Только раз...

«Только раз бывают в жизни встречи» – надрывно орал кто-то в эфире радио «Шансон», пытаясь перепеть старую популярную песню на новый лад. Олег нетерпеливо стукнул кулаком по рулю, промахнулся и нажал на клаксон. Машина, а вслед за ней и все, понуро плетущиеся сзади, дружно взревели, отчего встречи, которые бывают только раз, вдруг показались чем-то незначительным. Особенно по сравнению с Веркой…
Вера для Олега никогда не была Любовью-всей-его-жизни. Да что там говорить – она до сегодняшнего дня и любовью-то не была. Жили вместе три года – это да. Совместное хозяйство, ложки-поварешки, маленькие стаканчики для вина и бокалы покрупнее – для сока и шампанского. И среди всего этого хозяйственного инвентаря – привычная, домашняя Верка в милом голубом халатике с завязочками сбоку. Красота… Зачем тут любовь, когда и без нее все прекрасно? Ужин своевременно греется на плите и завлекательно пахнет. Полы тщательно вымыты, пыль вытерта, рубашки постираны, а в свободное от домашних дел время посмотреть на Верку можно не без приятности. А тут вдруг оказывается, что встречи должны быть «только раз», и без любви прожить невозможно, и вообще все не так, как он уже давно себе распланировал.

Все изменилось неожиданно, когда Вера возникла на пороге большой комнаты с чемоданом в руке. Молчала. Смотрела куда-то в угол, вместо того, чтобы прямо взглянуть Олегу в глаза. Олег тоже молчал. Потому что просто не видел ничего особенного в картине «Вера с чемоданом» в дверном проеме вместо рамки. Мало ли куда человек собрался. Стоит же, смотрит, значит сейчас все объяснит. И Вера объяснила.
- Я люблю другого мужчину, - сказала она наконец. И с облегчением расправила плечи, словно сбросив со спины тяжелый рюкзак.
- Не вижу связи с чемоданом, - парировал Олег. Подумав немного, напомнил. – Сегодня только 28 марта. Рановато для первоапрельской шутки.
- Я люблю другого мужчину. – повторила Вера. – Поэтому я ухожу от тебя.
- К нему? – невозмутимо поинтересовался Олег.
Наверное, Олег был плохим мужем, потому что тогда он впервые увидел Веркины слезы. Всего-то ничего – блеснули в уголках глаз и тут же были беспощадно загнаны обратно. Видимо, решив, что объяснений было сделано достаточно, Вера положила ключи на тумбочку и тихо прикрыла за собой дверь.

Первые два дня Олег жил в свое удовольствие. Удовольствие выражалось в том, что он без ограничения пил пиво, курил в общей комнате и смотрел спортивные каналы по телевизору. И просторная двуспальная кровать, кстати, тоже оказалась в его единоличном распоряжении. Даже поперек можно было спать. Однако спустя два дня, в результате которых пиво уже стояло поперек горла, спортивные страсти набили оскомину, а спать на своем привычном месте оказалось гораздо удобнее, чем по диагонали, Олегу стало странным образом не хватать Веры. То, что никто не готовил и не стирал рубашек, пережить было можно. Угнетала внезапная пустота в квартире. А на третий день на глаза ему попался старенький Верин халатик. Висел себе в кладовой, обнимая полами какие-то рваные тапочки на средней полке. Сразу вспомнилось, как они вместе делали ремонт в зале. И Вера тогда заляпала этот халат клеем. И переоделась в его рубашку. Господи, сколько всего напоминает о ней. Она выбирала обои. Она красила двери. А об этот гвоздь она однажды сильно порезала палец. Вера. Везде Вера. Ее помада в ванной. Забыла, видимо. И галстук с утра никто не поправит заботливо. И холодильник… Ну ладно, холодильник он и сам заполнит. А вот наклейка на холодильнике «Не открывать после 19-00» – это снова Вера с ее стройной фигурой и бесконечными диетами. Вера была в спальне, когда, откинув руку на подушку, Олег натыкался на холодный хлопок вместо ее мягких, распущенных на ночь волос. Даже перед телевизором она умудрилась остаться, потому что под одним из кресел обнаружился стакан, испачканный губной помадой.
На четвертый день спокойный и уравновешенный Олег метался по квартире подобно раненному в левую заднюю лапу слону. А на пятнадцатый отпросился с работы, сел в машину и поехал в Веркину квартиру.

