Второй курс
Мое беззаботное шествие по улицам родного города было прервано грузовиком. Нет, он меня не переехал, он просто проехал по луже, а я, по стечению обстоятельств, оказался рядом...
Дома никого не было. Облегченно вздохнув, я занялся чисткой одежды и, завершая эту малоприятную процедуру, с особым усердием выутюжил брюки. И тут зазвонил телефон... Матушка предложила прибыть к овощному за сумками. Затем она продолжила обход магазинов, а я, прогибаясь под тяжестью корнеплодов, отправился домой.
- Опять пацаны газеты подожгли, - подумал я, заходя в подъезд. На втором этаже, миновав почтовые ящики, я уже осудил забывчивых хозяек и их кастрюли. На третьем у меня шевельнулся червячок подозрения. Четвертый (мой)... Открываю двери - так и есть... Утюг уже провалился сквозь пол, одеяло горело, испуская смрадный дым.
Мои родные и знакомые и раньше отмечали мою природную сообразительность - я метнулся на кухню, а оттуда, с кружкой воды - обратно. Во время одного из очередных челночных рейсов я встретил на пороге перепуганную матушку... Что тут говорить..? - Покупайте утюги отечественного производства (тот работает до сих пор).
Ликвидируя последствия стихийного бедствия, я чуть было не опоздал на электричку. Переходя с рыси в галоп и обратно, мне, все-таки, удалось вовремя запрыгнуть в вагон - двери тут же закрылись. Заметив призывно жестикулирующего Василия, пробрался к нему и сразу осведомился о рекорде в беге на тысячу метров. Удовлетворенный ответом, я поведал правдивую историю истекшего дня, чем немало повеселил не только Ваську, но и соседей. Правда, Василий безапелляционно заявил, что медали от пожарников мне, все-равно, не видать.
Исчерпав все новости, я стал осматриваться по сторонам и вдруг замер. Василий смекнул сразу, что за здорово живешь меня с раскрытым ртом сидеть не заставишь, и проследил за моим взглядом. Девушка улыбнулась и с вызовом посмотрела на нас. Васька, как и подобает настоящему другу, дал ценный совет:
- Закрой рот, дурак! Ты так умней выглядишь. - Затем поинтересовался у соседей:
- Не видел ли кто-нибудь поблизости голого пухлого мальчугана с крылышками и луком со стрелами?
Всю дорогу я косил глазом в сторону прекрасной незнакомки, - видение не исчезало, и только лукавая улыбка появлялась на ее лице всякий раз, когда она перехватывала мой взгляд.
На автобусной остановке у вокзала мы с ней встретились, она садилась в тот же автобус, что и Василий.
- А ты что же? - обратилась она ко мне.
- Мне на 31-й, в лесотехнический,- огорченно произнес я.
- Так я там работаю, в НИЛе. Заходи, комната 25,- успела она крикнуть из отходящего автобуса.
С неделю я боролся со своей разыгравшейся скромностью, терзался сомнениями, несколько раз подходил к дверям заветной 25-ой комнаты и снова возвращался в общагу. Возможно, что на этом бы все и кончилось, но случай снова нас свел с черноглазой незнакомкой, когда я переехал в новое общежитие. Оказалось, что зовут ее Олеся и живет она этажом ниже. И закрутило меня...
Все дни мы проводили вместе. Я бредил ею. Целый мир противоположностей и загадок - это Олеся. Русалка, ведьма, шаловливый котенок - это Олеся. Время перешло, видимо, на какой-то укороченный рабочий день. Месяца явно сократили. Неожиданно быстро закончился семестр и началась зимняя сессия. Олесины соседки уехали домой и я перебрался жить к ней в комнату. Но чтобы я пристал к ней с глупостью?! - Ни боже упаси!!! Конечно, я мучился, лежа рядом с ней... Конечно, я мучился, когда наши ласки заходили очень далеко... Но меня прямо останавливал какой-то запрещающий сигнал, вспыхивающий в возбужденном мозгу. В мучениях и любовном угаре я и не заметил начала каникул.
