Свадьба па-беларуску

В поисках свадьбы по-белорусски мы отправились на юг Минской области, туда, где среди пространных лесов Полесья затерялась деревенька Тройчаны. Свадьба обещалась быть небольшой, но дружной. Ее главные действующие лица: Александр Сидоркин – работающий водителем и Валентина Лазука – учительница младших классов.

Жениха Сашу, мы с коллегой Сергеем из местной районки перехватили в райцентре Любань. По пути к невесте его жениховский поезд завернул в ресторан за свадебным караваем и хлеб-солью. Саша родом из донских казаков. А живет вместе с мамой Галиной Васильевной и отцом Николаем Павловичем – капитаном в отставке – в поселке Уречье по соседству с бывшей танковой частью. Оттуда и едут. Вместе с ними сваты да гости, которых, правда, раз, два и обчелся. Это и понятно - нетутошние Сидоркины. Зато со стороны невесты гостей и родственников хорошее множество. Потому и свадьбу будут справлять в Тройчанах, в доме молодой. Там-то Валентина и поджидает своего возлюбленного в окружении подружек, тетушек, бабушек, сестер и брата. Надо сказать, что сестер у нее пятеро, а брат Гена - один.
Погрузили мы каравай, то бишь огромный в три этажа белковый торт. Забрались в крохотный «ПАЗик» и отправились выкупать невесту. Ресторанные изделия потянули на один миллион «зайчиков». А свадьба обеим сторонам обошлась примерно в 60 миллионов белорусских рублей. При этом, предприятие жениха бесплатно выделило транспорт, а колхоз также бесплатно выделил невесте дискотеку. Между тем, зарплата у местного населения не столь велика и колеблется в пределах 1,5 – 5 миллионов, что равно в среднем 8 – 28 дол.
- Ну, и ладно, - машет рукой папа-капитан.
Автобусик бежит ни валко, ни шатко. Мы ведем разговоры и любуемся пестрыми осенними пейзажами белорусского Полесья. Оказывается, Тройчаны – деревня не из слабых по нынешним временам. И народ здесь в прямом смысле боевой. В Отечественную края эти славились своими героями-партизанами. Также выяснилось, что вопреки нынешней моде молодые венчаться не будут.
- Пусть вначале проверят себя семейной жизнью, - говорит мама Галина Васильевна, - ведь перед Богом клятву дать – это не на заборе расписаться.
Слушаем и киваем – мы согласны. А за окном проносятся березки в золоте, клены в багрянце, толпы невозмутимо-зеленных елей и солнечные сосны на отшибе. «ПАЗик», до того дрожащий, как в лихорадке, вдруг пошел гладко и ходко.
- Перед самой свадьбой тут дорогу асфальтовую положили, - комментирует Галина Васильевна, а сама сортирует разную всячину – что в корзинку, что в сумку.
- А это для чего? – интересуемся.
- В корзинке выкуп родным за невесту, а сумка для откупа, если дорогу перекроют.
- И чего в корзинке?
- Свекла, морковь, конфеты, фрукты, фужеры, шампанское и любовный напиток.
- Привораживающий?
- Нет, - смеется она, - водка настоянная на барбарисе.
- Ну, а в сумке?
- А в сумке как обычно – выпить-закусить…

Асфальт приводит нас едва ли не к самому дому невесты. Автобусик свернул на заросшую травой деревенскую улицу и мы торжественно плывем между отсыревших изб, покосившихся да полуразвалившихся хлевов и сарайчиков. На всем печать немощи и упадка. Иногда лишь покажется добротный кирпичный домик и все.
Наконец, приехали. Нас встречают две девки, пяток женщин и паренек с фотоаппаратом. Начинается выкуп молодой. Дворовая калитка снята, а вместо нее натянуты белые нитки. Эти символические путы жених должен снять ласковым словом. И вот он надрывается: - Любимая! Нежная! Зайка! Лапочка!