Вера жила в районе, который Олег посещал только один раз в жизни – когда помогал ей перевозить вещи, в самом начале знакомства. Одного визита оказалось достаточно, чтобы дать себе зарок никогда больше здесь не появляться. Понятие «мусорные бачки» там не прижилось, равно как не было и намека на работу дворников и прочих блюстителей чистоты и порядка. Муравьев бы что ли развели, - вспомнил Олег про природных «уборщиков», и улыбнулся. Веркин подъезд представлял собой настоящее произведение искусства. Стены, расписанные в лучших традициях современных музыкально-графических пристрастий молодежи, выглядят устрашающе. Кто-то самозабвенно храпит прямо на клумбе, предусмотрительно подстелив старую газету под голову. Прилично одетый мужчина на новой отечественной машине с ужасом смотрит на соседний подъезд. Олег брезгливо взялся за ручку двери и с опаской оглянулся на оставленную во дворе машину. Пятый этаж, первая квартира налево от лифта. Почему-то ему до мельчайших подробностей запомнилось расположение Вериной квартиры. Даже память напрягать не пришлось. А в голове подобно шарманке крутилась навязчивая мелодия «Только раз судьбою рвется нить…». Глупость какая…

Вера сидела за кухонным столом. Пустая бутылка от «Мартини Бьянко» стояла у ножки стула, вторая – только что начатая – одиноко возвышалась на столе. А Вера сидела, смотрела в окно сквозь зеленоватую жидкость и тихо напевала старую популярную песню.
Только раз в холодный зимний вечер мне так хочется любить…
Слез уже не было. Даже если выпивать по бутылке Мартини в день, плакать две недели подряд не получится. Организму тоже нужна жидкость, и всю ее на слезы он расходовать не намерен. Еще чего. Мыслей не было тоже. Пятнадцать дней, под двадцать четыре часа в каждом – все мысли давно передуманы, по несколько раз. Затуманенный алкоголем мозг мыслил исключительно ясно, а вот ноги почему-то не слушались. Приходилось сидеть за столом, периодически прикладываясь к стакану, смотреть в окно и удивляться неожиданно пришедшей в сердце пустоте.
А еще Вера вспоминала…
Три года, прожитые с Олегом. Спокойный, размеренный, предсказуемый Олег. Родной и привычный. И три недели безумного, ничем не омрачаемого счастья и ощущения себя любимой взаимно, безрассудно, сумасшедше. И ни одного вопроса «что делать дальше» – ответ очевиден, только с ним и ни с кем другим. Почему она не ушла сразу? Почему не призналась Олегу в первый же день, когда, застегивая пальто в незнакомой, но тут же ставшей родной прихожей, вдруг осознала, что ей не хочется уходить? И почему именно в тот момент, когда не осталось ни малейшей надежды на продолжение этого безумного романа, Вера вдруг собрала вещи и вернулась в свою квартиру? Честности захотелось? Или не давала покоя глупая надежда, что если она станет свободной, он вернется? Телефон молчал. Друзья давно забыли этот номер – если ее и искали, то у Олега. А на мобильном она отключила звук. Четыре дня назад. Просто ей надоело слышать мелодию звонка в каждом постороннем звуке в квартире. Гораздо проще было посмотреть в конце дня на список не отвеченных вызовов и снова не найти в нем единственный номер, по которому захочется перезвонить. Тот, который вот уже две недели металлическим голосом сообщает, что «абонент временно отключен от сети». За эти дни Вера начала подозревать, что от сети отключили ее. Вырубили питание, превратили в потухший испорченный приборчик. Был еще, правда, номер пейджера. Его от сети не отключили, но что толку в этой связи, если на настойчивые призывы позвонить ответом было одно лишь молчание.

