Глушитель традиций

     Передо мной газета "Красный Север" №43 от 03.03.04 г. В нем опубликован новый рассказ Александра Цыганова "Глушитель". У меня уже было написано несколько статей о его творчестве, поэтому я всегда с интересом встречаю его новые публикации, наверное, я когда-нибудь выпущу монографию о его творческом методе.
       Итак, начинаем читать. Извините, но я буду читать медленно. Рассказ предваряет преамбула.
      
       ПРЕАМБУЛА
      
       "Вологодская литература - не фантом, а факт, это любой внимательный читатель скажет". Мне очень приятно это видеть, но надо было бы указать на первоисточник: Сергей Фаустов, "Харизма вологодской литературы", "Свеча", Вологда, 1998г. До меня этот термин не применял никто. Шесть лет назад, когда у меня вышла эта книга, Владимир Бараков, писал: "...понятия "вологодская литература" нет и быть не может", ("Русский Север", от 20.01.98). Но это не помешало ему использовать "Харизму", вернее, ее раздел, посвященный И. Бродскому и Н. Рубцову в своей докторской диссертации. И вот прошли годы и теперь можно видеть на первой странице газеты "Красный Север" не просто открытое и свободное применение этого словосочетания, признаваемое как факт, а более того - рубрику "вологодская проза".
       Это я прокомментировал первую фразу.
       Теперь вторая фраза преамбулы: "Но ведь школа - это не просто общность местопребывания, это и творческое единство».
       Кто бы мне объяснил, что такое творческое единство? Если бы спросили меня об этом, я бы сказал, что это очень плохой признак, характеризующий очень невысокий уровень культуры в обществе. Ведь известно, что только творческое разнообразие, творческие споры, непохожести, да что говорить, это и так каждому понятно, - дает развитие культуры, развитие художественной мысли, развитие искусства. А "творческое единство" означает подчинение всех кому-то одному. Вертикаль власти над творчеством. В истории известны примеры творческого единства. Например, Дионисий в Ферапонтовом монастыре оставил на фресках надпись о том, что росписи делались "со товарищи". Микеланджело нанимал ремесленников для росписи Сикстинской капеллы. У них было настоящее творческое единство, благодаря которому и возникли чудеса света. А здесь что? Писатели подчиняются одному? A ради чего и кому? Василию Белову? Александру Цыганову? Я не могу даже представить себе, что Михаил Сопин с кем-то, хоть с кем(!), будет находиться в творческом единстве. Кто бы мне показал пример "творческого единства" в русской литературе? Поэтому вторая фраза преамбулы и непонятна по терминологии и, скорее всего, не правильна по сути. Впрочем, все понятно, слово "единство" газета обязана применять чаще других в самых разных контекстах.
       Переходим к третьей фразе.
       "Есть ли оно у таких разных писателей, как Василий Белов, Александр Яшин, Николай Рубцов, Михаил Сопин, Александр Романов, Дмитрий Ермаков и многие, многие другие?"
       Вопрос поставлен верно и на него я уже ответил. Странно, правда, видеть Д. Ермакова рядом с А. Яшиным..., да ладно. При чтении происходит накопление несообразностей.
       Далее четвертая фраза.
       "Общее у них есть, и это - отношение к жизни; для вологодских писателей она - не игрушка, не предмет умозрительных спекуляций, а возможность построить бытие не по звериным законам, а по Божьим заповедям, которые только и делают человека - Человеком".
       Вот теперь стало более определенно. О литературе, оказывается, речь не идет. Творческое единство - это отношение к жизни и построение бытия по Божьим заповедям. Ладно, согласимся с этой фразой, однако, публикуемый далее рассказ решительно ей противоречит! Но об этом ниже, а пока последняя фраза преамбулы:
       "Об этой возможности всегда - при любых сюжетных перипетиях - помнят и герои Александра Цыганова, и любого писателя, достойно представляющего вологодскую литературу".
       После прочтения рассказа приведенная мысль кажется или стебом, или приколом, или очень тонким юмором, или случайно залетевшей первоапрельской шуткой, или издевательством газеты над своими читателями, над здравым смыслом. Я лично склонен к последнему.
      
       ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ
      
       Вначале скажу, что я давно изжил в себе стремление критиковать какое-либо произведение как проявление "инстинкта критикантства", у меня никогда нет потребности разругать произведение, я понимаю пишущего человека прежде всего как пишущего для себя. Я уже писал, что сегодня общество сильно изменилось и невозможно писателю, как пушкинскому пророку, "глаголом жечь сердца людей". Каждый писатель прежде всего пишет потому, что глаголом жжет собственное сердце, это его личное дело, его потребность, и влезать с критикой в творчество писателя негоже.
       Но в данном случае и дело другое. Газета "Красный Север" с настойчивостью, достойной лучшего применения, в течение многих лет представляет А. Цыганова как самого замечательного продолжателя традиций вологодской литературы, современного классика Вологды, единственного и т.д.
       А это уже подаваемая сверх меры дезинформация, сокрытие настоящей современной литературы, литературного процесса в Вологде. Но первый толчок к написанию этой статьи дала, конечно же, преамбула публикации. На главной странице сайта в Интернете газеты "Красный Север", где размещен этот рассказ, преамбула составляет одно целое с рассказом, под которым стоит его подпись, из чего следует делать вывод, что и преамбула написана им же, Александром Цыгановым. Но гораздо хуже, если она написана редакцией.
       Итак, наконец-то переходим к рассказу.
       Мне его интересно было прочитать, потому что в "Харизме" у меня уже был опубликован отзыв на рассказ А. Цыганова под названием "Русаков", опубликованный в 1997 году. Интересно проследить, как изменилось и развилось творчество писателя. Как и ожидал, никакого процесса в его творчестве нет, сохранение традиций превратило его в музейного работника, архивариуса литературы, принципиально не допускающего ни нового, ни развития, ни эволюции, а только статус неподвижности, стагнация, замороженность.
       Начнем с синопсиса повествования.
      
       СИНОПСИС
      
       Русанов с женой и приятелем на его старом "жигуленке-колымаге" без глушителя едут в лес за грибами. На обратной дороге они видят инцидент, связанный с тем, что двое "не атлетических" молодых человека вытаскивают из машины голое по пояс тело другого молодого человека и относят за обочину в кусты.
       Грибники проехали мимо, но потом развернулись и остановились у места происшествия, где уже никого не было. Русанов с приятелем, кстати, медиком по профессии, нашли в кустах тело, которое показывало признаки жизни, но они  решили думать так, что тот человек пьян и пусть проспится, а потом сам до города доберется.
       Приехав в город, супруги Русановы увидели спящего сына в наушниках, который запросил есть. Отец пошел за продуктами и рассказал знакомому "Вите-Машине времени" о случившемся. Тот посоветовал из телефона-автомата все-таки позвонить анонимно в милицию и сообщить о происшествии, что Русанов и сделал. После этого они сели неподалеку выпить пива и увидели, как приехал оперотряд «Барс» и стал искать звонившего. Русанов с Витей быстро разошлись в разные стороны, а Русанов даже побежал бегом домой "к своим, к своим".
      
       ПОДОБИЕ
      
       Сюжет обыкновенный, в нем нет ничего особенного. Но если вспомнить рассказ "Русаков", то окажется, что оба этих рассказа очень схожи, подобны, конгруэнтны.
       В обоих рассказах главный герой носит однокоренную со словом русский фамилию – Русаков там, Русанов здесь.
       В обоих рассказах в самом начале герой выезжает или на стареньком "Запорожце" или на старом "Жигуленке-колымаге" без глушителя.
       В обоих рассказах герой попадает в криминальный переплет.
       В обоих рассказах герой в нравственном замешательстве от происшедшего, в страхе перед властями, перед милицией, перед необходимостью принимать самостоятельное решение, независимое от других. Его запуганность принимает совершенно уродливые формы.
       И в обоих рассказах финал одинаков - Русаков(нов) бежит домой с одной спасительной мыслью: "К своим, к своим..."
       В обоих рассказах он мается в поисках тихого и спокойного решения выхода из казалось бы ясной и понятной ситуации, в которой он совершенно потерялся, растерялся из-за своих собственных фобий.
       В обоих рассказах, по сути, герой один и тот же.
      
