Маша и параходы

Маша не была обыкновенной девушкой. В свои шестнадцать лет она была счастлива, да так, как некоторые не бывают и в сорок, а всё потому, что у них не было пароходов, а у неё были.
Из-за близости порта Маша редко слышала тишину: каждый день причаливали новые корабли, и каждую ночь работали огромные железные краны, похожие на гигантских доисторических птиц из романов Конан-Доиля или Жюля Верна. Маша не читала ни того, ни другого, но о них ей рассказывал её отец, когда она была совсем маленькой и глупой девочкой. Неизвестно, о чём бы ей рассказывал отец сейчас, когда ей стало шестнадцать. Её отец однажды пьяный забрался ночью на один из кораблей, но подскальзнулся на масленом пятне, упал в воду и утонул. Это случилось, когда Маше исполнилось тринадцать. Тогда она уже не была такой глупой, как в двенадцать, но у неё ещё не было пароходов, которые появились в четырнадцать. Вернее, они были, и, скорее всего, даже у неё. Но тогда она об этом просто не знала, пока однажды с рассветом не встала у окна и, кутаясь в мамин пуховый платок, не увидела в море небесной красоты корабль. Он был ослепительно белым, а из его труб шёл дым, газовым шарфом тянувшийся за ним следом. Тогда Маша разбудила мать и спросила, что это.
-Как будто первый раз видишь… - зевая и щурясь на солнце, проворчала мать, - это пароход. Да тут в порту таких сотни.
Мать снова легла спать, а Маша осталась стоять у окна, наблюдая за величественным движением парохода.
С тех пор она каждое утро вставала с рассветом, надеясь вновь увидеть того белого красавца, которого она увидела в то июльское утро, но вместо него она наблюдала лишь местные грязные судёнышки, которых её мать тоже почему-то называла пароходами.
Машин день рождения приходился на последний день августа. Мать стала готовиться к нему на кануне: она испекла торт, пахнущий шоколадом, купила в портовом магазинчике фруктов и что-то ещё, завёрнутое в промасленную бумагу.
Утром своего пятнадцатилетия Маша вновь, как и в тот первый раз в середине июля, встала с рассветом, но, вопреки привычке, не стала смотреть в окно на море, что-то ей подсказывало, что сегодня этого делать не надо. Тихо, что бы не разбудить мать, Маша заправила постель и стала собирать на стол. Поставив две тарелки, она положила рядом вилки и ложки и критично посмотрела на стол. Чего-то не хватало, и она даже знала чего. Накинув на ночную рубашку мамин пуховый платок, она, как была босяком, вышла на улицу и, пробежав по песчаной дорожке, остановилась рядом с поляной, заросшей дивной красоты цветами. Слева шумело море, справа шумел порт, а Маша рвала цветы.
-Девушка, вам помочь? – услышала она приятный мужской голос.
Маша обернулась на звук и увидела паренька лет девятнадцати в форме матроса. Маша раньше часто видела матросов, но такого видела впервые. Те отщипенцы, что колобродили по ночам в порту были всегда грязными, от них пахло вином, а лица их украшали синяки и ссадины. Этот молодой человек был явно не из таких, его брюки были безукоризненно отглажены, а на кителе блестели новенькие золотые пуговицы. Аккуратная причёска и довольно приятное лицо. Маша растерялась, она часто, как и её подруги, общалась с матросами и привыкла к их пьяным выходкам, но этот был явно трезв и галантен. Маша не знала, что значит галантность, но почему-то именно это слово возникло у неё в голове.
-Чем вы можете мне помочь? – спросила она, продолжая рвать цветы, - и откуда вы такой красивый?
-Я? – смутился матрос, - я второй раз в этом порту как матрос, и я второй раз прихожу на эту прекрасную поляну, но тогда, первый раз, в середине июля я вас здесь не видел.
-Вы приплыли на корабле?
-Да, вон на том, видите, виднеется между кранов? – матрос махнул рукой в сторону порта и Маша, увидев то, на что он указал выронила из рук цветы. Между двух портовых кранов белел тот самый корабль. Нет, не корабль, а пароход, который она видела тем июльским утром.
Матрос быстро подошёл к Маше и, собрав рассыпавшиеся по траве цветы, протянул ей получившийся букет.
