Овсянников и Маша

Дьяков Виктор Елисеевич


 

 

Овсянников и Маша

рассказ

В понедельник к началу смены Овсянников чуть опоздал. Впрочем, мастер его участка уже не ругал рабочих за небольшие, минут на десять-пятнадцать, задержки. Стояла весна 1997 года и некогда славный, орденоносный московский телевизионный завод "дышал на ладан". Постоянные перебои с комплектующими, внутренние неурядицы... в общем, в последнее время работали по полторы недели в месяц, летом завод вообще стоял, зарплату выдавали с двух-трёхмесячной задержкой...

- Привет Сергей, как наши дела,- поздоровался с мастером Овсянников.

- Как сажа... Сегодня и завтра выходим, потом опять гуляем, кинескопов нет,- пессимистично отозвался мастер.- С тобой сегодня на монтаже Маша работать будет.

- Лады,- на длинном лице Овсянникова обозначилось удовлетворение.

Он любил, когда с ним в паре работала Маша, молодая монтажница, виртуозно владевшая паяльником. Имея среднетехническое образование, она могла бы работать и регулировщицей... Но на ремонт и регулировку предпочитали ставить мужиков, причём мужиков постарше, таких как Овсянников, обладающих большим опытом работы.

Маша уже сидела на своём рабочем месте, расположенном за ремонтной установкой Овсянникова. Едва поздоровались, как регулировщики, работающие на окончательной "доводке" телевизоров понесли ему неисправные модули. Взамен Овсянников вручал им исправные из своего запаса. Бракованные он должен был как можно скорее отремонтировать и вновь выдать вместо следующих неисправных. Главная задача, ни в коем случае не заставлять ждать регулировщиков, не задерживать конвейер. Но бракованных модулей несли много, и если бы Овсянников найдя неисправную деталь, сам бы её выпаивал и впаивал новую... Это долгая канитель, особенно если менять приходилось, например, микросхему без колодки, или трансформатор... Потому в паре с "маэстро" всегда работала монтажница, выполнявшая "чёрную" работу.

В работе у Овсянникова напряжёнными обычно были первые полтора-два часа, пока он восстанавливал запас отремонтированных блоков. Двадцатилетний опыт работы позволял ему легко "читать" схемы, а иной раз с одного взгляда не прибегая к помощи спецустановки, осциллографа и тестера определять причину "недуга". Он передавал неисправный модуль через плечо и говорил, что и где надо заменить, а сам брался за следующий. Скорость, с какой Овсянников вычислял неисправности, приводила к тому, что он буквально "заваливал" своих напарниц. Потому он не любил, когда с ним работали монтажницы его возраста или вообще пожилые. Те паяли хоть и качественно, но неспеша, любили поговорить за жизнь... С Машей они работали, чуть ли не в автоматическом режиме. А это означало, что сейчас Овсянников уже через час создаст такой запас, что можно будет со спокойной совестью "перевести дух", а то и вообще отлучиться с рабочего места. А отлучиться ему было необходимо. Ведь рабочих дней всего ничего, сегодня завтра, потом опять простой. За эти два дня ему надо успеть то, что раньше успевал за неделю. А за неделю Овсянников выносил с завода деталей и блоков на сумму равную его месячному заработку.

- Ну что Маш, ударно поработаем, потом отдыхаем?

- Конечно Коль, как всегда,- с улыбкой ответила Маша, невысокая, угловатая девушка, с грустными, добрыми глазами. Житейская смекалка, рассудительность удивительным образом сочетались в ней с доброжелательностью. Такое сочетание Овсянников объяснял родословной: её рано умерший отец был главным конструктором завода, мать тоже когда-то работала на заводе... монтажницей. Овсянников, искренне жалея Машу, мысленно сетовал , что природа не очень удачно распределила качества присущие нациям, к которым принадлежали её родители. Он считал, что Маше, куда бы легче жила, если бы в её характере было побольше этакого меркантильного, еврейского, а вот во внешности... Ей бы, в лице, в фигуре хоть немного русских черт. А так... ущербная внешность самого старого на планете народа не способствовала возникновению к ней интереса у парней. Бедная Маша, уже двадцать два, а никто даже не смотрит в её сторону. Вон подруга её Галя, на два года моложе, а уже невеста, скоро свадьба...

