Рождественская история

Он плавал в багровой тьме, и сердце матери мерно и нежно убаюкивало его, пронизывая маленькое, еще не сформировавшееся тело сладкой дрожью. Начиналась новая жизнь, и это начало ему весьма нравилось. Нравилось постепенное вступление в материю (колючие искорки, прокатывающиеся по только что появившимся нервам, вызывали воспоминания о рассыпанных в бесконечности звездах), нравился плавный переход от абсолютного спокойствия к блаженству покоя, нравилось почти незаметное изменение мышления и восприятия.
О будущем он старался не думать – старался, но иногда это не получалось, и тогда он беспокойно ворочался, получая в ответ иной раз строгие, но чаще умиленно-восторженные импульсы. И с течением времени это случалось все чаще и чаще…
А заставляло его беспокоиться всегда одно и то же воспоминание – воспоминание о разговоре (или коллективном размышлении или… - все сложнее становилось помнить, как это было, но суть не менялась) случившемся незадолго до вхождения в эту новую жизнь (или бесконечно долгое время назад).
Они собрались тогда вместе – все, кто должен был родиться на третьей планете от не слишком яркой звезды, в нужном месте, в переломный год. И им было тогда сказано (или подумано? Или… Ну не помнил он! Пусть будет – предсказано…), что только один из тех, кто появится на этот свет мальчиком (это он помнил четко), сможет прожить больше одного года. И тот, кто сумеет, возьмет на себя тяжкую участь – ответственность за новый виток тамошней цивилизации.
Только один… Вселенская лотерея без выигрыша и проигрыша, потому что в ней нет награды. Кто? Звезды хохотали в ответ на этот вопрос -  то ли оттого что сами не знали ответа, то ли еще по какой причине…
Кто? Он думал над этим постоянно, и чем ближе становился момент рождения, тем быстрее забывалось, бесконечность Вселенной, и как первый признак очеловечивания появлялась жажда жить и просыпалась надежда. Надежда на то, что он – тот самый. Действительно, а почему бы и нет?! И уже несколько лет человеческого существования казались благом, а грядущая судьба – далеким и малозначащим довеском.
И первый его крик был наполнен мольбой: «Я! Пусть это буду я!», а звезды насмешливо улыбались из бесконечности.

Повивальная бабка, удерживая в руках орущего младенца, одобрительно цокнула языком:
- Ай, какой богатырь родился у тебя, Мария!
Измученная женщина слабо улыбнулась:
- Я и не думала, что это так больно…
- Ничего, все уже, - проворковала повивальная бабка. – Первый раз всегда трудно. Отдыхай, милая – потрудилась на славу. А я пойду, обрадую Йосифа…

Он лежал туго спеленатый в своей колыбели, сонно моргая глазками. «Похоже, все-таки Он – это я!» - пришла откуда-то невольная мысль. Но он уже не помнил, кто такой «Он», немного удивившись своей радости. И не обратил внимания ни на шум снаружи, ни на людей слишком грубо вошедших в хижину… 
И лишь когда звезды язвительно захохотали, он открыл глаза. И последнее, что он увидел, был холодный блеск короткого лезвия гладиуса…