Просветление

Белый забор

Белый забор. Когда-то он, видимо, был покрашен и должен был символизировать стерильность и чистоту. Теперь он уже грязно-серый. Мало кто обратит на него внимание, и уж точно никто не подойдет к нему близко, так близко, чтобы прикоснуться рукой и ощутить холодное безразличие бетона. Он стоит рядом с шоссе – мимо вечно тянется череда автомобилей, троллейбусов, но никто никогда не думает о нем. Рядом с ним есть дорожка – по ней редко проходят люди, а если и проходят, то торопливо, поднимая воротники своих пальто, глядя только под ноги. Чистота и надежда – вот его первоначальное предназначение, одиночество и безысходность –  его сущность сегодня.

Это похоже на вой сирены скорой помощи, которая несется на красный свет на перекрестке. Прохожие шарахаются в стороны или замирают, автомобили освобождают дорогу …. Это нормальная реакция. Но для одного человека, который вместе со всеми остановился, повинуясь инстинкту, приобретенному еще в детстве, это не просто громкий звук, привлекающий внимание. Это унылый протяжный зов из ниоткуда. Именно в этот момент этот человек вдруг чувствует всю необратимость того, что однажды, быть может, завтра или через много лет он будет также нестись в машине скорой помощи под вой сирен на встречу неведомому, пролетая перекрестки, сопровождаемый безразличием людей вокруг и огнями ночного города. Время замедляется, сердце бьется тише и тише, дворники отрешенно очищают ветровое стекло от серого городского дождя …. Но очень  немногие даже из таких людей придадут значение этому навязчивому образу, этому видению, что так ясно на секунду возникает в голове, и, спустя мгновенье, его уже нет. Человек идет дальше. Хлеб в магазине дорожает, нужно забрать фотографии из ателье, осталось двадцать минут и она вернется домой – жизнь продолжается. На долго ли?
 
Этот забор всегда притягивал меня. По непонятной для меня когда-то причине я не садился на автобус сразу возле метро, а шел вдоль этого забора до следующей остановки. Он был чем-то близок мне. Деревья, которые растут за ним, склоняли свои ветви для меня, осыпали сухой листвой мои следы. Я постоянно чувствовал, как кто-то с грустью смотрит мне в след. И я всегда шел мимо, я не мог обмануть чьих-то ожиданий, пожалуй, у меня не было другого выбора.

Только те, кто рано или поздно должны были оказаться за серым забором, чувствовали то же, что и я. Они ясно ощущали какую-то связь с, казалось бы, мертвым камнем. Они знали, что этот забор будет огораживать их от городской суеты, будет защищать от назойливых звуков, это он будет внушать им веру в то, что однажды они вернутся в мир, полный радости и солнечного света, в мир, где кто-то будет им рад, где они будут кому-то нужны, в мир, где они будут счастливы …. Я   один из них. Сейчас мне кажется, что я всегда это знал и, что какая-то часть меня всегда жила за этим серым забором. Эта частичка ждала и призывала меня, но я, не ведая и не слыша, проходил мимо.

За этим забором расположена больница. Возможно, я умер там.

Начало

Я не помню, когда я впервые ощутил Боль. Я не могу точно сказать, было это ночью или днем, во сне или наяву. Но я точно знаю это ощущение. Боль была реальна. Она чувствовалась на вкус. Я закрывал глаза и видел ее, и она, не моргая, задумчиво смотрела в мои закрытые глаза. И тогда я впервые ощутил всю неотвратимость и глобальность грядущего. Боль уже была вокруг меня, я узнавал ее в голосах прохожих, в запахе духов любимой девушки, в тусклом свете фар она показывалась только для меня. Боль смотрела на меня серым и неподвижным осенним небом, и я сам иногда долго не мог отвести от нее свой взгляд.

В детстве я боялся мух и вообще насекомых. Я терпеть не мог лягушек. Но я всегда знал, что люди рождаются и умирают. Я с самого детства знал, что однажды превращусь в кучу костей или в невесомую горку пепла. Я не боялся этого. Как ни странно, я боялся живого, а не смерти. Когда пришла Боль, я был совсем молодым, и все же я понял, что это не просто очередная болезнь. Я знал, что это начало конца. Нет, я не пытался прорицать будущее, я просто знал, что так будет.

