Человек-ноль

- Вместе с невысоким худощавым человеком в помещение вошел незримый дух городской подворотни. Вежливо поздоровавшись, передо мной сел сорокалетний минчанин, современный бродяга Владимир Иванович Фомкин. Глаза у него удивительные, прямо-таки страшные глаза. Они сплошь черные, бездонные и бесстрастные. Владимир Иванович родом из Вильнюса. Там же окончил университет и получил высшее юридическое образование. Впоследствии работал в г. Лида. Женился и переехал к супруге в Минск. Имеет сына. С женой развелся.
- Ну, а с женой развелись почему? – начинаю я наш разговор.
- Причина одна – водка, - очень серьезно, прямо-таки торжественно отвечает он. - В самый пик застойного времени я работал юристом на республиканской базе под Минском. Директор и я – одногодки. Молодые, энтузиазма море. Мы комплектовали все стройки Беларуси промышленным оборудованием. В то время кто бы ни приехал за получением - все кончалось застольем. Из семьи не уходило ни копейки, но я каждый вечер приходил домой пьяным. Жене это надоело. Нет, ей нравилось, что мы получили новую квартиру, купили обстановку. Но она не переносит пьянства. А я не могу своему директору отказать. Хорошо, говорит она, меняй работу. Ушел на опытно-экспериментальный завод имени Гастело. Стал работать электроэрозионистом на станках с ЧПУ. Через полгода надоело вырезать пуансоны и матрицы. Тогда привезли мне из Ленинграда программу. Начал я по ней  резать чертиков и ведьм из нержавейки. Тут же на установке «Булат» покрывал изделия под золото. А продавал на Комаровском рынке через кооператора. Потом кооператор увидел, что дело выгодное. Поехали мы с ним в Бендеры, в Одессу. Он мне показал рынки сбыта. Просит, Володя мне надо там колечки, крестики. Я ему все это делал. Но в один прекрасный день подошел начальник цеха: - Слушай, чтобы у тебя не было неприятностей за использование государственного оборудования в личных целях, советую уйти.
Уволился... И вот же опять, виной этому шаленые деньги. Все эти кооператоры… Со всеми выпить... Кошмарные годы!
- Выходит, чтобы принести в семью приличный заработок вы жертвовали своим здоровьем, проще говоря, пили?
- Невозможно было уйти от пьянки. Но я в конце концов ушел – устроился начальником почтового вагона. Еду на Мариуполь, на Ташкент, привожу круглый год домой фрукты-овощи. Но, опять же, в дороге тяжело не выпить. А жена к тому времени стала главным бухгалтером фирмы. И пока я катался - главный бухгалтер с директором зажили дружно и я был поставлен перед фактом…
- А вы любили свою жену?
- Я ее до сих пор люблю.
- Но, а как же вы стали бомжем?
- Бомж получается очень просто. Мне один хороший знакомый сказал: Володя, ты просто играешь. Ты сначала вошел в роль бродяги. Она тебе понравилась и ты теперь не можешь из нее выйти. И это, наверное, так и есть, - сказал печально Владимир Иванович, опустил голову и, похоже, вспомнив, кто он, заговорил на каком-то уличном жаргоне, вернее неправильным русским языком.
- Я развелся с женой. Я не стал в неприятности влезать, - продолжил он. - Я просто взял сумку и уехал. Это было в хороший день 1 апреля 1994г. Приехал на остановку Институт культуры. Дождь. Вижу электричка Оршанская. Думаю: «А что я здесь делаю? Ну, зачем, зачем я здесь, если я ничего изменить не хочу?» Сажусь. Доехал до Орши. С Орши до Смоленска. Со Смоленска до Вязьмы и на следующий день я уже был в Москве. В первые дни переживал. Но потом решил – все, для меня семья закончилась. Попал я в Москву без копейки денег. Переночевал на Белорусском вокзале. А утром поехал на станцию Беговую и оттуда до Филей пошел пешком вдоль железной дороги. Солнышко нагрело. Снег присел и одна за одной из него бутылки торчат. Набрал я этих первых, как сейчас помню, сорок бутылок. Сдал. Первые деньги в Москве были 2 тысячи рублей. Тут же купил 10 экземпляров «Московского Комсомольца». По электричке прошел - продал в два раза дороже. Тысяча навару. Иду еще десять беру… Но тут подходит парень, говорит: «До Голицыно, чтобы ты не появлялся, если не хочешь проблем. Здесь работает своя бригада». Все это культурно. Но если меня предупредили, то зачем мне надо нарываться.
