Его звали Блэк глава первая

Карла

Стоит ли говорить о том, что все в нашем мире не случайно? Когда-то я не верила в это, пока сама не поняла, что все события, даже самые незначительные, непременно ведут нас к одному исходу. Каков он, этот конец, мы не знаем, но нам дан выбор. Иногда мы не замечаем, что выбираем, день за днем бессознательно решаемся на какой-то шаг, и каждый этот шаг ведет нас к новому пути. Но все дороги в итоге сходятся на одной точке, той, что предопределена нам…
Я много думала о том, с чего начать свою историю, и поняла, что двадцать лет моей жизни я вынуждена опустить в этом рассказе. Несомненно они были важными годами, но нет ничего более привлекательного, чем краткость повествования. В нашем современном мире у людей слишком мало времени, чтобы упиваться чьими-то чувствами. Остается предложить только факты и предоставить своим слушателям возможность самим домысливать недосказанное. Без этих домыслов мой рассказ, увы, теряет всякий смысл. Поэтому я начинаю его для тех, кто не боиться и не жалеет времени на понимание чужой судьбы.
В тот день у меня было какое-то особенное настроение, хотя я не придала этому столько значения, чтобы чего-то ждать. Собственно, у меня все было, и я не представляла себе, что существуют на свете вещи, которые мне действительно необходимы, кроме тех, что у меня уже есть. Успешная ученица престижного колледжа, симпатичная девушка без вредных привычек, я полноценно питалась, жила в отдельной квартире, носила модную куртку и новые ботинки и в прошлый выходной ходила в кино с самым очаровательным парнем в группе. Наверное, особо гордиться этим не стоит, не такие уж это и важные достижения, но для моей жизни это было более чем приемлимо. Во всяком случае, поводов быть несчастной у меня не было, даже если и было что-то лучшее, о чем можно мечтать.
По дороге домой я купила какой-то диковинный цветок: решила немного приукрасить свое скромное жилище. Подумала, что стоит собрать своих немногочисленных подружек и устроить вечеринку, хотя я не любитель праздных вечеринок. Еще с детства во мне жила странная привычка кромсать свои дни в одиночестве, смотря по телевизору фильмы 50-х или читая фантастические рассказы под шум ночного дождя. Но в тот день было совсем не глупо слегка изменить свой образ жизни.
Я пробиралась к светофору сквозь толпу деловых и сосредоточенных людей. Я смотрела на них, старалась улыбнуться каждому. Обычно я не такая дружелюбная с прохожими, случайными людьми. Мне, по сути, нет дела до них, как и им – до меня. Но не знаю, весна что-то делает с нами: хочется любить всех и нравиться каждому без исключения, даже если тебе это вовсе не нужно. Я подходила все ближе к перекрестку, как вдруг улыбка застыла на моих губах: я увидела сквозь десятки лишних лиц одно, его лицо. Он не смотрел на меня, смешной на вид парень с взъерошенными черными волосами и дня два или три не бритыми щеками, просто стоял на тротуаре, одинокий и усталый среди бурлящей толпы. Потом внезапно услышал мой взгляд и обернулся. Где-то в глубине моего сознания раздался взрыв, я просто оглохла на какое-то мгновение и ослепла для всего мира, потому что видела только его лицо и его глаза невероятного голубого цвета, как два прожектора осветившие темноту вокруг. Это было странное ощущение, которое бесследно исчезло в тот же миг, как появилось.
Он едва заметно улыбнулся. Потом какая-то фигура скрыла его от меня, и все движение и суета, происходившие рядом, разом навалились на меня. Оглушительный визг автомобильных тормозов, какой-то истошный вопль женщины справа, звук бьющегося стекла и тяжелый стук чего-то мягкого об асфальт. Каблук моего ботинка обломился и я полетела под колеса красного автобуса, скрипящего тормозами. Горячий дым ударил мне в лицо, черная дорога стремительно приближалась. Я даже не подумала закрыть глаза, просто не могла понять, что уже все… В последний момент я почувствовала, как кто-то с силой вытащил меня из этого кошмара, поднял на руки и вынес из обезумевшей толпы. Он поставил меня на землю, и я увидела вблизи его лицо. Испуг в голубых глазах, тяжелое дыхание и безудержно клокочущее сердце под моей ладонью. До меня стали доноситься звуки свершившейся катастрофы, вой сирен и голоса людей. Я увидела, как из подъехавшей машины скорой помощи выбежали врачи и склонились над неестественно бесформенным телом женщины, отлетевшей от места аварии метров на десять. Я сама только что едва не погибла. Я должна была лежать там же, на залитом кровью асфальте, с остановившимся сердцем и непрожитой жизнью. Эта мысль прожгла меня, и я судорожно всхлипнула, уткнувшись в его плечо. Он подхватил меня на руки, при это все тело его напряглось от усилия, и понес прочь от этого места.
