Ягуар

- Гер Капитан, на горизонте неизвестное судно,- корабельный динамик искажает голос вахтенного. Хрипло и отдаленно, как заупокойное карканье ворона в ноябрьской роще.- Судно неизвестной конструкции, Гер Капитан. Это не русские, и не американцы. Старинный, дряхлый парусник. Они похожи на истлевшую плоть, Гер Капитан. Летучий Голландец…
Дозорный сошел с ума? Какого черта! Рули на всплытие. Отправьте туда шлюпку. Чего только не увидишь в этих широтах!

Перстень Роджера Бэкона

 Раковины и водоросли покрывают борта каравеллы как древние письмена. Ветер гонит ее на восток. Ленивый и непреклонный. По Атлантике.
Вот он стоит на мостике, расставив ноги. Икры обтянуты шелковыми чулками. Сильная рука на эфесе шпаги. Черные как смоль кучерявые волосы обтянуты красным платком. Бриллиантовая серьга сверкает как осколок солнца. А в глазах океан. Сэр Горацио Мур – дворянин, бывший капер Его Величества, плывет домой. В Англию.
Он задумался. Пальцы крутят перстень. Это Совиный Глаз. Когда-то принадлежал самому Роджеру Бэкону, мудрецу и богослову. «Ты долго сберегал меня, не дай же ошибиться и теперь. Я был грозой Южных морей. Подлые испанцы, завидев мой флаг, сами прыгали за борт, на съедение акулам. Я опаснее акул. Но теперь я хочу домой. Кэтрин. Сколько лет прошло с тех пор? Помнишь ли ты меня, жена моя? Была ли ты мне верна?»

Изумрудные Глаза

Шум волн заглушает дружный храп матросов. Далеко за полночь. Горацио Мур на палубе вычисляет путь по звездам. Чужие светила складываются в странные и зловещие созвездия – Дракон, Феникс, Аллигатор.
Огонек лампы пляшет в такт морской качке. Помощник капитана в каюте записывает события. Капли чернил сочатся с серого гусиного пера на желтый пропитанный морской солью пергамент. Он вытирает их длинной прядью седых волос.
Туземный идол - ягуар. Он сидит, окружив ноги длинным хвостом, как огромная кошка. Безумная нечеловеческая улыбка идола язычников искривляет острые клыки. Дьявольская злоба видится мне в его огромных изумрудных глазах. Индейцы истово почитали его, в нем более пятисот фунтов золота. Мы находили такие и прежде, они стояли на древних алтарях, все в коричневых пятнах засохшей крови. Но этот самой большой и, наверное, самый могущественный. Капитан испанцев перед смертью твердил о нем: «Дьявол Тимктлан оберегает покой воинов и утопленников». Команда хотела распилить его на части, но сэр Горацио решил преподнести его Королю. Капитан держит золотого истукана в своей каюте.
Диковинные предчувствия не оставляют меня с того самого момента, как мы отбили его у испанцев.  Те, к моему удивлению, сражались даже более вяло, чем обычно, как будто жизнь для них уже не имела значения. Трусливые псы пытались уйти от нас на Острова. Но ветер, верный друг и помощник сэра Горацио Мура, нашего славного капитана, заставил паруса испанских подонков уныло висеть, в то время как наши были полны его силой и мощью. Вскоре абордажная команда уже карабкалась на борт испанцев.
Мы изрубили их на куски во славу короны Его величества и нашего доброго капитана. Абордажники обыскали корабль. Серебра и пряностей у нас и так было в избытке, так что они принесли только ягуара.
Однажды увидев, я до сих пор не могу забыть его изумрудных глаз. Они не дают мне покоя, как в бытность еще монахом, не давали покоя видения плотских утех. Предчувствие не оставляет меня:  море, которое прежде было Большой Дорогой, станет теперь для нас просто дорогой. Дорогой куда?
Сон одолевает помощника. Его седая голова падает на плечи, перо выскальзывает из морщинистых пальцев. Черная клякса постепенно съедает подпись на пергаменте: «Джеффри Стивенс, помощник капитана и судовой лекарь»

