Нанятый
Повесть эта писалась как часть романа. Причем, вторая часть. Между тем, это не мешает ей являться совершенно самостоятельным произведением. А что до романа, то сегодня я принял решение, что не буду его дописывать. слишком многое изменилось с тех пор, как я начал его писать, и сама тема стала мне уже неинтересна. Вернее, даже не тема, а способ ее подачи. А переписывать с нуля 10 авторских листов пока не тянет, честно говоря... Поэтому сегодня я отпускаю "Нанятого" в свободное плавание.
Выражаю глубокую благодарность Ирине Шишигиной за помощь и консультации.
==========================================
1. Печально, что все мои надежды на то, что хоть какое-то завтра наступит, и можно будет начать все почти сначала, связаны с этим закомплексованным слизняком, упакованным в смазливое накачанное тело. Слов моих нет, как он мне противен! Эти его бесконечные истерики… Впрочем, чего еще можно ожидать от избалованного единственного отпрыска внешторговских работников, полжизни не вылезавших из загранок? Он привык, что по одному слову, даже взгляду исполняется любое его желание. А если вдруг не исполняется – так можно упасть на пол и ножками-ручками засучить, тогда точно исполнится. Бр-р-р…
Повстречался он мне не в самую лучшую пору. Два месяца назад, когда я только вернулась из Питера. Без копейки денег, без крова, без работы, без ничего. На телевидение меня не взяли. Говорят, после кризиса (а уж два года, считай, прошло), каждое рабочее место забито, и так далее, и тому подобное… Тут он мне и встретился – такой большой, красивый и сильный, бешеные деньги карманы прожигают… Выбора особого не было, и в постели (а вернее – на полуразвалившемся диване в пустой квартире выселенной пятиэтажки) мы оказались в первый же вечер. Тут и всплыло, что, несмотря на полные двадцать два, он еще ни разу не пробовал этого. Пришлось немало постараться, чтобы у него получилось почувствовать себя мужчиной. Он напридумывал себе тут же черт знает что, и вцепился в меня, как утопающий в соломинку.
Всякий раз, как ему хотелось меня (он быстро вошел во вкус), а я не давала, наблюдала целые шоу. Он бился на полу в истерике, имитировал обмороки и даже эпилептические припадки. Убила бы, честное слово. Мне сначала Анатолия, а потом Антона в Питере во как хватило. У каждого, правда, свои закидоны, но кто бы знал, как меня все это достало! Эти мнящие себя пупом земли скоты… Хватит, Карина, хватит. Не заводись. Никого из них рядом нет, а есть интернет-кафе и ни в чем не повинный монитор с быстро сменяющими друг друга репликами общающихся. Мальчики опять распускают павлиньи хвосты и выпячивают грудь. Передо мной. Девочки ревниво игнорируют либо пытаются уколоть побольнее. Смешно. Надоело. Хочу уехать отсюда. Прочь, прочь, и там начну все сначала. Найду работу, замуж выйду. Там не сладко, и никто меня там не ждет… Но и здесь меня никто не ждет. Так что терять нечего. И нужен-то мне этот сопляк лишь потому, что он – мой пропуск туда… И остался ровно месяц. Который необходимо где-то перекантоваться.
***
Все началось совершенно тривиально: я лежал на диване, сжимая голову, и пытался побороть рвотные позывы. Похмелье, опять похмелье… ничего нового. Вчера похмелье, сегодня, и завтра будет… куда оно денется…
И клятый телевизор, самостоятельно включившийся десять минут назад, насильно пичкает меня новостями… Каждый звук падает на больную голову подобно пудовой гире… Где же чертов пульт?
О, черт, опять! Нет, так больше нельзя…
Обняв унитаз, я целую вечность содрогался в кошмарнейших спазмах. Когда шторм утих, прополз в ванную, включил душ… Хорошо, одеться не успел.
Душ помог.
Плюнул на все, достал из холодильника бутылку пива. Глотнул пару раз. Потом еще. Тоже помогло.
Поэтому, когда зазвонил телефон, я уже был способен немного думать и даже издавать вполне осмысленные звуки.
- Алло.
- Привет, это Саркис.
- Здравствуй, Саркис. Давно не виделись. Как сам?
- Я-то в норме. А вот сестра…
- А что с ней?
- Из загулов не вылезает…
- Что поделать, она уже взрослая, Саркис.
- Мне плевать, какая она взрослая! – неожиданно взорвался он. – Плевать! Эта дура не понимает, что своим поведением вгоняет мать в могилу! И меня заодно!
- А что она делает?
- Откуда я знаю? Мне достаточно того, что она не ночует дома! Уверен, что пьет – она весьма пристрастилась к этому делу… И наверняка трахается с кем попало направо и налево…
- Не уверен – не обвиняй… А я-то тебе зачем?
- Собственно, потому я тебе и звоню. Вразуми ее.
- Я?!
- Да. По-моему, ты единственный, кто имеет на нее влияние.
- Ты сбрендил? Я два года с ней вообще не общался!
- Я знаю. Но, тем не менее…
- Я не знаю, где ее искать!
- Пожалуйста. Я очень прошу тебя. Где искать – скажу.
- Но я не знаю, что делать. Я не педагог. Признаться, я вообще сейчас с огромного бодуна, соображаю скверно, и не могу придумать ни одного аргумента…
- Я знаю тебя, знаю твою жизнь, и я прошу…
«Хрена лысого ты обо мне знаешь!»
- Я не могу.
- Я готов заплатить тебе две тысячи долларов.
- За что?
- За то, что ты вернешь сестру в дом.
- Но как?.. К тому же, за такие деньги ты можешь нанять серьезных специалистов…
- Как – твоя забота. А серьезные специалисты только спугнут ее. А то и к суициду вынудят. Знаешь, какая неуравновешенная она стала? А тебя она знает, доверяет… Ну, согласен?
Две штуки. Очень серьезно, особенно, учитывая мой отрицательный баланс и с большим уже трудом сдерживаемую ярость кредиторов…
- Да. Я согласен. Где мне ее найти? Да и аванс подкинул бы? Если уж по-серьезному…
- Я знал, что ты согласишься! Сейчас вышлю электронной почтой полный список всех мест в городе и в сети, где ее можно найти… А деньги… Пятьсот долларов тебе привезут через полчаса. До связи!
- Пока…
И какого дьявола оно мне надо? Какое мне дело до здоровья чьей-то там мамочки?! Мне бы со своими проблемами разгрестись…
Деньги, мать их так…
Деньги…
Деньги мне привезли через двадцать минут.
А еще через час я окончательно привел себя в порядок и получил данные на сестру Саркиса. Включая последние фото.
Она почти не изменилась за прошедшие два года. Разве что поженственнее стала. Подростковая угловатость исчезла окончательно, уступив место приятной глазу плавности и округлости. Настоящей красавицей стала Карина. Густые черные волосы, правильное лицо с острым носиком (чуть длинноват, но это ее совсем не портит), глубокие черные глаза (не глубоко посаженные, именно глубокие)… Невысокий рост, тонюсенькая талия, идеальные бедра, в меру большая грудь… Черт, этак и влюбиться недолго… Что ж, тем проще мне будет провернуть то, что я уже начал задумывать… И как это я умудрился не совратить ее еще два года назад, когда…
Два года назад, когда я открыл для себя замечательное охотничье угодье – виртуальное пространство, все было легко и приятно. В сети полно девушек, которые только того и ждут, чтобы с ними кто-нибудь познакомился, накормил чем-нибудь вкусным в ресторане и немедля уложил в постель. Причем, что особенно ценно, длительных «серьезных» отношений это, как правило, не подразумевает… Ох и оторвался я тогда! На всю катушку оторвался. Тогда я работал в торговой фирме, деньги сыпались, как из рога изобилия… Потом – кризис, фирма в долгах, директоров постреляли, а я без гроша и без работы… И без какого-либо желания работать…
С Кариной я регулярно виделся в баре, где обычно собирались ценители виртуального общения. Помню, мы довольно мирно чирикали о том-сем, пока я отдыхал от одного приключения, готовясь к следующему. Друг другу представил нас Саркис, с которым я познакомился недели за две до того все в том же баре. И с чего это, интересно, он теперь решил, что я имею влияние на его сестру? Ладно, с прошлым разобрались, переходим к настоящему, не забывая при этом заглядывать в будущее.
Я побрел по сети, отыскивая следы Карины. Нашел минут через десять – она мило общалась с десятком совершенно незнакомых мне персонажей в каком-то чате . Я не стал влезать в беседу, просто сидел и читал быстро сменяющие друг друга на экране реплики. Разговор был совершенно пустопорожний: «Как настроение? – Да как-то так… - А как дела? – Да все нормально…». Я набрался терпения.
Всего через два часа она собралась уходить. И – особенная удача! – даже примерно обозначила маршрут, которым поедет. Я глянул на часы: есть шанс успеть ее перехватить. Так почему бы не попробовать?
2. Это такая особенная хитрость, чаще всего имеющая мало шансов на успех… Но мы ж легких путей не искали, да и, потом, я все равно знаю, куда она идет… Смысл в следующем: стоять у эскалатора, поднимающего людей в город, и пристально высматривать того, кого надо, при этом, желательно, не слишком светиться. Заметив, бодро прыгнуть на встречный, тот, что везет людей в метро. И в точке встречи окликнуть: «Ба! Сколько зим-лет! Кого я вижу!». В идеале окликнут меня.
Вот она.
Прыгаю на эскалатор.
- Арсен! – Идеальный вариант.
Верчу головой, ищу: кто это меня окликнул?
- Арсе-ен! Я здесь!
- Карина?! Вот так встреча…
- Поднимайся наверх, я подожду! – Чудеса, да и только.
- Зачем?! – Мы уже довольно далеко разъехались, приходится кричать.
- Давно не виделись!
- Хорошо!
Быстро сбегаю вниз, поднимаюсь обратно. «Красная шапочка» смотрит неодобрительно из своей стеклянной будки: я уже поднимался семь минут назад, явно запомнила.
***
….я поднималась по эскалатору совершенно не зная, что же буду делать дальше… Да, надо бы зайти еще в ту контору и узнать нет ли у них для меня еще одного заказа, но это пока было не к спеху. Знакомое лицо на встречном эскалаторе. Вау! Арсен! Пьяница, гуляка и очаровательный сердцеед. Сколько же лет я его не видела? Хм… А он почти не изменился… Хотя, наверное, поправился немного… Интересно, у него сейчас работа есть? Впрочем, какая разница… Ух ты! Поднялся, и не поленился… Это хорошо. Вот бы только он никуда не торопился. Обед и ночлег – это как раз то, что мне именно сейчас необходимо. Будем надеяться, он об этом не догадается.
***
Ждет. Ждет! Уже хорошо.
- Здравствуй, Карина.
- Привет, Арсен. – Фирменный «чатный чмок» в щеку.
- Сколько раз говорить: меня зовут Арсений. Ар-се-ний. Ну, чего сложного?
- А мне Арсен больше нравится! – Показала мне язык. Нет, не до конца она повзрослела.
- Как жизнь? Что нового?
- Да как-то не знаю… Все нормально. Слушай, ты чего сейчас делаешь?
- Часа три свободных есть. А что?
- Может, пойдем в кафе? Выпьем чего-нибудь, пообщаемся. Пообедаем – я так голодна, что готова слона съесть… Слушай, это сколько же я тебя не видела? Два года?
- Два? Да… Получается, чуть меньше двух лет.
- Ну, так что? Идем?
- Ну, пошли.
Пока все идет изумительно. Это она отловила меня на эскалаторе. Она пригласила меня в кафе. Что ж, не буду отнимать у нее инициативу.
Могу понять, почему почти все столичные бармены терпеть не могут чатную молодежь: шуму от них, как правило, много, а выручки – мало. Чаевых так и вовсе кот наплакал. Ну, кружку-другую пива. Ладно, пару коктейлей, если вкус поизысканнее. Закуска, говорите? Что? Фисташки?! Разве ж это закуска…
Мы с Кариной сидели в маленьком уютном кафе и честно отдувались за всю московскую виртуальную тусовку, то есть очень плотно обедали, перебрасываясь скупыми репликами, дабы поддержать видимость общения. Подозреваю, со стороны это выглядело потешно: сидят двое оголодавших, и наворачивают, что есть силы, вместо того, чтобы тихонько ворковать над свечкой, взявшись за руки, и изредка пригубливать bordeaux глубоко рубинового цвета… Пошло, господа, избито и пошло. Вот покушать плотненько, и под это дело тяпнуть граммов этак по двести столового вина №21 – вот это по-нашему…
***
А тут вполне неплохо кормят. И беленькая как раз кстати. Господи, как же приятно хоть ненадолго почувствовать себя в безопасности, когда не нужно ни убегать, ни прятаться, ни откачивать великовозрастного балбеса из мнимого обморока и терпеть его всамделишные скандалы… Упьюсь! Вот прям здесь упьюсь, и пусть Арсен потом несет меня куда угодно, вон он как внимательно слушает весь мой бред. Главное – это оставить за кадром историю моего ухода из дома, Питерскую эпопею и… получается, что за кадром надо оставлять все. Ладно… Просто я постараюсь поменьше говорить о себе. Или рассказывать сказки. Ух… голова идет кругом, после долгой «просушки» быстро пьянею. Интересно, что я ему еще успею наплести?
***
Я действительно расслабился: уже не я вел игру – игра меня вела, и потому было ощущение абсолютной реальности и правдоподобности всего происходящего. И что с того, что маска на лице? Кто, кроме меня, об этом знает? А я уже забыл.
Такая, знаете ли, приятная гибкость во всем теле образовалась… Это состояние мои приятели-белорусы называют восхитительно: «огульная млявость». Вот сижу я, млявый напрочь, и слушаю разглагольствования еще более млявой Карины.
- Эти придурки-первокурсники так вокруг меня и вьются. Я уже в институт приходить не хочу. Достали уже эти глупые мальчики после школы… Лишь бы надраться и завалить кого… Ну и что с того, что я на телевидении работала? Перед камерой не вертелась, хотя могла бы – надо просто было дать кому надо пару раз… Да не денег… ну, это… В общем, понятно, да? А я все девочку из себя строила, дура… Сейчас уже дом на Рублевке имела бы и «Порш» под задницей…
- Или пулю в голове.
- Да ну, брось… Кто в этой дурацкой стране убивает красивых женщин? Трахают, крадут, чтобы, опять же, использовать по назначению – это да, бывает…
- За последнее время ты стала до безобразия циничной, Карина.
- Я журналистка. А журналист обязан быть циничным. В противном случае это не журналист, а, в лучшем случае, писатель… Да, кстати, ты не в курсе, как там Олег поживает? Ну, тот, помнишь, рассказы прикольные писал?
- Женился и завязал с литературой. Работает в банке. Полторы штуки в месяц получает и вполне доволен жизнью.
- Ну, так ему и надо, графоману паршивому… А ты сам-то как? А то я все про себя да про себя… Небось, все за юбками бегаешь?
- Да нет, что ты… Веду тихую размеренную холостяцкую жизнь. В меру пьянствую, – (вранье! Пью я не в меру…), - зарабатываю чем попало… - уж это точно! Последний мой контракт так и вовсе ни в какие ворота не лезет…
- Давай-ка мы выпьем за тебя.
- Ну, давай.
Выпили. «Млявость» отступила, уступив место кристальной ясности сознания. Я даже ужаснулся – как же это я такой трезвый буду разыгрывать оставшиеся козыри? Потом взял себя в руки, подпустил поволоки во взгляд, и продолжил играть донжуана на покое.
- Мне нравится твой взгляд, Арсен. – тембр голоса Карины понизился, в нем появилась легкая хрипотца. Боже мой, ну почему все так легко? Даже неинтересно…
- Чем?
- Может, ты и не соврал насчет своего образа жизни… но ты ведь знаешь, что горбатого могила исправит. И мне это определенно нравится. Слушай, уже достала эта дурацкая водка. Давай по коньячку, а?
- А давай. – Черт, если она сейчас назюзюкается, что прикажете с ней делать? Не Саркису же на руки сдавать… Везти к себе? В принципе, это входило в мои планы, но в сознательном, черт побери, состоянии..
Меня спасло время. Мы как раз пригубили коньяк, и тут включили музыку – настал вечер, пора буйных плясок и романтических обжиманцев, это уж кому что больше нравится.
- А не потанцевать ли нам? – предложил я как мог невинно. Карина погрозила мне пальчиком:
- Я так и знала, что ты не потерял форму! Пошли.
За полчаса активного дэнсинга мы основательно протрезвели. Потом она отлучилась на несколько минут, а я воспользовался моментом и заказал какую надо музыку. Карина впорхнула в зал, я незаметно подал знак, бармен врубил Барри Уайта (и что только женщины в нем находят, ума не приложу), я галантно склонил голову:
- Позволь пригласить тебя на танец.
- Черт побери! Да, конечно! – Кажется, она была несколько растеряна. Первая минута танца прошла довольно напряженно, как это ни странно. Потом Барри Уайт сделал свое дело, Карина обняла меня «по-настоящему», и дело заладилось. Когда музыка кончилась, мы вовсю целовались.
Больше мы не танцевали. Посидели для приличия, взявшись за руки, над свечкой и коньяком (никакого bordeaux!), потом я расплатился, мы поймали тачку и поехали ко мне.
Позвони Саркис пятью минутами раньше, это был бы самый неподходящий момент. А так – просто неподходящий.
- Да.
- Как успехи?
- Вполне.
- Вычислил Карину?
- Да.
- Видел ее?
- Да.
- Ну, и как?
- Трудновато будет.
- Я так и думал. Слушай, а что ты так односложно отвечаешь? Не один, что ли?
- Да.
- Ай, кобель! Женился бы уже давно, жил как все нормальные люди…
- Не лечи.
- Ладно. Когда будет что рассказать – звони.
- О’кей.
- Это кто? – спросила Карина, пока я забирался под одеяло.
- Да так, касаемо одной работы… Ерунда.
- Какой ты вдруг стал скрытный! Только что соловьем пел…
- Это когда же?
- «Губы твои подобны… Глаза как озера… Груди твои словно…».
- Так это я тебе персидские стихи читал.
- У-у-у… А я, дура, думала…
- Так это к тебе в полной мере относилось!
- Как тебя легко раздразнить! Не дуйся. Дай-ка я тебя поцелую...
***
Странно, как нежданный телефонный звонок может полностью разрушить вроде бы уже установившееся равновесие… Этот колокол звонит по мне. Меня ищут… Да нет же, нет, дурочка, ты просто стала чересчур мнительная. Ну какое тебе дело кто ему звонит и по какому поводу, тебе всего только и надо, перекантоваться у него несколько дней… Не принимай ничего близко к сердцу, все нормально. Ну звонят, ну, может, девица его, мало у него их что ли, да какая тебе разница! Выспаться тебе нужно, просто отоспаться и отдохнуть. И всю твою идиотскую мнительность как рукой снимет. Да, поцелуй его, так лучше, так спокойнее, проще…
3. Впервые за уж не знаю сколько лет проснулся я с чистой головой. Правда, проснулся я часа в три дня. Посреди ночи мы пили у меня на кухне сухой мартини с тоником, потом там же такое устроили… Потом опять выпили… Утром – ну, часов в пол-одиннадцатого, - я встал, проводил Карину, которой срочно надо было ехать по каким-то там делам, выпил еще коктейль, покурил, рухнул на кровать и снова отрубился. Елки зеленые, так хорошо мне не было, наверное, никогда. И как же классно, что вечером она вернется, и мы опять, опять, опять… Э-э-э… А как же я смогу сделать то, что должен сделать? Объяснить ей: «Дорогая, видишь ли, пока мы тут кувыркаемся, мама твоя очень волнуется… А твой брат предложил мне две тысячи долларов, чтобы я немного помог тебе вернуться домой». Нет! Ни за что! Жениться на ней, что ли? И Саркис доволен будет, и мать его; может даже, и Карину такой вариант устроит. Бред. Никого он не устроит. На кой хрен армяно-еврейской семье русский зять без определенных занятий и без гроша за душой? Чудес на свете, увы, не бывает. Так что придется, видимо, все-таки воплощать задуманное – на иное фантазии не хватает… Вся моя операция направлена на то, чтобы потерять навсегда Карину и обрести деньги. Грустно это, вот что я скажу. Похмелья нет, но как же хочется пива! И сигареты кончились… По любому, придется выползать к ларьку.
Закинул три бутылки в рюкзак, четвертую открыл и тут же, у ларька, едва не ополовинил. Здорово! Жизнь прекрасна! Закурил – совсем хорошо.
- Се-ень, привет. Никак, опять бабой обзавелся?
Оглядываюсь – Катька-соседка. Этажом ниже живет. Разбитная такая девица. Мы с ней во время оно довольно лихо зажигали…
- Привет. С чего ты взяла?
- Да тут бери-не бери… - вздохнула Катька. - Стены и прочие перекрытия в наших домах сам знаешь, как звук проводят. А вы не особо стеснялись…
Да, уж мы-то с ней об этом знали неплохо: в аналогичных вчерашнему вечеру обстоятельствах в Катькину квартиру, вынеся дверь «с мясом», ворвался наряд милиции, испортив нам все, что только можно было испортить. Пришлось им битый час втолковывать, что ничем кримнальным мы не занимались, а соседи, которые их вызвали – идиоты… Еще одна забавная история, связанная с тонкими стенами, произошла полгода спустя.
Пришел как-то на день рождения к приятелю, и оказался на этом празднике единственным гостем. Ну, сели мы с ним за стол, откупорили первую "Смирновку", приняли... И тут раздается громкий стон: "Опять она умерла!". Надо сказать, что в доме моего приятеля свободно можно слышать, что говорят и делают жильцы всех смежных квартир. Ну, я молча пособолезновал страдальцу, продолжили мы выпивать. Через четверть часа послышался довольно мощный стук пополам с хрустом.
- Что это? - спрашиваю, значит, у приятеля.
- А, не обращай внимания. У соседа жена умерла, денег на похороны нет. Он и решил ее расчленить и выбросить на помойку.
- Как это "выбросить"?!
- В полиэтиленовых мешках.
- Ты что, серьезно?
- Абсолютно.
Мы продолжали как бы веселиться, но мне, честно говоря, кусок в горло не лез и водка никак не желала нормально питься - мешал мерный стук топора, которым несчастный бедняк рубил свою почившую в бозе жену, и постоянно слышался хруст перерубаемых костей. Фантазия у меня богатая, и я представлял себе эту картину во всех подробностях... Наконец, насладившись сменой выражений моего лица и оттенков кожи, приятель смилостивился.
- Пойдем, - говорит, - зайдем к нему.
Мы поднялись на следующий этаж, он открыл незапертую дверь - в ней просто не было замка. Взору моему предстал классический алконавт в последней стадии белой горячки. Оный гражданин при помощи топора завершал процесс превращения мебели в гору щепок. Труд его был близок к завершению. На нас рубщик не обратил ни малейшего внимания.
- А как же его жена?.. - задал я не самый, наверное, умный вопрос, когда мы уже вернулись за стол и выпили по сто.
- Да она и впрямь умерла. С месяц тому.
- И что, он ее... того?
- Нет, что ты... Закопали за счет государства. В гробу, как положено.
У меня отлегло от сердца, и с чистой совестью я принялся напиваться. Удалось.
- Извини, Кать, забыл совсем про эти дурацкие стены…
- Да ладно… Разбередил, понимаешь, всю душу… А она ничего, красивая. Я утром видела. – И Катька, еще раз вздохнув, пошла в магазин. Классная она девчонка. Настоящая. И живет она в полный рост. Если радость, если горе, если просто жизнь – все едино, все по-настоящему. Она никогда не притворяется. Она всегда живет. А вот Каринка моя часто играет, и переигрывает тоже частенько… Наверное, потому я и не могу подолгу уживаться с Катериной – слишком уж она для меня реальна… А, что было – быльем поросло. Пойду домой, посмотрю ящик.
Телевизор показывал муть, только муть и ничего, кроме мути. Рассеянно уставившись в экран, я все думал об истории, в которую влип. С одной стороны – Саркис, его, в общем-то, нормальное стремление вернуть сестру домой… Тряпка он, вот что. Какой ты, в задницу, мужчина, если на собственную сестру влияния не имеешь? Разве что, мужчина только в задницу… Проехали. Одно удивляет – как это он умудряется зарабатывать такие деньги? Два года назад при нем даже телохран имелся. И парнишка, что мне вчера деньги привозил, тоже не самого хрупкого телосложения…. Это все во-первых.
Во-вторых же – Карина. Изрядно легкомысленная девушка с нарочито ****скими манерами, всем видам общения предпочитающая виртуальное… или тут я не прав? Нет, виртуальность у нее первична, она всех и все ею мерит… И она мне нравится. Пожалуй, даже слишком. Показная же распущенность ее, полагаю, лишь защитная реакция. От чего вот только? Чего она боится? Эх, придется ведь выяснить, иначе мне удачи не видать…
4. – Карина, ты, что ли?
Это, черт побери, еще кто?! Оглядываюсь, вижу в притормозившем неподалеку «БМВ» смутно знакомое лицо. Где я его видела? На ТВ? Может быть… Нет, не там. Не там, точно… А! Это же Саша «Косой Взгляд», чатный знакомец тех же времен, что и Арсен… Но его не узнать! Тогда это был щуплый студент-третьекурсник в тертых до дыр джинсиках, теперь же – матерый краснорожий боров в дорогом костюме. А морду-то какую наел! Едва не шире плеч… Бр-р-р, ненавижу толстых мужиков.
- Ты куда направляешься?
- Домой. – Наглая ложь, конечно, но так меньше шансов, что он начнет меня клеить. Не хочу.
- Давай подкину до какого-нибудь метро. Тебе какая ветка?
- Тушино.
- Тогда до Таганки. Идет?
- Идет.
- Садись.
Приятно удивило то, что он не стал передо мной выделываться: развивать безумную скорость, «подрезать» кого ни попадя и ездить по встречной полосе. Бережет машину, стало быть.
- Ну, рассказывай. Ты как? Все на телевидении работаешь?
- Да.
- Промываешь, стало быть, мозги честным обывателям, да? Ну, чего новенького соврете сегодня вечером?
- Включи телевизор, и увидишь.
- И небось в чатах все часами просиживаешь?
- Да, а ты?
- Я из этих штанишек еще два года назад вырос! Я теперь серьезный человек, мне на ерунду тратиться некогда. У меня почти своя фирма, миллион баксов годового оборота. Квартиру в модном доме купил, дачу трехэтажную построил. Жена, дети. Машина вот. Мне на чепуху размениваться некогда – деньги делаю. Я человек серьезный.
- Останови машину, - попросила я.
- Зачем? – он искренне удивился.
- Останови, я выйду.
- Пожалуйста… - бывший «Косой Взгляд» окончательно растерялся.
- Гриб! – швырнула я ему в лицо и побежала прочь.
Пятьдесят с лишним лет прошло с тех пор, как Экзюпери написал своего «Маленького принца». А мир не изменился. Люди не изменились. Грустно…
Тут пошел дождь, и я промокла до нитки.
***
Карина приехала вечером. Вид у нее был несколько потерянный и растрепанный. Возможно, это объяснялось тем, что часов в шесть зарядил дождь, а зонта у нее не было.
- Знаешь, почему я вернулась? – спросила она прямо с порога.
- Почему?
- Хорошо мне с тобой. Ты такой же, как я.
- Это какой?
- Долгий разговор, Арсенчик. Можно я разденусь? Промокла, как мышь…
- О, конечно! Проходи, не стесняйся. Может, горячую ванну примешь?
- С удовольствием. А если ты ко мне присоединишься, так и вовсе…
- Я бы с радостью, но ванна маловата для нас двоих.
- А ты рядом посиди, поболтаем. Я все тебе расскажу про тебя. – Карина проворно разделась до белья и пошла в ванную. Я послал подальше все свои раздумья и сомнения, и пошел за ней.