Я не помню, что говорила ему свой адрес, но он безошибочно донес меня до двери квартиры. Не помню, как он раздобыл ключи из моей сумки, но уже через несколько секунд я оказалась лежащей на кровати. Он очень устал и упал на колени, опустив голову мне на живот. Я дотронулась рукой до его густых жестких волос. Что-то жгло мне глаза, и ужасно хотелось выспаться.
«Ты мой ангел, наверное?» – мой голос донесся как будто из-под кровати.
Он едва помотал головой, потом неуверенно пожал плечами.
«Блэк».
Кажется, он произнес это, не открывая рта.
«Красивое имя. У меня все намного обычнее. Я Карла». – я говорила как-то машинально, без чувств.
Он не то хмыкнул, не то всхлипнул.
«Я знаю, Чарли».
Этим именем меня называли только в детстве и только самые близкие родственники. Так тепло оно прозвучало, произнесенное его голосом. Неожиданно для меня по моей щеке поползла горячая слеза.
«Кто же ты?»
Он с трудом приподнялся, перелез через меня и бессильно рухнул рядом, повернувшись ко мне лицом. Его полуприкрытые глаза-прожекторы слегка потухли и чуть поблескивали в полумраке комнаты.
«Ты меня знаешь, просто мы не виделись целую жизнь… Как долго я искал тебя!»
Я обняла его, чтобы ощутить, что он действительно не видение, и через минуту заснула. Я не боялась, что проснусь, а его не будет рядом. Меня просто даже не посетила подобная мысль.

Человек не может появиться из ниоткуда. У него должен быть дом, семья, какое-то занятие, воспоминания. У Блэка тоже все это должно было быть. Но как я ни старалась ответить на роящиеся в моей голове вопросы, все мои попытки добраться до истины потерпели неудачу. Просто Блэк. Почему именно Блэк? Я не знаю. Довольно странное имя, как будто даже не настоящее, но оно шло ему, как костюм из воздуха – его телу, как голубизна глаз – его лицу, как черно-белое кино – его смеху.
У него не было даже монеты в кармане. Абсолютно ничего с собой. Чем он жил и где он жил все это время, я представить себе не могла. Сколько ему было лет, мне тоже трудно было определить. Кажется, он был чуть старше меня, но взгляд у него был и детским, и мудрым одновременно. Странный он был, я не могла понять, что же в нем не так. Просто как будто он мне снился. Я нарочно таскала его с собой по улицам, по магазинам, чтобы убедиться, что другие люди тоже видят его. Они его видели. Значит, он существовал.
Он не стал вешать на меня свои привычки и проблемы, не навалился всей своей тяжестью, а просто присутствовал, как воздух, хотя и в моей квартире, потому что идти ему было некуда. Такого скромного и абсолютно не притязательного мужчину я видела впервые. Казалось, ему вообще ничего не нужно, кроме как быть рядом со мной. Он бы и не ел ничего, наверное, лишь бы не стеснять меня и не быть обузой. Я привыкла к мнению, что мужчины – эгоисты и самовлюбленные самцы. Этот готов был отречься от самого себя, готов был продать душу дьяволу, лишь бы со мной все было в порядке. Он не сказал мне ни слова о своей любви, не было никаких бурных и восторженных признаний, вздохов и томных взглядов, но я чувствовала, что он просто отдался без раздумий вспыхнувшему, как искра, чувству. Патологические верность и преданность, больше даже, чем у собаки. Я не представляла, что может существовать такая безмерная любовь. Ни один поэт еще не воспевал такое чувство. И самое странное было в том, что Блэк, казалось, действительно только всю жизнь меня и ждал, у него никого не было до меня. Он даже целовался как двенадцатилетний, не говорю уже о том, что с ним было, когда он увидел женское тело! А ведь ему было порядком около двадцати пяти.
