Две формулы

Эта работа предлагалась для публикации в «Российскую охотничью газету» или журнал «Природа и охота» (они оба в эгиде «Московского комсомольца». Сведений о публикации и получении ими работы не имею.

Две формулы
Одна из формул  Ч. Белова: «Формула жизни: изучать, чтобы знать; знать, чтобы изменять»
В то время я работал в представительстве Аэрофлота за границей, в одном из Африканских государств. Нас здесь трудилось несколько человек в разных организациях (посольстве, торгпредстве, военпредстве), зараженных охотничьей страстью еще на «большой земле», как мы тогда называли Советский Союз, интересы которого здесь представляли. Реализовать эту болезнь нам  практически не представлялось возможным и мы утешали себя тем, что позволяли потреблять в пищу мясо экзотических видов животных, охота на которых нам виделась в воображении со всеми атрибутами опасностей, присущим африканским джунглям и саваннам. Так мы попробовали нежнейшее мясо крокодила (что-то среднее между курицей и кроликом), сочное мясо питона (почти не отличается от курицы, а кости как у крупной рыбы), дикобраза (самое вкусное мясо, сравнение трудно найти), ну и конечно антилоп (жестковатое, но приятное на вкус). Причем наши пиршества старались облечь  в форму, приближенную к полевым охотничьим условиям. Блюда заказывали не в центральных городских ресторанах, а на окраине города. Было у нас там одно кафе на берегу ручья, которое мы облюбовали и могли смело ходить туда без галстуков, кстати, там нами были отведаны и океанские устрицы, и лягушачьи лапки. Однако мое предложение попробовать мясо обезьян, в избытке предлагавшемся на местном рынке, не нашло поддержки - я даже почувствовал тогда внутреннее сопротивление каждого из нашей компании. Задумавшись, почему, сразу не нашел ответа, но, кажется, в основе этого отказа лежит инстинкт самосохранения (сохранения вида). Распространяя отношение к обезьянам как к себе подобным, все чувствовали внутреннее отвращение, предполагая такую трапезу как каннибализм. В данном случае, мне кажется, это ложное чувство ( Чарльз Дарвин виноват) и мясо можно было бы попробовать.
Так мы проводили наше время отдыха, пока со мной не произошло одно примечательное событие.      
 Как-то к нам в офис зашла миловидная девушка в коротенькой юбочке. Очаровательным акцентом, слегка и приятно слуху коверкая некоторые русские слова, что непроизвольно вызывало  добрую улыбку, спросила стоимость билета до Москвы и забронировала одно место. Следующий раз, было это недели через две, она легкой уверенной походкой, простучав тонкими длинными каблучками по каменному узорчатому полу, подошла ко мне и обратилась с просьбой продать билет для двоих до Парижа. Моего удивления это бы не вызвало, но бронировать места для себя она заказала уже на другую фамилию. Разговорились. Приехала сюда отдохнуть по приглашению подруги. Внезапно познакомилась и еще внезапнее приняла решение о свадьбе с французом, имеющем здесь свое дело, но проживающем постоянно в предместьях столицы Европы. Едут получать благословение его родителей.
Как счастье меняет. К красоте внешней оно добавила красоту внутреннюю. Не легко быть счастливым и, что бы об этом никто не узнал. Хочется рассказать о случившемся всему миру - я с удовольствием разделил переполнявшие ее чувства. Мы болтали часа полтора и расстались друзьями. Случай не ординарный и я постарался сделать все возможные  скидки к стоимости билетов по выбранному ею маршруту - рейс был через Москву, а в медовый месяц, кроме Франции, супруги хотели попасть в Кишинев, где жила ее мама.
Увиделись мы еще через пол года, она пришла познакомить с супругом и была уже с увеличенной талией. К красоте женщины-подростка добавилась нежная красота будущей женщины-матери. Я с радостью принял приглашение поужинать у них на вилле. С тех пор мы довольно часто проводили свободное время вместе - или у нас, в трехкомнатной квартире,  или у них. Жены находили в разговорах свои интересы, а наши, с Моррисом, пересеклись на охотничьей теме.
