Черная месса

Алекс Чернова
Черная месса.
Отрывок из романа «По ту сторону всех Вещей»

I   Черная месса
        Ветер Мира, сильнейший ледяной Ветер, окутывал сплетаю-щиеся тела, бил в искаженные нервным тиком и болью лица, в охваченные страстью плотоядные рты.
        По извилистой, убегающей в бесконечное. Никуда, дорожке с бешеной скоростью мчался  Черный Всадник. Ноздри огромного дикого жеребца метали свирепое пламя; послушные ветру, пригибались перья на каске; фантастически изгибаясь, длинный черный плащ улетал далеко-далеко вперед.
        В непроницаемо черном небе стелился дым; дорожка проходила по самому краю обрыва. Все остальное низвергалось в страшную пропасть. А из пропасти к жуткому равнодушному мраку неслись протяжные жалобные стоны.
        Один только вид этой картины леденил сердце. Но Черный Всадник, прильнув  к шее лошади и выставив вперед голову, все так же неумолимо мчался и мчался Вперед, в Никуда.
        Удивительная бледность его лица составляла кошмарный резкий контраст с черными одеждами и черным жеребцом. Из-под низко нависшего козырька прожигали пустые, безжизненно  застывшие глаза. Нечеловечески большие, они были устремлены в одну точку.
        И они видели, видели то, чего не мог видеть Никто! Его развевающийся плащ казался крыльями какого-то таинственного чудовища, и это чудовище неудержимо летело, летело, летело – по уступам и через ущелья.
        Всадник уносил с собой вопли и причитания – это плакали и стонали ПОТЕРЯННЫЕ души. Кровавый след разбитых надежд и несбывшихся желаний тянулся за огромным черным жеребцом. Этот след обрывался у подножья уродливого темного холма.
        Всадник вел с собой души – по дороге в ад. По дороге в ад!
        «Алекс, Алекс, что с тобой? Шурочка, тебе плохо?» – нако-
нец,  долетел до нее встревоженный голос подружки, дергающей  ее за плечо и называющей на разные лады.   
        -Что? Что? А? – вздрогнув , громко спросила растрепанная девушка и ненадолго пришла в себя.   
        Тоненький свист пронесся в ушах, с глаз упала темная завеса. – Какая Саша? Какая Шурочка? – раздраженно пробормотала она. – Алекс! Алекс! Меня зовут Алекс! – Виновато помотав головой и жалко улыбнувшись, подружка поспешила отойти в сторонку. 
        Алекс стояла в самом большом зале лучшей галереи изящных искусств, перед картинами художников – мистиков.
        «Все в порядке,» – прошептала она и быстро пошла вдоль стены. Надписи под картинами мельтешили у нее перед глазами.
        Бесконечные панорамы Гималаев, монастыри, святые… Ей бросилось в глаза: «И мы видим».
        Она снова замерла, затаила дыхание, прищурилась. Выста-вочный зал поплыл, поплыл мимо Алекс и благополучно «утонул» где-то.
        И тогда ОНА УВИДЕЛА, УСЛЫШАЛА.
        - Ну давай же; давай, быстрее! Ну что ты? – взъерошенная смуглянка рывком расставила ноги, как можно крепче прижимая к себе худое мужское тело, как можно глубже вгоняя, вгоняя, вгоняя его в себя. И, вокруг, на этом же холме, десятки пар последовали их примеру. Вцепившись друг в друга и кусаясь, они содрогались под чъе-то глухое рычание и там-тамы. По искусанным, расцарапанным лицам, телам текла кровь – тоненькими струйками.
        Дикую оргию осеняли изломанные, покосившиеся кресты. И высоко-высоко над всем этим безумством парил огромный Черный Всадник.
        А в звуки, отдаленно чем-то напоминающие колокола, речитативом вступал неестественно громкий, лихорадочный голос.          - Я заказал по тебе Черную Мессу! Крестили тебя Андреем! Я заказал по тебе Черную мессу! Отслужу ее здесь и сейчас! Здесь и сейчас!      
        Нестройный хор голосов эхом отозвался на эти восклицания. Сотня рук взметнулись вверх. Пары распались и сомкнулись в тесный круг. В центре этого круга скорчилась, забилась и завопила, словно в схватках, молодая рыжеволосая женщина. 
        Черное пламя окутало гору.
        «Ты придешь сюда по моим следам!»
        - Ммм… Нет! Нет! – взъерошенный, весь в поту, с дико блуждающими глазами, Андрей подскочил с кровати и дрожащей рукой нащупал на стене включатель.         
        Потребовалось очень много времени, чтобы выкрики и бессвязные восклицания перешли в испуганный шепот. – Это был сон! Это был сон! Помоги мне, Боже!   
        И не в силах сдержать глупые слезы, Андрей застонал и прикусил пальцы.    
        Покачиваясь, Алекс с трудом приходила в себя. Она стояла перед картиной «И мы не боимся». «И я не боюсь!» – еле-еле прошептала она, но никак, никак не могла успокоиться. Чей-то дикий парализующий страх пронзил ее НАСКВОЗЬ.
        Алекс крепко зажмурилась, и перед ее ОБОСТРЕННЫМ внут-ренним зрением замелькали БЕСКОНЕЧНЫЕ образы-картинки.   
        Она увидела Лицо и прошептала: «Андрей». Это лицо тут же пропало, но здесь вместо него появился четко очерченный силуэт 16 этажного здания. Ничуть не напрягаясь, Алекс прочитала  золотистую надпись по серому полю над входом: «Внезапное Просветление», а чуть ниже : «Богом может стать каждый». 
        - Старая секта! – догадалась Алекс, но уже не увидела этого здания. Отрывочные неясные видения сплелись в один ХАОТИЧНЫЙ клубок.            
        Она видела молодую женщину. Огромные горящие глаза рез-
ко выделялись на бледном лице; разлетелись в стороны лохматые темно-русые волосы. В черных джинсах и свободной майке, вся в крови, эта женщина, изредка спотыкаясь, куда-то бежала. За плечом, на одной лямке, в такт ее движениям, болтался рюкзачок. Болтался, болтался и бил по мелко дрожавшей спине.
        А еще Алекс видела какого-то парня, но уже не Андрея; парня, тоже бегущего в неизвестном направлении, с выражением ужаса в огромных глазах.    
        Неожиданно споткнувшись, он провалился в яму, открыв-шуюся у него под ногами. И трясина затянула его вглубь. Заметив это, Алекс воскликнула : «Нет! Нет!».    
        Но на самом деле она не кричала; только слегка шевель-нулись ее пересохшие губы, покрывшиеся жесткой желтой короч-кой.   
        Ноги подогнулись, и Алекс упала на пол. Бурные реки, реки крови увидела она потемневшими глазами; горло перехватило; его как будто бы залили расплавленным свинцом, а во рту застыл сладковато-тошнотворный привкус, привкус той же крови. 
        Но это была ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ.   
        Потом она потеряла сознание… Потом она очень долго ничего не видела… Ничего не слышала… Ничего

II. ОЖИВШИЕ БОГИ   
        «Ом мани падме хум»… Мерцание выступов и пестрого квадрата в обрамлении маленького колеса Судьбы… «Ом мани падме хум…» Узоры и краски смешиваются; земля уходит из под ног; стены плывут перед глазами. А на стенах сливаются в объятиях боги и богини; среди лепестков лотоса, в состоянии глубочайшей медитации, где-то вне времени и пространства, парят Боги – покровители и достигшие совершенства.   
        Унизанные  драгоценностями прекрасные обнаженные девуш-
ки, под руки с отвратительными старухами, изгибаются в замысло-ватых позах. Бесчисленные тонкие руки сжимают связки челове-ческих голов и чаши из черепов, наполненные кровью.