Меня все это забавляло и восторгало, но все-таки какой-то странный вопрос тревожил меня: что же он такое? Откуда он пришел и для чего он послан мне?
У этого человека был настолько положительный характер, что меня это настораживало. Просто ангел, не иначе, загадочный и невероятно умный. В чем был его ум, объяснить сложно, но разговаривать с ним на любую тему было все равно что читать энциклопедию. Однако, когда я доходила до такого азартного состояния, что начинала вразброс задавать ему различные вопросы про все, что только можно, он начинал замыкаться, и я словно натыкалась на стеклянную стену между нами. Он быстро успокаивался и приходил в себя, но меня такие ситуации приводили в состояние некоторого беспокойства.
А вообще он был молчалив и бесшумен. Чаще всего он просто сидел в кресле и рисовал что-то в альбоме. Его рисунки и сам процесс их творения были необыкновенными: он рисовал чувства, хотя на листе были предметы, растения, лица в довольно причудливых формах и расцветках. В его рисунках не было напора, нагромождения, повтора элементов. Был какое-то тайный смысл, и мне не всегда удавалось его распознать. Блэк показывал мне эти картинки и спрашивал, какие чувства и ассоциации они вызывают у меня. Иногда все было очевидно, как, например, изображение мотылька, летящего к пламени, означало влечение, а кактус среди нежных незабудок – одиночество. Но были и такие рисунки, которые я с трудом понимала. К примеру, человека, роющего лопатой яму в асфальте, я назвала глупым, а Блэк – отчаянным, а мужчина в женском платье, стоящий перед зеркалом и видящий в нем женщину в смокинге, характеризовал гармонию современности, как оказалось. Однажды Блэк нарисовал меня, стоящую в пустом поле на фоне неба без облаков и солнца. Я задумалась.
«По-моему, это значит Некуда Идти».
Блэк усмехнулся.
«Это твои чувства. Но рисовал-то я. Для меня это –  Больше Ничего Не Нужно».
Я должна была предвидеть такой ответ, но все никак не могла привыкнуть, что у меня есть человек, который думает не столько о физиологии отношения полов, как большинство мужчин его возраста, сколько о том, чтобы мой мир никогда не рухнул, чтобы мои мечты не были бесплотны, чтобы моя дорога никогда не замкнулась. Как он сказал однажды, если бы у него были крылья, он отдал бы их мне, чтобы я не упала. Я с трудом понимала весь смысл его слов и желаний, касающихся меня, но одно я знала точно: такая самопожертвенность невероятно тяжелая ноша для того, для кого все это делается.
И нет более великого таланта, чем умение так любить.
Но кроме этого у Блэка еще что-то было. Я не могла конкретно определить, какого рода его дарование, но он точно обладал какими-то сверхъестественными способностями. Я чувствовала это и стала внимательнее присматриваться к нему, пытаясь понять, что же это за дар. Я старалась отбросить субъективное отношение к нему и посмотреть на него глазами случайного человека. Да, простые прохожие могли и не заметить его вовсе. Только встретившись с ним взглядом, выделяешь его из толпы. Взгляд, проникающий в неведомое тебе самому пространство твоих внутренностей, твоих самых тайных мыслей. Взгляд, способный остаться в твоей душе навеки. Взгляд, открывающий тебе твое собственное лицо.

Однажды мы бродили по крыше дома и ловили руками мух, которые грелись на скромном вечернем солнце. Занятие довольно бестолковое, но было весело. Под нами была пропасть в шесть этажей высотой. Идущие внизу взрослые и дети не обращали на нас никакого внимания. Я подумала, что Господу Богу, наверное, так же одиноко становится, когда придавленные суетой и будничностью люди смотрят только себе под ноги.
Мы сидели на краю крыши, и я спросила:
«Ты боишься чего-нибудь? Высоты, например?»