- Ты такой же, как я, - проговорила Карина, погрузившись в ванну и закрыв глаза. – Нас роднит то, что оба мы… нет, «не от мира сего» - это неправильный термин. В том-то и беда, что от мира-то мы именно от сего, да вот только он не совсем таков, каков нам нужен для нормальной жизни. Ты понимаешь, что я имею в виду? Мы не можем и не хотим здесь жить. Целый пласт, целое поколение… Да, я помню, что почти на десять лет младше тебя, но все равно мы из этого поколения… Самые умные из нас уехали отсюда, чтобы вечно мыкаться неприкаянными по заграницам, где им плохо и неуютно, и боясь вернуться обратно. Худшие спились или в процессе, либо дохнут от передоза… Редкие разбогатели и оскотинились… А мы остались. Мы сбежали в никуда, в искусственную надстройку над этим кретинским миром, в электронный заповедник, который – хвала прогрессу! – построили как по нашему заказу. Ты не думал, почему самые лучшие специалисты в области интернет-технологий – это на девяносто процентов люди нашего поколения? Да потому, что человек охотнее и лучше всего строит свой собственный дом. Вот мы его и строим помаленьку… Что, гружу? Я, вообще-то, не о том, слишком издалека начала… Мы боимся жить, Арсен. Я боюсь. И ты боишься. Потому мы бухаем, как пролетарии, трахаемся, как пассажиры Ноева ковчега, и сутками сидим перед экранами, общаясь с такими же ушельцами. И потому мне с тобой хорошо и уютно – тебе же не надо ничего объяснять, ты все прекрасно понимаешь. И, потом, ты добрый, спокойный и очень чуткий. Иногда мне даже кажется, что я тебя по-настоящему люблю…
Я молча слушал ее неожиданно серьезные речи, не забывая при этом любоваться весьма соблазнительным телом. Все она, вроде бы, правильно говорит, я и сам об этом не раз думал, только вдруг смешно мне стало. Лежит этакая цаца в ванне в чем мама родила, и на глазах у одетого мужчины резонерствует почем зря… Поэтому я поспешно разделся и со словами «и мне порой тоже так кажется» постарался вклиниться в ее философическую идиллию, расплескав при этом на пол минимальное количество воды – закон Архимеда отменить пока никто не удосужился.
- Дурак ты, Арсен, - сказала Карина полчаса спустя, когда мы сидели на кухне и курили – она, закутавшись в мой халат, и я, обмотанный двумя полотенцами. – Дурачок ты, милый. Я поговорить с тобой хотела, а ты мне рот заткнул, причем самым весомым мужским аргументом. А значит это только одно – ты боишься еще сильнее меня. Боишься настолько, что тебя выворачивает даже при одной мысли о том, что об этом можно подумать. Хорошо, не будем, проехали.
***
Какое замечательное утро. Словно ощущение солнца, все хорошо, все получится. И какой же Арсен смешной, когда спит. Смешной и милый. Ага, ага… сейчас он встанет и будет отчаянно делать вид, что уже проснулся и хочет меня проводить. Нет уж. Спасибо, я вполне и сама доеду, да не волнуйся, не маленькая я уже. А то по тебе не видно, что стоит мне только прикрыть дверь, как ты сразу же уснешь там, где стоишь…
***
Утром она снова уехала, а мне так и не удалось выспаться как следует – позвонил Олег, мой старинный друг, по совместительству – кредитор, и сказал, что его финансы, исчерпав романсовый репертуар, уже вовсю распевают оперу Глинки «Жизнь за царя», и на меня возложена единственная и последняя надежда, что глумление над классикой все-таки прекратится. Я сказал «О’кей» и поехал. Должен я ему был смешную по нашим недешевым временам сумму – пятьдесят долларов. Но для него и для меня последние два года это были ощутимые деньги… Спасибо Саркису, сегодня я еще в состоянии отдать этот долг.
Отдал я этот полтинник, посидели мы с заметно повеселевшим Олегом с полчасика. Пивка попили, я с собой двухлитровый баллон прихватил. Олег взахлеб рассказывал, какую гениальную программу написал, делал огромные глаза, шевелил ушами, демонстрировал строгие ряды цифр на черном экране компьютерного монитора – я старательно кивал головой и делал вид, что восхищен. На самом деле я разбираюсь в системном программировании примерно так же, как топор в плавании. Потом Олег засуетился, принялся бросать недвусмысленные взгляды на часы, я откланялся. И попал под дождь.
Терпеть не могу дожди. Не люблю мотаться по городу, будучи мокрым до нитки. А тут идет такой мелкий вялотекущий дождик, а прятаться от него смысла нет никакого, потому что он с тем же успехом может идти и день, и два, и три… Дождь идет, и я иду, до омерзения мокрый, по проспекту Мира, спеша к одноименному метро. Зонт я оставил дома, в который раз купившись на безоблачный прогноз погоды, и вот теперь расплачиваюсь за доверчивость. Прохожу мимо большого магазина модной одежды, скольжу взглядом по богатой витрине…
В витрине восемь женских манекенов. Один с головой, остальные почему-то без. Притормаживаю, любуюсь наимоднейшими шмотками, натянутыми на одинаковые пластиковые тела. И тут замечаю еще одну интересную особенность: позы безголовых манекенов - напряженные, руки почти у всех судорожно сжаты в кулаки, кажется, они застыли в какой-то момент, не успев закончить движения. У всех семи из-под блузок, топов, маек и пуловеров нагло топорщатся впечатляющие соски. Что же до головастой пластмассовой леди… Поза расслаблена, ни малейшего признака движения, возбуждения. Лицо – холодная каменная маска. Тонкие губы искривлены в презрительной усмешечке. Этакая фригидная сука с самыми что ни на есть феминистскими наклонностями.
Мне плевать – я все равно мокрый, от того, что постою здесь минуту-другую, уже ничего не изменится. Закуриваю, прикрываю сигарету пальцами. Спасает слабо, но хоть что-то. Вглядываюсь в витрину…
…И замечаю еще один манекен, стоящий в глубине магазина. Это мужчина. На нем стильный строгий костюм. Голова у него тоже есть. Выражения лица не разглядеть, но поза исполнена спокойного достоинства. Моментально воображаю следующую сценку: поздней ночью, а, скорее, под утро, когда засыпают самые отчаянные полуночники, манекены снимаются со своих постов, чтобы потусоваться друг с другом, потолковать о том-о сем, не боясь быть увиденными слабонервными прототипами… И вот, скажем, как раз в эту ночь собрались семь безголовых девочек пофлиртовать с симпатичным мальчиком, которого привезли… ну, позавчера. Обступили они его, слово за слово (какое, это интересно, слово, если у них голов нет? Не важно, все равно в начале было слово). Парень оказался не промах, быстренько склеил всех семерых, и только у них началось что-то многообещающее, как в третий раз прокричал петух и пришла пора срочно разбегаться. Ну, и разбежались, еле успели. И только головастая их товарка, не принимавшая участия в этом шабаше, стояла и ухмылялась презрительно: за двумя-то зайцами погонишься с известным результатом, а уж за семью… И вообще, еще позавчера, как только означенный мужчина прибыл в их маленький, но такой привычный и уютный мир, она сразу же почувствовала… как там у Петрарки? Да-да, именно вот это….
Нет, не то, ерунда. Пока я все это выдумывал (а красиво, правда?), мне открылся еще один пласт этой кошмарной аллегории: с безголовыми женщинами все просто – пальцем помани, и вот уже соски топорщатся. А с головастыми зато все совершенно иначе…
Все, хватит. Шизофрения, или как там в психиатрии подобные бреда называются… А что до меня, то я точно маньяк. Бр-р-р! Мокро, холодно. Бегу в метро. В двух шагах от станции жмется в арке одна случайно знакомая шлюшка. Нет, я с ней не… Да и видел я ее до того один раз всего, и шутку я с ней сыграл не самую лучшую. Впрочем, сама виновата. Вот как это было.
Вечер, еду я домой от Олега, вернее, пока еще не еду, а только иду. Той же самой дорогой, кстати. Настроение скверное: ничего так не хочется, как принять горизонтальное положение и заснуть. Заставляю себя идти медленно: до метро осталось всего метров двести, а хочется размяться и насладиться более-менее свежим воздухом. Ну, и покурить тоже можно, так что закуриваю.
Тут же подходит она. Некрасива, пьяна и потому мне глубоко противна.
- Тебе сигарету? - спешу угадать ее вопрос, чтобы поскорее отделаться. Она, кажется, удивлена моим напором.
- Не-а… Я тут насчет секса…
- В смысле?
- Ну, может, пойдем, перепихнемся?
- Что-то не хочется.
- Я тебе не нравлюсь?
- Нет, не нравишься.
- Жаль, а то сексу охота… Не, ты не подумай, я не проститутка, типа, никаких денег и все такое…
- Нет.
- А если сиську покажу?
- Ничем не могу помочь, - и я отхожу от нее, делаю шаг, другой… почти вырвался…
- Подожди…
- Чего тебе еще?
- Давай поговорим…
- О чем же?
- О сексе…
Я представил, какой фурор произведу у метро, где постоянно толкутся разные люди, от солидных до неформалов, если притащу туда на прицепе эту немытую про****ушку, а потом меня посетила удачная, хотя и не совсем гуманная идея.
- О' кей, давай поговорим. Только учти, времени у меня мало, так что ты проводишь меня до метро. Пошли.
- О, я готова трахаться с утра до следующего утра! Обожаю, когда меня мнут, тискают, рвут волосы, и пялят, пялят, до бесконечности…
Дальнейшее цитирование бессмысленно, так как там повторялись эти две сентенции в различных вариациях, и ничего особо эротичного для себя я в них не нашел… Подруга эта, видя, что я на нее обращаю не слишком много внимания, все время повышала голос, чтобы хоть как-то докричаться до бессердечного меня. К тому времени, как мы дошли до метро, она уже почти кричала.
Мне повезло. У метро тусовалась стайка представителей реликтового вида неформалов, именуемого "хиппи". Совесть моментально успокоилась: эти хоть безобидны, сам таким был десять лет назад…
- Хай, пипл! - подхожу.
- Ну, хай… Чё аскаешь? (в смысле, что тебе надо?)
- Да вот, сестра имеет траблы, ёлы-палы… (у этой девушки проблемы)
- Че за траблы? Менты примотались? Это не к нам. (Какие проблемы? Милиция пристает? Здесь мы бессильны).
- У вас как насчет фрилова? ( Как вы относитесь к свободной любви?)
- Полный ништяк! (Все в порядке). Кроме ультрамарина! (только гетеросексуальные отношения!) – поспешно добавил он.
- Дык берите сестру! - возликовал я и обратился к своей попутчице: - Эти ребята готовы тебе помочь. Всем пока! - и, избавившись от хвоста, я иду к дверям подземки.
Слышу лишь сзади:
- Хай, сестра! Пошли на флэт, там вайн и все такое…
По-моему, вполне приличный хэппи-энд… Впрочем, ее точка зрения может отличаться от моей, и я не спешу подойти и расспросить, что там дальше было…
***
Не помню, как звали того итальянца, который комедию про слугу двух господ написал. Ну, по ней у нас еще фильм сняли, «Труффальдино из Бергамо». Про то, как один проныра умудрялся одновременно служить двум господам, которые в итоге поженились, потому что один из них оказался переодетой женщиной… Вот и я кручусь одновременно с двумя. С Арсеном хорошо, спокойно. Но он – это действительно я. Мое мужское отражение. А значит, ничего хорошего из этого не получится. Нет, бежать, бежать!
Ездила к своему «паспорту», благо у него родители опять за бугор уехали. Сам с бодуна, в квартире – редкостный бардак. Прямо с порога потащил меня в койку… Ничего у него не вышло с перепою-то… Потом он хлебал пиво и расписывал, как славно мы заживем во Флориде, где папенька уже прикупил ему кое-какую недвижимость. Наизусть уже знаю эту песню, не впечатляет. При первой же возможности смылась, сославшись на неотложные дела.
Иду по центру. Дождь. Зонтика у меня нет. Мокро и грустно… Как всегда в серую погоду, вспоминается Питер. Мы с Антоном гуляли в Михайловском саду. Был точно такой моросящий дождь, только ветер посильнее и день похолоднее – сентябрь. Несмотря на эти погодные безобразия, настроение было радостное. Меня восхищало все – огромные желтые кленовые листья, прилипшие к асфальту, встречные собаки с печальными мордами, отряхивающиеся на каждом шагу, прохожие, прогуливающиеся с этими собаками или самостоятельно… Антон молчал, лицо его было совершенно непроницаемо. Он тогда вдруг увлекся дзен-буддизмом, и сутками перемалывал в мозгу восточные премудрости. А потом я увидела кошку.
Кошка сидела под огромной старой-престарой липой и умывалась. Невзрачная такая, в меру лохматая, серо-полосатая… В Москве, да и в Питере миллионы таких. Я присела на корточки.
- Кис-кис-кис…
Кошка посмотрела на меня. Взгляд у нее был уж слишком, на мой вкус, исполнен разума. Потом она встала и неспеша пошла по дождем к дальней такой же липе. В противоположную от меня сторону.
- Все правильно, - произнес Антон. – Если бы она тут же к тебе пришла, она не была бы кошкой. А она все-таки кошка. Настоящая.
- Почему? Объясни.
- Настоящая кошка – животное свободное. Свобода для нее – это ценность номер один. Все остальное – уже потом. В противном случае это уже не кошка.
- А кто же?
- Кошкообразное животное.
И тогда, и сейчас свобода была и остается для меня ценностью номер один. Значит, я – кошка. Мяу! Только… Только вот зябко мне, и мокро. Ушки мокнут…
- Каринка, это ты?
Сколько же можно встречать всяких знакомцев?! Поднимаю глаза… Ленка! Старинная подруга по все тем же чатам и чатным посиделкам.
- Ой, привет! Слушай, сто лет тебя не видела!
- Я тебя тоже… Ты как?
- Да по-всякому…
- Куда пропала-то?
- А… бывали дни веселые…
- Карин, а сейчас куда идешь?
- Да никуда. Просто гуляю, - призналась я.
- А поехали со мной!
- Куда?
- К Газонокосильщику на день рождения!
- Вау! И сколько ж ему?
- А разве важно? Не то двадцать, не то двадцать два…
- А поехали!
И мы поехали.
***
Метро. Сухо, тепло и крайне людно. Последнее раздражает, но ради сухости и тепла я готов еще и не такое стерпеть. Середина дня, деваться, кроме как домой, в общем-то, некуда, если только я не собираюсь продолжать транжирить деньги…
- Се-ень, привет.
- Привет… - оборачиваюсь. Катерина. Интересно, что это она делает в метро посередь дня? Да еще на рыжей ветке…
- А я вот ездила на работу устраиваться… Секретаршей.
- И как?
- Не знаю, - пожимает Катя плечами, - сказали, если подойду, позвонят.
- Денег-то хоть нормальных предлагают?
- Так себе, средних… А ты откуда и куда?
- Да не знаю… Все дела сделал, вроде как, и домой можно.
- Сень, может, пойдем, погуляем? – просит она неожиданно.
- Там дождь…
- Тогда посидим где-нибудь… Ну, пожалуйста… Тоскливо – аж выть хочется.
- Давай, может, в дом художника? – эта мысль пришла мне в голову, отчасти, потому, что из динамиков раздалось: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Октябрьская».
- А что, давай. Там неплохой кофе дают… Опять же, картины-скульптуры, концерт… В общем, кино, вино и домино…
Когда мы вышли на поверхность, дождь почти кончился. Подземным переходом пересекли Якиманку, вылезли у «Шоколадницы». Дальнейшее происходило как в кино, когда какой-то важный момент показывают с замедлением…
Время почти остановилось… На нас с Катериной несся здоровенный лысый детина с пистолетом в руке. Он что-то орал, только много позже я понял, что «с дороги, с дороги!!». Бежавшие за ним милиционеры в серо-голубом камуфляже и бронежилетах останавливались, вскидывали автоматы… Я оказался на линии огня… Завизжала Катька… Бежавший поравнялся со мной. Не думая, повинуясь какому-то импульсу, я выставил ногу… Беглец споткнулся, полетел «рыбкой» вперед, выставленные руки не помогли – головой он крепко ударился о гранитную ступеньку подземного перехода. Оглушительно грохнул выстрел – палец упавшего автоматически нажал на спусковой крючок. В двери стоявшего рядом «Мерседеса» появилась дыра, истошно заорала сигнализация. Милиционеры подбежали, скрутили беглеца, уже поднимавшегося с пистолетом в руке…
Я присел на бортик перехода; курил, гадая: не подкосятся ли коленки, когда я буду вынужден встать? Катька сидела рядом, тараторила без умолку всякую чушь мне в ухо… Капитан вернул мой паспорт, козырнул.
- Спасибо вам огромное, Арсений Александрович, от всего МУРа. Если б не вы, могли бы пострадать люди, или вообще ушел бы, гад… Спасибо. Мы свяжемся с вами в случае необходимости.
Его коллеги уже запихивали пойманного «гада» в подъехавший автобус. Рядом прыгал владелец простреленного «Мерседеса».
- Я тебя найду, сука! На том свете сыщу! Найду, понял?! – орал арестованный, обращаясь явно ко мне. Самое смешное, что мерсовладелец орал примерно то же самое, но обращаясь к лысому.
- Это вряд ли, - меланхолично покачал головой капитан. – При его-то послужном списке жить ему самому осталось не сильно долго… Так что можете не волноваться.
- А… а что он натворил-то - спросил я.
- Маньяк. Одиннадцать зверски замученных женщин – это только о ком мы знаем. Наверняка их больше…
- Господи… - охнула Катька, вцепившись в мое плечо.
Автобус отъехал. Я прикурил вторую сигарету, посмотрел на часы. Из метро мы вышли семь минут назад…
- Кать, знаешь что, ну его, этот ЦДХ, - медленно произнес я. – Не хочу я кофе. Водочки бы… Ладно, пошли.
И мы пошли по Якиманке в сторону Кремля. Снова перешли дорогу, и в одном из переулков нашли маленькую кафешку. Теперь эйфория охватила меня.
- Сень, что с тобой? – озабоченно спросила Катя.
- Сегодня я понял, что смертен, - ответил я, салютуя ей рюмкой. – С днем рождения, Катя!
Еще с час сидели мы, пили, слегка закусывая… Разговор не клеился. Заметно было, что Катькина тоска ничуть не уходит, а наоборот, усиливается. Ее взгляды, полные этой самой тоски, сверлили меня насквозь… Ну, что я мог поделать? Подошел к ней, поцеловал тихонько. Она ответила.
- Сволочь ты, Сенька.
- Почему?
- Она же к тебе приедет вечером.
- Ну и что?
- Слушай, Сень, а ты когда настоящий? Сейчас, или тогда, у перехода, или когда по вечерам трахаешь свою армянку, или еще когда? А?
- Не заводись, не надо. Я всегда настоящий.
- Так не бывает. Всякий раз ты – разный человек. Утром, с бодуна, ты жалок и несчастен. Хочется гладить тебя по головке, пока не оклемаешься. Днем ты подтянут, собран, и мыслишь быстро и трезво, какой бы вид на себя ни напускал. Решения принимаешь на лету – маньяка положил за долю секунды. Вечером тебе тоскливо, и ты готов пить литрами и залезть под юбку к любой бабе, лишь бы спрятаться от грызущего тебя одиночества. Это не считая мелких масочек, сотни которых ты сменяешь в течение суток. Но не задумывался ли ты, что, играя масками, рискуешь слишком увлечься игрой и потерять себя, свою личность?
- Не надо, Катя, я прошу...
- Сенька, я люблю тебя. Люблю тебя, дурачок ты мой потерявшийся. Возвращайся ко мне, хоть иногда. Хоть ненадолго. Ладно?
5. Я приехал домой в пять часов. Полупьяный, растерянный и злой. Принял ванну, почитал немного, полегчало. Все эти дурацкие беседы – вчерашняя с Кариной и сегодняшняя с Катькой…
Включил телевизор. Муть. «Антонио, ты знаешь, что отчудил этот кретин, твой племянник Пабло? – А разве у меня когда-нибудь был племянник? Ты путаешь, Фернанда. – Я не Фернанда, я Виктория, старый похотливый импотент!»… Мозг разрушается. Выключил.
Сеть. Последние новости (чур меня, чур!), откровения поп-знаменитости: «Мне мужчины всегда нравились больше женщин…», новейшие анекдоты с вековой бородой, и голые бабы. Залез в чат, после вопроса, не читал ли я гениальный роман Владимира Сорокина «Голубое Сало», пришлось, давя в себе рвотные позывы, разорвать соединение. Непруха. Не прет нигде.
Карина приедет часа через два-три, а мне решительно нечего делать. Выпить, что ли, еще? А почему не выпить? Кто сказал, что хватит? Я так, чуть-чуть, для успокоения нервов, самую малость, капочку. В конце концов, из-за какого-то маньяка меня сегодня чуть не грохнули. А это безусловный повод, нельзя не согласиться.
Водки в доме не оказалось, и поплелся я в магазин. Стою в очереди. Впереди - четверо страждущих, сзади - еще трое. Забавно: каждый покупает одно и то же.
- Чекушку и стаканчик!
- Чекушку и стаканчик!
- Чекушку и стаканчик!
- Чекушку и стаканчик!
Дошла очередь до меня.
- Добрый день. Мне, пожалуйста, "Гжелку"-чекушку.
- А стаканчик? - слышу сзади удивленный хриплый возглас.
- А я ее дома оприходую! - усмехаюсь.
- Хорошо быть холостым и богатым! - вздыхает стоящий за мной страждущий. - А мне как обычно: чекушку и стаканчик…
Да, холостым и богатым быть просто чудесно, наверное. Только дело в том, что я уже не помню, каково это, быть богатым… Ладно, по крайней мере, никто не будет пилить за очередную пьянку. Карина если возбухнет – тут же будет послана на… Стоп-стоп. А ты ничего не забыл, дружище? О, черт. Конечно, забыл. А вся операция? А оставшиеся полторы штуки баксов? А вдруг Саркис расщедрится – и даст еще? А? Вот то-то, брат Иуда. Не расслабляйся. А, впрочем, хорошо. Пора испытать нашу кралю на прочность.
Карина не пришла ни в семь, ни в восемь, зато позвонила в половине девятого.
- Арсен! Ты что делаешь?
- Водку пью, - честно ответил я, отправляя в рот содержимое последней рюмки и занюхивая рукавом.
- Фу, гадкий мальчишка! Без меня? Как тебе не стыдно!
- А ты где? Приедешь?
- Нет, не приеду. Я тут на дне рождения у одного знакомого. Приезжай к нам, тут весело!
- Пьешь?
- Да, хороший коньяк…
- Противная девчонка! Без меня?! И тебе не стыдно? – мы оба рассмеялись.
- Стыдно, стыдно, потому и звоню. Приезжай скорее! Приедешь?
- Да. Где это?
- В Теплом Стане, записывай адрес.
Десять минут спустя я уже бодро топал к метро, спеша попасть на другой конец Москвы.
Чертовски трудно довольно поздним вечером, после насыщенного событиями, переживаниями, раздумьями и выпивкой дня, сохранять ясность ума. В основном, доминируют несколько мыслей: «Эх, пожрать бы!», «Блин, до чего ж спать охота!», «А не попить ли мне еще немного пивка на сон грядущий?», ну и еще-пара-тройка того же порядка. Остальное окутано плотным покровом усталости. Иначе, чем вот таким сумеречным состоянием рассудка, не объяснить, почему в метро я ввязался в религиозный спор.
Религиозные споры – это особый способ убийства времени. На мой вкус – самый извращенный из всех возможных. Ибо в 99% случаев позиции сторон прочны и непоколебимы, убедить друг друга в собственной правоте они не в состоянии, зато оскорбляют друг друга легко и непринужденно, так что такой спор вполне может окончиться маленьким Ольстером или Карабахом. Именно из-за тщетности, бесполезности я терпеть не могу религиозные споры. Так вот, в какой-то момент я застукал себя самого за цитированием давно заученных мест из библии, которые я приводил как контраргумент в споре с неким лысым гражданином, выпученные глаза и яростно брызжущая слюна которого яснее ясного говорили, что он – религиозный фанатик. И чего я до него домотался? Или это он до меня? Хоть убей, не помню – заснул я практически сразу, собирая силы для предстоящей вечеринки.
Не буду утомительно цитировать наш пустопорожний диалог. Отвязавшись, в конце концов, от этого лысого, я решил вспомнить все или почти все случаи, когда я волей-неволей контактировал с религией: попами, ксендзами, волхвами и прочими представителями культов.
Впервые это произошло одиннадцать лет назад, когда по заданию газеты «Советский цирк» (была такая, я в ней работал – мечтал после школы стать журналистом) писал статью об отношении православной церкви к животным. Ну, тогда контакт оказался весьма поверхностным: я взял интервью у милого дедушки – настоятеля храма, который благожелательно отнесся к просьбе шестнадцатилетнего мальчишки дать интервью на совершенно безобидную тему. Самый неприятный момент: именно тогда я понял, что больше 15 минут в церкви находиться физически не могу: меня тошнит от запахов используемых там благовоний, в частности, ладана.
Два года спустя и играл и пел в рок-группе (богатая у меня биография, да?). Все у нас было классно-замечательно: ночные репетиции и записи, пиво, девки, рок-н-ролл, в общем, как положено. В конце года мы взяли нового клавишника. Он оказался сектантом и быстренько затащил всех нас в свою секту. Мы часами слушали кассеты с записью какого-то хрипатого проповедника, который во всякой фигне усматривал проявление божественного провидения и моментально впадал по этому поводу в молитвенный экстаз… Главной фишкой в этой секте было следующее: когда ты «входишь в полное понимание с господом», ты начинаешь молиться на иных языках (по этому поводу, разумеется, цитировались соответствующие фрагменты нового завета). Братья, молящиеся таким образом, окружались всеобщей любовью и почетом, прочие же оставались как бы новобранцами, которым услиленно втюхивали литературу – кошмарную нарезку из книг нового завета, и внедряли в уши хриплые экстатические проповеди. Эту хрень я просек быстро, и уже на третий день довольно качественно изобразил моление по-итальянски. Надо сказать, что ни тогда, ни теперь, увы, я не говорю по-итальянски. Поэтому все мои «моления» мало чем отличались от песенки «Уно моменто» из известного фильма «Формула любви»… Впрочем, эта игра мне быстро надоела, промывке мозгов я поддаваться не желал, и через неделю свалил из секты. Остальные участники нашей группы в разные сроки последовали моему примеру. Остался охмуренным только гитарист, отказавшийся играть с нами музыку: ведь мы не являлись его братьями во Христе… Так как он был, по сути, единственный человек в нашем коллективе, умевший играть, группа моментально развалилась. А он, насколько мне известно, до сих пор в секте. Пишет и играет джаз-роковые религиозные гимны… У каждого свой путь.
Примерно в тот же период вся Москва была загажена листовками Великого Белого Братства с некой Марией Дэви Христос во главе. С миллионов фотографий смотрела на вконец одуревший от быстрых перемен народ девка в индуистских одеждах. Публиковались пламенные призывы идти вместе с ней и неким Юоанном Свами на битву с антихристом по имени Эммануил. Нет, в белое братство я никогда не вступал, даже желания не возникало. А сидели мы как-то с другом моим Юркой в пирожковой на Павелецкой, чай с пирогами пили, отдыхали. И подходит к нам бабуля вида вполне богомольного, только пропагандирует не традиционную православную церковь, а именно это самое братство. Много чего рассказала: и как там хорошо, и какая божественная эта Мария, и как будет плохо, если придет антихрист… Стихи прочла, кошмарные и донельзя пафосные. У моего друга с чувством юмора всегда все было нормально, как и с чувством такта; но, поняв, что эта карга просто обламывает нам кайф от посиделки, он сказал, обращаясь ко мне:
- А нам-то как раз плохо и не будет. Ни-ког-да. Верно, Эммануил?
Что сделалось с бабкой! Такой истерики я, кажется, ни до, ни после не наблюдал. Нехорошо, конечно, глумиться над старшими, но над фанатиками, я считаю, можно и нужно. Иначе их не пронять.
Потом настал в моей жизни такой интересный период (по сей день длится), когда я частенько общался с одним богом напрямую, без посредников. С Бахусом. Поэтому жрецы, обряды и прочая мишура – все это мне как-то до свечки…
Потом я наблюдал свару двух попов, потом… Да много чего было потом… И полупьяная дорога в храм: в полночь тормознул тачку, попросил водилу высадить меня у какой-нибудь церкви. И закемарил в машине. Так он, гад, из Тушина забросил меня аж на Юго-Запад, где я полночи пугал попов возмущенными воплями: ломился в храм, а они не открывали.… И как попы кормят свиней подношениями прихожан тоже видел и слышал неоднократно…
Дело кончилось тем, что я сформулировал собственную религиозную систему. Излагать ее не буду, а то вдруг у кого-нибудь крыша съедет… Главное вот что: я знаю, Бог есть, знаю, кто и где он есть, знаю, как с ним общаться. Все прочее – это наши с ним дела. Мы договоримся. И я так твердо уверовал в свою систему, что с этой точки зрения меня и танком не сдвинешь. Поэтому религиозный спор со мной – пустая трата времени. Что и требовалось доказать.