Задорный голос его постепенно становиться отчаянным. Бойкие девицы – свидетельница Ленка да подружка Танька – торгуются за каждый звук, за каждый сантиметр. Совершенно трезвая сватья, одетая в синтетическую блузочку, начинает свирепеть от собственной трезвости и осенней прохлады. Слава Богу, путы сняты. В окне избы мелькнула ручка невесты в белоснежных кружевах. Александр приободрился и торг продолжился с новой силой. Девкам выдают то по морковке, то по свекле, но они все одно не унимаются. Пришла пора свидетеля вступить в дело - раскошелиться. Длинноногий свидетель, приехавший на зов друга из далекой Ростовской области, тащит из кармана мятые белорусские купюры – зеленые тысячи и красные пятитысячные.
- Давайте гости дорогие! – нагло кричат девки, - Чтобы шуршало, шипело и звенело!
Тогда на передний край выдвинулись сваты – соседка тетя Оля и дядя Паша - полковник-танкист на пенсии. Вышли на прямую наводку и давай «бомбить» калиточный заслон. Летели вверх конфеты, шуршали из-под полы купюры, звенела на блюдце медь, шипело шампанское и проливался наземь любовный напиток. Но, только речь заходила о невесте, упрямые девки визжали и не уступали ни пяди дворовой территории.
- Все, - грозно объявила сватья, - и гремело уже и бренчало. Вперед!
Сваты нажали, свидетель с женихом добавили, гости подналегли и все вместе пошли они в рукопашную плотным отрядом. Но девки оказались не из пугливых. Они раскорячились в узком проходе и на мгновение задержали наступающих. Этого хватило, чтобы подскочил паренек с фотоаппаратом, оказавшийся братом молодой, а от дома подбежали сестры. С воплями и хохотом женихово нашествие остановили на пороге избы. Торг продолжился. Гостей заставили медяками выложить имя невесты. Выложили, получилось «Валюшенька». Следом нам объявили, что дверь закрыта на замок, и что ключ от него в одной из литровых банок с кислым молоком. Кто простоквашу выпьет – тот и ключ найдет.
- Давайте я обе банки рубану! – крикнул из задних рядов мой порядком оголодавший коллега из любанской районки.
Но его в гаме-шуме не услышали и банки вручили свату. Танкист осушил первую в два приема и глаза вытаращил, почувствовав в горле ключ. Все притихли. А он глаза закатил и вдруг глотнул.
- Где ключ? - спросили встревоженные девки.
Тут сват подмигнул лукаво и выплюнул ключ в подставленные кем-то ладони. Дверь открыли и дружно ввалились в избу. Ввалились, но и только. В прихожей, под дразнящий запах копченостей, все те же противные Ленка с Танькой заставили высоченного свидетеля плясать на перевернутом ведре и петь частушки. Парень с готовностью взошел на хозяйскую утварь, уперся затылком в низкий потолок и настойчиво молчал. Судя по всему, частушек он не знал. Выручили положение гости да коллега-Сергей.
- Шел я мимо мастерской – меня треснуло доской! - пропел он лихо и закончил под общий смех. - Я хотел ее поднять – меня треснуло опять!
Свидетеля сняли с ведра и он вместе с женихом вошел в горницу, где вся изнервничавшись ждала красавица-невеста. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять почему Александр остановил свой выбор на Валентине. Лицом и статью она вылитая донская казачка. С гордым и смешливым взглядом, высокой грудью, широкой, но изящной костью. И умна, умна изрядно. Не успели оглянуться, а уж девки развернули шуточную грамотку.
- Акт передачи невесты жениху, - объявила свидетельница и пошла народ смешить: - Мы нижеподписавшиеся с одной стороны невеста без места, свояк. С другой стороны холостяк, ну, и просто так, составили настоящий акт…
А потом и свидетель зачитал такую же. Тут же жених подхватил на руки невесту и трижды покружил ее по горнице.
Когда обряд выкупа закончился, молодых усадили в красном углу под образами. Сели и мы за столы. Сели и налили по стопочке местного напитка. Самогон тут, как и сами эти места, боевой. Чистый он, как слеза, с легким душком он, как виски, и ядреный он, как гавайский ром. Выпили мы по одной и жизнь веселей показалась. Взялись закусывать и было чем. Столы ломились от снеди, куда ни глянь – всюду мясо, мясо, мясо. Точно хозяева кабанчика или теленочка шандарахнули, а то может и обоих зараз.
- Ну, гости дорогие, - запела тут громовым голосом одна из сестер молодой, запела так, что у нас с коллегой Сергеем головы в плечи вжались.
