А завтра

  Утром было лето.
  Когда от врача Лина узнала, что зимы уже не увидит, она даже почти не огорчилась. И совсем не удивилась: всё к тому и вело. Только горько было видеть глаза матери, когда мужчина в белом халате, от которого пахло хлоркой и лекарствами, сказал, что её дочери осталось жить считанные месяцы, если не недели. Лина помнит, как в тот миг у матери побелели щёки и опустели глаза. Такие глубокие и насыщенно-карие, они вдруг превратились в бесцветные стёкла – такие глаза бывают у слепых. Лина тогда подошла к матери и обняла её за плечи, а та подняла на девочку свои неожиданно потускневшие глаза и почему-то улыбнулась. Ничего не сказав удивлённому врачу, обе они вышли из кабинета и неспешно направились домой. Только там, закрыв за собой дверь, женщина сползла спиной по стене на пол и зарыдала, спрятав лицо в ладонях и уже не пытаясь быть сильной даже для дочери. Лина стояла рядом и гладила мать по волосам, что-то успокоительно шепча и говоря, что всё будет хорошо. Сходив на кухню, девочка принесла ей стакан воды, в котором растворила успокоительное.
  Когда мать уже беспокойно спала в своей постели в комнате за стеной, Лина выключила во всей квартире свет, зашла к себе и села на широкий подоконник. Два года назад в их старой квартире мама устроила грандиозный ремонт, превратив серую двухкомнатную коробку в самую настоящую конфетку. Единственное старое, что сохранилось в квартире, - подоконник в Лининой комнате. Она отвоевала его у матери и до сих пор гордилась своей победой, ведь на старом, но таком широком и надёжном подоконнике было так удобно сидеть по вечерам и ночам, глядя в окно! А это Лина любила больше всего на свете – наблюдать за той жизнью, которая протекает снаружи.
  Окна её комнаты выходили на старый парк, где девочка провела всё своё детство и на который любила просто смотреть с высоты своего девятого этажа. Весной Лина прогуливалась по узким дорожкам, пытаясь угадать, на каком же дереве в этом году появились первые почки – на яблоне или всё-таки на вишне. Летом невозможно было ничего разглядеть среди ветвей – настолько плотно срослись деревья и кусты, настолько ярко и сочно зеленели они, когда приходило время. Лина как-то умудрялась различить среди всей этой безграничной зелени что-то особенное и волшебное, то, что не замечал больше никто. Осенью всю землю парка укрывал бесконечный ковёр чистого золота и мягкой бронзы, по которому было так безумно приятно ступать, разбрасывая листья в разные стороны, или, разбежавшись, упасть в мягкую жёлто-оранжевую гору, которую вчера старательно собрал дворник. Но больше всего Лина любила зиму…
  Она садилась на подоконник, подложив под спину диванную подушку и укрывшись небольшим мягким пледом, выключала светильник на столе и погружалась в свой мир, который раскрывался перед ней, стоило лишь перевести взгляд на старый сквер внизу. Там почему-то мало кто гулял в тёплое время года, не говоря уж о морозной зиме, но Лину это только радовало: хотелось, чтобы парк был только её миром и ничьим больше. Чёрные силуэты деревьев превращались в сказочных персонажей, достаточно лишь было снегу немного укрыть кривые ветви, одеть их в прохладные белые наряды и добавить несколько едва заметных искорок, которые бросались в глаза при свете луны и звёзд. Лина ещё никогда не пропускала первого настоящего снегопада. Нет, не тех маленьких хрупких снежинок в конце ноября, когда они, едва успев упасть на ещё не совсем остывшую землю тут же тают, а тех, которые большими пушистыми комьями летят с неба, выписывая замысловатые виражи, и опускаются на потускневшие уже листья, ветви деревьев и даже на ладонь, если на минутку распахнуть форточку и высунуть руку наружу. Лина любила такие снегопады даже больше, чем старый сквер.
  В этом году зима была какой-то ненастоящей: полоска ртути в термометре ни разу не опустилась ниже минус пяти, почти все три зимних месяца хилый снегопад и слабый мороз регулярно сменялись оттепелью и слякотью. Ни разу с неба не слетели мягкие и большие белые хлопья, которые Лина так любила.
  И теперь вот оказалось, что до новой зимы она уже не доживёт… Да и до осени вряд ли…
  Лина проследила взглядом за птицей, которой вдруг вздумалось посреди ночи оставить своё гнездо на многолетнем дубе, потом откинулась на подушку и закрыла глаза. Девочка приложила ладонь к левой груди и попыталась понять, что же она сейчас чувствует. Сердце почти не болело. Даже странно было осознавать, что всего через несколько недель оно вздрогнет сильнее, чем раньше, а потом вдруг остановится. Наверное, её сначала ещё попытаются спасти, будут реанимировать, бить током и надавливать на грудь, но в итоге поймут, что всё бесполезно. Лине была противна сама мысль, что через месяц-другой её тело будет лежать на больничной койке, утыканное со всех сторон тонкими проводками, над ним склонятся силуэты врачей и медсестёр, а потом его будут бить током и даже, возможно, резать скальпелем. Лина передёрнула плечами, отгоняя неприятные мысли. Но им на смену пришли другие, ничуть не лучшие.