        «Ом мани падме хум…» Скрестив ноги, Андрей сидит на голом полу; ему немного страшно; он то и дело пытается сосредоточиться. Но бесполезно…Собственный ум представляется ему как блестящий светящийся поток, который мечется туда-сюда; туда-сюда…    
        Невозможная, режущая боль пронизывает глаза, и Андрей быстро закрывает их. Он больше не пытается смотреть на Колесо Судьбы и Времени. Сегодня он никак не может сосредоточиться.
        В полумраке ему чудится  шорох шагов; чьи-то вздохи и поцелуи. Его глаза закрыты, но сквозь плотно сомкнутые веки он видит – нет он ощущает, - как колышется тонкая – тонкая, почти невесомая пелена, словно оболочка, покрывающая стены. Это ожили боги. 
        Чисто инстинктивно Андрей крепче сжимает пальцы, сложен-ные на коленях в привычном магическом жесте Мудры инани.
        Колышутся фигуры богов; все сильнее их тела жмутся друг к другу; все чаще звучат поцелуи. Горит страсть богов. Тесен их круг. И они приближаются к Андрею, приближаются, прибли-жаются.    
        Андрей пытается прогнать наваждение. Одну за другой, одну за другой, он лихорадочно повторяет известные ему мантры, сопровождая слова магическими жестами. Андрей  пытается сконцентрировать свое внимание на одном из  отделов позво-ночника; старается поймать горящий поток тонкой энергии, жгу-том развернувшейся в крестце и поднимающийся вверх, вверх, вверх…    
        Но нет! – все тщетно; внезапная вспышка поражает его мыш-
цы противной вялой слабостью. Воздетые к небу руки падают
вниз; замирают губы, спекшиеся от беспрестанного шепота. За несколько мгновений Андрей переживает ГАММУ ЧУВСТВ: огромными волнами накатывают на него ярость и боль; злость и обида. Невероятное желание куда-нибудь убежать, исчезнуть, раствориться – это СТРАСТНОЕ ЖЕЛАНИЕ разворачивается в его разорванном на куски сознании. И в тот миг, когда все заволокла темнота; в тот миг, больше не имея сил бороться, отдаваясь дурману шепота и поцелуев, падая в бездну, Андрей закричал ВО ВСЮ мощь голосовых связок и легких : «Учитель! Учитель! Учитель!» 
        С его губ не слетел даже шепот. Только в разгоряченном мозгу прозвенел этот отчаянный крик.
        Гулким эхо он отозвался В БЕССОЗНАТЕЛЬНОМ СОСТО-ЯНИИ старца. Его тело восседало на протертом коврике, в малень-кой узкой комнате.
        Высшая энергия Кундалини вихрилась в мозгу, словно рас-пускающийся Лотос; достигнув высших пределов, старец не чувствовал времени и пространства; ни преград телесных; ни мистических. Он не был самим собой. Он слился с пустотой, с эфирой – с основой Всему; с тем, чему нет названия.
        И посреди блаженно-лучезарной  Пустоты «не-я» внезапно зазвучал вопль. Он закружился в потоке энергии, и какая-то ее часть устремилась НА ПОМОЩЬ. Взметнулся  плотно сконцен-трированный луч, и разомкнулись сжавшие голову Андрея ОБРУЧИ. Он больше не видел, как занимаются сексом боги; он больше не видел обнаженных девушек с кровавыми чашами и в коронах из черепов. – Он не видел НИЧЕГО.
        Откинувшись навзничь, Андрей сильно ударился затылком о гравированные плитки пола, и для него померкла последняя искра. Погасли сознание и бессознание. И только левая рука с трудом
дотянулась до четок и коснулась 109-ой, самой большой бусины.
 III . РОЗОВЫЙ КОШМАР
      -Делай, как я! – воскликнула Алекс, пытаясь перекричать громкую музыку. – Смелее, Тончик!
       - Ага! – худенький  светловолосый парнишка щурился до предела расширенными зрачками на крохотный огонек в центре темной комнаты. – Ага!    
        На клочке бумаги Антон нарисовал летящую розовую птицу; нарисовал, закрыл глаза и быстро сделал несколько глубоких – глубоких вздохов. Затем он задержал дыхание; телу стало необыкновенно жарко, все внимание поглощала странная, но удивительно красивая музыка; скорее, даже не музыка- какие-то дикие шаманские ритмы. 
        А в головах пестрым роем теснились мысли. Это были не совсем мысли – очень яркие образы; более реальные, чем сама жизнь. Усилием воли Алекс гнала прочь забавные  объемные картинки. «Я не буду думать; я не буду ОБ ЭТОМ думать…» И постепенно исчезают мысли-образы: дом; интернат; тетя; Антон и море засушенных цветочных композиций в сарае его отца.   
        Она плотно смежила веки, но-словно перед глазами – мелькнула огненная искра, электрическим разрядом отозвавшись по всему телу. Прохладный ночной воздух, врывавшийся в рас-пахнутые окна, обвевал разгоряченную кожу, и появилась частая-частая дрожь, слишком напоминающая судорожные конвульсии.
        Исчезло все; и только вокруг кружилась музыкальная воронка; глухие ритмы бубна затягивали Алекс глубже и глубже. Мокрая, чуть ли не сгорая от жара, извиваясь в конвульсиях, она попыталась открыть глаза. По темной комнате летали узкие серебристые диски.
        - Вот это да! – она  не подумала – моментально почув-ствовала. – Глюки? Или я уже схожу с ума? Как быстро!         
        Испугавшись, Алекс снова закрыла глаза. Теперь она не толь-
ко не слышала, но и не ощущала музыки – ее звуков, ритмов, такта. Для нее исчезло Все, но То, что Алекс видела, она видела СЛИШКОМ РЕАЛЬНО. Чувство обострилось ДО ПРЕДЕЛА. 
        Алекс с удивлением обнаружила себя в розовом саду. Колыхаясь, словно живое существо, воздух был очень плотным. Повсюду мелькали темные точки, угловатые тени и бледные лица, искаженные гримасами угрозы… но Алекс ПОЧЕМУ-ТО нисколько их не боялась. Она смело шла вперед  и среди множества дорожек искала ОДНУ_ЕДИНСТВЕННУЮ. Эта узкая тропка вела к скамейке с высокой спинкой. На скамейке сидела высокая смуглая женщина, с головы до пят закутанная в грязноватые, желтовато-бурые покрывала.
        Как заведенные, ноги - сами по себе – подвели Алекс к скамейке. Женщина повернулась к ней лицом, откинула край покрывала, и Алекс в испуге отпрянула назад. Она бросилась бежать вглубь розовой чащи; бежать быстрее, быстрее, не разбирая дороги. Изо всех сил Алекс стремилась отбежать назад, к деревьям и диковинным цветам, но ноги совсем не слушались ее. И при каждой новой попытке скрыться, убежать, Алекс, словно ударной волной, вновь отбрасывало к высокой скамейке, к стран-ной  женщине в покрывале. И каждый раз Алекс что-то пугало: может быть, отсутствие лица у этой женщины или ее завораживающе – змеиные жесты. Только сейчас Алекс поняла, что такое – СТРАХ: бесконтрольный, безграничный…Она вся дро-жала и задыхалась в этом розовом саду, полном таинственных теней.   
        Но в  какой-то момент все накрыла непроницаемая темнота. И как бы со стороны, Алекс видела саму себя. Она стояла у очень плотной черной завесы, слегка отливающей блеском, и она знала: нужно без промедления прыгать – туда, за эту странную темноту! Но Алекс не торопилась, со смешанным чувством удивления и страха вглядываясь в беспорядочно мелькающие на темном фоне искорки.      
        Вдруг, откуда-то из глубины черного концентрического круга, высунулись мохнатые лапы и потянулись к Алекс. Она оглушительно завопила, забилась в истерике. Слюна потекла изо рта, сердце бешено колотилось. Но никто, никто не мог ей помочь.