Протянув руку к звонку, Олег заметил сидящего на подоконнике человека. Он неотрывно смотрел на первую от лифта дверь и тихо напевал под нос набившую оскомину песню. Черт бы побрал эти встречи, - подумал Олег. У всех они сегодня бывают только раз, и почему-то в холодный зимний вечер. Да еще и в современной обработке.
Подождите, - странный субъект на подоконнике перестал упражняться в вокале и, похоже, решил завязать с Олегом беседу. Олег обернулся и в упор уставился на нежданного собеседника.
Кто вы? – настойчиво поинтересовался тот.
Вот нахал, - подумал Олег, но ответил вежливо, назвав фамилию.
Да плевать я хотел на вашу фамилию, вместе с отчеством и паспортными данными. – взвился мужчина. – Почему вы идете к ней?
Желание вызвать скорую помощь и отправить нахала на бессрочный отдых в клинику для умалишенных появилось внезапно, но показалось замечательной идеей. И вообще все это напоминало сюжет какой-то мелодрамы.
Я иду к своей жене, - с достоинством ответствовал Олег, и снова протянул руку к звонку.
Она не может быть вашей женой, - уверенно заявил нахал и поднялся с подоконника.
Это еще почему? – искренне удивился Олег.
Она не может быть ничьей женой, потому что она предназначена мне. – нахала явно занесло на повороте, и он стремительно летел в кювет.
Кем? – удивился Олег.
Идиот, - обидно отозвался нахал. И неожиданно жалобно продолжил. – Я тут сижу уже третий день. У нее звонок не работает, на стук она не открывает, и телефон молчит. Я на две недели уехал, ну, так получилось, вернулся – и найти ее не могу. Такое впечатление, что ее вообще уже нет. Я тут сижу и думаю, что надо бы дверь взломать. Вдруг там…
Слушай, а может ты ненормальный? – усомнился Олег. – Ты что – правда тут третий день на подоконнике живешь, как птица-воробей? И не надоело тебе?
Ты не понимаешь, - мужчина-воробей расправил плечи и подошел к Олегу, оказавшись с ним одного роста, даже немного выше. – Я ее люблю. Мне все равно, где сидеть. И сколько. Я все надеялся, что она выйдет. В магазин там пойдет, или мусор выносить. Ну должна же она выносить мусор, правда? А она сидит там одна, и ничего не слышно. И к телефону не подходит. И к двери. Слушай, - нахал слегка запнулся и продолжил просительно, - давай дверь взломаем. Мало ли что? Вдруг у нее сердечный приступ или…
В душе Олега шевельнулось что-то похожее на страх. Горло перехватило, а сердце застучало где-то в ушах. Он молча кивнул и отошел от двери на пару шагов.