  А стоило ли тратить двенадцать лет жизни на то, чтобы регулярно ездить на другой конец города в больницу, где одни и те же врачи безучастно ставят одни и те же диагнозы, где одни и те же медсёстры вкалывают новую порцию одного и того же лекарства, где снова проводят одни и те же процедуры? И всё для того, чтобы в один солнечный июльский день узнать, что ты даже не сможешь увидеть первый снег?
  Лина вздохнула. Наверное, стоило. Хотя бы ради мамы. И что она будет делать теперь, когда её дочери не станет? Девочка даже не знала, что и подумать. В груди, в том месте, где всё ещё пыталось биться слабое сердце, неожиданно совсем опустело.
  Больнее всего были даже не слёзы матери, хотя Лина любила её всем сердцем, не постоянные уколы, лекарства, процедуры, не те ощущения, когда сердце вдруг начинало колоть и появлялось чувство, что вот, вот она, последняя минута, а за ней уже не будет ничего. Лина никогда не могла играть в догонялки или кататься на велосипеде – было больно. Но не это ранило сильнее.
  Хуже всего было то, что она всё-таки не сможет увидеть снег…
  Девочка беззвучно спрыгнула на пол и, тихо приоткрыв дверь, вышла в прихожую. Ещё несколько шагов, едва слышный скрип – и вот она уже в общем коридоре. Лина не волновалась, что её может услышать мама – она крепко спала, сваленная усталостью, горем и снотворным. Девочка зашла в дребезжащий лифт, нажала кнопку верхнего этажа и уже там поднялась по ступеням к двери, которая вела на крышу. Когда-то раньше здесь висел огромный ржавый замок, но этой зимой, как раз во время очередной оттепели, у кого-то протекла крыша, и жильцы сняли замок, чтобы подняться и залатать дыру. Так и не вернули железного сторожа на место, он и теперь валялся рядом, всем своим видом демонстрируя полное безразличие ко всему и ко всем. Даже к двенадцатилетней девочке, которой неизвестно зачем вздумалось идти на крышу поздней ночью.
  Лина не без усилий толкнула тяжёлую дверь, поднялась по не слишком-то чистой лестнице и вышла на крышу, где раньше никогда не была.
  В лицо сразу же ударил не по-ночному горячий воздух, который раз напоминая о том, что в этом году июль на удивление жаркий. Лина сделала несколько шагов вперёд, чуть приблизившись к краю. Но уже почти подойдя, она поняла, что совершенно не боится. Скорее даже наоборот.
  Старый парк отсюда представал ещё более сказочным и неземным, чем из окна квартиры. Далеко за деревьями с крыши были видны огни в домах соседнего района. Но девочка не смотрела на них. Сев на краю, она болтала ногами и просто улыбалась своему лучшему другу, который приветливо шелестел зелёными листьями.
  Сердце заболело. Лина поморщилась, но постаралась не обращать внимания – она к этому почти привыкла за столько-то лет. Но всё равно было грустно.
  Сколько раз уже она любовалась этим сквером летом, ждала, когда он превратится в золотой шатёр, а потом укроется белой пеленой на долгие и такие прекрасные три зимних месяца. Потом Лина встречала весну – пусть не так радостно, но со светлой надеждой, что после неё придёт короткое лето, быстрая осень и наконец долгождання бесконечная зима со своими неповторимыми снегопадами из миллиардов пушистых мягких снежинок.
  Лине было горько сознавать, что она должна умереть именно сейчас, жарким и сухим летом, без надежды ещё когда-нибудь увидеть снег. Как там сказал доктор? Вряд ли она доживёт до октября. Но даже если бы так и случилось, то всё равно снега в октябре не бывает.
  Девочка отошла от края и устроилась на каком-то возвышении чуть в отдалении, но так, чтобы видеть оттуда парк.
  Снега в октябре не бывает. В июле? Тем более. В тридцатиградусную жару? Ещё бы…
  Лина почувствовала, как по её щеке проползла маленькая слезинка. Совсем не хотелось смахивать её пальцем и уничтожать. Девочка подождала, пока сверкающая капля добралась до подбородка и соскользнула куда-то в темноту. Тем лучше… Значит, у неё началась жизнь. Так и надо: у кого-то жизнь только начинается, а кому-то пора уходить. Только жаль, что это приходится делать, не увидев своего последнего снега.