Сафари! Во времена до 1991 года для почти всех охотников нашего государства несбыточная мечта и желаемая сказка. Поэтому рассказы нового приятеля я слушал с замиранием сердца. Нет, ни львов, ни тигров, ни бегемотов и носорогов он не стрелял, но мне, скучавшему без любимого времяпровождения, небезынтересны были его рассказы о выслеживании диких буйволов или крупных  стадных антилоп. Даже истории об охотах на перепелов не оставляли меня безучастным (там где я имел опыт охот, эта птица почти отсутствуют).
Собачки, правда, у него не было. Но французы очень дружный народ и держаться всегда сплоченно, особенно если проживают в другом государстве. Сеттером, прекрасно работающим по перу, владел его хороший знакомый и они в перепелиный сезон были частыми посетителями влажных саван, находя отдохновение от однообразия бизнес деятельности, безысходно связанной с разговорами по телефонам, перепиской по почте, факсу и интернету.
Иногда после ужина, удобно устроившись в мягких креслах кабинета Морриса, мы за рюмкой «Камю» и чашечкой кофе делились воспоминаниями о своих охотах. Одна из стен кабинета вызывала мой постоянный интерес. На ней висел огромный гобелен изображавший лесной пейзаж у воды и двух охотников в натуральный рост, стоящих с ружьями в руках и о чем-то мирно беседующих. Гобелен был выткан мастерски и охотники выглядели как живые, эффекту способствовали настоящие ружья, которые Моррису удалось естественным образом внедрить в картину. На поясе одного из них висел нож, тоже настоящий. Как все-таки приятно зайти в дом и, не лазая по укромным местам, громыхая ключами о сейф, взять в руки ружьишко, прикидывая его прикладистость или выцелить улетающую утку, изображенную на том же гобелене - мой новый знакомый был настолько добр, что разрешал мне это делать.
Однажды он позвонил и предложил принять участие в охоте на антилоп, предварительно заверив, что все расходы возьмет на себя. Не секрет, что иностранцы знали о бедном богатстве русских, работающих там по контракту со своим государством. Кстати такое положение не добавляло авторитета - ни государству, ни его служащим.
Не отказавшись, но и не дав согласие, я предварительно осторожно разведал, что мне грозит в посольстве за такой отдых. Спасибо горбачевской оттепели, раньше бы за такую поездку меня мгновенно отправили бы в места обетованные - домой и с волчьим билетом. Не запретили, но и не высказали восторга. Естественно, охота дело опасное везде (слон и в Африке слон), а кому хочется нести ответственность и разбираться в том, что, не дай бог, может произойти со мной на охоте. Кстати, похоронам холодной войны были рады не только русские, но и французы, имевшие в этом государстве исторически сложившиеся интересы (это была их бывшая колония). Супружеская пара французов, державшая в столице сеть ресторанчиков, самому центральному и посещаемому кафе в городе присвоила название «Ренуво», что, согласно вольного перевода с французского, можно определить как перестройку, или обновление.
Прихватив еды, напитков и, облачившись в спортивную форму, я рано по утру пришел к Моррису на виллу. И хоть не можем мы себе позволить за границей приобретать Джипы, Браунинги и содержать для охоты сеттеров, но зато в сумке у меня лежала заветная баночка черной икры и бутылка «очень сухого» шампанского, до которых так охочи все европейцы, не будем кривить душой - мы тоже.
И хоть охота мне не очень понравилась, о чем расскажу чуть позже, но то с какими удобствами привычно экипировались мои новые друзья, на меня произвело впечатление. Во дворе стояли две машины высокой проходимости, одна из них «Тоуоta»: полугрузовик, с разделенной кабиной и кузовом. И если некоторые предметы, которые грузились в машины вызывали у меня недоумение (зачем в саванах электрочайник?), то по приезде на место охоты сомнения развеялись. Заправив переносные холодильники капсулами с замороженной жидкостью и поместив их в последнюю очередь в машину, мы тронулись в путь.