 - Ну, гости дорогие, - запела она, - на одной ноге не стоять, пора на другую наливать!
Выпила свадьба по другой и засобиралась в обратный путь. Молодые вышли на улицу, встали у ворот. Пошла вкруг них бабушка, посыпая смесью из конфет, медяков и зерна. Трижды обошла, приговаривая: - Благослови отец, мать и честные люди».
Попрощались. Жених сел в «волгу», невеста в «жигули», а родители, гости и мы вместе с ними вынеслись вслед на уже знакомом «ПАЗике».

 Под музыку Мендельсона, в сиреневую залу Любанского ЗАГСА входит наша свадьба. Мы же с коллегой Сергеем давно тут.
-Никто не заставляет вас вступать в брак, - чарующим голосом ведет свою партию начальник загса Валентина Вечер, – но вступив вы обязаны выполнять его требования.
Все заворожено смотрят и слушают ее. А сват-полковник  умиляется.
- Сила, - шепчет он, - не абы как, а душевно, от всего сердца.
И действительно начальник загса, как великий актер умирает всякий раз по-настоящему, волнуется и радуется ничуть не меньше молодых и их родителей. Облаченная в черный бархат она само торжество чистоты и счастья. Между тем, работа у этой симпатичной женщины без преувеличения опасна для здоровья. Весь район знает, что две ее предшественницы попросту спились.
- Является ли ваше решение о вступлении в брак свободным, искренним, обдуманным? –и ласково, и строго спрашивает она. -  Готовы ли вы создать крепкую семью? Готовы ли вы постоянно заботиться друг о друге, о ваших будущих детях?
- Да, - радостно и громко отвечает жених.
- Да, - не менее решительно вторит ему невеста.
Скрипят перья, ставятся подписи под свидетельством о браке. И вновь звучит музыка, но теперь нас очаровывает Чайковский.
- Объявляю вас мужем и женой, - улыбается Валентина Вечор и подносит им чашу, заполненную зерном. – Кто первым кольцо найдет, тому и в доме править.
Главным оказался супруг. Теперь ему следовало троекратно поцеловать жену.
- Первый раз, - пояснила хозяйка сиреневой залы, - по-царски, второй по-рыцарски и третий по-христиански.
Первый раз Александр поклонился и поцеловал край платья супруги. Во второй – стал на колено и приложился к ее ручке. А в третий поцеловал в губы.
Глядя на молодых, слабая половина присутствующих не выдержала и принялась утирать слезы. У мужиков по всему видать глаза тоже чесались, но они только моргали часто и поглядывали на потолок. Начальник загса, между тем, читала по памяти классиков.
- Быть счастливым во время своей свадьбы, - говорила она, - не так уж сложно. Но быть счастливым через много-много лет совместной жизни – это искусство, которое, к сожалению, дано не каждой семье.
Ох, не зря она об этом. На сотню бракосочетаний в Любанском районе приходится более полсотни разводов. И как правило распадаются семьи возрастом до 15 лет, большая половина из которых имеет детей.
После поцелуев,  молодым поднесли кружки с хлебным квасом и ломоть черного хлеба, как символ достатка в семье. А хлеб поделенный пополам означал, что теперь и радость и горе супруги будут делить пополам. Подошли сваты – постелили у ног новобрачных полотенце. В народе говорят: на рушник встать – век друг друга любить и уважать. Только Александр с Валентиной на него встали, а сваты уж с другим полотенцем подступают. Связывают молодым руки, вяжут узлы и приговаривают: - Сколько узелков – столько дочек и сынков.
Четверо родителей сидят в это время сбоку на скамеечке в рядок. Смотрят и лица их светятся счастьем. Тут и первое семейное испытание приспело – со связанными руками супругам довелось зажечь две свечи. А потом был свадебный танец под вальс цветов из балета Щелкунчик.
Потом молодых заставили есть соль, объявив, что кто первым съест, тот быстрее узнает свою половину. Соль молодые ели с большим аппетитом. Их папы-мамы были в ужасе, и даже нам хотелось крикнуть: «Не надо соли!» Но судя по довольным лицам Саши и Вали ели они не соль, а нечто вкусное.
