Во мраке безнадежности

Во мраке безнадежности


Скудный луч холодной мерою
Сеет свет в сыром лесу.
Я печаль, как птицу серую,
В сердце медленно несу.
<…>
И стоит осиротелая
И немая вышина,
Как пустая башня белая,
Где туман и тишина…
<…>
Осип Мандельштам


1.

   Зловещей тишиной насыщено хмурое утро, еще одно утро в этой пустой бессмысленной жизни; тишина парит в воздухе, просачивается сквозь стекла, холодными липкими пальцами касается кожи. Кажется: чуть шевельнешься, нарушишь гробовое безмолвие – и странный хрупкий мир вокруг тебя тотчас же обратится в прах… И в этой звенящей тишине больно и жестоко, как отточенным лезвием ножа, полоснул по слуху короткий, полный скорби и отчаяния женский вскрик. Полоснул – и пространство мгновенно наполнилось сотнями звуков: забарабанили в окно мелкие косые капли дождя, душераздирающе заплакало стадо горбатых ноа на равнине, кто-то с мучительным хрипом закашлял снаружи…
   Нара стояла покачиваясь, бледная, растрепанная; слегка запрокинув голову и плотно сжав губы, она подперла плечом стену и скрестила руки на груди. Харлам молча поднялся и, чуть помедлив, заглянул в колыбель. Сердце его сжалось – страшно раскинув безвольные синие ручки, на несвежей простыне застыл семимесячный младенец…
- Умерла,- тихо, с угасающей надеждой прошептала Нара.
- Бог дал, бог взял…
- К черту твоего бога,- сказала Нара еще тише.- К черту…
- У нас есть Лоин,- произнес он, неуклюже гладя шершавой ладонью ее волосы, некогда мягкие и светлые.
   Нара вскинула на него седые выцветшие глаза. Секунду она смотрела сквозь Харлама в неведомое пространство, затем медленно отстранилась и, не сказав ни слова, вышла на улицу. Харлам сел на старый драный диван с торчащими пружинами и бессильно уронил голову в ладони.
   Этой ночью деревня потеряла двоих. Ранним пасмурным утром их без церемоний предали матушке-земле на старом кладбище под горой. Глупые ноа скучающе следили за погребением со своего зеленого холма.   Когда все с тихой грустью разошлись, Харлам еще долго стоял у могилы, тупо перечитывая кривую, вырезанную на деревянном кресте надпись из двух слов: «Гота Арн».
   Гота. Арн. Единственная дочь. Только теперь, сидя на сером камне у свежей могилки, осознал он всю полноту потери. Липкая тишина вновь завладела миром, запустила цепкие когти в сознание, стремясь оглушить звенящим безмолвием… Ничто не заменит ему дочь, вся его грешная жизнь была в этом маленьком существе…
   Слезы кончились. Сухие рыдания разрывали грудь, к горлу подступил крик. И он закричал. Он кричал как подстреленный ноа, раненый и бессильный, но вновь и вновь отчаянно цепляющийся за рвущуюся ниточку жизни. Когда крик перешел в судорожный хрип, Харлам замолчал и невидяще огляделся. Стадо, напуганное его воплем, ушло за холмы. Дождь прекратился, сквозь просветы в сизых тучах кое-где стали видны кусочки серенького неба.
- Я не думала, что ты так ее любил,- бледная, холодная, чужая Нара бесшумно возникла из ниоткуда.
- А как я должен был ее любить?..
- Не знаю.- Нара помолчала.- Ты страдаешь сильнее меня, той, которая выносила и родила ее.
   Харлам поднялся, слегка похлопал жену по плечу и, осторожно положив на свежий холмик вялый букет цветущей травы, уныло поплелся домой. Когда он обернулся, чтобы спросить, идет ли Нара с ним, ее на кладбище не оказалось.