Он положил голову мне на плечо.
«Отсутствия тебя и темноты».
«Но ведь я всегда с тобой!»
«Я знаю… Люди летают во сне, и мне иногда кажется, что ты больше никогда не вернешься ко мне, что где-то в другом месте ты найдешь не меня, а кого-то другого».
«Ну что ты, глупенький! – я обняла его. – Я никуда не денусь от тебя теперь… А разве ты не летаешь во сне? Может, и ты улетишь от меня далеко, и я тебя не поймаю?»
«Нет, я не летаю. Потому что я и не сплю, как все».
«Не спишь? Но почему?»
«Привычка». – тихо произнес он.
«Люди не могут не спать. – твердо сказала я. – Сначала они сходят с ума, а потом умирают. Ты ведь такой же человек».
Блэк ничего не ответил, играя моим поясом.
«Давай уедем отсюда, когда наступит лето!» - сказала я.
«Куда?»
«Да все равно! Представь себе длинную дорогу, бесконечную, а впереди – солнце. И мы едем по ней на очень быстрой машине, оставляя позади всю эту скуку, всех этих людей. И больше ничего нет, кроме нас. И у нас будет все, что мы пожелаем. Не нужны будут деньги, образование, какие-то умные слова – все не имеет смысла! Как думаешь, здорово?»
«Да, было бы чудесно».
«Как-то ты вяло реагируешь… Можно задать вопрос?»
«Конечно».
«В детстве каким ты был? Хулиганом или послушным мальчиком?»
Блэк выпрямился и посмотрел вниз.
«Тебя это так сильно волнует?»
«Да нет, волнует скорее не то, что я хочу знать это, а то, что ты все время уклоняешься от ответа. Тебе это не кажется невежливым?»
«Я просто не помню ничего».
«Амнезия? Или плохие воспоминания?»
Блэк посмотрел на меня так, что мне стало не по себе.
«Прости, сама не знаю, зачем я так трясу из тебя все это. Просто когда люди что-то скрывают друг от друга, то, наверное, не имеют серьезных намерений в отношениях».
«Ты действительно так думаешь?»
«Ну да».
«Значит, ты мне не веришь?»
«Ну почему же! Я чувствую, что ты любишь меня, но так непонятно…»
«А как понятно? Объясни, я не понимаю тебя».
Я задумалась.
«Когда ты пьешь молоко, ты думаешь о том, какую корову доили?» –  спросил он.
«Блэк, ты не молоко!»
«Естественно, нет. Но смысл во всем один и тот же. Знаешь, что такое правда? Это только то, что я люблю тебя. Остальное во мне тебе не нужно понимать, остальное просто не существует. Доверься ты мне, и узнаешь все, что нужно. От фактов есть польза только тогда, когда они хоть что-то объясняют. Мои факты ничего не скажут тебе обо мне. Потому что все они ложь. В воспоминаниях нет смысла. Смысл только в чувствах, которые эти воспоминания вызывают. В прошлом было столько неприятных событий, что я  не хочу снова воскрешать их, иначе эти гадкие чувства вытеснят любовь из моей души».
«Прости, если обидела тебя. Не злись!»
«Я и не злюсь! – воскликнул он, и в голосе его я уловила заметные нотки раздражения, которых раньше никогда не было. – Просто не могу понять, почему ты так копаешься во мне, словно тебе что-то непонятно! Я же не стремлюсь узнать, во сколько лет ты сделала первые шаги, какими болезнями переболела, кого любила, кого ненавидела, какие оценки получала в школе…»
«Потому что ты все это знаешь. – твердо сказала я. – Поэтому и не спрашиваешь. Я знаю, что тебе это не безразлично. Человек, который любит, пытается понять объект своего влечения. Ты любишь меня, но ты не задал мне ни одного вопроса. Потому что ты все знаешь и так. А я так не могу, и я задаю тебе эти вопросы!»
Блэк недоуменно смотрел на меня.
«Я не понимаю, о чем ты говоришь».