       ЯЗЫК
      
       "...Хорошенько намазались средством от известных лесных паразитов: те нынче всерьез ополчились на род человеческий, отправляя в медицинские учреждения целые бригады грибных пилигримов"."Он так и не смог подняться, повыкатывав наподобие пьяного глаза, а затем опять сунулся в осоку, лицом вверх."
       В приведенном отрывке образец далеко не художественной прозы, скорее, плохой журналисткой, или хорошей ведомственной, канцелярской, бюрократической. Подобных образцов в рассказе, да и вообще в прозе Цыганова много. Вот почему он может публиковаться только в Вологде - потому что здесь его никто не редактирует. Однако для него самого этот статус почетен как необходимое  состояние для хранителя традиций. В том числе и собственных. Он пишет рассказы с автоповтором, с традиционной для себя фабулой.
       "...Грибы, серые и красноголовики, были не помехой, то и дело будто понарошку оказываясь под ногами". Русанов брал только те грибы, которые оказывались под ногами. Конечно же, их было мало, так мало, что даже потом не хватит на жаренину и после приезда домой Русанову придется идти в магазин за продуктами. Да и жена его тоже хороша! Зная, что дома ничего нет, а тут грибы можно набрать вдвоем, так нет - "Русановы же решили побродить по окрайкам, спокойно и отрешенно переговариваясь и больше помышляя не о грибах, а о своем, наболевшем".
       Вот этого "наболевшего" лучше не касаться. Речь там идет о сыне, и я уверен, что сын в рассказе - единственный положительный персонаж, который, конечно же, таким не выглядит в глазах его родителей.
       "...В лес все трое забрались с некоторой радостью, точно в дуду на незримую секунду божественно дохнуло волшебным зноем детства". Автору, наверное, кажется, что это красивая фраза. Но я ей не верю. Таков стиль Цыганова - искусственное совмещение в одной фразе совершенно противоречивых слов и эпитетов.
       "Только сейчас Русанов и понял по-настоящему, как он за этот денек поизмотался". Это значит, Русанов не насобирал грибов, ничего не сделал для спасения "лежащего навзничь
человека", заранее не подумал о том, чтобы в доме была еда, нарушил, в конце концов, заповеди... Теперь до него дошло, что поизмотался.
       Русанов обеспокоен судьбой сына, который "отбивается от рук", но, тем не менее, зная, что тот голодный дома сидит, с Витей идет пить пиво, прихватив с собой авоську. Странный этот Русанов, то ли тормоз, то ли немного не в себе.
       Почему же Цыганов так странно пишет? Нарочито странно, казенно. Он пишет вопреки традициям русской литературы, пишет так, чтобы знатоки литературы, да и "просто внимательные читатели", недоумевали. И, наоборот, чтобы именно не знатоки понимали с первого  взгляда. Кто эти "не знатоки"? Это те, кто говорит на таком же языке - чиновники.
       Художественный метод Цыганова - редукция, снижение емкости и смыслового наполнения фразы до уровня ведомственной терминологии. В этом смысле чтение постановлений - лучший способ изучения художественного метода писателя. И наоборот, остается впечатление, что проза Цыганова не для народа, не для читателя, а для администрации области, как отчет о работе писательской организации, находящейся в "творческом единстве".
       Ну, да ладно, это не главное.
      