В юности я был бунтарем, я отрицал общепринятые истины с диким упорством. Мне нравились рассуждения Джима Моррисона о смерти, о том, что смерть – слишком интересная «штука» и, что ею надо суметь насладиться и никак нельзя пропустить мимо. Я даже считал, что это весьма неплохо – умереть молодым. Все таким тебя и запомнят. Ты не будешь лежать дома старый и немощный и, слушая по старенькому радио голос великого Марио Бельмонико, ты не будешь ждать и тихо желать смерти, потому что ты лишний в этой жизни, потому что тебе уже никогда не успеть за ее бешеным темпом. Умереть молодым…. Не скажу, что такая перспектива меня пугала. Возможно, мне просто нечего было терять. Но, несмотря ни на что, я любил жизнь! Я упивался ею, каждым ею мгновеньем! Я жадно пил и вдыхал ее!

И вот пришла Боль. Не скажу, что я смирился с нею, дал ей побороть себя, я просто стал другим. Боль постепенно задувала огонь в моих глазах, она, как осень медленно проникала в лето моей жизни. Я изменялся и чувствовал это …

Больница

И вот я оказался за серым забором. Я лег в больницу, когда уже не было сил просто терпеть Боль. У меня болело сердце – вот все, что я знал. Доктора никогда не говорили со мной о моем диагнозе, а я не особо интересовался. Я чувствовал себя плохо и понимал, что мне вряд ли скажут правду.
Но именно тогда я и захотел жить! Я смотрел на осень за окном, на дожди и ветер – все это происходило помимо моей воли. Дождю с ветром было абсолютно все равно, есть я на свете или нет. За забором сновали машины и люди, им тоже не было до меня дела, а мне так хотелось рассказать о себе! Я хотел кричать, что я жив, что я здесь не навсегда, я начал верить в это, стал бороться.

Сердце болело все сильнее, Боль заявляла о себе все настойчивее. Мне сделали обследование и решили оперировать. Что это была за операция, я не знал. Я поверил в нее, и это придало мне новых сил. Ко мне часто приходили друзья, каждый раз я чуть не плакал от счастья, когда видел их лица! Обо мне заботились родители. В то время каждая встреча вселяла в меня надежду, но когда наступала ночь, я опять видел Боль. Я ждал, что она будет злиться – ведь я стал бороться с нею, но она все также смотрела мне в глаза. Немного грустно она взирала на меня и всегда что-то неслышно шептала губами, я часто силился услышать ее слова, но напрасно. Я начал просыпаться по ночам от кошмарных ударов внутри меня, и потом я уже не мог уснуть без лекарств. Но когда наступало утро, первый лучик света приносил мне радость и надежду, я никогда раньше не думал, что буду так рад видеть солнце!

Я проходил курс подготовки к операции. Меня начали чаще посещать друзья, мне приносили подарки, в такие минуты я был бесконечно счастлив. Но однажды ко мне пришла Она. Она была какая-то странная, я пытался шутить, но краем глаза ловил на себе ее долгий и задумчивый взгляд. Очнувшись от своих мыслей, Она смеялась и что-то рассказывала мне. Потом Она ушла, а я смотрел в окно и видел, как Она села на скамейку перед забором и долго сидела на ней, глядя на небо. А потом Она вдруг заплакала, я видел, как затряслись ее плечи и, как Она зажала лицо руками. Потом, покопавшись в сумочке, Она достала платок, вытерла лицо, встала и очень медленно пошла по дорожке к больничным воротам.
Я смотрел ей вслед. Сейчас Она казалось такой маленькой в этом огромном мире, в ее живой походке и осанке сейчас сквозила глухая тоска. Я видел как платочек выпал из ее руки и подхваченный ветром отлетел обратно к лавочке, на которой Она только что сидела. Перед выходом Она обернулась и посмотрела на окна больницы, в одном из них стоял я. Я помню, как Ее фигурка скрылась за воротами, помню Ее медленные движения – как во сне. Я навсегда запомнил Ее взгляд, брошенный на белые окна больницы. Еще мгновенье, и Она исчезла …. Я хорошо помню тот миг, тогда я видел Ее в последний раз.