-Возьмите, - он улыбнулся, - меня, кстати, зовут Миша, а вас, о прекрасная и юная незнакомка?
Маша, ничего не ответив, побежала к дому и, буквально влетев в прихожую, заперла за собой дверь. Она прижала к груди букет и медленно осела на пол. Её сердце бешено колотилось, а в глазах светилась какая-то вселенская радость.
-А я то думаю, куда именинница подевалась, - услышала Маша голос матери, - чего на полу-то сидишь?
Когда они с матерью сели за стол, мать достала с полки промасленный свёрток и протянула его Маше:
-Это тебе. С днём рождения.
Маша развернула бумагу и взяла в руки подарок. Это была маленькая модель белого парохода, точь в точь такого, с которого был Миша.
Весь день она не выпускала пароход из рук, а под вечер, встав у окна, увидела как настоящий пароход покидает порт.
На следующее утро она пошла в школу, и ей стало не до встреч кораблей у окна. Маша не была прилежной девушкой, но была прилежной ученицей и всегда выполняла домашние задания. В школе она часто вела себя ни очень хорошо, но, как только она выходила к доске, весь класс замирал, слушая блестящие ответы на вопросы учителя.
Каждый вечер, сделав уроки и поужинав, она ложилась спать, но перед сном она долго смотрела на белый пароход, стоящий на тумбочке у изголовья кровати. Она смотрела на него и думала о том, где сейчас может быть её Миша. Про себя она так и называла его – мой Миша.
Как-то в середине октября Маша пришла домой со школы и нашла на столе мамину записку, что сегодня она задержится на работе, и что бы Маша сама приготовила обед и поела.
Разогрев суп, Маша плеснула его себе в тарелку и, сев за стол, стала есть.
В углу тикал будильник, за окном кричали чайки и шумел порт, но вдруг Маша услышала шаги на крыльце. Потом постучали в дверь.
-Кто там? – спросила она, подойдя к дверям.
-Извините, - услышала она показавшийся ей знакомым голос,  - но вы бы не могли налить мне кружечку горячего чая, а то на улице прохладно, а в трактир идти не хочу. Если надо, то я заплачу.
Маша приоткрыла дверь и увидела Мишу. Да, это был он, всё такой же бравый и красивый.
-Подождите немного… - сказала она и, закрыв за собой дверь, поставила греться чайник. Сердце её снова бешено колотилось. Она окинула взглядом свою комнату. Две вещи заставили её сердце биться ещё сильнее: белый пароход на тумбочке и засушенный букет полевых цветов. Тот самый, что протянул ей в день её рождения Миша.
Почти не осознавая, что она делает, Маша налила чай в две кружки и, держа их в руках, вышла на крыльцо.
-Можно я с вами тут попью? – робко спросила она, стараясь не смотреть Мише в глаза.
-Это я должен просить у вас разрешения пить чай с вами, - взяв из её рук кружку, ответил Миша. Немного помолчав, он добавил: - а всё-таки, как вас зовут, о, прекрасная незнакомка.
Маша, не глядя на Мишу, села на ступеньку и, выпив чуть-чуть чая, ответила:
-Маша. А вас, я помню, зовут Миша.
Миша сел рядом с ней и, грея руки о чашку, стал пить.
Чай они допили в полной тишине, глядя вдаль на серое осеннее море.
А потом Миша стал читать ей стихи о звёздах, море, дорогах, обо всём белом свете, и обо всём святом, что наполняет этот огромный и прекрасный мир.
Маша сама не заметила, как прижалась к Мише, а он её робко и осторожно приобнял. Они долго говорили, он ей рассказывал про другие страны и города, а она ему про своих подруг и учителей.
-Ну, ладно, Маша, мне пора, - посмотрев на наручные часы, сказал Миша, - через час мой корабль отплывает в Норвегию.
Они одновременно встали со ступенек, и Маша, еле сдерживая слёзы, спросила:
-Ты ведь правда приедешь ещё раз?
-Конечно, у нас в этом порту всегда много дел…
-Нет, я не о том. Ты ведь правда приедешь и заберёшь меня в те далёкие страны, где ты так часто бываешь…
Миша ничего не ответил, он осторожно чмокнул её в щёку, а потом всё-таки, сказал:
-Если будешь ждать, то, конечно, заберу, если будешь ждать.
