Город Собак

С юга, со стороны N-ского военного городка, дул ветер — без цвета и запаха. Инвалиды-тополя шелестели листвой, делясь последними сплетнями. Ничто не предвещало. Но ветер — привычный, изученный, казалось, до мельчайших атомов, сегодня был иным. Он не шептал игривых слов, не заигрывал с девушками, хватая их за юбки. Ветер был холоден и ядовит.
Жизнь остановилась. Сначала застыли деревья, нелепо вывернув листья, словно в детской игре «замри-отомри». Потом на секунду зависли птицы, поперхнувшись собственной песней, и камнем упали в летнюю пыль. Дворовые кошки, выгнувшие было спины в сторону легкой добычи, будто по команде, повалились набок. Вытянулись по струнке, и, дернувшись в последний раз, притихли. Ветер мчал широким фронтом, оставляя за собой гнетущее молчание.
***
Окна в одной из квартир, что в центре города, распахнуты. Чай привычно горчит. За кухонным столом — двое.
— Что-то сегодня не слышно птиц, — говорит женщина.
— Им тоже когда-нибудь нужно выспаться, — замечает мужчина.
Само по себе включается радио, рапортуя о тяжелой, почти свинцовой, поступи перестройки. Мужчина внезапно смолкает, утыкаясь лицом в тарелку с еще зеленым салатом. Женщина окаменевает. В квартире звучит лишь голос диктора, да возится в углу, на мягкой подстилке, щенок Азор.
Он встает и, шатаясь со сна, бредет на кухню. Тычется в штанину хозяина, поддевает ее мокрым розовым носом. Эта нехитрая процедура прежде всегда влекла за собой кусочек мяса или кости в миску. Но сейчас хозяин безмолвствует. Щенок тычет носом сильнее. Хозяин по-прежнему недвижим. В груди Азора рождается плач. Щенок сдерживает его, еще не понимая, чем грозит безмолвие хозяина. Осторожно поддевает лапой платье хозяйки. Она не шевелится. Не отталкивает щенка, как часто делала раньше.
Азор медленно, словно раздумывая, пробегает через комнату, в которой «можно» и останавливается перед той, куда «нельзя». Балансируя на трех лапах, прикрывая четвертой розовый нос, тычется в запретную дверь. Она подается, скрипнув. Испугавшись, Азор отпрыгивает.
Полностью открыть страшную дверь щенок побоялся и сбежал на кухню, где было привычнее, куда манили дразнящие запахи пищи. Но сейчас к ним примешивались незнакомые, неприятные.
Азор помнил: стол — это «нельзя», но голод заставлял преодолевать запреты. Щенок, встав на задние лапы, оперся передними на окаменевающие хозяйские ноги; уцепившись когтями за брюки, запрыгнул на колени и — вторым прыжком — на стол.
Облизываясь, скатился со стола, пролетел через всю комнату, в которой «можно», к приоткрытой двери. Нос прятать не стал. Осторожно зацепил дверь лапой. Петля угрожающе скрипнула. Азор отпрянул. То, что за дверью, манило, не давало покоя. Но страшный звук отпугивал.
Щенок, от греха подальше, забрался на хозяйскую кровать и уснул.
Проснулся от голода. Вновь совершил экскурсию на стол. Не жуя, проглотил начинающие отдавать кислым куски вареного мяса. И снова, будто по заведенной традиции, но уже степенно, направился к скрипучей двери. Сейчас она не казалась такой уж страшной. За скрипом не следовали ни шлепок, ни удар по носу. И Азор, решившись, протиснулся меж косяком и дверью.
Медленно обнюхал комнату. Ничего необычного. Запахи — почти те же, что там, где «можно». Правда, хозяйский дух подвыветрился и не так бил в ноздри. Разочарованный, Азор снова пристроился на мягкой кровати.
***
Утром щенок, скуля, кружил возле высокого, почти в хозяйский рост, холодильника, из которого просачивались в комнату запахи чего-то съестного. Ломая когти, Азор пытался отворить тяжелую белую дверцу, но, обессилев, падал на спину. Щенок потерял счет попыткам, когда дверь, наконец, подалась.

***
В комнате застыла тишина. Даже диктор уже ничего не вещал об успехах. На улицу начали выползать собаки — единственные оставшиеся в живых существа. Со двора несся отрывистый лай. Чей — Азор не понял.
Хотелось гулять. Едва не сорвавшись, щенок забрался на подоконник в комнате (из кухни тянуло чем-то неприятно сладковатым) и, повизгивая от нетерпения, переминаясь, всматривался во двор, освещенный утренним солнцем. Чихнул от попавшего в ноздрю солнечного зайчика. Деревья, кажется, начали оправляться от полученных ядовитых ран. На месте скорчившихся листьев показывались новые, зеленые.
Взгляд Азора переместился вниз. Возле опустевшей детской песочницы весело прыгала коккер-спаниель Рони, а рядом с ней... рядом с ней увивался этот... доберман Рэкс. Рони отбегала, ее длинные уши подпрыгивали, точно дразня молодого пса, который был старше ее по крайней мере на год. Рэкс легко догонял Роньку, в шутку пытаясь дотянуться до ее горла. Девочка подтявкивала, валилась на спину, кокетливо поднимала все четыре лапы, показывая доберману белоснежное мохнатое брюшко.
Азор, глядя на эту сцену, сначала подскуливал, потом неожиданно протаранил стекло лбом и, не замечая крови, ринулся к доберману. Щенок не метил в горло, как Рэкс; знал — это слишком жестоко. Он вцепился в заднюю лапу молодого пса, оттаскивая его от Рони. Рэкс оскалил пасть, показав ровные острые клыки; четко, уверенно хватанул нежный бок Азора и размеренно, с достоинством, удалился.
Униженно виляя хвостом, к Азору подползла Рони и начала зализывать его большой лоб, из которого все еще струилась кровь, и продранный Рэксом бок. Щенок распластался на земле и в блаженной истоме закрыл глаза. Но через пару минут, бросив униженно скулящую Рони, пошел по запаху Рэкса, дабы убедиться, что молодой доберман покинул черту района. Следы вели на городскую окраину.
Успокоившись, Азор закружил по дворам, выясняя обстановку. Из всех домов на улицу струился сладковатый запах — тот самый, что сегодня утром выгнал щенка из кухни.
— Чего ждешь? — недовольно ткнула носом в спину Азора незнакомая такса. — Идем зарывать хозяев.
— Зачем? — недоуменно осведомился щенок.
— Мал еще спрашивать! — огрызнулась она. — Пошли.
Пустырь на границе района (хозяева никогда не пускали Азора так далеко) заполонили собаки. До сего дня щенок ни разу не видел столько соплеменников. Собаки всех видов и мастей молча, сосредоточенно рыли лапами и носами неподатливую землю. Вскоре к расширяющейся яме самые крепкие и выносливые стали стаскивать бывших хозяев. Их волочили за штанины, подолы платьев и даже за волосы. Сбрасывали в яму, заваливали ссохшейся, спаявшейся в комки землей и, высунув языки, уходили за новой партией. Когда Азор заметил полузаваленную ногу хозяина, он, неожиданно для себя, совсем по-взрослому, завыл. Второй подняла морду к небу Альма. Вскоре над всем пустырем разнесся раздирающий душу вой.
— ...Наконец-то мы похоронили наших хозяев! — пытаясь перетявкать всеобщий плач, вещал на весь пустырь не знакомый Азору черный пудель. — Слава создателю, они больше не будут путаться под нашими ногами! Мы свободны!
«Ему не повезло в жизни, — подумал о черном пуделе щенок. — У него были плохие хозяева.»
Пока были живы люди, Азор каждый день имел в миске пусть небольшой, зато гарантированный кусок мяса. Тогда мыслей не было. Была кухня. Была комната — одна, потому что в другую ему заходить не разрешалось. Однажды щенком Азор сунулся было туда ради любопытства, но получил пребольный щелчок по носу, раз и навсегда отбивший у него всякую охоту лезть куда запрещают.
Сейчас появились мысли. Они росли, множились, но желудок от них все равно не наполнялся. Выхода было два: либо искать других хозяев (Азор краем уха слышал, что где-то уже есть собаки, берущие на службу таких, как он), либо крутиться самому, отыскивая падаль и подбирая очистки возле мусорных баков. Но Азор все-таки не был простой дворняжкой и не хотел пополнять собой стайку уличных попрошаек с вечно поджатыми хвостами. Без хозяина было непривычно. На свои силы щенок не надеялся. Значит, нужно искать нового хозяина, на этот раз — среди соплеменников.
Впрочем, был третий путь — в Стаю. В ту самую Стаю, что держала в страхе рабочую окраину еще в то время, когда были живы хозяева. Азор слышал о ней совсем маленьким щенком — о существовании Стаи однажды сообщила ему, виляя хвостом, Ронька, когда они встретились во дворе на прогулке. А будто бы ей сказал по секрету ее старший друг, а тому...
Тогда Азор не придал словам Рони никакого значения — зачем ему Стая, и к чему ее бояться — у него есть хозяева, они защитят. Но слухи о делах Стаи с каждым разом становились все более страшными. Счет загрызенным и покусанным в жестоких драках велся на сотни. Неожиданно щенок представил, как они зарывают на том же пустыре погибших от клыков Стаи соплеменников. Стало страшно.