        Антон уже давным – давно улетел за темную завесу. Он парил среди причудливых облаков, прыгал по плоским крышам красных и оранжевых домиков, а на сером асфальте мерцали лужи, отливавшие всеми цветами радуги. Ему было весело, и он беззаботно перемахивал с одной крыши на другую, с одной на другую…
        И внезапно в этот мирок беззаботности ворвался чей-то громкий вопль. Он застиг его в воздухе, перелетающим с крыши на крышу. И крупно вздрогнув всем телом, Антон грузно свалился вниз, прямо в разноцветные лужи.   
       
IV.   ЗАБЛУДИЛИСЬ
        Узловатые шершавые пальцы аккуратно расставляли в низкой плоской вазе хризантемы и сосновые ветки. Садовник сидел на узенькой скамеечке. Его мягкие длинные волосы развевал легкий ветерок. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только неугомонными сверчками. На темно-синем, чуть тронутом тончайшей дымкой, небе гордо сияла огромная луна.    
        Деревья и стены сарая, клумбы и дорожки – все было окутано ТЕМНОТОЙ, и лишь скамейка с восседающей на ней нескладной фигурой теневым силуэтом вырисовывалась в кругу света старой масляной лампы.   
        Тщательно расположив ветки и цветы в небрежном беспоряд-ке, садовник отклонился немного назад, любуясь полученным эф-фектом.   
        Кончики пальцев правой руки осторожно расправили белые нежные лепестки, и тут же стремительно развернулось запястье – пыльной стороной к лицу. На одной из долек сигнального браслета замигала миниатюрная лампочка.
        - Что-то случилось! – садовник сразу как-то подобрался, отставил в сторону свою вазу с икэбаной и широкими прыжками помчался к серому подъезду. Не останавливаясь, он миновал весь 1 этаж и, игнорируя лифт, по узким ступенькам белой лестницы, взобрался на второй. Взмокший  от страха и напряжения, садовник пробежал часть узкого коридора и молниеносно распахнул дверь комнаты – той самой, сигнализация которой внезапно заработала…
        То, что он увидел уже с порога, с лихвой превосходило все его НАИХУДШИЕ предположения.   
        В центре темной комнаты мерцали огоньки шести красных электросвечей; на всю мощность стереосистемы гремела странная, необычно переливчатая музыка. Прямо на полу, на гладком толстом ковре, корчась в немыслимых судорогах, оглушительно вопила племянница хозяйки, Алекс.   
        Его сын, Антон, напротив, необыкновенно бледный, с закрытыми глазами и застывшими губами, неподвижно лежал на голом полу в неестественно скованной позе. Видимо, падая, он пытался приподняться, но снова зашатался, стукнулся об стену затылком и нечаянно задел рычажок на панели сигнализации.
        Отец первым делом отключил этот заунывный звук, и его браслет перестал мигать неровным красноватым светом. Автоматически вспыхнули под потолком большие светильники в оранжевых плафонах. И еще раз окинув беглым взглядом комнату, он понял, что сам сделать НИЧЕГО НЕ СМОЖЕТ.
        Пробежав в другую комнату, он настроил видеофонную связь
и набрал код медицинского отдела Академии психологических наук и паранормальных явлений.
V.  БЕЛАЯ МАГИЯ
        Старец в темно-синих одеждах медленно подошел к распростертому на тонком покрывале телу и осторожно присел рядом, на край кушетки.   
        Очень легко он коснулся лба юноши, не задевая его крупных густых кудрей.
        В этот же момент старец убрал руку, но тело юноши конвульсивно содрогнулось, и Андрей открыл глаза. Широко распахнутыми глазами он смотрел прямо перед собой; смотрел – и ничего не видел, никого не узнавал. Все его тело горело; бесконтрольный пламень бушевал не снаружи и даже не под кожей, а где-то глубоко-глубоко внутри. Как острая тонкая игла, всепоглощающе щемящая боль пронзила его насквозь.
        У Андрея перехватило дыхание, в горле застрял противный тугой комок, в глазах потемнело. Комната- не– комната, не имею-щая расцветок  и очертаний; комната – не – комната, огромное, мрачное и бесформенное, месиво – медленно-медленно проплыла перед ним.
        Старец поднял ладонь и плавно повел ею в воздухе возле его лица.
        Андрей шевельнул ресницами. На какой-то момент ему почудилось, будто он стал проваливаться в бездонную трясину, но - совершенно неожиданно! – мощный поток энергии, пронизанный ветрами и лучами солнца вытолкнул его наверх.    
        Андрей тихо вздохнул. От головы и до ног, над всем его телом, старец ребром ладони плавно прочертил невидимую ровную линию. Андрей задышал ровнее. Старец несколько раз повторил эти манипуляции, и ощущение бесконтрольного внутреннего жара
осталось, но острая- острая боль немного отступила.   
        Старец очень внимательно, в упор, смотрел на его лицо и глаза. Андрей моргнул и сглотнул слюну. Сначала он ничего не мог увидеть и только чувствовал БЛИЗКОЕ ПРИСУТСТВИЕ необычайной силы. Но постепенно вещи и предметы стали приобретать знакомые формы, и Андрей увидел перед собой Учителя. Он сидел рядом и, не мигая, смотрел в глаза своего ученика.   
        Андрей сразу же ощутил, как ему передается его великое ледяное спокойствие. Он уже не чувствовал разбитого, изнутри раскаленного, тела, воспаленной кожи и слезящихся глаз. 
        Мягкий и ровный солнечный свет царил в небольшой овальной комнате, играл тенями на стенах, чертил на полу причудливые фигуры. Освежающие потоки прохладного воздуха через распахнутое настежь окно врывались в помещение и вольно гуляли между стенами. 
        Наконец-то Андрей вздохнул  полной грудью и под строгим мысленным контролем учителя проделал ряд дыхательных упражнений. Теперь зрение обрело былые остроту и четкость; кожа стала прохладной и упругой; в успокоенном мозгу появилось что-то ВРОДЕ МЫСЛЕЙ.
        Поймав осмысленный взгляд ученика, старец довольно кивнул, и в голове Андрея раздельно и отчетливо прозвучал его громкий голос:    
        - Говорить можешь?..      
        - Да,- кивнул Андрей; - да…- пробормотал он заплетаю-щимся языком.   
        - Отлично!.. Когда ты отдохнешь, мы поговорим с тобой, дорогой! – старец встал и разогнул спину – прямой и ровный.   
        Через мгновение он был уже у двери, где его и настиг мыс-
ленный вопрос:      
        - О чем, Учитель?!.    
        - О моей ошибке…И о том, что нам с тобой делать дальше, - быстро ответил старец вслух и исчез .
        Андрей прищурил глаза; сквозь ресницы он бездумно любовался узорами, которые повсюду в комнате чертили солнеч-ные лучи. Помимо своей воли погружаясь в глубокий прекрасный сон, он чувствовал, как все та же чудесная сила вливается в него маленькими порциями в виде бесплотных эфирных потоков.      
        Дышалось ровно и спокойно; трепет ветра гладил кожу и не было ни видений, ни ощущения провала в бездну – НИЧЕГО, кроме ВОЛШЕБНОЙ ЛЕГКОСТИ.

VI. ПАРАНОЙЯ НА БОЛЬНИЧНОЙ КОЙКЕ
        С трудом сдерживая прерывистое тяжелое дыхание, Алекс ерзала на застеленной свежим бельем кровати. Из ее палаты только что вышла молоденькая медсестра, отключившая от тела пациентки аппараты искусственной стимуляции органов.    
