Минута молчания

И лишь шум моря по-прежнему слышен в комнате. И больше ничего. А солнце еще светит. Сквозь недавно вымытые окна суетливые лучики пробираются вовнутрь. Они ласкают застенчивые занавески, лениво танцующие от слабого ветерка. Узорчатая тень красиво бегает по столу. Все так спокойно, так тихо.
      
      Расставлены приборы. Разложены вилки, ложки, тарелки. Блюда стоят наготове. Томившаяся в печке курица постепенно остывает. Бокалы наполнены. Салфетки лежат на своих местах. Стулья с пухлыми сидушками привычно пододвинуты и чего-то ждут. Они все чего-то ждут.
      
      Ждет диван, у которого буквально на днях сломалась ножка, подвернулась, от чего он немного наклонился набок, совсем чуть-чуть, но все равно наклонился, и уже некрасиво, уже неправильно, уже надо чего-то ждать.
      
      Все в комнате обычно, все в комнате как всегда.
      
      Свежие газеты на маленькой тумбочке. Снятая обувь. Ключи. Давно не вытиравшаяся пыль на коричневом шкафу, на комоде, на телевизоре, на книжных полках. Она тоже ждет.
      
      Разноцветный ковер, привыкший за годы своей жизни к людям. Много. Много всего. Одна комната. В одной комнате. Целая история. Портреты родителей. Старые кассеты с любимыми записями. Рассохшаяся бочка для вина, стоящая в дальнем углу рядом с пылесосом, стоящая просто так, стоящая, как память о былых днях. И всем этим наполнили одну комнату люди. Пытавшиеся. Пытавшиеся обустроить. Пытавшиеся сделать лучше. Хорошие люди. Любившие друг друга, любившие мир, любившие жизнь. Люди, которые понимали, зачем стоит работать, люди, которые понимали, зачем стоит растить детей.
      
      А солнце еще светит.
      
      Квадрат. Квадрат света спокойно лежит на полу. Он медленно, очень медленно переходит на что-то. Он постепенно покрывает собой то, чего все ждут. То, без чего даже полная комната вещей пуста. Он невыносимо долго покрывает безмолвные тела людей. Они молчат, не потому что уважают, они молчат, потому что они все мертвы. Они лежат, сидят, кто-то на диване, кто-то в кресле, кто-то растянувшись посреди комнаты, мгновенно упав.
      И нет ничего больше. Есть только тишина. И поэтому все пусто. Пуста комната. Пуст целый дом. Пусты улицы, пусты дворы, в них никто не гуляет, никто не встречается, не ссорится. Все пусто. Нет никого в целом городе. Нет глупых, нет умных, нет добрых и нет злых.
      
      Пусты все магазины. Пусты они, и в то же время ломятся от товаров прилавки. Все новое, все свежее, и никому не нужное.
      
      Одинокая тележка в супермаркете катится от одного раздела к другому. Встретила стену. Покатилась обратно.
      
      Пусты детские площадки со скрипящими качелями, раскачивающимися в такт ленивому ветру.
      
      Еще мгновенье назад в этой песочнице кто-то играл, а сейчас она пуста, потому что кроме тел, безмолвно застывших с крошечными лопаточками в руках, в ней ничего нет. В ней нет ничего живого.
      
      Сирена врезавшегося грузовика нависла над центром города. Он снес ограду и влетел в серьезное здание банка. Тело внутри не почувствовало боли, оно было уже мертво. 
      Сотни других машин, томительно застрявших в пробке, по-прежнему стоят не двигаясь, уже никуда не спеша, не обращая внимания на светофор. Не обращая внимания на зеленый свет. На желтый свет. Красный свет. Они стоят и чего-то ждут. Они стоят пустые.
      Так же, как и все школы, в которых ученики так и не дождались звонка, в которых парты так и не дождались освобождения и теперь в течение многих учебных лет будут держать на себе тела погибших детей, даже и не подозревавших о том, что урок географии может быть таким опасным.
      Раскрученный учителем глобус еще продолжает крутиться. Указка лежит на полу. Все мертво. И все пусто.
      
      Кому теперь нужны эти кинотеатры, кому теперь нужны эти рестораны? Кому теперь нужны детские сады, кому теперь нужны университеты, больницы?
      