Я закрыл глаза и представил, как Она идет вдоль серого забора в сторону метро. Она опустила голову – никто не увидит Ее глаза. Она подходит к забору и медленно проводит по нему рукой. И все – начинается дождь, Она открывает зонт и уходит.  Когда я, наконец, открыл глаза и отвернулся от окна, на пороге стоял мой врач.

Врач сказал, что срок моего пребывания здесь истекает,  что скоро мне сделают операцию и от Боли не останется и следа. Конечно, первое время я все еще буду слаб, но потом это пройдет. Я был заверен, что мой молодой организм быстро восстановится и придет в норму. Я успокоился и вновь обрел надежду. Ночью я опять проснулся от диких болей, ночная сиделка, эта свидетельница стольких страданий, беспристрастно сделала мне укол и удалилась. Я думал о том, что она сейчас делает. Может быть, смотрит ночное телешоу, вполне возможно, ругает меня, потому что я оторвал ее от любовного романчика в мягкой обложке, предусмотрительно завернутого в газету… Незаметно я уснул. А потом была операция.

Операция

Меня мучают кошмары. Я хожу по улицам незнакомого города. Я все время слышу чей-то плач, я чувствую, как кто-то зовет меня. Я слышу плач – в пустых окнах домов, в арках и тупиках засыпанного снегом пустого города этот плач превращается в гулкий вой. Ветер разносит его по безлюдным улицам, он кидает его в витрины магазинов, обрушивает с карнизов зданий на холодный асфальт, эхо уже разносит не плач и не вой, это гулкие удары колокола. С черного ночного неба не светит ни одна звезда, фонари безропотно гаснут перед великой силой, которая висит в холодном воздухе. Я хочу закричать – изо рта только валит пар, звуки меркнут в пустоте. Звонит колокол, я опускаю голову и закрываю глаза – это мой колокол, он звонит по мне.

Я проснулся в пустой палате. Стены белые, в окно барабанит дождь. Одеяло, которым я накрыт, давно приняло форму моего тела. Я не могу пошевелиться – это действие наркоза. Я закрываю глаза, потом снова открываю …. Воздух в палате пропитан запахами лекарств, у меня кружится голова, меня тошнит. Я зову сестру или сиделку, хоть кого-нибудь, кто разорвет это одиночество и вернет меня к реальности.
Дверь открывается, на пороге стоит врач – его я раньше не видел. Он делает шаг к моей кровати – это нервирует меня, я устал от людей в халатах, он делает второй, третий шаг. Сейчас он будет говорить со мной, что же мне ему сказать, может быть спросить какой сегодня день, или что стало с моим соседом по палате. Надо же хоть как-то начать разговор, хотя бы поздороваться – это все не то! Я сразу знал, как только открылась дверь, что должен был делать! Сказать правду! Он улыбается мне и уже открывает рот для вопроса, когда я уже говорю ответ, говорю, что я все еще чувствую Боль…

Начались бесконечные анализы и процедуры. По прежнему заходили друзья, все спрашивали о здоровье, сначала я врал и говорил, что мне намного лучше, что мне нужно еще совсем немного времени для выздоровления. Скорее я так убеждал себя, а не других, но Боль была со мной. Она становилась все сильнее. Я говорил знакомым, что через пару недель буду бегать быстрее их всех вместе взятых, куда там – бывали дни, когда я еле мог ходить! Я чувствовал себя усталым и выдохшимся, я умывался с закрытыми глазами, потому что боялся увидеть себя в зеркале. Но чем больше проходило времени с момента операции, тем приветливее и веселее становились врачи! Мне же было не до шуток – Боль явно брала меня под контроль, мне становилось только хуже. Я уже был счастлив, если хоть одну ночь спал, не просыпаясь от удушья.

Однажды утром ко мне пришли несколько врачей и стали задавать вопросы о здоровье, о настроении, о моей жизни вообще. Я не понимал смысла такого допроса, именно как допрос воспринимал я нашу беседу. Не выдержав, я спросил, зачем им всем нужно знать то, что никак не связано с моей болезнью. Ответ меня оглушил! Он звенел у меня голове, – «Это просто для отчетов»! Меня собирались выписывать. По их словам операция прошла успешно, и со дня на день наступит улучшение. Как можно выписывать меня в таком состоянии? Что я буду делать, если это улучшение не наступит? Бред полный! Я не сплю, потерял аппетит окончательно, каждый вздох – борьба за выживание, каждый шаг – еще одна потерянная надежда. Вы видимо плохо меня понимаете, мне не становится лучше! Мне только хуже, хуже и хуже с каждым днем, с каждым чертовым часом! О да, конечно мне нельзя волноваться! Курица, которой мясник только что отрубил голову, а теперь любовно трепет по бочкам и говорит: «Ну, пойди-ка побегай!» тоже ни капельки не волнуется!