        Алекс лежала на спине – перед глазами постоянно находился белый потолок; она умудрилась найти на побелке несколько крошечных точек и упорно устремляла свой взгляд туда – именно на них, как будто бы это точки содержали что-то внутри себя, что-то очень важное, почти космического значения. А что же? – Алекс и сама себе не отдавала в этом отчета. 
        Первые сутки после неудачного мистического эксперимента Алекс ПРОСУЩЕСТВОВАЛА, КАК РАСТЕНИЕ; и ни реанимация, ни стимуляция, ни уколы НИЧЕМ НЕ МОГЛИ ПОМОЧЬ. Наконец, к делу подключились специалисты из отделов истории и психоанализа. С помощью символического «ключа» – рисунка и полуэкзотической методики «гипнотического возвращения» на второе утро Алекс вышла из транса.
        Но в голове по-прежнему не было никаких мыслей; мышцы
тела сковала противная вялая слабость. Она не могла шевельнуть ни ногой, ни рукой и пластом валялась на койке – словно в пьяном угаре или наркотическом бреду. Казалось: все вокруг окутано непрозрачной дымкой; в облаках тумана скользят смутные угловатые тени; слышится чей-то шорох, звучат обрывки мелодий, разговоров…    

        К вечеру Алекс поудобнее устроилась на подушках, но по-прежнему не отводила взгляда от точек на потолке. Какая-то убогая и примитивная мысль – всего лишь одна-единственная – устремилась к этой точке: безнадежно тупая, пронзающая пространство, как крохотная тонюсенькая иголочка.   
        Ионный душ, точечный массаж и сеанс аутотренинга немного оживили Алекс, но на следующее утро она проснулась в весьма ужасном настроении – если подобное, вообще, можно было наз-вать настроением. Ее раздражало все вокруг – и тем более, она са-ма. Потягиваясь затекшим телом, Алекс с отвращением попросила медсестру целиком закрыть высокое и широкое зеркало, зани-мающее значительную часть стены.
        С медсестрами и психотерапевтами она разговаривала на повышенных тонах, временами почти срываясь на крик. Физически Алекс чувствовал себя ЗНАЧИТЕЛЬНО ЛУЧШЕ и ей хотелось немедленно убежать отсюда.   
        Каждой клеточкой тела и мозга она испытывала ОГРОМНОЕ ОТВРАЩЕНИЕ к этой  палате и к интернату, и к теткиному дому, и даже к парку за окнами. Ее разрывало на куски от острой боли, ненависти и огромного желания убежать – в живую, реальную, необыкновенно плотную, объемную картину, которая упорно засела в воображении: пологие горные склоны, усыпанные шапками – сугробами; маленькие, отсвечивающие голубоватым блеском озера, покрытые тонким слоем льда; крошечный бело-розовый отель, манящий издали, как изящная шкатулка с драгоценностями. Полированные стекла в рамах старинных окон скрыты занавесками из легких кружев. На улице – морозец, а в комнатах – тепло и уютно. За антикварной решеткой камина весело мигают язычки пламени. Блаженное тепло разливается по комнате от труб с гидробатарейками, скрытых в декоративных стенных панелях. Чуть приглушенно, из стереоколонок, звучит музыка – старую попсовую песенку сменяет рок, за ним следует проникновенная симфония. Тело расслаблено нежится в глубоком кресле. На низеньком мозаичном столике переливается в хрустальном бокале горячее красное вино со специями; стынет еда в блюдах под серебряными крышками.      
        Веки прищурены, мышцы максимально расслаблены, мысли отсутствуют, и комната совершенно не ощущается – от нее остаются только  тепло, музыка, огонь в камине и мягкое кресло.      
        Алекс лежит на койке в палате – лежит спокойно, но НЕОБЫКНОВЕННО ЯСНО чувствует КАЖДУЮ МЕЛОЧЬ желанной ситуации. В кончиках пальцев – тепло; в ушах – музыка и… полный уход от реальности. Каким-то странным образом исчезают и точки на потолке. Алекс смотрит  сквозь них, а может, уже и не смотрит; у нее – АБСОЛЮТНО ОТСУТСТВУЮЩИЙ взгляд. Громко звучит душераздирающая музыка, но слышит ее только она, Алекс.      

        ГЛАВА  VII.  КТО Я ?
        -Моя ошибка, дорогой! – Учитель сидел на низенькой скамеечке, а Андрей пристроился  на пятках на истертом коврике и покорно склонил голову. – Тебе еще рано медитировать на священные слоги. Ты слишком любишь самого себя; твое сознание нечистое, а мысль неустойчива.   
        «И что же делать?» – подумал Андрей.
 - Распевай мантры, выполняй дыхательные упражнения; посвяти свое время работе, не думая о вознаграждении. А иначе, ты узнаешь только ощущения наркомана – и это будет ЛУЧШИЙ ВАРИАНТ. Слишком опасно гулять по лабиринтам «Я». – Он замолчал и требовательно воскликнул. – Скажи вслух то, о чем ты сейчас подумал!   
        - Но вы же знаете, - неуверенно пробормотал Андрей, поднимая глаза на Учителя. 
        - А ты все равно скажи! Так надо! – властно продолжал настаивать Старец.      
        - Отпустите меня, Учитель! – почти закричал внезапно осмелевший Андрей, падая на колени и молитвенно протягивая к нему руки. – Спору нет, все это здорово – высшее знание, силы, совершенство, но я еще никак не могу решить для себя – мое ли место в храмовой школе, в кельях и медитационных залах, среди священных книг и четок. Учитель, я боюсь, боюсь! – Андрей побледнел, зашатался и поднес раскрытые ладони к вискам, выражая крайнюю степень отчаянья. –Вместо того, чтобы испыты-вать  блаженство и растворяться в свете, я вижу божественный секс и завлекающие ритуальные танцы окровавленных голых девушек, чувственные ласки и эротический стриптиз; дикие оргии, где океанами льется хмельное вино. И все это делают боги! Да, да, Учитель, боги, боги! А иногда; о! Иногда случается НЕЧТО; то, о чем я боюсь и подумать. Но так и быть – сегодня, сейчас, я Вам об этом скажу. – Андрей остановился перевести дыхание и снова продолжил с удвоенным пылом. – может быть, вы не верите в дьявола, Учитель. Но я – другое дело; до того, как попасть в Общество «Просветления», я получил в детстве совсем другое воспитание. Я наслушался и начитался Библий, Евангелий и фольклорных преданий. Вот почему я тешу себя надеждой, что хоть кроху знаю о Нем. И мне кажется: я его вижу: вернее – время от времени – я чувствую Его близкое присутствие ВО ВСЕМ, даже в неясных расплывчатых контурах дымки тумана, или облачке дыма от сигары моего соседа в электробусе. Каждый раз его образ ускользает от меня, потому что он может быть Кем и Чем угодно. Но Это происходит! И я боюсь; я пугаюсь необычайности того, что со мной происходит. Подсознательно я чувствую: я непременно должен уйти; это – единственный выход! Вчера я внезапно проснулся перед рассветом: в холодном поту и с мелкой дрожью в теле. Ужас пожирал меня, и я закричал, закричал. Какие-то неясные отрывочные видения замелькали перед глазами. Может, это было только мое воображение, болезненная фантазия: «Ты – мой! Ты только что рожден! До этого ты не жил; не жил!» – мозг озарила яркая вспышка, а долгий – долгий, устремившийся в «Никуда», взгляд увидел сумрачную пещеру и в самой глубине, в сумерках – веселый открытый огонь.
        С этого момента, с этого видения прежний Андрей умер. Я открываю в себе новые и новые грани. И это Новое меня пугает. Поэтому я и Должен уйти! Я хочу все понять, но здесь я ничего не пойму: «Кто я? Выбора просто нет! – Андрей умоляюще взглянул на старца.
