Дела водолазные продолжение2

Как охарактеризовать период от прибытия в учебку до отбытия непосредственно на флот?
Сейчас уже как-то трудно ясно обозначить его…
Выделить главную составляющую в нём - а это было тогда единственно правильным, определяющим...
Нет… это слово можно озвучить, но…  получится ли вновь осознать?

Помните? Строй во время вечерней поверки и окна жилого дома напротив - со вполне человеческой жизнью за ними?.. Построения с матрасами на среднем проходе? Трапы, пиллерсы, баночки? «Товарищ, пиллерс, разрешите обратиться?..»  «Поправить коечки!..» Воспоминания, письма, любовь - спрятанные так глубоко, в самую, что ни на есть, душу, чтобы их не обнаружила окружающая нас безысходность?.. Гимн, присягу, сорок какую-то статью устава? Номер своего оружия, номер военного билета, свой противогаз, подсумок, штык-нож? Сапоги свои карасёвские помните? А баню? столовую? Утреннюю зарядку, после которой вы не без основания полагали, что «вот и день прошёл», помните?
Помните...

Если что и было у нас дурного в службе на атомном флоте, то процентов шестьдесят от этого мы пережили в свои первые полгода.  Больше нигде и никогда нас не превращали в стадо – унижать, бить пытались, но тупого, обесчеловеченного, нефункционального подчинения добивались только там.
Ты жил?
Нет - ты выживал…
В условиях бессмысленности требуемых от тебя действий - в этих сраных построениях, подъём-отбоях посреди ночи или дня, одеваниях-раздеваниях на время, беготне по трапам, в этих вечных глажках,  подшивках, укладочках – ты уже потом и не пытался найти во всём этом хоть что-то рациональное… ты понял, что с этим не борются… ты, наконец, назвал это сам тем же самым словом, которое слышал от старшего брата – ты! вчерашний курсант КВИМУ, штурманец! Ты же уже видал если не всё, то многое… Но вот ты произносишь это слово  - впервые, с полным на то правом… с осознанием… «ДОЛБОЕБИЗМ!!!»


***
На тестах при медотборе… в барокамере у одного нашего меха, у Ильича, потекла кровь из ушей на шести атмосферах. То есть она у него ещё и раньше потекла, но давление всё равно до шести подняли, это при том, что орать он начал ещё при трёх…
Вообще-то, конечно… когда ВВД(Воздух Высокого Давления) подают - нихрена не слышно. Но зато всем хорошо видно… как человек по палубе катается. Однако давление снимать начали не сразу, а, напротив, поднимали и пробовали воздействовать:
- Продувайся!! Продувайся, твою мать, тебе говорят!
А ВВД ведь свистит так, что теряешь ощущение времени – и секунда кажется длинным часом. Звук - на уровне порогового, по меньшей мере тебе так кажется, он выдирает из под кожи нервы, будто это не звук, а напильник. Ты корчишся, продуваешься изо всех сил и ЖЕЛАЕШЬ, чтобы это кончилось…
Просто представляю… если при всех этих прелестях у тебя непроходимость евстахиевых труб, и ты не можешь выровнять давление - твои барабанные перепонки вдавливает внутрь сила, равная давлению воды на глубине шестидесяти метров… Ты кричишь, агонизируешь, но все заняты собой, все продуваются – у них нет шансов отвлечься от этого занятия или они тоже будут кататься рядом с тобой. И только инструктор что-то орёт между пусками новых порций ВВД.
- Продувайся! Не думай КОСИТЬ?! Продувайся!..

Когда у Ильича пошла кровь, давление, конечно, стали сбрасывать. Но его ведь невозможно сбросить сразу – тогда всем хана – кессонка. Так его и стравливают постепенно… Ильич зажал уши, бьётся – но ему ничем не помочь. Это борьба личная – никто за тебя не сможет вытолкнуть наружу твои собственные вдавленные давлением барабанные перепонки. Тебе можно только зажать нос, рот и заставлять – орать, упрашивать, объяснять! -  выдохнуть с силой, наконец, в твои, хоть и закрытые нами наглухо, но принадлежащие тебе ноздри… Продувайся!..
А хули продуваться, если уже порвало перепонки.

Потом, когда  давление все-таки спало, Ильич затих. Хоть и в слезах весь, но держится хорошо - сам вытер себе сопли… ошеломлённый, подавленный, но… не барышня, не тряпка…
Всё по очереди вылезли из барокамеры. Ильича выпустили последним, и то только после того, как его осмотрел врач.

Потом уже, снаружи, врач берёт какой-то свой гросс-бух и спрашивает Ильича:
- Фамилия?
- Ульянов.
- Зовут как?
- Владимир?
- Отчество?
- Ильич…
- Чего?
Наш Ильич удручённо вздыхает и вынужденно повторяет:
- Ульянов Владимир Ильич…
Врач изумлённо открывает рот, качает головой… и не сразу говорит:
- Я ох-ххуй…е… Кхм…Исключительный случай…

Восемьдесят седьмой год на дворе.