Как-то утром Олеся убежала на работу, предупредив, что должна зайти ее подружка, передать посылку из дома. Вставать еще не хотелось и я зачитался детективом любимого мною Райнова. "Кабинет, который я должен посетить,- не для лиц моего пола. Мне приходится с любезной улыбкой растолкать ожидающих приема дам, потерпеть, пока очередная пациентка выйдет от доктора, и в свою очередь прорваться в кабинет гинеколога.
Мужчина в белом врачебном халате недоуменно поднимает брови. И только когда он..." Тут раздается стук и приходится подниматься, чтобы гостеприимно распахнуть двери (причем, я забываю одеться и стою на пороге в живописных цветных трусах).
Много бы я отдал, чтобы увидеть свою физиономию в тот момент. У моей матушки на лице тоже читались разные эмоции... (Видимо, у моих родителей талант к вычислению их сына).
Обеспокоившись тем, что я не еду домой на каникулы, она отправилась в Свердловск. Общагу и комнату она нашла без труда. Сердобольный сосед Жора подсказал, где меня можно найти. И вот немая сцена...
Я собрал вещи, заскочил попрощаться к Олесе и мы поехали с маман домой. Три часа, пока шла электричка, я внимал нравоучения и наставления на путь истинный. Мамуля пообещала ничего не сообщать отцу и, клятвенно скрепив тайный договор, мы, наконец, добрались до дома.
Несколько дней я отсыпался, отъедался и успешно справлялся с ничегонеделаньем. Но в один из вечеров спокойствие было прервано. Хмурый и взволнованный отец зашел в мою комнату и решительно закрыл за собой плотно дверь.
- Владимир, нам надо серьезно поговорить.
Мы заняли места за столом переговоров. Откашлявшись, отец выдал:
- Сколько лет твоему сыну ?
- ?!
Тогда, достав из кармана надорванный конверт, он продолжил:
- Ты меня извини, конечно, что я вскрыл твое письмо, но оно было адресовано Соколову, а я, в некоторой степени, тоже им являюсь. Начав читать, я понял, что оно предназначено тебе, но там написано такое..., что я дочитал до конца. Поэтому повторяю вопрос:
- Сколько же твоему сыну?
Я развернул письмо, писанное Олеськиной рукой, и углубился в чтение. "Соколов! Как ты посмел оставить меня на такое длительное время?! Я ужасно соскучилась по тебе. Кешка тоже скучает. Он спрыгивает с кровати, ходит по комнате и жалобно плачет". Через полчаса мне удалось убедить отца, что Кеша - это котенок. Еще в течении часа мне довелось прослушать нравоучительные речи, не так давно звучавшие в матушкином исполнении. Заверив, что разговор останется только между нами, отец с явным облегчением покинул комнату.
На следующий день к нам заглянула Людмила, моя старшая сестра, и начала рассказ:
- Вчера звонит мне на работу отец, а это, ты знаешь, бывает в крайних случаях. Так вот, ни "здрасьте", ни "до свидания", спросил только: - В каком возрасте дети начинают ходить? И что за интерес такой у него образовался?
Когда я откровенно и красочно описал всю предысторию расспросов, она сползла с кресла и минут пять хохотала до слез.
Наконец, закончились каникулы и мы снова встретились с Олесей. И снова подхватила меня круговерть любви. Я ничего не замечал вокруг себя. Так прошло две недели...
На одном из традиционных вечерних перекуров, когда уже были обсуждены перспективы советского хоккея на ближайшем чемпионате мира и ребята стали расходиться по своим комнатам, меня попросил задержаться Сергей Балдин, спортивного вида парень лет на пять старше меня. Сергей вновь достал сигареты и, когда мы закурили, уткнувшись взглядом в стену, заговорил:
- Володя, не знаю как это должно преподноситься и должно ли вообще... Но я, все равно, тебе скажу, а там - сам решай.