   Медленно тянулись дни, полные тягостного ожидания чего-то ужасного, чего-то, что должно было раз и навсегда прекратить существование жалкой кучки селян. Двое смелых молодых людей предложили покинуть деревню, но на общем собрании в доме нового старосты их не поддержал никто – слабые, полуголодные селяне лишь виновато отводили глаза. Молодые люди, внезапно озлобившись или, быть может, просто желая потешить свое безрассудное самолюбие, на рассвете ушли в лес, а спустя три дня вернулся один из них – грязный, окровавленный, в лохмотьях одежды и местами кожи. Он так и не смог объяснить, что же произошло с ним и его спутником в неизведанных дебрях лесных: бедняга лишился ума и перестал понимать происходящее.
   Харлам все больше времени проводил на кладбище, у маленькой могилки, каждый раз принося свежей травы с южных болот – цветов в деревне давно уже никто не видел. Он почти не замечал перемен, произошедших с его женой, и однажды не добудился ее утром. Недоумевая, Харлам с все нарастающим беспокойством тряс ее холодное плечо, когда перед ним возникло лицо – страшное, мертвенно-бледное, почти прозрачное… Он медленно попятился к двери и, сделав резкий рывок, побежал. Он бежал, не глядя - слезы застилали глаза, зловещая тишина колола в ушах тысячами игл, и лицо, мертвое, ужасное лицо, не открывая рта, беззвучно вопрошало: «Неужели ты так ее любил?..».
   Когда Харлам очнулся и потухшим, отрешенным взглядом уставился в небо, то увидел его неожиданно голубым, пересеченным пухом перистых облаков, и солнце, забытое яркое солнце согревало сырую, насквозь пропитанную влагой землю.
   С холма, куда Харлама занесло в минуты бессильного небытия, деревня была как на ладони – три десятка жалких покосившихся домиков и с полсотни могил под горой. Харлам медленно повернул голову на восток, где вдаль до самого горизонта уходило ровное поле Большого Пустыря, - бездыханной земли без намека на растительность - и вспомнил, как пару лет назад один отважный деревенский путешественник решился пересечь Пустырь, да так его никто больше и не видал. Бог знает, может, он действительно добрался до Города, о котором в былое время только и шли толки, а может, слопали его на обед пустырские волки или укусила ядовитая змея.
   Харлам прикрыл веки и сложил руки крестом. Что делать дальше? Ждать смерти здесь?.. Вернуться в деревню, зная, что через некоторое время тебя все же не станет – так же, как маленькой Готы и несчастной Нары, для которых отход в мир иной стал истинным избавлением от мук?.. Пуститься в путешествие через лес или Большой Пустырь, что все равно приведет к тому же печальному концу?..
- Посмотри,- детский голос вывел его из мира раздумий.- Посмотри, что я нашел.
   Это был Лоин, старший сын Нары. Он сидел рядом, лениво жуя былинку и бережно держа на раскрытой ладошке чахленький алый цветок. В его черных глазенках светился огонек тихого счастья, и казалось, он вот-вот замурлычет, как котенок, приласканный доброй рукой.
   Харлам приподнялся на локтях и вытянул шею.
- Красивый,- сказал он бесстрастно.- Откуда?
- С Большого Пустыря,- мальчик серьезно взглянул на отчима, ожидая бури.
- Зачем ты туда ходил?- резко произнес Харлам, по-бычьи блеснув зрачками.
- Мне стало скучно в деревне,- Лоин помолчал, осторожно гладя указательным пальцем привявшие лепестки цветка.- Возьми меня с собой, а?
- Куда?..- Харлам удивленно приподнял бровь.
- В Город,- произнес Лоин; уголки его губ чуть подернулись в принужденной улыбке.- Ты говорил сам с собой, когда я поднимался на холм.
   Харлам бросил на мальчика испытующий взгляд и с жалостью оглядел его тощую сиротливую фигурку, ссутулившуюся над алым цветком. Мы оба так одиноки в этом мире, пришла неожиданная мысль, почему бы нам не объединиться?..
   Лоин поерзал на месте.