«Посмотри на нее, – я указала на идущую внизу женщину, – и скажи мне, кто она. Ты знаешь. Я наблюдаю за тобой уже давно, я видела, как ты сидишь вечерами на подоконнике и все смотришь на людей, ты что-то ищешь в них. И я предполагаю, что все те знания, которые есть в твоей голове, ты не в книгах вычитал. Ты все услышал от них! Ты способен проникнуть в мысли человека, и делаешь это так же естественно, как дышишь. Ну же, давай, докажи мне, что я права! Посмотри на нее и скажи мне все, что ты видишь в ней!.. Давай, я слушаю».
Блэк помолчал, какое-то время глядя мимо моего лица. Потом опустил глаза на женщину.
«Она швея, очень умелые руки, но это не дает ей возможности жить так, как она хочет. Ей невыносимо противно спасть с мужем-алкоголиком, каждый день кормить его и молча желать ему смерти. У нее трое детей, голодных и оборванных, без будущего, такого, о котором они мечтают. Она сама мечтала совсем о другом. Она хотела стать писательницей. Она до сих пор пишет по ночам вместо того, чтобы брать на дом заказы, она верит, что когда-нибудь ее роман будет издан и она станет известной…»
Блэк осекся и замолчал, посмотрев на меня. Я уставилась куда-то в облако.
«Я так и знала. Ты телепат».
«Нет».
«Тогда кто же?»
«Паранормальная личность. – он горько усмехнулся. – Не пытайся придумать этому какое-то научное объяснение. Его нет. Я это я, а не то, что обо мне скажут какие-то ученые мужи. Я не стремлюсь проникать, как ты сказала, в их мысли. Я просто не могу остановиться. Я смотрю на людей и не вижу их. Перед глазами только их прошлое и настоящее, постоянно сменяющиеся картинки и звуки. Я знаю столько, сколько не умещается в голове одного человека. И я не могу все это забыть, не могу стереть. Это ужасно, потому что мне это не нужно. Я хочу быть нормальным человеком, ничего этого не слышать и не видеть. И не могу избавиться… Я не знаю, за что я так наказан, но понимаю, что ценой этих страданий расплачиваюсь за пребывание здесь…»
Я изумленно смотрела на него.
«Блэк, это просто фантастика! Ты же можешь… зарабатывать кучу денег на этом! Ты просто гений!»
Он с ужасом уставился на меня.
«О чем ты говоришь? Это невыносимо тяжелая ноша, которая сокращает меня самого до размеров атома! Я просто лопну однажды от такого количества информации… И как ты можешь думать о каких-то деньгах! Может, еще заставишь меня пойти открывать сейфы в банках, потому что для меня не существует замков ни железных, ни кодовых, ни электронных, ни логических?»
«Ты и это умеешь?!»
«Да, я почти что всемогущий! Только от этого я доведен до отчаяния!»
«Блэк, если бы я обладала хоть сотой долей твоего дара, я была бы миллионершей!» –  зачарованно прошептала я.
Он вскочил, полными слез глазами глядя на меня.
«Так возьми же все! – крикнул он. – И будь счастлива, если только в этом смысл твоей жизни! Я готов поделиться, отдать все без остатка, но не могу! Я не могу сделать это, слышишь!»
Он побежал прочь от меня и прежде, чем я пришла в себя от охватившей меня алчности, скрылся из виду. Я осталась одна на крыше.


Я долго бродила по улицам, пытаясь найти его. Меня охватила невыносимая тоска, словно меня порвали на две части, и ту, вторую, очень важную часть унесли далеко от меня и спрятали. Я плутала между домами и ходила кругами, пока не вернулась к своему подъезду. Я поднялась на свой этаж и еще долго смотрела куда-то на лестницу, ожидая, что, может быть, он вернется. Потом открыла дверь квартиры. И сразу услышала звук включенного телевизора. Я прошла в комнату и увидела Блэка, сидящего в кресле и смотрящего какое-то идиотское шоу.
«Ты молодец, – произнесла я, чувствуя сильное желание влепить ему подзатыльник, – что не ушел. Не знаю, что бы со мной было».
Он молча скосил глаза в мою сторону.
«Ты прости меня, если ты это хотел услышать. Я была не права».
Он пожал плечами на мое сухое извинение.
«Что это значит?»
«Думай, что хочешь… я не сержусь, просто мне больно».
