Untitled Story

Кто, помнишь, ты сказал мне однажды, что я всегда могу обратиться к тебе, если мне нужно будет с кем-нибудь поговорить? К сожалению, я понял, что этот момент настал. Поэтому я сейчас начну рассказывать, а ты, если хочешь, перебивай меня и уводи с темы".
Я.


ГЛАВА 1.
МАЛЕНЬКИЙ МАЛЬЧИК.
Четыре года тому назад, в тихом, мирном и очень даже провинциальном городе П. при довольно странных и загадочных обстоятельствах умер маленький мальчик. Косяк был в том, что никто не знал при каких именно довольно странных и загадочных обстоятельствах он умер. Конечно, на самом деле он просто умер, сдох, если выразиться точнее, потому что, как иначе умирают люди в таких тихих мирных и очень даже провинциальных городках? Ну и гад с ним с этим мальчиком, если он и умереть-то по человечески не смог!
Вся проблема заключалось в том, что он думал, что все его проблемы заключаются в том, что он живет в этом маленьком провинциальном городишке. Вот в чем был его косяк. В этом косяк каждого, я думаю. Мы отмазываем себя тем, что мы всё сваливаем на окружение, на мир вокруг. Базара нет, он достаточно дерьмов, но зачем им подтираться? Все равно не поможет.
Четыре года тому назад, я покончил жизнь самоубийством. Я насрал на всех и умер. Кстати тоже при довольно сранных и заГАДочиых обстоятельствах. Это был мескалин, конечно, а что же еще? Я расскажу тебе, как это было на самом деле, потому что другие обычно либо нав(С)рут сверху с 3 короба и упустят самое главное, либо недорасскажут, и тоже упустят самое главное. Это было на берегу моря, так не у самой воды, конечно, но рядом, на берегу. Я одиноко курил, глядя на странных птиц, бреющих над морем. Кто-то говорил мне, что это чайки, но я ему не поверил. Если бы ты знал, как я сейчас жалею об этом! Ведь все могло быть иначе, и тогда мне не пришлось бы рассказывать тебе, как все это было. Мне было грустно, и я не выдержал и достал лекарство. МЕСКАЛИН.
-    Три раза в день, через 2 часа после еды, - пронеслись в голове слова доктора в больнице, - и не забывайте мыть руки до, после и вместо употребления. Я даже не успел спросить, когда приходить в следующий раз, т.к. доктор с криком:
-     Следующего раза не будет!!! 
грязно вытолкнул меня из своего кабинета.
-     Следующий, - донеслось до меня, и я почувствовал, как меня схватили чьи-то крепкие руки и наглым образом (не знаю, правда, чьим) впихнули обратно в приемную.
-     На кого жалуетесь? - вежливо и очень участливо спросил меня доктор. Я помолчал, собираясь с силами.
-     На вас, - сказал я и тут же спросил в обратку, - А на кого жалуетесь ВЫ?
-   На соседа своего сверху. Чувствую, он крови моей еще попьет. - Доктор тяжело мотнул головой, показывая наверх.
-     А если так, начистоту, то, что именно заставляет вас на него жаловаться?
-    Жена моя... он его, ее… того ээээ… это самое… в общем… а как узнал, что у меня еще и любовница есть, то и ее тоже. Туда же.
Я посмотрел внимательно на сидящего передо мной человека. Идиот. Душевнобольной гриппом идиот. Я достал мескалин и разделил имеющееся в наличии на две части.
-   Вот, - сказал я, - принимайте полтора раза в день. А сейчас, у меня нет времени - мне еще в район ехать, лекцию там читать. "cflbpv b tuj dkbzybt yf jhufpv e vsiitq" называется.
-  Со школы латынь ненавижу. - Сочувственно покачал головой доктор, и мы расстались,
ГЛАВА 2. ХОБОТЫ
Я ехал к морю. Два дня пути. Две тысячи километров, но что это для человека, имеющего машину, где в багажнике, под запасным колесом, лежит упаковка чистого мескалина, принимать который следует полтора раза (половину я отдал доктору, помнишь Кто?) в день. Мне нужно было где-то переночевать, и я остановился в каком-то мотеле у хайвэя. Толстая администраторша показала мне, как пройти к моему номеру, и, слава тебе Господи, оставила меня одного. Здесь необходимо сделать небольшое отступление, т.к. иначе тебе трудно будет представить себе весь ужас моего положения.
Вечерело.