Время - разгар большого сезона дождей. Воздух был настолько пропитан и дышал влагой, что казалось вот-вот и капли дождя появятся из ничего, прямо из окружающей атмосферы, хотя ни одного облачка на ярко синем небе не было. Если смотреть в это время на пейзажи природы непривыкшим взором, что со мной произошло, когда я впервые здесь ехал от аэропорта к своему новому временному дому, то в душе возникнет непроизвольное удивление. Разобравшись в чем дело станет понятным, что природа здесь живет не как у нас в России - степенно и основательно готовясь к смене времен года. Изнывающая по влаге, от конца большого, четырехмесячного,  сезона дождей, до начало малого (а бывали времена, когда в этот небольшой период не выпадало ни одной дождинки), природа при появлении дара небесного взрывается таким буйством красок зелени и цветов, что с непривычки происходящее поражает. В это время там все очень-очень яркое: ярчайше зеленые ветки деревьев, кустарников и трава. Цветы - это сумасшествие. Огненно красные, фиолетовые с синим отливом, ядовито желтые - кажется, что в порыве ожидаемого скорого угасания они хотят силой впечатления завоевать душу тех, кто обратил к ним свои взоры. Это им удается. Нельзя оставаться равнодушным к величию египетских Пирамид или Джокондовской улыбки Сфинкса, так заинтриговавшей Наполеона или к азарту зажигательной, отдающей себя в танце, Кармен в исполнении  Майи Плисецкой. Соединим в наших образах это несоединимое и получим приблизительно то, что происходит там с природой в периоды дождей.
Проехав километров 60-70 по асфальту мы свернули на проселочную дорогу и через несколько минут въехали в небольшую деревеньку. Моррис подогнал машину к одному из домов. На ее шум вышел хозяин и его двое взрослых сыновей. Они уже были готовы к нашему приезду и, погрузив свою поглажу в машину, сами забрались в кузов. Мы продолжили свой путь в глубь саванны. Дорога, без грамма гравия или асфальта, шла все время под уклон, хотя часто и незаметного для взгляда. Из травы, местами вырастающей до роста человека и, иногда, почти полностью перекрывающей две пробитых колесами машин колеи, изредка вспархивали перепела.
Двигались неспеша, потоки выпавших ранее дождей, сливаясь и пересекая дорогу, могли проделать в ней глубокие ямы, попасть в которые было бы даже опасно. Минут через сорок езды нам открылась гладь небольшого озера, подъехав к нему, мы остановились и вышли из машины. Оглядевшись я замер как завороженный. Мы стояли внизу громадной пиалы, на дне которой плескалась вода озера, отражая лучи солнца тысячью бликов. Пришедшие к этому времени облака, касались верхних ее краев и, казалось, сейчас ниспадут водопадом к нашим ногам. Воздух был пропитан сладким, незнакомым мне ранее, ароматом трав и цветов.
Очарование бы долго меня не покидало, но его прервала проза жизни в лице не раз бывавших здесь охотников. Надо делать дело - ставить жилье, обустраивать быт. Прибывшие с нами местные жители, под руководством Морриса, быстро и споро принялись выполнять эту работу. Палатка, скорее не палатка, а громадный тент, не имел дна и был закреплен вверху на трех толстых 2,5 метровых шестах. Внизу он крепился не прямо к земле, а к многочисленным метровым колышкам, вбитым в землю с таким расчетом, чтобы жарким днем крылья полога были подняты и ветер мог бы гулять сквозняком в палатке принося прохладу. На ночь же или во время дождя полог тента спускался до земли и палатка превращалась в дом, способный сохранять тепло людей, отдыхающих в нем. В дальнем углу установили бензиновый движок на полтора киловатта (а я думал, зачем был нужен электрочайник?) и рядом на столе разместили двухкамфорочную электроплиту и остальные кухонные принадлежности. На рядом с палаткой стоявшее дерево приспособили огромный резиновый бурдюк и наполнили его водой из озера (как мне рассказали, за счет такого расположения, позволяемого скапливаться стекающей влаге на дне «пиалы», вода сохраняется в нем круглый год). Отходящий от емкости шланг, имевший на конце кран и раструб в дырочках, рассказали мне, что это переносной душ. Им все с удовольствием воспользовались после пыльной дороги перед обедом. Готовить, что-либо серьезное перед сном не хотелось, а отдохнуть перед ночной охотой было необходимо и мы пообедали бутербродами с черной икрой, сыром и колбасой, запивая их горячим кофе. Спать улеглись на брошенные на раскладушки спальные мешки, спрятав, утомленные небольшой дозой виски, головы в небольшие, но мягкие подушки.   