        - Хорошо, хорошо, - старец успокаивающе улыбнулся и неб-режно махнул рукой. – Я отпускаю; иди и хорошенько подумай: «Кто я есть?! В любом случае, я надеюсь, что время, проведенное у нас, не пропало для тебя даром.
        Андрей молча поклонился, священным жестом благодарности складывая перед собой руки.    

VIII. ПСИХОТЕРАПИЯ « ПО-КОРОЛЕВСКИ»
        Вывозите пациентку  XL-5 в закрытую часть сада. Сегодня я сама проведу с ней сеанс психотерапии. Властный жесткий голос выдавал натуру диктаторскую и неординарную, какой, несом-ненно, и была эта коротко подстриженная сероглазая пожилая женщина в полуспортивном бежевом костюме.      
        Она быстро отключила портативное переговорное устрой-
ство, откинулась на спинку своего высокого кресла, зажмурилась и проделала дыхательные упражнения, успокаивающие нервную систему.   
        Через полчаса ее легкая куртка уже мелькала среди деревьев большого парка.    
        Алекс сидела в универсальном передвижном кресле, снабженном системой электроманипулирования и всякой всячиной прибамбасов, включая ручной массажер. Нахмурив брови, она полной грудью вдыхала свежий воздух, и выражение недовольства на ее лице постепенно рассеивалось.      
        Внезапно она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и молниеносно развернулась вместе с креслом.   
        Присмотревшись повнимательнее, Алекс тихо воскликнула от удивления. Через узкую дорожку, по диагонали пересекающую обширный газон, к ней стремительно приближалась женщина. Почти сразу же она узнала свою знаменитую пробабку, более полувека назад основавшую Академию психологических наук и паранормальных явлений. За глаза и в глаза ее называли» Квин – королева ясновидения», потому что она была известной гадалкой.   
        Квин подошла, как налетела ударной волной. 
- Ну здравствуйте, здравствуйте! – приветливо поздоровалась она с зажмурившейся от внезапности Алекс. – Давно не виделись, лапушка. И ты думаешь, что я совсем неплохо сохранилась!    
        - Ага! Вы догадались! – рассмеялась Алекс – Здорово: это телепатия, правда?   
        - Ага! – уморительно передразнила ее Квин. Милыми шут-ками она разрядила напряженную обстановку, и Алекс успокои-лась.    
        Тихо беседуя «обо всем и ни о чем», они добрались до высокой резной скамейки. Квин села на эту скамейку, и Алекс в кресле послушно остановилась рядом.    
        Прервав свою беззаботную болтовню, Квин внезапно повер-нулась к ней вполоборота; крепко сжала ее руку и очень медленно произнесла:   
        - А теперь ты расскажешь мне все по порядку!   
        - Но, бабушка, ты ведь сама все знаешь, - хотела возразить Алекс и вовремя остановилась. Огромные глаза Квин хищно впились в ее зрачки; казалось, что это не глаза, а какие-то странные чудовища – все пожирающие лабиринты, напоминающие гигантские вращающиеся воронки.
        Алекс почувствовала внезапную слабость; голова закружилась, в глазах потемнело.
        - Хорошо. Я попробую…рассказать… - еле слышно пробор-мотала она.    
        Держа руку на пульсе правнучки, Квин поняла, что пере-борщила с гипнозом; один из ее пальцев легко, почти нежно, скользнул по запястью девушки, чуть-чуть надавливая нужные точки.    
        Через пару минут Алекс снова успокоилась; в голове прояснилось, и она стала говорить. - Расскажу по порядку, с самого начала. – Алекс взглянула на прабабку, Квин довольно кивнула, и девушка быстро продолжила. – Почти с полугода и лет до шестнадцати, как вы, наверное, знаете, я провела в гигантском интернате – «комбайне – комбинате» - так его прозвали в шутку. 
        Под огромными высокими куполами из поляризованного пластигласа раскинулись обширные сады, цветущие в любое время года. Под куполами всегда поддерживаются определенные температура и освещение. в садах хаотично раскиданы тут и там жилые и учебные городки, площадки для игр, бассейны и танцзалы, обсерватории, проекторные библиотеки и компьютерные холмы. Я думаю, что вы прекрасно осведомлены, как тяжело жить и учиться в этих интернатах. Я училась в экспериментальном классе, которым руководил мужчина – известный в свое время журналист, культуролог и психоаналитик. Наш класс сразу стал «изолированным мирком». Все остальные были «технарями», постоянно штудировали математику, компьютерное делопроиз-водство и рациональную философию. Ну а мы благополучно осваивали авторскую гуманитарную программу своего профессора. И повсюду профессор искал лазейки: ему запретили преподавать старинную литературу – в его классе изучали теорию архивного дела и технологию древнего книгопечатания; он, и его «соавторы», не имели права читать на уроках стихи о любви или любые произведения романтического толка, но зато мы с увлечением осваивали методы изготовления рисовальных красок и рестав-рацию; изучали музыкальные инструменты и даже музицировали. – Вызвав в памяти картины своего недавнего детства , Алекс почему-то попыталась рассмеяться. – Мои одноклассники были самыми живыми, самыми любопытными и самыми общительными детьми интерната: Все годы обучения!..      
        А потом пришло время выбирать спецкурсы. Я решила специализироваться на истории искусств. Словно чего-то боясь, профессор долго меня отговаривал, но я продолжала настаивать и ему пришлось согласиться.    
        Вот с этого момента все и началось… После занятий – чтения; компьютерной «виртуальности»; просмотра выставок – меня стали преследовать какие-то звуки; какие-то тени. Перед рас-светом ; в скользких серых сумерках, я просыпалась в холодном поту и чувствовала, как будто на моем горле застыли чьи-то цепкие пальцы. Эти странности очень пугали меня; Я думала: «уж
не схожу ли с ума?!.» Но – несмотря ни на что, я никак не могла
поверить в прямую связь моих кошмаров с моими занятиями, с моей специализацией – с религиозным искусством и искусством символов. Я не хотела отступать; это казалось мне смешным. И тогда видения стали необыкновенно четкими, и каждое из них несло в себе какой-то скрытый смысл. А временами я впадала в тран и ничего не видела, но слышала пугающие пронзительные звуки. Все эти состояния меня ужасно изнуряли. Иногда я теряла сознание, но ненадолго – не больше, чем на две-три минуты.    
        Однажды, прихватив с собой подружку, я отправилась в музей искусств посмотреть картины Босха и Рериха. И вот тогда-то я и поняла, что все зашло СЛИШКОМ ДАЛЕКО. То, что я видела и слышала, против своей воли погружаясь в транс перед картинами, я отчетливо помню до сих пор. Помню, но если мне хочется с кем-то поделиться этим леденящим страхом, то немеет язык; отнимаются руки, ноги, и я отбрасываю прочь все попытки хоть что-то рассказать. Я не могу сделать этого и сейчас, но могу сказать,  что прямо в галерее упала в обморок. Обморок был очень глубоким и долгим. Очнулась я в центре Реабилитации. Мне пришлось сказать, что я НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ; что, упав в обморок, я погрузилась в темноту, в забытье. Мне поверили, но на самом деле, все было не так! Я видела человека; человека из другого времени. Я помню его лицо; его голос, походку; я помню его имя! С ним творились еще более страшные вещи, но я ничем не могла ему помочь!   
        Специалисты из Центра – всего лишь обычные врачи. Они решили, что все дело в моей нервной системе, что я – слишком впечатлительная натура и у меня – сильное переутомление. 
        И поэтому, в целях поправки моего драгоценнейшего здоровья меня послали к тетке Маргарите. Вы, конечно, знаете: она живет вдали от крупных мегаполисов, на собственном остров-
ке в одном из южных морей.    