- Вы человек не конфликтный?
- Ни в коем случае. У меня за эти годы, где бы я ни был, ни одного конфликта не было. Ну, думаю, делать же что-то надо. Подался в Нескучный сад. Там московские пожарники(правильно - пожарные) устроили свой праздник. Стоят походные кухни, можно поесть. Я пришел, свою чашку рисовую покушал, потом чай… Познакомился там с парнем. Слово за слово, рассказал я о себе все как есть. Он говорит: - Поехали со мной.
Так попал я на Сухаревку - Сухаревская площадь, бывшая Колхозная. Сам по себе я лидер. У меня там сразу же появилась бригада - два человека. В Москве такие люди – если он сидит, зарабатывает деньги, он никогда пальцем не пошевелит, чтобы убрать за собой. Вот у нас свой пятачок, где надо подмести, убрать:  5-6 коммерческих киосков.  Совместное предприятие, которое держали чеченцы - Адам держал. Кафе, которое держали грузины - Гриша держал, и коммерческий финансовый колледж – там завхозом Валентина Михайловна. Вот это был наш пятачок. Мы втроем на них работали.
- Убирали на их территории?
- Не только убирали. Приходит машина – разгружаем. Мы, например, Грише делали территорию под шашлыки. Рядом были таджики. Они в доме жили недалеко. Мы им привозили товар и увозили. За все это платили. Никто не пил на работе. Хотя мы могли себе позволить. Но все деньги, что получали, я держал у себя. Ни одному из своих подопечных не доверял.
- Вы их кормили?
- Нет. Кормёж отдельно. У Гриши мы сделали – он нас зовет. У нас свой столик был. Кормили, но еще давали деньги. А покормить было закон. Вечер у нас такой - работу сделали, идем в магазин за бутылкой «Тройки». А потом домой, в Банный переулок. Там бройлер. В бройлерной прекраснейшие условия: тепло, горячая вода. Я не преувеличиваю, у нас были даже свои матрасы. В 9 утра приходил сантехник-слесарь, который нас будил. За это мы ему раз в неделю наливали. 
- Много зарабатывали? Скажем, больше чем рядовой москвич?
- Больше. У нас не было ограничений: колбасу так колбасу, хочешь сосисок – покупали сосиски. Мы знали, что на следующий день снова заработаем. И никогда ни у кого не просили. Пускай какие бы мы ни были, но зарабатывали своим трудом. И не только мы. Рядом через дорогу был еще один пятачок. Другая бригада…
- Долго работали на пятачке?
- В общем, - протянул он вспоминая. - я появился там в апреле, а в июне мы уехали в Московскую область строить дачи. Но, уезжая, всех предупредили, что вернемся.
- Вернулись?
- Конечно, лето окончилось - мы снова в Москву. На пятачке уже другие люди. Но, все – Гриша, Адам, Валентина Михайловна – помнят уговор. В один день решили все вопросы. Разборок не было, мы им сказали: «Ребята, вы поработали, и хватит. Это наше место». Тут же вышел Гриша, Адам, их охранники вышли. Они нас поддержали. А уже зимой кафе закрылось, совместное предприятие начало барахлить, комки начали переносить.
- В общем, что-то в мире изменилось?
- Да. И мы кинулись на Каланчовку -Каланчовская площадь. Там было быстро( недалеко – В. Г. ) пройти в курский отстойник вагонов.
- А там чем жили?
- Контрабандой. На Украину ходил поезд «Москва – Евпатория». В 12 ночи приезжал с полной машиной товара бизнесмен Миша. Мы по купе откручивали верхние лампы и прятали туда товар. За 2-3 часа работы такой работы мы получали 30 тысяч. И так каждую ночь между 12 ночи и 5 утра.
- Но ведь в каждом вагоне проводники?
- Сколько Миша платил проводникам я не интересовался.
- Много ли тогда на 30 тысяч можно было купить?