Проснулись к вечеру. Забрались в полугрузовик, на котором вдоль низкого сплошного борта были установлены на уровне чуть ниже груди высокие бортики. Их горизонтальные перекладины местные жители обмотали тряпками и ветошью, чтобы при езде по бездорожью они металлом не били бока охотников.
В кузове двое с ружьями, в том числе и я, в кабине Моррис с африканцем. Поехали в сумерках уже по бездорожью, перевалив в самом близком к палатке месте через гряду «пиалы», распрощавшись на время с уже обжитым походным домом. Когда стемнело, сосед Морриса влез в кузов и, включив прожектор, стал искать светом жертву. Часа два три мы утюжили саванну бесполезно, выстрелив только один раз по какой-то местной птице, вылетевшей в свете фар из под колес.
Но вот «фарщик» выхватил из густой травы отблеск глаз, светящихся двумя горящими угольками. Мой сосед, ему было сподручнее, выстрелил и подранок антилопы понесся по траве. Машина взревела и руководимая светом прожектора помчалась ей в след. Антилопа то скрывалась в густоте кустарника, то снова появлялась, возвышаясь над низкой травой. Нас в это время метало в кузове из стороны в сторону. Вцепившись в борта кузова, мы держались, чтобы не вылететь, на какой-нибудь яме или кочке. Постепенно стало видно, что антилопа устала. Бежала она уже медленнее и главное было не потерять ее из вида, но вот сосед, улучив мгновение спокойного движения машины, подбросил к плечу ружье и выстрелил. Моррис еле успел затормозить, чтобы не раздавить павшую антилопу.
Утром удачливый охотник, угощал нас, лично приготовив печенку с луком и, под звон чашек с шампанским, принимал наши поздравления.
До сегодняшнего дня я не знаю была-ли это разрешенная или браконьерская охота. Но даже если она и была запрещенной, вряд-ли бы я смог прекратить аналогичные выезды: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят».
Вскоре наша семья покинула страну и участвовать в таких охотах мне больше не приходилось.         
Я браконьер! Браконьер всю свою жизнь, сколько себя помню.
Иногда из-за лени, когда неохота было съездить, чтобы заплатить вовремя деньги за путевку. Иногда из-за бедности или жадности, когда жалко денег на приобретение лицензии. Иногда из-за охотничьего азарта, застилающего память и заставляющего забыть все на свете - тогда не до правил, которым должны следовать в охотугодьях. Иногда случайно, когда уверен, что бьешь самца, а укладываешь наповал матку.
Наверное в идеале, видимом идеологами любого государства, в нем должна быть жизнь не выходящая за рамки сформированной правовой системы, возможно, дополненной положениями той религии, к которой родители, как правило, стараются приобщить свое дитя.
Каждый из нас опутан паутиной, либо прописных правил, либо иных, обусловленных обществом, норм поведения. А мы говорим свобода, независимость! Стоить теперь представить, что каждая эта паутинка подключена датчиком к телу человека, а другим концом к шокообразующему генератору, автоматически включающемуся при нарушении какой-либо из заповедей. Долго ли, не сойдя с ума, проживет такой человек?