Галя, монтажница соседнего участка, появилась где-то через полчаса, в самый разгар работы. Когда она шла по участку, мужики, всё равно в каком возрасте, и чем бы не занимались, как по команде поворачивали в её сторону головы и провожали глазами. Вроде бы скромная, даже застенчивая Галя прекрасно осознавала свою "силу" и одевалась так, чтобы ещё её увеличить. По цеху она перемещалась без рабочего халата... Вельветовые брюки и тесная кофточка особенно выигрышно облегали её не очень объёмные, но красиво "вылепленные" грудь, бёдра, животик, к тому же будучи среднего роста она имела довольно длинные, красивой формы ноги. Увы, у Маши все эти достоинства оценивались с приставкой "не", и она это осознавала, конечно завидовала, но зла подруге не желала.

- Маш, а Маш?- акая на распев, Галя подсела к Маше и беспокойно затараторила,- Слышала, наш участок сокращать будут наполовину...? Боюсь и меня... прям не знаю...

- Да не переживай ты. Ты молодая, тебя вряд ли сократят, со стариков начнут,- утешила Маша, выковыривая с помощью паяльника и пинцета неисправный транзистор из платы.

- А я вот слышала, у кого специального образования нет, тех тоже погонят. Тебе хорошо у тебя техникум и в институте вечернем учишься, а я...?

- А ты замуж выходишь... так что пусть муж тебя кормит, - Маша взялась за очередной модуль.

Упоминание о предстоящем замужестве сразу улучшило настроение Гали, её озабоченную мину тут же сменила счастливая улыбка.

- Ой, Маш... я же с тобой посоветоваться хотела. Мы вчера с Сашей насчёт свадебного путешествия думали, куда поехать. За границу хотим. Родители сложиться обещали и куда-нибудь тур купить. Как думаешь, куда лучше поехать?

- Куда вас несёт? Вы лучше эти деньги на доллары поменяйте и начинайте на отдельную квартиру копить. Жить надо одним,- посоветовала Маша, не отрываясь от работы.

- Верно...- словно сделав открытие, негромко произнесла Галя.- У моих две комнаты всего, а его родители, вообще в коммуналке живут... Ох и умная ты Машка... Ладно, побежала я.

"Кому ум, кому счастье",- подумал про себя Овсянников, провожая глазами соблазнительно виляющую вельветовым задом Галю. Он бросил через плечо взгляд на Машу. Та была вся погружена в работу...

Но вот, наконец, поток неисправных модулей заметно уменьшился. Маша, сделав последний, подала его Овсянникову, посмотрела как он, вставив его в установку, проверил исправность...

- Ну что Коль, всё пока?

- Да Машунь... можно передохнуть.

На заводе все рабочие общались друг с другом на ты и по именам, независимо от возраста. И в том, что молодая девушка так запросто обращается к сорокадвухлетнему семейному мужику, не было ничего необычного. Так же все общались и с низшим "командным составом" мастерами и бригадирами. Другое дело средний и высший "комсостав". Начальникам цехов и их замам никто из рабочих, даже убелённых сединами не смел тыкать. Начальница цеха Завьялова Наталья Петровна в молодости работала чертёжницей в КБ у отца Маши и потому отчески её опекала. На это и рассчитывал сейчас Овсянников, надеясь "из первых рук" узнать, что же всё-таки ожидает цех и завод в ближайшем будущем.

- Слышь, Машунь! Сходи к Завьяловой, расспроси поточнее, что там с этим сокращением, а то болтают каждый раз по-разному, нервируют только,- обратился он к напарнице.

- Не хочется что-то... Ей сейчас не до меня, наверное,- не пошла навстречу Маша.

- Сходи, сходи... пока брака нет. Кому же, как не тебе, ты же вхожа к ней. Курить всё равно пойдёшь...? Ну так и зайди... мимо кабинета пойдёшь ведь.

На заводе курили абсолютное большинство женщин и девушек в возрасте до сорока лет. Среди мужчин, как ни странно было куда больше некурящих. Потому из цеховых курилок почти всегда слышался женский гомон. Те разговоры по стилистике мало отличались от мужских. Маша была, пожалуй, одна из немногих курильщиц, кто обходился в своей речи без мата.

Брака больше не несли, и Овсянников решил этим воспользоваться, для "проворачивания" своих "дел". Сложив отремонтированные модули в ящик, откуда их должны были забирать регулировщики, он, убедившись, что мастера нигде поблизости нет, пошёл в соседний цех. У соседей работа тоже шла ни шатко, ни валко. Овсянников прошёл в каптёрку к комплектовщику.

- Привет... Как тут у вас?- обратился он к толстому коротышку лет тридцати пяти.