Меня насторожило такое начало.
- Значит так: ты Олеську любишь, а спит она со мной...
Удар был основательный, я отрешенно смотрел на Сергея. Глаза начали наливаться кровью, потом все поплыло. Сергей еще говорил что-то, но я уже ничего не слышал. В полной прострации я зашел к себе в комнату и упал на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Сутки я пролежал, не вставая и не реагируя на расспросы соседа Жорки. Оправившись, я пошел к Олесе, все еще надеясь на что-то. Но она не оправдывалась и ничего не отрицала. Вернувшись обратно, я написал свое первое стихотворение:
Осенний лист по парку кружит,
Противный дождик моросит...
А я иду, иду по лужам -
Мне что-то расхотелось жить...
Я никогда не уставал
С преградами любви бороться,
Я счастье по миру искал
И думал, что оно найдется.
Но как насмешлива судьба,
А миг удачи так капризен...
И понял я, что никогда
Не повстречаю счастья в жизни.
Зачем мне солнечные дни?
Зачем весенние капели?-
Коль вера и любовь ушли,
Мне не нужны теперь апрели!
Пусть голубеет небосклон,
Пусть яблонь цвет сады покроет...
Ты виновата только в том,
Что так любима была мною.
Так я познал, что такое любовь и что такое измена. (Надо сказать, что с той поры мои взаимоотношения с прекрасной половиной человечества существенно изменились. Как бы это помягче сказать... В общем, в потребительскую сторону, но я не разучился влюбляться и совершать, порой, безумства).
А пока тянулись сумеречные дни. Я был противен сам себе, тем более - окружающим. Лишь только ближе к весне я, все же, стал понимать, что жизнь продолжается. В ту пору я родил еще один шедевр советской поэзии:
Вот и наступила весна,
И солнце вернулось с ней...
Почему ж никогда она
Не наступит в жизни моей?!
Я ее жду - не дождусь,
А в душе - все еще осень.
Изо дня в день. И пусть!
Я наверстаю после.
У меня ж еще все впереди,
Я же еще и не жил.
Осень, скорей проходи -
Пора бы уж выпасть снегу.
Пусть заметет, закружит,
Покроет льдом мою душу...
Я, все равно, хочу жить,
Я, все равно, не струшу.
Надо бороться - и льды
Прочь убегут ручьями.
Только бы встретилась ты,
О ком мои сны и мечтанья.
Только б черемух цвет
Пухом покрыл всю землю...
Только любви все нет.
Нет! И не будет, наверно.
А учеба шла своим чередом...
Особенно мне нравился английский. Это потому, что со всех групп нас набралось лишь шесть "англичан", а вел язык Борис Николаевич Кобелев, прекрасный мужик. Когда он заходил в аудиторию, то, во-первых, закрывал двери на ключ, во-вторых, просил открыть форточки и, в-третьих, предлагал спокойно перекурить.
- Ребята,- говорил он,- я превосходно понимаю необходимость и актуальность знаний английского в ваших леспромхозах. А если жизнь заставит, то вы и сами язык выучите.
Поговорив о жизни, Борис Николаевич прощался с нами и мы расходились, довольные друг другом. Но как-то, придя на занятия, мы были шокированы заявлением Бориса Николаевича о его уходе на "Уралмаш" в отдел внешних отношений. С месяц у нас не было преподавателя и мы начали забывать о существовании английского. Но вот декан предупредил, что временно его будет вести учитель из соседней школы и пора, то есть, возобновить посещения иностранного языка.
На первом возобновленном занятии желающих оказалось не так уж и много. Если быть точным - я один сидел за столом. Несколько раз во время перемены в класс заглядывала миловидная, чуть полноватая блондинка, а после звонка на урок она прошла в аудиторию и, сев за преподавательский стол, стала с нетерпением поглядывать на дверь, которая, кстати, так больше и не распахнулась. Я же, в свою очередь, заинтересовался пышным бюстом товарища, едва удерживаемым довольно соблазнительно расстегнутой блузкой. Пауза явно затягивалась - каждый был увлечен своим делом. Наконец, она повернулась и обнаружила мой сосредоточенный взгляд. Стушевавшись, блондиночка застегнула, на всякий случай, верхнюю пуговицу и сообщила, что зовут ее Галина Александровна, она будет вести английский и попросила обеспечить явку группы на следующее занятие.