Стали приходить поздравляющие! Мне никогда еще не приносили столько цветов. Их тащили все! Цветы стояли на окне, на полу, на больничной тумбочке кто-то оставил кактус, у изголовья кровати – фиалки. Врачи утверждали, что их запах мне полезен, ночью я на распашку открывал окно и жадно, с Болью в груди, вдыхал холодный воздух. Я был разозлен на мир, который  меня совсем не слушал! Я больше не врал посещающим, иногда говорил правду, а бывало, просто молча лежал в этом цветнике и смотрел в белый потолок. Никто не воспринимал мои слова серьезно – врачам, которые улыбаются, шутят, курят, занимаются сексом, пьют стопроцентные, натуральные соки – им верили все! Я лежал на кровати без движения, у меня дико болело сердце, мое лицо белое, щеки ввалились, я стонал по ночам, я так сильно ждал Ее, но она не приходила, я просто смотрел в потолок – мне не верил никто!

Меня выписали в начале зимы. Шел снег.

I

Меня почему-то не повезли не домой, а в квартиру, которую обычно сдавали. Это, конечно, показалось мне странным, но против я ничего не имел, мне было абсолютно все равно, куда меня «отправят». В целом все оставалось по-прежнему – Боль не проходила, меня пичкали какими-то лекарствами, все вокруг в один голос щебетали надоевшую песню: «Ну вот! Потерпи еще немного, ты же сильный! Вот молодец – выпей еще таблетку …»  Я пил еще таблетку, потом укол, потом меня кормили пресной едой с какими-то добавками, мне было все равно. Меня преследовало ощущение какой-то нереальности происходящего, нереальности реальности! Я умываюсь – я включаю горячую воду, холодную – странно, неужели это делаю я, как такое возможно? Откуда мне знать, что это мои руки берут зубную щетку или бритву …. Нет, я не могу быть в этом уверен.

Самое странное ощущение – не понимать, когда кончается или начинается сон! Если безвылазно находиться в одном и том же помещении и считать получасовую прогулку событием необычайным, начинаешь воспринимать мир совсем иначе – зыбкая грань между сном и явью постепенно стирается. Не происходит ничего, что помогало бы как-то детерминировать происходящее вокруг.  Пример:  Вам снится сон, в конце которого вы падаете с обрыва. Лететь в бездонную пропасть, согласитесь, занятие необычное – Вам страшно, очень страшно, дыхание перехватило, зрачки расширены, Вы кричите! Но это падение продолжается мизерную долю секунды – потом Вы обязательно просыпаетесь! Неприятное ощущение, возможно, еще преследует Вас, но Вы никуда не летите, Вы хотите спать, рука, лежавшая под головой, затекла и не слушается. Мозг получает все сигналы, оценивает разницу ситуаций, сопоставляет ее с заложенными в него данными касательно цвета Вашего белья, рисунка на обоях, погоды за окном и идентифицирует «теперь» как реальность. Спустя мгновенье, Вы думаете: «Господи! Ну и кошмар! Приснится же иногда …»

А теперь представьте себе ситуацию, когда Вам не надо вставать в определенное время, идти на работу, заводить машину …. Грань стерта, мозг в растерянности! Боль не оставляет ни на минуту, ни во сне, если это сон, ни наяву, если …. Боль стала частью меня. Она опутывала и обволакивала меня своими чарами, я буквально слышал, как она незаметно ходила вокруг моей постели. Я должен был уже скакать и прыгать, по словам врачей, а на самом деле я двигался все меньше и меньше, по большей части я лежал, сидеть было труднее. Я не понимал, что со мной, почему так получилось, если все предопределенно и спланировано, то меня явно забыли известить об этих планах.

Однажды ко мне пришли друзья. Мы были, конечно, очень рады видеть друг друга. Мне стало как-то уютно и тепло внутри, когда я их увидел. Боль отвернулась и нахмурила свое лицо – ей такой расклад событий определенно не нравился. Я уже хотел подняться с постели и даже почувствовал в себе силы сделать это, но друзья остановили меня.

