8

20 марта
Понедельник
ВЕЧЕР


- Жаворонок еще не под одеялом? Что нового в провинции?

- Жаворонок ест шоколад. И совесть за это не мучает.

Она достала из коробки конфету и, перевернув, осторожно откусила от нее донышко.

- Пахнет паленым. Дай, я угадаю - объявился чужой жених?

- Не…

- НЕ объявился.

- Ты все знаешь. С тобой скучно.

Елена положила донышко в крышку коробки.

- Я - сама определенность. И вот что я тебе скажу…

- Не надо меня учить, - она запрокинула голову, вылизывая из перевернутой конфеты кислую начинку.

- Слушай и не перебивай! К черту его! Надо двигаться вперед. Свет будет…

- В конце туннеля от встречного поезда? – Елена запихнула в рот пустую конфету.

- Грубо, детка! Я сейчас обижусь и уйду.

- А я тогда обижусь, - она втягивала щеки, всасывая горький шоколад – и тоже уйду. Гулять. С карниза.

- Хреновый из меня гуру…

- Только гуру мне не хватало! Я по фазе скоро двинусь.

- Ты этот декаданс брось – то в окно выброшусь, то умом тронусь!

- Никуда я, конечно, не выброшусь и не тронусь. Никакого декаданса – сплошной модерн.

- Проблески сознания. Мне не заказана карьера гуру.

- Кен-гуру. - Елена горько засмеялась.

- Если ты о дружке блондиночки Барби, согласен.

- В кои веки собралась испить страдания… - Елена закрыла коробку. - Сегодня две недели, как я его выгнала. Нет, ты не думай, я его не жду.

- Я не думаю.

- Ты бы видел его невесту!

- Я не видел его невес… Елена!

- За две недели ни разу не позвонить! Его что, не волнует, как я живу? Ничего! Возьму и тоже выйду замуж. За какого-нибудь транзитного миллионера.

- За богатого американца выйдет замуж в отместку Елена, и какого рожна, Христофор, ты когда-то открыл США? Кажется, японцы называют это хокку.

- Подожди! За бо-га-то-го а-ме-ри-кан-ца… - Елена загибая пальцы, считала слоги. - Это не хокку, а танка. Все равно здорово!

- Торговля собой?

- Скажешь тоже! Я себе цену знаю, - она шмыгнула носом, – на меня не каждый польстится. Что ж мне в старых девах оставаться? Или, может, собаку завести? – Елена глянула на висящий на дверной ручке намордник.

- Лучше кошку. Старые девы всегда с кошками. С ними гулять не надо.

- Не надо, но я не люблю кошек.

- Неудивительно. Тогда можно попробовать влюбиться в кого-нибудь другого.

- Идея! – глаза у нее загорелись, - я влюблюсь в артиста. Нет. Не так!

Елена вскочила с пола, схватила со спинки кресла шелковый платок.

– В меня влюбится артист.

Она накинула платок на плечи, продолжая держать его уголки кончиками пальцев. - Жутко талантливый!

Поднялась на носки.

- Я его буду мучить…

Развела руки в стороны.

- А он будет долго страдать!

Прогнулась назад.

– Я сжалюсь…

Выпрямилась.

- И нас поглотит…

Закружилась по комнате, подняв платок над головой.

- Неземная страсть!

Остановилась.

- Он предложит мне руку, сердце…

Опустила голову.

- Весь мир, и ключи…

Завернувшись в платок, скрестила руки на груди.

- От своих шикарных…

Встряхнула головой, откидывая волосы со лба.

- …апартаментов!

- Мммда. А зачем это все?

- Зачем это все. - она опустилась на пол и задумалась – Ах, да! Тогда и я стану жутко известной и Марик пожалеет. Хочешь серьезно? Настанет день, и он…

- Нет, деточка. Ты вырастешь и поймешь, что тебе не нужен этот день.

- Ты думаешь?

- Так меня оскорбить! 

- По ком на сей раз звонит колокол? Слушаю внимательно, хотя у меня и без вас дел по горло.
 
- Привет.
-
- Еще один серьезный.
-
- Ску-у-учно.
-
- Что ты мне скажешь, чего я не знаю?
-
- Кто ты такой, чтоб задавать такие вопросы?
-
- По понедельникам не подаю.
-
- Цицерон!
-
- Меньше думай, если не умеешь.
-
- Трубку бросил. Не успела передать привет его невесте.