- Так же как и у вас,- без энтузиазма ответил комплектовщик.- Микросхемы "Теслы" на модуль цветности будешь брать?- коротышка сразу же и сделал предложение.

- Сколько?

- Сотню по тысяче.

- Давай... Блоки СКД, СКМ есть?

- Не... Завтра подойди, должен получить... Эээ... ты деньги-то давай...

- Извини... память девичья,- со смехом рассчитался Овсянников.

Начало было положено. Теперь надо было трясти других "поставщиков". Когда Овсянников вернулся на своё рабочее место, его уже дожидались пара бракованных модулей и Маша.

- Ну что Машунь, с Завьяловой поговорила?- спросил Овсянников, в тоже время, незаметно перекладывая из-под полы халата коробки с микросхемами в ящик своего стола.

- Поговорила,- ответила чем-то явно расстроенная Маша.

- Ну и что она?

- Она... Она тоже как пыльным мешком из-за угла трахнутая сидит... ничего толком... Говорит, наш завод вроде какоё-то белорус со всеми потрохами покупает... контрольный пакет акций у него будет. То ли смеётся, то ли плачет, не поймёшь. Говорит, нас всех взашей, а сюда своих с "Горизонта" наберёт. Растроенная такая сидит, в кабинете валерьянкой пахнет.

- Час от часу не легче,- покачал головой Овсянников, берясь за неисправный модуль.- Паникует Петровна. Чтобы нас на улицу, а сюда с "Горизонта". С Минска, что ли их привезут? Бред. Это им, начальникам боязно, на их места новые хозяева, скорее всего, действительно свою команду поставят,- вслух рассуждал Овсянников.- Вот этот диод замени,- он передал Маше модуль.

То, что Завьялова держится на своём месте с трудом, не было ни для кого секретом. Во-первых, ей уже перевалило за пятьдесят, во-вторых, неплохо разбираясь в общей организации производства телевизоров, она как следствие "заушной" учёбы имела весьма смутные познания в радиотехнике, но главное, совсем не хотела "держать нос по ветру". Она демонстративно не снимала в своём кабинете портрет Ленина, в то время как все прочие заводские начальники проявляли вполне понятную "гибкость": кто срочно вывесил Ельцина, кто Зворыкина. Но Наталья Петровна Ельцина откровенно ненавидела, а изобретатель советской власти значил для неё куда больше, чем изобретатель телевизора, к тому же белоэмигрант.

- Какой бред...? Начнут с начальников и до нас доберутся. Вон, говорят, на АЗЛК директор армянин целыми цехами увольнял, а на их место из Еревана привозил...- возразила Маша.

Овсянникову, однако, было некогда переживать о будущем – его буквально держали за горло проблемы сегодняшнего дня. Самым крупный "поставщик", комплектовщица Зинка, его возраста, белокурая, квадратная без изгибов, продала большую коробку умножителей напряжения – самого ходового товара на радиорынках и в телеателье. У неё же Овсянников разжился позарез нужными ему блоками СКД, СКМ.

К Маше тем временем всё чаще подходили женщины. Они о чём-то с ней заговаривали, советовались, делились новостями. Даже старые работницы уважали Машу, прислушивались к ней. Но Овсянников не сомневался – Маша послала бы... променяла всех этих баб, на одного единственного, которого у неё никогда не было, и которого, возможно, и не будет. Её еврейский ум это понимал, её русская душа страдала, но не могла ожесточиться. Овсянников так часто работал с ней в паре, что прекрасно осознавал, что её гнетёт.

Но предаваться сочувствию было некогда. Комплектовщик с их участка Ваня Кравцов был не лучшим "поставщиком". Как всегда его пришлось уламывать – он боялся мастера. Лишь хруст денег в руках Овсянникова добавил ему храбрости. От Кравцова Овсянников унёс под халатом два блока питания и три модуля радиоканала. Маша, до того молча наблюдавшая за "параллельной" работой напарника, укоризненно заметила:

- Попадёшься ты когда-нибудь Коль.

- Когда Машенька... Попадаться уже некогда, завод вот-вот совсем встанет. Тут наоборот спешить надо. Ведь всё равно всё растащут,- резонно ответил Овсянников.

На обед Овсянников пошёл чуть раньше установленного распорядком времени – надо было скорее поесть и успеть до окончания перерыва сделать "дело" на центральном заводском складе. К четырёхэтажному кирпичному зданию склада подходила железнодорожная ветка. По ней доставляли комплектующие с заводов-смежников, тут же грузили и отправляли готовые телевизоры. Когда-то завод изготовлял их почти полмиллиона штук в год... сейчас едва тридцать тысяч.