Поветрие

В Англии нас повесят. Команда не ропщет. Капитан обо всех позаботится. Сэр Горацио, он провел нас через ад. Те, кого не вздернул он сам, уже не боятся ни виселицы, ни сабель, ни пушек. Пропади оно всё пропадом. Все знают: капитан заговорен. У него есть Совиный Глаз. А значит и с нами ничего не случится.
Но почему так тяжелы стали канаты, и мачты теперь так высоки. Матросы стали медлительны и задумчивы. По ночам они бродят по палубе как сомнамбулы, Сэр Горацио пинками сопровождает их в кубрик. От них слышны только слабые стоны. Капитан крутит ус. Он вспоминает дряхлого туземного царя. Тот умер на его руках. Плененный краснокожий старик в последний раз вдохнул из трубки свой колдовской дым; и, бросив взгляд на гору нагих трупов, бывшую когда-то его армией, он выкрикнул свое предсмертное проклятье: «Ты станешь живым утопленником, Человек Моря. Твой сон будет твоей могилой». Но капитан по-прежнему здоров. 
Быть может, это поветрие, Стивенс?  Ты лекарь, скажи: что делать. Гнилая капуста может помочь. Так советовал еще Роджер Бэкон. Прикажите команде есть ее за завтраком и ужином.
На палубе огромная зловонная бочка. Каждое утро Мур зачерпывает из нее полной ладонью и морщась отправляет мерзость в рот. Ребятам нужен пример. Но матросы совсем перестали есть. Даже ром и кишмиш они оставляют без внимания. «За борт гнилье!»,- в сердцах приказывает капитан.

Песня

Странную песню поют матросы. Слова грязны, но они поют ее с нежностью. Она разухабиста и скабрезна, в ней много тоски.
Вот мельница у холма. Осенью крестьяне свозят туда зерно. И круглый год мельник продает им муку. Он богат, у него молодая жена. Но сына им Бог не послал. Мэри нравится молодой пастух. Он беден, но красиво играет на дудке. А над болотом в лесу бегают огоньки. И цветет папоротник. По ночам, когда мельник крепко в своей белой постели, она сбегает на луг послушать его. Однажды ночью пастух берет Мэри за руку и уводит к болоту. Глупый мельник храпит в своей постели. Каждую ночь Мэри с молодым пастухом смеясь трутся друг о дружку, позабыв об овцах и благочестии. В полнолуние весной Мэри сбилась со счета. Она говорит пастуху, что скоро их будет трое. А мельник всё храпит и обтирает бока в своей белой постели в своей постели. Мэри и пастух идут к колдунье. Дай, старуха, нам зелье, болотное, колдовское. Чтобы мельник-лопух никогда не открыл своих глаз, чтобы дьявол утащил его сонного к себе, чтобы обманутый муж стал мертвецом.  Старая ведьма отвечает: дайте мне золотую монету и куриную голову, я сварю вам зелье. Ты, женщина, нальешь его мужу в суп. Ночью он крепко уснет, как всегда. А на третий день вы сможете его похоронить. И жить счастливо вдвоем. Мельник-лежебока спит в своей постели, ни о чем он не ведает и не знает. На третий день Мэри плачет и убивается, священник читает молитвы. Мельника закопали в сыром кладбище возле болота. Мэри и пастух зажили счастливо. Только по ночам Мэри казалось, что она слышит звуки с болота: храп и стоны своего покойного мужа. А над болотом летают огоньки… Когда у нее родился сын, Мэри сошла с ума. Она заперлась в чулане и рыдала дни напролет, пока не сбежала на болото. Больше ее никто не видел.

