Рай

Борис

Он вылез из теплотрассы. Всю ночь лил дождь, но, слава Богу, дом не залило. Борис глянул в лужу, поправил руками седеющие патлы. Протер глаза, стряхнул с серого, местами вытертого до подкладки, пиджака засохшую грязь. Пора на работу.
...Улов оказался невелик - пяток водочных бутылок да с десяток пивных. Гремя сумкой, Борис потащился к “мойке” - открытому люку, из которого и зимой, и летом поднимался горячий, отдающий сероводородом, пар. Возле “мойки” уже возился Пашка. Люк находился на территории Бориса, стало быть, принадлежал ему. Но Пашку Борис пускал, и даже бесплатно, хотя со всех остальных, забредших случайно, требовал плату - пустую бутылку.
-Здорово, Борис! - хрипло поприветствовал Пашка.
-Здоров! - отозвался тот.
-Чего-то негусто у тебя сегодня.
-И не говори, кума... Так и помереть недолго.
-А-а, так и так помрем! - оптимистично заявил Пашка.
-А как думаешь - пустят нас в рай?
-Пу-устят! - уверенно ответил Павел. - Считай - мы с тобой сколько страдали?
-Много.
-Точно! Ни один столько не страдал, сколько мы. А за страдания рай полагается.
-Умный ты, Пашка! А вот скажи тогда, как там, в раю?
Пашка морщит лоб. Морщины поднимаются от бровей и скрываются где-то на лысине.
-Хорошо там. Тепло. Дома... Ну, такие... Помнишь, как в детстве?
-Изба. Печка, полати, а на стенах - пучки травы. И запах... Травы, молока, свежего хлеба...
-Дурак ты, - спокойно говорит Пашка. - Дома трехэтажные. Какая печка?! Батарея! Плита газовая. Диван, кресла... И телевизор. Еще черно-белый... И каждый день - хлеб, масло, сосиски. Колбаса...
-...Сметана.
-Хорошо там.
Оба вздыхают. Руки привычно сдирают с бутылок распаренные этикетки. Наконец, Пашка изрекает:
-Заговорились мы с тобой. Кирилловна сегодня “чебурашки” по полтиннику берет. Не опоздать бы...

...К утру Бориса прихватило. В бреду чудилось ему, что он уже в раю - лежит на раскаленной печке, а давно умершая мать наливает в кружку парное молоко и намазывает на только что испеченный хлеб толстый слой домашней сметаны.
Днем пришедшие по вызову рабочие жилкомхоза задвинули люк над последней обителью Бориса.

Михаил

На кухне будильник включил радио. Задорные девичьи голоса на фоне неуловимо знакомой музыки кричали что-то про виллу на Канарах, растаявших наутро деньгах и пр. Михаил встал, потянулся. Сбрызнул лицо холодной водой. Жену решил не будить - целыми днями Юлька бегает в поисках работы, пусть хоть сегодня отдохнет.
Прошаркал старыми шлепанцами на кухню, разбил на сковородку яйцо. Подумав, достал из холодильника еще одно, последнее. Вывалил яичницу на тарелку, отрезал тонкий ломоть подорожавшего вчера черного хлеба. Пятисот рублей, что зарабатывал Михаил, семье давно не хватало.
“Закончится ли это когда-нибудь? - подумал он. И сам себе ответил. - Разве что после смерти. Вот попаду в рай, хоть отдохну.”
Рай... А как там, в раю? Вечно ласковое солнце, судьба не вихляет пьяным водителем. И, наверное, рай чем-то похож на Канары, о которых только что вещали ему девчонки из группы “Стрелки”, куда зазывают обладателей толстого кошелька многочисленные турфирмы.
Тепло. Можно, наконец, наесться до отвала, накупаться в не виданном никогда море. Зарыться в песок и не следить за временем. Рай... Место, где нет светофоров, рева автомобилей и крика клаксонов, где никогда не увидишь скандальных уличных торговок и азиатских детей, требующих милостыню.
Михаил вышел на улицу. Сильный удар вынырнувшей из-за поворота “пятнашки” навсегда отключил его сознание.

Сергей

Встал. Ледяной водой стряхнул сон. Перекусил, чем послал Бог. Оделся. Заглянул в комнату молодой жены. На лице Лельки, досматривающей седьмой сон, солнечным зайчиком играла улыбка. Сергей притворил дверь, прошлепал к бару и вытащил початую бутылку коньяка. Плеснул на дно бокала и пил почти по капле, ностальгируя по граненому стакану и “трем семеркам”.
Блеск домашней обстановки слепил глаза. До третьего этажа донесся короткий резкий сигнал автомобильного клаксона. Сергей подошел к окну. Раздвинув пальцами жалюзи, глянул вниз. Да, его “Тойота”.
“Пора”, - подумал Сергей. Глянул на монитор, соединенный с видеокамерой, осматривающей арку его дома. Ничего подозрительного. Переключился на камеру, следившую за выходом к лифту. И здесь все нормально. Можно идти.
Отворилась железная дверь.
Виктор, личный водитель, распахнул дверцу. “Поехали!”
Время коротали за разговорами.
-Как вы думаете, Сергей Анатольевич, попадем мы в рай?
Сергей задумывается. Вроде, должен. Вроде, особо не грешил. Хотя... Но это было слишком давно. Интересно, существует ли для Бога срок давности?.. Сергей поправил на шее крупный золотой крест.
-Должны, Виктор.
-А как представляете себе рай?
-Рай?..
Действительно, что там, в раю? Летают ангелы. Жарко. Да нет, наверное, не жарко. Это на Канарах... Нет, в раю просто тепло. А для него, Сергея, в раю уже, наверное, приготовлена двухкомнатная уютная квартирка, как та, в которой жил в детстве. С линялыми занавесками на окнах, небольшой газовой плитой на длинных белых ножках, скрипучим диваном, еле втиснутым в шестиметровую кухню и ходиками, размеренно отмеряющими срок.
-Рай?.. Там хорошо, - произнес, наконец, Сергей.
“Тойота” тормозит у офиса. Сергей выталкивает дверь. Хлопок, и он падает в весеннюю грязь. Хлопок, и у левого борта навсегда замирает Виктор.
Сергей еще успевает подумать: “Жаль, не будет со мной в раю ни жены, ни сына”, но спохватывается - нет, не надо, пусть остаются здесь.
Контрольный выстрел в голову, и последняя мысль затихла.
17 марта 1999 г.