С пустыря Азор вернулся домой. Но дома не было. Точнее, он был. Но, когда щенок ткнулся в дверь носом, когда она подалась, из коридора ощерилась бультерьерова пасть. Подскуливая, Азор выбежал во двор, пристроился под первым попавшимся кустом, и уснул.
С утра пошел дождь, и щенок на собственной шкуре убедился, что кусты от потоков воды не спасают. И вспомнил о Рони. Уж она-то пустит его к себе, у нее можно, по крайней мере, переждать дождь, а уж потом искать новую квартиру.
...Дверь распахнулась. На пороге возник скалящий клыки Рэкс. Из-за его спины, униженно присев на задние лапы, виляла хвостом Рони. Посмотрев ей в глаза (бывшая подруга отвела взгляд) и медленно повернувшись, Азор спустился на первый этаж и уснул под батареей.
Проснулся от тычка в бок. Рядом стоял незнакомый водолаз.
— Чей? — коротко спросил он, глядя на щенка.
— Ничей, — испуганно ответил Азор.
— Значит, будешь жить у меня, — распорядился водолаз. — Вдвоем что-нибудь придумаем. Пошли.
Азор внимательно оглядел водолаза и решил, что за такой спиной житье будет не хуже, чем за хозяйской. Они поднялись на последний этаж. Водолза толкнул дверь. Азор вошел и огляделся. С хозяевами он жил в точно такой же квартире. Вроде бы, та же кухня, те же комнаты. Но вместо кровати в одной из комнат стоял огромный диван, на окнах колыхались тонкие белоснежные занавески, а на полу возле стены стояла большущая голубая ваза, из которой торчали коричневые свечки камыша.
— Проходи в свою комнату, — пролаял водолаз.
Его, Азорова, комната, была похожа на ту, в которой «нельзя». В ней, на первый взгляд, неуютно, но нужно, вероятно, к ней просто привыкнуть или переоборудовать под себя. Щенок решает — этот диванчик (на нем, должно быть, спал кто-нибудь из детей) необходимо поставить вдоль окна — чтобы утром будил Азора солнечный лучик, чтобы можно было, потянувшись, глянуть, что происходит на дворе. И еще нужно допрыгнуть до висящей на стене картины с кошками, и сдернуть ее! В груди Азора проснулся рык, но застрял в горле — ну и что, какой смысл? В Городе все равно не осталось ни одной из этих противных тварей. Хотя, если кошек больше нет, может, их нужно выдумать?..
Азор пристроился на диванчике, положив голову на лапы, и задумался. Теперь у него был не только свой угол, но даже свой диван. Своя комната. И целых четыре угла.

***
Первыми сбились в стаи бультерьеры. Они кружили по району, отбирая куски у зазевавшихся псов. Говорят, среди них частенько видели фокстерьера Сэра. Впрочем, к Азору это, кажется, не имело никакого отношения.
Водолаз со странным именем «Бэнц» оказался, в сущности, добряком. Утром он кормил Азора и куда-то исчезал. Приходил поздно. Ничего не говорил, и Азору уже начинало казаться, что его новый хозяин тоже — из мифической Стаи, что она потихоньку перемещается в центральный район. Подозрение Азора росло, пока Бэнц не сказал:
— Докажи, что не зря ешь мой хлеб! Будешь хорошо служить, вспомнишь вкус молока и мяса.
Следующим утром Азор вместе с тремя русскими овчарками выгнал небольшое коровье стадо за город, на пастбище. Стадо принадлежало Бэнцу. Рыже-белые, как на подбор, коровы разбрелись по пастбищу, подъедая последнюю зеленую траву, местами уже увядшую и подернутую желтизной — на Город наступала осень. Пока еще не нагло, пока еще маскируясь под лохматую «девочку Рони». Но Азор знал — это ненадолго. Скоро налетят дожди. Они, грозя, застучат в окно, будут гулко жаловаться на что-то, а потом куда-то уйдут, чтобы на следующий день или через день снова вернуться и снова грозить и жаловаться Азору на свою судьбу.
В детстве в такие дни Азор лежал на своей мягкой подстилке, а хозяин говорил:
— Чего у тебя, Азорка, такие глазищи грустные?
Но это было в предыдущей жизни. А сейчас начиналась иная. Жизнь, в которой приходилось надеяться только на себя, в которой мясо не падало в миску само. За него нужно было гнуть хребет — служить или прислуживать. Азору повезло — ему досталась служба.
К вечеру Азор, уже не считавший себя щенком (он — на службе!), едва волочил лапы. Было не до прогулок. После ужина, не слишком сытного, (оставалось надеяться, что это — впереди), пристроившись на широком подоконнике, молодой пес лениво глядел на улицу. И вдруг напрягся. Из подворотни вышел доберман.
Азор помнил Рэкса. Тот рос в их дворе, пока хозяева этого пса не переехали куда-то на окраину Города. Когда это произошло, Азор вздохнул свободнее. Рэкса он не любил. Даже почти ненавидел. Если во дворе случалась куча мала, этот щенок обычно врезался в самую гущу и норовил вцепиться в первую попавшуюся глотку. Он делал это (всегда!) как бы в шутку, но от острых его клыков потом несколько дней кровоточило горло. Рэксовых зубов попробовали не только Азор и Рони, но даже соседская трехлетка Альма.
И вот Рэкс снова здесь. Зачем?

