Введение в Поэтику абсурда

Смысл уничтожить гораздо сложнее, чем его создать. При “сопряжении далековатых понятий” (М.В. Ломоносов), столкновении антонимических конструкций, манипуляциях оксюморонами не возникает абсурда, поскольку эта   формальная игра порождает новые смыслы, не притязая на старые. Процесс уничтожения смысла связан с методом приведения к абсурду, известным нам из математики и логики.  Символом абсурда принято считать корень из минус единицы. Сами по себе “корень” и “минус единица” не противоположны и даже не эквивалентны друг другу. Это не “черный снег” и не “белая чернота”. Они – из разных семантических рядов. Следовательно, и процесс “изготовления” абсурда в художественном произведении не сводится к игре в контекстуальные антонимы. “Законтаченность” как эффект короткого замыкания понятийно близка  абсурду. Но соединение двух “проводов” само по себе, без напряжения, не вызывает короткого замыкания. Создание напряжения – основное в поэтике абсурда.
Условно примем, что  вне стилистики, в области одной лишь методологии, существует два  различных пути создания художественной реальности: фабуляция и развертывание тропа. Термин "фабуляция" взял из психиатрии Джулиан Барнс и использовал в романе "История мира в 10 1/2 главах". Суть фабуляции заключается в том, что берется несколько подлинных фактов и строится на них новый сюжет. Должно получиться некое навязчивое видение, содержащее в себе черты реальные и абсурдные одновременно. На фактах строят свои произведения, собственно, все писатели, но фабуляция – это, кроме всего прочего, небылица, которую придумывает психически больной, чтобы обойти факты, о которых не знает или которые не желает принять. При этом чуть ли не обязательным является наличие двойного стресса: сильный стресс в личной жизни совпадает с политическим кризисом.  Здесь как раз и появляется то самое напряжение, без которого художественная реальность может быть комичной, трагичной, но никогда не станет абсурдной. Теорию Бармса к произведениям самого Бармса применить, однако не удается: вся "История мира…" построена на образе древесных червей – обитателей  ноева ковчега. Каждый раз автор сводит к абсурду  попытку человека  установить закон для столь ничтожного создания.
Точно такой же безуспешной кажется попытка Вальтера Беньямина нащупать фактологическую основу кафкианских повествований  в притчах. (Это был бы весьма убедительный пример фабуляции.) "Интересные сами по себе, все эти притчи в лучшем случае обладают туманным сходством с текстами Кафки."
Два пути создания абсурда разделяет тонкая, но прочная перегородка. Настолько прочная, что они почти не сообщаются между собой, как не сопоставимы в одном человеке  тонкий интуитивизм и жесткая логика. В нашей работе исследуется второй путь, по которому идут писатели-логики – развертывание тропа.
Абсурд в художественном произведении – это образ, данный как реальность, выходящая за пределы здравого смысла, reductio ad absurdum некоей идеи. Чаще всего он возникает на основе отождествления элементов метафоры или ее разновидностей (оксюморона, гротеска, парадокса, олицетворения и т.д.) с введением данного тропа в профанную реальность вещного мира. В результате образуется эквивалент истины, способный при определенных художественных или исторических условиях зарекомендовать себя как абсурд.
Мышление персонажа, склонного к буквальному прочтению метафор (отождествлению означаемого и означающего), Вольф Шмид называет абсурдным („Проза как поэзия“), в лингвистике же оно, начиная с А.А.Потебни, трактуется как мифологическое (мифическое). Г.А.Гуковский подобное явление связывает с „психикой абсурда“ („Реализм Гоголя“), Ж.Морон („От навязчивой метафоры к индивидуальному мифу“) переносит акценты с персонажа на самого автора  и обнаруживает у А.Рембо сетку навязчивых метафор, которые проявляют себя в снах и видениях как абсурдная реальность.
 Вальтер Беньямин строит свои литературоведческие рассуждения на том, что Кафка воспринимает метафоры буквально. Обезьяничая, герой становится обезьяной; выражение "жить как собака" превращается в реальность собачьей жизни. Кафка, по Беньямину, как бы поворачивает образ под микроскопом, не видя его условности, не замечая его предполагаемого значения. Абсурд возникает на стыке авторского и читательского  понимания: читатель продолжает воображать, что он углубляется в символический смысл повествования, различая более глубокую реальность, но в своих ожиданиях он обманывается из-за жесткой "наивности" автора, обладающего лишь буквальным видением. Читатель начинает предполагать, что автор мыслит мифологически, т.е. абсурдно. Но конечно же, это просто-напросто игра Кафки, уравнявшего образ автора с образом профанного героя.
Абсурд – явление не стилилистическое, а, скорее, гносеологическое. Если поэтику абсурда рассматривать как пародию, то это внестилистическая пародия, легко переводимая в любую знаковую систему, где действуют те же логические законы (закон запрета противоречий, закон исключенного третьего и т.д.); в любом случае, когда мышление мифологическое, профанное становится объектом внестилистической пародии, о нем можно говорить как об абсурдном. Объектом пародирования в поэтике абсурда становятся не сами метафоры, а мифы, порожденные мифологическим восприятием метафор – сдвиг в их восприятии.
Поэтику абсурда поэтому мы рассматриваем не как стиль, а как единую в своей структуре повествовательную модель, действующую по композиционным законам и нарушающую законы архитектонические (выход за рамки комедийного, превращение трагедии в фарс и т.д.).
Исследование взаимоотношения сознания и подсознания текста, типичного для поэтики абсурда, дает возможность выхода к исследованию психофизиологии творческого процесса:  во внешней форме оказывается то, что является сознанию художника как наваждение. В основе этого наваждения лежит, как правило, некая  идеологическая метафора, поразившая воображение и наложившая свой отпечаток на мировоззрение художника. Обратной стороной „кошмара“  является идея, в силу своего метафорического происхождения, весьма привлекательная. Произошло либо замещение, либо конденсация этой идеи. В любом случае, сдвиг ментальной энергии с понятийного плана в художественный.
Поэтика абсурда – это философский, психоаналитический вне-жанр. Разобраться в методологии перехода от понятия – через метафору – к абсурду, это и значит, собственно, для абсурдиста, понять самого себя, выяснить причину навязчивых состояний, и, возможно, тем самым избавиться от них.