Заинтригованные моим красочным рассказом о новом преподавателе, ребята в следующий раз явились как один (даже было несколько лишних, якобы перепутавших аудитории). Только я сам, чтобы не впадать в искушение, больше не появлялся на английском, несмотря на неоднократные приглашения, переданные Галиной Александровной с ребятами.
Заканчивалась весна, шли зачеты. Как-то мы собрались с соседями по этажу в послеобеденное время и разминались пивом. К пиву был приложен вяленный лещ и хорошее настроение. Идиллия прервалась с появлением Сашки Горшенина, "англичанина" из моей группы.
- Володь, скорей, зачет только сегодня, уже идет,- сумбурно выпалил он и скрылся за дверями.
Я сделал последний глоток и поспешил за Шуриком. Зачет шел вовсю. Галина Александровна давала каждому свой технический текст, народ его переводил, а затем по одному подходил к ней. Она тыкала наугад в какой-нибудь абзац и садила рядом с собой еще недолго готовиться, а подготовившийся предшественник в это время читал (обычно с чисто ливерпульским произношением) и переводил. Налаженный конвейер споткнулся, когда я, с большой натугой осилив только первый абзац текста, сел к Галине Александровне.
- Давненько не баловал своим присутствием, Соколов. Видимо, не скучал без английского, - заметила она.
- Без Вас - да, без английского - нет, - парировал я, стараясь не дышать в ее сторону.
- Что ж, и на этом спасибо. Какой абзац хочешь переводить? - смиловлилась Галина Александровна.
- Первый, конечно, - все так же лаконично ответил я.
Я склонился над текстом, подставив руку под голову. Вымучив про себя первое предложение, я еще удобней устроил голову и ... заснул. Пиво давало о себе знать. Велико же было удивление преподавательницы, обнаружившей эту картину. Но, будучи человеком тактичным, она не стала тревожить уставшего студента, а попросила поставить рядом еще один стул для готовящихся. Шурик же не отличался тактичностью (он шел последним), и поэтому перед тем, как покинуть класс, вывел меня из объятий Морфея посредством легкого подзатыльника. Не сообразив сразу что к чему, я медленно начал читать текст. Но, заподозрив что-то не то, поднял голову. Галина Александровна беззвучно смеялась, за столами никого не было, в дверях Шурик подавал какие-то знаки.
- По-моему, сегодня Вы, Соколов, на большее не способны,- отдышавшись, констатировала она.
- Смотря о чем идет разговор...
- Да, практически, обо всем. Приходите завтра в три часа ко мне в школу вместе со своим товарищем,- подвела она итог, махнув рукой в сторону Шурика.
На следующий день мы привели себя в порядок и смело переступили школьный порог. Ученики подсказали, где найти Галину Александровну. Лишь только мы с ней поздоровались и заняли место за столами, Шурик поведал трогательную историю о своей школьной жизни в невероятно заброшенном лесопункте, до которого "два часа на самолете и еще три дня на оленях", об остром дефиците там учителей, о том, как сначала их учил немецкому языку физик, потом французскому - математичка, а завершилось все изучением английского при помощи учителя физкультуры. Галина Александровна без слов расписалась ему в зачетке и сказала:
- Вас я больше не задерживаю, а вот Вашему другу придется постараться за двоих.
Саша мне виновато улыбнулся и исчез. Тогда я, не напрягаясь, спросил на английском, что бы хотели услышать от меня - рассказ про жизнь или про технику.
Галина Александровна изящно изогнула бровь, помедлила и, перейдя на доверительный тон, продолжила разговор:
- Тогда вопрос будет другой. А в легковых машинах ты так же разбираешься, как в английском?
