе. После последнего урока. Принесешь букет цветов, как положено при всех встанешь на колени, и скажешь: Людочка, я тебя люблю! Громко скажешь, чтобы все слышали, понял?!
Что будет с Гариком после этих ее слов, можно только гадать. Людочка очень хорошо представляла себе выражение его физиономии. А она повернется и спокойно уйдет. Она будет знать, что любой ее приказ, сколь бы невероятным и абсурдным он ни был, все равно будет исполнен. Такова сила ее власти. Поэтому Игорек весь этот день будет страдать, мучаться, сходить с ума, метаться от полнейшего отчаянья до робкой надежды, но каждая секунда будет приближать его к страшному последнему уроку, после которого он должен будет пойти на это невероятное унижение...
А Она, Людочка, будет втайне наблюдать за его переживаниями и блаженствовать...
И когда прозвенит последний звонок, когда все пойдут в раздевалку, она перехватит отчаянный, молящий, сочащийся слезами взгляд Игоря, красноречивее которого и не придумать, и этот взгляд будет буквально кричать и выть хотя бы об отсрочке!
Но она будет неумолима. Она молча остановится и строго поглядит в глаза Игорю. Все наверняка тоже остановятся, не понимая в чем дело. И Людочка так же молча и холодно, одними лишь глазами укажет на пол перед собой, мол, что же ты ждешь, на колени!
Игорь возможно даже заплачет. Но рыдая, дрожа всем телом и ничего не видя из-за заливающих глаза слез, он не посмеет ослушаться ее приказа. Подойдет, молча встанет на колени, протянет какой-нибудь букетик, и срывающимся шепотом произнесет:
-Я тебя люблю...
-Что-что?!!! - рассмеется Людочка. - Что ты сказал? Повтори!!! Я не расслышала?! Ну же!
И все вокруг так и ахнут, не зная как на это реагировать? Что это - неслыханная наглость, или новая форма поклонения Ее Величеству? И что теперь делать - смеяться или принимать как должное?
В этот момент Людочка посмотрит в глаза Ирке. Та, конечно, тоже остановится поглядеть на эту сценку. Каково ей будет видеть у ног Людочки своего бывшего самого симпатичного и втайне желанного поклонника? Людочка пожелает до конца растоптать свою соперницу. Она позовет Ирку и спросит так небрежно:
-А что, правда, что Гарик раньше за тобой увивался? А, Ирочка?
И столько приторного участия будет в ее голосе, столько не прикрытого издевательства, что Ирка вряд ли тоже удержится от слез. Она, конечно, ничего не ответит. Отвернется может, или даже даст пощечину Игорьку. Тоже было бы неплохо. А Людочка вдоволь поглумившись над посрамленной красавицей, обратит свой взор на стоящего у ног на коленях новоявленного влюбленного.
-Что ж ты, Гарик, так быстро переметнулся? И давно ты меня любишь?
-Давно... - промямлит тот.
А что ему еще останется говорить-то? Тут Людочка как бы в задумчивости возьмет у него цветы, повертит этот букетик, разглядывая его со всех сторон, и неожиданно для всех окрикнет Иру, которая к тому моменту уже не сможет скрывать ручьем льющих слез.
-Да ладно тебе, Ирка, реветь-то! - скажет Людочка. И швырнет той в лицо букетик. - На, забери себе этого прихлебателя!
И небрежно так оттолкнет его ногой, словно мешающийся неодушевленный предмет. И пойдет к раздевалке.
Вот это будет ее полный и окончательный триумф. Но это будет лишь начало! Потому как там же, в раздевалке, когда кто-нибудь из остальных мальчишек, по ее, Людочкиному выбору будет подавать ей пальто или застегивать сапожки, она укажет кому-нибудь пальцем и пристально глядя тому в глаза тихо произнесет:
-А завтра - ты...