После медового напитка, чтобы медовый месяц длился вечно, молодые подошли к родителям, которые уже вовсю хлюпали носами. Тут впервые зять с невесткой назвали тещу со свекровью мамой, а свекра с тестем папой. Целовались с ними родители, плача. И гости вновь не выдержали – достали платочки. Даже у нас глаза защипало от такого хэпиэнда.
На прощание новобрачных попросили забросить ногами полотенце, на котором они стояли. Чем дальше, тем, мол, длиннее будет совместная жизнь. С перепугу Александр с Валентиной швырнули рушник так далеко, что едва не подстрелили начальника загса.

На обратном пути молодожены возложили цветы к ногам прирайисполкомовского Ильича и к памятнику партизанки Фени Кононовой.      
И в третий раз мы едем по всей той же дороге, мимо осенних рощ да перелесков, мимо, то убогих изб, то крепких домиков. Сзадисидящий небольшенького росточка мужичок со скрюченными травмой пальцами левой руки назвался сварщиком дядей Васей. Разговорились, оказалось деревня Тройчаны славиться в округе своей самогонкой.
- У меня аппарат, - жмурится дядя Вася и подносит к нашим носам скрюченные пальцы, - во! Все крохоборы напрокат берут, даже участковый…
«Крохоборами» мы заинтересовались. Оказалось, что под этим тараканьим прозвищем числятся колхозные управленцы.
- Ну, а как же, - говорит пенсионер-сварщик, - не за много они от нас получают, а машины покупают и дома строят. Где берут? Понятно, в колхозе крошки подбирают. А у меня даже радио не поет, а шепчет…
И телевизор, по словам дяди Васи, невозможно смотреть. Как хороший фильм, так сплошная реклама.
- Нахрен, - ругается он, - мне этот «дирол» или «лореаль де Париж!» Где я его здесь найду? И потом, как кино смотришь, так телевизор чуть лопочет, как реклама, так орет хоть из хаты беги…
Тут автобус остановился и мы решили, что нам перегородили путь добрые люди и, что сейчас мы увидим посреди дороги стол под белой скатертью или на худой конец табурет с полотенцем. Но ни того, ни другого не было. Перед нами перекинулся через махонькую безымянную речку мост и по нему с невестой на руках шел жених. В чем смысл этого обряда – никто не знал, но раз принято, то так и сделали. А после молодые нырнули обратно в салон «волги» и были таковы.
Дорогу, кстати, им так и не перегородили. Но зато у ворот встретили хлебом-солью да зелена-вина поднесли. Выпили они по рюмочке и зашвырнули их далече за спину – на счастье. А потом свекровь стала приманивать невестку к дому, потчуя с ложечки медом смешанным с орехами и изюмом. За ними пошли во двор все остальные, но по одному. Пропуском во двор служила стопка самогону. Его раз за разом наливал и подносил отец невесты – Александр Иванович. А в избе молодых ждала самый старший в семье Лазуко человек - бабушка Катя. В руках она держала икону Божьей матери. Супруги пали коленами на лежащий у ее ног рушник. Бабушка Катя благословила молодых и вновь прижала икону к груди. Поцеловав святой лик, супруги встали присмиревшие и серьезные. Вошли в горницу и вслед за ними выстроилась очередь гостей с подарками. Дарили с приговорами.
- Чтоб в каждом углу стояло по кровати, - не говорила, а прямо-таки пела одна молодуха, - а в каждой кровати лежало по дитяти.
- Желаю всего хорошего, - кланялась вслед за ней сухонькая старушка, - чтоб детей годували и родителей не забывали.
 Вначале дарили папы да мамы, после тетушки да дядюшки, брат да сестры, потом пошла родня подальше, соседи и, мы на закуску, как самые безнадежно далекие от сего мира люди. Вручили мы с коллегой Сергеем  сервис чайный. Вручили не без помпы, ибо только на нашем подарке блистала надпись серебром: «Александру и Валентине от Делового Вторника». А на оборотной стороне чайника значилась надпись откровенно рекламного толка: «Без Делового Вторника и чай не в сладость».
И вот мы расселись. По центру столов возвышается убийственная тройчанская самогонка, а вокруг колбаски, блинчики, котлетки, рулеты, капусточка свежая и квашенная, огурчики соленные и малосольные, помидорчики да грибочки маринованные, карасики жареные…  Всего и не пересказать.