- Я прихожу сюда каждый день,- он с рассудительным видом посмотрел на небо.- Иногда случается видеть луну сквозь просветы в тучах.
   Не по годам он серьезен, подумал Харлам печально и, тяжело поднявшись, медленно отряхнул тряпье, заменяющее брюки.
   …Подойдя к дому, Харлам чуть замешкался, почувствовав, что им овладевает суеверный страх, но, обозлившись сам на себя за глупость, решительно распахнул дверь. Все было по-прежнему, только теперь вместо постоянного плача Готы, смешной суеты и колыбельных песен Нары в доме царили бездонная тишина и скорбный запах смерти. При воспоминаниях, наполнивших сознание Харлама, его сердце сжалось от тоски. Не решаясь зайти в спальню, где на брачном ложе покоилось безвольное тело Нары, он оперся на стену в прихожей, обуреваемый шквалом различных чувств, и обхватил голову руками.
   Скрипнула половица, на пороге появился Лоин с двумя худыми мужичками. Мужички быстренько отыскали в спальне покойницу и без лишних слов вынесли ее на носилках. Когда все стихло, Харлам вздохнул и заставил себя успокоиться. Лоин возник в дверном проеме с перекошенным лицом и мокрыми глазами.
- Так,- сказал Харлам жестким командирским тоном,- ну-ка, оставить слезы. Мужик ты или баба? Ступай к ручью и набери воды во все сосуды, какие найдешь в сарае.
   Лоин всхлипнул и умчался. Харлам поплотнее закрыл за ним дверь, задвинул массивный засов и, набрав в грудь побольше воздуха, вошел в комнату. Не давая воли унылым, болезненным мыслям, он принялся напевать какую-то песенку. Он ловко отодрал от пола под кроватью меченую доску и вытащил длинный предмет, скрытый слоем тряпок.
- Вот ты и пригодился,- сказал Харлам, с легким восторгом обнаруживая под тряпками старое ружье и коробку патронов.

2.
   
   Невидимое солнце медленно катилось за горизонт по раскаленному белому небу.
   Харлам окинул равнодушным взглядом панораму – песок, песок… Кто же знал, что Пустырь через семь-восемь километров превратится в Пустыню?..  Он остановился и, прищурившись, кивком указал вперед.
- Смотри, скалы. Там переночуем.
   Лоин был не против. Вымотанный и обессиленный, он устало загребал ногами песок. Очень хотелось пить, но Харлам установил режим жесткой экономии – неизвестно, сколько придется еще идти, говорил он, а воды осталось всего-то два пузыря.
   Добравшись до скал, они обнаружили довольно широкую расщелину, сужавшуюся вверху, так что, лежа на спине, можно было видеть тонкую полосу небосвода. Сбросив поклажу у входа и слегка нагибая голову, Харлам влез в расщелину с ружьем наизготовку, зачем-то поковырял в ней песок, затем разрешил Лоину входить. Мальчик расстелил тряпку и мгновенно рухнул спать.
   Густые сумерки быстро накрывали пустыню, и с каждой минутой становилось все тише, все мрачней. Невыносимый жаркий зной утих, и яркий день сменился жуткой ночью, наполненной тенями. Неясная фигура мелькнула на гребне бархана – силуэт неведомого монстра или всего лишь плод разыгравшейся фантазии?..
   Харлам опасливо вгляделся в темноту, но ничего, что могло представить опасность, не заметил и перевел взор на пасынка. Лоин трогательно дернулся во сне, вздохнул и перевернулся.
   Только сейчас Харлам понял, что уже около минуты прислушивается к странному звуку, который шел сверху и одновременно со всех сторон. Харлам с удивлением огляделся и невольно отпрянул: по глубокому беззвездному небу, распарывая воздух огромным крылом и изрыгая клубы дыма, летела невиданная черная птица. По всему было видно: птица ранена, она летела скачками, кренясь то на один, то на другой бок. Когда птица скрылась за скалой, раздался тяжелый «всплеск», и гул чудных крыльев прекратился.
