Зачем

Я живу интересной и насыщенной жизнью. У меня чудесные дети и прекрасная жена. Я не обделен умом. Многие признают мою образованность и воспитание. Моя внешность никогда не служила причиной комплексов. Я начитан и остроумен. Я не лезу за словом в карман и меня называют душой кампании. Я охотно помогаю друзьям и нередко прощаю врагов. У меня замечательная и прибыльная работа. Начальство часто поручает именно мне ответственные задания, отдавая себе отчет в том, что я в состоянии выполнить их безупречно. Летом с семьей мы отдыхаем на лучших европейских курортах. Ах да. Нашему двухэтажному дому в престижном районе и красной «ламборгини диабло» завидуют черно – белой завистью даже самые верные друзья. Я всего добился сам. С нуля. При этом считаю недостойным себя зазнаваться в любой степени тяжести, - и это очевидно для всех. И завершают мой иконоподобный образ полнейшее равнодушие к алкоголю и наркотикам. Я- святой, ёпт. Я иду по жизни спокойно и невозмутимо. Жизнь прекрасна.Хм. Почему – то до сих пор говорю в настоящем времени. 

Это действительно было так. БЫЛО. А настоящее для меня в данный момент следующее: я в одиночестве лежу в какой – то засратой бюджетной клинике со слегка неутешительным диагнозом синдрома приобретенного иммунодефицита. Лежу уже полгода. Жена и дети меня не навещают. Родители, царство им небесное, умерли семь лет назад и этого позора не видят. Симпатичная медсестричка с градусником по утрам, наверное бы, строила мне глазки в другое время, будь я с другим диагнозом, а сейчас в ее взгляде кроме пустынного сожаления не видно абсолютно ничего. В прикроватной тумбочке лежит «Идиот» Достоевского, моя настольная книга. Я ее никак не дочитаю, ибо одно название будоражит воспоминания и уже не до чтения. В который раз моя упрямая память издевательски рисует картину вечера, когда в приподнятом состоянии духа я неторопливо шел домой и прохлада июльского вечера приятно бодрила организм и … зачем? Какого *** мне понадобилось покупать проститутку???? Ну личико симпотное, ну фигурка ладная, да сколько таких же и не ****ей и так могло валятся у моих ног??? Кто меня за руку тянул?…Ну не идиот ли? Как все банально. Как глупо. Мда, а в паспорте у нее не написано с кем она спала и чем болеет, а чудное правило использовать средства контрацепции было забыто. Дети! Пользуйтесь гандонами, они не всегда бесполезны… Узнал о том, что болен слишком поздно. Не помню, зачем сдавал кровь и тогда – то меня порадовали. Я тут же без лишнего сопротивления сдался на милость эскулапам. Даже домой не заходил. Главврач долго выебывался прежде, чем согласился рассказать моим близким все сам… Вот так и лежу один, скучаю, временами впадаю в меланхолию, читать пытаюсь.Развлечения ради вечерами хуячу тапочком тараканов, иммунных к кварцеванию и прочим средствам их уничтожения,их здесь великое множество. В смысле, тараканов. На стенах следы моих побед – старательно размазанные кишки этих давних друзей человечества. А на моем теле зудят и чешутся укусы клопов, как небольшой реванш мира насекомых. Без аппетита питаюсь перловыми кашами, вспоминая любимую мной мексиканскую кухню. Модные в больничной столовой кисели из концетратов с истекшим сроком годности я выливаю за борт… Вспоминаю, как отправлял когда-то тещу во швейцарский санаторий и первое ее письмо оттуда с дифирамбами тамошней кухне. Не знаю, я больше любил мексиканскую… Со спидом я лежу в венерологическом отделении и пациенты с трипаком и трихомонозом стремаются ко мне заходить. Мне нравится их пугать. То вытрусь демонстративно полотенцем какого-нибудь зазевавшегося бедолаги – сифилитика, то прочитаю лекцию об осложнениях, которые случаются при гонорее. Эти мелкие неудачники коллективно посылают меня на хуй и пророчат мучительную смерть. Я устало ухмыляюсь и начинаю методично плевать в них, стараясь попасть между глаз; они с визгом разбегаются, приходит дежурная сестра, с минуту смотрит на это безобразие,потом мягко берет меня за руку и ведет в палату, утешая какими-то теплыми словами. Я их почти не слышу, но не перебиваю и не прошу повторить. Она укрывает меня противным колючим одеялом, садится рядом и начинает рассказывать о своей семье, о сыне, которого на 26 году жизни все-таки загребли в армию, о муже, сантехнике-философе, о какой-то двоюродной бабке внучатого племянника типа великой целительнице жестоких недугов, живущей где-то в Кемеровской области. Ее слова действуют умиротворяющее, меня начинает клонить в сон, я засыпаю глубоко и безмятежно. Когда просыпаюсь, ее уже рядом нет и мое сердце чувствует небольшой укол горечи и тоски…Пошатываясь, еще не отойдя полностью от сна, плетусь в туалет.Над изглоданным ржавчиной бачком в который раз читаю надпись, сделанную дрожащей рукой и шариковой ручкой: «Топтыгин – пидарас». Топтыгин – бывший заведующий отделением, уволился или перевелся еще хер знает когда, в другую клинику. Чем он конкретно не угодил неизвестному автору лаконичного суждения, мне неизвестно. Вот так бывает: человека как бы нет, а память о нем жива. Приятно. Ха, а еще на двери туалета один неизвестный рифмолет нахуячил целую поэму, суть которой сводилась к живописному описанию ущербности всего персонала больницы в целом. Большая поэма, мелким почерком почти на всю дверь. Ее потом замазали краской. Не потому что героям нетленного произведения хотелось сохранить свои недостатки в тайне, а из-за жалоб других пациентов, которым мучились от недержания, в то время как кто-то, сидя на очке, штудировал гениальные строки в течении как минимум получаса….День похож на день. О смерти еще пока не думал. Хочется верить, что еще будет время на подобные размышления…Сегодня с утра молодой лечащий врач – циник равнодушно заикнулся о начале необратимых процессов и еще какой – то хуйне, чуждой для понимания не – медику. Я стоял у окна, безразлично наблюдая за серой суетой. А в тумбочке меня ждал Достоевский. Вошла сестричка с моим персональным градусником и все тем же выражением лица, остановилась на середине палаты.

Я улыбнулся и шагнул ей навстречу.