Как оказалось, не зря всю дорогу меня глючило и плющило на божественные темы: стоило переступить порог квартиры, где проходило торжество (дверь была открыта по условиям задачи), как я услышал новые слова о боге, на сей раз облеченные в стихотворную форму. Слова произносил не то ломкий юношеский, не то взволнованный девичий голосок. Куда это, черт возьми, я приехал?
Бог где-то есть, мне точно известно.
Какой он – а есть ли разница?
Но когда по тебе распластаюсь я телом,
Он легонько стучит мне по заднице.
Даже моя «система» отношений с высшими силами не допускает упоминания их, что назвается, всуе, да еще в таком панибратском контексте.
Я разулся, скинул ветровку, достал из кармана сигареты, а из пакета – бутылку коньяку. Огляделся. Темень – хоть глаз коли. Только впереди, там, откуда доносятся легкомысленные стишки, какое-то зарево. А, это свечка! Как я раньше не догадался? Я пошел на этот зыбкий свет, продолжая слушать «откровения».
Когда входит в меня желание,
Рассыпаясь по коже мурашками,
Ты снимаешь с меня рубашку,
А Бог покидает сознание,
Чтоб в момент самый главный и сладостный
Через поры проникнуть в тело,
Подарить приступ счастья и радости,
И раздвинуть вселенной пределы…
Давно не слышал стихов, а уж таких кошмарных – наверное с той памятной посиделки в пирожковой на Павелецкой.
- Браво! – сказал я, входя в комнату. – Помню, в институте наш профессор называл описанное вами состояние «Inside Out», то есть «Шиворот-навыворот». Вы все очень точно обрисовали. А кого тут надо поздравить с днем рождения?
- Ну, меня… - то ли растерянно, то ли неприязненно подал голос стройный вьюнош лет восемнадцати, сидящий в углу на мягком ковре, покрывавшем весь пол. Должен заметить, что все присутствовавшие в комнате (я насчитал семь человек) были обнажены и находились в процессе подготовки друг друга к оргии. Карина тоже принимала в этом участие – она с кем-то увлеченно целовалась. Все это явилось для меня сюрпризом.
- В таком случае, поздравляю с днем рождения! – я театрально раскланялся и вручил имениннику бутылку «Арарата».
- А вы, наверное, и есть тот Арсен, которому звонила Карина? – сообразил тот.
- Наверное. Но я предпочитаю, когда меня называют «Арсений». Уменьшительно-ласкательные приставки и суффиксы не поощряются.
- О’кей, - протянул он мне руку. – Меня зовут Никита.
- Арсенчик, милый! – Карина, наконец, нашла себе силы оторваться от меланхоличной высокой блондинки с веснушчатым лицом и немаленькой грудью. Место моей подруги тут же занял тщедушный еврейчик с синей, в прожилках, кожей. Карина обняла меня, поцеловала.
- Ты очень долго ехал, - сообщила она капризным голоском. – У нас уже весь коньяк кончился.
- Не беда, я прихватил с собой бутылку. А что это вы тут делаете?
- Как это что? Трахаться собираемся! А ты что думал?
- Да вот позволил себе предположить, что у вас тут церемония обращения неофитов в послушники ордена Приапа Всегдастоящего…
- А что, есть такой орден?
- Есть многое, на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам… Это Шекспир, «Гамлет», - повысил я голос в ответ на аплодисменты из угла. – Может, есть и такой орден. Но, честно говоря, я его просто из головы выдумал пять минут назад, пока стихи слушал. Кстати, кто читал?
- Я, - откликнулась грудастая блондинка, недоцелованная Кариной.
- Это ваши стихи?
- Мои.
- Никогда больше не пишите. Попробуйте себя в другом жанре.
- Арсен, раздевайся. Ты одет, это неприлично, - вклинилась Карина.
- Думаешь, мне стоит приобщиться?
- А ты не хочешь?
- Что ж, поиграем, любимая. Пока я раздеваюсь, будь так любезна, принеси-ка мне коньячку.
Минуту спустя я был гол, Карина принесла мне коньяк в настоящем коньячном бокале (и сразу стало ясно, что «Арарат» - так себе, фальшивка), остальные смотрели на меня заинтересованно: видно, мое несколько агрессивное появление заинтриговало присутствующих.
Я сел на коврик в углу, пил коньяк, курил, полуприкрыв глаза – Карина принялась меня гладить и целовать, - и обозревал происходящее. Никита с бледнокожим в четыре руки ласкали поэтессу, высокая коротко стриженная брюнетка то рещительно направлялась к кому-нибудь, то вдруг замирала на месте, вскидывала руки, прикрывая грудь, когда на нее смотрели. Судя по всему, ей эта групповуха нужна была, как рыбке зонтик. Улучив момент, я шепнул ей, что оргия – дело сугубо добровольное, и она может быть простым зрителем, либо вообще уйти в другую комнату или на кухню. Коротко кивнув, она упорхнула вон. В том самом углу, откуда аплодировали моей цитате, задорно пыхтели парень и девушка одинаково пышного телосложения. Рубенс был бы от них в полном восторге, полагаю.
- Арсен, брось ты эту чертову сигарету! – сердито прошептала Карина. Я усмехнулся и выкинул окурок в форточку. – Ложись скорее, я умираю от желания! – проворковала она мне на ухо. Черт, надо бы заняться ее образованием, а то девушка в такой ответственный момент изъясняется только штампами… Тем не менее, я послушался. Лег на ковер, расслабился, а Карина весьма плотоядно на меня набросилась… Обидно только, что она собралась заняться со мной сексом исключительно ради самого процесса и ради поддержки коллективного начинания, никаких эмоций. Ну, ладно, посмотрим еще, кто кого.
Я расслабился, пытаясь внушить себе, что ничего особенного не происходит, это просто массаж…
Потом звуки, заполняющие комнату, стали насыщеннее, волнительнее. Дамы задышали глубоко и призывно, так что я перестал верить самому себе насчет массажа… Шепот, однако, вступал в некоторое противоречие с декларируемыми эмоциями:
- Черт, да вставай же ты…
- Поджди, он слишком мягкий…
- Блин, да что ж это такое…
- Извини, я сейчас…
Мне стало смешно, и одновременно как-то легко и спокойно. Я приподнялся, сделал большой глоток клоповника, который по ошибке принял за коньяк, а потом мы с Кариной поменялись местами и, всем на зависть, исполнили именно то, чем все здесь собрались вроде как заняться, только что-то у них не клеилось…
- Ой, как же мне сладко… - проворковала Карина, кутаясь в обнаружившийся в нашем углу плед. – Внутри так щекотно… И все поет…
Стриженая брюнетка подкараулила меня в коридоре, когда я шел в душ. Чмокнула в щеку, молча протянула визитку, которую я тут же убрал в карман ветровки. Не хватало мне еще одной подругой обзавестись…
Мы уехали через полчаса, слегка придя в себя, покурив и выпив.
- Ну, ты и зверь! Я от тебя такого не ожидала… - в голосе Карины слышался лестный, конечно, но вместе с тем раздражающий восторг. – Как ты на меня набросился! Ух! Рычал… Тарзан, понимаешь…
- Атмосфера располагала. Надо же было воодушевить всю эту публику… А кроме как личным примером, я воодушевлять не умею… Вообще, то, что вы там пытались изобразить – это не групповуха, а черт знает что. Детский сад.
- Но ты, о гуру, показал нам класс, – не упустила она случая меня поддеть.
- А что мне оставалось? – не сморгнув глазом, ответил я. – Все равно я собирался заняться этим с тобой сегодня вечером…
Около двух ночи мы собрались спать. Обнявшись, лежали в постели, легонько лаская друг друга и погружаясь в сон.
- Арсен!
- Что?
- Знаешь, а ты там был, пожалуй, самый настоящий.
- В смысле?
- Ты никому ничего не доказывал, не носился со своими комплексами, как Никита или Иосиф, ты просто делал то, что хотел, не задумываясь, что по этому поводу думают остальные! Арсен, ты жил, понимаешь?! Ненормальной жизнью, но жил!
- А что такое «нормальная жизнь»? Это если б я от звонка до звонка сидел на работе, по вечерам упирался в телевизор – футбол, «Менты», и все такое, по выходным то же самое, плюс бутылка-другая, иногда валил бы тебя в койку, если б сил хватало; а ты в это время стирала бы мое белье, готовила мне еду, рожала и растила мне детей – все хорошо, лишь бы я деньги домой носил… Это – жизнь?! Нормальная?!!
- Молчи, молчи, молчи!!! – она затыкала мне рот поцелуями, и в конце концов ей удалось отвлечь меня окончательно.
- Видишь, ты тоже боишься, - вздохнул я час спустя.
- Нет, с тобой не так страшно… Твоя реальность мне нравится…
- Реальность? А никакой реальности вовсе не существует. Есть только то, что мы воображаем, и то, что мы творим своими помыслами, словами, и поступками. Я не знаю, как это называется. Впрочем, можешь называть это реальностью, – сказал я, поцеловал Карину, пожелал ей спокойной ночи и отвернулся к стене. Не самый легкий денек был. Кончился, проехали.
6. В ту сказку, фантасмагорию, которая в данный момент являлась моей «реальностью», поутру вторглись метастазы другой «реальности», той самой «настоящей жизни», которой я стращал бедную Карину среди ночи. О моем существовании вспомнили родственники. В восемь утра позвонила Вера, моя старшая сестра, и категорично потребовала, чтобы я немедленно перезвонил отцу.
- А что, он сам не мог мне позвонить?
- Он никогда не станет тебе звонить, и ты это прекрасно знаешь.
- Ах, да, конечно. Он же считает ниже своего достоинства по собственной инициативе общаться с единственным сыном, который – позор всей семьи! – до сих пор не имеет ни работы, ни машины, ни жены, ни оравы детишек… Вот если я ему позвоню – он, уж так и быть, снизойдет… Только вот с какого перепуга я должен прогибаться и звонить ему? Вылизать ему задницу по поводу дня рождения? Так он у него в октябре, если я правильно помню. А ты, как послушная девочка, опять выступаешь в роли секретарши?
- Позвони ему, урод, это в твоих же интересах. – отрезала Вера и повесила трубку.
- Что там? – сонно спросила Карина.
- Спи, это мои семейные заморочки. – Я сунул руку в карман куртки, извлек оттуда пятирублевую монету, вернулся в комнату, взял сигареты, зажигалку, пепельницу; прошел на кухню. Закурил. Загадал: «орел» - звоню, «решка» - отключаю телефон и ложусь досыпать. Подбросил пятерку, поймал. «Орел». Черт. Это наверняка недоразумение. Надо попробовать еще раз. Затянулся, сосредоточился. Хочу «решку». Двуглавый бройлер меня не устраивает, не устраивает, не устраивает. Ясно? Ясно. Подбросил, поймал, «орел». Еще подбросил, поймал, опять птица. Это судьба.
- Привет, отец.
- Привет. Слушай меня внимательно. Мы сегодня все уезжаем до конца лета в Карелию на дачу. Ближняя дача будет пустовать. Там должен быть большой урожай яблок, кроме того, там овощи, ягоды, все это надо поливать. Заедешь вечером домой, Вера написала тебе подробную инструкцию. Я оставлю тебе пятьсот долларов. Смотри, не облажайся. Ты меня понял?
Я хотел было высказаться в том духе, что в гробу видел их помидоры, яблоки и прочие корнеплоды, а садовника пусть в другом месте поищет… Но вовремя смекнул, что огромная дача полтора месяца будет в моем безраздельном владении… Плюс пятьсот долларов… Черт, папа, как ты вовремя с этой дачей! Это же то, что мне надо! Старик, я начинаю лучше к тебе относиться!
- Да, папа, я все понял.
- Вот и молодец. Приезжай вечером, после шести. Понял?
- Да.
- Все, покеда.
Повесив трубку, я вскинул согнутые в локтях руки к груди и заорал «Йессс!!!».
- И что бы это значило? – недовольно подняла с подушки кудрявую головку Карина.
- Поедем завтра ко мне на дачу?
- Завтра? Ой, я, наверное, не смогу. У меня концерт.
- Какой еще концерт?
- Обыкновенный… Ну, я в группе играю. На флейте. Забыла тебе сказать.
- Все чудесатее и чудесатее… Ладно, поедем после концерта.
- Вообще-то… - она окончательно смутилась, - я предпочла бы, чтобы ты на него не приходил.
- Это почему?
- Понимаешь… Там будет человек пять моих поклонников… Они все такие милые мальчики… В общем, мне не хотелось бы, чтобы ты с ними что-нибудь сделал…
- А что я могу с ними сделать? – удивился я вполне искренне. – Измордовать? Что ж я, зверь какой?
- О, ты тот еще зверь! – Она вытащила руки из-под одеяла и обняла меня.- Вспомнить хоть, как ты эту длинную Таньку вчера оприходовал…
- Ладно, я обещаю никого не калечить. – Драки и подобные неприятности в мои планы не входили в любом случае.
- Обещаешь?
- Обещаю, - повторил я.
- Тогда хорошо. Сегодня у меня еще репетиция, завтра днем тоже, а вечером – концерт. В «Форпосте», в Лужниках. В семь.
- Отлично. Как группа-то называется?
- «Кали».
- Это, если память не подводит, женское инфернальное начало в индийской мифологии?
- Да, богиня смерти. Смертоносная ипостась жены Шивы, если быть точным.
- Что ж вы играете? Хэви-металл?! С флейтой?!!
- А вот придешь – и услышишь.
- Договорились. Ладно, пойду посмотрю, чем мы сможем позавтракать. У меня есть смутные предчувствия, что в холодильнике мы хоть что-нибудь, да отыщем.
- Слушай, до меня только что дошло…
- Что?
- Мы уже несколько дней живем вместе! Как муж и жена!
- И что?
- Вот это да!
- И..?
- Что «и»? Не знаю! Умоляю, не вздумай делать мне предложение!
- Я что, похож на сумасшедшего?!
- Похож… Но, к счастью, у тебя сдвиг в несколько иную сторону…
Позавтракали мы пельменями, которые отыскались в морозилке – больше не было вообще ничего. Поэтому, когда Карина собралась уходить, я пошел ее проводить – до магазина. Запасся продовольствием, вернулся, сварил кофе…
Стены, полы и потолки в нашем доме, не иначе, бумажные – я об этом уже упоминал, кажется. Поэтому, когда раздались отчаянные вопли, я мигом понял, где кричат. Более того, я узнал Катькин голос. Я рванулся из квартиры, горохом ссыпался по лестнице – переобулся в тапочки уже, а они скользкие… Хорошо, что внешняя, железная дверь не заперта – высаживать ее я бы надорвался. С внутренней, старой и многострадальной – другой разговор. Один удар ногой – путь свободен.
Их было двое. Оба голые. Один держал вырывающуюся Катьку за связанные руки и периодически отвешивал ей оплеухи, второй пытался пристроить свою дряблую гордость между растянутых веревками Катькиных ног. Он упал первым – я ему с ходу двинул в ухо, потом еще добавил ребром ладони по шее. Второй попробовал оказать сопротивление, но получил чувствительный нечестный удар ногой в пах и согнулся. Тем же порядком я успокоил и первого. Развязал Катьку и выбросил подонков из квартиры.
- Позвонили в дверь, я открыла. Заходят эти двое. «У нас рекламный день, сегодня наш суперпрепарат от тараканов стоит вдвое дешевле!» Я им, мол, не надо мне, идите своей дорогой. Тут один вдруг меня схватил, рот зажал. Потащили в комнату, на ходу срывая одежду. Били… Потм связали, рот заткнули тряпкой. Мне удалось ее выплюнуть, закричала, и ты прибежал…
Я полдня приводил Катьку в чувства, мы с ней выпили литра три кофе, выкурили немеренное количество сигарет, посмотрели умильный фильм «Четыре свадьбы и похороны». Говорили много и в основном о пустяках. Потом на Катьку накатило, и она меня самого едва не изнасиловала. Пришлось просто согласиться со всем, что она со мной делала, и постараться получить от этого удовольствие. После этого она успокоилась окончательно, вызвонила двух подружек и пошла домой, готовить и прибираться. Я проводил ее до двери, вернулся и долго сидел на кухне, обхватив голову руками. Боже, не плюнуть ли мне вообще на все, а? Уехать на дачу, пропалывать огурчики, окучивать картошечку и попивать самогон деревенского производства, тиская по стогам селянок… Не могу, не могу. Я нанят.
Я нанят, и Саркис не преминул об этом напомнить. Он явился лично. Серый какой-то, потерянный, за дымчатыми стеклами очков – глаза побитой собаки. В руках – бутылка коньяку. Ручаюсь, настоящего.
- Привет, Арсений. Вот, решил к тебе заглянуть…
- Привет, Саркис. Входи.
- У меня вот есть коньяк. Давай выпьем.
- Давай. – Его предложение не вызвало оптимистического отклика в моей душе – я пьянствую беспробудно третью неделю, и просто устал пить.
- У-м-м, хороший коньяк, - произнес Саркис, ставя опустевшую рюмку на стол. Шумно втянул воздух, закусил. – Благословен человек, придумавший закусывать коньяк лимоном!
- Насколько я знаю, его уже причислили к лику святых.
- Да? А кто это?
- Император Николай II.
- Правда, что ли?!
- Других версий у меня нет.
- Ладно, император, так император. Слушай, Арсений, я должен перед тобой извиниться.
- За что?
- Я не сказал тебе и половины правды о Карине.
- Вот как?
- Да. Я не сказал тебе, пожалуй, главного… Ты совсем не знаешь, какая она. И ты не знаешь, что для матери она мертва.
- Как?!
- Сейчас расскажу.
Мы просидели до самого вечера, опустошив две бутылки коньяку (вторую я купил еще утром). Саркис рассказал мне всю жизнь Карины с самого раннего детства. Про то, какая она всегда была добрая, отзывчивая, одаренная и талантливая – это с одной стороны. И про то, как идиотские семейные моральные устои, кретинские национальные традиции (и армянские, и еврейские – тот еще компот), покрытые тысячелетней плесенью, вдалбливаемые в ее голову матерью, отцом, бабушкой, а чуть позже и Саркисом, калечили, уродовали ее, превращая дом в тюрьму, а жизнь – в сплошной скандальный кошмар. А Карина оказалась чертовски свободолюбивой. Сначала она довольно терпеливо сносила этот режим, но чем дальше, тем труднее с ней становилось. Чем больше она взрослела и узнавала жизнь, тем яснее понимала, сколько радостей этой самой жизни проходит мимо нее. Полная раскрепощенность современной молодежи и гаремные традиции первого тысячелетия плохо сочетаются друг с другом, не так ли? Карина начала бунтовать. Сначала по-тихому, потом все более и более повышая голос; наконец, от слов она перешла к делам. Попросту сбежала с молодым человеком, в которого была по уши влюблена. Ну, молодым-то он был весьма относительно: за сорок перевалило. Но, будучи свободным художником, сохранил изрядную долю юношеской беззаботности… С ним Карина прожила что-то около месяца. А потом она поехала в Петербург и осталась там. Уже у другого кавалера. Он, по мнению Саркиса, научил ее пить, курить, он лишил ее невинности (художника она интересовала, прежде всего, в качестве модели и кухарки), и он же убедил родственников Карины в том, что она мертва: в Петербурге жертвой дорожного происшествия стала неопознанная девушка, очень похожая на Карину. С помощью не до конца Саркису понятной махинации, и совсем уж неясно, зачем, парень сумел выдать это тело за ее труп. Горю родственников не было предела. А сама Карина, похоже, не догадывалсь ни о чем. Было это два года назад. Полтора же месяца тому…
- Я совершенно случайно наткнулся на нее в чате. Попробовал поговорить с ней – она послала меня по известному маршруту и ушла оттуда. Вычислил ее и направил одного из моих сотрудников – психолога, между прочим, - поговорить с ней – позвонила мне на пейджер, и пригрозила покончить с собой, если я не оставлю ее в покое. Тогда я ломал голову, что мне делать, и не мог найти ответа. А мать угасает без нее. День ото дня. Она всегда была здоровей самого здорового здоровяка, а теперь – что ни день, к ней новая зараза липнет. Она не хочет жить, Арсений. А Карина не хочет ни видеть меня, ни слышать, ни читать мои письма. Я несколько раз писал ей, изложил всю эту историю, она мне ответила: «Иди ты на х#$ со своим бредом!». Не верит, думает, обманываю… Тогда я вспомнил про тебя. Я знаю, что ты ее нашел, я даже знаю, что ты с ней спишь. Уверен, что ты в нее влюбился по уши. Понимаю – не будь она моей сестрой, я и сам, пожалуй, потерял бы голову. Шансов – никаких, Арсений. Опомнись. Забудь. Просто доведи до конца то, о чем мы с тобой договорились. Я удваиваю твой гонорар. Поверь, мне это нелегко далось, пришлось даже продать кое-что. Вот, возьми полторы штуки. Еще две получишь, когда она вернется домой. И забудь ее как можно скорее. Я – человек куда более прогрессивных взглядов, чем вся моя родня, вместе взятая, но здесь и я против, извини. Это традиции, тебе, наверное, не понять…
- Да, возможно… - произнес я задумчиво.
- Что возможно?
- Возможно, мне не понять ваших традиций, - пояснил я свою реплику, убирая деньги в карман. - Объясни мне только одну вещь.
- Какую?
- Почему ты сразу не рассказал мне всего?
- Боялся.
- Чего?!
- Того, что ты мне не поверишь. История звучит не слишком правдоподобно.
- Знаешь, как правило, как раз самые заковыристые и невероятные истории и происходят в жизни. Для того, кто управляет этим рехнувшимся мирозданием, нет ничего невозможного, а уж неисповедимость его путей давно вошла в поговорку. Поэтому я тебе верю. Да, кстати, а что стало с тем пареньком, любителем драматических постановок?
- С ним чуть было не стряслось что-то непоправимое, - процедил Саркис сквозь зубы. – Сбежал, собака. Знаю, что он в Питере, а где именно – без понятия. Если б ты смог еще и его найти – это было бы совсем здорово. Но заплатить больше я тебе вряд ли смогу. Вот, возьми сотовый телефон – он мне ничего не стоил, за все фирма платила. Мне нужно иметь возможность найти тебя в любой момент. Ладно, я пошел…
- Подожди. Как зовут этого типа?
- По имени – не помню, кажется, Антон. В чате он представлялся как Чингачгук.
- Ба! Да я его в лицо знаю!
- Откуда?
- Тогда, ну, помнишь, когда все мы чатились сутки напролет, дорвавшись до интернета, я как-то с тусовкой съездил в Питер… Ну, и пивка с ним попили, было дело.
- Арсений, если ты найдешь этого подонка, я буду твоим вечным должником.
- Посмотрм, что смогу сделать в этом направлении…
- И верни нам Карину. Прошу тебя, умоляю – верни. И чем скорее, тем лучше. Ну, пока.
- Пока.
Саркис ушел, аккуратно закрыв за собой дверь. Я закурил, слил в рюмку остатки коньяка из обеих бутылок, выпил залпом. Да, дела. Какого хрена я взял его гребанные деньги? И тогда, и, тем более, сейчас…
С одной стороны, после этого объяснения с моим заказчиком, задача моя несколько упрощается. Ведь что я собирался сделать? Запугать, забить, унизить несчастную Карину до такой степени, чтобы материнское крылышко осталось для нее последним надежным убежищем. Какими путями я достиг бы этого – ума не приложу. Не могу даже приблизительно представить себе, как бы я это сделал… Но приступать собирался завтра, на даче. Саркис избавил меня от этого ужаса, предоставив взамен тоску и отчаяние… Отчаяние? Ха, а что мне стоит просто сбежать с Кариной к черту на кулички?! Опять же, завтра… Хрена лысого. Она же сетевая маньячка, кибернаркоманка, без интернета и дня не проживет… Да и я ничем не лучше: как безумный, каждый день проверяю почтовый ящик, каждый день выгребаю оттуда кучу предложений заработать 50 000 доллларов не отрывая зад от стула и горы ссылок на порнуху… Мне давно никто не пишет, но каждое утро я, как тот полковник, жду письма. А в любом месте, где есть доступ к сети, Саркис нас быстро вычислит, и трудно представить, какое непоправимое нечто ожидает меня… И потом, я же обещал выполнить задание! Как же моя честь? Честь? Какая-такая честь, если вся моя миссия изначально строилась на кошмарной подлости… Теперь же у меня появился шанс выступить в качестве Рыцаря На Белом Коне. И навсегда потерять любимую…
7. Карина явилась около полуночи, веселая, с полной сумкой дорогих, но малополезных в холостяцком быту продуктов: были там и кочан китайского салата, и маслины, и белая длиннющая редиска, и перепелиные яйца, и куча не менее удивительных для меня, привыкшего к пельменям и сосискам, но с виду вполне съедобных вещей.
- Это что? – настороженно спросил я.
- Как что? Пировать будем!
- По какому поводу?
- А так просто! – рассмеялась она, потянула носом воздух и тут же помрачнела: - к тебе что, мой брат заходил?!
- Нет, - очень натурально округлил глаза я, - с чего ты взяла?
- А кто у тебя был?
- Друг старинный приезжал, Василий. Мы с ним море коньяку выпили…
- Это-то как раз чувствуется… Вот не знала, что на свете есть еще один ненормальный помимо моего братца, пользующийся этим чудовищным одеколоном! Ладно, тебе, как плохо стоящему на ногах, сидячее задание: сядь в уголок, прикинься ветошью и не отсвечивай. В сеть залезь, к примеру, или в телевизор. А я пока приготовлю тебе немного праздника, хотя ты, пьяница несчастный, вряд ли в состоянии оценить это…
- Ладно, подтрунивай, подтрунивай, - усмехнулся я. – Спешу выполнить твое ответственное поручение и погружаюсь в киберпространство!
- Уй, Арсенчик, какой же ты все-таки пьяный… - покачала Карина головой и пошла на кухню. Оттуда немедленно донесся ее гневный вопль: - А хоть чуть-чуть прибрать слабо было, да?
- Забыл как-то… - пролепетал я и поспешил спрятаться за компьютером. Вряд ли Карина будет отрывать меня от клавиатуры – для нее это святое…
Игрушек у меня в компе давно нет. Я полез в сеть. Залез в чат, потом в другой, третий – скукотень, пустотища. Развлечения ради стал реагировать на рекламу, и так открыл для себя не самый худший способ просмотра бесконечных ресурсов интернета. Сначала попал на какой-то полумистический сервер, где мне «со стопроцентной гарантией» нагадали на картах Таро, что рожу я ровно через две недели, все пройдет успешно, будет мальчик. Испугавшись, тут же сбежал в следующий текст:
«В общем так, перчик. Ежели тебе в лом думать, как поднять немного бабла с инета, то разуй по-быстренькому свои глазки, и учись, пока мы все живы. Будет тебе счастье в особо крупных размерах с полной конфискацией J. Для начала перечисли смешных совсем бабулек в количестве 5 бакинских на счет…»
Клик!
«Эмоциональная жизнь у лесбиянок, как правило, гораздо ярче, чем у гетеросексуальных женщин. С другой стороны, постклимактерический синдром…»
Клик!
«Эзотерический аспект проблемы обещает проекту блестящие перспективы. Трансцендентальность…»
Клик!
«Меня завут Вася, мне 16 лет, я люблю курить, ругатца матом пить пиво и трахать девок. Девки пишите мне…»
Клик!
«Она визжала, стонала, хрипела, а я все засаживал и засаживал…»
Мама! Роди меня обратно!!!
Клик!!!
Клик!!!
Клик!!!!!!!!!!!! Блин, сейчас без «мышки» останусь… Клик…
Боже мой… и вот без этого она не может жить? И я тоже??? Нет, это просто я сильно выпимши, и не тем маршрутом пошел, иначе быть не может… Надо поменять тактику. Вошел в поисковую систему, набрал слово «любовь». Поскрипев мозгами, система уведомила меня, что запросу соответствуют в той или иной степени 16 438 067 документов. Я открыл вторую страницу результатов поиска, щелкнул по первой же ссылке.