Молодая хозяйка одарила свояков подарками и пошли застольные здравницы с криками «горько». Под шумок кто-то увел свидетельство о бракосочетании, но и «разбойник» и «купцы» были уже в легком градусе и выкуп прошел любезно и мгновенно безо всяких препирательств.
После первого обильного стола гостей пригласили в клуб. Клуб располагался неподалеку и представлял собой большую комнату без окон, с двумя рядами откидных стульев, метровой высоты подиумом да четырьмя мертвыми амбразурами «киношника». Кино в тройчанском клубе так давно не крутили, что народ даже в годах путается, а не то, чтобы точно припомнить – когда то свято было. Наверное, поэтому лишь только заревели динамики дискотеки к порогу сего очага культуры стала сходиться местная молодежь…
…Только мы вернулись за стол, как одна из сестер вновь громыхнула своим голосищем:
- Нешта в горле трындычить, трындычить!
Надо горло промочить, промочить!
Нешта в горле трындыкочеться,
Мабуть горлу выпить хочаться!
Гости послушно взялись за рюмки. Стройные объевшиеся девушки с тоской оглядывали все еще полные столы, тетеньки в теле по той же причине отодвигались от столов, дяденьки незаметно ослабляли на пару дырочек ремни… И вновь опрокидывали стопки. Кричали «горько». Жених целовал невесту. Опять кричали «горько». Тогда невеста целовала жениха. И снова орали «горько», теперь уже пытаясь совратить свидетелей.  А потом-то и начались песни. Но только пели их сами хозяева. Семья невесты оказалась чрезвычайно музыкальной. Хор – из шести сестер, брата, отца, матери и бабы Кати - составился запросто. А одаренней всех была и есть младшая сестра – Валентина. На любом инструменте умеет играть и при этом никто ее не учил – сама до всего дошла. Репертуар у семьи Лазуко разнообразнейший – от старых белорусских песен до новомодных эстрадных. Пели они  и чувствовалось в них какая-то сверхрасположенность друг к другу, настоящая любовь – не деланная. Может оттого, что и сами родители невесты стали мужем и женой по большой любви. Отговаривала родня Александра Ивановича от женитьбы, не пущала в мужья. Отослали его даже в училище, чтоб только подальше от дома. Но Александр Иванович в итоге стал первоклассным токарем, а милую сердцу Марию Тихоновну не забыл. С тех пор сколько живут вместе – всегда душа в душу.
Поели, попели, а плясать пошли обратно в клуб – не пропадать же колхозной дискотеке. На темном небе звезд высыпало – не сосчитать. В клубе примерно столько же парней и девчат собралось – не протолкнуться. Откуда столько? Оказывается народ на звуки музыки сошелся с пяти окрестных деревень. И в этой сутолоке Ленка да Танька устроили конкурс. Нам с коллегой Сергеем тоже довелось участвовать в командном забеге. Забег был алкогольный. Один бежит – сто грамм наливает, второй бежит – выпивает, а третий бежит – закусывает… и вновь по кругу. В итоге всем достается и по чарке, и по краюхе хлеба.
Но и это не спасло нас от нашествия любителей танцев. Их было так много, что танцевать было попросту негде и свадьба невольно и тихо ретировалась. Танцоры нас не преследовали, а у дома невесты граждан просящих бутылочку на вынос за ради праздника не наблюдалось.
Собрались мы у дома невесты под единственной в деревне лампочкой, вывешенной по случаю свадьбы. Невеста взяла гитару и мы дружно запели наши старые песни о главном. Дрожали в холодеющем небе звезды, дрожало на тонком шесте электросветило, выхватывая догорающие в палисаднике осенние цветы. А на веранде сидел уж совсем раздобревший дядя Вася и, поминая свое взрывоопасное детство, долго-долго рассказывал коллеге Сергею про 44 год…

Последнее застолье грозило окончиться тем, что мы могли стать своими в доску буквально. Нас едва не споили. Слава Богу, автобус пришел вовремя. После насильственных прощаний через оглобельную рюмку ( т. е. рюмка на оглоблю или на дорожку), мы прорвались в салон. Следом зашел папа-капитан.
- Счастливого пути, - сказал он прочувственно, пожал руки и выходя погрозил пальцем: - Смотрите у меня, пишите, как надо.
Мы так и сделали.

Тройчаны – Любань – Минск – Москва.