Он появлялся во дворе каждый день и, оглянувшись, уверенным бегом направлялся к Ронькиной квартире. А на на исходе пятого дня, когда доберман, выйдя от Рони, намеревался, должно быть, вернуться на окраину, его окружили три бультерьера. С четвертой стороны вразвалочку подошел Сэр. Он жил в соседнем дворе, но Азор никогда не замечал в этом рыжем фокстерьере влечения к Рони. Стало быть, причина намечающейся драки была в другом. В чем — лучше было не вдаваться.
Один из булей, совершив четкий прыжок, вцепился Рэксу в горло. Второй в это время пробовал клыками бок добермана. Третий держал выскочившую из подъезда Рони. Огрызаясь, Рэкс рывком сбросил буля, терзавшего бок и мотал головой, пытаясь освободиться от клыков второго нападавшего. За происходящим цепко наблюдал Сэр. Рони тихо скулила, но Азор, наблюдавший за дракой с широкого подоконника на пятом этаже, слышал ее ныжный плач. Пес скатился по лестнице и закружил возле бывшей подруги, но державший ее буль ощерился, и Азор отпрянул. В это время со всех сторон к бультерьерам сбегались псы. Первой летела, скаля пасть, овчарка Альма. Сторожко, оглядываясь, к месту драки направлялся питбуль. Мгновенно оценив обстановку, фокстерьер коротко тявкнул. Були бросили добермана и, ощерившись напоследок, скрылись в подворотне. Сверкая розовыми пятками, Рони бросилась зализывать рэксовы раны.
После этого случая доберман во дворе не появлялся. Рони тоже исчезла.

***
Все чаще Азор замечал у помоек не только дворняжек без роду-племени. Униженно виляя хвостами, оглядываясь, словно пытаясь сказать — не осуждайте нас, это случайно, мы обязательно поступим на службу, просто пока нам не везет, — к протухшим кучам мусора пробирались коккеры, колли... Временами между ними вспыхивали кровавые драки. После одной из них не вернулась домой даже овчарка Альма.
— Мне ее жаль, — пролаял вечером Азору Бэнц. — Но я не могу брать на службу всех голодных. Иначе сам умру от голода. В конце концов, сегодня каждый выживает сам.
Жили кто во что горазд, выживали кто как мог, но, видно, это нравилось не всем. И в один из дней до самых дальних закоулков, до самых глубоких подвалов, дошелестело: «Городу нужны сильная лапа и грозный клык! Завтра на Главной городской площади состоятся выборы достойнейшего.»
Едва поднялось солнце, к городской площади, которая еще помнила людские демонстрации и парады, начали подтягиваться холеные колли, добродушные коккеры, медлительные сенбернары, глупые болонки и вшивые дворняжки. Они заполонили всю центральную часть. Чуть поодаль, справа, Азор заметил держащихся особняком боксеров, среди которых мелькнули бесшерстая морда Рэкса и (кажется ли?..) — висячие светло-шоколадные уши Рони.
По левые лапы от Азора скалили пасти (видать, от жары) бультерьеры, окружившие Сэра. Сзади пристроился пес неясной породы (кажется, его звали «Черный Ворон»), которого окружали перерыкивающиеся русские овчарки.
В пустом круге появился черный пудель, которого Азор помнил еще по его речи на пустыре. Встав на задние лапы, протявкал:
— Сограждане! Сегодня нам предстоит сделать свой выбор. Год назад мы и подумать не смели, что от нашего волеизъявления может зависеть жизнь Города. Сегодня это — факт!  Каждый год в этот день мы будем выбирать нашего Вожака. Кто более достоин — сенбернар Арни или «двортерьер» Барбос? Выбирайте! Первый лай — Арни!
Водолаз обвел оценивающим взглядом притихшую площадь и рыкнул:
— Слава создателю, в Городе больше нет людей! Сколько лет эти двуногие твари измывались над вами! Ваши горла еще помнят, как впивались в них ошейники. Ваши челюсти помнят стискивавшие их намордники. Мы дождались! Свобода! Изберите меня, и вы навсегда забудете, что такое ошейник и намордник. Вы снова почувствуете вкус свежей крови! У вас будет мясо. У вас будет много мяса! Вы будете жить не в тесных квартирах своих бывших хозяев — у каждого из ваших щенков будет отдельное жилище. Я обещаю! Я все сказал!
— Вы посмотрите, — негромко подтявкивал, перебегая от собаки к собаке, вшивый «дворянин» Лай, — соперника такого сильного и уверенного пса, как наш Арни, зовут Барбос. Что это за имя — Барбос? Разве можно уважать вожака с таким дворовым именем? Что сумеет сделать для нас этот Барбос?
Кто-то прислушивался к Лаю, кто-то скалил клыки вслед, а подтявкивание вшивой дворняжки слышалось все дальше и дальше.
— А что скажет нам Барбос? — протявкал черный пудель.
— Вы слышали, что обещал вам Арни. Я тоже слышал его рык. Вы ему верите? — по площади пронесся неясный гул. Барбос продолжил. — Я — нет! Мясо с неба не падает. Вы видели в Городе хоть одну оставшуюся в живых корову? Откуда их возьмет Арни? А чем вам плохи хозяйские квартиры? Обещать не буду. Буду делать. Я все сказал!
Пуделек протявкал:
— Приступаем к выборам. Победит тот, в чью сторону вой одобрения будет сильнее. Итак, я слушаю вой за Барбоса.
Азор первым запрокинул морду к небу и завыл. К нему присоединилась разношерстная масса — колли, сенбернары, ризеншнауцеры, коккеры... Услышал даже (или показалось?) неуверенное подвывание Рони.
— Слабо, — многозначительно тявкнул пудель. — А теперь — Арни.
Вой взлетел над площадью. Особо яростно старались боксеры. Азору снова послышался голосок Рони. «Наваждение,» — подумал он.
— Главный пес Города — Арни! — провозгласил черный пудель, стоя на задних лапах и перебирая передними, словно пытаясь удержать расходящееся население. — Этот Город теперь — наш! Но название у него — не наше! Мы должны дать нашему городу достойное имя. И это имя — Город Собак!
Восторженный вой перекрыл последние слова черного пуделя. Выли сторонники и Арни, и Барбоса.
***
Город Собак выживал. В чьих-то мисках благодаря Бэнцу начали появляться куски мяса — водолаз расплачивался ими за услуги и верную службу.
Вечерами вспыхивали голубые экраны. Когда были живы хозяева, Азор никак не мог понять, что привлекает их в этих мерцающих ящиках? Сейчас не проходило дня, чтобы Бэнц и Азор, забравшись на кровать, с увлечением не следили за городскими новостями. Сегодня на экране вновь появилась ухоженная черная морда сенбернара Арни.
— Почти месяц мы живем в Городе Собак. Но сколько нас? Скоро мы это узнаем! Завтра по всем домам Города пройдут мои псы. Ждите их. Не выходите на улицы!
— Правильно! — поддержал Вожака Бэнц. — Сложно рассчитывать бизнес, не зная количества потенциальных потребителей. Пока все голодные псы — наши! Пока у нас конкурентов нет. Но надо спешить!
Во двор вкатилась давно не мытая растрепанная болонка и забрехала, захлебываясь:
— Занимайте лучшие квартиры! Успевайте — завтра будет поздно! Где застанут вас псы папаши Арни — там и жить вам до скончания века!
Азору не верилось. Зачем «папаше Арни» связываться еще с переписью недвижимости? Все это — пустой брех! Но весь двор, все дома огласились хлопаньем дверей, злобным рычанием, звуками возни, воем и визгами боли. Вечером какой-то питбуль, озираясь, уволок на помойку тело загрызенной таксы.
К утру он исчез. Поговаривали, будто кто-то видел бультерьеров, безмолвно конвоировавших куда-то питбуля. Двор посчитал — на расправу. Кое-кто связывал булей с фокстерьером Сэром.
Азор, лежа на мягком диване, негромко подскуливал — оплакивал таксу. Питбуля он не жалел, но должны же быть хоть какие-то законы?
— Будут! — уверенно заявил Бэнц. — Уж Арни-то постарается! А тебе наука: не зарывайся — зароют. Потому нас и не тронули, что за роскошью не гонимся. Мы и здесь проживем, верно?
Азор кивнул.
Вечером, когда ушли переписчики Вожака Арни, Азор вышел во двор. Трупа таксы возле помойки уже не было. Зато появился небольшой земляной холмик, на который чья-то пасть заботливо положила четыре веточки с желто-красными листьями — цветами разлуки и крови.
Почему-то Азор вспомнил Рони. Детская любовь ушла, предпочтя ему более мужественного Рэкса. А, может, дело не в мужественности? Может, «девочка Рони», как звал ее когда-то Азор, просто привыкла подчиняться силе и зализывать чужие раны? У Рэкса ран больше, Азору ли с ним тягаться? И стоит ли даже пытаться вернуть Рони? Нужна ли она ему?..
Город, такой светлый в той, человеческой, жизни, померк. Спустилась тьма, фонари не светили, и даже полуночное солнце поглотила туча. Сначала не было слышно ни шороха. Потом зашелестел дождь. Дождь-Который-Смывает-Следы.
Азор затрусил к дому. Из подъезда, прямо перед его мордой, выскользнули три тени, здорово похожие на булей. Почуяв недоброе, пес со всех лап ринулся наверх.
Осколки голубой вазы были разбросаны по комнате Бэнца. На вываленных из шкафа книгах, оставшихся от прежних хозяев — следы зубов. Диван водолаза клыками и когтями булей превращен в рваную подстилку.
Бэнц распластался в углу, уронив черную лохматую морду на скрещенные лапы. А его глаза... Они были похожи на глаза хозяина, когда хозяйка отчитывала его за какую-то провинность. Когда тот был еще жив... Азор вздохнул и спросил:
— Здесь были були?
— Они, — сказал Бэнц. — Верные псы Сэра.
— Что им нужно? — Азор попытался сглотнуть стоявший в горле комок.
— Будто не знаешь? — вскинул морду водолаз. — Большую порцию крови и мяса для Сэра и его прислужников.
Азор хотел спросить, какой ответ дал Бэнц. Но, еще раз оглядев комнату, передумал. Все было ясно и так.
— Они придут послезавтра, — медленно произнес водолаз и снова положил морду на лапы.
— И что делать? — спросил Азор.
— Не знаю, — ответил Бэнц и, помолчав, добавил. — Путей несколько, но я не знаю, какой из них хуже. Можно пойти к ищейкам. Но с таким же успехом можно вообще никуда не ходить — мы потеряем всё. Можно согласиться на условия Сэра. Можно договориться с Черным Вороном. Или со Стаей. В этом случае у нас остается не все. Но многое.
— Неужели мы пойдем к Стае? Ты же сам говорил, что должны быть законы!
— Должны быть. Но их нет! — негромко пролаял Бэнц.
Болонка брехала не зря. В вечернем выпуске «Лай о Городе» «папаша Арни» заявил:
— Теперь каждый из вас живет в собственной квартире. Нужны ли вам остальные? Я отвечаю: нет! И еще раз — нет! Излишки жилплощади, точно так же, как и все украшения, оставшиеся от бывших хозяев, переходят отныне в собственность Города. А Город Собак олицетворяю я!
Через несколько дней хранилища Первого Сучьего банка ломились от серебряных, золотых и платиновых цепочек, часов, брелоков, некогда принадлежавших людям. Кое-кто, считавший украшения перешедшими по наследству от прежних хозяев, пропадал. На несколько дней или насовсем.