Крысиный Король

Стивенс говорит: виной всему крысы. Трюм полон ими. Они пожрали всех кур. Они так велики, что каждая может перекусить канат. Твари создают миазмы, которые отравляют матросов. Чтобы извести их, нужен Крысиный Король. Прикажи матросам ловить крыс, капитан. Нам нужны пять дюжин. Король обязательно будет среди них. Мы закроем их в бочке на неделю. И Король пожрет своих собратьев. Мы выпустим его. Он уже не сможет остановиться.
На палубе среди канатов, уложенных в спирали, стоит бочонок. Пять дней доносятся оттуда визг и рев. Он ходит ходуном и подпрыгивает. Соленый ветер покрывает бока белыми пятнами. Матросы стараются не проходить мимо бочонка, не говорить и даже не думать о нем. Крысы совсем перестали выбегать на палубу. Ночной дозорный слышит, как они шуршат в трюме. На шестой день рев прекращается. Матросы напуганы еще больше.
Утро воскресенья, когда настало время открыть бочонок. Команда спала тревожно. Доносились стоны, похожие на крики ночных птиц. Солнце взошло, как обычно. И это поколебало веру команды столь сильную при свете Луны. Крысиного короля нет. Это глупая выдумка шарлатана Стивенса.
Пора, сказал Стивенс. Капитан с сомнением смотрит в небо. Горацио Мур подходит к бочке. Матросы слышат, как палуба скрипит под его сапогами. Порыв ветра наполняет небо серой тучей. Совсем как всадник… Нет, она похожа на кошачью лапу. Странный ветер хлещет лица матросов, но щадит косые паруса, не нарушая их многодневного покоя. Команда думает о колдовстве.
Крышка не поддается. Мур дергает ее снова и снова. Гвоздь впивается в его ладонь. Проклятие. Пинает бочонок ногой, призывает всех морских чертей на помощь. Порыв ветра заставляет его зажмуриться. Его руки чувствуют сильный удар изнутри бочонка. Крышка вылетает. Ослепительная вспышка боли. От неожиданности Горацио Мур садится на палубу.
Кто-то плескает водой в лицо. Что это было?  Мы не рассмотрели, сэр. Что-то серое вылетело из бочонка. Прыгнуло на вас. Метнулось к борту. И упало в море. Откройте глаза, капитан. Горацио Мур открывает глаза, он смотрит на свои руки. Теперь у него девять пальцев. Левый безымянный, где был надет Совиный Глаз, куда-то пропал. Кровь заливает белую ладонь. Капитан не чувствует боли. Только разочарование. Туча обрушивается ему на голову.

Впередсмотрящий

Рыжий стоит на мачте. Это не требует от него больших усилий. Он обхватил ее обеими руками и смотрит вдаль. Это тоже не требует больших усилий – горизонт пуст. Как и рассудок Рыжего. Он работает только в бою или в портовом доме терпимости. Рыжий знает, как выглядит череп без верхушки, снесенной сабельным ударом. Он любит запах порохового дыма. Он знает, как прокутить за неделю целое богатство, и как режут глотки за медяк. Рыжий устал. Его вахта закончится, когда его окликнут снизу.
Солнце печет его затылок, ноги немеют. Смерть, какая она, где она? В церкви говорят, что его душа освободится и полетит на небо. К Господу. И Он будет судить ее. У Рыжего много прегрешений: воровство, блуд, сквернословие. Убийство испанцев не в счет – они нечестивые собаки. Рыжий сплевывает сквозь зубы. Коричневый плевок стремительно летит в море, блестя на солнце.
Черного, Джо и Стоунза повесил губернатор острова. Тоже бывший пират, Король дал ему власть в обмен на золото. Губернатора не обманешь. Это было еще до того, как Рыжий нанялся к капитану Муру. Капитан Мур не такой как другие флибустьеры, у него есть бумага от Короля. И был колдовской перстень. Но его сожрал Крысиный Король.
Когда вешали друзей, Рыжий стоял в толпе. Он помнит, как они сучили в воздухе босыми грязными ступнями, как быстро темнели их лица, как вылезали из орбит их глаза. В раю текут реки из молока и меда, растут пышные сады, агнец сидит возле льва. Эх, выпить бы…