«Прости… Думаешь, это плохо, что я думаю о деньгах?»
«У каждого свои цели и приоритеты». – отчеканил он.
«А у тебя какие цели?»
«Ты знаешь».
«Нет, вот как раз и не знаю! И как раз хочу узнать».
Я подошла и выключила телевизор. Он опустил глаза, чтобы не смотреть на меня.
«Знаешь, я не думала, что твоя любовь так легко может разбиться о какое-то небольшое недоразумение». – жестко сказала я.
Блэк вскинул на меня глаза, в которых была смесь гнева и муки. Но он ничего не сказал. Я тоже помолчала.
«Так ты считаешь меня дурой за то, что я так хочу быть богатой?
      «Я этого не говорил».
«А вообще ты считаешь меня дурой?»
Он посмотрел на меня так, что, будь я в более спокойном состоянии, я бы стала мучиться угрызениями совести. Но тогда мне было абсолютно все равно.
«Тебе же все равно, что я думаю».
«Я этого не говорила».
«Тебе не нужно все говорить, чтобы я понял».
«Хорошо». – мысленно сказала я.
«Я имел в виду не то, чтобы ты совсем не разговаривала со мной!»
«Но какая разница? Ты все равно понимаешь».
«Не лишай меня хоть какого-то общения, иначе я совсем перестану чувствовать себя человеком. Разве тебе приятно мучить меня?»
«Тебе не кажется, что я за этот день слишком много раз делаю тебе больно? Может, это сигнал тревоги?»
«В каком смысле?»
«В том, что это конец?»
«Какой конец?»
«Да не будь ты дураком! Я серьезно говорю, что это напоминает конец отношений!»
Блэк помолчал.
«Это ты сама решай. Я уже сказал, что люблю тебя».
«То есть все зависит от меня?»
«Да, ты можешь прогнать меня прямо сейчас, я не обижусь».
«Конечно, лучше взять на себя роль мученика, чем палача! Хочешь обвинить во всем меня? Думаешь, мне все равно, что с нами будет? Но я не знаю, как мне быть. В последнее время мне с тобой не очень уютно, и после сегодняшних событий все будет еще хуже. Разве не так?»
«Нет, не так. Ты просто реши, как тебе будет лучше – со мной, с таким, как я есть, или без меня совсем. И согласно твоему решению поступай. По-моему, все просто».
«И что же, ты так спокойно на все реагируешь? Может быть, я приму решение не в твою пользу!»
«Если ты считаешь, что польза от нашей любви будет только мне, то лучше прими решение прогнать меня. Я не нуждаюсь в утешении и приюте, ты ошибаешься, если думаешь, что мне некуда идти. Сейчас, пока ты злишься, ты можешь сказать мне не то, что думаешь, и потом будешь жалеть. Лучше просто помолчи».
Я понимала, что он прав, как всегда. Я действительно была очень зла на него.
«Я пойду завтра искать работу». – более спокойно сказала я.
«Хочешь заставить меня чувствовать себя виноватым?»
«Это твое дело, как себя чувствовать. Но нам нужно что-то есть, а моя мать не может кормить два рта, что она делает уже два месяца. Поэтому выхода у нас другого нет. А ты порисуй что-нибудь: может, от твоих картинок будет толк».


Я понимала, что мои слова для него слишком жестоки. Я и сама не знала, почему я стала так вести себя. Мне не было его жаль, я вообще перестала питать к нему хоть какие-то чувства. Единственное, что мне было от него нужно, это только ощущать его как мужчину, любить его тело, но не думать о его сверхспособностях и о том, что он не использует их для достижения обычных материальных целей. Меня раздражало его бездействие, и я не пыталась скрыть свои мысли и чувства. Я хотела, чтобы он меня понял. Он понимал, но продолжал ничего не делать, только страдать. И это подливало масло в огонь. Я, как зверь, почуявший запах крови и боли, мчалась на свою жертву, оскалив пасть…
Потом я внезапно проснулась и ощутила, что пора уничтожить этого монстра в себе. Ведь я сознательно убивала преданно и безропотно любящее меня существо. Он по-прежнему любил меня ласково и нежно, но он стал таким слабым, что я начинала презирать его. Чем больше он опадал вниз, тем больше я хотела затоптать его. Это не должно было быть, я превращалась в губительную машину. И я решила сохранить хоть какие-то крупицы нашего счастья.