Когда я служил в армии однажды один из политработников рассказал нам одну интересную притчу. Поспорили как-то взвод солдат с офицерами о том, что они смогут жить неукоснительно выполняя армейский устав в течении полгода. За это офицеры представят их к длительным отпускам домой. Через три месяца такой службы сломался последний из солдатиков - не осталось у них ни физических, ни моральных сил службы, похожей для недавних школьников на издевательства. Хотя в не сомнения устав, как говорят в той же армии: «Писан кровью». Почти каждая строчка в нем появилась после того, как произошло большое событие или несчастье, потребовавшее внесения изменений  в основной закон армейской службы.
 Так постепенно, неисполнение непосильного устава в конечном итоге приводит в дальнейшем к желанию не выполнять уже простейшие и необходимые действия, предусмотренные уставной службой, а то и прямо нарушать их - как следствие сегодняшняя дедовщина, или самоубийство служащих в армии.
Так, оказавшееся непосильной, ноша строительства коммунизма, разбившаяся о человеческий фактор, привела к смерти целостность нашего громадного государства. Так и сегодня, поколения людей уже привыкшие не выполнять законы и нормы, предписанные системой права, а то и просто свои должностные обязанности, вряд-ли смогут привести к благоденствию то, что мы все любим - нашу страну.       
Общение с нашими домашними животными при их обучении вряд-ли требует расширения языкового багажа, которым обладала Эллочка Людоедка из «Двенадцати стульев». Но люди! Мы же можем черпать уроки жизни из миллионов написанных за время нашего бытия книг, тысяч кинофильмов, наглядно показывающих уроки истории. Как часто, к сожалению, все это тщетно. Сиюминутное дороже. Каждый из нас, иногда несколько раз за день, сталкивается с необходимостью решать одну из основных библейских проблем, которую нашептал Адаму и Еве мудрый змей.
 Выбор то был какой интересный. Или всю жизнь ходить по раю, как барашек, под присмотром «вождя», не зная забот о хлебе насущном, холоде и лишениях. Или узнать страшное! Горе, нищету, грязь, предательства. Что это было за решение? Сумасшествие или подвиг? Если сумасшествие - то черт не нужен, обо всем позаботится бог, проведя бессмысленную толпу к ... неизвестно еще к чему. Если подвиг - то как же без черта? Кто будет каждому приносить искру сомнения в правильность существующего бытия, а значит и давать возможность нам каждым самим вершить своей судьбой. Это ли не прогресс?
Наверное в идеале, идеологам построения любого государства необходимо исключить в нем неуважение к праву власть держащих, несоответствие реально провозглашенных идей делам, а, главное, осуществить материальные возможности граждан выполнять правовые требования государства - дабы браконьерство по нищете исключить.   
Однако сегодня есть сказочные страны где Ангелу Ада рады всегда, там несправергатели законов и правил - это гении. Там сомневающиеся в тысячелетиями установленных нормах являются талантливыми и творческими людьми. Там могут пнуть любую догму или формулу, доказательно конечно. Это страна - наука. Не зря Мефистофель пришел именно к Фаусту, философу и ученому. Простим слабость обоих. Одному желание принять в свой легион умнейшего из живущих. Другому хотение помолодеть и быть любимым. Мне кажется оба делают нужное дело и, наверное, зачастую «нечистому» очень горько за непрекращающиеся глупости человечества. Ведь он же ангел, хоть и падший!
Но есть еще одна страна, в которой можно жить, если не нарушая, пока устоявшиеся, законы и нормы, то хотя бы отдохнуть от постоянного навязчивого напоминания необходимости их исполнять. Это страна - охота, позволяющая быть в дали от организованного отдыха, наслаждаясь  одиночеством общения с природой.
Эх! Если бы вы знали, как мне надоело быть браконьером!
Эпилог.
Формула угасающей любви, согласно Ч. Белова, гласит: изучать, чтобы знать; знать, чтобы изменять»
          Ч. Белов