Скука

Капитан бледен, здоровой рукой вцепился в перила. Шаткие, надо  приказать починить. На раненой повязка. Стивенс наложил ее, когда капитан валялся в бреду. Три дня Горацио Мур не выходил из каюты, сраженный неизвестной болезнью. В горячке он выкрикивал имена своих детей: маленького Горацио и Крохи. Он плакал. Стивенс мазал искалеченную ладонь каким-то дикарским снадобьем.
Горацио чудилось: его дом берут на абордаж серые монахи. Они медлительны, но упорны. Оттесняют его с верхних комнат все ниже и ниже. И каждое отвоеванное у него помещение становится пустым и безликим. Вначале пропала вся еда из кухни, потом погас камин, леденящим всплеском ветра распахнуло окно супружеской спальни. Он яростно размахивал саблей, отрубая захватчикам головы и руки. Но они лишь отвечали ему невнятным бормотаньем-полушепотом. А сабля всё наливалась тяжестью. И вот он один в полутемном подвале среди кулей с мукой и бочек с вином. Роняет саблю на пол. Та тонет в рыхлой земле. Вокруг летают искры. У Горацио кружится голова, он тоже падает на мягкую рыхлую землю. И тонет.
Стоя на мостике, капитан думает о своих детях. Когда-то он и сам был таким. О нем заботились, его охраняли от невзгод, он знал о мире всё, что можно знать. Но Горацио захотел большего, пожелал неведомых сокровищ и приключений. И вот он уже который год он бороздит моря, где нет другого закона, кроме отваги, где приходится пробираться на ощупь, где нет привычных истин и нет порядка. Война, а потом дележ трофеев. Горацио видел невиданное соотечественниками. Знал женщин, которые не были похожи на женщин. Убивал мужчин, которые были больше демонами, чем людьми. Стивенс спросил однажды: зачем вы занимаетесь каперством, почему покинули свой дом, капитан?  Скука.
Скука. Она и здесь подстерегла меня. Почему глаз не радуют больше невиданные картины? Почему нехоженые земли кажутся одинаковы? И только просторная пустота морских волн еще терпима. Идол, которого я везу королю. Он лучший из всех идолов. Никто на родине не видел еще такого золота, таких камней и такого оскала. Но даже этот идол, всего лишь идол и не более того. За это я его презираю. И король, который не знает, что творится в его морях, презираем мной. Я подарю ему идола и буду молча наблюдать за восторгами.

Вокруг испанцы

Немощь и страх охватывают команду, как пламя пожара корабельный остов. Стивенс снова пишет. Он склонился над журналом. У него дрожит подбородок. Это произошло сегодня утром. С ночи мы плыли в тумане.  А после шестой склянки сверху раздался крик.
Испанцы! Испанцы. На горизонте… Мы  оглядывались. Но ничто не нарушало белизны молочной сферы вокруг нас. Каждый звук отдавался эхом. И снова. Испанцы! Испанцы… Мальчишка-юнга первым закричал. Да! Я вижу их. На горизонте. И вскоре мы все заметили позади нас белые паруса с красными крестами. Пять, нет шесть кораблей, целая эскадра, так нам казалось. Кто-то кинулся в каюту капитана.
Сэр Капитан, на горизонте испанцы. Враги нашли нас. Горацио Мур выходит из каюты. Он идет медленно как во сне. На мостике он достает подзорную трубу. Осмотревшись, складывает ее в карман. И обращает свой взор на нас так, словно мы только что прибыли на корабль. Ослиные отродья, на горизонте чисто, только этот проклятый туман.
А они близко. Мы уже могли разглядеть матросов на палубах. Ветер доносил до нас их крики. Они смогли окружить нашу каравеллу, как охотничьи псы волка. Испанцы заряжают пушки. Капитан, что делать?
Быть может, всё это мне лишь снится? Эта посудина и олухи вокруг меня, золото, сабли, кровь,- всего этого ведь нет. Это всё какая-то большая несуразность… Нелепица. Капитан двумя пальцами больной руки оттягивает кожу здоровой. У запястья. Нет, утром я, как обычно, встал со своей постели, пожелал Кэтрин доброго утра, поцеловал детей. Слуга накрыл мне завтрак… Как же меня занесло на самую середину этого моря?
Испанцы уже развернулись к нам бортами. Вот-вот они дадут залп. Почти девяносто кароннад  направлены в нашу сторону. Мы видим издалека огоньки, это канониры зажгли факелы. Они ждут приказа своих командиров… Пушки нацелились на нас. Точно. Нам не выдержать этого залпа. Мы разлетимся в щепы.
А что же сэр Горацио? Он не то зевает, не то вздыхает. Он устало взмахивает рукой и идет в свою каюту. Проклятый туман. Откуда он? Это ветер или наше наваждение? Почему они так смотрят на меня? Почему их зрачки сузились от страха…
Туман сгущается, он становится непроницаем. Мы слышим запах пороха. А потом залп. Всё вокруг в огне, палуба уходит из под ног. Мы начинаем тонуть. Вода попадает в нос, в рот, в уши, в глаза. Мы начинаем погружаться в пучину. Прими, Господи, наши души! Смилуйся…
Глупцы, вы что сошли с ума? Это всего лишь туман. Почему вы плачете? Откройте глаза – мы по-прежнему посреди этого, проклятого моря! Я выбью вам зубы и перережу глотки, если вы сейчас же не прекратите. Это было наваждение. Туман. Ветра нет, залпа нет. Войны нет. Испанцев нет.
Так мы очнулись, – записывает Стивенс, – всё еще не веря самому себе. К вечеру все вернулось на свои места.