- Давайте считать. На Каланчовке в ночном магазине литровая бутылка американского спирта стоила 5 тысяч 200 рублей. Вполне хватало на троих человек. Но это уже была вторая моя бригада: Гриша из Серпухова и солдат-дезертир из Москвы. Жили мы тогда уже на территории отстойника в пассажирском вагоне. Рядом два вора – Володя и Миша, они на Курском вокзале пьяненьких обирали. Еще в вагоне жили четыре азербайджанца. Тоже воры, но эти ходили по Рижскому рынку. Условно говоря, три бригады в одном вагоне. Отношение было…, - тут гражданин Фомкин замолкает и я чувствую, что он хочет выставить перед моим носом круто задранный вверх большой палец. Но он сдерживается и продолжает: - Вот они вечером купят чего-нибудь, под дверь подходят: «Володя пошли». Сядем, выпьем, поговорим, покурим. Так вот жили, - вздыхает он и вновь переходит на грустный тон: -  Как-то идем по отстойнику. Стоит поезд «Махачкала – Москва». У вагона проводник.  А я не мог, мимо человека пройти, чтобы у него не спросить: «Мастер, у тебя работы никакой нет?» Он говорит: « Есть, но не здесь. Поехали со мной в Дагестан. У меня в Кизилюрте будешь жить - дом строить». Я не любитель однообразия и тогда уже устал от Москвы. И вот, минутное дело, и я уехал. В Кизилюрте встретили, как родного. У меня все было - своя комната, свой телевизор. Утром встанем, позавтракаем, идем строить дом. Мы были на равных. В то же время я видел других русских. Я видел тех, которые жили на положении рабов.
- В чем была разница между вами?
- В отношении.
- Это потому что вы по собственной воле поехали, а они попали туда не  по своему желанию?
- Ну, многие обманом попадают. Но надо знать как себя вести, это очень важно. Русским рабам - одним в день по бутылке водки, другим травку покурить. У них уже иная мера – лишь бы где-то что-то украсть. Вот он на цепи и сидит, ногой привязан.
- А вы?
- Я никогда не чувствовал себя чем-то ниже человека. Если бы я хоть бы один день почувствовал себя ниже - я бы пропал. Может, поэтому мне доверяли в Кизилюрте. Когда уже война шла, я даже для них бомжей-алкоголиков вербовал. Из-за войны к кавказцам в Москве не то уже отношение было. Боялись к ним ехать.
- Долго строили дома в Кизилюрте?
- С сентября 94 по весну 95. А вначале лета вернулся в Минск, забрал сына, поехал к своей матери в Вильнюс. Жене привез его к сентябрю, а сам снова уехал в Москву. Опять же на Сухаревку. Там обычно выстраивается 15-20 цветочниц. Каждой нужна вода. В 8 утра прихожу и к каждой цветочнице – тебе сколько ведер? Ведро воды – тысяча рублей. За два-три часа я зарабатывал 70-80 тысяч. Не сижу в переходе и ни у кого не прошу, своим трудом зарабатываю. Денег вполне хватало. Хоть сервелат покупай. Зимой поехал в Рязань. Приехал и в спецприемник. Морозами искать по улицам работу – гиблое дело. Лучше властям сдаться. А в марте я снова в Москве. Перешел на Комсомольскую площадь у трех вокзалов. Снова на вагонах. На Ташкентском поезде помогал убирать.
- Убирать что?
- Пассажирские вагоны. Это, кстати, работа, которой занимается элита. Может это не совсем точное слово, но это так. На каждом московском вокзале есть свои неофициальные уборщики. Это самая высокооплачиваемая работа. Во-первых, ты забираешь все, что найдешь в вагоне, плюс ты еще деньги получишь. Бригада уборщиков не больше двух человек. Чужих к этому не подпускают. Бывали залетные, но таких могут и с платформы под электричку сбросить. Но если ты знаешь людей, можешь жить…
Владимир Иванович сделал тяжелую паузу и продолжил: - 8 марта мы с утра немножко выпили – опохмелились. Проводник поезда «Алма-Ата – Москва» говорит – поехали в Чимкент. И опять же, я инстинктивно сорвался с места. Попадаю в Арысьский район Чимкентской области. Жил на берегу реки Сырдарьи в доме брата проводника вагона. Брат работал участковым милиционером в Баиркуме. Он сказал: - Володя, твоя задача одна - ловить и коптить рыбу.
- Вы стали работать на него?