Он пошёл по песчаной дорожке в сторону порта, а она, догнав его, обняла и, привстав на цыпочки, поцеловала его в губы. Миша обнял её и, поцеловав её в ответ, тихо произнёс:
-А ведь будешь ждать.
А потом наступила зима. Корабли перестали заходить в порт и у Маши остался только один пароход, стоящий на тумбочке у кровати.
Весной она, не смотря на то, что допоздна сидела за уроками, снова вставала с рассветом и смотрела на море, но ни разу она так и не увидела белый пароход.
Однажды, в середине июня Маша проснулась ночью от того, что кто-то тихонько стучал в окно рядом с её постелью. В лунном свете она увидела Мишу. Он улыбался, и она, открыв окно, бросилась к нему в объятья. Они долго целовались, а потом он взял её на руки и понёс на ту самую цветочную поляну.
Даже сейчас Миша не был похож на портовую матросню, он снова был красивым и галантным. Маша слышала от своих подруг, как они гуляют с матросами из порта, и все эти рассказы не были похожи на то, что происходило сейчас, а всё было так, потому, что они с Мишей любили друг друга.
Весь остаток ночи Миша читал ей стихи и снова рассказывал про другие города и страны, а она ему про своих подруг и дела в школе.
С первыми лучами солнца он на руках отнёс её домой и, поцеловав, обещал вернуться аккурат в день её шестнадцатилетия.
Тридцать первого августа Маша вышла из дома с рассветом и посмотрела в сторону порта, но там не было мишеного парохода. Весь день она сидела напротив окна и смотрела на море, но парохода всё не было.
Поздно вечером они с матерью пили чай. Мать видела, что с её дочерью что-то не так. Но она не спрашивала, ибо знала… Она знала о Мише, даже ни разу его не видев, и она смогла понять свою дочь.
Часовая стрелка будильника медленно подползала к цифре двенадцать, а Маша всё не ложилась. Мать уже спала, когда вдруг с улицы донёсся шум мотора, а затем на крыльце послышались шаги.
-Маша, открой! – услышала она мишин голос и кинулась к дверям. В ту же секунду старые настенные часы в прихожей стали бить полночь, - Я, вроде, не опоздал на твой день рождения.
Маша открыла дверь и увидела перед собой своего возлюбленного, правда, на этот раз, вместо формы матроса на нём был цвета ночи пиджак, ослепительно белая, как его пароход, рубашка и всё так же безукоризненно отглаженные брюки. За его спиной Маша разглядела огромный блестящий автомобиль.
Миша обнял её и, взяв на руки, внёс в дом и закрыл за собой дверь.
Встала мать, и они втроём стали пить чай. Миша рассказал, что на самом деле тот белый пароход – это судно, принадлежащее компании его отца, а он туда подался матросом лишь для того, что бы доказать, что он не холёный сыночек богатого папы, а вполне самостоятельный человек, но теперь его контракт кончился и он вновь возвращается домой.
-Знаете, тот белый особняк на берегу к югу от порта?
-Да как же не знать, вы хотите сказать, что это ваш дом? – удивилась Машина мать.
-Вы знаете, мне кажется, что этот дом уместнее назвать нашим с вами. Просто мой отец месяц назад умер и все акции, пароходы и недвижимость перешли по наследству ко мне, но мне одному очень сложно, мама-то у меня умерла при родах, да и ваша дочь… Я её очень люблю и хочу, что бы мы с ней жили вместе, если она, конечно, захочет. Я понимаю, что о свадьбе говорить ещё рано, но всё-таки…
-Да, я хочу это, - ответила ему Маша. – но пообещай мне одну вещь.
-Какую? Хотя я знаю, что ты желаешь. Ты хочешь, что бы твоя мать жила с нами, да бога ради. И тебе привычнее, да и мне не так скучно будет, когда ты в школе.
-Да нет, не это, - засмущалась Маша, - хотя и это тоже, но пообещай мне, что мы с тобой хоть раз поднимемся на палубу того белого парохода и отправимся в какую-нибудь дальнюю страну. Норвегию, или, даже, Африку.
Миша приобнял Машу, улыбнулся, и спокойно ответил:
-Конечно, я же тебе обещал…
Маша не удержалась и стала целовать его в губы, а смущённая мать тихо встала из-за стола и пошла в свою комнату. А на лице у неё была улыбка…