Договор

Это произошло в полночь того же дня. Матросы те, кто смог не заснуть, спорили. Гул то вспыхивал, то затихал. Время от времени кто-то, отваливался от кружка, как перезревший плод. Падал набок. И во всеобщий храп прибавлялась еще одна нота. Это всё его чары. Идол. Вначале капитан, а теперь мы. Что происходит. Наверное, это чума или холера. Да еще этот книжник Стивенс, чтоб его забрали морские черти. Нет, это всё дьявольская кошка. Там, где я родился, говорят, что ночью они запрыгивают спящим на грудь и крадут их жизнь. Эта кошка из золота, она ужасна.  Мои глаза до сих пор исцарапаны блеском его изумрудов. Эх, спать хочется… Надо от него избавиться. Но ведь это доля капитана. Но ведь это доля короля. Иначе мы все погибнем. Кто идет к капитану?
Капитан сидит на стуле напротив Ягуара. Руки вертят навигационный прибор. Сами по себе Взгляд тускл и воспален. Капитан не спит. Но и не бодрствует. У него болит палец, которого нет вот уж как неделю.
Мы, это, то есть, команда. Пришли поговорить с вами, сэр. Ох, как же блестит его золотая шкура. Как он пристально смотрит. Эти изумруды, эти клыки… Насчет договора. Нам, это, в общем, идол нужен. Позарез. Эта ведь хворь, она из-за него, и немощь из-за него, и сон. Отдай его нам, капитан. Продай его. Мы выкинем идола за борт и поплывем домой. Как собирались. Пусть там нас не ждут. Мы поплывем домой. Эй, капитан?
Горацио Мур вдруг оживает. Его мутные глаза заблестели, рот оскалился. Он встает. Стул падает из-под него.
Эй, вы там поглядите, что у меня за спиной? Карта, сэр. А что это за земля вверху слева? Дом, сэр. Да, это Англия, там доят коров, спят с женами, собирают налоги, вешают за разбой на дорогах. Всё богобоязненно, под сенью закона, под дланью Бога, под рукой Его Величества. А где мы? Мы в море. Чем мы занимаемся? Всем… Грабим, убиваем, берем призы.
Горацио Мур ходит взад и вперед. Правая рука на эфесе. Больная рука за спиной.
Помните ли вы, господа, как в середине прошлого года мы напали на тех, с рудников? Их было втрое больше, у них был конвой. Испанцы не боялись нас потому, что их закон гласил: они победят. Но здесь ведь нет законов. Вы помните, как дрожали их колени, текли их слезы, когда мы взяли верх. Здесь не действуют никакие законы, кроме силы и алчности. Мы должны рвать друг другу глотки, выцарапывать глаза и вспарывать животы, чтобы Сокровище принадлежало нам, не так ли? Этого хотят джунгли, этого хотят дикари. Этого хочет от нас море. Но мы разумны, мы не хотим смерти и разрушения, у нас есть договор.
Кончиками пальцев капитан проводит по скуле. Кажется, никто не замечает холода от больного запястья.
Капитан ведет корабль, за это ему причитаются три доли, лекарь пользует команду, за это ему причитаются две доли, команда чинит судно и ставит паруса за это ей одна доля, солдаты берут призы и убивают испанцев во славу короны и своих кошельков – одна доля. А Его Величество свидетельствует за нас перед Богом, ему десятая доля.
Здоровой рукой Горацио Мур указывает в потолок.
Если вы осмелитесь нарушить Договор, нарушится порядок, созвездия падут нам на голову, течения смешаются, карта откажется нам служить, широта поменяется местом с долготой. Я, капитан Его Величества, капер Горацио Мур не смогу вести корабль. И море пожрет вас как младенцев. Вы устали матросы, и я устал. Это всё война, это всё промысел. Испанцы. Мы очень давно не были в церкви. Бог уже забыл, как мы выглядим. Но скоро мы будем дома, верьте мне. И никакой дикарский идол нам не помешает. Вы слышите меня, матросы? Это всего лишь золотая кошка. Она стоит кучу денег. Мы подарим ее Королю. За это он будет свидетельствовать о нас перед Богом и Законом.
Горацио Мур кладет правую ладонь на голову Ягуара. В подтверждение своих слов. Команда согласна. Команда умиротворена. Но жизнь уже стекает с его лица. Это не жизнь. Свет лучины обманул. Команда уходит. Никто не смотрит другому в глаза. Капитан возвращается на стул.
Кто же Ты над нами? Что же Ты? К чему Ты стремишься?
Где же этот проклятый Стивенс?

