Слишком туп, чтобы обидеться

Дверь открылась, и громко цокая когтями по паркету, вошёл Кузя. Он думает, что-то изменилось с тех пор, как он ушёл двадцать секунд назад. Ровно столько ему надо, чтобы дойти до места и вернуться обратно.
Кузя, как бабочка на огонёк, летит на хруст, шорох пакета, шум открывающегося холодильника. Вот и сейчас, как можно сидеть на месте, когда тут так вкусно шуршат пакетом.
Остановившись на середине комнаты, Кузя неотрывно, внимательно смотрит на мою руку с сухарём. Я засовываю сухарь в рот, беру заготовленный ранее баллончик с лаком, встряхиваю и брызгаю собаке в нос. Он начинает чихать и быстро-быстро удаляется. Теперь его долго не будет – минуты две. А потом можно будет угостить несчастного страдальца, всё равно ведь не отстанет.
Обидится? Он? Никогда. Он слишком туп, чтобы обидеться. Ему коли глаза – Божья роса.
Смотрю на часы. Минута пятьдесят… минута пятьдесят две… три… (в коридоре зацокали кузины лапы) четыре… пять… шесть… семь… (лапы зацокали по соседней комнате) восемь… девять… (Кузя хрюкнул в щель между дверью и стеной)… две минуты: дверь открылась, и на пороге возник Кузя. Осторожно виляя хвостом, смотрит на мою руку с сухарём. Я опускаю руку, Кузя вздрагивает и энергично машет хвостом, но остаётся стоять на пороге. Не доверяет. Я говорю «на», и Кузя, срываясь с места, подбегает ко мне, выхватывает сухарь и, громко хрустя, исчезает из комнаты