Уходит эпоха коротаева

Мне понравился  сам факт  толерантности: два  враждебных  литературных союза  сидели в  одном зале центральной городской библиотеки и говорили об одном  человеке - о Коротаеве. Я показывала  домашний  альбом, где  сохранились фотографии с ним.
Я хорошо  знала  этого коренастого,  крутого характером, бородатого и  сильного  человека. Познакомилась  с ним,  когда проводила  серию  литературных  встреч  и  вечеров, посвященных  Николаю  Рубцову. В актовом  зале  управления  связи в 1984 году (20 лет назад) он много рассказывал  про  друга, а когда  я спросила о его  собственных  стихах,  он отклонил  вопрос - "Не о обо мне  речь". О  его книжке "Козырная дама", где прообраз  Рубцова всеми узнался, много спорили. Честно - до сих пор не прочитала эту  вещь...не  могу.
На  каждом  литературном  совещании, куда стекались  начинающие  литераторы, он  был в  первых рядах - например, в 1990, 1993, 1996.  Долгое  время  вел литобьединение при газете  "Вологодский  комсомолец". Был  жесток  в  сужденьях, часто  справедлив, хотя мне тогда казалось - нет. Иногда оражала  жестокость  и безапеляционность его оценок, хотелось  вскочить и заслонить собой отхлестанного им  поэта...
Однажды,  передавая  Коротаеву  газету  "Литературная  Россия" со статьей профессора литинститута Михаила  Еремина (дяди моего  мужа), я  была  удивлена, как возвышенно Коротаев относится к  Еремину. И действительно, их  связывала дружба не только  учителя и  ученика, но  близких по  духу  людей. 
Крупный  поэт  был еще  издателем. Правда  на журналистском поприще не добился желаемого - возродить  моложежную  газету. Собирая  материалы для  книги   безвременно  ушедшего из  жизни Михаила  Жаравина, я пришла к нему с  просьбой  помочь, потому  что не  имела  доступа  к  архиву. Коротаев, никому не разрешавший  трогать  рукопись  Жаравина,  без слов  выдал  мне  два  сильных  рассказа, которые  я  просила. А  потом, когда я  их  скопировала и вернула, пожал  мне руку, добавив - "Ну  мы же русские  люди... Иначе Михаил  Павлович (Еремин) нас  бы не понял."
На   стихи  Виктора  Коротаева написано множество песен. Одна у меня сочинилась недавно - она  грустная, несвойственная для него, тревожная, высказанная почти  шопотом. Его  стихи - лирический  дневник человека  всега отражали двух  Коротаевых: один громкий и шумный, уверенный в  себе, а другой потрясенный, страдающий, жалобный. Так и в песнях моих получилось два Коротаева. Один лирический,  другой  бурный. Лирика  тоже особая, в ней страх предвидения, может гибели, щемящая  тревога...

В  поздних  сумерках зимнего дня
Со  спины  заходя  на  дорогу
Словно  кто-то  окликнет меня
И замру я невольно и  вздрогну

И шарахнется  ветер в  тьму
И заплачет в  березах  печально
И тогда я наверно  пойму -
Этот голос позвал не  случайно...

Не  сговариваясь, выступающие обычно умалчивают о причине его смерти, никогда никто не скажет  "от вина". Но причина  подразумевается. Перед школьниками я не в силах  выговорить, но  людям постарше приходится  говорить... Александр, - а  лучше  Саша -  Алексеев  умер  от водки. Михаил  Жаравин  умер от водки.  Николай  Дружиннский  умер от  водки. Николай  Елсуков  умер от водки. Николай  Рубцов  умер от водки. Виктор Коротаев умер от водки...
И я устану  повторять, но они все умирают - от водки...
 Другую песню "Костер" -я спела под гитару  несколько лет назад на презентации  книги "Мать", наслаждаясь  его  изумлением. Исполняю ее  с тех  пор почти на  всех литературных  вечерах, потому что  это  самое  мое любимое  стихотворение Коротаева и сегодня  я повторяю его строки, обращаясь к ушедшему   поэту, и не  только к нему.

Костер, в котором  мы  горим -
гори, не  гасни.
Под небом грозным и рябым
ты  вечный  праздник.
Как на  смертельном  рубеже
заходит  сердце-
ведь  мы с  рождения  уже
самосожжженцы.
Ив  нашей  собственной  крови
и в нашей  воле -
костер  тревоги и  любви,
борьбы и  боли.
Он  жжет и  мучит всякий  час,
не  зная  сроков.
Но скрыты от сторонних  глаз
следы ожогов.
Чтоб не пропасть в глухую ночь,
и  чтоб не  гасло,
мы  в тот  костер подлить не прочь
и сами  масла.
И  жаль нам тех кто  даже  дым
втянуть  боится...
А о  сгоревших говорим
как о счастливцах.