Визиты к пугливым "поставщикам" Овсянников всегда оставлял на последок. Так и в этот день, предпоследним был Ваня, последней... Кладовщица буквально сжалась, увидев Овсянникова. Это было её обычное состояние в первые минуты его визитов. Она ужасно нервничала... но всегда продавала самые дефицитные детали, которые каким-то замысловатым образом списывала по своей документации. И сейчас, помандражировав как обычно, она предложила импортные микропроцессоры на приёмные блоки дистанционного управления. Немного поторговавшись, Овсянников взял их, а потом ещё и упаковку "чайников", больших силовых транзисторов, применяемых в блоках питания и строчной развёртки.

После обеда работа почти встала. Рабочие шастали из цеха в цех, обсуждали быстро распространившуюся новость – завод покупает какой-то шустрый белорус. Мастера не было, он делал свои "дела", и на участке царила анархия. Лишь Овсянников не слонялся и не занимался пустой болтовнёй. Он "разбирал" свою "добычу". Её оказалось так много, что вынести за раз было невозможно и часть приходилось отложить на завтра. Тут его "спугнул" регулировщик Евсеев.

- Коль, продай "чайников". А то я телеремонтом в своём подъезде занялся.

- Откуда они у меня?- недовольно отреагировал, опасливо озираясь, Овсянников.

- Да брось... я же знаю, что у тебя всё есть... продай.

- Сейчас нет... в другой раз, завтра... я тебе отложу,- отбрил просителя Овсянников. Ему не хотелось лезть за транзисторами, засветить для посторонних глаз свой товар. Хоть о его деятельности и так многие знали, но о масштабах торговли вряд ли догадывались. А, тут наверняка, увидев такую прорву деталей, раззвонит...

Мастер появился где-то часа через полтора после обеда.

- Всё на сегодня кончаем... по домам. Завтра приходим на час позже...- он обречённо махнул рукой.

Все стали уныло собираться, продолжая свой нескончаемый разговор-причитания... о проклятых дерьмократах разваливших страну, о заводских начальниках, разворовавших и пустивших под откос завод...

Овсянников дождался пока все уйдут, и тоже стал одеваться. Для него это была крайне ответственная процедура – расположить под одеждой выносимый "товар" так, чтобы ничего не выпирало, не лезло, не мешало движению, походке, чтобы не вызвав подозрений контроллёров проследовать проходную. Впрочем, на проходной тоже давно уже не "рвали службу". Бабульки-вахтёрши так же были озлоблены на начальство, и потому, если видели, что следующий через турникет работяга сам показывает пустую сумку, не обращали особого внимания на некоторые "диспропорции" в его фигуре. В общем, пронести незначительное количество деталей можно было спокойно... Но сегодня Овсянникову надо было вынести много, очень много.

С микросхемами и транзисторами было более или менее просто – Овсянников насыпал их в карманы брюк, пальто, под рубашку вокруг талии. С целыми блоками было сложнее. Один он взял под мышку, другой под другую, и его руки растопырились, как у "качка". Перед этим он привязал гроздья умножителей прямо к ноге ниже колена под брюками. Пальто одеть оказалось нелегко. Когда одел подошёл к зеркалу. Из зеркала смотрел монструазный тип со слоновьими ногами и глыбообразным туловищем. Он казался ещё безобразнее на контрасте с худым, длинным лицом. Что-то выложить, оставить? Но он и так оставил немало. А если завтра ещё что-то "обломиться" и тогда уж точно всего не вынести. Придётся оставить в шкафу на полторы недели, и никто не поручится за сохранность...

Маша сбегала к Гале, поболтала там с женщинами. Вернувшись, обнаружила, что на их участке уже никого нет, только возле зеркала топтался какой-то неестественно толстый мужик, у которого, казалось вот-вот лопнет пальто.

- Ба... Коль, это ты, что ли...!?- изумлённо спросила Маша.

- А... Машунь... да вот. Как думаешь, на проходной меня такого не повяжут?

- Да ты что... с ума сошёл?!

- Как рыцарь в панцире себя чувствую, ни согнуться, ни наклониться. Слушай Машунь, помоги... Пойди вперёд, отвлеки контролёршу, ты ведь их там всех знаешь. А я проскочу за тобой.

- Даже не знаю Коль... давай попробуем...