Откровение Стивенса

Язык свисает из пасти на собачий манер. Стивенс уже давно обнаружил надпись поперек языка Ягуара. Снедаемый любопытством он тщетно пытался найти в ней смысл. Незнакомый древний язык. Не похож ни на латынь, ни на древнегреческий, на древнееврейский. Команда шумела в каюте капитана. А Стивенс в своем закутке перерисовывал письмена по памяти.
В основе Космоса –  покой… Нет, в начале Космоса был покой? Потом пришли мы. Стивенсу чудится, что он успел поговорить с шаманом. Нет, он умер вскоре после битвы. Отвратительный старый дикарь злобно косился на него, и плевал всякий раз, когда Стивенс смотрел на его пупок. Так и не сказал, где спрятано золото. Но вот он говорит Стивенсу.
… когда Он спал, демоны создали из его тела мир сущий. Они разломили Его надвое как лепешку. Верхнее стало Первой землей, Ноги и Корень – Второй. Из Его спящих глаз они создали море, оно соединяло Первую землю со Второй. В Первой земле поселились демоны. Вторая земля содержала в себе капли Его Семени. Они проросли и стали людьми…
… демоны пересекали море. Чтобы научить людей выращивать маис, строить дома, приносить жертвы,  прокладывать дороги. Демоны принимали облик ягуаров. Тех Что Охотятся В Темноте…
… у нас стало много золота, наши поля были тучны, а женщины плодовиты. Люди стали воевать друг с другом. Забыли отца Солнце и мать Луну. Мужчины стали жениться на своих сестрах. И тогда из Первой земли пришел Тимктлан. Таких как он мы раньше не видели. Он являлся по ночам к уставшим воинам и царям. Он ничему не учил. Ничего не говорил. Только его зеленые глаза мерцали в темноте…
… жрецы рассказывали, что Великий теперь стар и глуп. Он ушел на Запад, чтобы испить от источника Жизни…
… самые мудрые из них вопрошали Ягуара: как одержать победу, какие нужны жертвы, как править царством, как жить? Тот сказал лишь однажды. Вы стали взрослыми. В основе мира лежит покой. Великий вернется из-за моря. И с ним будут белые люди с колдовским оружием и четвероногими чудовищами. Они победят вас, спалят ваши дома, ваши дети будут их рабами, они заберут себе всё ваше золото и ваши поля. Пусть и они знают: в основе мира лежит покой… 
Зеленые огоньки мерцают в углу. Ягуар смотрит на Стивенса. Стивенс знает, что делать. Демон высунул язык.