- Старик Хэм прав - не спрашивай, по ком звонит колокол…

- Он звонит по тебе.



ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР

- Зачем ты так, детка? 

- Марик рассказывал, у них овцу забивает специальный человек. Он пережимает ей какую-то артерию и убивает одним движением. 

- Чтоб ей не было страшно и больно. Да, овец ему лучше не резать.

- Зато меня, неправильно зарезанную, не сьедят. Ну что, свет будет, детка? – она передразнила Леона. - Нельзя жить с таким лицом и с такими мыслями. 

- Это что за разговоры с умными людьми?

- Ссорюсь у зеркала с собой.

- С судьбой?

- Или с судьбой. 

- А этот овцеубийца, с дурацким именем - что за птица?

- Совсем не птица. Завтра это не будет иметь никакого значения.

Елена подняла руки, потянулась и улыбнулась своему отражению.

- Чужая верность мучит. Я жалела его. Как он теперь меня забудет? Старая сказка - мы вечно не дожидаемся капитанов и выходим замуж за тех, кто боится воды. А потом снова с тоской смотрим на море…

- И ты будешь?

- Буду.

- А если…

- Посмотри на горизонт! Неужели тебя никогда не охватывает странное чувство…

- На самом деле, это ожидание. Оно проходит, - грустно сказал Леон.

- Ты как наш кафедральный собор - всё уже видел. Лео-он! Разве можно быть реалистом в сумасшадшем весеннем городе?
 
- Это потому, что я и ваш кафедральный давно живем на свете.

- Нет. Вы просто притворяетесь.

- Пора взрослеть, Елена!

- Молчи или я обращу тебя в мрамор. Сегодня полнолуние.


НОЧЬ


Она выключила свет, встала на подоконник и открыла окно. Горшки с сухой геранью упали на асфальт.

- Как высоко! Сброшу кожу! Обрежу волосы! Отпускаю его! Гладкое тело! Кефирный запах! Меня тошнит! Вен хочу, пота, жилистых рук, жесткой шерсти! Ты слышишь? Я не знаю, где ты сейчас. Я не знаю, кого ты целуешь. Ты услышишь мои слова. И не сможешь ты больше спать. Ты не сможешь ей больше врать. Ты не сможешь больше молиться. Ты не сможешь дышать без меня. Ты не сможешь. Не сможешь. Не сможешь…

В ритме трамвайных колес, в звонках телефонов, в шагах на ступенях лестниц, в звоне ложки о чашку, в шелесте книжных страниц, в стуке пальцев о клавиши, в скрипе старых дверей подъезда она искала их… Чтобы остановить солнце, разрушить город, докричаться, добиться, дозваться – своими словами.
Держась руками за рамы, на краю потемневшего окна, она выгнулась и подалась вперед, как галион корабля. Раскачиваясь из стороны в сторону, цепляясь распущенными волосами за раму, она громко кричала:

Будешь видеть мое лицо.
В каждой женщине мимо идущей.
Будешь голос мой слышать зовущий.
В каждой новой весенней птице.
Будешь всюду меня искать.
Будешь вечно твердить мое имя.
Будешь тихо сходить с ума.
Будешь в кровь кусать себе губы.
Будешь как потерянный день.
Будешь тенью своей. Будешь. Будешь.

Будет звать тебя море в путь.
Будут карты легко читаться.
Будут волны биться о борт.
Будет солнце вставать на востоке.
Будет точным и верным курс.
Будет легким и светлым парус.
Будет только попутным ветер.
Будет крепким корабль.
Будет.
Будет.

Через три с половиной года.
Я зажгу в этой комнате свет.
Через три с половиной года.
Я открою осенние окна.
Через три с половиной года.
Ты войдешь в мою бурную гавань.
Через три с половиной года.
Через три с половиной года.”

Разрушая взглядом бетонный забор, и устремляясь куда-то за причалы порта, она пела низким голосом в полнолунную ночь:

“Будет белой твоя рубаха.
Будут руки твои в мозолях.
В волосах твоих будет ветер.
А в глазах твоих будет небо.
Будет кожа твоя соленой.
Будут губы мои ненасытны.
Будет сильной твоя покорность.
Будет так.
Будет.
Будет.
Будет.»