Ночь, как это обычно бывает летом, обрушилась на мою сетчатку ястребом из поднебесья. Я практически перестал видеть, настолько был ошеломлен происшедшим. На мое счастье в номере был свет, и я довольный увалился в кровать.
Спал я недолго. Проснувшись посреди ночи, я нашел себя лежащим где-то в поле, бескрайнем поле ржи, и вокруг меня были одни администраторши их мотеля. Их было сотни, да какой там - тысячи Я вскочил на ноги и побежал. Вдалеке виднелась моя комната. То, что происходило за моей спиной нельзя описать. Это было ужасно. Я видел, как эти огромные тетки начинают раздуваться, они наполнялись воздухом, отрывались от земли и лопались, пролетев десяток метров над землей. Все вокруг покрылось их отвратительными останками. А потом, когда до двери оставалось чуть более шага, я почувствовал, что я тоже начинаю парить над землей. Я увидел себя, мирно спящего в ванной на полу, укрытого полотенцем и недовольно посапывающего. Крыша номера вдруг стала прозрачно-стеклянной, и я видел все происходящее в комнате, как на ладони. Потом я лопнул и, пролетая над своей комнатой, разглядел себя, лежащего на кровати.
Но мне повеяло, и я проснулся.
Стресс ночи был настолько велик, что, даже не успев позавтракать, я уже ехал к морю, к месту, где южная сонная смерть ждала меня со стаканчиком мороженного в костлявых руках. Одиночество преграждало дорогу своей назойливой болью, а я забивал на нее, забивая косяк за косяком.
Когда ты в первый раз задумываешься о суициде, то тебя, как в свое время Гамлета, останавливает только одна мысль - что потом? Впоследствии ты понимаешь, что самоубийство - это просто уход, побег от тех, кто не в силах уйти с тобой. То есть ты стоишь перед выбором - быть или не быть - прожить как ВСЕ (не быть), или исчезнуть, раствориться и БЫТЬ. Я выбрал второе, к сожалению оставшись в одиночестве после такого шага.
Я стоял на берегу моря, понимая, что мескалина в банке осталось на два глотка, и с грустью вспоминая события моей жизни, которые привели меня на этот берег в час Заката. Но самыми яркими были воспоминания о людях. Доктор в клинике, отчаянно пытающийся спасти меня и погибающий сам, что привело в конце к тому, что погиб я, а выжил он. Макс, который пришел однажды ко мне и сказал, что хочет снять фильм о смерти. Фильм, где показывался человек, тяжело бредущий по центральной улице неизвестного Города, полной людей и ведущей к морю. Этот человек, он умирает, он истекает кровью, падает на пыльный от горячего Солнца тротуар, и никто вокруг не замечает его. И он - единственная цветная фигура, посреди бесконечного множества черно-белого единоликого большинство...
Море благоухало свежестью и лаской. Но оно было еще очень далеко от меня. Я долго ехал один, томимый мыслями о прошлом и гонимый мыслями о будущем. Мескалин имел странное свойство воплощать в жизнь мои мысли, и если я думал о том, как красиво утекает под колеса моей машины дорога, то через несколько мгновений я замечал, что так оно и есть - я не ехал, а плыл по удивительной реке жидкого асфальта.
Буквально через пару десятков миль я заметил одиноко стоящего у дороги человека. Я подъехал ближе, что было довольно естественным (ведь человек стоял у меня на пути), и остановился. Затем заглушил двигатель и вышел из машины. Макс стоял у обочины и грустно улыбался, видя мое откровенное смущение
- Казалось бы, что может быть проще - родиться, родить, похоронить и быть похороненным? Особенно теперь, когда рожают в пробирке, а хоронят в крематории. Сложности обычно бывают связаны с событиями, находящимися между этими несомненными вехами в истории жизни каждого. Первой моей сложностью было детство. - Сказал он и достал сигарету. - Я никак не мог понять, почему? Почему они все живут как в табакерке - как заведенные, даже не запрограммированные, нет, это слишком сложно для них, их просто завели и все…
-  Садись в машину, братан. Поехали.
Он молча сел в машину и я понял, что он точно знал, куда и зачем мы едем. Не прошло и часа, как я понял, что темнеет и пора подумать о ночлеге. И снова придорожный мотель с такой же толстой теткой администраторшей, как и в предыдущем мотеле. Только номер я снял теперь двухкомнатный, чтобы она не подумала чего.