        Я боялась туда ехать. Я знала, что она – довольно известный историк, психолог, писатель. В ее доме хранятся большая библиотека и коллекция интересных старинных вещей. Я почему-то очень удивилась, когда поняла, что тетка Марго – не только ас своего дела, но и просто классный человек. А это, согласитесь, огромная радость. Марго приняла меня такой, какая я есть – озорная, сумасшедшая проказница; полудевушка- полуребенок. Ее собственная дочка – намного более тихая и спокойная девочка – жила в другой галактике и училась в какой-то суперэлитной математической школе. К маме в гости она прилетала от силы в год на недельку. Большой дом оставался почти пустым и, несомненно, мое присутствие оживило его массивные крепкие стены.   
        Первый месяц я с восторгом отвыкала от строгого распорядка дня и наслаждалась массой свободного, нераспланированного времени. Кошмарные видения отступили; я больше не слышала странных звуков и не падала в обмороки. Правда, я иногда вспоминала о том ПАРНЕ, которого видела, потеряв сознание в галерее перед картинами Рериха. И у меня было такое чувство, что в тот момент, когда я ощутила внутри себя  взрыв изнуряющей холодной пустоты, вместе с криком «Нет! Нет!», я умерла и СОВСЕМ ДРУГОЙ родилась снова. Я стала совсем другой! Я стала по-другому думать; у меня появились новые привычки и желания; цели и интересы. Я начала по-новому смотреть на окружающий мир.   
        Уже через месяц мне надоело часами орать во все горло, гоняя туда-сюда по пляжу, резвиться на мелководье и карабкаться по деревьям. Очень скоро потеряли всю прелесть закаты и рассветы, которые я встречала на просторном круглом балконе.
        На меня навалилась скука, но я совсем не скучала по ровным
дорожкам аллей, компьютерным классам и небу, расчерченному
путями пассажирских авиалетов и грузовых барж. Нет!Я уже не боялась своих прежних кошмаров. И, как никогда, мне безумно захотелось приключений и открытий!    
        Тетка Марго весьма благосклонно отнеслась к моей свободной манере поведения. Она предоставила мне еще большую свободу, решив, что теперь меня уже не исправить «по стандарту». 
        Я с благодарностью приняла этот «дар» и весьма своеобразно его оценила. В один из длинных душных вечеров, разгуливая по огромному пустому дому в гордом одиночестве, я отыскала – совершенно неожиданно для самой себя! – большое книго-хранилище в подвалах с кодовыми замками. Чисто теоретически, вы знаете, такие замки невозможно открыть без генных характеристик их хозяина, но не зря я, видно, десять лет изучала курс по действиям в экстремальных ситуациях.
        Уже на следующий вечер я забралась в книгохранилище и набрала там для себя кипу старых книг – это были настоящие раритеты в полном смысле слова: печатные издания, в твердых глянцевых обложках и с переплетами. – Остановившись на минут-ку, Алекс перевела дыхание и судорожно сглотнула. – Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что старые книги запрещено читать всем, кроме профессиональных, получивших специальные лицен-зии, историков и психологов! Я знала, что совершаю УГОЛОВНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ! Знала, но не могла бороться со своим любопыт-ством. Я слышала столько намеков по поводу так называемой любви и древней литературы!      
        Увязывая в стопку книги, через прачечную и люки для грязного белья, я пробиралась в тесный темный чуланчик и залазила на громоздкую старую стремянку, над которой раскачивалась еще более древняя, неказистая и убогая лампа. Там и я читала. Я открыла для себя целый мир – да нет! Множество грандиозных миров! Что  только не хлынуло на мой ошелом-ленный мозг – все виды зверств и насилия; самая утонченная любовная романтика и откровенный секс, головокружительные приключения и много-много мужчин.   
        Всю весну и лето я бредила этими запрещенными старыми романами. Оказалось, что действительно есть какие-то опреде-ления для нежности, любви, страсти и чего-то там еще такого, запредельного…    
        Читая, я буквально ПОГРУЖАЛАСЬ в мир каждой книги; и как будто сбрасывала свою кожу, целиком вживаясь в душу главного героя. Я поняла, что все это – не абстракции! Круглые сутки, с абсолютным постоянством, я ФИЗИЧЕСКИ испытывала массу ощущений – ни с чем не сравнимых! Я уже не знала, где - сон; где – явь; существуют ли они вообще и есть ли между ними ГРАНЬ? Мне постоянно казалось, что чьи-то руки скользят по моему телу, кожу обдает жар жадных поцелуев; мои и ЧЬИ-ТО пальцы сплетаются и расплетаются. Я глажу ЧЬЮ-ТО нежную, слегка колючую, чуть ли не до одурения мягкую кожу. Мои ногти впиваются в эту бархатистую сладкую с НАСЛАЖДЕНИЕМ.   
- Алекс говорила быстро-быстро, прищурив глаза, которые заволокло мутоватой поволокой возбуждения. Дыхание учас-тилось. Она крепко сжала ноги, инстинктивно пытаясь сдерживать пульсацию ЧЕГО-ТО горячего и влажного ГЛУБОКО ВНУТРИ.
        Сейчас Алекс почти забыла про Квин, сидящую рядом и сжимающую ее руку за запястье. Она как будто бы снова жила В ТОМ ВРЕМЕНИ. Устремив «В НИКУДА» широко расширенные зрачки карих глаз, Алекс говорила быстро-быстро. – И тогда я подумала, что поняла: «В чем оно, НАСЛАЖДЕНИЕ?»
        Но меня постоянно лихорадило; под глазами залегли черно-синие круги. Ни минуты я не спала спокойно: меня упорно преследовали НЕОБЫКНОВЕННО ЯРКИЕ И РЕАЛЬНЫЕ СНЫ – более реальные, чем сама жизнь. В этих снах парочка целовались, обнимались, ласкали друг друга и, сплетаясь в самых немыслимых позах, в какой-то, неуловимый для меня, момент, замирали. Я видела ДАЖЕ САМУ СЕБЯ – как бы со стороны, с угловой точки зрения. Я слышала шепот и стоны – так ясно, что запомнила их, как музыкальную пьесу; и в любой момент я могла ВОСПРО-ИЗВЕСТИ эти музыкальные пьесы…    
        Возбуждение Алекс достигло СВОЕГО апогея. Квин почувс-твовала ЭТО необыкновенно быстро, и ее пальцы снова успока-ивающе заскользили по каким-то известным ей точкам на теле.       
        Минут через пять Алекс снова была в состоянии продолжать свой рассказ. Она вроде бы и не хотела НИЧЕГО говорить, но неведомая сила тянула ее за язык. И в голове, как в пустой темной зале, эхом отдавался голос:      
        - Говори; говори дальше; говори!      
        Слегка прикрыв глаза, Алекс начала говорить нараспев, чуть ли не речитативом: - Я испугалась; я очень – очень испугалась, - Алекс опустила глаза вниз и свободной рукой теребила короткую бахрому пояса на больничной пижаме. – Я поняла: со мной творится что-то странное, и я не знала, к кому обратиться. Я подумала, что сама довела до такого состояния; подумала, что совершила ПРАКТИЧЕСКИ ПРЕСТУПЛЕНИЕ.- Коротко вздохнув, Алекс продолжила почти без паузы. – Я решила попробовать бороться ПРОТИВ этих снов и видений САМА. Я «перевернула» все старинные и новейшие исторические сочинения, медицинские учебники и пособия по психоанализу.    
        Воспользовавшись тетиной «покупательской картой», я сделала компьютерный заказ и получила упаковки с транк-вилизаторами и антидепрессантами. В тот же день я выбрала одно из лекарств и стала принимать по таблетке через каждые два часа.   