***
Город полнился слухами. Со Стаей все упорнее связывали имя Рэкса. Говорили, что доберман стремится полностью захватить Город в свои когти, что центр держит со своими бультерьерами Сэр, а ту окраину, откуда пришел Ветер-Убивший-Людей, — Черный Ворон с русскими овчарками. Кое-кто уже видел сбивающихся в стаи кавказских овчарок и афганских борзых.
Вечерами Город затихал. Ночь принадлежала Сэру, Черному Ворону и Стае.
От всего творящегося в Городе кружилась голова и подкашивались лапы. Но болеть было некогда. Нужно было работать.
Азор вставал на рассвете и трусил по еще спящему Городу на пастбище. Перехватывал по дороге лечебную траву и бежал дальше, опустив морду к земле. Ночные запахи еще не выветрились. Вот здесь два часа назад были рэксовы боксеры, здесь они схватились с русскими овчарками Черного Ворона, и те, не выдержав, отступили, оттаскивая загрызенных и раненых.
А здесь, в двух сотнях лап от побоища, витает явственный запах сэровых булей. След ведет к стойлу. Азор со всех лап летит вперед и застывает как вкопанный. Замок разворочен, возле распахнутых настежь ворот лежит, уставя в небо остекленевший взгляд, сторож Бай.
Других пастухов еще нет, Азор всегда появляется первым, ему нравится бежать по едва просыпающемуся Городу, читать ночные запахи. А вон и они, его коллеги, несутся вскачь, точно лошади — тоже прочли следы. Час назад здесь были верные псы Сэра, это кто-то из них перегрыз горло одной из коров, — кровавый след тянется к лесу. А вот и запах фокстерьера — он наблюдал за своими булями отсюда, из кустов, это ему притащили они коровью тушу и расселись вокруг, ожидая, пока насытится вожак — вот их длинные слюни, вот следы зубов Сэра на окороке — четкие, неторопливые. А вот беспорядочные — булей, к запаху коровьей крови примешивается дух собачьей — верные псы, должно быть, не поделили добычу. Видно, кто-то их спугнул (не он ли, Азор?) — на костях осталось еще достаточно мяса. Идти по следу опасно — булей много, да если бы их оказалось вчетверо меньше — все равно, сегодня задрали всего одну корову, завтра в отместку могут — все стадо. Пока Бэнц с Азором не решили, что делать, суетиться нельзя.
Туша одна, остальных коров не видать. Собаки-пастухи уже рассыпались по пастбищу — собирать беглецов. Азор со всех лап летит к Бэнцу — сообщать неприятную новость.
— Решил? — бросился к Бэнцу запыхавшийся молодой пес.
— Пока нет. Что случилось?
— Були растерзали корову!
Кажется, ни тон, ни взгляд водолаза не изменились. Он только спросил:
— Бай?
— Они перегрызли ему горло.
— Жаль, — помолчав, пролаял Бэнц. — Он был хорошим сторожем. Сейчас мы можем взять на службу еще двоих голодных. Подыщи!
— Будет сделано, Бэнц!
— Сегодня я решу, что делать. Мы выживем. Обязательно выживем!
«Законы должны быть, — стучало в голове Азора. — Но их нет!»