Маша пошла вперёд, Овсянников, походкой Буратино, следом.

- Маш, не торопись, помедленнее,- Овсянников не успевал за напарницей.

Маша оглянулась и, не удержавшись, прыснула со смеху:

- Ой Коль, не могу... Ты идёшь, словно в штаны наложил.

Овсянникову было не до смеха. Детали под одеждой, вроде бы не особенно беспокоившие его, когда он стоял, при движении вдруг стали проявлять норов. Особенно досаждали концы оловянной пайки на платах блоков, которые он нёс под мышками. Они буквально обдирали бока. Овсянников терпел, так как они уже вышли из производственного корпуса и шли по двору мимо компрессорной станции, за которой уже была проходная.

- Подожди Маш... чёрт... впиваются падлы,- к блокам добавились "чайники", которых он почти сотню штук насыпал под рубашку, и они вонзали в него свои острые концы...

На проходной Маша направилась к кабинке, где дежурила старая знакомая её матери и завела с ней оживлённый разговор. Овсянников, силясь казаться непринуждённым, сунулся вслед и тут... Узкий предолговатый предмет, это могла быть только микросхема, вывалившаяся из коробки, стал падать из под рубашки в брюки, проваливаясь всё ниже... Овсянников похолодел. Если сейчас она вывалится прямо на пол...!? Потом его отведут к начальнику караула, расстегнут пальто... Всё это промелькнуло в его сознании в долю секунды, потому что в следующий момент щиколотку ожгла боль – микросхема застряла в носке, впившись контактами в кожу. Превозмогая желание вскрикнуть и скривить лицо, Овсянников из-за спины Маши, подал в окошко контролёрше свой пропуск, прошёл турникет и, что было мочи, заковылял к выходу...

Не доходя до метро, в сквере, Овсянников буквально рухнул на скамейку и, уже не сдерживая гримас и стонов, стал избавляться в первую очередь от наиболее чувствительных "пиявок"... "Добыча" едва уместилась в его большой сумке, которую он на проходной всегда проносил в раскрытом виде, демонстрируя, что там пусто. Тут к нему подошла Маша.

- Ну что живой?

- Да вроде. Изодрался весь, живого места нет... Спасибо Машунь, выручила. Хочешь возьми чего-нибудь. Вот умножители, возьми пяток, в любом телеателье у тебя их с руками оторвут по пять тысяч за штуку... "чайников" вот десяток, по три тысячи каждый идёт.

- И на сколько здесь у тебя?- Маша кивнула на сумку.

- Если брать чистый доход за вычетом того, что я заплатил, что-то около восьмисот тысяч...

Месяц за это вкалываем, а тут за день... Семью Машунь кормить, одевать надо... сама понимаешь.

Ну что возьмёшь?

- Не Коль... не сумею я... продавать... ходить куда-то... не могу. И взять совестно... Извини.

- Ну вот... совестно ей. Начальство завод себе целый приватизировало по дешёвке... Хапнули, а сейчас его толкают на сторону. Им нас накалывать не совестно, а нам у них воровать совестно. Они и при коммуняках у корыта были и сейчас при деньгах, а мы значит нищие, но честные. Они же нас всю жизнь обворовывали, недоплачивали нам, пойми Машунь. Мне, отцу твоему недоплачивали. Отец твой, сколько телевизоров наконструировал, а потом по цехам бегал улучшал, да доводил, дни напролёт тут просиживал, я же помню? Вот здоровье-то и надорвал... Сколько ему было, когда умер... пятьдесят три...? Он до пенсии даже не дотянул, на этих гадов вкалывая, а ты говоришь совестно. Они за эти деньги, что ему, мне недоплачивали, в большую политику поигрывали, Фиделя, всяких там Душ Сантошей содержали, а сейчас заводы себе поприватизировали и опять мы в дураках... Нее Машунь, я своё беру. Я у этого государство только ПТУ, ремеслуху поганую имел, а их детишки за мой счёт МГУ и МГИМО бесплатно позаканчивали, чтобы лёгкий хлеб иметь, политической трепологией заниматься... Нее, меня совесть не мучает. И тебя не должна... эти суки и тебе за отца твоего должны... На возьми,- Овсянников протягивал связку умножителей и горсть транзисторов,- Здесь больше чем на полста тысяч.

- Нет Коль... я не могу... я всё понимаю... но не могу, - Маша повернулась и чуть не бегом пошла к станции метро.

- Эээх, а ещё папа еврей...- с сожалением протянул вслед Овсянников.