Поглощённый Небом

       Далеко на севере - там, где тысячелетиями дремлют гордые, непоколебимые в своём громадном спокойствии леса; где великая армия лиственниц, сосен и кедров прячет под своими густыми кронами укрытую опадшей хвоёй землю от любопытства вечно юного солнца; где на редких опушках, покрывающихся непродолжительным летом густым ковром душистых трав и цветов, скрываются тут и там крошечные ягодки земляники – там, окружённый всеми этими чудесами, лежу я, раскинув руки... лежу лицом к небу...
       Оно совсем рядом. Густое и безмятежно-ленивое, оно колышется прямо над верхушками стройных деревьев, окаймляющих моё уютное ложе. Необычное, диковинное небо. Нет такого неба уже почти нигде. Когда-то давным-давно оно, кажется, было таким каждый раз, когда бы глаза ни поднимались вверх. Но я уже с трудом припоминаю то, постепенно покидающее память время. Завораживающее, умиротворяющее... Такое здесь небо.
       Я лежу в ромашковом плену, а шебутные муравьи, взобравшись своим щёкотным ходом мне на грудь, обьявляют меня присоединённым к своим территориям. Не стану им мешать. Ведь я почти не замечаю их. Лежу, впившись в небо глазами, и наслаждаюсь той приятной мыслью, что прогуливается спокойной походкой в моей одурманенной голове: Ниединого-ниодного человека на тысячи миль вокруг меня...
       Я мог бы кричать громко и долго... И я мог бы бежать без устали в любом направлении... Или даже лететь быстрее ветра, касаясь ладонями макушек самых высоких деревьев, и ощущая спиной мягкое поглаживание неба... Но как бы долго я ни летел и ни бежал, пусть даже так долго, что солнце, утомившись, отправилось бы дальше туда, где оно обычно проводит время, решив, что достаточно отдало тепла этому лоскутку природы; и как бы долго и громко я ни кричал – всё равно я не наткнулся бы ни на кого и не услышал бы ответного крика... Разве только болтливая, суетящаяся птица или сентиментальный зверь откликнулись бы на мой зов.
       Но только я не буду кричать, и не поднимусь, даже не шелохнусь... Я лежу на мягкой опушке и не смею издать ни единого звука, не осмеливаюсь пошелохнуться, чтобы не потревожить приютившуюся здесь сыздревле шелестящую дремоту, и не спугнуть привыкшую лишь к шёпоту ветра и ворчанию ветвей хлопотливую белку и беззаботную кокетку-бабочку.
       Я лежу и смотрю вверх. И хищный зверь, выглянувший из тени леса, оценивает меня спокойным, но не голодным взглядом. Мгновение спустя он уже просочился меж деревьев и, растворившись в чаще, устремился по одному ему ведомым тропам на охоту, даже не думая о только что виденном... Ведь я, поглощённый небом, забыл о страхе перед ним. Он же с почтением относится к тому, кто поглощён небом и не трепещет под его пронизывающим взглядом. И поэтому мудрый зверь оставляет его в покое.

 26.04.1998