***
— Посмотрим, что там у нас... — говорил обычно Бэнц, включая по вечерам телевизор.
Вот и сейчас, повторив обычную фразу, водолаз мордой вдавил кнопку, и на экране появилась заставка — худая, едва прилизанная, дворняжка на фоне городской площади, и ниже рваные буквы — «Лай о Городе. Информационная программа.»
Бэнц пристроился на кровати. Лай, та самая вшивая дворняжка Лай, что подтявкивал в сторону Арни на выборах Вожака, обзаведшийся теперь собственной телевизионной программой, облизывавший Арни и получавший за это, наверное, немалую пайку, вещал:
— В Городе растет преступность...
На экране появилась помойка, окровавленный труп таксы, и голос Лая за кадром продолжил:
— Ее загрызли за квартиру, и виновные до сих пор не найдены! Но в тот же день по странному стечению исчез питбуль того же двора.
«Из того же двора, так будет правильнее,» — подал реплику Бэнц.
— Это же Лай, — отозвался Азор. — Сам бродяжил и хозяин у него, говорят, такой же...
Камера меж тем метнулась, показав удаляющиеся спины бультерьеров. Внезапно, оборвав кадр, на экране появилась заставка, и через несколько секунд его заняла встревоженная морда Лая.
— Последний сюжет не имеет никакого отношения к первому! Техническая неполадка, — пролаял он. — Виновные будут наказаны.
И зачастил:
— Вы знаете, что Город сейчас переживает трудности с пищей. Единственное в Городе поголовье коров производителя Бэнца растет, но, как нам стало известно, — камера задержалась на распахнутом стойле и на луже коровьей крови рядом, — вчера какой-то пес неустановленной масти сбил замок на стойле нашего доблестного поставщика мяса и задрал лучшую корову Бэнца. Таким волкам не место в нашем Городе Собак! Полиция уже ищет пса-бандита. Но посмотрите,— камера скользнула по ищейкам со впалыми боками. — Разве могут эти собаки найти хоть кого-нибудь?..
В кадре появилась лоснящаяся морда «папаши Арни».
— Слушайте, все собаки Города! Чтобы вы могли спать спокойно, без страха бегать по своим собачьим делам и днем, и ночью, нужно лучше кормить наших доблестных ищеек! Они не жалеют ни лап, ни носов. Их семьи давно уже не видели мяса, — Арни облизнулся. — Поэтому с сегодняшнего дня в каждом районе Города будут установлены контейнеры для сбора пищи нашим ищейкам. Каждый из вас раз в день обязан принести и положить в контейнер кусок мяса или, на крайний случай, хлеба. Каждый положенный вами кусок будет нами отмечен. К проигнорировавшим этот указ будут приниматься самые строгие меры!
На секунду снова возникла заставка, а потом какая-то болонка со взбитыми кудрями залилась о погоде.
Бэнц, потягиваясь, встал. Подошел к телевизору и ткнул мордой в кнопку.
— Вот что, — сказал водолаз. — Я иду к Арни. Он должен помочь старому знакомому.
— Ты знаешь Вожака Города? — удивленно спросил Азор.
— Было дело, — уклончиво ответил Бэнц.

Водолаз вернулся к вечеру.
— Порядок, — бросил он. — Надеюсь, выживем.
В вечернем выпуске информационной программы «Лай о Городе» прошел фоторобот предполагаемого пса-налетчика.
— Особо опасный преступник, посягнувший на частную собственность, будет найден! — заливался Лай. — Он будет казнен на Главной площади Города Собак — чтоб другим неповадно было!
На следующий день на Главной площади суетились шавки Лая, снимая подготовку к казни. Сам Лай, шерсть которого начинала лосниться, стоял в сторонке. С минуты на минуту должны были доставить преступника. В центре площади разминался, скаля клыки, палач-питбуль. Азор узнал в нем пса, когда-то загрызшего таксу.
Азора мучила загадка. Питбуля увели псы Сэра — так говорил Двор. Но сейчас убийца на свободе, он на службе у Арни. Выходит, «папаша Арни» связан с Сэром? Это предположение было слишком неправдоподобным, чтобы казаться реальностью. «Просто совпадение,» — решил Азор и успокоился.
Площадь наполнялась собаками. Подтягивались по одной, по двое. Появился Сэр, окруженный стаей бультерьеров. Питбуль гордо вскинул морду. Кое-кто из свиты Сэра ощерился в его сторону.
Зрители притихли. По-прежнему справа располагалась Стая, в центре — бультерьеры Сэра. «Левый фланг» пока еще оставался за Черным Вороном. Окружавшие его русские овчарки лениво следили за боксерами, тащившими к центру площади упиравшегося двортерьера.
«Он не похож на пса, фоторобот которого вчера показал Лай, — подумал Азор. — Здесь что-то не то!»
Все произошло слишком быстро. Один взмах клыков, и двортерьер обмяк.
— Повторить! — провыл Лай. — Мы не успели заснять детали.
К счастью, его никто не услышал. В центр площади вылетел Рэкс. Со стороны Стаи раздался вой одобрения. Бультерьеры заворчали, приподнимаясь.
— Весь Город увидел, как совершилось возмездие! — рыкнул доберман. — Я рад! В первую очередь я рад тому, что возмездие было законным!
Азору в законность возмездия не верилось.
— Шавка, — сказал молодой пес, когда они с Бэнцом вернулись домой. — «Папаша Арни» казнил простую шавку. Сэр оказался ни при чем. На пастбище я слышал запах Сэра!
— Ты ошибся, — пролаял водолаз. — Я доверяю своему нюху. Сэра там не было.
На следующее утро в одной из канав ищейки обнаружили три бультерьеровых трупа. Об этой находке Лай почему-то промолчал.

***
Каждый вечер две пары собак, подлаивая от напряжения, волокли к собственному трехэтажному дому Арни контейнеры с мясом и хлебом.
— Обложили! — в отчаянии пролаял однажды Бэнц Азору. — Чтобы прокормить полицейских ищеек и самого Арни, мне скоро придется лично перегрызть горло всему стаду! Нужно действовать.
Однажды вечером, по укоренившейся привычке, Азор лежал на кровати и смотрел вечернюю информационную программу. Как всегда, на экране появилась лоснящаяся морда Лая.
— Сегодня у нас в гостях — доблестный водолаз Бэнц, снабжающий взрослых псов мясом и кровью, а щенков — молоком. У него есть что сказать Городу!
Пасть Азора непроизвольно раскрылась.
— Когда были живы хозяева, — степенно начал водолаз, — у них были желтые и серые кружки. Вы помните — они назывались деньгами. На них меряли еду, одежду... Сейчас у нас денег нет. Но кто из вас знает, сколько стоит мясо? Никто! Даже я. Городу Собак нужны свои деньги! Желтые и серые кружочки, оставшиеся от хозяев, нам не подходят!
«Он начал говорить, как Лай и Арни,» — подумал Азор.
В кадре появился Вожак Города.
— Прекрасное предложение! — добродушно оскалился он.
— Поскольку деньги Города будут в первую очередь мерилом мяса, предлагаю назвать их — «кусок». Один «кусок» вы сможете обменять у меня на порцию мяса, — пояснил Бэнц.
— А на обратной стороне монеты должен быть изображен наш доблестный Вожак Арни! — тявкнул Лай.
Главный пес Города снисходительно кивнул. Азор видел: Лай отрабатывал свою пайку. Он всегда говорил то, чего ждал от него «папаша Арни». Даже если Вожак Города ошибался, Лай представлял его промахи как великие успехи. Сенбернару это наверняка нравилось. Азор, точно наяву, представил «папашу Арни» лежащим возле растопленного камина. Вожак Города распластался на мягком ковре, лениво следя за ужимками Лая...