-  Если вы, ребята, из этих, ну, медиков, то, не *** тут юлить. Решили потрахаться, так берите сразу люкс. Он у нас как раз сегодня свободен - его обычно местные снимают, такие же, как вы, только не выпендриваются. Я скромно улыбнулся и взял люкс. Черт с ней, пусть думает что хочет.
Я точно не помню названия городишка, в мотеле которого мы остановились, да это и не важно - он был таким же мертвым, как и тысячи других провинциальных городков нашей многострадальной Родины. Поэтому, естественно, что мы пошли прогуляться, в надежде найти что-то, хоть отдаленно, но похожее на клуб. Клуб назывался "Хоботы", и хоботов там было видимо-невидимо. Мы взяли пива и сели в углу. Тишина и покой окружали нас со всех сторон, несмотря на проводимый здесь вечер памяти Армандо. Я подумал, что это все-таки немного пошло, но Макс сказал, что это - прекрасная идея и направился к стойке. Я вспомнил, что пришло время пить мое лекарство, открыл банку и сделал два больших глотка. Оставалось только ждать. Косяк был в том, что через пять минут вернулся Макс и сообщил, что мы будем выступать.
-   В этом сральнике? - Возмутился я.
-  Ну, во-первых, здесь довольно приличная акустика. А во-вторых, …здесь все-таки довольно приличная акустика.
Я понял, что беды не миновать.
-  Ну а в третьих, перед отправлением я зашел к тебе на хату и взял твой второй винт, тот который с песнями, и собственно.
-   В общем, я понял. А уходить как?
-   Тут есть второй выход, вой там, за стойкой.
Я подумал о том, что именно когда я встану за вертушки, ко мне придет Мескалито, и грязно выругался. Постепенно клуб наполнялся народом, потом принесли наше пиво, а еще позже я решил отлить перед выступлением. Вот тут меня и стегануло. Наверно это случилось, когда я смотрел на себя в зеркало, не знаю, помню только его лицо, на самом деле, очень похожее на мое, только все какое-то бело-зеленое, в морщинах, обрамленное слипшимися всклокоченными волосами. Я еще успевал осознать чем-то внутри, что это действительно был я, но чары наркотика оказались сильнее, и я отъехал.
Полчаса я был там, откуда не возвращаются. Я вернулся, только потому, что мне надо было выступать. Я там, кстати, так и сказал. Долго меня не уговаривали - надо, так надо, парни там четкие. Макс сидел за столиком в той позе, в которой я его там оставил, то есть я хотел сказать, что он не менял положение своего тела в мое отсутствие. Ты, Кто, не подумай ничего плохого, нет. Базара нет, мы сами местами над собой стебемся, но все равно ничего "голубого" в наших отношениях нет, ты не думай. Просто как-то так получилось, что общаемся, друг с другом мы чаще, чем с другими, но не больше, нет. Если бы, Кто, ты был тогда с нами, а не там, где ты обычно находишься, то, возможно, ты сам все понял бы.
-  Пойдем, Дрон, наша очередь.
Макс пошел к ди-джеям. Он весело махнул мне рукой, и я отправился к ним. Не знаю, что со мной приключилось. Кто, ведь у меня никогда не было bad-trips, но в том месте, тогда, я не знаю. Я проходил через толпу ярко оранжевых мутантов, которые, казалось, насмехаются над моим именем, надо мной, над культурой, которую я представлял им в тот вечер. Вертушки, пульт, все ожило и обернулось против меня, танцуя и кружась в каком-то диком бешеном ритме хардкора. Цвета изменили свое содержание и превратились в музыку. Я понял тогда косяк незнания нот, я не знал какой цвет сейчас передо мной, я слышал только звук, а мои песни потеряли всю свою гармонию и красоту. Это был набор рваных недорисованных картинок, перед которыми все творения астрал-абстракционистов казались детскими ляпами. Я в ужасе отвернулся и мой взгляд упал на то место, где по идее должен был стоять Макс. Но его там не было. Людей не было вообще. Я был один посреди буйства красок. Я. мне стало плохо и меня стошнило. В голове было только одно слово: UnWorld, и вдруг понимание миро снизошло на меня всей своей простотой. Меня снова стошнило, и я почти потерял сознание. Я упал в коридор и огляделся. Вдалеке было окно. Дверь, из которой я, по всей видимости, выпал, медленно растворилась в стене. Я лежал на полу, который был не то чтобы очень уж грязным, но лежать на нем долго не хотелось. Я встал на ноги и подумал о том, что если бы пол был почище, то я бы не успел, т.к., уже сбегая вниз, по лестнице, я обернулся и увидел, что дверь появляется снова, и кто-то ломился сюда, за мной.