« …еще один день. Я открываю глаза, сперва не понимаю, где нахожусь. А, метро. Люди, люди кругом, все куда-то едут. А я, конечно же, опять проспала свою станцию, и придется возвращаться, или ехать дальше, ведь это кольцевая линия, и лучше не садиться, а то опять засну и опять проеду… Он, наверное, уже устал меня ждать. И бог с ним, поеду домой и спать завалюсь. Ночью вылезу в сеть, и завтра – опять свидание, непонятно с кем, зачем, зачем? Не могу быть одна. И не одной тоже не получается… Тупая пустота, бесконечная кольцевая линия…»
Ой.
Сохранить как.
Клик.
« Сергей ехал к ней, и в голове его исступленно билась одна лишь мысль: убить, уничтожить, стереть с лица земли эту гниду, тварь, посмевшую надругаться над его чувствами…»
Ой-ой-ой…
Клик.
« Любовь к Родине – вот основной мотив творчества…»
Клик.
Файл не найден…
Клик.
Файл не найден…
Клик.
«Он стоял передо мной, такой светлый, такой теплый, родной, любимый. Он улыбался. Он улыбался и говорил, говорил, рассказывал какие-то дурацкие истории, а мне было решительно наплевать, про что он там говорит. Он был со мной, он улыбался мне…
- Я люблю тебя, - сказала я.
- Прости, но я женат, - ответил он.
- И… и что?
- Ничего? Ну, в таком случае я тоже тебя люблю…»
Стоп.
Хватит.
- Арсенчик, ты что мрачный такой? Иди на кухню, у меня там все готово! Что с тобой?
- Жизни вкусил, - буркнул я. – Нашей жизни. Сетевой.
- Чатился, что ли?
- Нет, просто бессистемно бродил…
- Глупости это все. И сеть тоже глупость. Садись и ешь. Вот, соку выпей…
Проснулся я посреди ночи, не помня себя от ужаса, весь в слезах и холодном поту. Мне приснился кошмар. В этом сне я полностью потерял память. Я забыл всех и все, включая себя самого. День за днем влачил я овощное состояние, и каждый этот овощной день копировал предыдущий, и конца-края не было этой череде дней.
Карина обняла меня, целовала, гладила по голове, успокаивала… Наконец я забылся пустой дремой. А когда проснулся, она уже уехала… Проклятое похмелье долбило меня, разрушало… Пришлось выпить пива. В холодильнике я нашел записку от Карины:
«Привет, засоня! Вся еда здесь, в холодильнике. Не забудь, сегодня сначала ты ко мне едешь на концерт в «Форпост», к семи. И не обижай слишком сильно моих поклонников: в сущности, они очень милые мальчики… Я заеду к подруге, заберу свои вещи, и после концерта мы поедем к тебе на дачу, да?
Ну, все, пора бежать. Обнимаю, целую, люблю. :-)
Твоя Каринка»
Если мне не изменяет зрение и не стоят часы, сейчас половина одиннадцатого. У меня чертова уйма времени, которую надо чем-то убить. Принял душ, побрился. Позавтракал, добил пиво. Полчаса как корова языком слизнула. Хорошо. Теперь надо позвонить.
- Ну, слушаю.
- Здоров, Юрик!
- Привет, Сенька. Как жив-здоров, брателло?
- Да так, потихоньку.
- Давно не видались. Ну, расказывай, что нового?
- Нового навалом. Есть пара новостей спецом для тебя. Где бы нам поговорить не по телефону?
- А подъезжай ко мне в Черемушки.
- Куда именно?
- Давай так… Тебе до «Профсоюзной» сколько ехать?
- Час двадцать, не меньше.
- Тогда через полтора часа вылезаешь на «Профе» в город, из первого вагона, и на ту сторону, которая не к центру. Там я тебя подберу. Пойдет?
- О’кей, я выезжаю.
- Молодца. Да, и не бери ничего спиртного, если не хочешь пить в одну харю – я до полуночи за рулем…
- Хорошо, до встречи.
С Юриком мы знакомы что-то около десяти лет, и до сих пор он остается для меня загадкой. Он абсолютно свободен. В какое время я бы ему ни позвонил, он всегда готов был тут же со мной встретиться, это при том, что ничем он мне обязан не был. Вроде бы, нигде он не работал, но деньги водились стабильно. И, сколько я его знал, Юрик принципиально не ездил на автомобилях отечественного производства. Слишком интеллигентен для бандита, слишком свободен для мента… Кем бы он ни был, лучшего напарника для питерской части операции мне не найти.
Юрик подъехал в тот момент, когда я вышел из метро. Я не удивился – то ли у него талант угадывать,чуять нужный момент, то ли он просто имеет привычку наблюдать за выходом, стоя неподалеку… Спрашивать бесполезно – все равно не ответит. На сей раз он приехал на относительно старом микроавтобусе «Пежо» серебристо-голубого цвета. За несколько месяцев, что мы не виделись, Юрик ничуть не изменился: все тот же рыжий «ежик», те же глумливые глаза на подвижном лице, все то же самое.
- Здоров, Сень! – он, как всегда, крепко сжал мою руку. Я не поморщился, но пережать не смог – он всегда был сильнее меня. – Ну, давай, рассказывай, что у тебя там за заморочки.
- Говорить здесь будем?
- А что? У меня в тачке прослушки нет, будь спокоен. Давай, что ли, во двор какой заедем, а то здесь шумновато. А ты пока рассказывай, рассказывай. Извини, но не припомню я пока что-то случая, чтобы ты меня просто так разыскивал. Значит, зачем-то тебе Юрец занадобился. Колись.
«Пежо» почти беззвучно тронулся с места, а я начал рассказ. Закончил я его, когда минивэн уже стоял в каком-то полузаброшенном дворе под сенью огромных старых лип.
- Да, ты, как всегда: уж если вляпываешься, то не в варенье. – Юрик достал из-под сиденья две бутылки «кока-колы», одну протянул мне, другой свернул голову и жадно приложился к горлышку. Напившись, продолжил: - Нет, ничего страшного, конечно, но на сей раз ты пляшешь на очень тонкой грани между исключительным благородством и омерзительнейшим свинством. Я говорил тебе уже, да ты, верно, забыл: самое неблагодарное на свете занятие – это попытаться устроить чью-то (постороннюю, понятно) личную жизнь. При самом лучшем раскладе ты выполняешь эту задачу за свой – во всех смыслах – счет. Ну, а при худшем, если в живых остаешься, разгребаешь оставшееся от этого дельца дерьмо еще лет этак несколько. Ладно, не парься, придумаем что-нибудь. Повезло тебе: у меня самого в Питере дела созрели, так что аккурат смогу помочь… Как прощаться со своей ненаглядной будешь – это уж сам решай. А перчика этого питерского мы поймаем. Ишь, блин, Станиславский выискался… Знаешь, давай так. Открой бардачок, там должен быть кусок какой-нибудь бумаги. На нем пиши все, что про этого типа знаешь. Я сегодня-завтра пробью его, где смогу. А на следующей неделе долгая нам с тобой светит дорожка в славный город Петербург. Ориентировочно – во вторник. Понедельник у меня забит под завязку, а к четвергу было бы приятно вернуться – пойдем с корешами в баньку. Там пиво, девки и все такое. Тебя тоже приглашаю. С солидными людьми познакомлю… Так что за два дня, включая дорогу туда-сюда, было бы неплохо управиться. Как что узнаю – позвоню. Связь в нашем деле – первейшая вещь… Кстати, вижу мобилу на твоем поясе. Номер пиши на ту же бумажку.
- А я понятия не имею, какой там номер. Мне его только вчера выдали, - признался я.
- Да? Ладно, давай его сюда. – Юрик взял мой телефон, позвонил куда-то, и через несколько секунд продиктовал мне семизначный номер. – А зарядник тебе к нему выдали? – поинтересовался он, возвращая трубку.
- Да, дома остался.
- Не забывай заряжать его время от времени. До вечера хватит, а потом заряжай.
- О’кей, - вздохнул я, сообразив, что придется заезжать домой за чертовым зарядником. Вообще-то, я не планировал туда возвращаться. Юрик проследил за моей мимикой и спросил:
- Собрался куда? Вон, гляжу, и сумка у тебя…
- Да на дачу хотел вечером уехать. Про зарядник не подумал, теперь круги по всей Москве нарезать придется.
- Больная голова ногам покоя не дает, - подвел мой друг итог нашей беседы. – Ладно, ты все понял? Отлично. Извини, старик, дела мои тяжкие зовут меня. Так что теперь я отвезу тебя к метро. Жди звонка и готовься во вторник поутру стартовать.
- Спасибо, Юрик.
Вошел домой, первым делом поставил телефон на подзарядку. Посмотрел на часы – половина пятого. Целый час свободного времени. Хорошо. Все дела сделаны, с Юриком договорился, квартиру родительскую на обратном пути посетил. Цветы полил, а рыбок им пусть соседи подкармливают. Разумеется, ехал я туда не за этим. Прежде всего меня интересовали пятьсот долларов и ключи от дачи. Забрал.
Открыл банку тоника, сел за комп. Влез в сеть. Закурил, тупо уставясь в экран. Черт, куда пойти-то? Наугад бродить что-то не тянуло – свежи еще были вчерашние впечатления. Зашел на поисковик. О чем спросить тебя, о кладезь сетевой премудрости? А задам-ка я тебе, приятель, один из вечных вопросов…
«Я ищу…» - и пустая строка. Что я впишу в нее?
«Я ищу смысл жизни».
Искать!
Результат поиска: страниц - 71418, серверов - не менее 2844, товаров - 5.
Омар Хайям. Рубаи. все , о любви , о Боге , о смысле жизни , о вине и винопитии
... В ответ на сообщение Еще раз о смысле жизни посланное ??? 11 Июня 2000 10 06 42 ...
Russian philosopher Franc «... задача научиться отличить истинную жизнь от жизни которая есть смерть понять тот смысл жизни который впервые вообще делает жизнь жизнью.... ... что это означает найти смысл жизни точнее чего мы собственно ищем какой смысл мы вкладываем в самое понятие смысла жизни и при каких условиях мы ...»
Домашняя Страничка Юли ?????. Конференция на тему: В ЧЕМ СМЫСЛ ЖИЗНИ ? У нас много ответов на вечный вопрос, может быть один из них ВАШ ? ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ!!! Я буду Вам очень рада!
... Смысл жизни по реаниматоровски
Как познать жизнь? В чем ее цель? Где затаилась Истина? Кто создал Вселенную? Обо всем этом Вы узнаете здесь!
... Поскольку вопрос о смысле жизни возникает из проблемы ее ограниченности то ответ на этот вопрос обязательно скрывает в себе тематику бессмертия ...
УРРЯ! ВЕРНУЛИ СМЫСЛ ЖИЗНИ!!!!!!
... Человек мужал но не пеpеставал pазмышлять в чем же смысл жизни ...
... смысл жизни Я знаю только одно человек есть объективный носитель разума все что мешает человеку развивать разум зло и зло это надлежит уничтожать ...
Мой алтарь. Я не знаю, что это за слово. Но здесь у меня описано, как устроен наш мир.
... О смысле жизни конкретного человека ...
... Суть вопроса в чем смысл жизни позволяет понять вопрос в чем смысл смерти ...
Автоответы на основные вопросы.
...но, тем не менее общепринято полагать, что это необходимо, что в этом-то заключается смысл жизни, что именно для этого люди и живут. ...
... Многие также неявно придерживаются еще одного афористичного тезиса Фрейда Если человек задумался о смысле жизни значит он болен ...
... Человек заболевает не находя решения вопроса о смысле жизни ...
Здесь содержится информация на тему развития жизни на Земле, развития человека и его разума, смысла жизни и все в этом направлении
Обнаружена ошибка По указанному Вами URL ресурс (файл, программа) не найден.
Панк-рок как смысл жизни Мои ориентиры Группа "ТАРАКАНЫ"
Студия Смысл Жизни
... Диалоги о софте и о смысле жизни отфильтровано ...
смысл жизни – в смерти. Жизнь – свеча на ветру
Хорошую информацию трудно добыть. Сделать с ней что-нибудь - еще труднее
Бежать? Я стою у окна, смотрю на звезды, Они светят ярко как никогда, Как бы мне хотелось простоять так всю жизнь, Но меня зовут туда. Я не знаю, зачем я иду.ведь могла же просто стоять
... Видно в этом есть смысл жизни ...
Выпуск 208 Популярное изложение смысла жизни человека и руководство для самурая В чем смысл жизни?
Цитата из середины этой страницы: « Кто сей-час спросит, чем-же описывается необходимость, что она такое - тот законченный дегенерат, во-первых, а во-вторых, не является шпионом и не является щупальцем, а представляет из себя одну только маску, болтающуюся в пространстве. Роящиеся маски! Они липкими нитями связаны между собой, и действия их оттого могут показаться согласованными и - даже! – разумными»
Смысл жизни. Подписка.
Теорема о смысле жизни. ... и способ сочетания биологических социальный и личностных духовно нравственных смыслов жизни складывающихся в силу наличных объективных и субъективных ...
... Лично для меня смысл жизни заключаеться в достижении поставленой цели после которой появляеться новая и т д Жизнь это борьба ...
... Интересно я знаю одного человека который говорит так Если нету смысла жизни значит не стоит жить ...
О премьере психологического триллера "Инстинкт"
... В ПОИСКАХ СМЫСЛА ЖИЗНИ ИЛИ КАК НАУЧИТЬСЯ ЛЮБИТЬ И ОБРЕСТИ ИСТИННУЮ СВОБОДУ ...
... Иногда стоит задуматься над смыслом жизни и просто смотреть в никуда ...
... Скачешь по ссылкам, как сайгак, бля, в жопу ранетый, смысл жизни ищешь.. ...
Посвящается Человеку, который видит смысл жизни в его отсутствии... И под этим три картинки: 1. Давай дружить. Прям щас! 2. Только ты... 3. Вместе – мы сила!!!
Статистика:
Из первых 100 результатов запросов
6 касались философии
7 - литературы
5 – религии
6 – музыки
31 – ссылки на различные форумы и доски объявлений
Сеть сумбурна, как сумбурен человек. А сеть создают люди… Но иногда, вот так, наобум, спросив сеть о чем-нибудь, получаешь ответ, какого и не ждал вовсе, но этот нежданный ответ вдруг помогает понять что-то… В себе самом, в окружающих, в ситуации… Этакий оракул новой эры.
Только лучше не спрашивать его слишком уж часто…
8. Когда я вернулась в Москву, первым делом (еще до встречи с Андрюшей) озаботилась хлебом насущным: денег не было вообще, а целиком и полностью садиться на шею подруге – нет, не могу я так. Самое ценное, это что у Моники – так зовут подружку - хранилась моя флейта. Поэтому в первый же вечер я взяла флейту и пошла в метро. Тут же ко мне прицепился какой-то длинный сутулый парень с крайне задумчивым небритым лицом и синяками под глазами.
- Это у тебя что, флейта? – спросил он довольно безапелляционно.
- Да… а что, купить хочешь?
- Нет. Играть собираешься?
- Да…
- Уж не в метро ли?
- А в чем дело?!
- Так в метро или не в метро?
- Ну, в метро… А что?
- А в каком темпе?
- Как Моцарт написал! – он меня уже достал, честное слово! К тому, что каждый день мужики в транспорте то раздевают меня взглядом, то просто пытаются навязать свое общество, я уже привыкла. Но таких чудаков, как этот длинный, еще не видела.
- Ладно, я хочу послушать, как ты будешь играть! – категорично заявил он. - В сущности, дело вот в чем. Началась вся эта хрень с неделю тому. Представь: утренний час пик, я спешу на работу. Метро, пересадка. Трое парней увлеченно играют Моцарта, «Маленькую ночную серенаду». Две скрипки и виолончель. Они так увлечены, что, похоже, не замечают того, что играют раза в полтора быстрее. Отчего «Серенада» приобретает оттенок некоторой суетности, подчеркивая суматошный бег пассажиров.
Вообще, я заметил, что очень многие «метрошные» музыканты играют в гораздо более быстром темпе, чем предполагал композитор. Полонез «Прощание с родиной» Огинского, исполненный в два (!) раза быстрее, побуждает распрощаться если не с родиной, то с мет-рополитеном - уж точно, только бы не слышать больше этого издевательства над хорошей, в общем-то, музыкой...
Я стал коллекционировать такие наблюдения. В переходе между «Охотным рядом» и «Театральной» мне довелось услышать «Времена года» Вивальди (полностью, всего за пятнадцать рублей), исполненные с такой экспрессией и на такой бешеной скорости, что суперпопулярная скрипачка Ванесса Мэй, услышав такое, удавилась бы от зависти. На «Менделеевской» одуревший от бесконечных романтических баллад саксофонист на мою просьбу «сыграть что-нибудь джазовое» с готовностью исполнил «Донну Ли» Чарли Пар-кера, традиционно для метро ускорив темп этой и так не самой медленной композиции. Я ошалело отблагодарил его пятеркой и побрел дальше.
За полдня таких исследований я истратил шестьдесят пять рублей, лишив себя сигарет на следующий день, и все без исключения услышанные произведения звучали быстрее, чем надо. Три старушки на «Проспекте мира» слаженно пели «Ты не вейся, черный ворон», да так лихо, что под него впору было гопака отплясывать. Еще одна их ровесница с гитарой в лабиринте переходов под Лубянской площадью горланила «Гуд бай, Америка» в лучших традициях группы «Sex Pistols». Задумчивый интеллигент на Пушкинской исполнял под баян хиты Фрэнка Синатры, и под его пение свободно можно было танцевать рок-н-ролл...
Все без исключения музыканты на мои вопросы «почему так быстро?» недоуменно пожимали плечами и ничего не отвечали. Впору подумать, что все у них как надо, в нужном темпе, это просто я тормоз... Так что у меня теперь навязчивая идея, - признался он напоследок, - проверять всех музыкантов в метро на предмет скорости исполнения.
- Как тебя зовут, исследователь? – спросила я.
- Дмитрий. Не подумай, что я зануда, мне это все действительно интересно…
Мы нашли подходящий переход, я встала у стены, раскрытый футляр положила перед собой, заиграла. Гребенщиков, «Город Золотой». Какая разница, что песня не его? Он же ее прославил… А для метро она – классика жанра. Размявшись «Городом», сыграла вальс Доги про ласкового и нежного зверя. Дмитрий стоял рядом, слушал, по лицу его невозможно было определить, о чем он думает, какой приговор мне вынесет. Подходили изредка люди, кидали деньги в футляр. Не крупнее рубля. Чаще – мелочь. Что я с ней делать буду? Эх, бедность - не порок, что-нибудь, да сделаю. Потом я сыграла «Рондо а-ля Тюрка» Моцарта. Дмитрий подошел ко мне, протянул пятьдесят рублей.
- Спасибо. Здорово играешь, мне понравилось. Знаешь что, вот тебе моя визитка, позвони завтра днем, если хочешь. Я не имею в виду ничего такого, о чем бы тебе пришлось потом исповедоваться. Просто мне очень понравилась твоя игра. Ты первая, кто не ускорил темп. Может, ты не москвичка?
- Родилась здесь, но два года прожила в Питере. Только приехала.
- Знаешь, может быть, в этом и есть отгадка. Ладно, спасибо еще раз, мне пора. - И он неторопливо пошел на станцию, причем в каждый его шаг уместилось бы минимум два моих…
На следующий день я позвонила ему.
- Привет. Собственно, дело вот в чем: один мой друг играет в группе, и им до зарезу был нужен флейтист. Я перезвонил, флейтист все еще нужен. Они, конечно, не бог весть как популярны, зато очень недурно играют. Тебе это не интересно?
- Может быть… Не знаю пока.
- Запиши телефон на всякий случай. – Продиктовал, я записала. – Зовут Сергеем. В принципе, он парень добрый и простецкий, только Мастодонтом его не называй – озвереет…
- Ладно, не буду. Спасибо за участие!
Не будь у меня «Кали», я бы, наверное, уже с тоски повесилась и с отчаяния. Неженская у меня какая-то судьбина, блин. Нет чтобы дома сидеть да детей кому-то (неважно, кому) рожать… Нет, мне это неинтересно, мне другое нужно… Мяу! Я – кошка. Которая, как и положено, гуляет исключительно сама по себе. Отчего и воет порой. «Кали» - моя милая отдушина, где я, как змея кожу, сбрасываю с себя все негативные эмоции. Что-то меня сегодня в зоологию тянет: то кошка, то змея… Еще с птичкой себя сравнить не хватало… Хватит ереси, пора сосредоточиться на предстоящем концерте.
***
И вот часы показывают, что ровно через час я приобщусь к прекрасному. А раз так, то пора выдвигаться, чтобы не опоздать к приобщению.
У подъезда нашел в дым пьяную Катьку, которая вяло отбивалась от наряда милиции. С шутками и прибаутками менты собирались ее задержать и препроводить. Я не дал.
- Мужики, в чем дело?
- Иди, иди своей дорогой… Не видишь – работаем…
- Это моя соседка.
- Да? А как давно она ваша соседка? Эта гражданка находится тут в сильно нетрезвом состоянии и без единого документа, удостоверяющего ее личность.
- По крайней мере, когда десять лет назад я переехал в этот дом, она здесь уже жила.
- Да? Как интересно… А позвольте-ка, гражданин, взглянуть на ваши документы.
- Пожалуйста, - протянул я паспорт.
- Гм… гм… фотокарточка наклеена… прописка имеется… в армии служил… неженат… детей нет… деньги менял… Хорошо, Арсений Александрович, вот ваш паспорт. Забирайте свою соседку. И советую прочесть ей лекцию на тему опасностей, которыми чревато появление на улице в нетрезвом виде. – Менты козырнули и отбыли не пьяного имевши. А я поволок Катрин домой. Она действительно не соображала вообще ничего, нечленораздельно мычала, когда я по простоте душевной стал задавать ей наводящие вопросы: как это, мол, тебя так угораздило? Доволок я Катьку до квартиры, пошарил по карманам ее старенького жакетика, нашел ключи, открыл. Втащил в комнату, разобрал постель, раздел и уложил эту пьяную дурочку. Нежно так накрыл одеялом. Потом, немного поразмыслив, принес из ванной тазик и пристроил его у изголовья кровати. Захлопнул за собой обе двери, ушел. На всей этой операции я потерял почти полчаса, поэтому побежал на проспект. Хорошо, машины сегодня ловились исправно.
- Шеф, мне на «Спортивную».
- Сколько?
- Двести рублей.
- Поехали. А куда там, какая улица?
- А черт ее помнит… Доедем. Я покажу. Как ехать – знаю, но вот названия улиц…
- Топографический кретинизм. – Водила поставил мне диагноз и успокоился. Я закурил, а он врубил радио. По радио передавали исключительно блатные песни, и мне стало как-то нехорошо от этого. Не люблю. Противно. Потом я вспоминаю, что этот музыкальный, так сказать, стиль, именуемый «Русский шансон», преследует меня весь день: когда выходил из дома, чтобы ехать к Юрику, из открытого окна на третьем этаже соловьем разливался хрипатый дядька под бесхитростный аккомпанемент дешевого синтезатора, и все его трели были исключительно на уголовно-процессуальные темы. Припевчик там был занятный:
«… и как пьяная шмара
Зарыдала гитара…»
Потом из ларька возле метро до меня донеслось:
«Вы пишите на зону мне, мама,
Буду ждать я от вас письмеца…».
Блин, куда деваться? Попса, по-моему, и то не настолько омерзительна… Ладно, потом был период относительного затишья: Юрик в самом разнетрезвом состоянии не включит такую гадость, в отчем доме и на обратном пути все прошло отлично. Даже сосед сменил кассету на радио, хотя бы и ненавистное «Русское»… Кто мне скажет, почему многие люди обожают слушать любимую музыку так громко, чтобы всему микрорайону слышно было? Счастьем своим нехитрым делятся, что ли?
И вот теперь я опять вынужден потреблять это как бы искусство, без сомнения, на все триста процентов принадлежащее народу…
- Что, браток, песенки не нравятся? – участливо спросил водила.
- Нет, не нравятся, - честно ответил я.
- Мне, если честно, они тоже давно приелись, - вздохнул он, вставляя кассету в прорезь магнитофона. «Ну, Арсений, держись! Что сейчас будет…» - мелькнула паническая мысль. К моему полному удивлению, из динамиков послышался джаз. Приятный такой, с саксом…
- Это Чарли Паркер, - пояснил шофер. - Раньше мне весь этот джаз был до фени. Но однажды парнишка один кассету у меня в машине забыл. Вот эту, Паркера. И я так проникся! Как это у вас, молодых, говорят – подсел. Накупил хренову гору этого джаза, теперь езжу, балдею. Загляни в бардачок.
Я заглянул. Там была впечатляющая, хотя и совершенно бессистемная коллекция джаза. Прикрыв глаза, я курил, слушал джаз… в общем, наслаждался жизнью. Так и доехал до клуба – с джазом.
И опоздал на целый час. То ли Карина что-то перепутала, то ли концерт перенесли на шесть – мне пришлось околачиваться у дверей переполненного зала, периодически сражаясь с такими же опоздавшими за место, откуда хоть как-то видно происходящее на сцене.
Понемногу я въехал, что все, что там происходит, не просто концерт, а даже некое действо, имеющее вполне просматривающийся за чередой песен сюжет. Сюжет, надо сказать, оказался весьма знакомым: маленький, собственной тени боящийся человечек в огромном жестоком мире, которому он (человечек) на фиг не нужен. По построению и схеме нарастания напряженности все это сильно смахивало на «Стену» группы «Пинк Флойд». Я всегда отдавал предпочтение первоисточникам: эпигоны редко делают лучше, чем пионеры. Оркестр (назвать эту кучу людей группой язык как-то не поворачивался) и впрямь был обширен, и весьма хорош: гитара, бас, ударные, перкуссия (это всякие погремушки, звоночки, трещотки и маленькие барабанчики), фортепьяно, две скрипки, две флейты, виолончель… Карина блистала. Одета она была в длинную черную юбку и белую воздушную блузку с широкими манжетами. Когда Карина подносила к губам флейту, я замирал в сладком предчувствии чуда. И она, вот молодец, ни разу не подвела меня, ни разу не сфальшивила. Нежный звук ее флейты переплетался с плачем скрипок и низкими вздохами виолончели, и прекрасная эта музыка, вливаясь в меня, что-то такое тревожила, бередила… Все дело портил лишь вокалист. Судя по его пафосным позам и обрывкам фраз между песнями, он и был лидером коллектива. Голос его с музыкой ну никак не клеился. А уж стихи (тоже явно его) – и подавно.
Мама, я заблудился.
Мама, мне сон приснился…
Мама, а сон был странный:
Я лежал в окровавленной ванне,
Перекормленный любовью,
И тело дышало кровью
Сквозь широкие поры взрезанных вен…
Могло же такое присниться!
Ты спросишь: «Чего ты боишься?»
Отвечу: всего! Даже пола и стен!
Пока его в моих глазах извиняла лишь внешность – единственное, что соответствовало камерному звучанию группы. Был он щупл, невысок ростом, остронос; ко всему, обладал роскошной кудрявой шевелюрой. Было в нем что-то такое байроновское, если вы понимаете, что я имею в виду. Когда же почти в финале представления он со страдальческим воплем сорвал с себя эти волосы, оказавшиеся фальшивыми, и остался совершенно лысым, я просто повернулся и пошел в бар. Это уже не намек на «Стену», это просто плагиат. Все к лучшему: я успел взять пива и занять столик как раз к тому моменту, когда представление окончилось и из зала повалил народ. Бар в клубе небольшой, и забили его довольно быстро. Многие уже хищно посматривали на свободные места рядом со мной, когда сквозь толпу протиснулась сияющая Карина.
- Арсен! Я так и думала, что ты здесь! – она обняла меня и поцеловала. Следом за Кариной протолкались четверо разнокалиберных молодых людей в возрасте где-то между шестнадцатью и двадцатью двумя. Совершенно недоуменно они глядели то на меня, то друг на друга. Очевидно, каждый полагал себя единственным воздыхателем. Только я вальяжно расположился в уголке и откровенно веселился, наблюдая эту сцену.
- Присоединяйтесь, господа! – махнул я рукой на свободные места за столиком. – Карина, может, познакомишь нас? По-моему, так удобнее общаться. Меня, например, зовут Арсений. Фамилия, если кого интересует, - Стрельников.