Но иногда приходилось платить самому. Однажды Лай возвращался с ночной съемки, предвкушая большой кусок мяса. В углах приоткрытой пасти скапливалась слюна. Она тянулась тягучими нитями, оставляя на снегу параллельные бороздки. Из подворотни метнулась в сторону Лая быстрая тень...
На следующее утро, намеренно обвязав горло мохеровым шарфом, он хрипел в эфире о ночном нападении: «Я пострадал за правду, которую режу!»
Азор впервые согласился с Лаем — да, тот действительно пострадал за правду. Но эта правда была правдой «папаши Арни». «Давно пора проучить этого прохвоста,» — решил Азор. Он знал: трус всегда кусает больнее. А Лай был трусом.
Сейчас в Азоре никак нельзя было признать пушистый комочек, когда-то неуверенной лапой открывший дверь в «нельзя». Мира «нельзя» больше не существовало. Вокруг был мир «можно». В этом мире жили сам Азор, водолаз Бэнц и сенбернар Арни, русские овчарки Черного Ворона, фокстерьер Сэр, доберман Рэкс, коккер-спаниель Рони... В мире «можно» когда-то жила загрызенная питбулем такса.

***
Жить стало легче. Шерсть Азора залоснилась. Поголовье коров заметно увеличилось. Бэнц даже подумывал о консервном заводе. Водолаз тоже раздобрел. Правда, былая доброта его исчезла, она уменьшалась пропорционально увеличению стада. Однажды Бэнц степенно (по-другому он давно не ходил) зашел в в их с Азором квартиру и небрежно бросил:
— Мне эта халупа не подходит! Я присмотрел себе жилье не хуже, чем у Вожака Арни. А ты, так и быть, оставайся. Здесь тебя никто не тронет!
Азору хватило бы и небольшой комнатки с диваном вдоль окна. Был бы только рядом Бэнц, к которому молодой пес искренне привязался. Но водолаз бросил своего былого соратника ради мифического уюта.
...Поздним вечером на пороге коттеджа, в котором нынче обитал водолаз, возникла молчаливая фигура со стоячими ушами.
— Привет, Рэкс! — осторожно пролаял Бэнц, заметив за спиной добермана тупые морды двух боксеров. — Заходите.
Рэкс по-хозяйски обвел взглядом новое жилище водолаза. Оскалился:
— Хочешь жить лучше Арни? Не советую! Черный Ворон тоже хотел. Но Стая решила, что он неправ. И Черный Ворон скоро будет никем. Ты хочешь быть никем? Прости, Бэнц, что сомневаюсь в твоих умственных способностях, но ты сам виноват! Кстати, неплохо бы сейчас поиметь по куску мяса мне и моим охранникам.
— Пойдемте, — бросил Бэнц, грузно поднимаясь на второй этаж. —Вам мясо или консервы?
— Консервы мы и так заберем, — оскалился в улыбке Рэкс. — А сейчас — мяса! Оно полезнее.
Хмурый водолаз принес в зубах три праздничных миски.
— А себе? — рыкнул Рэкс. — Или ты нас не уважаешь?
...Настороженные боксеры временами, после слов Бэнца, взглядывали на Рэкса — дескать, хозяин, то ли он говорит? Может, уже пора?.. «Все бы им глотки рвать!.. — неприязненно думал Рэкс. — Надеюсь, сегодня обойдемся без этого.»
— Я тебя уважаю, — говорил Бэнцу доберман. — Иначе моего визита ты не удостоился бы. Хватило б этих... — Рэкс небрежно кивнул в сторону боксеров. — Говорю начистоту. Откажешься от завода — сохраним тебе жизнь, коттедж и все стадо. Пока я в силе, ты будешь жить чуть хуже «папаши Арни». А если откажешься... Мне будет жаль тебя, поверь. Ты ж не дворняжка, должен понимать: станешь зарываться — зароем!
Бэнц в качестве владельца консервного завода Стае не нужен. Конкурировать по части говядины с водолазом никто в Городе не рискует, но кое-кто уже разводит свиней и гусей. Когда эти псы развернутся, им прямая дорога — на консервный завод Бэнца. А это деньги, и немалые! Жаль упускать доход.
— Подумай о моем предложении, Бэнц! — со значением повторил доберман, спускаясь к воротам.
У выхода один из боксеров обернулся к водолазу и оскалил клыки.
Затворив двери, Бэнц грузно поднялся на второй этаж, примостился возле камина и положил голову на лапы, — точно так же, как в прошлую осень, когда приходили к нему псы Сэра. Тогда водолаз был моложе и сильнее. Терять ему было нечего. Сейчас он стал старше и мудрее. Сейчас Бэнцу есть что терять. И, в первую очередь, покой, заработанный нервными днями и бессонными ночами. Рэкс гарантировал покой. Он гарантировал закупку заводом всего производимого Бэнцом мяса. Воевать уже не хотелось.

— И ты согласился? — удивился Азор.
— У меня не было выбора, — отозвался Бэнц.
— Год назад у тебя тоже не было выбора. Но тогда ты победил!
— Все это время меня пасли. Нагуливали мне жир и мясо. Чтобы потом зарезать. Сделать из меня консервы. И сожрать.
— Мне тебя жаль, — помолчав, ответил Азор.
Спустя несколько дней консервный завод отошел Стае.

***
Рэкс не любил одиночек. Но другие Стаи — ненавидел. Арни служит Рэксу, он — в его Стае, об этом идут толки среди одиночек, когда-нибудь придет время — Стая выберется из подвалов, и тогда весь Город узнает, кто на самом деле Вожак. Но пока Стая не настолько сильна, за обладание частями Города пока еще рвут глотки Сэр и Черный Ворон. А, кажется, скоро придется мириться и с существованием афганских борзых.
Рэкс понимал: без того, что люди называли промышленностью, не прожить. Потому и забрал у Бэнца консервный завод. Черный Ворон до таких масштабов не дорос — работает по мелочи. Но еще чего-то дергается, еще пытается сохранить свое влияние. Но он уже обречен.
Сэр сделал ставку на развлечения. Для уставших от трудов праведных в Городе открылось казино. Оно пахло фокстерьером. Сотни собак жадно следили за мечущимся шариком. Временами из-за столиков доносился вой или плач, и бультерьер-охранник то и дело выводил кого-нибудь на воздух — освежиться.
Но Сэр слишком жесток к своим верным псам. Никто из них не знает, останется ли в живых, если провинится перед вожаком своей стаи. Бультерьерами правит не Сэр, а страх к нему. Мои боксеры всегда могут потребовать к ответу меня, — думал Рэкс. — Они знают, что я отвечу на любой их вопрос.
Сэр действует исподтишка, он слишком хорошо знает, где закончили свой бег те, кто был до него — в канаве с прокушенными глотками. Что ж, они знали, на что шли и сами выбрали свой путь. Полицейские ищейки следа не взяли (Рэкс оскалил клыки в усмешке — еще бы, чье мясо они едят?!), но стайка Неподкупных вышла на рэксова предшественника, это было серьезно, и Гиру пришлось свалить из Города. Спасибо Неподкупным — именно благодаря им Рэкс стал вожаком Стаи.