Я побежал быстрее, перепрыгивая через перила, вниз, туда, где люди, среди которых я смогу исчезнуть. Я выскочил на улицу, ворвался в этот слепящий мир, и слезы - их свет выдавил из моих глаз - полетели в разные стороны. Улица была пуста. Я понял это, когда глаза отошли от разрывающих на части лучей свободы.
Один. Посреди широкого, в 6 полос, шоссе. И Солнце обливало меня одного лучами жизни.
Я обернулся, я слышал топот ног, кто-то бежал сюда. За мной. Я отступил назад, задел ногой бордюр и упал, а когда открыл глаза, то понял, что мне не удалось, я проиграл, до пошлости просто и некрасиво. Я встал на ноги, снова в камере. Опять не вышло.
Стоящий позади черный человек грустно кашлянул. Он подошел ко мне и положил тяжелую руку мне на плечо. Я увидел его глаза, жуткую тоску и боль, отражавшиеся в слезах под глазами. Я подошел ближе и облил его, уткнулся в его плечо и затрясся в рыданиях, шедших откуда-то снизу, куда утекали его слезы. Где-то наверху хлопнула дверь - там тоже не получилось.

ГЛАВА 3.
П.

- Посмотри в окно. Жить идет. Она течет вокруг нас, а мы остаемся на месте, как валуны на дне реки. Некоторые из камней, галька или гравий, они поддаются напору течения и летят вперед. И только мы остаемся, мы огромны и тяжелы для течения.
-  Я бы хотел оказаться на берегу, чтобы увидеть это со стороны
- Во-первых, ты не сможешь. Во-вторых, река течет, а ты лежишь. И нет никакой разницы между берегом и дном.
-  И как же жить?
-  А никак. Если ты сможешь всегда оставаться маленьким камушком, то, возможно, у тебя что-то и получится. Но тогда ты должен быть один. Нельзя присоединять к себе кого-либо еще; соединяясь, камни становятся тяжелее и начинают отставать от течения.
- Значит, в любом случае, моя судьба быть здесь, лежать на этом месте и никуда от этого не деться?
- Здесь ты лежать не будешь - это туалет все-таки… Хотя, у некоторых получалось… Но нужны руки. И тогда даже реку можно обогнать,
-  А мы можем сделать себе руки?
- Нет. Они либо даются с рождения, либо их нет вообще. Хотя, кое-кто становится иногда, столь тяжел, что, даже данные ему при рождении, руки не помогают.
-  Но ведь это же несправедливо!
-  А что такое справедливость?
-  Справедливость, это.. социальный аспект бытия.
-  То есть?
-  Это то, что истинно, верно. То, что законно.
-  Что ж, пусть однажды люди начнут четко следовать написанным ими законам. И тогда твоя Социальная Справедливость приобретет реальную силу. Но кое-что будет безвозвратно потеряно. Это то, что, как говорил старик Дарвин, суть есть эволюционное развитие отдельного вида, или выражаясь простым языком прогресс. Хотя, ты так и не ответил на мой вопрос, что же все-таки это такое, СПРАВЕДЛИВОСТЬ, тем более, СОЦИАЛЬНАЯ, и как, кстати, ты ее себе представляешь?
- Основа общества - ЗАКОН. Все равны (независимо от субъективных факторов). Отношения между людьми, строятся на взаимном уважении.
-  Пойми просто, что когда человек рождается, он сталкивается с первой "социальной Несправедливостью"- это ВОЗРАСТНОЕ РАЗЛИЧИЕ. Он растет и сталкивается со второй "социальной Несправедливостью" - ПРАВО СИЛЬНОГО. Он вырастает и снова сталкивается с "социальной Несправедливостью, вызванной экономическими отношениями в обществе и распределением благ между его членами. И человек понимает, чтобы выжить в таком мире, нужно быть БОЛЬШИМ, СИЛЬНЫМ и БОГАТЫМ. А, кроме того, этому его учат все окружающие. Но он, когда еще маленький, он верит, он знает, что где-то справедливость все же существует. Вопрос, только, ГДЕ? Мудрый человек находит ее в себе, понимая, что вокруг ее нет. Эта идея - утопия. Выдумка умного, но голодного человека.
-  Почему, все так? Почему это - утопия?