Мои друзья … настоящие преданные друзья, кому-то покажутся странными, но они хорошие, да нет – очень хорошие люди! Но они никогда не умели врать, они не были актерами или просто не хотели ими быть, по крайней мере, теперь.… Я смотрел в их глаза и читал там печаль, они улыбались, а их глаза смотрели то куда-то вниз, то нервно блуждали по сторонам. Боль немного повернула ко мне свое лицо.…

И тут что-то пошло совсем не так. Мне стали пожимать руки – они делали это так, как будто боялись раздавить меня или покалечить, мне представилось, что я – старое больное животное, которое вообще не понятно как умудрилось дожить до таких седин. Вот все и думают, как бы попросить этого динозавра освободить кресло перед телевизором – на руки взять страшновато, просто согнать – незаслуженно грубо! Боль развернула ко мне свое лицо и села в кресло у изголовья кровати, а друзья сели рядом…

- Знаешь, мы принесли тебе подарок – две улыбки, два потупленных взгляда.
- Очень кстати, а то давненько мне не дарили конфет – я попытался улыбнуться, но получилось, видимо, не слишком.
- Нет! Это будет кое-что особенное …

После этого содержательного диалога, один из них вышел из комнаты, и вернулся с увесистой коробкой – он нес музыкальный центр, в это время Боль посмотрела мне в глаза и что-то шепнула…

Я так давно хотел купить себе хороший музыкальный центр, больше всего в жизни я любил музыку. Но почему же сейчас? Ну зачем он мне сейчас нужен?! Как же так? Неужели они не понимают, что самое главное для меня – это то, что они здесь рядом!? Да нет, они просто хотят что-то для меня сделать, но толком не знают что и как, их можно понять – я бы и сам не знал на их месте. Но почему же все-таки сейчас!? Захотелось улыбнуться, получилось – улыбка и потупленный взгляд. Дальше была  добрая беседа, но я ее не помню, когда они ушли мне стало плохо, я, может быть, потерял сознание.

II

А потом ко мне приехал дедушка. Я очень давно его не видел и, конечно, был очень рад. Я видел, как он что-то говорил моим родителям в соседней комнате, а они просто сидели и молчали, глядя в пол. Они в последнее время были молчаливыми и грустными, их улыбки автоматически включались, только когда они переступали порог моей комнаты. Дед долго говорил с ними, долго и очень тихо, я не слышал о чем, периодически кто-нибудь из них вставал и уходил, а другой провожал его взглядом, а дед продолжал говорить.

Мне было очень плохо, я часто не сразу понимал, что мне говорят или чего от меня хотят. За окном стояла зима, было очень холодно, иногда шел мелкий снег, жизнь явно шла мимо меня своим обычным размеренным шагом. Машины также неслись под окнами утром, ночью подгулявшие парочки как обычно расходились по домам, останавливались у подъездов, пытаясь подыскать те самые, необходимые для прощания слова. Я лежал в постели и думал про Боль, а она, может быть, про меня. Я уже почти не поднимался, не подходил к окну, чтобы его распахнуть и вдохнуть морозный воздух, не смотрел телевизор, чтобы узнать какие-нибудь новости. По ночам, когда родители, наконец, засыпали, я открывал глаза и лежал неподвижно, глядя в потолок. Я думал о том, что произошло со мной, понимая, что я уже вряд ли что-то изменю, я вспоминал свою жизнь. Что удивительно, память меня не подводила – столько минувших в прошлое мелочей никогда не витало вокруг меня. Порою я умилялся тому, что и как я делал, и даже слезы наворачивались на глаза, но плакать, когда уже не помнишь, мог ли ты когда-нибудь вдохнуть и не чувствовать Боль, согласитесь, глупо…

Дед сидел около кровати и что-то говорил мне. Создавалось ощущение, что он объясняет мне какой-то план действий. Понимал я плохо, но речь шла о том, что он знает, как мне помочь. Верил ли я? А Вы как думаете? Мне уже давно было все равно. Он говорил что-то о том, что он увезет меня куда-то. Уехать… уехать… ехать куда? Это тоже было не важно, я просто понял, что он увозит меня. Ночью мы уехали. Выходя из дома, в проеме кухонного окна я увидел силуэты родителей, я больше не возвращался в этот дом.