Вы думаете, Ильича направили в морпехи или бербазу? – неа. Отслужил в подводной лодке. (И даже не думайте ловить меня на том, что, мол, как же он слышал вопросы врача с порванными-то перепонками. Потому что всё документально - и кровь, и вопросы... а перепонки - это только предположительно. И вообще утверждать не стану, потому как не помню - из одного или из двух ушей текла у Ильича тогда кровь...)



***
Выход из ПЛ через торпедный аппарат является обязательной составляющей общей подготовки любого подводника. Мало кому на практике удалось осуществить эту операцию. Большинству из нас вообще, слава Великому Духу, пришлось выходить и входить в ПЛ исключительно через штатные люки и исключительно по сухому… Но чтобы мы в принципе были уверены –  что такой способ есть, и он приемлем, привычен, и вообще - мы справимся! – нам только «верные нужны ребята», и «вода нам как земля»… несколько способов покидания аварийной ПЛ с глубины, не превышающей максимально возможной для наших изолирующих дыхательных аппаратов, а именно со ста метров – входят в обычную практику тренинга… (тафтоология?).
И в принципе, от этих занятий мы получили довольно много.
Польза, которую нельзя переоценить, хотя бы в том, что мы собственной шкурой, ушами, носами и легкими убедились в работоспособности нашего спасательного оборудования, прикинули его возможности, осознали  саму серьёзность любой работы под водой… даже в условиях тренажёра - небезопасных…

- Так… вторые номера!.. проверили ещё раз шнуровку у первых… Понятно, что в боевых условиях вы сами будете шнуроваться… и вы все без исключения сдадите в последствие зачёты. Вы будете одеваться на время и самостоятельно включаться в аппарат… Но сейчас это не требуется. Инструкторы – проверьте всё ещё раз…
Всех молодых моряков в учебке официально называют курсантами. «Товарищ курсант» - уставное обращение.
Вне устава для офицеров мы – «воины», для старшин (военно-морской заменитель пресловутого армейского сержанта) мы в зависимости от обстоятельств – «духи», «черепа», «мыши ****ые», а в рабочей атмосфере всё-таки те же «воины» или же «военные».
- Сейчас вам помогут ваши товарищи… Так… Проверьте, всё… открыт ли клапан, обожмитесь… клапан закройте… Первая тройка подходит к торпедному аппарату…

Для нас – недавних курсантов КВИМУ внешне очень немногое меняется.  В настоящей флотской учебке оказывается почти всё напоминает родное училище. Разница есть, более чем существенная, но во внешних атрибутах – всё очень привычно. Нас даже по-прежнему зовут курсантами... Может именно из-за этого никак не могу поверить, что через полгода окажусь в подводной лодке. Буду жить в ней, пойду под воду, сдам на СУ… СУ – это самостоятельное управление, отсюда, из учебки оно кажется чем-то недостижимым, мечтой… Неужели мне, не кому-то там, а мне… и вправду доверят вахту, навигационный комплекс?.. И сердце - даже в этих обстоятельствах - сладко обмирает от романтических вибраций…

- Включаемся в ИДА пятьдесят девять… Правый вентиль на себя, левый от себя - подаём в автомат дыхательную смесь… Чтобы включиться нужно повернуть флажок у себя перед ртом –  этим вы переключаете его с атмосферы на аппарат… Взяли сигнальные кольца…  Повторяю – после того как вы достигнете своего места, убедитесь, что всё в порядке, вы сразу же подаёте кольцом сигнал…

Водолазные зачёты подготавливают психику. Заставляют быть внимательным и точным. Где ещё было так, чтобы от тебя так напряжённо требовали внимания. При том, что я и ещё многие ребята из моего взвода в КВИМУ обучались на легководолазных курсах и получили квалификацию аквалангистов, мы оказались новичками перед невиданным оборудованием, незнакомой техникой, перед теорией подъёма с глубины в сто метров… И тоже чувствовали мандраж…

- В любой опасной ситуации подаётся аварийный сигнал – частая дробь… при задержке поступления дыхательной смеси, при проникновении воды внутрь изолирующего костюма, вы должны подать аварийный сигнал. Всё понятно?... Руки держим у головы, локти над вентилями… двигаемся при помощи локтей и ступней…  Если всё в порядке - первый пошёл…
Я был первым…
Если разобраться в перипетиях своей юности, то я оказывался первым часто, чуть ли не по обыкновению – по меньшей мере, сразу вспоминается ещё один памятный раз -  в парашютке, в Каратау, я тоже первым с нашей группы выпрыгнул из самолета… Судьба.
Втиснутся в узкую торпедную трубу  поначалу кажется вообще невозможным…
Потом уже, в Гремихе, на водолазной подготовке, я буду лазать через такой комфортный торпедный аппарат настолько широкий, что…
Короче, меня до сих пор пробирает дрожь от того первого торпедного аппарата - до сих пор у меня приступы клаустрофобии – калибр эдак в пятьсот пятьдесят миллиметров - едва-едва, чтобы влезли по ширине твои плечи. А надо ещё и ползти… Хорошо, впереди маячит свет от трёх узких оконец-бойниц, каждое напротив места, где следует остановиться.  Я первый – а это значит, что за мной должны поместиться в этой темноте и ужасе ещё двое моих друзей-пацанов-курсантов. И я по заданию ползу до самого последнего оконца… оно надо мной, но ни хрена не могу в него увидеть. Однако тусклый свет не даёт  сознанию сбиться с курса,  удерживает его на месте…
Потом, когда мы все трое отстучим по первому разу – что, типа, прибыли… калитку закроют. А потом  - стукнем по два раза – пойдёт вода. И только затем, когда вода уже полностью заполнит весь объем трубы, нам будет дана команда двигаться вперёд, к выходу… И тогда окажется, что двигаться в сухом аппарате действительно было невозможно, по сравнению с тем, как будет легко плыть в той же трубе, заполненной водой.