Блэк ужасно исхудал за то время, пока во мне бушевала злость. Он стал еще незаметнее и бесшумнее, чем был, словно превратился в тень. Более того, он перестал рисовать. Последний его рисунок я нашла на подоконнике. Там было изображено дерево, огромное и корявое, а под ним – крохотный человек в черном плаще. Это был Блэк, и он был один…
Мне стало грустно, я старалась быть нежной с ним, но в ответ все больше натыкалась на холодную отчужденность. Внезапно меня посетила мысль, что я уже убила в нем все чувства ко мне, и это повергло меня в панику. Ведь я любила его, я почему-то с особенной силой осознала это! Я проревела всю ночь, хотя бы для того, чтобы проверить его реакцию. Я знала: он понял, что эти слезы были отчасти фальшивыми, но он утешал меня. Он любил меня, и я чувствовала, что он будет любить меня даже в том случае, если я перережу ему горло.
Я успокоилась и пошла искать работу. Одна моя подруга помогла мне устроиться официанткой в какой-то забегаловке. Рабочий день длился до полуночи. Мои занятия начинались с десяти утра. Я понимала, что страдать от нехватки времени будет не только моя учеба, но и Блэк, которому предопределено было сидеть целыми днями в одиночестве. Я мысленно уговаривала его, что это ненадолго, что нужно просто немного подзаработать. Он нисколько не упрекнул меня, но стал еще мрачнее и молчаливее. Мне было горько смотреть на то, как он бесцельно пялился в это окно, ощущая свою неприспособленность. Я не знала, что делать. Приходилось просто не смотреть на него, молча бормотать извинения и уходить день за днем. Поначалу я много думала о нем, разнося по столикам заказы. Я купила ему новые карандаши и новый альбом. Я хотела, чтобы у него было хоть какое-то занятие, чтобы он не находился в постоянном и тоскливом ожидании меня, словно маленький напуганный котенок в большой пустой квартире. Но все было тщетно. Он не мог больше рисовать. Что-то оборвалось в нем, а я не понимала его и не могла помочь. Спрашивать было бесполезно: в ответ говорилось только «нормально» или «в порядке». Я видела, что его не устраивает мое постоянное отсутствие, но продолжала твердить, что это временно. Однако постепенно работа стала увлекать меня, мне уже не казалось это накладным, наоборот, мне даже понравилось работать, знакомиться с новыми людьми, получать хоть какую-то информацию о внешнем мире. Я поняла, что соскучилась по этой новизне, как птица – по полету. Мысли о Блэке тяготили меня своей тупиковостью и потому посещали только тогда, когда я поднималась по лестнице домой. Он молча встречал меня и яростно целовал по ночам, словно пытался доказать, что хоть в этом может быть мне полезен.


Однажды я вернулась домой позже обычного, с не слишком сильным чувством вины открыла дверь и очутилась в темной квартире. Обычно Блэк никогда не выключал свет. Я решила, что он уже спит. Тихо разделась и заглянула в спальню. Кровать была собрана. Я метнулась в другую комнату, потом на кухню, в ванную. Его нигде не было. Я прислонилась к стене, чувствуя, как внутри закипают рыдания и подкашиваются ноги. Я сползла на пол и стала бездумно рисовать пальцем на линолеуме какие-то фигурки. Потом я услышала едва различимые в тишине всхлипывания. Я вскочила и прислушалась, хотя стук собственного сердца мешал мне. Всхлипы доносились, по-видимому, из спальни. Я бросилась туда и осмотрела все углы. Потом кинулась к шкафу. Блэк сидел внутри него, еле слышно дыша и не поднимая головы. Я выволокла его оттуда. Он почти не шевелился и был в полуобмороке. Я дотянулась до включателя, и, когда свет озарил комнату, нечеловеческий вопль вырвался у меня из груди. Блэк был весь в собственной крови, все еще слегка сочившейся из пореза на левом запястье. Я постаралась контролировать свои эмоции, хотя паника охватила меня с головой. Я перетянула его рану, которая, к счастью, оказалась одна. Крови он потерял не так уж и много, но зачем-то нарочно измазал себя ею. Более того, подняв голову я обнаружила на стене огромную надпись, сделанную кровью.