   Харлам постоял в нерешительности, несколько раз взглянул на Лоина, затем подобрал ружье и осторожно пошел вперед. Разум приказывал остановиться, не подвергать опасности себя и мальчишку, что остался совсем один, без защиты, но коварное любопытство толкало его все дальше. Держа ружье впереди себя, Харлам медленно обошел скалы вокруг.
   Пустыня была тиха. Ни один шорох не нарушал гробового безмолвия. Разочарованный, Харлам был вынужден вернуться ни с чем.
- Я видел,- Лоин, словно загнанный зверек, испуганно жался в углу.- Я видел это… И в нем была она…
- Что?- Харлам изумленно воззрился на мальчишку.- Кто – она?..
- Не знаю,- Лоин захныкал, ломая руки и теребя спутанные волосы на голове.- Там была она. Похожая на маму…
   Харлам прижал его к себе. Бедный, жалкий, одинокий малек…
   …Размытый горизонт светился кроваво-красным заревом, пустынное солнце, отражаясь в блестящих боках странной ночной птицы, привычно нагревало песок. Судя по виду, птица была мертва – недвижимая, чернела она среди желтого океана, легкий ветер крутился вокруг и гулял внутри, влетая через разодранный бок. Харлам стоял на скале и рисовал в воображении картины дикой схватки, что могла погубить могучее животное; рядом, свесив ноги вниз, задумчиво вглядывался в даль Лоин. 
- Жди здесь,- Харлам принял решение идти на разведку. Почему? Какое ему дело до птицы? Он не знал. Он чувствовал нутром, что птица не проста.
   Харлам с трудом спустился со скалы и осторожно направился к туше. Чем ближе он подходил, тем тревожней билось сердце в груди. Он понимал теперь, что птица не есть существо, а машина: сверкающий металлический остов был слишком гладок, слишком ровен, и внутри находились знакомые вещи. Он видел их сквозь дыру в боку, но зайти не решался.
- Дай я,- Лоин шустро скрылся в дыре, вынырнув из-под руки, так, что Харлам даже не успел удержать его.- Смотри, здесь есть вода.
   Лоин вытянул небольшую бутыль, ловко откупорил крышку и прильнул к горлышку.
- Вода…- повторил он блаженно и передал бутыль Харламу. Тот, судорожно глотая и проливая влагу мимо рта, допил без остатка.
- Там еще две бадьи,- сказал Лоин.
- Нам некуда их привязать. Это лишняя поклажа. Скоро мы устанем, и придется сбросить бадьи, а потом и что-то еще.
   Лоин умоляюще посмотрел на отчима, стараясь заглянуть прямо в глаза.
- Нет,- твердо произнес Харлам.- Нельзя. Больше нет ничего ценного?
   Лоин сник, медленно помотал головой и, закинув свою ношу за плечи, уныло побрел вперед. Харлам бросил последний взгляд на «птицу». Что же ты такое, спросил он мысленно, но ответа, конечно, не получил. Ветер постепенно заносил безмолвную тушу песком.
   Этот день был особенно зноен, и не пить было невозможно - совсем незаметно два человечка осушили целый пузырь; Лоин, задыхаясь от сухости во рту, высказал предположение, что они идут прямо в подземное пекло. Вечером, расположившись на ночлег возле какого-то валуна, Харлам обнаружил отсутствие пищи, и выяснилось, что последний кусок хлеба был съеден прошлым днем. Силы заметно истаяли.
- Харлам,- тихо позвал Лоин, глядя в беззвездное, глухое сизое небо.- Как думаешь, есть ли другие миры?
- Дай Бог быть хотя бы городу,- со вздохом отозвался отчим. Он уже почти не верил в бредовую байку о прекрасном Городе, которая имела хождение в деревне некоторое время назад. Люди сами не знают, что говорят, думал он недовольно. Кто-то когда-то лежал на зеленом холме, наблюдал за горбатыми ноа, и захотелось ему сочинить красивую легенду, чтобы глупый народ поверил и чтобы жить стало веселее.