        Голова кружилась, перед глазами плыло колышущееся темное
марево; тело охватила внезапная слабость, с которой было беспо-
лезно, бесполезно бороться. В неизменной позе, на левом боку, я неподвижно лежала на круглом полосатом диване, головой на плотном валике. Сквозь полуприщуренные веки я бездумно и лениво наблюдала серебристо-серые и почти пепельные облачка и столбики, плавно перемещающиеся в воздухе. Фигурки не имели постоянных форм и плотности; через определенные промежутки времени они меняли свои очертания. Но все эти метаморфозы не вызывали у меня РОВНЫМ СЧЕТОМ НИЧЕГО. В те моменты мне было плевать на всех и на все – бревно, да и только; я даже не осознавала, что существуют какие-то люди, какие-то вещи.    
        Конечно, на какое-то время я выходила из этого полуоб-морока, из этого оцепенения. И вот тогда-то мне становилось не просто страшно – нет! Это был даже не страх! уже не страх!      
        Огромными волнами накатывала на меня ВСЕПОГЛОЩАЮ-ЩАЯ ЖУТЬ! Ярость, злоба и дрожь; отчаяние, уныние и мрач-ность свивались в один живой комок и меня тошнило, меня по-настоящему выворачивало от этой Всепоглощающей Жути, кото-рая как будто бы запрыгивала «в меня» и бесилась там вовсю, в полную волюшку. И я, вне себя, металась по комнате, и знала, что мне – или убежать бы куда-нибудь, или ПРОСТО ФИЗИЧЕСКИ раствориться в воздухе, или сойти с ума, ведь с безумцев и спроса нет! А временами мне казалось, что так называемая РЕАЛЬНОСТЬ - все это БРЕД; все это слишком нелепо и надуманно. Тогда меня начинали бесить мысли о больших городах и живущих в них людях. С ними не происходило ничего такого, и они считали себя нормальными… Нормальными! Нормальными? – закричала Алекс и истерически засмеялась. – О! Они слишком НОРМАЛЬНЫ! – Она с необыкновенной для себя силой сжала подлокотники, так что хрустнули суставы и побелели костяшки пальцев. Глаза ее засверкали. – И мне хотелось, как мифической богине, собствен-ными руками сокрушить этот СЛИШКОМ НОРМАЛЬНЫЙ МИР!!! – Девушка воскликнула Это с такой страстью и подъемом, что Квин на мгновение как бы перевоплотилась в Алекс и, прочувс-
твовав ее состояние, испугалась за рассудок своей правнучки.   
ЧАСТЬ II
        ПСИХОТЕРАПИЯ «ПО-КОРОЛЕВСКИ»   
        Алекс открыла глаза; тоненькая струйка бодрящей ионизированной смеси, из гибкой трубки на шее, тихонько обвевала лицо. Придя в себя, она осторожно огляделась по сторонам. Свежий полупрозрачный воздух чуть колыхался вокруг, создавая иллюзию нежной дымки. Шелестели листья деревьев, стебли и яркие головки цветов. На посыпанных песком дорожках извивались выложенные гравием узоры. По бережкам узеньких, почти чисто символических, ручьев причудливыми группками, в эффективном беспорядке, располагались морщинистые валуны, по-росшие мхом. 
        Почти у самых ее ног, на низенькой скамейке, устроилась Квин. Она с беспокойством вглядывалась в бледное неподвижное лицо Алекс и крепко сжимала ее руку.   
        Заметив пробуждение внучки – пациентки, Квин удовлет-воренно кивнула головой, сняла с пояса узкий маленький футляр и вытащила оттуда ДРОС – датчик регистрации общего состояния. От прикосновения анализаторов прибора к коже ожил мигающий индикатор. Через несколько минут по  выпуклому сероватому экрану поплыли ряды хитроумных значков и символов, в которых были зашифрованы медицинские термины. В крохотное отверстие сбоку выскочила тонкая длинная игла инъекционного аппарата. Пару раз мигнула зеленоватая лампочка контроля и дозировки. Квин крепче прижала боковую грань датчика к  одной из вен на уке Алекс. Игла проворно заходила туда – сюда; и сделала в эту
 вену необходимые лекарственные и витаминные вливания.   
        После уколов Квин решила, что все проходит нормально, снова сжала уже другую руку Алекс и особым ГИПНОТИЧЕСКИМ ВНУШЕНИЕМ заставила ее говорить дальше.   
        Алекс покрылась потом до самых корней волос и, к тому же,
мелко дрожала – зуб не попадал на зуб. Она СРАЗУ почувствовала гипнотическое воздействие. Воздух подернулся восхитительной тонкой дымкой. Перед глазами не колыхались деревья парка – ПОЧЕМУ-ТО медленно-медленно плыли картины пляжа, ласкового ленивого моря; большой дом из гладкого белого камня, галереи полупустых овальных комнат с высокими потолками.    
        И в этих огромных просторных комнатах, полных света и воздуха, она видела саму себя, в гордом одиночестве разгу-ливающую по залам, дремлющую в доме на пушистых коврах или в гамаках сада; склонившуюся над черно-белыми клавишами старинного рояля или над проекционным аппаратом для чтения фильмокниг.   
        Да! Так все и было; и был удивительный, ни на что не похожий и ни с чем не сравнимый, ПОКОЙ. 
        Невидящим взглядом уставившись в одну, какую-то не существующую точку, Алекс ровным, монотонным голосом описывала Квин свои воспоминания – ведения. Как только она рассказала о Прекрасном Одиночестве и Чувстве Покоя, они исчезли, словно по волшебству, и железной хваткой горло сжала дикая тоска.    
        - Мне надоело быть одной, - «металлическим» тоном, медлен-но- медленно сказала Алекс. – Я стала искать себе приятеля. Но где я могла бы его найти? Единственным человеком, постоянно проживающим на островке, не считая, конечно, меня и моей тетки, был «господин Александр». Так я в шутку называла этого забавно-
го дядьку, садовника и механика. Он был очень молчаливым и все
свободное от работы время проводил или запираясь в комнатах своего маленького флигелька, или приспособленном под мастер-скую старом сарае. Там он составлял небольшие «японские букетики», мурлыкая под нос красивые старые песенки, а по утрам и вечерам готовил необыкновенно вкусный зеленый чай.   
        И вот в один из тихих теплых вечеров я спокойно сидела на широком подоконнике и, закрыв глаза, слушала музыку. Не знаю, сколько прошло времени, но довольно скоро, через наушники, я совершенно отчетливо услышала шум мотора. С каждой секундой он все нарастал и нарастал. Заинтересовавшись, я открыла глаза и надела очки -бинокль с оптическими линзами. 
        И сразу же я увидела на горизонте точку, которая постоянно росла и росла в своих размерах. В конце концов эта пресловутая точка обрела конкретные очертания и стала маленьким походным винтопланом. Минут через десять винтоплан приземлился на плоской посадочной крыше небольшого ангара.   
        Плавно открылась продолговатая дверца, и на крышу выпрыгнул худенький светловолосый мальчуган с туго набитым вещмешком за узкими плечами. Из любопытства я внимательно изучала его торопливую походку, угловатые движения, нервные жесты. Но никакого интереса я к нему тогда НЕ проявляла.   
        На следующий день ВСЕ ВЫЯСНИЛОСЬ: это – Антон, сы-нишка нашего механика – садовника. Тетка сообщила мне, что Антон будет теперь жить здесь и мне следовало бы вести себя немножко сдержаннее. Признаться честно, я пропустила все эти словечки мимо ушей. 
        С Антоном мы очень быстро подружились. Наша странная дружба совершенно шокировала его отца.   
        Мы целыми днями скитались ВМЕСТЕ по громадному саду; в заброшенном чуланчике на чердаке тайком читали старые книги.
