Насколько культурна наша речь?

Проблема культуры речи постоянно поднимается в СМИ. В частности, высказываются  достаточно полярные мнения о праве на существование ненормативной лексики.
Интересно, что такая проблема принципиально не может возникнуть у индейцев сиу, поскольку в их языке нет не только ругательств, но и слов, означающих хоть какое-либо неодобрение. В итоге очень тяжело переводить для них любую литературу, даже Библию, где постоянно встречаются слова типа «проклятый». Но оставим в покое наивных индейцев и вернемся к родным пенатам.
Полагать, что искоренить нецензурную брань путем привлечения к административной ответственности (теоретически такое возможно) или некими запретами - глубочайшее заблуждение. Уже сколько раз пробовали отучить народ от пьянства, идет вечная борьба с курением, но вредные привычки непобедимы.
Как это ни неприятно признавать, но «нелепые глаголы» (так именовались подобные словеса в старину) очень прочно вошли в наш язык. Сатирик Михаил Задорнов, высмеивая не умеющих толком выразить свою мысль депутатов, шутил, что причина их косноязычности в том, что они без мата говорить не умеют, им не хватает словца, которое увязало бы все члены предложения.
В каждой шутке есть доля правды, открытие Задорнова находит свое подтверждение в армии, где автору этих строк довелось прослужить около полутора десятка лет. Неоднократно приходилось наблюдать, как в экстремальных условиях (например, при объявлении тревоги) не каждый мог сразу понять, о чем идет речь при подаче команды, если вещи назывались своими подлинными именами. Но если в качестве синонима применялось некое импровизированное крепкое словцо или словосочетание, которое порой заменяло собой несколько громоздких фраз или сложных терминов, всем сразу все становилось ясно (почти как в фильме «Кин-дза-дза», где язык инопланетян состоял всего из нескольких слов, куда там Эллочке-людоедке с ее «гигантским» словарным запасом в 30 единиц).
Об этом же писал в свое время ведущий существовавшей некогда телепередачи «Вокруг смеха» Александр Иванов (ныне, к сожалению, покойный), высмеивая некого поэта «от сохи» (посетовавшего в своем «произведении», что разучился «русскому устному») и вложив в уста лирического героя своего пародийного стихотворения своеобразный панегирик в адрес знатоков этого самого «устного»:
Что ни личность - великий знаток.
И без всякой притом профанации.
Слов немного: ну, может, пяток.
Но какие из них комбинации!
Ярослав Гашек так оправдывал применение грубых слов в своих «Похождениях бравого солдата Швейка»: «Если необходимо употребить сильное выражение, которое действительно было произнесено, я без всякого колебания привожу его... Смягчать выражения ... считаю глупейшим лицемерием... Хорошо воспитанный человек может читать все».
Не чурались весьма крепких выражений многие отечественные поэты. Вот только два примера (хотя можно их привести гораздо больше):

Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре б...м буду
подавать ананасную воду!  (Маяковский)
                *
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только, знаешь, пошли их на ...,
Не умру я, мой друг, никогда.  (Есенин)

Владимир Солоухин в своем эссе «Камешки на ладони» высказывал мысль, что использованное к месту просторечное или грубое выражение может украсить литературное произведение, как нехитрый цветок в петличке, но нелепо выглядит человек, весь утыканный цветами.
Именно такой перебор мы и наблюдаем сплошь и рядом, когда приличные слова изредка робко проскакивают в потоке многоэтажного мата (на эту тему существует множество анекдотов). А теперь к нашим своеобразным собственным «филологическим ценностям» добавляются еще и импортные. На заре перестройки американцы с иронией писали, что Советский Союз, пытаясь приобщиться к западной культуре, вместо водопровода подключился к канализации.
Довелось однажды увидеть голливудский фильм про каких-то грубых негров, которые все полтора часа ругались без передышки («пошел в задницу», «fuck you» и т.п.). Наше юное поколение с завидной быстротой освоило подобные иностранные «неологизмы». Впрочем, процесс носит взаимный характер, и это было подмечено еще Высоцким:

Проникновенье наше по планете
Особенно заметно вдалеке:
В общественном парижском туалете
Есть надписи на русском языке!