Рэкс и Рони жили на разных этажах. В ее покоях (Рэкс усмехнулся) всегда тепло, его коккер-спаниелька любит понежиться. Там, на втором этаже, возле растопленного камина, возятся на мягком ковре пять их с Рони кутят. Чуть они подрастут, Рэкс заберет пацанов вниз, и воспитает настоящими доберманами! Подойдет время, и один из них станет править Стаей. Дожить бы!.. Гир тоже хотел, чтобы кто-нибудь из его потомков встал во главе Стаи. Но не дожил.
На первом, Рэксовом, этаже всегда прохладно, даже, наверное, чуть больше, чем нужно. Привычка к холоду у Вожака Стаи — с подвального детства, холод не дает успокоиться и уснуть. Сон — это смерть, покой и смерть тоже почти равнозначны. Полуночная прохлада хорошо прочищает мозги, ночные драки не дают расслабляться. Но слишком много боксеров в этих драках уснуло навсегда. Им пели колыбельную клыки и когти бультерьеров Сэра, русских овчарок Черного Ворона и безымянных кавказских. Пора бы, наверное, успокоиться, но люди всегда говорили — «Порох нужно держать сухим!». Рэкс сам — охотник, он знает, что это — правда. Стае необходим приток свежих, молодых сил.
«Стае нужны ваши клыки и когти!» — этот лозунг хорош, но сегодня он может вызвать в Городе неоднозначную реакцию. Простые псы к нему пока не готовы, значит, нужно говорить о другом — о том, что молодые псы забыли об остроте клыков и быстроте лап, что слабая собака — мертвая собака!
Доберман оскалил клыки перед зеркалом. Они еще внушительны, хотя и притупились без работы. Но ничего, его боксеры натасканы, у многих клыки в крови сэровых бультерьеров и овчарок Черного Ворона, и, значит, будут защищать вожака до последнего, да и он их в обиду не даст, а если что — подрастают молодые боксеры. Рэкс недаром увешан медалями «За победу...» — он вырастит достойную смену погибшим.
Молодежь рвется в драку, у них силы — немеряно, и пока больше — ничего. Их нужно учить брать след, рывку, четкому бескровному удару — клыком прямо в артерию. К чему лишние следы? Рэксу доносили, что кое-кто в Городе недоволен Стаей — ладно бы, только те, кому его боксеры недорвали глотки. Так ведь возмущаются даже те, кого Стая никогда не трогала! С каждым днем таких становится все больше, еще чуть-чуть, и из подвалов выходить придется с кровью.
«Пора вылезать из подвалов, — думал Рэкс. — Русских овчарок почти не осталось, еще немного, и Черный Ворон отступит. Сэр пока в силе, с его существованием придется мириться, но и он потерял много крови. Я устал от драк. В конце концов, Город немал, хватит и мне, и Сэру. Арни в последнее время возомнил себя Вожаком — он забыл, что к власти его привела Стая, что Стая сильнее. Придется его наказать!»
По слухам, в Город просачиваются кавказские овчарки, только их еще не хватало — новая драка не нужна ни Стае, ни самому Рэксу. Значит, пора действовать, пока «кавказцы» и «афганцы» еще не в силе...

— Собаки! — гремел над Главной площадью рык добермана. — Вы забыли о том, что вы по природе — хищники! Где ваши острые клыки и когти? Где ваши быстрые лапы? Люди тоже по природе своей были хищниками. И они тоже однажды забыли об этом. Они нежились в теплых кроватях — так же, как вы сейчас! Они не загоняли добычу, как в достопамятные времена. Где они теперь?! Мы их зарыли! Не придут ли на смену нам иные хищники, не зароют ли нас точно так же, как мы — человека? Мы должны вырастить из наших детей хищников! Посмотрите на мои медали — они доказывают мою силу и то, что я — жив! Ну, кто вступит со мной в драку? Ты, Черный Ворон? Ты, Сэр? Или ты, Арни?
Это уже был неприкрытый вызов. Вожак Города его понял. Но не принял.
— Ты прав, Рэкс! — лениво пролаял сенбернар. — Слабая собака погибает. Сам я не молод, но юные псы должны задуматься о своем будущем. Смогут ли они выжить в наше нелегкое время и воспитать своих щенков сильными? Займись этим, Рэкс!
Что ж, Арни неглуп. Иначе не сделала бы его Стая Вожаком Города! Через пару дней Рэкс устроит на Главной площади шоу. Он покажет, как нужно рвать глотки! Не до смерти — просто чтобы продемонстрировать скорость и силу броска. Арни отступил, он признался в своей слабости, а Рэкс должен доказать, на что способен и он сам, и его боксеры. На что способна Стая.
А уж после покажут свою силу молодые псы. Перспективных Рэкс отберет и лично займется ими. Он вобьет в их головы, что такое — Стая!