- О, конечно. Это вот Вася. – Карина указала на худенького мальчика, самого молодого из всей компании. Больше шестнадцати я бы ему никак не дал. – Вот это – Женя. – Женей оказался рослый длинноволосый брюнет в сильных очках, всем своим видом старательно смахивающий на Джона Леннона. – Это Иван, он друг Жени. – Невысокий бритый наголо человек с удивительно породистым лицом и умными глазами. – А это вот Андрюша. – Последним чести быть представленным мне удостоился атлетического вида блондин с совершенно детским лицом и пухлыми губами. Я всем пожал руки и еще раз пригласил к столу, пока еще пустому. Андрюша извлек из кармана довольно пухлый бумажник, и тоном, не допускающим возражений, позвал Васю с собой за пивом для всех. Карина села между Иваном и Женей, для пивных волонтеров остались два места напротив меня. Между мной и Женей пустовало еще одно место.
Слегка опомнившись, молодые люди принялись наперебой громогласно восхищаться Кариной: как она шикарно выглядит, да как блестяще играет, и вообще… Гонцы вернулись с пивом и мгновенно присоединились. Каждый старался перехвалить другого. Потеха была – та еще. Я молча сидел в уголке, потягивал пиво (мне поставили вторую кружку), курил, смотрел, слушал. Карина млела и таяла от такого повышенного внимания к себе, изредка лишь бросая на меня виноватые взгляды. Я лишь ухмылялся понимающе, надеясь, что моя ухмылка выглядит не слишком циничной.
- Арсений, а вы чем по жизни занимаетесь? – вскинул вдруг Иван на меня свои проницательные глаза. – Я вот, к примеру, телеоператор. А вы?
- А я, в общем-то, никто. Что-то типа свободного художника, - ответил я.
- О, как интересно! А в какой области?
- В области инженерии человеческих душ.
- Так вы писатель?
- Нет. Все то, что писатель вытворяет со своими персонажами на бумаге, я проделываю в… ну, скажем так, в реальности.
- Значит, актер?
- Нет. Актер играет, я – нет. Я так живу, взаимодействуя с подобными себе, переплетая нити судеб, иногда намеренно слишком сильно перепутывая эти нити… И изредка получаю от этого неплохие дивиденды.
- Уж не знаю, как кого, но меня вы, кажется, основательно запутали. – Иван стушевался. «А не так уж ты и умен, Ванюша», - внутренне вздохнул я.
- Он – агент КГБ! – громко пошутил Вася, показывая на меня пальцем. Андрюша громоподобно заржал. Люди, стоявшие и сидевшие неподалеку, заоглядывались беспокойно. Они смотрели на Васю как на идиота, а на меня – на всякий, видимо, случай – со страхом. Для поддержания пущей таинственности я не стал опровергать этот тезис, лишь усмехнулся многозначительно.
После маленькой неловкой паузы все снова переключили свое внимание на Карину. При этом они буквально полосовали друг друга взглядами: «Эй, ты! Отвали, понял?!». Первым спасовал Вася. Горестно вздохнув, он пожал всем руки своей мягкой ладошкой, и ушел. Андрюша на прощанье потрепал его по плечу. Хорошо, по головке не погладил. Тем временем Женя принес всем еще по пиву. Андрюша хмелел на глазах. Я понял, что еще немного – и он начнет бычиться и нарываться, а устраивать драку в клубе, чтобы быть за шкирку вышвырнутым бдительными охранниками – нет, ребята, совсем не так представлял я себе этот вечер! Поэтому, пока какие-то остатки здравого смысла оставались еще в белокурой Андрюшиной голове, я всем своим поведением стал намекать ему: «Тебе здесь не светит». Он раз от раза сникал все больше, наконец, предпринял отчаянную попытку реванша. Напоследок Андрюша решил насмерть забить меня интеллектом.
- А вот как раз на днях, - глубокомысленно начал он, - я закончил читать Эрих-Марию Ремарка.
- И что, сильно поумнел? – спросил я, пожалуй, чуть более агрессивно, чем следовало. На мгновение глаза его вспыхнули гневом. Я выдержал этот обжигающий взгляд, и он быстро потух.
- Нет, - вздохнул Андрюша, встал и ушел, повесив голову. Карина посмотрела на меня с восхищением и укоризной одновременно. Сложно сказать, чего именно было больше в этом взгляде.
Женя оказался умнее всех. Он понял, что не стоит, наверное, со мной тягаться. Потому как я решил биться за Карину, как олень за самку во время весеннего гона, или что у них там по весне бывает. Но и уходить ему явно не хотелось. Поэтому он избрал мирную линию поведения, и принялся болтать с нами обоими – и со мной, и с Кариной, обсуждая недавно закончившийся концерт. Примерно в середине беседы Иван, извинившись, сослался на неотложные дела (у него незадолго до этого и впрямь пейджер пищал), и ушел. Мы втроем быстренько достигли единства мнения по вопросу о солисте. Как Карина ни защищала его поначалу – ну, командный дух, здесь все понятно, - потом она все же решительно тряхнула кудряшками и объявила, что он деспот, сволочь и бездарь. На этой оптимистической ноте наша посиделка и закончилась. Женя побрел к метро, а мы поймали машину до Филей.
9. С электричкой повезло: ждали мы ее не более пяти минут, да и дальнобойной она оказалась, и, несмотря на довольно поздний час, ехала быстро, проскакивая незначительные платформы и полустанки. Карина дремала на моем плече, я же смотрел в проносящуюся за окном темень, изредка прорезаемую шариками фонарей и квадратиками окон. Почти ни о чем не думал, только любовался этой странной геометрией. До Тучково доехали быстро.
По высокому переходному мосту пошли на площадь. Автобусы, естественно, давно уже не ходят. Пешком можно, но долго и лениво. Остается одно – отдать себя на растерзание акулам частного предпринимательства, подвизавшимся на ниве извоза. Один такой акул встречал нас у схода с моста.
- Что, молодые люди, куда едем?
- На Марс, - ответил я. – Тридцатник.
- Полтинник. Пока я вас отвезу, пока обратно, поезд пропущу… Дешевле не найдешь. Хоть близко, да накладно.
- Едем.
Погрузили сумки в багажник старенькой «Волги», сами разместились в пропахшем бензином салоне, поехали на Марс. Что поделать, если именно так волей какого-то шутника называется населенный пункт километрах в семи от Тучково?
Выгрузились у дорожного знака, оповещающего, что Марс начинается прямо вот здесь. Расплатились, побрели по темной дороге.
- Мы приехали на Марс, - тихо сказала Карина. – Нет, и впрямь, совершенно другой мир. Впрочем, за городом, да и просто не в Москве, всегда так.
- Ага, поддакнул я, - в Питере, например.
- Не надо про Питер, ладно?
- Ладно… А в чем дело? – Мне требовалось разыграть это неведение. Но то, что вопрос до сих пор болезнен, весьма показательно.
- Да, была у меня там одна любовь… Первая, бурная и несчастная. Вторая, впрочем, не лучше…
- Понял, отстал.
- Да полно, это все в прошлом, - вздохнула Карина, прижимаясь ко мне. – Ты вот лучше скажи, нам далеко еще?
- Нет, метров триста после моста.
- Моста? Так его вообще нигде не видно!
- Тем не менее он, считай, под носом. Осторожнее… Просто темно, и ты не видишь.
- Ой… И правда, мост. И большой… Надо же… А ты что же, в темноте все-все видишь?
- Да.
- Как кошка?
- Как кот.
- Ух, классно! Везет же некоторым!
- Ничего особенного…
Редко-редко далеко за нашими спинами проезжала по шоссе припозднившаяся машина, нарушая своим рыком гармонию сельской ночной тишины. Тишины, наполненной стрекотом цикад, лягушачьим хором, вздохами ночной птицы и собачьим брехом на краю деревни. Пронзительная трель мобильника взорвала эту тишину, напугав всех: от нас с Кариной до цикад.
- Да?
- Арсений, это Саркис.
- Привет.
- Ты где?
- На Марсе.
- А кроме шуток?
- Кроме шуток.
- Ты пьян?
- Нет.
- Карина с тобой?
- Да.
- Хорошо… Ребята сказали, что тебя дома нет, но под дверью кукует какой-то пьяный белобрысый богатырь лет двадцати.
- Гм, шустрый, однако.
- Шугануть?
- Хрен с ним, пусть кукует. Спасибо.
- Не за что. Звони, если что.
- Пока.
- Пока.
- Опять работа? – вздохнула Карина, пока я пристраивал телефон на ремень.
- Да, все она, поганая…
- Арсен, я так и не знаю, кем ты работаешь?
- Пустяки, просто я человек, говорящий с людьми.
- Коммивояжер, что ли?
- Да, нечто вроде.
- У-у, понятно…
Вот, наконец, и дача. Огромный кирпичный дом в глубине сада за мощным забором. Глядя на такую дачу, можно подумать, что ее хозяин – не то нефтяной магнат, не то криминальный авторитет, не то депутат… Я до сих пор имею весьма отдаленное представление о том, кем является мой отец.
Перед тем, как войти в сад, мы нанесли визит местному сторожу: уведомили его о своем прибытии. Он, слава богу, помнил меня с тех еще времен, когда вместо трехэтажной хоромины стояла дедова из подручных средств построенная хибарка, где я проводил летние каникулы в гостях у бабушки… Сторож обрадовался мне, как родному, пригласил нас за ветхий стол с нехитрой снедью и водкой, за которым тешил свой стариковский досуг. Вежливо отказались, сославшись на поздний час и усталость с дороги. Засвидетельствовали почтение и откланялись.
- А невеста у тебя – во! Высший сорт! – шепнул мне сторож на прощание и вернулся к поллитре и малосольным огурчикам.
Вот, наконец, и наш сад… Да какой он, к черту, «наш»… Я давно не имею к нему никакого отношения, кроме воспоминаний детства. И все равно, этот сад – он чем-то мне родной. Дом – нет. Я ни разу не был в нем, сегодня впервые вижу. Вообще не бывал здесь пятнадцать лет. Тем не менее, надо было в него войти, и чем скорее, тем лучше – комары здесь по-прежнему водились в изобилии, и за истекшие годы их нрав не стал мягче. С замком и электрическим щитком я справился быстро. Зажег свет, впустил Карину. Первым делом мы осмотрели дом. Несмотря на то, что внешний вид его навевал пугающие мысли о вульгарной роскоши, внутри оказалось довольно уютно и достаточно комфортабельно. Без камина, понятное дело, не обошлось, даже какая-то шкура неопределенной формы и изначальной принадлежности имелась. Из атрибутов «новорусскости» наличествовали также бильярд и сауна с немалым бассейном. Мы переходили из комнаты в комнату, и, казалось, нет им конца и краю, как в каком-нибудь Кусково или Эрмитаже. Карину повергла в совершенный восторг маленькая спаленка на третьем этаже. Все пространство этой комнаты – где-то три на три метра – занимала кровать. Для того, чтобы где-то раздеться, между этой комнаткой и лестницей устроили своеобразный предбанник с тумбочкой и вешалкой. Стены спальни были расписаны в серо-лиловых тонах сюжетами вечернего летнего дождя. Не знаю никого среди своей родни, чья душа была бы в достаточной степени утончена для такой спальни. Хотя что я знаю о них? Ни-че-го. Зато и они обо мне ничего не знают, что меня вполне устраивает… Мне во всем доме больше всего понравилась просторная крытая веранда, вклинившаяся в сад. Там я нашел дедово кресло-качалку, в которое обожал забираться еще тогда, когда «пешком под стол» вполне помещался. Старый дубовый стол, кстати, стоял здесь же. На нем в некотором беспорядке валялись пожелтевшие газеты десятилетней и даже более лохматой давности.
По обоюдному согласию ночевать решили на третьем этаже, в той самой спальне. Оба устали, поэтому, раздевшись, пожелали друг другу спокойной ночи и добрых сновидений. Карина заснула почти мгновенно. Я же то лежал на спине, силясь разглядеть потолок сквозь темень, то ворочался, честно пытаясь заснуть, - все тщетно. Сон не шел ко мне. Тогда я тихонько встал и прошмыгнул на лестницу. Спустился вниз, на веранду, по пути позаимствовав у какого-то дивана огромный клетчатый, как положено, плед. Обмотался этим пледом, уселся в качалку, закурил, уставившись в окно. За окном немедленно пошел дождь.
Место загулявшего незнамо где сна прочно заняли тяжкие раздумья. Это означало, что, если только я не предприниму радикальных мер, засну я еще нескоро. Разные мысли бродили в недрах моей черепушки… Начиная с бесконечного обсасывания ситуации с Кариной, и заканчивая покаянными думками о себе самом.
Наверное, я мог бы стать вожаком подростковой банды, этаким абсолютным авторитетом. Еще бы! Пью спиртное ведрами, выкуриваю две с лишним пачки в день, любовью по нескольку раз в день занимаюсь, и с разными дамами… Для полного комплекта не хватает джеймсбондовских похождений с пистолетом наголо или хотя бы фирменного удара ногой в прыжке с разворотом на 360 градусов… Пыль. Кто я, если разобраться? Да никто… Человек, отринутый всей родней… «Человек, говорящий с людьми»… Мнящий себя чуть ли не кукловодом в марионеточном театре, «переплетающим нити людских судеб», или как я там давеча выразился… Чушь собачья. Я – никто, изредка умудряющийся подцепить копейку-другую, которая, по милости бесконечно доброй Фортуны, все еще норовит иногда звякнуть об асфальт в непосредственной близости от меня… Во как заговорил, хоть в поэты иди… Пустое.
Все это чудо, что происходит со мной последние дни – это тоже бутафория, игра, это моя работа, в конце концов. Мне за нее заплатили. А потом я опять буду просыпаться с бодуна под отупляющие мантры теленовостей, по два часа блевать в сортире и отмокать в ванне, и все только затем, чтобы вечером опять нажраться на одолженные деньги и запустить очередной виток этой бесконечной порочной спирали… Да нет, какая там спираль… Все куда проще и обиднее. Просто круг.
Жалко себя стало? Да, пожалуй. Со мной иногда бывает. Это как грипп – надо быстренько переболеть, и все пройдет, надолго. Плавали, знаем… К утру уже буду как огурчик… как чертовски невыспавшийся огурчик.
От нечего делать стал листать древние газеты и журналы, напевая под нос всякую всячину. Начал с Гребенщикова, потом перекинулся на «Битлз», откуда был всего один крохотный такой шажок до любимого «Пинк Флойда»…
So ya
Thought ya
Might like to
Go to the show?
To feel the warm confusions
That space cadet glow.
Tell me is something eluding your sunshine?
Is this not what you expected to see ?..
Шлепанье босых ног по скрипучей (странно, дом довольно новый) лестнице.
- Арсен, что ты не спишь?
- Что-то не спится.
- Поёшь?
- Пою…
- Что с тобой? Тебе плохо?
- Да, пожалуй… - От хорошей жизни «Стену» петь вряд ли начнешь…
- Что с тобой? – повторила Карина, подходя ко мне сзади и обнимая. – Я чем-то обидела тебя?
- Нет, что ты…
- А что тогда?
- Какой сегодня… то есть, уже вчера, был день?
- Пятница, а что?
- Я утратил контроль за временем. Я давно не задумываюсь, какой день, какое число, который час… Календарь лет пять в глаза не видел… Впрочем, бред это все, сам не знаю, что в голове… Это с недосыпа, наверное… Я начинаю забывать, кто же я, черт побери, такой, где и когда живу…
- Арсений, - кажется, она впервые за всю историю нашего знакомства назвала меня полным именем. Я заткнулся. – Прекрати путаться в своих идиотских рефлексиях. Иди спать. Немедленно. Утром, если будет охота, разберешься, что и кто там к чему. Я не могу спать одна – сменив тон, улыбнулась Карина, как бы извиняясь. Я поднял ее на руки и отнес на третий этаж. Спасибо папе – лестницу он построил достаточно широкую и удобную для подобных упражнений. Положив Карину в постель, я избавился от ставшего вдруг немилосердно колючим пледа, и юркнул под одеяло, пока холод меня не догнал. И тут же заснул.
Проснулся, вопреки всем ожиданиям, в довольно кислом состоянии. Ночная хандра не только не истаяла, но, кажется, усилилась. Карины рядом не было. Это, пожалуй, неплохо: успею создать видимость хорошего настроения. Ну не хочу я с ней ни о чем серьезном сейчас разговаривать. Не хочу.
Спустился вниз, поплелся к колодцу. Вытянул ведро воды, вылил на себя, заорал. Невозможно объяснить, что это такое: окатить себя спросонья ведром ледяной воды. Это надо на своей шкуре прочувствовать! На мой вопль примчалась Карина.
- Арсен! Что случилось?!
А я стоял совершенно мокрый и абсолютно, без всяких масок, счастливый; и не было слов объяснить, как мне вдруг стало легко.
- Ничего не случилось. Я просто умылся.
- Не пугай меня так больше, ладно? И достань еще воды. Я там клубники нарвала, вымыть надо бы…
Я достал еще ведро воды, отцепил, отнес в дом. Пулей метнулся наверх за полотенцем: утро выдалось теплым, но уж больно холодной была колодезная вода; и я начал мерзнуть. Растерся хорошенько, оделся, опять спустился на первый этаж, прошел в столовую. И замер на пороге.
В столовой сидела Карина. На ней было легкое ситцевое платье; на глаза надвинута широкополая соломенная шляпа. Окно столовой затенял старый, непонятно, как выживший при перестройке дома куст сирени; и солнечные лучи, пробиваясь сквозь этот куст и двойное окно, расыпались тысячами крошечных лучиков по тонкой фигурке девушки. А в руке она держала огромную красную ягоду. И немалая миска, полная таких же спелых клубничин, стояла на столе.
- Эх, жаль, фотоаппарата нет! – огорчился я.
- А память тебе на что? – усмехнулась Карина. – Смотри и запоминай.
Я, как вкопанный, стоял в дверях и смотрел на Карину. Смотрел и запоминал. Не знаю, что ждет нас в будущем, вряд ли что-либо хорошее, скорее уж разлука. Но, как бы ни сложилась в дальнейшем жизнь, я постараюсь навсегда запомнить это солнечное утро и прекрасную девушку в белом платье, соломенной шляпе и с клубникой в руках. Карина же как бы невзначай понемногу меняла позу: один легкий поворот головы – и вот уже и свет падает иначе, и все по-другому, но от этого картина перед моим взором не становилась менее прекрасной.
Натешившись моим немым восторгом, Карина принялась активно поедать ягоды. И это она проделывала с завораживающей грациозностью.
- Арсенчик, не стой столбом, - хихикнула она, - а то я сейчас все съем!
Я вздохнул и сел завтракать.
В этом есть совершенно уникальная прелесть: завтракать свежей клубникой, запивая ее душистым свежим чаем со все той же клубникой, растертой с сахаром. И, слушая птиц и кузнечиков, любоваться лицом любимой…
- Как насчет позагорать? – поинтересовалась Карина, когда чая в моей кружке осталось ровно на два глотка, и я с удовольствием закурил первую за день сигарету.
- Ты хочешь загорать? Нет проблем! Сейчас постелим одеяло…
- А можно найти какое-нибудь солнечное местечко побезлюднее? Я бы предпочла загорать голой.
- Что ж, и это можно. Чего еще изволите?
- У-у-у… Холодной кока-колы, пожалуй.
- Возьмем обязательно. Еще?
- Хочу, чтобы ты был рядом.
- Само собой разумеется.
- Тогда пошли?
- Сейчас докурю, быстренько собиремся - и вперед. Да оставь ты эту посуду! Вернемся и помо…ю. Отдыхай.
Первое место, куда я повел Карину, - на реку. Там оказалось полно народу, и мы, не останавливаясь, пошли дальше. В мои времена на этом «пляже» в самый жаркий день никого не было. Дачников, что ли, расплодилось?
Расплодилось. В этом я убедился, обнаружив на любимом некогда «потаенном» месте довольно свежий забор, и за ним – пятиэтажный кирпичный дворец с башенками. Ну пять-то этажей на хрена? При размерах дома двадцать на двадцать? Какая ж у него должна быть семья – сто человек, что ли?! Еще бы небоскреб а-ля Манхэттен выстроил, пальцовщик…
- У меня осталось последнее, самое секретное место, - честно признался я. – Если и там черт знает что, будем падать в траву где попало.
- Будем! – тряхнула кудряшками Карина.
«Секретное» место не подвело – оно оставалось таким же девственно чистым и совершенно безлюдным, как и тогда, когда я устраивал здесь тайники и прятался ото всех – и взрослых, и сверстников, если мне вдруг хотелось побыть в одиночестве.
- Ух, как тут здорово! – от избытка чувств Карина даже в ладоши захлопала.
Мне всегда нравилась эта круглая поляна с круглым же озерцом посередине. Волшебство места усиливалось тем, что озерцо никогда не цвело. И вода в нем всегда была чистая и теплая.
- Интересно, это место как-нибудь называется?
- Называется.
- А как?
- Ведьмина поляна.
- А почему?
- Ну, считается, что в какой-то там день… или ночь… точно не помню… здесь беснуются ведьмы со всякими там русалками да кикиморами.
- Прямо сказка, - вздохнула Карина.
- А то! – горделиво, мол, «знай наших!», ответил я.
- Да только откуда сейчас ведьмам взяться? До двадцать первого века полгода осталось…
- Сложно сказать, откуда они берутся. Но здесь, в основном, местные пляшут – тучковские, рузские, горбовские, марсианские… Одна, говорили, всю жизнь в Малеевке проработала, в писательском доме, кучу благодарностей по службе имела. А здесь так отплясывала, что шумел камыш, деревья гнулись…
- Все шутишь?
- Ничуть. Просто пересказываю тебе байки про эту поляну, которые ходили во времена моего детства.
- И что, кто-нибудь в них верит?
- Верят. Иначе почему здесь так тхо и безлюдно? Боятся…
- А ты не боишься?
- Нет, с чего бы? Я же здесь вырос, здесь все мое… Я всю эту поляну облазил, в пруду несчетное количество раз купался…Вот в том пеньке, например, у меня был тайник. Там на вечном секретном посту я оставил оловянного солдатика.
- Давно?
- Двадцать лет назад.
- Ух ты! А давай проверим, вдруг он все еще там?
- Должен быть, если кто не упер. Иди сюда.
Я безошибочно определил место тайника. Надрезав карманным ножом, аккуратно снял мох. Поддел лезвием плотно пригнанную дощечку, того же цвета, что и сам пень…
Солдатик оказался на месте. В дупле было сухо, и на лоскутке цветастого ситца стоял мой вечный часовой. Как и двадцать лет назад, он нес свою важную вахту на самом секретном в мире посту. Более того, рядом с моим солдатиком кто-то положил презерватив. Старый, отечественный, кондовый. Рассмотрев находку, я узнал, что его срок годности истек восемь лет назад.
- А неплохие интенданты были в твоей армии, - улыбнулась Карина. – Заботливые…
Я тоже улыбнулся. Кроме меня про тайник знала только старшая сестра, Вера, с которой двадцать лет тому мы были весьма дружны. Оказывается, в этом тишайшем омуте, образце послушания, водились ого-го какие черти. По крайней мере, раньше. Восемь-десять лет назад… А сейчас ей тридцать шесть…
- Ну что, остановимся здесь? – спросил я.
- Конечно! – Карина сорвала шляпу с головы, стянула платье, и осталась именно в том виде, в каком решила загорать. Я расстелил одеяло, разделся, и мы с радостью подставили свои непростительно бледные для середины лета тела солнечным лучам.
День прошел – нет, прополз, в восхитительном ничегонеделании. Мы жарились на солнце, три раза купались, сыграли в бадминтон (я и ракетки с волнанчиком прихватил). Вы никогда не пробовали играть в бадминтон нагишом? Да еще с любимой женщиной? Клянусь, вы многое потеряли… Набегавшись, снова искупались в теплом – не сказать горячем – озере, потом занялись любовью, потом снова искупались… И лишь когда покрасневшее от созерцания наших игр солнце зависло над горизонтом, пытаясь подсмотреть перед закатом еще хоть что-нибудь, мы, слегка утомленные и изрядно голодные, пошли домой обедать.
Уже подходили к дачам, когда на моем поясе опять истошно заорал телефон.
- Да.
- Сенька, здоров, это Юрец.
- Привет, Юрка.
- Ты сейчас где?
- В лесу на Марсе.
- Все ясно. Пил много?
- Нет, Юрик…
- Курил травку?
- Блин, да как вы все достали! Ну дача у меня на Марсе, что тут такого?
- Ага, а гараж у тебя затерялся в поясе астероидов…
- Юр, Марс – это всего-навсего название деревни…
- Ладно, понял. В Москву когда вернешься?
- В воскресенье вечером, наверное.
- Это хорошо. Планы немного изменились, мы едем в понедельник. Часов примерно в шесть утра я за тобой заеду.
- О’кей, едем.
- Ты куда это собрался?
- Командировка у меня в понедельник.
- Далеко?
- В славный город Петербург.
- А… а я?
- А ты останешься. Хочешь – в моей квартире, хочешь – здесь, хочешь – еще где-нибудь…
- Уж лучше в квартире. Здесь одной страшновато будет… А ты надолго?
- Вернусь, самое позднее, в четверг.
- До-о-олго…
- Что поделать… Надо отрабатывать зарплату, - вздохнул я.
Вечер прошел традиционно по-дачному: я разжег на участке костер и, пока Карина готовила салат и все остальное, зажарил шашлык. Плевать, что тем же самым сейчас занимается пара миллионов дачников по всей области… Нам хорошо, и это главное. В одной из комнат я отыскал довольно неплохой магнитофон, порылся в кассетах, и среди мощных залежей блатных песен и шедевров отечественной поп-музыки нежданно-негаданно нашел все тот же «Пинк Флойд» в приятно большом количестве. «Стену» и «Последний отрезок» отложил в сторону: вещи отличные, но стимулируют моментальное развитие депрессии (у меня, например). Поставлю-ка я «Волынщика у врат зари».
I want to tell you a story
About a little man
If i can.
The gnome named Crimble Crombol
And little gnomes
Stayed in their homes.
Eating, sleeping, drinking their wine...
Хорошая песенка, почти детская… Да что там, детская и есть: в наше время каждый уважающий себя ребенок знает, что гномы, если вина не пьют (что сомнительно), то эль хлещут – будь здоров…
Карина улыбалсь, положив голову мне на колени. Мы молчали, а вечер уже совсем накрыл все вокруг, и нас в том числе. Медленно угасал ничем не подпитыавемый костер, занудно звенели комары.
- Хорошо, - пробормотала Карина несколько задумчиво.
- Тихо, - поддакнул я.
- А давай погуляем? Совсем как эти смешные гномы из песенки…
- Давай. Только гномы все-таки дома сидели.
В сарае я нашел относительно старый, но вполне целый джинсовый рюкзак. В него мы положили зонт, пачку сигарет и полуторалитровый баллон пива. Взялись за руки; скрипнула калитка, мы вышли на прогулку.
Гуляли долго и со вкусом. Мобильник я отключил, чтобы не зазвонил в самый неподходящий момент. Мы, большей частью, молчали, ограничиваясь репликами вроде «Дай-ка пивка» или «На тебе комар сидит. Замри, сейчас убью». Не знаю, как ей, а мне было хорошо. Вольно дышалось, приятно отягощал нутро шашлык, шумело пиво в голове, а звездное небо настраивало на самый романтический лад. Через два часа ноги сами принесли нас на Ведьмину поляну.
Выпала роса, и садиться в траву было бы несколько опрометчиво. Не сговариваясь, мы устремились к тому самому пню, в недрах которого бдил мой часовой (днем, перед тем, как вновь запечатать тайник, я положил туда пачку «Ноотропила», лекарства для мозгового кровообращения – единственную вещь, обнаруженную в кармане сумки, с которой было не жаль расстаться и которая вообще незнамо как там оказалась). Сели рядышком на пенек. Я нагнулся, поцеловал Карину в шею.
- Арсен, извини. Не надо сейчас, ладно? Просто не хочу. – После этого она надолго замолчала. Сидела, кутаясь в мой огромный для нее свитер, и смотрела в точку, которая находилась примерно посередине озерца. Я закурил, и, задрав голову, уставился на звезды. А их сегодня было много. Непривычно для городского человека много. Большую Медведицу я еще узнал; тем мои познания в астрономии и ограничились. Иногда мне казалось, что я различаю далекий ромбик с хвостиком – еще в пионерском возрасте мне сказали, что это не воздушный змей, а какая-то там Кассиопея, и что про нее вроде бы даже фильм есть. Фантастический, понятно. К фантастике я большую часть жизни относился достаточно наплевательски, примерно до тех пор, пока она не осталась единственным доступным достойным чтивом… Хорошую литературу издавать почему-то перестали… Вот пролетела летающая тарелка, следом – вторая. К ним здесь давно привыкли; то, что видишь каждый день, уже не воспринимается, как аномалия. И огромная полная луна довершала картину этого тихого субботнего вечера.