III

Стол был грязный, его конечно периодически, но не слишком тщательно протирали тряпкой, но все равно были видны разводы и грязь. По самому краю лениво ползала муха. Еще на нем было что-то нацарапано, какие-то признаки первобытного интеллекта. Я сидел за этим столом, трясясь от Боли, поскольку сидеть было очень больно, особенно на этом неудобном диване. Напротив меня сбоку от стола на спинке еще одного дивана сидел мой дед.

Где же я? Мы в какой-то убогой гостинице, в маленьком городе, может быть районом центре. Номер маленький и роскошью не отличается, за окном висит пелена дождя со снегом.… Странно, откуда я все это знаю, а если это сон или бред? Так оно и есть, скорее всего – в последнее время я все меньше понимаю, что происходит вокруг, какие-то обрывки фраз и воспоминаний, странный вкус во рту, я уже почти привык ко всему этому – это стало нормой моего бытия. Я еле дышу – Боль заставляет меня вдыхать воздух короткими рывками, по-другому уже не получается. Я хочу что-то спросить, но не очень понимаю, что именно, вот бы сейчас лечь на диван, но я уже не могу пошевелиться – судорога сводит все мое тело.

- Что мы здесь делаем? – тихий-тихий шепот, а ведь когда-то у меня был громкий голос…
- Мы приехали сюда, чтобы ты поправился. Помнишь?

Голос у деда такой спокойный, он буквально обволакивает меня. Он начинает говорить что-то, но я не могу сосредоточится и не понимаю о чем он. Господи, как мне больно! Слышу стоны, похоже мои, голова падает на стол, кажется я не могу дышать, в ушах раздается глухой звон колокола – отдаются слабые удары сердца, долго ли оно еще сможет терпеть.… Боль грустно глядит на меня и покачивает головой, зачем интересно на мне костюм и который теперь час.… Слишком много голосов у меня в голове, некоторые обращаются ко мне, другие – черт их знает вообще! Я больше не в силах переносить все это!

- Ну что ты? Успокойся, все уже кончилось…

Что кончилось? Сколько же все-таки времени, есть часы в этом забытом богом месте? Кончилось… Время на исходе, что это все значит? Что кончилось, дедушка? Мне так больно, я дышать не могу, скажи, пожалуйста, сколько времени!

- А так, все еще больно?

Стол какой-то липкий, надо было его хотя бы протереть сначала… Взять что ли тряпку какую-нибудь, я встаю, иду в угол комнаты, снимаю с крючка на стене полотенце, возвращаюсь и вытираю стол – ну вот, теперь немного лучше!

Как это??? Как я это сделал, я же уже давно ходить не могу!!! И почему так тихо вокруг, куда делись все эти голоса? Странное ощущение – как будто вышел из ночного клуба, где приходится орать соседу в ухо, чтобы он, наконец, перестал наступать тебе на ноги, выходишь и слышишь, как гулкое эхо твоих шагов висит в воздухе, кажется можно услышать, как шевелятся волосы от ветра! Так тихо.… Куда делись голоса? Я закрываю глаза, мысленно считаю до пяти.

Что-то очень изменилось … тот же грязный гостиничный номер, за окном та же слякоть, но что-то определенно не так, как было раньше!

Вот так в глубокой задумчивости я стоял посередине комнаты с полотенцем в руке, когда меня осенило. Я … БОЛЬШЕ … НЕ ЧУВСТВУЮ … БОЛИ! Она ушла, я огляделся – ее нигде не было, я глубоко вдохнул спертый воздух – как непривычно, но как приятно!!! Боль ушла от меня, я мог ходить, сидеть, дышать, да хоть махать руками. Теперь в голове звенела тишина, мозг отказывался воспринимать реальность, но если это мне снится, то я не хочу просыпаться еще лет десять!

Опустившись на диван, я глупо водил головой из стороны в сторону, когда услышал голос деда:

- Интересные ощущения, да?

Черт! Тут же еще и дедушка со мной, я инстинктивно повернулся на звук его голоса и увидел пустой бежевый диван! В комнате я был один, кто же тогда со мной говорит?