- Главной задачей человеческого существования, по-прежнему, остается продление своего рода с целью достижения идеальных условий жизни для него. И желая этого, он мечтает о социальной справедливости, продолжая кровью и потом, зачастую не своими, строить общество социальной справедливости только для своего потомства. Мы все думаем сначала о себе. И это опять же - голимая эволюция. Инстинкт самосохранения. И каждый из шести миллиардов именно так и строит свое общество. И ты, и я, мы - тоже, просто одни из них!
- Мы? Но как? Я... я не понимаю!
- К сожалению, это факт. Его не надо понимать. Его надо просто принять как некую данность, аксиому. Нет идеального общества, нет идеально работающей справедливости и, упреждая твой следующий вопрос, объясню почему. Для того чтобы ЗАКОН удовлетворял всех и сразу, ВСЕ должны быть одинаковыми. Но разве одинаковость не является признаком деградации? Разве может общество одинаково мыслящих людей предложить что-то абсолютно номе, что-то такое, что может послужить поводом для рывка вперед? Ведь такое общество будет просто стадом, пустым безмозглым стадом, которому все равно, куда его ведут, ведь вожак сказал, что так будет правильно и справедливо! Тем более, что вожак думает в первую очередь все-таки не благе стада, а о собственных детях, что будут руководить после него….
- Значит, СПРАВЕДЛИВОСТИ не существует. Выходит, что каждый просто живет и приспосабливается к жизни вокруг, используя идеи, призванные улучшить мир, только в своих интересах?
-  Да. Ведь только так можно выжить в этом мире.
- Но зачем тогда существует такое понятие, если большинство всю дорогу просто кладет на него?
- Я попытаюсь объяснить. Восемь миллионов человек умерли от голода в прошлом году, говорят статистики. Десять миллионов умрут в этом, говорят футурологи. А теперь вспомни, сколько недоеденного ты оставил на столе в этом году. Подумай, о том, сколько тонн еды можно набрать по всему миру, пройдясь только по одним кафе и ресторанам. Все это к тому, что сытый голодного не разумеет. Он просто не думает о нем и все. Заботиться друг о друге могут только сами голодные. А так как еда есть только у богатых, то остается один путь - придумать, как заставить богатых поделиться. После долгих и непродолжительных войн с обладателями вожделенной еды, самые продуманные голодные, поняв, что сила им не поможет, решили действовать иначе. Путем изменения старых и создания новых морально-религиозных и идеологических ценностей. В принципе, ничего не изменилось, но хоть людей умирать стало меньше.
-  Ты циник.
-  Но ведь это правда. А, правда, всегда цинична….

Я выключил телевизор. За окном моего дома в П. выли коты, а я время от времени открывал окно и громко посылал котов на... Сегодня днем у меня встреча с доктором. Я еще не знал, что он мне скажет, но предчувствие чего-то плохого рвалось наружу из глубины еще не осветленной мескалином души. Я возился с сэмплером, когда в комнату вошла матушка. Я по-прежнему жил с родителями, иногда с ними ругаясь, иногда мирясь, как это делали все из моих знакомых - мы все искали что-то светлое в нашей беспробудной ночи, не работая и не учась. Да в принципе, те, кто не искал, тоже не учились и не работали. Зимой, грязными холодными вечерами, подъезды домов забивались убитой в дрова молодежью, которой некуда было идти, кроме как домой, но там - родители, и они могли спалить, они знали.
Сейчас – 1100. До встречи с доктором оставалось три часа. Я взял у матери денег (свое месячное довольствие) и начал собираться.
На улицах было довольно тихо, несмотря на выходной день. Я ехал по центральной улице города и понимал, что мир постепенно угасает. Нет, это не вопрос населенности, не проблема душевности, просто это место исчерпало себя, как место пригодное для жизни.
Главное, чтобы мусоров не было, подумал я, сворачивая против знака. Они же, как всегда, прятались в кустах. Один выбежал мне навстречу и грозно замахал палочкой.
- Шорохов. Ваши документы.
Я протянул ему права и техпаспорт.
- Пожалуйста.
- Почему против знака поехали?
- Служебная необходимость, - невозмутимо произнес я и продолжил, - помощник адвоката.
Я достал удостоверение и протянул его через окошко, так, чтобы было видно золотые буквы: "Министерство Юстиции". Мусор устало посмотрел на меня, но что-то в моих искренних глазах показалось ему знакомым и он отступил.
- Счастливого пути.
- Спасибо. - Сказал я и поехал дальше.