Через два дня в вечерней программе Лай показал пресс-конференцию добермана Рэкса. Увешанный медалями, Вожак Стаи сидел на возвышении, окруженный микрофонами и парой настороженных боксеров, готовых разорвать любого, кто посмеет поднять клык на Рэкса, будь то даже сам «папаша Арни».
— Да, Стая существует! — пролаял доберман. — Зачем скрывать то, что в Городе знает даже самый последний щенок? Мы сильны! Завтра мы выходим из подвалов. Не бойтесь! Мы выходим для того, чтобы вы могли спокойно гулять по ночам.
К Рэксу подскочил репортеришка-колли. Боксеры заворчали.
— Ваше сегодняшнее отношение к Сэру? Правда ли, что вы объединяетесь против Стаи кавказских овчарок?
— Не части, — недовольно оскалился Рэкс. И спокойно, выверяя слова, добавил. — Мы с детства были из разных стай. Он рос в центре, я — на окраине. Я помню, как шавки Сэра рвали нам глотки. Времена прошли, раны зажили. К чему их бередить? Сейчас нам делить нечего. У нас разные интересы. Но овчарки не пройдут — клык даю!..
Азор заметил усталость в глазах Рэкса. «Да, — подумал он. — Все давным-давно поделено. Рэкс, так же, как и Сэр, устал от крови. Ее видом упивается, пожалуй, только Лай да часть рэксовых боксеров. Что ж, они с детства жили возле крови — собаки рабочих окраин всегда были жестоки.» Заныла старая рана в боку.
Спустя несколько дней то тут, то там по Городу начали находить трупы кавказских овчарок. Большинство, памятуя о недавнем заявлении Рэкса, считало виновниками их гибели Стаю. Кое-кто называл убийцами Сэра и его бультерьеров. А что скажет Лай?
— По Городу прокатилась волна убийств кавказских овчарок.
Камера медленно, точно смакуя, скользила по распростертым окровавленным телам погибших.
— Кое-кто связывает эти убийства со Стаей. Неправда! Это не больше, чем обычная грызня между русскими и кавказскими овчарками за «чистоту породы»! Думаю, что псам Черного Ворона — не место в Городе Собак!
Азор усмехнулся. Лай никогда не имел собственных мыслей. Ему не разрешалось их иметь. За нынешними словами бывшей вшивой дворняжки проглядывали небольшие стоячие уши Рэкса.
Азор, свернувшись в клубок, из-под лапы смотрел на голубеющий экран. «Дворянин» Лай подтявкивал:
— ...Рэкс своим сегодняшним поступком еще раз подтвердил, что интересы Стаи для него превыше личности... личных... — поправился он. Азор заметил в глазах Лая страх. Похоже, Рэкс подобных оговорок не жаловал. — Все, кто еще не с нами — задумайтесь! Серьезно задумайтесь!
Азор знал Лая, когда тот был всего лишь худой вшивой дворняжкой, жившей с вечно поджатым хвостом. Околел бы Лай где-нибудь в придорожной канаве, если б не Рэкс. Он лично выкусал всех блох, вылизал свалявшуюся лаеву шерсть и взял в Стаю. Сейчас Лай отрабатывал все куски когда-либо брошенного ему Рэксом мяса. «Дворянин» раздобрел, шерсть его залоснилась, и теперь он сам окружил себя шавками, почти такими же, как сам Лай до встречи с Рэксом — только мельче и голоднее. Они тоже честно отрабатывали швыряемый хозяином — Лаем — кусок. Хозяин отходил, облизываясь и рыгая, насытившись добротным мясом. Шавки, рыча, делили хозяйские кости...
Несмотря на копируемые повадки Рэкса, Лай, в сущности, так и остался шавкой. Он до сих пор, забывшись, выискивал блох прямо перед камерой, они лезли, кажется, даже из его фраз. Как ни выкусывал Лай этих паразитов, меньше их не становилось.
— Стая сильна! — несся из телединамиков надрывный визг Лая. — Арни — наш Вожак, но истиный хозяин Города — Рэкс! Не поторопились ли мы, назвав наш город Городом Собак? Или наш город — Город Стаи? И нужен ли на наших монетах расплывшийся профиль Арни? Не лучше ли будет смотреться на них мужественный лик Рэкса?
Приближался сентябрь, а вместе с ним — день выборов нового Вожака Города. Из годового небытия появился Барбос. Арни, словно опаясаясь конкурента, отдал ищейкам приказ не пускать двортерьера на Главную площадь.
«Папаша Арни снова хочет править, он почувствовал вкус власти, — струился по Городу шепоток. — Собака, почуявшая вкус свежей теплой крови, не остановится уже ни перед чем! Ее остается только загрызть.» Кое-кто уверял, что эти слухи пустили рэксовы боксеры, что вожак Стаи недоволен Арни — дескать, тот зарвался, забыл, кто в доме хозяин. И теперь сам Рэкс хочет стать во главе Города.
Что ж, это было похоже на правду — после выхода Стаи из подвалов, после того, как Лай «признал» Стаю... И правда — вскоре со всех столбов, со всех домов смотрели на Город Собак красные глазки поджарого добермана Рэкса с торчащим ежиком шерсти на голове. Ниже из рваных букв складывались размноженные (для тех, кто еще сомневался) лозунги:
Я с детства знаком с охотой!
Я не пущу в Город Собак ни одну стаю!..
Нет — кавказским овчаркам!..
— ...Вы помните, что они вытворяли в ГУЛАГе! — гремел над Главной площадью уверенный рык Рэкса. — Я уже однажды не пустил эту свору в Город. Вы помните, как я это сделал!
Гул одобрения пронесся по рядам готовых броситься в бой бритых боксеров. Их клыки еще помнили сладость кавказской крови.
— Сейчас вы живете спокойно. Чужие клыки не коснутся ваших артерий! Я отвечаю за свой рык! Он грозен, но не для вас. Ваши жизни для меня святы! Вы помните день, когда ядовитое облако, созданное человеком, вырвалось из городка. Слава богу, в тот день человечество умерло. Остались только мы — истинные хозяева Города!

Точно так же, как год назад, когда Вожаком Города был выбран Арни, на Главной площади собрались собаки. Стая полукольцом охватывала простых псов. Слева от нее пристроились напряженные, готовые к бою, поредевшие бультерьеры Сэра.
В лежащей рядом с Рэксом коккер-спаниельше Азор не сразу признал Рони. Она раздобрела, шерсть ее лоснилась, а на шее блестело желтое ожерелье. В сторону друга детства она даже не взглянула.
Как и год назад, в центр площади вышел черный пудель — теперь уже степенно, не торопясь, — и пролаял:
— Полномочия Вожака Города Собак — сенбернара Арни, — истекают сегодня. Поэтому сейчас мы снова должны выбрать достойнейшего! По новому закону, подписанному утром нашим благоразумным Арни, проигравшие должны будут покинуть Город — чтобы не мешать достойнейшему в его работе на наше благо. Нам снова предстоит сделать выбор между сенбернаром Арни и уже забытым вами двортерьером Барбосом. Впрочем... — черный пудель сделал паузу. Со стороны Стаи послышалось предупреждающее грозное рычание. — Впрочем, есть еще один кандидат, допустить или не допустить которого к участию в выборах Вожака — в нашей власти. Говорят — дела его покрыты мраком, говорят, что он...
Пробравшись между Стаей и бультерьерами Сэра, возле Азора, униженно виляя хвостом, пристроилась дворняжка с пронзительно-грустными глазами и с репейником на шее. Пружиня спортивное тело, в центр площади вылетел доберман.
— Кто может рыкнуть, что Рэкс — преступник? — рявкнул он. — Вы, ищейки? Ты, Арни? Или ты, Сэр? А может, Черный Ворон хочет обо мне что-то пролаять? Ты где, Черный Ворон? Что-то я тебя не вижу! Покажись! Где твои хваленые русские?..
Черный Ворон, оттиснутый булями почти к обступившим площадь домам и окруженный едва ли десятком русских овчарок, глухо заворчал, скаля гнилые клыки.
— Теперь ты знаешь свое место, — презрительно бросил Рэкс. — А кто отстоял Бэнца, когда начали резать его стадо? Ты, Сэр? Нет. Я!
— По-моему, вполне убедительный рык, — подвел итог черный пудель. — Итак, у нас три кандидата. Первый вой — за Барбоса. Слушаю!
Меж собак шныряли шавки Лая. Оглядываясь, они подтявкивали:
— Арни? Кто такой Арни?.. Настоящий Вожак Города Собак — Рэкс! Благодаря ему вы сейчас можете спокойно выйти вечером по своим делам! Вспомните, когда в последний раз вы слышали о загрызенном собрате?..

— ...Вожаком Города Собак снова выбран Арни, — торжественно провозгласил черный пудель.
— Благодарю за доверие, которое вы мне оказали! Я его снова оправдаю, — пролаял сенбернар. — Ты, Барбос, и ты, Рэкс, должны покинуть пределы Города Собак!
Рэкс встал молча. Следом поднялась Рони. Медленно пошли они в сторону окраины.
— Вожак Стаи ушел. Но он еще вернется! — угрожающе пообещал Лай.
Спустя несколько дней в собственном доме был найден задушенным Вожак Арни. Ни заказчик, ни исполнитель дерзкого убийства до сих пор не найдены.
30.08.99 —  2.02.00 г.