Дверь распахнулась неожиданно легко, видимо, замок был старым и хлипким. Олег только успел подумать, почему это однокомнатная Веркина квартира за три года разрослась до трехкомнатной, как из дальней комнаты раздался женский визг, а следом за ним, прикрываясь цветной простыней, в коридор выбежал голый мужчина и с изумлением уставился на ворвавшихся.
Что… что… что вы здесь делаете? – голый мужчина выглядел одновременно испуганно и глупо.
Где Вера? – хором спросили двое непрошеных гостей.
В спальне, - смутился мужчина. – А кто вы такие?
Я ее муж, - снова последовал хоровой ответ.
Мужчина медленно залился краской и опустил глаза. Потом с удивлением воззрился на вошедших, и тихо спросил: Вы оба… ее муж?
Ответа не последовало, ибо из спальни медленно выплыла закутанная от шеи до пят в простыню нимфа. Размера эдак пятидесятого, не меньше. С обворожительной химической завивкой на голове и расползшимся кричащим макияжем. И когда все это великолепие, благоухая дешевым парфюмом, смешанным с запахом сигаретного дыма, открыло рот и произнесло «Котик», оба «мужа» с ужасом отшатнулись и снова одновременно крикнули, словно оправдываясь:
Это не моя Вера!
Что здесь происходит? – капризно вклинилась в мужской разговор женщина.
А где же ваша? – поинтересовался мужчина в простыне.
Простите, но раньше эта квартира была однокомнатной. И здесь жила моя жена, - попытался объяснить Олег.
Нет, моя, - снова возразил нахал с подоконника.
Да заткнись ты, - беззлобно отмахнулся от него Олег.
Извините, - снова сказали они хором. – Мы, видимо…
Вы, видимо, идиоты, - взвизгнула женщина. – И… и… двоеженцы! Или нет… рогоносцы!
Оставив даму выяснять наличие рогов в компании собственного любовника, мужчины одновременно направились к порогу и, чуть не застряв в дверном проеме, наконец-то выбрались наружу. Опять таки одновременно посмотрели друг на друга и хором спросили:
Ты что, идиот?
Ты что, квартиру своей жены найти не можешь, придурок? – истошно завопил нахал.
Так ты же говоришь, что она не может быть моей женой. – не менее темпераментно возразил Олег. – Раз она тебе кем-то там предназначена.
Не вижу связи, - бессовестно стибрил его же фразу нахал. – То, что она мне предназначена судьбой, совершенно не означает, что я ее адрес должен угадать. И вообще, я в судьбу не верю…
Закончить опус о судьбе нахалу не пришлось, потому что из соседнего подъезда раздался истерический женский крик.
Разгильдяи! – кричала пожилая степенная дама вслед молодому мужчине, в котором Олег узнал осторожного хозяина машины отечественного производства, - Четыре года не могут букву к номеру дома дорисовать! А мне открывай дверь, объясняй, что я не Гена… Я старая, больная женщина.
Я идиот – тут ты совершенно прав, - хлопнул себя по лбу Олег. – Верка еще три года назад говорила, что у них два одинаковых дома с одинаковыми номерами, и все их путают постоянно.
Не смей называть ее Веркой, - огрызнулся нахал, - ты мизинца ее не стоишь, она…
Олег махнул рукой и потянул нахала за рукав куртки к соседнему дому.

За дверью раздавались знакомые голоса. Белая горячка, - решила Вера, и поудобнее пристроила голову на сложенных на столе руках. Бывший муж и несостоявшийся будущий спорят на лестничной клетке. Бред пьяной сивой кобылы. Никто мне не нужен. Ни бывший, ни будущий. Первый давно остался в прошлом, да и не смогу я, после всего того, что было… Не смогу. А второй… Видимо, он все же меня не любит. Хоть и говорил тогда, что я – его судьба, а он – моя. Если бы любил – нашел бы способ дать о себе знать.
В дверь постучали. Потом раздалась трель звонка. Одновременно беззвучно засветился экран телефона. Облава, - подумала Вера, и на всякий случай взяла в руки первый попавшийся предмет. Половник. Может быть не открывать? – шевельнулась предательская мысль. – посидеть на стуле и сделать вид, меня нет дома?

Двое мужчин настойчиво терзали дверь: один держал палец на кнопке звонка, а другой колотил по дверной ручке, когда она распахнулась и на пороге возникла живая и невредимая Вера. В старом халате. С половником в руке. И вид у нее был самый что ни на есть воинственный. Хотя на ногах при этом она держалась с трудом.
Вера! – воскликнули мужчины хором. А нахал еще и умудрился покраснеть.
Вера медленно опустила половник. Потом машинально разжала пальцы, и он хлопнулся на пол, издав неприятный звенящий звук. Схватилась рукой за дверной косяк, махнула второй в сторону неожиданных гостей и вдруг тихо рассмеялась. Олег и мужчина, имя которого он так и не удосужился спросить, молча наблюдали за этой истерикой, а Вера смеялась все громче, размазывая по щекам тушь вместе со слезами. И было уже не понятно, смеется она или плачет. А потом она резко замолчала, словно пробки перегорели, посмотрела на них почти осмысленно и тихо попросила: Уходите. Оба. Меня больше нет.