Кстати, в одной из частей комедии «Полицейская академия» была показана мельком телефонная будка, на которой действительно были написаны русские очень крепкие слова. Или американцы при съемке не поняли, что это такое, или специально решили подтвердить тезис Высоцкого. Кстати, и президенты обеих стран без подобных выражений тоже руководить не всегда могут. Достаточно вспомнить Горбачева, в сердцах назвавшего кого-то из августовских путчистов «мудаком»; перечитать стенограммы  телефонных переговоров Никсона периода Уотергейта, где через каждые несколько слов в скобках имеется пометка  «нецензурная брань».
Итак, широчайшее распространение ненормативной лексики не дает оснований полагать, что это явление в обозримом будущем удастся искоренить. Процесс вытеснения ругательств из русского языка, видимо, может носить только плавный, эволюционный характер и быть достаточно длительным. Происходить это должно на фоне общего подъема культуры народа.
И здесь колоссальное значение имеют стремительно развивающиеся средства массовой информации, особенно электронные. Вот только всегда ли их влияние носит позитивный характер? Увы, нет. В свое время Лассаль предупреждал: «Учитесь, но только не по журнальным статьям». Теперь этот тезис можно существенно дополнить, поскольку бесконтрольное поглощение электронной информации может легко отучить от ее критического осмысления.
У французов есть поговорка, что жителей тропиков делают ленивыми бананы, а жителей Корсики - каштаны (там из них пекут даже хлеб). Такими же информационно ленивыми может сделать людей наша реклама. Довелось читать, как ученик, отвечая в школе на вопрос о планетах, назвал Марс, Сникерс и «планету Рибок».
Встречаются и другие рекламные парадоксы. Например, в сериале «Петербургские тайны» персонажи (в том числе управляющие, слуги и содержатели сомнительных заведений) выражаются весьма изысканно и приятно для уха, подуставшего от голливудской брани в стиле упоминавшихся грубых негров, однако чуть ли не в каждом втором рекламном ролике раздается задушевный голос актера Сергея Чонишвили, исполнителя роли Владимира Шадурского из этого сериала, но теперь его язык становится несколько корявым.
Когда слышишь, например, про «жителей Обервальд и Нидервальд», хочется спросить, почему бы тогда не поговорить про «жителей Дортмунд» или «жителей Париж». Очевидно, создатели рекламных роликов встают в тупик, когда видят слово, написанное латинскими буквами. При чтении это, возможно, не очень бросалось бы в глаза, но слышим-то мы звуки, а не буквы, поэтому совет есть «хлеб с «Рама» нетрудно развить, предложив отведать, скажем, «хлеб с форточка».
Подобные рекламные «перлы» производят удручающее впечатление и сразу напоминают грамматику 50-х годов, когда в соответствии с существовавшими тогда нормами многие иноязычные и близкие им фамилии и географические названия действительно не склонялись. В фильмах тех лет можно услышать «во время войны я был в Алма-Ата», «я встретился с Алексеем Нежук». До сих пор частенько рабски перепечатывают изданного тогда «Графа Монтекристо», где на каждом шагу «он поехал к прокурору де Вильфор», «я так люблю господина Моррель».
Видимо, в то время устранение интеллигентской прослойки и приход к власти «темных, но преданных партии» Макаров Нагульновых, которые оказались не в состоянии совладать с падежами, привели к такой корявой грамматике, которая, к счастью, была отменена на рубеже 50-ых - 60-ых. Правда, не все это заметили, и в быту подобное оказалось весьма живучим, а в армии вообще пустило глубочайшие корни, где фамилия, не заканчивающаяся на «ов» или «ин» обречена на то, что ее не будут склонять в документах любого уровня.
Подобное распространилось и на рекламу, которая вместо того, чтобы воспитывать культуру потребления, нередко отваживает от культуры речи и коверкает русский язык. А при навязчивости всепроникающих рекламных текстов их негативное влияние может оказаться весьма существенным. Если дело пойдет таким образом, то не исключено, что через какое-то время все будут изъясняться, как персонаж следующего стихотворения:

Люблю период перестройка!
Учился в школа я тогда.
Имел в дневник по русский двойка,
Но знал, что это не беда.

По телевизор депутаты
Всех слушал я с открытым рот.
Учился я на их дебаты,
Вот где был грамота полет!

От вдохновение такого
Вскружилась сразу голова.
Мне стало в школа, как в оковы.
Поехал срочно я в Москва.

Стал сочинитель для реклама,
Долблю чугунный каждый лоб:
Не с масло ешьте хлеб, а с «Рама»,
Посуда мойте с новым «Коп».

С наш порошок вы не дружите,
Стирайте с «Ариэль» и с «Тайд»
И непременно поспешите
Почистить в кухня жир с «Санлайт».

Для пол прекрасный откровенно
Хочу такой поведать факт:
Чтоб в лад всегда быть с гигиена,
Ходите, дамы, с «Эффикапт».

Штампую текст за текст я гладко,
Их непрерывно я строчу.
Теперь на крылышки прокладка
К вершина слава я взлечу.

Идти я в Дума собираюсь,
Закон чтоб новый предложить:
Я с депутаты постараюсь
Падеж навеки отменить.

Напрашивается простой выход из данной ситуации. Ведь мы не пишем England, Germany, New York, а используем собственные варианты: Англия, Германия, Нью-Йорк и т.п. С какой стати мучиться со словами типа Rama или Sunlight, когда очень просто применить транскрипцию и после спокойно склонять по образу и подобию существительных того же типа. Филологи не раз поясняли, что иноязычные заимствования являются не хозяевами, а гостями в нашем языке, так что должны подчиняться его законам, а не лезть в наш монастырь со своим уставом, как это пытаются навязать недалекие сочинители рекламных текстов.

г. Новочебоксарск,  22  - 24 июля 1998 г.