Наконец, впереди ты видишь тусклый свет – там выход. Ты рвёшься к нему как к родной маме…
И выплываешь в бассейн-башню…
Немного плещешься там облегчённо… как космонавт не чувствуешь веса своего тела, одетый в причудливый скафандр… Но кто-то рычит сверху: «Поднимайтесь!» - и лезешь наружу по трапу. Трап, кажется, едва выдерживает неожиданно снова обретённую тяжесть…

…это кошмар… задохнуться в тесноте…  в панике колотить железным кольцом, когда вода поднялась почти до середины, но ты уже не можешь поднять выше голову… вместо воздуха вдруг всосать в лёгкие омерзительно холодную воду… забиться в темноте, не в силах что-нибудь сделать …забыв, как себя спасти…
Думаю, мы все представили себе этот кошмар. И не раз.
И те, что видели, как через открытый аварийно люк вытекли, упав один на другого, тела курсантов… один из них к этому времени уже не дышал…
И те, кому об этом просто рассказали…

Восемьдесят седьмой год. Лето. Северодвинск. Думаю, вы не забыли тот случай.

Пацана оживили. Точнее вывели из состояния клинической смерти. Но даже специально приехавший из-за этого случая прямо из Мурманска ведущий… лучше, наверное, сказать - флагманский… нейрохирург не смог ничего сделать, чтобы полностью восстановить работоспособность его мозга.
Парня комиссовали по инвалидности… Очень хочется верить, что они этот сделали просто со страха… Но сомневаюсь… В соседнем экипаже, в Гремихе, рядом со мной служил пацан с горбом на спине…

Интересно, что с тем несчастным мальчиком стало… Может, все-таки на гражданке всё наладилось?..

Причина того несчастного случая – в неумении мобилизоваться. Мобилизовать внимание…
Просто ещё перед входом в трубу нужно было переключить флажок у себя перед ртом… «с атмосферы на аппарат».
Просто?..

Да, хрен его знает.


***
Однозначно… один случай, описанный Покровским в «Расстрелять», произошёл практически при мне, в нашей учебке.
И это было вправду смешно даже в тех кошмарных условиях…

Рядом с нашим корпусом - если смотреть от входной двери, то слева - был газон. Это между нами и электриками…  дальше ещё были турники и учебный водоём с неподвижным, закреплённым железными балками с носа и кормы, шлюпботом. На фоне этого шлюпа нам как-то раз вкратце объясняли теорию гребли. Но так как мы всё-таки готовились быть подводниками, а не наоборот, то лишь нескольким из нас в реальности довелось взяться за его вёсла. Остальные же довольствовались лишь зрелищем… недостаточно, впрочем, красочным для описания.
Два электрика (впрочем, может быть и торпедисты  – запамятовал я) умудрились выбрать время  - а это было почти невероятно - и задремали, пригретые летним солнышком, на газоне…
Вообще-то они не вдвоём там заснули – минимум группа прикорнула, но только они двое не успели вовремя проснуться…
Контр-адмирал Логинов… как сейчас его помню… вырулил вдруг прямо к нашему корпусу, порушил покой и… И вообще, привёл в замешательство всех - особенно офицеров.
Это был очень неожиданный обход – эдакий осмотр владений. За все полгода, проведённые в учебке, единственный. А Логинов – командир нашего учебного отряда – такой седовласый батя, с очень хорошим добрым лицом.
…подошёл к группе обомлевших курсантов, спросил у них что-то, поговорил с сопровождавшими его офицерами, и только потом обратил внимание на спящих – а тех просто никто не успел разбудить.
Логинов склонился над одним из них и так тихонько потряс за плечо.
- Сынок! А, сынок…
Сынок слегка заворочался.
Офицеры в это время стояли навытяжку. Бледнели и краснели попеременно.
Адмирал опять позвал заботливо:
- …товарищи курсанты… сынки-и-и!..

Наконец один проснулся, перевернулся с бока на спину, туманным взором посмотрел на сверкающую в лучах солнца белую фуражку адмирала, потом внимательно осмотрел его хорошее доброе лицо, и неожиданно сказал, перед тем как обратно залечь на левый бок:
- Блять, ну приснится же такая ***ня...

(продолжение следует)