Где-то слева заунывно и страшно закричала птица. (Мне тут же вспомнилась песня Никольского: «Ночной певец, я – твой наследник»… Никольский все же поет гораздо приятнее!). Справа, близко, тут же откликнулся филин: заухал, захохотал. Карина теснее прижалась ко мне.
- Что такое любовь? – спросила она вдруг.
- В каком смысле?
- Просто. Сама по себе?
- Не знаю… А зачем ее определять? Она или есть, или ее нет; ее либо чувствуешь, либо нет – тут третьего не дано.
- Не дано… Да. Каждая жизнь – это история как минимум одной любви…
- Это ты к чему?
- Так, размышляю. Понять хочу. Что может удержать человека на родине, если ему вдруг приспичило уехать.
- А кому это приспичило?
- Мне.
- Ты серьезно?
- Да.
- Что ты там потеряла?
- Я там и не нашла еще ничего.
- Нет, ну, вправду, зачем?!
- Я хочу начать жизнь сначала. Знаешь, здесь у меня было слишком много потерь…
Сначала мне захотелось возопить: «А как же я?!». Нет, не стоит. Это прозвучало бы слишком эгоистично и инфантильно. Возможно, я действительно инфантильный эгоист, но бравировать этим не стоит… Потом меня накрыла злость. Каких потерь у тебя было много, дура несчастная?! Родителей ты сама бросила, про брата не говорю – так ему, собственно, и надо. Ну, пара неудачных любовных историй… И это – все? И из-за этого надо бросать все и мотать бог весть куда, чтобы «начать сначала»?! В роли шлюхи, например? Я стиснул зубы, чтобы не сорваться на крик. Нельзя мне с ней ссориться. А то сбежит, и лови ее потом как хочешь… А мне ее еще Саркису передавать. Вот теперь я был готов передать ее хоть сегодня… Нет, сегодня нельзя, не тот случай. Она же опять сбежит. Вот когда Антоша расскажет ей всю правду, тогда и будет нужный момент. Так что терпи, Арсений. Карина же продолжала говорить. Нет, не говорить – оправдываться.
- Арсен, ты очень хороший, и я действительно люблю тебя. Но я не смогу с тобой жить. Для этого мы с тобой уж слишком похожи. А притягиваются, как правило, крайности. А жить в двух шагах от тебя и не видеть тебя – это выше моих сил…
- Скажи честно, ты ведь решила уехать еще до того, как мы с тобой встретились в метро?
- Да.
- Тогда к чему этот разговор обо мне? Самолюбие мое утешить хочешь? Не надо.
- Арсен, не надо. Не заводись. Мне, правда, очень плохо и одиноко. Ты мне встретился в самый нужный момент, боюсь, на следующий день я попыталась бы покончить с собой…
- Прекрати. Карина, это уже даже не игра. Так, фарс какой-то… Сериалами запахло. Зачем я тебе нужен?
- Мне негде жить.
- Вот он, момент истины! С этого надо было начинать. – Смешно, оказывается, мы оба играли, преследуя каждый свою цель. Только не стану я раскрывать своих карт, девочка моя. То-то ты потом у меня удивишься! – А зачем надо было разыгрывать всю эту мелодраму с любовью? Я тебе, между прочим, поверил!
- Я не играла, Арсен. Я и вправду люблю тебя. Но… Странная это любовь. Так любят свое отражение в зеркале, так любят сестру или брата-близнеца. Да, у нас была постель, и не раз, и уверяю тебя, что мне было безумно приятно. Но это не может продолжаться бесконечно, Арсен. Да, да, да! Я люблю тебя! Люблю по-настоящему! Ты это хотел от меня услышать? Это?! Я, сбрендившая кошка, собравшаяся в бега, влюбилась. Нашла хозяина на свою больную голову… Хочешь, отдамся тебе прямо вот сейчас? Хочешь?! Тешь себя мыслью, что ты мой повелитель… - ее окончательно понесло.
- Успокойся. Я тоже люблю тебя. – Я обнял Карину, хотя она честно пыталась вырываться, прижал к себе. – Я очень люблю тебя, и хотел бы, чтобы ты навсегда осталась со мной. Но я правильный кошачий хозяин, и я знаю, что кошка, которая не может быть сама по себе, либо умирает, либо перестает быть кошкой. Поэтому я не стану тебя удерживать.
- Се-ень, прости меня, прости, пожалуйста, - всхлипнула Карина, уткнувшись носом мне в грудь. И это ее так по-Катькиному произнесенное «Се-ень» бритвой полоснуло по сердцу, аж дыханье сперло. Катька! Как она там? Я ж ее оставил в невменяемом состоянии, с ней могло что угодно случиться, начиная с разных глупостей и кончая большим несчастьем вроде захлебывания рвотными массами… Вот же черт… И телефон, хоть и выключенный, висит на поясе – протяни руку и звони. При Карине этого делать не стоит. Хоть я уже и понял, что не люблю Карину, но не стоит осложнять наши и так не самые простые отношения. По крайней мере, до завершения операции.
- Пойдем домой. Поздно уже, и я спать хочу. – Я убрал опустевшую бутылку из-под пива в рюкзак и поднялся.
- Пойдем.
***
Кто меня за язык тянул?! Нет, я спрашиваю, кто?! Такая славная сказка была… Все испортила, дура. Если б еще сказала, что бегу в Америку с Андрюшей, с которым Арсен уже имел сомнительное удовольствие познакомиться, то можно было бы стартовать в Москву прямо отсюда, с поляны этой ведьмовской, или как ее там. К Андрюше, Монике, в подворотню… Неважно. Ведь самое страшное, что не вру я, и действительно люблю его, этого странного человека с такой же, судя по всему, как и у меня корявой судьбой. Если не корявее. И люблю его, и жить с ним не смогу – не в состоянии просто вообразить наш с ним повседневный быт… Стоп. Карина, радость моя ненаглядная, а ты вообще можешь представить себе совместный быт с кем-либо вообще? Нет… Если только чушь всякая детская в голову лезет, со всякими там принцами, мерседесами, канарами, флоридами и прочей небывальщиной. Хотя почему же… Флорида мне уже реально светит. Осталось две недели до того дня, как я по всем документам стану Андрюшиной женой, и три – до отъезда. Уж не знаю, как он сделал мне документы… Хотя, чего удивляться – при его-то родителях… Которые вряд ли догадываются, что вот-вот обзаведутся новой родственницей… И слава богу. Но показательно – я не представляю себя в роли чьей-то там жены.
Пришли. Сейчас мы поднимемся в эту волшебную спальню Арсеновой сестры… Или не сестры… Не знаю, но только женщина могла сделать такое. И тихий дождь, вечно шуршащий по стенам, убаюкает меня, успокоит, и подарит хорошие сны.
- Иди, ложись, - буркнул Арсен.
- А ты?
- Я немного посижу в саду. Мне нужно побыть одному. И сделать пару звонков.
- Хорошо. Только приходи, ладно? Я не засну без тебя.
***
Она скрылась в доме, я же пошел вглубь сада, где среди старых кустов сирени пряталась их ровесница-скамейка, поставленная еще дедом. Осторожно присел, попробовал старушку на прочность… надо же, еще крепка! Включил телефон.
- Ал-лё-о.
- Катя, привет.
- Ой, Се-ень? А ты где? Я к тебе ходила сегодня, а тебя не было.
- Я на даче. Ты в порядке?
- Да… Башка трещит, но это поправимо. Слушай, это не ты меня спать укладывал?
- Я.
- Представь, я просыпаюсь среди ночи, в полном ужасе, потому что не знаю, где я. Помню, что напилась, и все… Вскакиваю с кровати, а темно, спотыкаюсь обо что-то, падаю… вскакиваю опять, включаю свет… Я дома. Споткнулась о тазик. Одежда по всей комнате разбросана… Значит, это ты?
- Да, да.
- Ой, Сень, спасибо тебе. И извини меня, пожалуйста.
- Ничего страшного. С кем не бывает…
- Сень, я по тебе соскучилась. Хоть рядом посидеть…
- Катюша, не поверишь, я тоже по тебе соскучился.
- Не поверю! С чего бы это?
- Ты живая.
- Да уж, вроде бы, еще не умерла. А что твоя армянка?
- Знаешь, это долгий и нетелефонный разговор. Я тебе расскажу эту историю дня через три-четыре. Когда я вернусь.
- А когда ты вернешься?
- С дачи – завтра, но почти сразу уеду в Питер. Карина эти несколько дней будет жить у меня. Не обижай ее, ладно? Вам все равно нечего делить.
- То есть как это «нечего»?! – взвилась Катрин. – А…
- Потерпи немного. Я вернусь – и поговорим. Хорошо?
- Хорошо…
- Вот и славно. Извини, я тебе по сотовому звоню, тут скоро деньги кончатся…
- Ой, мог бы и предупредить. Ну, давай. Буду ждать.
- Спасибо.
- За что?
- За то, что будешь ждать.
- Чудной ты, Сень… Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Закурил. Поднял голову – «открылась бездна, звезд полна», или как там в свое время выразился Михайла свет Васильевич. Луна, по-августовски уже крупная и почти полная, уставилась на меня своим мутным лицом. Завыть, что ли? Стоило бы, да всю округу переполошу, объясняться придется. Уж лучше потихоньку, на веранде, под «Пинк Флойд»… А еще лучше лечь спать, и не морочить голову ни себе, ни окружающим.
10. В Москву мы приехали часа в три. Я счел, что глупо ждать вечера, когда в столицу ломанутся огромные толпы дачников, передвигающихся без помощи автомобиля. В общем-то, таких умников, как я, тоже было немало. Хорошо хоть Карину удалось посадить, выдав за беременную.
Все воскресенье мы с ней общались мало и исключительно на нейтральные темы. Она – боясь задеть меня, я – боясь спугнуть ее. Смешной эпизод был, когда, едва войдя в квартиру, мы дружно ринулись к компьютеру – проверять почту. Это несколько разрядило возникшую между нами вчера напряженность. Но вот уж чего я совсем не ждал, так это того, что Карина встретит меня из душа в чем мать родила, и потащит в постель.
- Я просто тебя очень хочу.
- На самом деле? – не поверил я.
- На самом деле. Ну, не стой столбом. Вот же я! Вся твоя! Возьми меня!
Ну, я ее и взял… Заснули, обнявшись.
В шесть утра я вышел из подъезда. Присел на лавочку, закурил. Через десять минут подъехал Юрик.
- Приколись, Сенька: проснулся сегодня, радио врубил, там гороскоп передают. Говорят, сегодня – лучший день в году для начинания дел, могущих изменить вашу судьбу. Не боишься судьбу поменять?
- Нет.
- Тогда – привет. Садись, поехали.
Мы уже выехали за МКАД, когда я треснул себя по лбу:
- Ох, ну и идиот же я! Я ж ее не так понял…
- Что, забыл что-нибудь? – усмехнулся Юрик.
- Хуже… Ладно, не обращай внимания… К поездке это не относится…
Я действительно идиот. Да еще и тормоз впридачу. Тот безумный разговор на даче с чего начался? С того, что Карина спросила: «Что такое любовь? Что может удержать человека на родине?». Она же была на распутье! А я, как последний дурак, попер напролом, моментально забыв о первых ее вопросах, и в результате… А чего, собственно, волноваться, если я ее и так, и этак – как ни крути – все равно теряю?
- Сень, не парься. Мой тебе совет – выкинь из головы все, кроме Питера. Прикинь: обедать там уже будем! А если ты по поводу своей зазнобы убиваешься, так это и вовсе лишнее: хвала всем богам, баб на земле по-прежнему больше, чем мужиков. И с каждым годом их все больше, а нас, соответственно, все меньше… Так что охотничьи угодья разрастаются, а никак не наоборот… В том же Питере такие девки, я тебе скажу! Хотя что говорить – сам же вечером все и увидишь… - Юрик, узрев намек на некоторую мою подавленность, разливался соловьем. Вот за что его люблю, так это вот за такой безумный треп. Мне он всегда отлично поднимает настроение. Вот и сейчас – личные проблемы потоптались в нерешительности и отступили на задний план, а на передний вырвалась шальная мысль, что и впрямь, помимо поисков этого мерзавца, можно и погулять на всю катушку. Юрик же не умолкал ни на секунду: - Вот, к примеру, в прошлый мой приезд в Питер, с месяц тому, иду я ночью – а они тогда как раз белые были, - по набережной Фонтанки. Иду, пивко посасываю, мимоходом достопримечательности всякие осматриваю. Тут из кустов выходит та-акая клава – умереть и не встать! Ростом под два метра, грудь – во! Бедра – у-ум-м… Вообще, она такая симпатичная, что встает все, что только на это способно. «Ой, - говорит, - а у вас сигаретки не найдется ли?». «А как же? – отвечаю, и сигарету ей протягиваю. – Может, прогуляемся? Ну, там кофейку, или сразу перепихнемся? Да, вот и кусты тут уж больно подходящие». «Я с радостью, - она отвечает, и во мне все начинает бурлить. – Да в том беда, что я только что в этих самых кустах два часа кряду именно этим делом и занималась, - и кивает на какого-то товарища, удаляющегося во дворы. – Ты не мог бы подождать полчасика? Мне хоть дух перевести. Посидим пока, покурим. Вкусненькие сигаретки-то у тебя!». Ну, посидели мы с ней, покурили, а потом… И ведь никаких денег! Чисто из любви к искусству! Эх, Сенька! Вот что такое настоящее счастье: когда подходишь к первой попавшейся бабе, и говоришь ей на манер поручика Ржевского: «Мадам, позвольте вам впердолить!». А она тебе в ответ: «Да не вопрос!», и подол задирает… Во как надо!
- Трындишь ты, Юрец, - усмехаюсь в ответ. – Не бывает так в жизни.
- Не бывает, говоришь? Ладно, не хочешь – не верь. До вечера дотерпишь – сам все увидишь. Сам-то кстати, когда последний раз в Питере был?
А в Питере я последний раз был полгода тому назад, в феврале. Началось, как всегда: проснулся в ночи с перепою, ломало так, что жить не хотелось. Поправился пивком, пересчитал оставшиеся средства – оказалась вполне приличная сумма: тысяча с чем-то рублей. Как всегда, выть с тоски хотелось… Ну, не долго думая, сел в поезд, да поехал в Питер. Приехал туда среди дня, в поезде пил с какими-то мужиками… До вечера неприкаянно мотался по городу, а вечером встретил Кристину.
Кристина являла собой мечту законопослушного лолитолога: при возрасте двадцать пять, она выглядела, как четырнадцатилетняя девочка: худощавая угловатая фигурка, узкие бедра, еле наметившиеся бугорки грудей… И она при этом была потрясающе женственна! Мы гуляли с ней по непроходимым сугробам пригородных парков, я читал ей стихи, она мне рассказывала какие-то страшные истории из своей жизни… Нет, большую часть времени мы, конечно, старались заниматься любовью, и делали это где попало…
Не могу понять… Не могу! Почему все мои воспоминания о более-менее длительных (дольше разового пересыпа) отношениях с женщинами – почему все эти воспоминания совершенно одинаковые?! Ведь не может же такого быть, чтобы раз за разом происходило одно и то же?! А ведь возьми одно лицо, замени другим, Питер замени на Москву, а Ораниенбаум – Новым Иерусалимом… И все! Картинка будет один в один! И мой «джентльменский набор» читаемых стихов – Гумилев, Гарсиа Лорка, Хименес, Губерман, Пастернак… И эта бесконечная чернушная история, рассказываемая мне в ответ: «с мамой я вижусь редко, она деловой человек (алкоголичка, стерва, у-у-у, сука какая); папа спился и умер (ушел к другой, сидит в тюрьме, эмигрировал); молодой человек на той неделе ушел к моей лучшей подруге (в армию, сел в тюрьму), я пила (кололась) два дня и хотела повеситься (таблеток наглотаться); потом встретила Васю (Петю, Сашу), и с ним стало так хорошо, но он оказался наркоманом, так и ну его на фиг; а вот ты… ты особенный. В тебе есть какая-то аристократичность, породистость, ты нежен и ласков, с тобой так хорошо и спокойно… поцелуй меня прямо вот сейчас…». Это же одна и та же бесконечная история! Что, всякий раз увлекшись какой-нибудь девушкой, я налетаю на одну и ту же (или ее сестру, или дубль), как глупый бледнолицый из детского анекдота, дважды наступавший на одни и те же грабли?! Почему?! Как такое вообще может быть?!! Не понимаю!!!
Во всей этой галерее множества лиц одной и той же женщины есть два лица… Нет, это не два лица, это просто две совсем другие женщины. Катя. Дура, пьяница, давалка, соседка… Моя Катька. И Карина. Гиперсексуальная флейтистка с замахом на эмиграцию, разрывающаяся сейчас между прекрасным далеко и мной, идиотом…
Не без напряга расставшись с Кристиной, я тогда еще целый день торчал в Питере – деньги кончились совсем, и я ждал мизерного перевода от того же Юрика, чтоб протянуть день и хоть как-то уехать. Путешествовать электричками среди зимы – удовольствие довольно сомнительное. А еще мне позарез надо было выпить. Я нарезал круги по питерскому центру, не пропуская ни одной подворотни – вдумчиво так гулял, в общем. Круги мои час от часа расширялись. Часов около трех дня я был уже на набережной Обводного канала, неподалеку от Технологического института. И в этом мрачном местечке на меня набросилась свора бездомных псов… Отбился, но не без потерь: трижды был укушен этими бестиями. Опасаясь за свое здоровье, заглянул в ближайший травмпункт (больше времени потратил на его поиски, чем на дорогу), там сделали противостолбнячный укол, перевязали, и похромал я дальше. В шесть я был на Петроградской стороне, причем уже при деньгах – по пути зашел на почтамт и получил перевод, - там я попил пива в компании довольно интеллигентного бомжа, который подгружал меня рассуждениями на тему русской идеи вообще и ее трактовки Бердяевым в частности… В семь на продуваемой ледяными ветрами стрелке Васильевского острова я читал все те же самые стихи случайно встреченной полупьяной девушке. Читать пришлось очень громко, и я сорвал голос. В девять я купил билет, и, выяснив, что до поезда еще бездна времени, захромал по новому кругу. Заиндевевший нищий у Александро-Невской лавры прочел мне настоящую проповедь о вреде пьянства, за что был удостоен десяти рублей и двух пустых пивных бутылок. Со всем этим богатством он незамедлительно отправился в ближайший ларек. В одиннадцать там же, в самом начале (или конце – это откуда смотреть) Невского проспекта, меня остановили менты. Не только остановили, но даже и препроводили. Долго выясняли, кто я такой, как сюда попал и что делаю. Пришлось воззвать к их разуму, совести и человеколюбию, объяснив, что, пока они скрупулезно дожидаются от меня несуществующей мзды, я просто на поезд опоздаю, и к месту жительства отбыть не смогу. Вняли, отпустили. В половине первого я сел на поезд. Соседом (единственным) по купе оказался здоровенный работяга с Кировского завода. Он до самой Москвы поил меня водкой – одному ему было скучно, а у меня всей наличности оставалось три рубля…
Утром приехал в Москву. Тут же, на вокзале, вложил свой трешник в билет моментальной лотереи. Выиграл полторы тысячи. Получил деньги, купил и употребил бутылку пива, после чего на автопилоте добрался до дома, где и лег спать.
Проснулся среди ночи с квадратной головой, после почти суток отсыпания, пересчитал деньги – полторы тысячи. «В Питер, что ли, поехать?» - мелькнула мысль. Не, ну его на фиг, - решил я тогда. Встал, похмелился и до полудня лазил по сети… Вот так я в последний раз съездил в Санкт-Петербург.
Пока я предавался воспоминаниям, Юрик деликатно помалкивал. Но, заметив, что я снова вынырнул в мир, он немедленно возобновил треп.
- А вчера я одного приятеля своего навестил в больнице. Ну, не то, что бы он мне сильно хорошим приятелем был, но нужную информацию иногда передавал… Вот. Прихожу к нему – а он от пяток до макушки забинтован. Одни глаза страдальческие торчат, и дырка для рта прорезана. Ну, я, понятно, интересуюсь: что это с тобой, приятель? А он мне в ответ: двадцать пять колото-рубленых ран, нанесенных острым предметом. Ну, тут уж я, натурально, на задницу сел. Как это, спрашиваю? А он мне рассказывает вот какую занятную историю. Ехал он с двумя корешами на мерине сивом шестисотом, без особой цели они ехали, так, катались. И в какой-то момент их довольно резко подрезал «фордик» такой маленький, дешевый, «эскорт» или что-то вроде. Ну, пацаны, понятно, обиделись: как же это так – мы тут такие все из себя крутые, а какая-то шваль нас режет… и – за ним. Ну, «фордику» с «мерседесом», ясен пень, не тягаться. Догнали, прижали, остановили. Сидит там такой мужичок довольно невзрачный – не низок, не высок, ни хиляк и не качок, в плаще длинном, и спокойно так на них смотрит. Они ему: выходи мужик, поговорим. А он в ответ: Ну что ж, если есть о чем – почему бы и не поговорить? Выходит он, отошли они на какую-то будку. Пацаны перышки из карманов повытаскивали, предъявили материальные претензии. Ну и мужик свой ножик достал. Типа «шашка». Казаки такие ножички очень уважали… Ну, первому он просто с одного удара голову с плеч снес, второму вскрытие по полной программе учинил – от промежности до горла. Третьего – приятеля моего – виртуозно так пообстругал… Живуч пацан оказался, удивление одно. С такими дырками, как правило, не выживают… Вот как бывает, представляешь?
- Так это ж и хорошо, что так бывает. Вырежут «бычков» под корень, туда им и дорога.
- Вырежут… А вместо них кто придет? Нет, друг мой Арсений. Не так эту проблему решать надо. Да и ну их на хрен, эти проблемы… Нам с тобой еще не хватало на полном серьезе обсуждать пути искоренения преступности. Вот, кстати, к памятному месту подъезжаем. Пару лет назад ехал я здесь на своем «джипе»… Помнишь мой «джип»? Ух, матерая была машина… Найду, кто угнал – яйца голыми руками оторву… Ну, вот. Еду я по этим сказочным местам на своем красавце, любуюсь красотами природы, беседую с милой барышней, - убей, не помню, как ее звали, - и замечаю, что примерно в километре от меня здоровенный такой лесовоз с трассы на проселок съезжает. И, что характерно, морда у него уже на проселке, а остальное – поперек трассы. Сломался он некстати, что ли… А я неплохо шел, этак сто сорок-сто пятьдесят. Понятно, я начинаю плавно тормозить. И все вроде нормально, все тормозится, только приближается ко мне этот лесовоз с почти той же скоростью… И я уже в деталях представляю себе, что будет с машиной и со мной, когда мы в него въедем… Нормально затормозил, почти остановился. Метрах в пятнадцати от этого монстра. А у него и впрямь забарахлило что-то – водила как раз вылезает из кабины и капот поднимает… Стряхнул я с себя наваждение, и дальше поехал. А барышня так ничего и не заметила… Сидела, щебетала все по какой-то концерт, на котором давеча побывала…
- Юр, притормози, а?
- В смысле? Мой треп тебя утомил?
- Да нет… Отлить бы надо.
- Не вопрос.
Остановка затянулась на целых полчаса. Да и невозможно просто так проехать мимо Валдайских мест, если только у тебя земля не горит под ногами и остановиться ну никак невозможно. Посидели, покурили, попили вечной «кока-колы». Поехали дальше.
Обедали мы и впрямь, уже в Питере. Сняли номер в гостинице Ленэнерго. Гостиница находилась на территории ТЭЦ, а та, в свою очередь, на глухих задворках Васильевского острова, неподалеку от Гавани. Обзавелись мы этим немудреным ночлегом – и в ближайшую кафешку на Большом проспекте, обедать. Машину оставили – Юрик громогласно заявил, что желает пива и вообще рулить сегодня ему уже надоело. Плотно покушав и прихватив с собой пивка, пошли неспеша по городу. Трепались о всяких незначительных вещах, делились питерскими воспоминаниями… Минут за сорок дошли до стрелки. Там было, как всегда, очень красиво и безумно ветренно. Приходилось чуть ли не кричать, чтобы расслышать друг друга. Пересекли Неву, углубились в город. Вышли было на Невский, но, поглядев на снующие туда-сюда толпы, ушли обратно, в более тихие улицы и дворы. Вышли на набережную Фонтанки, сели на парапет, закурили.
- Юр, пару вопросов.
- Давай.
- Оба сразу. Отвечай в любой последовательности. Первый – как мы все-таки будем искать нашего друга. И второй – тебе-то оно все на кой надо? Не обижайся только, но тебе от меня проку всю жизнь мало: вечно я во что-нибудь тебя втяну, а тебе, кроме шишек, никаких дивидендов не предвидится…
- Все нормально, Сень. Не рефлексируй, как говорят потомственные интеллигенты. В данном конкретном случае дивиденды мне светят вполне ощутимые. Дело в том, что я тоже нанят, и, что самое забавное, по той же самой теме.
- То есть..?
- То и есть, что мама твоей чудной девочки Карины позвонила мне по объявлению, и попросила аудиенции. Ну, встретились, она мне и рассказала, что у нее дочь в Питере погибла, и кажется ей, что не все в этой истории чисто. Сердцем мол, материнским чует. Изложила факты, внесла задаток – все, как положено. А на следующий день – просто подарок судьбы: являешься мне ты и приносишь всю историю на блюдечке… Остается одно – отловить известного человечка и доставить его на место всеобщего сбора. После чего мы с тобой оба в шоколаде, не считая, конечно, некоторых проблем в твоей личной жизни. Вот такие дела, брат Арсений.
- Так кем же ты работаешь? Частным сыщиком, что ли?
- Бинго! В самую точку! – продолжил веселиться Юрик.
- И когда мы с тобой познакомились, тоже частником работал?
- Нет, что ты, тогда был я еще опером в ментовке. Сериал «Менты» по ящику смотришь?
- Очень редко.
- Так вот, бывали в моей жизни коллизии поинтереснее даже, чем там показано. Москва, правда, город немного поскоростнее, подинамичнее, чем Питер… Что же до второго твоего вопроса – найдем мы его легко. В крайнем случае, просто придем к нему домой – вот его адрес.
- Обломись. Саркис уже наносил ему визит – сам, или, скорее, посылал кого… Не живет он дома.
- Насчет Саркиса – вообще отдельный разговор. Хотя он, в какой-то степени мой коллега…
- Саркис?!
- Ну да… Он работает главным бухгалтером охранно-сыскного агентства «Магнит». О нем позже… Ну так вот, если исключить вариант жесткого захвата объекта, то можем просто устроить встречу на улице – в идеале, конечно, случайную, - и пригласить немного прокатиться в не бог весть какой шикарной, но все же иномарке… Для начала я предлагаю несложный и довольно изящный вариант – поискать его в местной интернет-тусовке. Помнится, где-то неподалеку должен быть какой-то сетевой кабак. По крайней мере, в прошлый мой приезд я нашел на Фонтанке какое-то заведение, откуда смог отправить электронную почту. Давай-ка найдем его еще раз; оттуда и начнем. Пивка, опять же, продолжим выпивать…
Кабак, а, вернее, клуб с оригинальным названием «Манхэттен», и впрямь отыскался здесь же, на набережной Фонтанки. До вечера оставалось еще часа два, комп свободный нашелся без проблем. Взяли по пиву, зашли в чат. Зашел я, под обычным своим ником – Камикадзе. С тех пор, как закадычный друг мой Гарик Казарян свалил в другое полушарие и окончательно перестал светиться в сети, я счел себя вправе использовать это давно и прочно полюбившееся мне сетевое имя.
Камикадзе: Добрый вечер всем! :-)
АлЕнКа: Serge24: Ну не-е-ет, так не честно! :-)
БоМцман: Assasin: А слабо по пиву прямо вот сейчас? ;-)))
Валькирия: Камикадзе: Здравствуйте. :-) А почему так трагично – «Камикадзе»?
Арни: Вообще, все это суета сует и томление духа. А вы все – сволочи! Кто по пиву идет, кто уже… А мне, между прочим, на работе еще аж до полуночи куковать! :-/
Serge24: АлЕнКа: Нет, почему же… Как раз наоборот! :-))
Beavis_and_Butthead_in_one: ЖОПА!!!