- О деньгах разговора не было. Но он меня не ограничивал, я мог зарабатывать на стороне. Раз в неделю брат приезжал со своим начальством в баньку. Часто бывали начальник отдела охраны общественного порядка, замначальника Арысьского ГСК – это государственный следственный комитет. Приедут – попарятся. Потом за стол. Я их обслуживал. У меня всегда рыба. Но я не чувствовал себя каким-то ущемленным, я с ними за одним столом сидел.
- Таких, как вы в Казахстане много?
- Хватает. Помощниками к чабанам устраиваются. Вместе с ними живут, питаются. Отару полдня пасет он, полдня чабан.
- Владимир Иванович, ваши коллеги-бомжи в основном по какой причине уходили из дому?
- Семейная неурядица.
- Ну, а она-то из-за чего?
- У многих из-за выпивки, у кого-то жена загуляла, кого-то участковый допек. Был у меня знакомый Слава. Ему не дал жить участковый. Так и сказал: « Или я тебя посажу или съезжай». До того довел, что он хотел его убить. А потом плюнул, подался утречком на вокзал и взял билет на первый попавшийся поезд. Теперь Слава пасет овец в Казахстане.
- А вы чем сейчас занимаетесь?
- Я сейчас в Минске. Тут сложнее - люди консервативны, они не дают работы. Подзаработать в комке или где-то подмести улицу – не получается. Если москвичу легче 2-3 тысячи заплатить, то минчане сами метут.
- Чем же вы на жизнь зарабатываете?
- Сегодняшний день и ночь, например, работал на железнодорожном вокзале. Там есть смены, которым я оформляю передаточные ведомости. Они меня называют «главный бухгалтер». Я тут свой человек - могу и кофе, и булочку взять. Потом я еще пишу статьи в газеты. Начал, когда еще из Дагестана вернулся. Публиковался. Готовил маленькие городские новости для «Вечернего Минска». Для «Народной Воли» делал более серьезные вещи о белорусско-литовской границе. Для армейской газеты «Во славу родины» писал воспоминания о своей службе на Карельском перешейке. Кроме того, есть у меня и третья работа. В Минске среди бомжей тоже существует элита – книжники. Я, например, знаю магазин, где очень дешевые и хорошие книги. Я считаю, что эти все Горецкие, Маринины – все это макулатура. А в этом магазинчике настоящие книги – Соловьев, Базен, Анатоль Франс… Я впервые там увидел, что Франс написал детскую сказку. И цены смешные. У меня в Минске своя клиентура - казино, бар, горисполком, магазины, институт на проспекте Машерова. Меня там уже все знают с этим делом…
- То есть вы покупаете книги по низкой цене и продаете служащим этих учреждений по более высокой?
- Да. Все мои клиенты знают, что с книги я имею 10-15%. Я должен с книги заработать и они не против.
- А сколько вам на день нужно денег, чтобы выжить?
- 10 тысяч вполне хватает. Я два раза за 10 тысяч обедаю. Пойду в «Студенческую» - съел первое, гарнир. Вечером выпью чашку бульона, полбатона хлеба. Надо купить сигарет – я куплю.
- А где живете?
- Когда мои смены работают – я в основном с ними на вокзале ночую. Но я, - тут Владимир Иванович выпрямился, задрал голову и на миг стал важным, - послушайте, как это звучит: я самый богатый квартиросъемщик на проспекте Машерова. В этот дом никто не зайдет...
- Вы снимаете жилплощадь?
- У меня целый чердак, - сказал он уже тише и продолжил, словно оправдываясь: - Там тепло, чисто, у меня веничек. Я вот приду – уберу, подмету. На это чердак никто кроме меня не зайдет. На дверях, что ведут с последнего этажа на чердак, стоят решетки. Но есть маленькая щелочка, которой хватает для моей комплекции. С другого хода дверь забита полностью. У меня своя лежаночка, свет есть, через потолок последнего этажа музыку слушаю. Меня никто не беспокоит, ни один человек – ни милиционер, ни бомж, никто. Я прохожу еще дальше - туда, где уже никого не может быть. Там по проходу двери – я их закрываю за собой и отдыхаю. После Дагестана я там написал 8 тетрадей под настроение, назвал «Ничей». Я же ничей, понимаете, я гражданин мира. Меня вообще нету. Я ноль.