- Дед, у меня начались какие-то странные галлюцинации! Боли больше нет, а еще я тебя совсем не вижу, - тихим и спокойным голосом произнес я.
- А так видишь?

Я как раз собрался разгладить непонятно зачем висевший на шее галстук, но моя рука так и застыла в воздухе – напротив меня, растянувшись на диване, лежал дедушка! Он улыбался и смотрел на меня! Секунду назад его здесь не было!!! Я тупо ломал голову над тем, как спросить о том, что же за черт со мной происходит, когда понял еще одну очень простую вещь… Сейчас, скорее всего, 2004-ый год, а дедушка мой умер еще в 1997-мом!!! Как же он мог быть сейчас здесь, рядом со мной??? А еще точнее было бы спросить, что я делаю в его компании!? Ответ пришел сам собой…

- Дедушка, я умер? - мой голос был тихим и спокойным
- Да.

IV

Именно тогда стали происходить самые странные и необъяснимые вещи. Я знал, что мертв, но не знал, когда собственно это случилось. Может быть, я умер здесь, пять минут назад, а может быть – прошли уже годы… Дедушка тоже не мог мне этого объяснить, поскольку и сам не знал. Я абсолютно точно был мертв! Мне не хотелось есть, не нужно было спать, но с другой стороны я мог чувствовать свое тело, я не был просто облачком с крылышками!

Дед объяснил мне, что каким-то способом ввел меня в такое состояние, в котором я могу полностью управлять собой – я мог мгновенно перемещаться из одной точки пространства в другую, если это было мне нужно, мог становиться невидимым для окружающих, я даже мог чувствовать вкус!!! Люди на улицах не шарахались от меня с криками, со мной здоровались и прощались, пожимали руки – я чувствовал тепло человеческого тела. Я мог делать все, абсолютно все!!!

Что-то, конечно, изменилось, было не так, как в жизни, но постепенно я приходил к выводу, что такое мое состояние – высшая форма бытия! Можно сказать, что я тогда был почти счастлив, и только одно меня смущало – я не мог или не хотел возвращаться в родные края. Дедушка везде сопровождал меня и объяснял, как пользоваться моими новыми способностями. Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я покинул дом.  Похоже, я пребывал в таком безмятежном состоянии несколько недель, а может быть и месяцев, но именно тогда дед поделился со мной своей идеей…

V

Высшая форма существования.… Что будет, если люди узнают об этом, что если таких как мы станет больше.… Эта мысль потрясла меня – наши возможности не ограничены, почему же не поделиться этим благом с окружающими, насколько прекраснее станет мир!!! Так, по крайней мере, мне тогда показалось! Дело в том, что дед мог, как он это называл, «просветлять сознание» обычных людей. Как он это делал, я не знал и, в общем-то, для меня это было не так уж важно, ведь его метод работал, я был тому «живым» примером. Желание осчастливить всех вокруг захлестнуло меня с головой! Я действительно хотел как-то помочь другим осознать то, насколько безграничны возможности разума, наивный, я от всей души в это верил.…

Дни складывались в недели, время текло незаметно. То, как мы доносили свое знание до окружающих нас людей не так уж и важно, некоторые соглашались на «эксперимент» – дедушка открывал для них невиданные доселе горизонты сознания, другие считали нас ненормальными и побаивались. Над нами никто не был властен, мы были по-настоящему свободны. Так незаметно пришла весна, может быть и не первая после моей смерти.

Весенняя ночь так располагает к прогулке! Тысячи звуков, что выползли на свет после зимы, наполняют весенний день, но к вечеру затихают. Затихают лишь для того, чтобы с новой силой обрушиться на грядущий день. Но ночь тиха и величественна, на улице прохладно, ветер заставляет прохожих поднимать воротники и прятать руки в карманы. Люди спешат по домам, их ждут будничные заботы, этот убогий ритуал – приготовить ужин, уложить детей спать, вечером по телевизору покажут футбол…

Я брел по ночному скверу. В последнее время я начал замечать, что все вокруг изменяется, идет как-то не так, какая-то фальшивая нота появилась в этой великой симфонии бытия. Я смотрел в глаза людей и читал в них что-то недоступное даже мне, но что это было, я не знал. Ночь была прекрасна, небо было в тучах, деревья покачивались, играя с ветром, и своими тенями выводили на влажном асфальте причудливые узоры. Скоро должен был пойти дождь, гроза уже буквально висела в воздухе.