Рука

Роджер Бэкон писал: если случается нечто необъяснимое, выдели то новое, чего раньше не было, и ты найдешь причину произошедшего. Стивенс понял. Он берет кинжал с кривым лезвием. Он ударом распахивает дверь. Он идет в каюту капитана.
Горацио Мур дремлет за столом. Он уронил голову на руки. Стивенс не слышит его дыхания. Теперь шум волн его дыхание. Голова медленно поднимается. В волосах капитана заметна седина.  Ты пришел меня убить, помощник? Это большой грех. Мне следовало бы тебя повесить. Впрочем, раньше или позже: какая разница. Мы все туда плывем. Не прячь кинжал спиной. Не прячь. Я чувствую, как его лезвие тянется ко мне. А что команда? Матросы ведь любят меня. И ты любишь. Ведь я – капитан...
Да, капитан. Видит бог, это надо сделать.
Знаешь, Стивенс, мне снилось, что я говорю с тобой. Я говорил тебе странные слова. Уже не помню какие. Кажется, покой заполнит мир. И что-то еще. Ты ведь мудрец. Ты ведь знаешь, эта тварь из золота по большому счету здесь не при чем. Это всё наш промысел. Мы слишком пристально вглядывались в глаза врагу… Ты пришел убить меня?
Да, капитан. Видит бог, это надо сделать.
Я вижу дальше всех, Стивенс. Я смотрел в сторону Англии. Не увидел ничего. И вы тоже скоро увидите. Я вел вас к славе, к добыче, к врагу. Пока знал дорогу. Но теперь в моем трюме другой груз. Сам не знаю, какой. Я опасен, ты должен убить меня, Джеффри Стивенс. Но разве не понимаешь ты? Всего лишь одним врагом станет меньше. И в команде станет меньше на одного. Ты ведь не хочешь моей смерти. Ты ведь должен кое-что своему старому товарищу Горацио.
Да, капитан. Видит бог, это надо сделать.
Но мы должны проснуться. Пока сон не овладел нами полностью. Помнишь, как все началось, Стивенс? Старый дикарь не просил о пощаде, и капитан испанцев  не просил. Ты до сих пор не понял? Убийство, смерть, корысть, насилие, грабеж, -  лишь это нам подвластно. А в глубине. У самого дна… Пучина, суть, она неподвижна, она пребудет. Отруби мне руку, помощник. Ты напуган? Но ты ведь собирался забрать у меня всё. Не только руку. Отруби ее, Стивенс. В ней вся власть, в ней вся сила. Сделай это, и я стану просто дворянином Горацио Муром, отцом и мужем. А капитан сгинет. Капитан хочет этого. Он приказывает.
Да, капитан. Видит бог, это надо сделать.

Морской змей

Вопль слышен на корабле. Крик новорожденного, перемешанный с агонией. Уже скоро. Странно, так мало крови. Или она стала так густа и медлительна. Всего трое матросов бегут по палубе. То и дело спотыкаются. Ворвались в каюту. Хотели вытащить сабли, зарядить пистолеты. Вместо этого только разинули рты. Берите его под руки. Капитану нужен воздух.
Горацио Мур поднимает голову. Видишь Луну, Стивенс? Ее словно прибили к небу. А звезды становятся нитями. Эй, матросы, ложитесь рядом со мной. Так удобнее смотреть. Кажется, доски под нами шевелятся. Как трудно стало дышать.
Вдали поднимается волна. Она тосклива и безмятежна. Волна и корабль неторопливо движутся навстречу.
Нас больше никто не увидит, Стивенс. Никто не узнает. Эта волна смоет нас из памяти людей. Испанцев, дикарей, губернатора, моей жены. Помощник зевает. Блеск небесного кружева режет глаза. Матросы жмурятся молча. И уже не открывают глаз. Стивенс пытается ползти к борту. Только Горацио Мур повернулся на бок и смотрит, как растет вдалеке волна.
Очертания складываются… Это змей, который обитает в пучине. От начала времен он то ли преследует собственный хвост, то ли проглатывает его все глубже. Он – Время. Пасть открывается. Паруса рвутся и тлеют от его дыхания. Оно сушит и дубит тела капитана и команды. В нем много соли и несбывшихся надежд.
Рулевое колесо треснуло посередине. Упало и покатилось.

Это надо же, Летучий Голландец. Когда ты смотришь в бездну, бездна смотрит на тебя. Великий Ницше. Слова вертятся в голове у капитана подлодки.
Ему доложили, на разрушенной каравелле было найдено множество трупов, мешки со старинным серебром и пряностями.
- Скажите, лейтенант, удалось ли выяснить название судна?
- Никак нет. Имя его осталось тайной. Но мы обнаружили там любопытную золотую статую. Это золотой ягуар с изумрудными глазами. Вероятно искусство инков или майя.
- Что ж, несите его ко мне в каюту. Фюрер обрадуется такому подарку.
- А что прикажете делать с кораблем-призраком.
- Торпедировать. И не называйте его так.
Ветер рвет облако дыма. Всё, что осталось от каравеллы.
- Рули на погружение, - скрежет металла корабельного динамика,- вахте занять места. Погружаемся!
Море принимает субмарину.