  Наверное, ей стоило бы расплакаться и вылить свои горести, боль и страх на грязноватую поверхность крыши, но Лина не смогла заплакать. Да и не хотела. Её мать уже выплакалась за двоих и ещё выплачется, когда настанет один день и её дочь не сможет открыть утром глаза, позавтракать, пойти в школу и поехать на другой конец города в надоевшую больницу за новой порцией лекарств.
  Но всё-таки когда Лина закрыла глаза, она поняла, что её ресницы влажные. Свернувшись калачиком, девочка улеглась на чём-то твёрдом и не особо чистом, совершенно ни о чём не задумываясь, и просто молчала, тихо вдыхая горячий воздух и не пытаясь остановить беззвучные слёзы, льющиеся у неё из-под ресниц.
  Наверное, она умудрилась уснуть. Во всяком случае, открыв глаза, Лина не сразу сообразила, где находится и как сюда попала. Бросив последний взгляд на дремлющий сквер, девочка направилась в сторону двери, решив вернуться к себе в комнату и лечь спать. Уже подходя к двери, Лина обо что-то споткнулась и чуть не упала. На ногах всё-таки удержалась, а вот домашний тапок приземлилась чуть в стороне. Кое-как допрыгав до неё на одной ноге, девочка наклонилась и обула тапок, а когда снова выпрямилась, вдруг почувствовала, как предательски задрожало её дыхание.
  С неба падал снег.
  Большие мягкие хлопья, такие пушистые и нежные, медленно летели с небес, кружились на слабом тёплом ветру и опускались на чёрное покрытие крыши, превращая его в белое покрывало. Лина боялась пошевелиться, чтобы не проснуться. Ведь это сон, самый лучший в мире сон… Ведь это не может быть реальностью! Не бывает снега в середине июля! Лина ущипнула себя за руку, едва не не вскрикнув от боли, но снег не исчезал. Он даже не таял, ровным мягким покрывалом укутывая крышу, падая ещё ниже, ложась на зелёные листья деревьев в парке, на горячую землю – и не таял.
  Лина разулась, отбросив в сторону ненужные теперь тапочки и ступила босиком на снежный покров, уже успевший полностью укрыть крышу. Снег на ощупь оказался таким, как она и думала - мягким, нежным и каким-то добрым, каким и положено быть мечте. Лина радостно рассмеялась и, подняв руки над головой, несколько минут просто кружилась под снегопадом, ощущая на своём лице, плечах, руках и всём теле приятную тёплую прохладу снежинок. Тёплая прохлада… Лина сама удивилась своему же чувству, но никак иначе это нельзя было бы назвать.
  Девочка не задумывалась, откуда мог взяться снег в такую жару, не могла и не хотела ничего делать делать – просто становилась счастливой. Впервые в жизни она поняла это потрясающее чувство, когда сбывается самая заветная мечта.
  Остановившись и кое-как приведя в нормальное состояние сбившееся дыхание, Лина протянула вперёд ладонь – на неё тут же опустились две крупные снежинки. Девочка поднесла руку к глазам, пытаясь в ночной темноте, пусть и слегка подсветлённой белым снегом, разглядеть необычные узоры и линии, из которых состоят снежинки.
  Лина тихо охнула – от удивления, неожиданности, непонимания, невозможности…
  На её ладони лежали два белых пера…
  Девочка огляделась вокруг себя новыми глазами и наконец осознала, что вокруг неё вовсе не снег, а огромное количество белых перьев - несметное, неисчислимое, невозможное количество белых перьев…
  Когда мечты сбываются, не всегда задумываешься о том, какими путями они были достигнуты. Особенно, когда сбывается заветная мечта. Но маленькая девочка, которой осталось жить на свете всего несколько недель, пыталась понять, как же её невозможная мечта могла осуществиться. Она стояла, глядя себе под ноги, а перья-снежинки нескончаемым потоком всё опускались откуда-то свысока, кружа вокруг и медленно ложась на крышу. Лина улыбнулась, когда в её голове родилась догадка. Белые мягкие перья… Такие могут быть только у ангелов!
  Девочка радостно взглянула в небеса, словно говоря им своё спасибо, а потом опустилась на мягкую белую подстилку, подложила под щёку сложенные лодочкой руки и закрыла глаза. А снежинки-перья всё продолжали укрывать сквер, деревья, землю, крышу и спящую девочку, в груди которой слабо билось сердце, оказавшееся таким сильным, что дождалось исполнения единственной мечты. Ведь если захотеть чего-то всей душой и всем сердцем, оно обязательно исполнится, даже если это желание о том, чтобы в середине жаркого июля с неба пошёл снег или полетели перья невидимых ангелов…
  Откуда же было знать маленькой девочке, уснувшей на крыше и которой уже не суждено было проснуться, что мягкие белые перья летят с её собственных крыльев…
  А завтра была зима.   

08.04.2003.