Когда грянул первый раскат грома, и дождевые капли с шумом обрушились на землю, я поднял голову и остановился. Я застыл на месте – стараясь не закрывать глаза, я смотрел на струи дождя, которые, падая с неба, успевали прожить целую жизнь и с неистовой силой разбивались о землю. Надо мною в черной вышине витало нечто великое, что-то недоступное для понимания, но именно это что-то заставляет нас гордиться нашим миром! Я простоял так достаточно долго, опустив глаза, я увидел под деревьями молодую парочку.

Им было, наверное, столько же лет, сколько было бы мне. Первые весенние листочки были слабым и ненадежным укрытием от обрушившейся стихии. Струи воды текли по их лицам, но их это вряд ли заботило.… Он обнимал ее так страстно и так нежно, его губы ласкали ее шею, она, запрокинув голову, точно так же как я минуту назад, смотрела в недосягаемую высоту. Я видел их лица, видел, как его руки опускались и поднимались по ее бедрам, как их губы соединялись в экстазе, и снова она обхватывает его за шею, и снова он проводит рукою по ее коротким волосам, по мокрой от дождя щеке…

Я был в оцепенении, они засмеялись и убежали продолжать свой танец любви, а я остался мокнуть под проливным дождем – я слишком многое понял за эти короткие минуты, осознал слишком многое для своего «высшего состояния».… Эта банальная сцена открыла мне глаза – в ней тоже была сила, которую не всем дано ощутить, великая сила, скрытая в каждом живом человеке.  У этих молодых людей было то, чего у меня не будет уже никогда.

Я думал, что я выше, чем все остальные люди, я думал, что они нуждаются в моей помощи. Но на самом деле я мертв! Я мертв и даже не знаю, где я умер! Может быть здесь – в этом маленьком городишке, или в больнице.… Надо мной лежит тяжелая плита, присыпанная землей. На моей могиле растут скромные полевые цветы, осенью они желтеют, их лепестки опадают и грустно разлетаются, повинуясь воле ветра. Иногда приходит смотритель и граблями сгребает с холодной земли желто-бурые осенние литья. Для всех кого я любил и кому был нужен, меня больше нет! Никогда больше мне не знать сладости поцелуя, я не почувствую запах дождя, вкус соленой морской воды. Я больше никому не нужен, я один.… Все, что я делал, я на самом деле делал вовсе не из добрых побуждений. Я рассказывал другим о том, что кроется на границе жизни и смерти только потому, что я безумно одинок, это говорила моя обида, моя злость, мой эгоизм! В тихом одиночестве я обречен вечно бродить по этой прекрасной земле не в силах насладиться ее великой красотой…

Я долго стоял под дождем – промокший ангел, утративший свои крылья. Ближе к утру дождь стал слабеть и постепенно закончился, тучи немного разошлись, на востоке небо стало светлеть – начинался новый день, и тогда я ушел. Навсегда.

Эпилог

Вот и конец моего повествования. Почему все так получилось? Я не знаю. Вряд ли нам дано понять ход истории, странную череду событий, которую мы называем жизнью. Я больше не показываюсь людям на глаза, я всегда среди Вас, но не пытайтесь меня разглядеть. Я – то лицо, которое Вы точно где-то видели, но не ломайте голову – все равно ни за что не вспомните, где именно. Кто знает, может быть сейчас, когда Вы читаете эти строки, я стою у Вас за спиной. На мне все тот же костюм. Немного склонив голову на бок, я грустно смотрю на то, как Ваши пальцы теребят уголки страницы.

Говорят, ангелы величественны. Говорят, у них белоснежные одежды, а на своих крыльях они парят над миром и неизменно творят добро. Говорят, на рассвете они собираются на берегу океана и встречают первые лучи солнца, гордо наблюдают то, как для всех кто живет на этой прекрасной земле, рождается новый день…

Когда Вам так говорят – не верьте, потому что я знаю... У ангелов нет крыльев, потому что они не любят выделяться и вообще редко показываются людям на глаза. Никто не знает их имен. На них невзрачные серые костюмы и старые ботинки. У них усталые лица, серые глаза и очень грустный взгляд, потому что ангелы одиноки… И они тоже чувствуют Боль.