Любовные романы и мистические триллеры щекотали наше нер-
вишки, и мы начали шалить: ну кто тут смог бы устоять? Мы вызывали духов, погружались в гипнотический транс; глотали таблетки, изготовленные в современных химических супер-реактивах по рецептам старинных неврологических клиник. Мы рыскали ПО СОБСТВЕННОМУ СОЗНАНИЮ и опускались в глубины подсознания, вызывая на свет прекрасных богов и кошмарных чудовищ. Но и те, и другие были очень жестокими, а пробуждение – ужасным, мучительным… Мы жили в нереальном мире, мы не отличали ясность и бред; явь и сон. Так длилось почти полгода, пока наконец мы не решили серьезно заняться медитацией. Практика показалась нам сложнее даже хитроумной теории, и для начала я предложила попробовать ХОЛОТРОПНОЕ ДЫХАНИЕ, о котором узнала из старых книг и учебников для историков и психологов. – Алекс замолчала. Вокруг стояла тиши-на, нарушаемая только всплесками воды в фонтане, пением птиц и шелестом листьев.       
        - А что ты знаешь о психологии, детка? -    настойчиво спро-сила Квин и покрепче сжала руку Алекс, еще глубже погружая ее в гипнотический транс.    
        Алекс только хмыкнула.
        Квин плотно сжала губы, задумчиво покачала головой и стала задавать осторожные наводящие вопросы. Но, как ни крути, Алекс неизменно выскальзывала из этой  туго сплетенной сети. На все у нее находился ответ. Она говорила медленно, монотонно, но достаточно четко, ясно и ПРОДУМАННО.      
        С безграничным удивлением, где-то после часа «игры» в вопросы и ответы, Квин поняла, что ее правнучка самостоятельно освоила психологию на уровне третьего курса Академии.
        - Отлично! – узнав все необходимое, Квин погрузила Алекс в глубокий сон, а сама отправилась гулять по тенистым аллеям
обширного парка.   
        Уже через полчаса размышлений у нее появилась довольно интересная идея по поводу того, как же поступить с Алекс. Она решила НЕМЕДЛЕННО приступить к исполнению своего плана. Еще раз тщательно взвесив все «за» и «против», Квин вернулась к скамейке, возле которой в кресле спала Алекс, присела на корточки, осторожно взяла за запястья ее расслабленную руку и громко, отчетливо произнесла:       
        - Слушай меня внимательно. – При этих словах большие глаза Квин заблестели, а пальцы словно ВПЕЧАТАЛИСЬ В ПУЛЬС. – Слушай и запоминай. Сейчас я досчитаю до пяти, и ты проснешься. Ты будешь очень бодрой, а голова твоя – свежей. Так слушай меня. - Алекс прерывисто вздохнула и три раза крупно вздрогнула всем телом. Квин крепче и крепче  сжимала ее руку; громче повышала голос. – Раз…Два…Три…Четыре…- На счет «два» веки Алекс задрожали, и она зевнула. – Пять! – воскликнула Квин, как будто щелкнула тяжелым кнутом.
        Алекс вздрогнула, открыла глаза; закрыла, а потом снова открыла их.    
        - Ты меня слышишь? Понимаешь? – почти шепотом спросила Квин.      
- Да, - кивнула Алекс, - да, - еле внятно пробормотала она. 
        - Хорошо! – довольно ответила Квин. – Сейчас ты отправишься к себе в палату, поспишь; тебе сделают глюкозу, и вот тогда мы поговорим с тобой как следует.         
        Алекс утвердительно моргнула.      
        - Вот и ладушки, - кряхтя, Квин медленно поднялась и выпрямилась во весь рост. Осторожно растирая поясницу – все-таки годы берут свое – Квин долго  смотрела на колею, оставленную колесами универсального автокресла. Алекс уже уехала.

IX. Я БОЮСЬ
        Они встретились снова только в десять часов утра. Молодая смуглая аспирантка с растрепанной гривой темных волос проводила Алекс до корпуса биоэлектронной библиотеки.   
        Квин ждала ее на 1 этаже, в одном из залов для коллективно-
го просмотра слайдов и фильмокниг. В огромной комнате было много света и воздуха. Поверхности гладких плоских стен целиком занимали стереоэйдопластические экраны. 
        Бегло оглядевшись, Алекс быстро подъехала к своей пробабке, Квин встретила ее одобрительным взглядом: - Молодец! Смелая! – И без всяких предисловий заговорила:   
        - Я боюсь, боюсь за тебя, девочка моя! Уже сейчас ты слишком многое узнала. Со временем ты можешь далеко пойти, но такая «удача» обернется страшной БЕДОЙ! Если ты будешь такой, какая ты есть, то только самим фактом своего существования ты бросишь вызов обществу. Может быть, тебе удастся поставить толпу на колени, а может и наоборот – общество ТЕБЯ осудит и уничтожит! А если ты не боишься общества, тем хуже; сущес-твуют миры и силы, о которых нам известно совсем мало или почти ничего. Взять хотя бы, к примеру, нашу психику. Но я устала от теорий, да и тебе они НИ К ЧЕМУ. Но я понимаю, что НЕЧТО подобное уже вторгается в твою жизнь. А это гораздо хуже, чем общественные наказания. Я боюсь за тебя потому, что ты легко сорвешься. А я не хочу этого и вижу ТОЛЬКО ОДИН ВЫХОД. – Квин замолчал и крепче сжала руку Алекс. – Я предла-гаю тебе пройти через стиратель памяти.       
        Алекс отчаянно замотала головой:   
        - Нет!   
        -Это совершенно безболезненная процедура! Не бойся!   
        - Нет! Я –это я!    
        Но никто и не говорит о том, что твоя личность будет серьез-
но деформирована. С чего ты взяла?         
        - Не нужно меня успокаивать, не нужно заговаривать зубы! – затораторила Алекс. – То, что вы мне предлагаете – отвратитель-но! Что угодно – НО НЕ ЭТО! Навсегда, навсегда я останусь самой собой!   
        - Ладно, ладно…-поморщилась Квин, взглянув на часы. –Давай сделаем так! Рано или поздно, ты – все равно! – пойдешь на эту процедуру, но я ставлю тебя перед следующим выбором: ВАРИАНТ ПЕРВЫЙ. Ты живешь в Академии, пытаешься лечить свое нервное расстройство; если возникнет необходимость, немножко подрабатываешь. Тогда ты пойдешь на процедуру как сотрудница, тебе выплатят неплохую компенсацию, и под другим именем ты сможешь начать новую, абсолютно другую, жизнь на какой-нибудь курортной  планете. Ну как?    
        - А второй? – тихо спросила Алекс, ничем не выдавая своей реакции.      
        - Вариант второй. Ты проходишь процедуру в ближайшее время. По моему выбору сотрудники кодируют тебе НОВУЮ нервно – мозговую «программу», и после восстановительного этапа ты поступаешь на естественнонаучное отделение какого-нибудь университета – желательно, подальше от тех мест, где прежде ты часто бывала… 
        Квин долго-долго дожидалась ответа Алекс, но Алекс молчала. 
        - Что же ты предпочитаешь? – Квин первой нарушила нелов-кую, напряженную тишину.    
        - Я хочу немножко подумать, - испуганный свистящий шепот слетал с губ девушки. – Можно?         
        - Ладно… - Опять согласилась Квин, в душе злясь на себя за неожиданную сговорчивость. – Но ответ ты должна дать мне завтра вечером.  Шесть часов – это крайний срок. Думаю, тебя это
устраивает?    
        Молча, Алекс коротко кивнула головой. 
        - Отлично… - улыбнулась Квин. – Тогда удачи; удачи тебе, милая! Осмотри наш парк, если хочешь, а я пойду побыстрее, у меня еще очень много дел. К тому же, в Академии сейчас идут эк-
замены…   
        - Извините, не буду вас отвлекать! – привычно вернулась Алекс к прежнему школьному тону, поспешно развернула свое кресло и нажала энергетический стартер-рычажок, искусно замаскированный в толще массивного подлокотника.