ЭРИК

Семечки опустошенного лета. Зяблики полуденных разговоров. Поплавки, дрожащие на холоду. Если сравнить мир с поплавком, как бывало, говаривали древние гугеноты, короля Эрика вассалы. Эрика, бородатого смешного мужичонки. Когда шуты клубками перекатиполей комкались у ног его. Так вот, если мы сравним это, то целью нашей жизни оказывается ожидание бычка. Так отчеканивал король Эрик, бородатый смешной мужичонка, отчеканивал громко и сам смеялся раскатисто, раскидистыми вязов кронами, так лился смех, журчал из-под его короны. О, милый Эрик, выдумщик, распутный, вечно молодой, вечно пьяный. Когда задумчивый сидел он, струнами лир упоённый, то на поплавки походили его глаза, дымкой неги припорошены. Лейся песня со слезами на глазах. Вейся знамя с сединою на висках. Бычки, их очень любил бородатый и сказочный, любил и вяленными, и с пивом, пенным, шелестящим, янтарным, таким янтарным, что казалось оно уж и не пивом боле, а камнем в почках раскатистого и размашистого Солнца, проливающего каждодневно из этих почек фрейдовскую негу лучезарных фотонов, на бренную шкатулку занимательных соринок и пустячков - Землю. И как светятся ярким музейным светом (такой бывает особенно в полдень, когда сонные бабушки тихо шуршат бережно сложенными в четверть газетёнками, шелестят в четверть тона, тихохонько расставленные по уголкам музейного континуума), ярким музейным светом глаза геолога, протирающего засаленными мокрой, прохладной мужской землицей пальцами янтарь, в котором закатана сосновой солнечной смолой, закатана мушка в нелепейшей позе, в какой её никогода-никогда не узнает уважающий себя паучок-крестовичок; вот таким светом светились очи Оки бесконечно сказочного и наполненного пивом мужика. Мир лир. Не стоит попусту раскошеливаться радостью, пытаясь показать её конечность. Драконы, живущие на страницах упоминаний об Эрике. С телом Оби, было ли много... О, Эрик, сказка прошлогодних гладиолусов, слова и созвездия в брюхе спящей луны, не разделённые пробелами. В этих зёрнышках кроется так много, так много, что даже сны не прикроют своей дымкой и малой толики, выеденного яйца той наготы, разлитой молчаливыми молочными великанами, трёхлитровыми банками с закатанными в них звёздными огурцами. Столько всего, Эрик, скажи, Эрик, бараний рог, домик улитки, пикник на обочине...