      Пленка продолжает крутиться, и на экране появляется что-то, созданное человеком и не нужное больше никому. Лишь поп-корн рассыпался, а рука так и сжимает картонный пакетик, на дне которого еще осталось несколько хлопьев.
      На задних рядах парень и девушка застыли, слились в бесконечно долгом поцелуе.
      
      Устрицы не будут съедены. Официант не успел донести их до столика. Его тело непонимающе упало. Впервые в жизни он уронил поднос. Все замерли на своих стульях, креслах, столах. Все сидят. Безмолвная трапеза.
      
      Счастливые дети лежат в кроватках. Улыбки не сходят с их лиц. Безмятежность и радость. Они видели столько прекрасного. Они были так счастливы. И даже это не спасло их. Все равно все пусто. Остывающие тела не в счет.
      Кому теперь важна новая игрушка соседа, кому теперь нужен новый трехколесный велосипед? Пустые комнаты. Пустые площадки.
      
      Кабинет физики. Лекция. Кабинет математики. Практика. Еще кабинет. Еще лекция. Еще кабинет. Еще практика. Теперь все внимательно следят, теперь все внимательно сидят, теперь все внимательно лежат. Пустые коридоры. Мгновение назад по ним ходили люди. Спорили, доказывали, ругались и мирились, придумывали и жили. Только недавно это здание было непустым.
      Только недавно талантливый студент шел к доске отвечать, решать задачу, он хотел поразить учителя, хотел поразить всех, но не дошел.
      Кто-то выронил из рук доклад, так и не успев произнести финальную фразу.
      Парты, доски, мелки, тряпки, им ничего не остается кроме как ждать. Ручка довольна. Теперь некому ее грызть. Вопрос в глазах. Он никогда не поймет, почему люди так жестоки.
      
      Больной не дождется конца операции. Больной не дождется обхода врача. Больной не дождется визита друзей. Больному не принесут мандарины, он не будет их есть. Его тело еще долго будет лежать на лестнице, сжимая последнюю опору в жизни, такой же безмолвный, такой же пустой и ненужный теперь уже никому, такой же мертвый костыль.
      Молоденькая медсестра. Ветерок ласкает ее  волосы. Она выглянула в окно. Она хотела подышать свежим воздухом. Она еще там.
      Другая хмуро лежит на больничном листе.
      Третья сидит на стуле, рука висит, рука сжимает маленькую бутылочку йода, из которой уже все вытекло. На полу темно-желтая лужица. Она тоже ждет, когда ее вытрут. Но она, скорей, успеет высохнуть, прежде чем дождется. Йод хорошо испаряется.
      Пустые отделения, пустые палаты. Минуту назад в них кипела жизнь. В них люди стремились жить. А сейчас все пусто.
      Банка с компрессами стоит, поблескивая на солнце своим алюминиевым панцирем.
      
      Что-то произошло. Газ. Отравляющий газ. Ответ? Газ. Отравляющий газ. Зачем? Одни начали, вторые продолжили. Потребовалось не больше минуты. И все живое погибло, погибло спокойно, погибло тихо. Погибло молча. Никто даже и не задумался об этом. Никто даже не удивился. Никто даже не испугался. Но теперь людей нет. Теперь животных нет. Теперь никого нет. Есть только пустые комнаты, пустые дома, пустые улицы, пустые города, пустые страны, пустой мир. Все пусто. И изменить ничего нельзя. Некому.
      Все падали как подкошенные, все останавливались, не доделав начатое, все умирали мгновенно. И никто теперь не скажет ни слова. Все с уважением молчат. Теперь, когда они все мертвы, они все уважают. Уважают не кого-то, уважают себя.
      
      И в той комнате. Мягкий ковер. Покосившийся диван. Остывшая курица. Капельки воды из не до конца закрыто крана. Ничего не происходит. Занавеска зацепилась. Ничего не происходит. Бокал упал. Ничего не происходит. Хлопнуло окно. Ничего…
      
      Вот она, минута молчания длиною в вечность. А солнце еще светит. И лишь шум моря по-прежнему слышен в комнате.
      
      Конец.
      
      Ефим Марковецкий
      20 января 2004г.
      18:36