   Он резко повернул взгляд влево. Господи, показалось или… Небольшая тень снова мелькнула на гребне бархана, вслед за чем из мрака выступили два горящих зеленых глаза. Пустынные волки!
   Харлам стремительно вскочил и, быстро наведя ружье, оглушительно выстрелил, как ему показалось, прямо в оскаленную волчью морду. Серая фигура, поджав обрубок хвоста, с визгом умчалась в темноту. Харлам повернулся – Лоин, закрыв ладонями уши, испуганно вперил взор туда, куда только что скрылся хищник. 
- Ты как?- спросил Харлам, настороженно поводя ружьем.
- Бывает лучше…
   Харлам всмотрелся во тьму и долго стоял в неудобной позе, так, что затекли ноги, но, не заметив ничего подозрительного, устало опустился рядом.
- Ты спи,- сказал он, по-отечески потрепав Лоина за плечо.- Придется мне бодрствовать.
   Просидев час или два, он почувствовал, что веки стали тяжелее. «Нельзя засыпать, нельзя засыпать, нельзя засыпать…»- твердил он, сонно склоняя голову набок.
   Когда он проснулся, первое, бросившееся в глаза, было небольшим костром посреди пустыни. Солнце еще не взошло, темнота окутывала со всех сторон, и только маленькое пламя, лениво пожирая тряпье, завораживало, очаровывало взгляд и дарило надежду на спасение. Возле костерка ссутулилась фигурка Лоина и… женщины?! Они тихо переговаривались и иногда посматривали в сторону Харлама.
- Эй,- произнес Харлам, но слово потонуло в горле, вырвавшись наружу лишь жалким хрипом.
   Девушка поднялась и склонилась над ним, уверенно и чуть насмешливо щупая его взглядом. Она была недурна собой и одета в невиданный облегающий костюм.
- Кто ты такая?- с расстановкой спросил Харлам, принимая сидячее положение.
- Мое имя Аврея. Мой вертолет разбился, и теперь я здесь.
- Вертолет?.. Это не та ли черная блестящая птица, что рухнула у скал?
- Именно,- девушка слегка улыбнулась.- Я летела в Эвирь. Пойдем к костру.
   Харлам поморщился.
- Зачем это?
- Защита от волков. Они не посмеют подойти.

   …Сначала горизонт посветлел, затем постепенно светлая полоса стала расширяться, и вот уже красный солнечный диск встает над пустыней. Каждый раз, наблюдая восход, Харлам вспоминал родную деревню. Что-то безнадежно утеряно навсегда. Что-то, без чего нельзя жить. Это было в маленькой Готе и горячо любимой Наре, это было в доме, видевшем рождение не одного поколения, это было и в зеленых холмах и лесу, окаймлявших деревню со всех сторон. Это щемило сердце и путало мысли в голове, не давало покоя, особенно первые дни похода… Что же это? Любовь? Вера? А может, просто привычка?..
- Страшно сознавать, что я никогда не увижу этих пейзажей, людей. Я вырос среди всего этого и вынужден оставить навечно… Ради чего? Чтобы бренное тело мое обглодали волки, а кости засыпал песок?.. Никто и не узнает, что жил на свете Харлам, дышал с ним одним  воздухом, ходил по грешной земле…
   Он замолчал. Замолчал надолго, и дальнейший путь их продолжался в тишине. Позади, шагах в шестидесяти, бесшумно перебирали серые лапы; тихо шелестел под ними песок. Волки ждали.
   Харлам обернулся, и стая замерла.
- Твари!- крикнул он, как взбесившись.
- Это лишнее,- Аврея осторожно потянула его за рукав.- Идем. Они все равно не отстанут.
- Твари…- повторил Харлам, пригибаясь к земле. Ноша стала непомерно тяжелой.- Подождите.- Он снял рюкзак, выкинул больше половины вещей, в том числе памятную, дорогую семейную шкатулку. В шкатулке были старые письма, любовные записки, дневник, в котором записывались события с самого рождения Харлама. Этот дневник вел его отец, а когда он умер, завещал продолжать дневник, несмотря ни на что… Харлам постучал ногтем по обложке.- Это я, пожалуй, оставлю.