- Гораздо уверенней.
- В таком случае у тебя есть шанс получить зачет посредством легких исправительных работ.
Настала моя очередь недоуменно изогнуть бровь.
- Если ты сегодня не занят пивом и рыбой, - продолжила Галина Александровна, - не мог бы посмотреть мою "тройку". В воскресенье вечером вернулась с дачи - все нормально было, а вчера надо было подскочить в магазин - не запустилась, а муж в командировке.
Через час мы были дома у Галины Александровны, где был выдан рабочий комбинезон, спустя 15 минут - в гараже.
Затем, пояснив, что женское присутствие сковывает мои действия, я выпроводил преподавательницу и приступил к диагностированию. Включил зажигание - никаких признаков жизни. Осмотр панели дал подсказку - был оставлен на ночь ближний свет. Я поставил аккумулятор на зарядку и отправился доложить о результатах исследований.
После нескольких настойчивых звонков дверь открылась. Галина Александровна, облаченная в длинный велюровый халат, только что, видимо, покинула ванну. Глядя на нее, я почувствовал себя как-то беспокойно.
- Извините, это уже я.
- Неужели закончил, отремонтировал? - удивилась она.
- Не совсем так или, верней, совсем не так. У Вас аккумулятор сел, я его поставил заряжаться. Утром выпрямитель отключите - и весь ремонт. Только не забудьте провода отсоединить и еще, смотрите, свет больше не оставляйте включенным на машине, - положив комбез на тумбочку, я шагнул обратно к дверям.
- Всем оставаться на своих местах, - отреагировала Галина Александровна. - Делаем так: сначала мыть руки и кушать, а потом - "будем посмотреть". И не пререкаться, пожалуйста.
Я покорно отправился в ванную комнату и стал сосредоточенно намыливать каждый палец.
- Может, все-таки, по хорошему выйдешь?! - донеслось с кухни, когда я пошел по третьему кругу. - С консервными банками, я надеюсь, ты также умело справишься?
Покинув временное убежище, я решительно пошел на кухню и чуть не уронил выходящую из дверей Галину Александровну. В результате столкновения она неожиданно оказалась в моих объятиях. Находясь под впечатлением происшествия, я несколько растерялся и, видимо, поэтому наклонился и поцеловал ее. Чем дольше продолжался поцелуй, тем большую дрожь женского тела ощущал я под руками. Наконец, Галина Александровна отстранилась и, глубоко вдохнув, лукаво заметила:
- Вообще-то, разговор шел о консервах.
На что я, уже смело, откликнулся:
- Одно другого не исключает, - и занялся грубой мужской работой.
Когда все было готово, мы перенесли тарелки в комнату и Галя (теперь глупо было обращать по отчеству) приступила к сервировке стола. Так как руки у меня освободились, то через непродолжительное время они, как бы случайно, обвили женский стан. Галя очень бурно отреагировала на данную провокацию. Это проявилось в расстегивании моей рубашки. Я, в свою очередь, помог ей освободиться от халата. Причем выяснилось, что больше освобождать ее было не от чего. Тогда я восстановил паритет по наличию одежды и мы опустились на диван. Галочка оказалась весьма темпераментной женщиной. Она металась по дивану, постанывала, вскрикивала, а в финале издала пронзительный вопль.
Когда мы угомонились, она задала резонный вопрос:
- Мы в ближайшее время, все-таки, поедим или как?
- Наверное, поедим, а потом можно "или как".
Утром, после "легких исправительных работ", я сходил отключить аккумулятор и затем проводил Галину до школы. На прощание она отдала указание:
- Товарищ Соколов, к 16 часам прошу явиться на повторную сдачу зачета. Адрес знаешь, привет.
Сдача английского затянулась вплоть до отъезда на каникулы. Так я узнал как изменяют мужу и даже принял в этом непосредственное участие.
Свидетельство о публикации №204022800053