Камикадзе: Валькирия: Приветствую! :-) А почему так патетично – «Валькирия»? ;-)))
Assasin: БоМцман: А не вопрос! :-) Уж по пиву-то – да завсегда! :-))) Где всречаемся?
Мания В: Камикадзе: Сенька, это ты??? Здравствуй!!! Сто лет, сто зим!!! Как ты? И вообще, ты где??? :))))
Beavis_and_Butthead_in_one: ЖОПА!!! ОГРОМНАЯ ЖОПА!!!
Валькирия: Камикадзе: 1:1 :-))) Как настроение?
Арни: И вообще, кто скажет мне, затраханному сисадмину на долбанном сервере, страдающем хронической падучей, В ЧЕМ РАДОСТЬ БЫТИЯ???
Камикадзе: Мания В: ВАУ!!! Маня, привет!!! Жив, здоров, все как обычно. Я в Питере.
БоМцман: Assasin: Тогда у метро «Автово» через полчаса. Где обычно, в общем. Успеешь?
АлЕнКа: Ладно, люди, мне пора. Дела зовут. :( Всем чмоки и пока! :)
Beavis_and_Butthead_in_one: ПРОСТО ПОЛНОЖОПИЕ!!!
Камикадзе: Валькирия: Настроение ОК, спасибо. Вот снова привыкаю к Питеру. Правда, ненадолго.
Мания В: Камикадзе: Тогда бросай все и приезжай к нам!!! У нас тут весело!! :))))))
Боцман хватает Beavis_and_Butthead_in_one за шкирку и, приговаривая «Не хрен тут ругаться, итить твою мать!» выбрасывает за борт
Камикадзе: Арни: Как это в чем? В пиве, конечно! :-))
Котена: Мяу-мяу, всем привет! :-)))
Root_Killer: Арни, дружище, кончай киснуть! Вали свой глючный сервак на хрен, а сам вали к нам на Петроградскую! Пива – море!!! :-))
Assasin: БоМцман: ВЫЛЕТАЮ!!! :-)))
Камикадзе: Мания В: Маня, я не один – с другом…
Валькирия: Камикадзе: К Питеру невозможно привыкнуть! Каждый день что-то новое…
Арни: Камикадзе: Root_Killer: Спасибо, ребята… Я вас убью последними… Ну НЕ МОГУ я отсюда никуда уехать, блин! :((( Котена: Мяу, пушистая! Одна ты тут меня любишь… :-)
Serge24: Котена!!! Свет очей моих, огонь моих чресел! ЗДРАВСТВУЙ! 8-)))))
Котена: Здравствуйте, мальчики! Приятно вас всех видеть! :-) И перестаньте глумиться над Арни! Человеку еще работать и работать!
БоМцман: всем пока. Ушел пить пиво с Ассасином. :-) До завтра
Мания В: Камикадзе: Это не проблема!!! Нас тут много…. Пошли в приват, расскажу, как доехать…
Камикадзе: Я здесь.
Мания В: Я тоже :-) Записывай. Доезжаешь до метро «Ленинский проспект». Выходишь из первого вагона, в переходе поворачиваешь направо. Вылезаешь в город, осматриваешься. Через дорогу от тебя должен быть универмаг «Нарвский»… Ну, там магазины всякие… На твоей стороне – несколько кирпичных башен. Твоя – третья по счету от метро. Подъезд там всего один. Домофон – 75. Кто-нибудь откроет тебе дверь. Далее поднимаешься на лифте на одиннадцатый этаж, а уж тут я тебя встречу :-))
Камикадзе: Все понял, Маня, спасибо! Скоро будем! Из «Манхэттена», что на Фонтанке, сколько туда добираться?
Мания В: Полчаса максимум… ЖДУ!!! Чмок тебе нежный (авансом) :-)))
Камикадзе: До встречи! :-)
- Сень, а может, хоть пиво допьем? Куда спешить-то? – предложил практичный Юрик, и я не мог с ним не согласиться. Мы сели за столик. – И еще вопрос, - задумчиво произнес мой друг, - а что, если мы повстречаем наш объект на этой вечеринке? Маловероятно, конечно, но все-таки?
- Придумаем что-нибудь, - пожал плечами я. – По обстановке, в общем.
- Э, нет, так дело не пойдет. Хотя бы минимальный план должен быть. Вспоминай, чем этот парень увлекается?
- Да черт его знает… Раньше с энтузиазмом копался на местах старых боев, оружие копал. Говорят, немало нарыл. Наркотой он увлекается, но это, я надеюсь, не про нас. Все, кажется.
- Тогда…
- Стоп! Вспомнил! Он же рыбак! Страсть как любит порыбачить!
- Вот в этом направлении и будем танцевать. Легенда простейшая: мы мотаемся для своего удовольствия по всей Росии, а вот приспичило нам рыбку в Питере половить. Ну, пусть не в Питере, так гле-нибудь поблизости. Хоть на Ладоге, хоть в Сестрорецке каком… А нужен нам для успеха специалист из местных… Уболтаем, короче. Только смотри, если он действительно там, много не пей.
- Не учи ученого… Я много пить в принципе не собираюсь: ослабляет некоторые полезные функции организма…
- Вот и славно. Ладно, пиво допито, пошли.
***
Удалось заработать немного денег. Переводом какого-то жутко заумного договора с иностранцами. Да не суть важно – сто долларов – это весьма жизнеутверждающая вещь, особенно, когда означенная сумма покоится в твоем кармане. Куплю-ка я себе мороженого по такому праздничному поводу. И кофе. Кофемолка у Арсена есть. Надо же, иду в его квартиру, как к себе домой – умудрилась привыкнуть уже. Надо начинать отвыкать. Нет между нами ничего, нет! Нет, нет, нет, и быть не может. Потому, что... потому что.
Первым делом – компьютер. Нет, первым делом – мороженое. Его надо убрать в холодильник. Еще лучше – в морозилку. Вот теперь точно компьютер. Да черт бы побрал эти телефонные линии! Уф, наконец-то, долгожданное «Вход в сеть». Почта. Писем нет. Да и откуда им взяться? Кто мне может писать? И зачем? Почему, почему я так лихорадочно проверяю почту каждый день, и так жадно читаю каждое письмо, хотя на 99 процентов это – чья-то на фиг не нужная мне реклама? Почему я так огорчаюсь, когда не получаю ни одного письма в день? Чего я жду? Да ничего я давно не жду… Это все так, привычка… Разорвать соединение…
В дверь позвонили. Прежде, чем я подумала, что вряд ли стоит открывать кому-то совершенно мне незнакомому дверь, а потом долго и путанно объяснять, что я делаю в квартире Арсена в его отсутствие, я рефлекторно открыла дверь, даже «Кто там?» не спросила. Оп-паньки… За дверью стоял Андрюша. Угрюмо глядя в пол, он процедил:
- Слушай, ты, Арсений, если ты настоящий мужчина, иди сюда – я буду тебе морду бить. За то, что ты позарился на мое. Карина – моя баба, понял? Иди сюда, козел! – тут он поднял глаза и увидел меня. Смена выражений его аполлонообразного лица никакому описанию не поддается! Что называется, «немая сцена».
- Ты… ты?! Что ты тут…? Да как ты могла?! Карина! Я же тебя… А ты… - он сделал два шага ко мне, потом очень даже натурально побледнел, закатил глаза, прохрипел: - Боже мой, опять приступ! – и ввалился в квартиру, только ноги за порогом остались. Взяв его за руки, я поднатужилась и отволокла подальше в коридор, чтобы можно было дверь закрыть. А то, неровен час, выйдет кто на площадку – такая картинка будет… Уф, закрыла дверь, поглядела на моего героя. Тот признаков жизни не подавал.
Не прошло и минуты, как раздался еще один звонок в дверь. Андрюша вздрогнул, но не встал – оно и правильно, лежачих, как правило, за людей не считают, и потому не бьют. И опять я безрассудно открыла дверь, даже не позаботившись спросить, а кто это собственно? За дверью стояла девушка… нет, правильнее назвать ее женщиной. Постарше меня лет, наверное, на пять, не больше. Фигура чуть полновата… Зато грудь такая, что впору позавидовать.
- З-зд-дравствуйте… - неуверенно начала я.
- Привет, - откликнулась она. – Я соседка снизу, меня Катей зовут. У тебя тут что-то, кажется, упало? Или мне послышалось? Сеня просил присмотреть, помочь тебе, если что.
- Упало… - во мне действительно все упало. – Проходи.
- Ого, как тут все запущено… - протянула Катя, увидев Андрюшу. – А это у нас кто? Труп, что ли? Или надрался?
- Ни то и ни другое, - вздохнула я. – Годами отрепетированная имитация эпилептического припадка с последующим обмороком.
- А он кто?
- Сейчас расскажу…
- Погоди. Сначала давай-ка отволочем его в комнату, там ковер, он хоть не простудится. И нам на проходе мешаться не будет. Ну, давай: ты за руки, я за ноги. И-и-и взяли!
Вдвоем мы оттащили Андрюшу в комнату, положили на ковер. Катя огляделась, взяла с кресла плед и накрыла им моего сердечного друга.
- Красавец, однако, - сказала она. – Молодой еще, правда; но это скоро пройдет. Пошли на кухню, поговорим. Чаем напоишь?
- Можно и кофе. – Неуверенность покидала меня, я вновь обретала спокойствие. – С мороженым.
- Отлично. Тебя как звать-то?
- Карина.
- А этого, златокудрого эпилептика?
- Андрюша.
- Он тебе кто?
- Будущий муж.
- Ка-ак интере-е-есно… А Сенька тебе тогда зачем?
- Извини, но тебе-то что?
- Мне-то как раз много что. – Взгляд Кати мгновенно, что называется, затвердел. Глаза вот-вот начнут молнии метать. Мне даже показалось, что в воздухе запахло озоном. – Я его люблю. Он – мой, и только мой. Понятно? Дважды уже я теряла его. Видать, вела себя неправильно… Больше терять не хочу. Это понятно?
- Да чего уж тут непонятного… Только не переживай ты так – делить нам с тобой, в общем-то, нечего. – И я рассказала ей все то, в чем пытаюсь который день убедить себя. И про Андрюшу, и про свои заокеанские планы, и про Питер, и про то, как случайно в метро встретила Арсена, от которого мне и надо-то было, по большому счету, лишь крыша над головой… Ну и чуть-чуть внимания и тепла. Холодно одной-то…
- Одной-то холодно, это я знаю, - язвительно вставила Катя. – Только не на свой каравай ротик ты разинула, голуба моя…
Тут в кухню вошел Андрюша, живой и невредимый. Наполненные слезами глаза, между тем, горели гневом:
- Сука! Тварь! Вот я тебе, оказывается, для чего нужен был, да? В Америку на халяву уехать хотела? Так вот х.. тебе, а не Америка, ****юга армянская! И звонить мне не смей, гадина! – он резко повернулся и выбежал вон, громко хлопнув дверью.
Так тебе, Карина, так… Конечно, все правильно, иначе и быть не могло. Ох, дура я, дура… Назвалась Кошкой – изволь быть сама по себе. Нефиг Хозяина искать…
Что мне осталось, кроме слез? Ну, я и заплакала…
- Ой, бедовая ты баба, Карина. Ой, и бедовая же… - приговаривала Катя. – Ладно, ты поплачь, а я хоть кофейку пока сварю. Где-то тут у Сеньки, помнится, еще коньяк был.. Ага, вот он… На вот, тяпни рюмашку залпом – авось да полегчает…
С коньяка и впрямь, немного отпустило. Я подошла к окну и бездумно уставилась в закатное небо. Вообще, закат сегодня выдался совершенно волшебный, и стоило бы на него обратить более пристальное внимание, да момент был совсем не тот. Катя сварила кофе, поделила мороженое пополам, разлила по рюмкам коньяк.
- Ну, давай, что ли, тяпнем по маленькой за знакомство… - как-то неуверенно предложила она тост. Я молча согласилась; чокнулись, выпили. Помолчали. Потом Катя продолжила: - Да, денек у тебя получился – не позавидуешь… Сначала юнец этот в обморок играет, потом я со своими претензиями, потом тот же юноша бледный, наслушавшись твоих нежданных откровений, психанул… Это, кстати, совершенно нормальная реакция человека, узнавшего вдруг, что его используют под прикрытием буйной страсти. И имей в виду, если Сенька узнает, что с ним ты провернула нечто вроде, он такое тебе устроит – мало не покажется…
- Он знает, мы объяснились на даче.
- Вот как? Что ж, тем проще, может быть. Ты уж меня прости, Карин, душевная ты барышня, но Сеньку своего, ей-богу, никому больше не отдам. Много чего у нас с ним было; потом, вроде как, разбежались, и быльем поросло. А как ты у него появилась – меня вдруг так за живое цапнуло, что белый свет немил показался. Напилась в хлам, так Сенька же меня и у ментов отбил, и в квартиру притащил, и спать положил… Позавчера повеситься хотела – не смогла, духу не хватило. А тут как раз он и позвонил… И решила жить, но с ним. Понимаешь? Не могу я без него, ну никак не получается – Катя виновато развела руками. – Да что мы все о проблемах… Кофе остывает, а мороженое греется… Давай-ка не дадим пропасть хорошим продуктам!
11. Дверь нам открыла Маня, чем избавила меня от объяснений кто мы такие да зачем пришли. Тусовка оказалась довольно небольшой – человек десять. Приятным сюрпризом было то, что почти всех я знал по былым сетевым встречам. Тепло поздоровались, я представил Юрика. Вопреки опасениям, никакого застолья не было: просто немного закуски на столе, полтора ящика «Балтики» под столом – вот, собственно, и все. Мы сдали свою лепту – еще один ящик все той же «Балтики №3» под восхищенные возгласы присутствующих, и влились в ряды веселящихся. Чингачгука, то есть Антона, среди них не было. По этому поводу я испытал досаду и облегчение одновременно, а потом махнул рукой на все и обратил, наконец, все свое внимание на повисшую на моей шее Маню (хотя мне всегда больше нравилось называть ее Машей), с которой я не виделся боле двух лет. Успел заметить, что Юрик уже умудрился безраздельно завладеть вниманием приятного вида высокой брюнетки.
Маша затащила меня в маленькую боковую комнату, повисла на шее.
- Сенечка, милый! Так давно тебя не видела! Почему ты такой пропадучий, а? Нет, не говори ничего, молчи. – Она целовала меня, ласки ее становились все активнее. Не мог же я отказать женщине? Конечно, не мог, хотя, признаться, не ожидал такой страсти во время нашей встречи два года спустя… Скорее уж, серия горьких упреков, что я ее так беспардонно бросил… Однако же, ничего подобного.
- А чья это квартира? – ухитрился я спросить между двумя поцелуями. – Сейчас войдет кто…
- Моя, моя… - выдохнула Маша, подталкивая меня к кровати. – никто не войдет…
Через несколько секунд я уже был в горизонтальном положении, она плюхнулась сверху, ее свитер полетел куда-то в угол, а прямо перед моим лицом закачались две самые восхитительные груди, какие я только видел за последние двенадцать часов…
Вернувшись в компанию некоторое время спустя, я отметил отсутствие Юрика и той брюнетки. Судя по всему, мой рыжий Шерлок Холмс проводил время если не столь же бурно, как я сам, то, по крайней мере, близко к этому. Я открыл себе пивка, закурил и подсел к Ромке – «Невскому Пацану», закадычному моему приятелю тех же самых времен. Несмотря на довольно пафосный ник, Роман был довольно скромным парнем, и, являясь программистом, к «братве» не имел ни малейшего отношения. Чокнулись бутылками, глотнули пивка за встречу. Завели разговор, сперва о себе – поделились событиями истекших двух лет, - потом невзначай я перевел разговор на общих знакомых. Узнал довольно много интересного и для себя почти нового о Карине, в полуха слушал об остальных, упомянут был и Антон-Чингачгук.
- А он-то как живет? – слегка поднажал я.
- Да нормально живет… Как Каринка от него сбежала, сперва пил месяц, потом кайфами всякими закидывался… Сейчас, вроде бы, вполне адекватен… Да ты подожди, он, вроде бы, здесь ожидается, только попозже… А с Машкой ты лихо… Прямо с порога – и в койку! Не ожидал…
- Это еще кто с кем лихо… - пробормотал я, прикладываясь к бутылке. После этого мы провели еще полчаса в такой же ниочемной беседе, как любой чат. Периодически к нам подсаживался кто-нибудь, добавлял пару-тройку реплик, отходил… Полная иллюзия того, что я в сети, аж страшновато стало. В процессе этого бормотания я поделился с Романом лингвистическим озарением: мне вдруг, ни с того ни с сего, стало ясно, что нелюбимое мною с детства дурацкое слово «пацан» имеет итальянские корни. По моему скромному мнению, происходит оно от «пайзан», что, если мне не изменяет память, переводится как «парень».
Как-то незаметно приблизиась полночь. Большую часть народу как ветром сдуло. Остались мы вчетвером: Маша, я, Юрик и его брюнетка, по имени Оксана. Юрик выглядел основательно сомлевшим, но что-то наводило меня на мысль, что это игра, видимость. Улучив момент, когда мы остались вдвоем, я его тихонько об этом спросил. Он визуально протрезвел секунд на пять, приложил палец к губам, подмигнул мне, шепнул: «Чтобы поскорее отсюда смыться!» и тут же качнулся так естественно, что никаких сомнений не возникло – друг мой капитально нализался.
Вернулись наши дамы. С чаем и тортом. Последний был как нельзя более кстати, потому что очень уже хотелось есть, а легкая закуска исчезла с тарелок уже несколько часов назад. Торт же - очень калорийный продукт, и это мне сейчас очень даже кстати.
- И какие ваши дальнейшие планы, молодые люди? – спросила Маша, обнимая меня.
- До гостиницы, наверное, поедем. Время позднее, мы нетрезвые…
- Вот именно. И как вы собираетесь ехать?
- На метро. Чего тут ехать-то? Не Москва, небось…
- Ох уж мне эти московские шовинисты… Посмотри на них, Оксан: один вот-вот отрубится, второй молодцом держится, но такую пургу несет… Какое метро, Сень? На часы глянь – десять минут первого! Последний поезд уже ушел. У нас метро только до полуночи работает, здесь вам не Москва, мальчики.
- Тогда на машине, - предложил «внезапно протрезвевший» Юрик, который, похоже, понял, что маскарад его сработал, но в противоположном направлении.
- В принципе, почти приемлемый вариант. Где у вас гостиница?
- Недалеко от Гавани.
- Отпадает. Кто отсюда повезет вас туда, чтобы до утра куковать на Васильевском? В час разведут мосты – и привет, ждите ответа… Так что давайте-ка, мальчики, посидим, почаевничаем неспешно. Сень, а ты мог бы совесть поиметь, ей-богу: нарисовался после двух лет полнейшего отсутствия, и тут же убегаешь? Я по тебе так соскучилась…
Бойкая баба эта Машка. Катьку чем-то напоминает. Эх, Катя-Катерина, как-то ты там сейчас без меня?
***
Мороженое и кофе давно кончились, как, впрочем, и коньяк. На столе теперь стояла почти уже допитая нами бутылка водки, остатки закуски, и полная окурков пепельница. Напились мы с Катей довольно сильно; но все равно кусок пустоты где-то притаился в уголке моего пьяного сознания. Тяжело сознавать, что опять осталась одна. Особенно сейчас, когда почти все уже получилось. Даже Арсен – милый, прекрасный человек, если разобраться, - был не моим. Все эти мысли я довольно путанно изложила Кате в процессе нашей задушевной беседы.
- Карин, брось ты все это, - она посмотрела на меня с такой усталостью и тоской, что я моментально заткнулась. – Придумываешь все, прикидываешь, как бы вот так да вот этак… А ты просто живи! Живи – и все тут! Как живется! И не планируй ты себе мужика для денег, другого для любви и так далее… Просто влюбись, не думая ни о чем! Люби и живи – и все у тебя получится! И для этого совершенно не надо уезжать на край света… Ладно, давай выпьем за любовь!
Смутно помню, что во втором часу ночи мы с ней ходили за второй бутылкой (или третьей? Вот черт…). Чем и когда окончилась наша посиделка не помню. Проснулись мы с Катей одновременно в постели Арсена. Мы спали в обнимку. Не думаю, что, надравшись, мы предавались любовным утехам, но все равно очень странно… Или мы так подружились? Хорошая она девчонка, эта Катя. Добрая, умная… и очень несчастная. Прямо как я… Только грудь у нее все равно красивее моей.
***
Сдавшись на милость победительниц, мы с Юриком, наконец, расслабились по-настоящему. Нет, мы не напились в хлам, просто, по молчаливому обоюдному согласию, на время выкинули из головы все проблемы, и просто отдыхали. После чая был еще и кофе, так что мы еще протрезвели. Потом Оксана предложила сыграть в карты на раздевание, все согласились, только долго не могли решить, в какую именно игру. В конце концов остановились на «Верю-не верю». А что, пожалуй, на раздевание – самая подходящая игра. Веселая такая… Поначалу Юрик, как крупный специалист в области социальной инженерии, разводил нас троих. Потом, поняв, что Оксана и Маша вот-вот останутся в чем мать родила, я тоже уже недалек от аналогичного состояния, а сам он до сих пор полностью одет, Юрик перестал применять профессиональные навыки и быстро меня догнал. Еще чсетверть часа спустя все мы были обнажены. После короткого перешептывания Юрик пожелал нам хорошей ночи, подхватил Оксану на руки и утащил в другую комнату.
- Твой друг совсем не дурак, - заметила Маша. – И не стремится бравировать своей сексуальной мощью. В противном случае он предложил бы групповуху.
- А ты бы согласилась?
- Это вряд ли. Не люблю. Да и ты. Насколько я знаю, тоже не фанат группен-секса. Выпендрежа – хоть отбавляй, зато эмоций – ноль… Хочешь чего-нибудь?
- Пить хочу, курить хочу… - улыбнулся я.
- Ага, джентльменская программа-минимум. Максимум – плюс есть и трахаться. Возьми пива в углу, закуривай прямо здесь. Ты мне что-нибудь расскажешь?
- Что именно?
- Ну… как жил все это время, что делал…
- Не знаю… Могу, наверное, и рассказать, только это будет ужасно занудная история, и совсем некрасивая. Просыпаюсь с бодуна, привожу себя в порядок. Потом пытаюсь раздобыть денег, потом напиваюсь и ложусь спать…
- И так – изо дня в день?
- Практически…
- Странно… На хроника ты не похож, хотя выглядишь неважнецки, уж извини. Я, как врач, могу тебе порекомендовать побольше бывать на свежем воздухе, постараться все же поменьше пьянствовать и почистить печенку народным методом. Надежнее любого медикаментозного лечения, уж поверь. Испытано на себе. И поменьше рискованных интимных связей.
- Так уж и поменьше?
- Женись ты наконец… И прекрати совращать одиноких девушек… - вздохнула она, прижимаясь ко мне.
- Это еще кто кого совращает! - в тон ей ответил я, пытаясь свести весь этот разговор к шутке. Обнял, поцеловал в шею…
- Подожди, дай хоть постель разберу. Куда торопиться? Хотя утром ты уйдешь. Может быть, надолго… если не навсегда.
- Ты меня любишь? – спросил я, стараясь, чтобы в вопросе было поменьше удивления и неожиданной для меня самого заинтересованности.
- Нет, не люблю. Очень стараюсь не любить. Но у меня плохо получается… - ответила Маша, ныряя под одеяло. Потом вдруг рассмеялась и показала мне язык. – Иди сюда, не стой столбом посреди комнаты с… с шишкой наголо!
Я тоже рассмеялся и поспешил исполнить ее просьбу.
Ушли мы с Юриком около полудня. Поднявшись часов в девять, долго сидели на кухне, болтали с девчонками о пустяках, пили чай. Точно угадав момент, когда веселый эпилог хорошей ночи начинает превращаться в затянутый пролог долгих проводов, Юрик поднялся.
- Ну, пора нам. А то у меня за машину сердце волнуется.
И мы быстренько ушли. По пути к машине мы заскочили на Сенатскую площадь, полюбовались на Петра. Потом пошли гулять по набережной.
Самым, пожалуй, полезным в нашем ночном зависе у Машки было то, что теперь мы располагали точным нынешним адресом Антона-Чингачгука.
- Ну, какие теперь предложения? – спросил я.
- Делаем так. Оксанка сказала, что в чаты он иногда вылезает. Поэтому поближе к вечеру опять идем в кафешку, там смотрим его в сети. Если да – назначаем встречу по варианту «рыбалка». Если нет – едем к его хате и берем на дому. Сейчас предлагаю добраться все же до гостиницы и поспать пару-тройку часов. Не знаю, как тебе, а мне не помешало бы восстановление сил.
Так мы и поступили. Дежурная по гостинице выразила некоторое удивление по поводу нашего долгого отсутствия. Мы сослались на то, что попали на разведенные мосты, и пришлось нам ночевать у приятеля на Проспекте Ветеранов, ютясь на коврике в прихожей малогабаритной квартиры. Рассказ настолько растрогал старушку, что она немедленно угостила нас чаем с вареньем, после чего мы завалились спать.
Продрыхли аж до шести. Вскочили, собрались, сдали номер и покинули гостиницу. Пообедали там же, где вчера, потом заскочили в «Макдоналдс», запаслись бутербродами на ночь. Юрик планировал не позднее двух ночи выехать из Петербурга, из чего следовало, что на следующее утро мы будем уже в Москве.
Двухчасовое сканирование всех известных мне чатов не дало ничего. Видел кучу знакомого народа, даже Карина попалась на глаза. Какая-то вялая и мрачная, сама на себя не похожая была она сегодня. В десять ровно мы ушли из «Манхэттена» и поехали к Антону домой, точнее – на квартиру, которую он, видимо, снимал. В Купчино, на окраину города.
Разумеется, дома его не было. Поставив машину недалеко от подъезда, сели ждать. По мне, нет ничего хуже, чем чего-то или кого-то ждать. Крайне изматывающее нервы занятие. Сидишь, все мысли подчинены одному – тому, что ждешь, и судорожно соображаешь, чем бы таким заняться…
Зазвонил мой мобильный.
- Да?
- Здравствуй, Арсений.
- Здравствуй. Саркис.
- Ты все на Марсе?
- Нет, в Питере.
- И как?
- В процессе.
- А серьезно?
- А если серьезно, Саркис, то думается мне, в ближайшую пару дней ты заполучишь сестру домой. Даже независимо от результата моей текущей… командировки.
- О’кей… Звони в любое время.
- Пока.
Посмотрел на индикатор заряда батарей – вроде бы, еще надолго хватит. Набрал свой номер. Никто не подходит. Тогда набрал Катькин.
- Ал-ле-о?
- Привет, Кать.
- Се-ень, ты, что ли?
- Я, я. Как дела?
- Ой, Сень, у меня так голова болит, не поверишь… Мы вчера с Кариной нарезались, как последние алкоголички. Выпили весь твой коньяк и еще море водки… Хорошая она девочка. Только глу-упенькая, молоденькая. Ничего, ее вчера так пришибло, враз тонну опыта прибавило…
- Что там у вас случилось?
- Ой, это долго рассказывать… Ты ж с сотового? Ну вот и нечего деньги транжирить… Приедешь – расскажу. Ничего особо страшного, не переживай… Ты лучше скажи, сам-то как?
- Да в полном порядке. Ну что со мной может случиться?
- С тобой-то? Да все, что угодно, от алкогольного отравления до разрыва сердца с перетраху…
- Какая ты сегодня добрая…
- Сень, приезжай скорее, а? Я так по тебе соскучилась… И смертельно устала без тебя… Ты когда приедешь?
- Наверное, завтра вечером. Или послезавтра утром…
- Заходи ко мне в любое время, ладно? Я тебя всегда жду.
- Ладно. Ну, все, целую. Пока.
- Пока, любимый.
И потянулось, потекло бесконечное ожидание. Юрик, обладавший куда большим опытом засад и изрядной выдержкой, ничуть от этого не страдал. Однако же ему хватило проницательности понять, что я сейчас испытываю, и он как мог развлекал меня историями из своей давней милицейской и недавней частнодетективной практики. За полтора часа он мне выдал столько захватывающих сюжетов, что с лихвой хватило бы на десяток романов или пару добротных сериалов. А ровно в полночь у нас кончилась кока-кола.
- Когда заезжали во двор, там за углом я видел круглосуточный магазин. Не прогуляешься, а? Возьми сразу пару двухлитровых баллонов, чтобы и на дорогу хватило, - сказал мне Юрик.
- А если он в это время придет?