  Он закинул старую засаленную книжку в рюкзак, и спутники продолжили движение. Пройдя сотню шагов, Харлам обернулся. Волки, рыча и дерясь, обнюхивали брошенное тряпье.
   Как путники ни экономили, на исходе этого дня кончилась вода. Лоин впал в отчаяние и стоило больших усилий предотвратить истерику, чего Аврея добилась с помощью удивительно вкусной еды под названием «сосательная конфета». Харлам все чаще стал разговаривать сам с собой, вспоминая прошлую жизнь и деревню. Аврея постоянно подбадривала его, утверждая, что знает правильный путь и что скоро они доберутся до людей. Но как скоро это произойдет, она молчала…
- Смотрите! Озеро!- Лоин был готов плакать от счастья, но не было слез. Он бросился вперед (и откуда взялось столько энергии!), однако через пять метров остановился и удивленно завертел головой.- Тут же было озеро…
- Мираж,- с горечью произнесла Аврея, и дальше двигались в тишине. Именно двигались, ибо идти уже не имели сил…
  Отчаяние и тоска охватили души троих. Задыхающимся от жажды, измученным людям больше не оставалось ничего, кроме как сесть и ждать избавления. Смерти…
   Волки подходили все ближе. Они ждали, когда выбранные жертвы полностью ослабеют, и тогда шумное кровавое пиршество им обеспечено. Самый наглый из стаи попытался ускорить этот момент и, оскалив желтую пасть, стал медленно подбираться ближе, но Харлам выстрелил ему прямо в бок. Дикий визг огласил пустыню.
- Получай!- кричал Харлам, с радостью добивая волка еще двумя выстрелами и не прекращая пальбу, хотя стая разбежалась еще при первом выстреле.
- Прекрати,- Аврея отобрала ружье.- Ты истратишь все патроны.
- Я убью их!
   Аврея ударила его по щеке.
- Успокойся, Харлам…
   Харлам невидяще огляделся, заметил кровь на песке и чуть поодаль серую тушу и виновато опустил ружье.
   Солнце палило нещадно, ужасно болела голова и клонило в сон. Харлам видел, что Лоин уже без сознания, лежит, раскинув руки, и борется с судьбой Аврея. Грудь ее тяжело вздымалась и резко опадала, воздух с хрипом выходил из легких… Харлам чуть пошевелился – тело ломило. Он увидел приближающиеся серые тела, но уже не мог ничего поделать. Он закрыл глаза и провалился в темноту.

   Утро было пасмурным, сизые тучи плакали дождем, и первой мыслью Харлама было: «Это все сон. Я дома». Одновременно и облегчение, и жалость к самому себе навалились на него. Он подумал, что стоит повернуться – и окажется, что рядом лежит прежняя живая Нара, в колыбельке плачет Гота, а в соседней комнате тихо возится со своими цветами Лоин.
   Харлам ошибся. Повернувшись, он обнаружил лишь голую стену с потеками.
- Доброе утро,- перед кроватью стояла прекрасная Аврея в белом платье.
- Где я… где мы?
- Послушай, Харлам,- произнесла она мягко.- Мы почти погибли. К нам подбирались волки. Добрые люди – люди из каравана наткнулись на нас, когда стая готовилась к пиршеству. Они доставили нас в город. Это город Эвирь.
- Город,- прошептал Харлам.- Город!
   Он поднялся и выглянул в окно – по замощенным улицам шли толпы людей, ехали странные повозки, из земли вырастали колоссальные здания. Закружилась голова, и Харлам отошел. Душа ликовала.
   Дверь отворилась, сияющий Лоин молча обнял Харлама и долго не выпускал, а затем засмеялся и убежал, оставив что-то в его руке.
   Харлам раскрыл ладонь – это был маленький алый цветок.