       КРИМИНАЛ
      
       "...Автомобиль иностранного производства, темно-зеленый, красивый, весь какой-то удобно-ладный, недоступный..., иностранного зеленого чуда..., иностранное чудо-юдо, безномерная иностранка".  Навязчивая идея автора связать иномарку с криминалом. Правда, в "Русакове" "Запорожец" не называется иномаркой. Нетрудно догадаться, почему.
       "Приятель, немного не доходя до незнакомца, приостановился, профессионально изучая обстановку. В это время лежащий в осоке парень чуток очнулся и попытался приподняться: заоткрывал, выпучивая, непослушные глаза".
       "- Видишь, вид не бледный, дышит ровно, это хорошо. С ним все в порядке, - но он привык убеждаться в диагнозе собственноручно, поэтому в голосе все же была неуверенность. И хотел еще раз двинуться к осоке, но русановская жена опять тревожно отстучала в стекло. Мужикам с этим и пришлось вернуться восвояси".
       Итак, приятель Русанова, врач по профессии, нарушил клятву Гиппократа, оставив умирающего на произвол судьбы.
       Русанов, хоть и не врач, но тоже оставил без спасения живого человека. Ведь он по себе знал, что надо спасаться мазями от "лесных паразитов: те нынче всерьез ополчились на род человеческий, отправляя в медицинские учреждения целые бригады". Здесь же человек лежал в кустах без движения голый по пояс, явно обреченный пострадать.
       Жена Русанова, хоть и пассивно, но препятствовала им выполнить свой человеческий долг, проявить гуманность.
       "Неоказание помощи больному без уважительных причин лицом, обязанным ее оказывать в соответствии с законом или со специальным правилом" -  так звучит статья 124 в Уголовном кодексе РФ. Суд без труда доказал бы, что они все трое преступники. Вот где, оказывается, истинный криминал.
       "Ухо, слышавшее меня, ублажало меня; око видевшее, восхваляло меня. Потому что я спасал страдальца вопиющего..." (Иов. 29:11, 12).
       Это не про Русанова. Но чье же око восхваляет этого преступного персонажа устами "Красного Севера"?
      
       ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО
      
       Как теперь воспринимать весь рассказ? Описаны преступники, причем описаны так, что им следует сочувствовать? Я уверен, что неискушенный читатель так и сделает. Он иначе и не подумает. Он уверен, что газета "Красный Север" не будет публиковать рассказ о плохих преступниках, да и Цыганов не будет о них писать. Читатель и сама редакция разделяет точку зрения, что Русанов - герой рассказа, простой хороший человек.
       Как теперь мне воспринимать слова из преамбулы, где сказано: "отношение к жизни вологодских писателей - это  возможность построить бытие не по звериным законам, а по Божьим заповедям. Об этой возможности всегда - при любых сюжетных перипетиях - помнят и герои Александра Цыганова, и любого писателя, достойно представляющего вологодскую литературу"?
       Вот я прочитываю то, что, по мнению газеты, надлежит заложить в головы читателей, потом прочитываю рассказ и вижу, что меня, читателя, принимают за дурака!
       Русанов нарушил и УК и Божью заповедь ("возлюби ближнего твоего, как самого себя"). Именно он строит бытие по звериным законам! Покажите же мне, где "герой Александра Цыганова помнит о возможности построить бытие по Божьим заповедям"?
       Вкупе с текстом рассказа я и воспринимаю это как издевательство. Над здравым смыслом, над читателем. Издевательство и насмешку над областными властными структурами, которые опекают вологодскую писательскую организацию, финансируют и предоставляют ей особняки. Неужели никто не понимает и не видит, что все выродилось в свою полную противоположность, в издевательство над классическими традициями вологодской литературы, над одним из моих любимых персонажей - Африканычем из "Привычного дела" В. Белова, который никогда бы так не поступил, как Русанов?
       И я должен верить Цыганову, что он сохраняет эти самые традиции?
       У меня нет других слов - но он над традициями глумится. Я, как коренной вологжанин и читатель, те традиции люблю и хорошо знаю, поэтому я не буду притворяться, что с современной вологодской литературой все так прекрасно, как это представляет "Красный Север" своим читателям.
       Возвращаясь опять к пресловутой преамбуле, понимая, что теперь ее надо понимать наоборот, и, перечитывая первую фразу, я вижу, что вологодская литература, вернее, тот ярлык, наклеиваемый на нее газетой - именно фантом. А с учетом последней публикации в "Красном Севере" статьи Василия Белова "Русский матрос" (11.02.04г.) - и вообще кризис.
       Теперь совершенно ясно прочитывается и название рассказа «Глушитель». Цыганов, впрочем не столько он сам, а газета, так рьяно морочащая голову читателям, и есть глушитель традиций литературной Вологды и здравого смысла.