- Я прослежу за подъездом. Постою пока, покурю. Если будет кто-то, совпадающий с его описанием, мы просто зайдем к нему еще раз.
- Гуд.
Мы вылезли из машины. Юрик остался курить, я пошел за угол. Магазинчик оказался так себе, но искомый напиток в нем был. Взяв в каждую руку по баллону, я пошел обратно. Едва повернув за угол, я на всякий случай остановился, услышав обращенный явно к Юрику возглас:
- Стоять, бояться, деньги не прятать!
Юрик не шелохнулся. К нему подошла девочка лет пятнадцати-семнадцати.
- И чего тебе надо? – не очень вежливо осведомился мой друг.
- Ты плохо слышал? Деньги давай!
- Да иди ты на х..!
Из близлежащего кустарника немедленно возникла троица сверстников юной налетчицы. Все раскачанные, бритоголовые. Голоса нарочито хриплые.
- Мужик, ты зачем девочку обижаешь?
- Ты, падла, кого на х.. послал?
- Давай бабло, и разойдемся по-хорошему! – Третье предложение прозвучало, пожалуй, наиболее миролюбиво, но высказавший его уже разматывал довольно толстую цепь. Мне было плохо видно из-за угла, куда я отступил; и я пропустил момент, когда Юрик выхватил пистолет.
- А вот теперь точно – стоять и бояться, - прозвучал его спокойный голос. – И деньги, что характерно, не прятать. Давай, давай, доставай. Ножичек во-от сюда положи, будь так добр. Лопатники кладите на асфальт. Это не грабеж, это всего лишь компенсация морального вреда, который вы мне нанесли своим наездом не по делу. Ферштеен? Вот и отлично. А теперь у…вайте отсюда, и чтобы я с вами никогда больше не встречался. Усекли, сявки? - Дружный топот был ему ответом. - Сень, иди сюда, я их прогнал. Давай посмотрим, что мы тут наколядовали… Так… Это фигня… Это тоже… Триста баксов… Еще сто… И еще сто. Мелочь оставим детишкам на водку. Итого по двести пятьдесят долларей на рыло. Неплохо. А вот то, что они могут вскоре вернуться, да еще и с крупной подмогой – гораздо хуже. Бояться мы их вряд ли станем, но дело они нам попортить могут… Пойдем-ка в машину.
Едва мы дошли до машины, как из-за того же угла вышел Антон. Я узнал его сразу, хотя при тусклом свете фонаря мне был виден лишь силуэт. Высокий, длинные прямые волосы, одет в пиджак. Я пошел навстречу ему. По договоренности с Юриком, мне предстояло разыграть классическую мизансцену: «Закурить не найдется? О, это ты! Сколько зим, сколько лет…», чтобы выиграть этим секунд пять-десять для Юрика. Однако же все пошло наперекосяк. С той стороны, куда убежали незадачливые налетчики, раздался крик все той же девицы:
- Мужик, атас! У них пушка! Тебя пасут!
Антон отреагировал очень быстро. Рука его нырнула в карман, раздался выстрел, что-то просвистело мимо моего уха. Он бросился бежать. Я – за ним. Секунды через три меня обогнал Юрик с пистолетом в руке.
Погоня длилась минут пять. За это время мы промчались через два двора. Антон все время бросался из стороны в сторону, опасаясь, что в него будут стрелять. Наконец, Юрик догнал его, повалил на землю. Антон пытался отбиваться, снова достал пистолет. Пришлось успокоить его сильным ударом по голове.
- Уф, еле догнал, - пробормотал Юрик, и прибавил пару крепких ругательств. – Чуть было не сбежал. Он-то местный, а мы… Где бы мы его искали, успей он спрятаться? Ладно, это все лирика. Вот, держи его пушку. Если пошевельнется – лупи ногами. Вскочит – стреляй на поражение. Он-то в тебя первым пальнул. Так что необходимая самооборона налицо. Я метнусь за машиной.
Больше всего я боялся, что кто-нибудь сейчас видит, как я, с пистолетом в руке, стою над неподвижным телом. Опять же, выстрел могли услышать и вызвать милицию. Да и сами менты могли быть неподалеку. Сказать, что я нервничал – ничего не сказать. Поэтому, когда Антон, застонав, пошевелился, я так ему врезал ногой в бок, что он опять отрубился. Подъехал Юрик. Быстренько закинули Антона в машину, я сел рядом с ним, не выпуская пистолета. Проехали несколько кварталов, потом нырнули в укромный и на редкость для этого района зеленый дворик. Там мы связали Антона заранее заготовленной веревкой, Юрик расстелил на полу одеяло, на которое мы положили нашего пленника. Этим же одеялом мы его и прикрыли. Я убрал пистолет и пересел вперед.
- Сень, пушку поставь на предохранитель и убери в бардачок от греха подальше. Ух ты, «ТТ», голову на отсечение даю – родной, не китайский… На полях нарытый, не иначе. Слушай, а ты уверен, что мы того, кого надо взяли?
- На все сто. Это он! – ответил я прикладываясь к баллону с водой. – А с чего это ты неуверенность проявляешь?
- Да просто ты ж не говоришь ничего… Идешь к какому-то мужику, тот в тебя стреляет… Мы его догоняем, бьем и вяжем… А что за мужик, кто он такой на самом деле… Может, он просто так прогуляться вышел?
- Ага, и стрелял в меня он тоже просто так, да? Нет, Юр, я его узнал. Это точно он.
- Вот и славно, если так. Потому как совершили мы с тобой, вообще-то, уголовно наказуемое деяние, именуемое «похищение человека». С точки зрения закона, мы с тобой были бы правы только в том случае, если бы настучали на него куда следует. А так это вопиющий произвол, конкретный беспредел и удручающая самодеятельность… Ладно, снявши голову, по волосам не плачут. Лучше давай теперь думать, куда мы его повезем. Может, в контору к Саркису?
- Дельная мысль, - согласился я. – Только давай немного по-другому сделаем. Отвезем мерзавца ко мне на дачу, вызовем туда всех заинтересованных лиц, и устроим покаянное действо на лоне природы. И эффектно, и романтично. Ты как?
- Как скажешь, хозяин – барин. Тут мне по фигу. Лишь бы с нами расплатились. Только не боишься подставиться?
- Не боюсь. Дача отцовская, я там почти не бываю. Опасаться нечего.
- Лады, тогда покажешь потом дорогу. Впрочем, еще до Москвы доехать надо.
12. Когда мы выехали за пределы Санкт-Петербурга, часы показывали без одной минуты час. Из графика мы не выбились, наоборот, шли с опережением. Сразу за границей города нас остановил автоинспектор. У меня внутри все сжалось в тугой ком: вздумай он проверить, что у нас в машине – и нам хана. Связанный человек, два пистолета… Не хватает нам в компанию еще какого-нибудь Квентина Тарантино с простреленной ладонью, заклеенной скотчем… Впрочем, все обошлось: Юрик показал гаишнику свое старое ментовское удостоверение, тот козырнул и пожелал коллегам счастливого пути.
Антон заворочался часа через полтора. Сначала он кряхтел, стонал, матерился сквозь зубы, потом затих, явно прислушиваясь к нашей с Юриком беседе. Вскоре послышался его удивленный возглас:
- Камикадзе, ты, что ли?!
- А ты что, не видел, в кого стрелял?
- Мне по фигу было, в кого стрелять… Лишь бы не поймали. Тебе-то я зачем? Чего я тебе сделал?!
- Лично мне, слава богу, ничего. Если не считать того, что ты дважды косвенно испоганил мне личную жизнь, но это пустяки.
- А зачем тогда?! Вся это беготня, стрельба… Избили меня… Связали…
- Саркиса Оганесяна помнишь? Он очень хочет с тобой поговорить. Но так, как ты от него почему-то скрываешься, он попросил меня пригласить тебя на эту беседу. Ладно. Рекомендую теперь отдохнуть. Вечер у тебя намечается не из легких; к тому же терпеть не могу выражаться, как герой дешевых детективов. А с тобой почему-то иначе не получается. Так что заткнись.
Антон завыл что-то совсем уж нечленораздельное, потом принялся молить о пощаде, о свободе, даже какие-то горы златые сулил… Пришлось Юрику пригрозить добрым ударом рукоятью пистолета по темечку. Воспоминания об аналогичной процедуре были еще свежи, и Антон заткнулся. Подвывал тихонько, но в беседу больше не лез.
Дальнейший путь прошел без приключений. Без пятнадцати одиннадцать мы загнали «Пежо» в гараж на моей даче. Я позвонил Саркису.
- Привет.
- Привет. Ну, и как там в Питере?
- Просто изумительно. Только я уже на Марсе. Наш приятель после долгих уговоров согласился составить мне компанию, так что он тоже здесь. Я рассчитываю, что Карина к вечеру тоже сюда приедет, так что, если ты будешь часикам к девяти здесь – получится неплохая finita для нашей comedia.
- Ты… Ты как это сделал?!
- Я уверен, что тебе это на самом деле совершенно неинтересно. Приезжай вечером. Будешь?
- Спрашиваешь! Да я прямо сейчас…
- Сейчас не надо. Я с дороги, с ног валюсь. Да и Карины пока нет. Записывай лучше, как меня найти – я подробно продиктовал ему маршрут от МКАДа до дачи. – Записал? Ну все, до вечера.
Потом я позвонил себе. Карина сняла трубку.
- Да?
- Привет, Карина!
- Арсен, привет. – Голос ее был на удивление тих и печален. Что же все-таки у них там произошло без меня? – Ты где?
- На даче. Приезжай ко мне ближе к вечеру, а? Часам к семи.
- Арсен, я должна тебе сказать…
- По телефону не надо. Приедешь и все расскажешь, ладно? Позвони мне перед выездом, и я встречу тебя на станции, хорошо?
- Хорошо, я приеду.
- Вот и славно. Ну, буду тебя ждать.
После чего мы поели – продукты я предусмотрительно оставил еще на выходных, накормили нашего пленника – мы же не звери все-таки, - потом заперли его в погребе, а сами завалились спать. Проснулся я от звонка телефона.
- Да?
- Арсен, это я. Я выезжаю. – Ее голос по прежнему наводил на исключительно печальные мысли. Господи, неужели уже вечером все это кончится, и можно будет с чистой совестью перевернуть еще одну страницу этой книги, именуемой «Моя жизнь», и выкинуть из памяти и Карину, и ее малохольного братца?! Скорее бы! Устал уже, честное слово.
- Хорошо, я тебя встречу. До вечера.
Она спускалась по пешеходному мосту над железнодорожными путями, одетая в черные футболку и джинсы. Она была столь прекрасна, что мне немедленно захотелось бросить все на хрен, схватить ее за руку, прыгнуть в кстати подходящую к платформе электричку до Москвы; отвезти домой и там, не слушая никаких ее дурацких историй, любить, любить, любить… Только теперь до меня окончательно дошло, что вот сейчас я потеряю Карину насовсем. Ее вид, впрочем, подразумевал, что между нами ничего уже нет. Может, так и легче? Ой, вряд ли… Что ж так душа-то моя раздолбайская заныла?
- Здравствуй.
- Здравствуй, ты хорошо выглядишь.
- Не ври, выгляжу я отвратительно.
- Пошли, у меня там машина за площадью.
- Пошли. Арсен, давай я тебе лучше сразу все расскажу.
Мы остановились посреди площади, тут она мне все как на духу и выложила. И про Катькин визит с предъявлением претензий и последующей попойкой, и про неудавшуюся комбинацию с Андрюшей, и много чего еще. Да, это она правильно. Так мне свои карты будет куда проще раскрыть, – совесть хоть не сильно замучит. Ее игра была едва ли не сложнее и циничнее моей. Эх, Карина, зря мы с тобой в свое время встретились…
Когда он закончила исповедоваться, я взял ее за руку, отвел к «Пежо». Сели, поехали. Молча. Уже почти добрались до дачи, когда я сказал:
- Занятная, конечно, у тебя история. Только ведь вся штука в том, что я тоже не святой. Знала бы ты, какой я тебе сюрприз приготовил!
- Ну и какой?
- Сядь на веранде, подожди минутку.
Антон был извлечен из погреба, и даже освобожден от пут, чтобы не шокировать Карину, и без того балансирующую на грани нервного срыва. Мы дали ему напиться колодезной воды и накормили бутербродом. Только после этого мы привели его на веранду.
- Антон?! – Карина удивилась. И, похоже, испугалась чего-то, вся подалась назад. Бил он ее, что ли? С него станется, раз он стрельбу без лишних разговоров открывает, ковбой хренов… - Арсен, почему он здесь?!! Что все это значит?
- Мне тоже есть что тебе рассказать. Но я предпочел бы, чтобы для начала нам кое о чем рассказал Антон.
- Вот как… - тихо произнес он. – Я и не думал, что ты тоже будешь здесь… Ребята, а вы не могли бы оставить нас наедине минут на десять?
- Исключено, - покачал головой Юрик.
- Хорошо. Карина, я люблю тебя, – сказал Антон. – Все еще люблю, и знала бы ты, как сильно. Я всегда любил тебя, с того самого дня, как впервые увидел. Я всегда хотел, чтобы ты была только моей, и ничьей больше. Да, это я отнял тебя у родителей. Я не хотел, чтобы они имели хоть какое-то влияние на тебя, потому что единственным богом для тебя должен был стать я. И только я. Я долго думал, как бы это обстряпать, но тут в газете поместили снимок погибшей неопознанной девушки, очень похожей на тебя. Я не колебался ни секунды. Два алкаша за пять бутылок водки «опознали» тебя. Тело выдали родителям, были похороны, насколько я знаю. Я не хотел, чтобы ты принадлежала еще кому-то…
- Ты сумасшедший! Этого не может быть!!!
- Увы, это так, - вздохнул я, жестом показывая Юрику, чтобы уводил Антона. Свою миссию этот самовлюбленный кусок дерьма выполнил, больше он нам не нужен. Тоже мне, пуп земли… – Твоя мать по сей день считает, что тебя нет в живых.
- Но как же… Мама…
С ней пока все в порядке, насколько я знаю. Пойдем на кухню, выпьем чего-нибудь. Она повисла на моем плече, рыдала в голос.
- Арсен… Сеня… Я…
- Не говори ничего, не надо. Просто поплачь. Вот тебе водка, выпей. И я выпью.
Вскоре к нам присоединился Юрик. Налил себе кока-колы, закурил, отвернулся к окну.
- Кто бы знал, до чего я не люблю людей! – выговорил он с неожиданной для меня злостью. – Вот чего нормально не жилось, а? Откуда это непомерное эго? Я!Я!Я!Я! Головка от х….. Насчет ствола у него потом отдельный разговор будет, и не со мной…
- А с кем? – спросил я.
- Мне придется подать рапорт «куда следует», в противном случае, если эта история когда-нибудь всплывет, я могу остаться без лицензии. О! К нам, кажется, еще кто-то приехал. Пойдем, глянем?
Саркис приехал на час с лишним раньше оговоренного срока, но я об этом ничуть не жалел. Сейчас все кончится. Сейчас. Приезд его был обставлен круто, даже с некоторой помпой: два «Мерседеса» и внедорожник «Шевроле-Сабербен».
- Кто это? – испуганно спросила Карина, прижимаясь ко мне. Тем временем, из машин стали выходить люди. – Ой, мама! Мама!!!!!!! – она рванула вперед, и несколько секунд спустя уже была в объятиях матери. Обе заливались слезами.
- Режиссера бы сюда голливудского, - заметил Юрик, прикуривая вторую сигарету от окурка, - Стивена, мать его, Спилберга. Смотри, Сень, какую картинку маслом ты спродюсировал! Не мог, блин, без душещипательных спецэффектов?
- Но ведь получилось же? Мне казалось, что так будет правильно. А ты чего такой мрачный?
- Да что-то не в настроении я нынче. Устал, наверное. От скотства людского, и вообще. Нажраться охота до чертиков…
- Потерпи пару часов, а? Сейчас они уедут, мы тоже. О, Саркис идет. Никак, гонорары нам несет.
К нам подошел одетый в безупречный дорогой костюм Саркис. Кажется, даже очки новые надел – в тонкой золотой оправе, с дымчатыми стеклами.
- Привет, джентльмены! Начнем с приятного? Арсений, держи! – он протянул мне конверт, содержимое которого на ощупь приятно хрустело. – А вы, видимо, Юрий? – Юрик кивнул, и Саркис передал ему второй конверт. – Вот, мама просила вам передать вместе со словами огромной благодарности. Спасибо вам, ребята! Обращайтесь ко мне, если что. Чем смогу, тем завсегда… Ладно, перейдем к неприятной части нашего саммита. – За его спиной нарисовались два мордоворота. – Где наш дорогой друг?
- В погребе. Пойдем. – я подвел Саркиса к погребу, Юрик вытащил оттуда снова связанного Антона.
- Вот ты какой, гаденыш… - процедил, сощурив глаза, Саркис. – Это хорошо, что ты сейчас связан… На тебе, ссука! – он вдруг резко ударил Антона ногой в пах, тот согнулся. Юрик выхватил пистолет.
- Все назад!!! Сеня, развяжи Антона!
- Не понял… - медленно проговорил Саркис. Глаза его были сейчас много шире очков, кожа как-то вдруг посерела.
- Беспомощного да связанного ты бить мастак. А на равных?
- Мужики, все поняли, хватит, сворачивай базар. Чё мы как эти-то?… - вступил в беседу один из мордоворотов. Юрик зло сплюнул, убрал пистолет, ушел. Антон так и остался связанным.
- Ребята, уезжайте поскорее, пожалуйста, - сказал я. - Мы очень устали. Саркис?
- Да?
- Будь добр, сделай так, чтобы мы больше с тобой никогда не встречались, ладно?
- Ну ты-то чего…
- Ладно?
- Ладно… Я понимаю тебя, тебе сейчас нелегко… Все, уезжаем. Тащите этого в джип, здесь все. – И они ушли.
Мне было противно. Горько, больно и противно. Хорошо, что Карина так была поглощена общением с матерью, что не видела ни того, как ее брат расплачивался с нами, ни последующего инцидента. Минуту спустя, когда они уехали, я пошел искать Юрика. Он как был, в одежде, плескался в ледяном, между прочим, бассейне возле сауны. Пистолет он заблаговременно положил на стул.
- Юр, ты чего, сбрендил?
- А мне по х..! Так все достало…
- Держи себя в руках, опер. Вылезай. Вот тебе полотенце – я дал ему первое попавшееся, - а я пока пойду пошарю в отцовском гардеробе. Не в мокром же тебе ехать.
По пути я зашел на кухню, где махнул еще граммов этак сто для душевного равновесия. Юрик оделся, и мы уехали. Больше нас здесь ничяего не задерживало. Я здорово сомневался, что вернусь сюда даже ради гипотетического урожая, о котором мне поручили заботиться. Хрен с ним. В крайнем случае, отдам им пятьсот баксов. Ну, спорчу отношения окончательно. Невелика беда.
Последнюю часть операции мы осуществили не менее скрупулезно, чем все предыдущие. За каких-то два часа мы вылакали на двоих пять бутылок водки практически без закуски. Нажрались страшно! Смутно помню, что, вроде бы, среди ночи на балконе орали революционные песни, начиная с «Марсельезы» и заканчивая «Венсеремос!». Когда-то как-то отрубились.
Так что закончилось все так же, как и началось: капитальным бодуном. Я проснулся в десять утра в состоянии «ниже нуля», Юрика уже не было и «Пежо» его из окна не просматривался… Во дает! Если ему так же хреново, как мне сейчас… О, чёрт!!! О-о-о… Я заблевал весь сортир, потом два часа отмокал в ванне. Потом кое-как прибрался в квартире, выполз к ларьку за пивом. Катька, прекрасно знакомая с моим похмельным расписанием, ждала меня там. Вот ведь умница! Она не могла не слышать, что я вернулся вчера, но не зашла, дала нам с Юркой возможность спустить пары…
Она подошла, уткнулась мне в плечо:
- Здравствуй…
- Здравствуй… Вот и я… Вернулся. Пошли ко мне?
- Пошли…
- Сейчас, пивка только возьму, а то плохо мне что-то…
Мы сидели на кухне, пили пиво, я рассказал Кате всю эту историю с начала и до конца, не пропуская ни одной детали.
- Бедный ты мой… - вздохнула она, когда я закончил. – Знаешь что, ложись-ка ты спать. Лица на тебе все равно нет, а отдых нужен: после того концерта, который вы ночью закатили… Представляю себе твое состояние! Ложись. А я рядом посижу. - Я предпринял жалкую попытку к ней пристать. – Э-э-э, нет! – Она отстранилась и погрозила мне пальцем: - Любовник из тебя сейчас все равно неважнецкий. Да ты в зеркало на себя глянь – в гроб и то краше кладут. Спи. Сон – самый лучший доктор. Спи, милый. А я просто посижу рядом.
Не будь рядом со мной Катьки – не знаю, что со мной было бы. Депрессняк, запой – это минимум. Мне остро не хватало Карины, ее некоторой безбашенности, нежности, неожиданной зауми… Мне не хватало ее гибкого тела и ласковых рук, губ. Катя мудро не стала «подделываться под Карину», нет, она оставалась самой собой, и тем дала мне понять, что Михайла Васильевич Ломоносов был-таки абсолютно прав, говоря, что ежели в одном месте чего убудет, в другом непременно прибудет. Прошел месяц, и я успокоился окончательно. Даже пить меньше стал. Более того, что совсем уж странно, голову мою стали периодически посещать экзотические идеи, навроде «а не устроиться ли мне на работу?». Одно время была даже мысль пойти к Юрику на роль доктора Ватсона.
Мы ходили с Катей в театр и на концерты, посещали разнообразные выставки, просто гуляли… Словом, я зажил новой и немного непривычной для себя жизнью. Причем, должен сказать, она мне начала нравиться. Я возобновил контакты с былыми друзьями и знакомыми… Очень тянуло в Питер, но озверевшая после горячего лета совесть не пускала меня туда. Да и воспоминания были еще довольно свежи.
В начале октября мне позвонил Олег и попросил приехать. К своему немалому удивлению, я обнаружил в его квартире горы сумок, рюкзаков и чемоданов. Мебель и техника, правда, остались на местах; только вместо старенького компа стояло нечто явно очень новое, зализанно-футуристическое.
- Ты куда собрался? – спросил я старинного друга прямо с порога.
- Да вот, «Грин Кард» получил, завтра лечу в Америку, - немного виновато развел руками он.
- А куда именно? Программисты нужны везде… Может, ты «Мелкософту» продался?
- В «Силиконовую долину».
- Ни фига себе! – я даже присвистнул. - В теплые края решил податься на зиму глядя? Оно, может, и правильно…Попрощаться позвал?
- В том числе, - вздохнул он. – Ты проходи, давай, что ли, пивка напоследок попьем?
- А давай! – и к моему полному восторгу помимо двух баллонов «Очаковского» на свет явился копченый лещ.
Мы сидели, чревоугодничали, если можно так выразиться, вспоминали былое. Наконец, Олег перешел к, судя по всему, главному.
- Я не знаю, как мне там придется, вдруг захочется или понадобится вернуться. Присмотри за моей квартирой, а? В деньгах я не очень-то нуждаюсь - выгодно продал пару разработок, - потому продавать ее не буду.
- А зачем же ты едешь, если в деньгах не нуждаешься?
- Ну… За еще большими деньгами, конечно. Но это не главное. Там ведь – центр компьютерного мира. Почти все самое новое, интересное и лучшее, приходит именно оттуда. А «Майкрософт», кстати, очень неплохая компания, зря ты их так… Им бы терпения побольше – цены бы не было их продуктам…. В общем, я прошу тебя проследить, чтобы с квартирой все было ОК. Если согласишься, через полчаса пойдем к нотариусу, доверенность тебе напишем, чтобы проблем не возникло в случае чего. Можешь здесь жить, кстати. Насколько я помню, твоя хата несколько поскромнее? А свою можешь сдавать, вот тебе источник дохода, к тому же. Только, пожалуйста, не наоборот, ладно? Ну, что, согласен?
- Не вопрос, присмотрю я за твоей берлогой…
- Вот и отлично. Сейчас еще пивка хлебнем и пойдем вниз, нотариус в нашем же доме… За коммунальные платежи не волнуйся – там на счету три штуки баксов, они потихоньку списывать оттуда деньги будут… Лет на пять, полагаю, должно хватить. А не хватит – они тебе письмо пришлют, ты мне скажешь, я переведу денег, не вопрос. Если, конечно, я не вернусь к тому моменту. Не хочу я на всю жизнь туда уезжать… Хотя кто знает… Так, пока мы еще достаточно трезвы, пойдем покажу, где тут что. И вот еще возьми, – он протянул мне картонку с каким-то адресом, - это точный адрес этой квартиры. Мало ли, когда пригодится…
Потом была довольно занудная экскурсия по квартире, потом мы сходили к нотариусу и оформили на меня доверенность. Вернулись обратно, прихватив по пути бутылку водки. Посидели не шибко пьяно и как-то грустно. Терпеть не могу затянутые прощания… даже с лучшими друзьями. Часов в девять вечера я собрался уходить. Тем более, что Катя вот-вот придет с работы и удивится, не застав меня дома.
- Лално, Олег. Ты это… не пропадай уж совсем, ладно? Слава богу и твоей долине, на свете существует электронная почта. И Гарику привет передавай, если встретишь его. Мы обнялись и расстались; я поехал домой. В кармане звякали ключи от Олеговой квартиры. Не знаю, почему, Кате я об этом ничего не сказал. Наверное, старая привычка - иметь на всякий случай запасной аэродром.
Октябрь выдался холодный, промозглый и богатый на события. Два дня спустя Катя уехала в длительную командировку. И тоже в теплые края – на Кипр. Турфирма, в которой она работала, послала ее туда не то на стажировку. Не то еще на какую-то учебу – признаться, я слабо вникал, потому что как раз накануне ее отлета погиб мой отец. Его расстреляли из автоматов прямо в подъезде, вечером, когда он шел домой. Смерть отца – не самое праздничное событие, даже если мы с ним и не ладили последние годы. После похорон огласили его завещание – мне достались бешеные деньги в количестве ста тысяч американских президентов на карточке «Виза». Вера получила раз в пять больше плюс все остальное имущество. Мы с ней и на могиле отца умудрились поцапаться, причем из-за какой-то пустяковины… Получив карточку, я уехал на квартиру к Олегу и там поминал отца, как умел. Там же и заночевал. На следующий день опробовал карточку в деле – зашел в сетевой магазин, с удивлением обнаружил, что он появился на свет буквально пять минут назад, и заказал там полный ассортимент, весьма скромный, надо сказать. Судя по всему, ребята так мне обрадовались, что доставили заказ через полчаса. Чистая фантастика! Никаких напитков они пока, увы, предложить не могли, и за ними пришлось сходить в ближайший «настоящий» (по сравнению с виртуальным) магазин.
А на следующий день, вернее, поздним уже вечером, собрался я домой. Шел вдоль проспекта Мира мимо витрины с сексапильными безголовыми манекенами, ежился от летящего в лицо мокрого снега… И тут прямо передо мной из арки выскочил здоровенный детина.
- Что, братишка, помнишь меня? – зловеще усмехнулся он, стаскивая с головы вязаную шапку-«пидорку». Блеснула лысина, он нехорошо так улыбнулся… Я его узнал – это был тот самый маньяк-убийца, задержать которого я случайно помог летом. Как это, интересно, он до сих пор жив, да еще и на свободе? – Я вот тебя, например, помню отлично! – с этими словами он врезал мне по голове чем-то тяжелым… Я ничего не успел сделать, даже увернуться. Во мне выключили свет.
Свидетельство о публикации №204030200077
а как было задумано? а-ля "Бандитский Петербург"?
Уфф, кстати, еле осилила с компа.
ЗЫ: сорри за... ну, Вы поняли... в состоянии аффекта чего не напишешь.
2ЗЫ: диалог с подростками (или кто там был...) получился, простите смешным, что-то из аншлага - вот это Ваше "пошли на флэт, там вайн" и т.д.. Как-то резануло. Может причина в том, что среди моих сверстников больше принято говорить на аглийском (многие из нас учились "там"), без вкраплений русских слов (что, кстати, не менее комично и глупо звучит, увы, сама грешу).
Нателла Османлы 03.04.2004 22:36 Заявить о нарушении
Насчет сленга - это, скорее, сентиментальная дань ностальгии по юности: в конце 80-х так говорили московские хиппи - ныне уже практически вымершее племя...
Дмитрий Сорокин 14.04.2004 20:45 Заявить о нарушении