«СМЕРТЬ».
Я отшатнулась и посмотрела на Блэка. Он был в сознании, потухшими стеклянными глазами смотрел в пространство перед собой. Я наклонилась к нему совсем близко, чувствуя щекой его слабое дыхание.
«Прости меня, малыш, прости, если можешь. Я больше никогда тебя не покину, я клянусь тебе. Прости меня…»
Он перевел взгляд на мое лицо. Мне стало страшно и больно. Я заплакала от отчаяния и ужаса. Блэк дрожащей израненной рукой провел по моей щеке.
«Я… люблю тебя… Ты ведь не бросишь меня одного?»
«Нет, Господи, никогда! Как ты мог подумать только? Разве я давала повод усомниться? Прости меня, умоляю! Я больше никогда не буду…»
«Никогда…»
Он потерял сознание. Я едва не взревела, как раненый зверь, и бросилась за аптечкой. На привычном месте ее не оказалось. Я вернулась в комнату и принялась трясти его бесчувственное тело, пытаясь хоть как-то вернуть его. Он приоткрыл глаза.
«Я… не умру… Прости, что так сделал. Никак не мог помешать ему… убить себя».
«Кому?!»
Его взгляд внезапно стал жестким. Он резко сел и отмахнулся от кого-то, потом прижался ко мне, трясясь, словно в лихорадке.
«Он опять вернулся! – застонал Блэк. – Он даже тебя не боится!.. Прогони его, умоляю. Он за мной пришел. Теперь он ни перед чем не остановится. У меня нет больше никаких сил, чтобы удержать его!»
Я стиснула его в объятиях, пытаясь унять свою собственную дрожь. Мне стало невыносимо жутко. Я огляделась.
«Здесь н-никого нет, кроме меня». – слова, которые я хотела произнести твердо, вырвались судорожным всхлипом.
Блэк замотал головой, указывая на стену.
«Вон он стоит… ты тоже можешь видеть его!»
Я посмотрела в ту сторону, но там только ужасная надпись упиралась в мой взгляд. Я тяжко вздохнула, бессознательно убаюкивая его, как маленького ребенка. Или как… душевнобольного! Мысль прожгла меня током изнутри и передалась Блэку. Он отпрянул от меня и уставился каким-то чужим, незнакомым мне прежде взглядом. Я попыталась как-то оправдаться, но было поздно.
Глаза Блэка холодно блестели, отражая свет лампы. Он все еще дрожал, но уже не от страха, а от ярости. Я ощутила прилив этого черного густого, как смола, чувства в его душе. Из голубых его глаза сделались мертвенно синими.
Я дотронулась до его руки, но он резко дернулся назад.
«Не трогай меня! Прочь! Оставь меня в покое! Гнусная паршивая предательница!»
Он вопил не своим голосом, осыпая меня градом невообразимых ругательств, а я не могла даже возразить или как-то заставить его замолчать. Чем больше он кричал, тем больше я съеживалась на полу. Он поднялся на ноги, не переставая хлестать меня словами о предательстве и измене. Краем глаза я заметила выпотрошенную аптечку, валявшуюся в шкафу. Я попыталась вспомнить, что же в ней было такого, чего же он наглотался, что ведет себя так страшно.
Я поняла, что его охватила та же звериная эйфория, тот же запах крови окутал его сознание. Блэк не способен был к холодной и безжалостной мести, но в тот момент он мстил мне. Я зарыдала в голос, закрыв голову руками, чтобы не слышать больше его истерических криков. Он внезапно замолчал, потом опустился рядом и накрыл меня своим теплым телом. Он снова стал моим маленьким нежным Блэком, но я никак не могла успокоиться, рыдания сотрясали меня со все большей силой. Блэк безнадежно гладил меня по волосам, пытаясь хоть как-то утешить. Все было бесполезно. Сознание мое было ясным, но я не могла контролировать себя, не могла заставить себя замолчать. Мне стало страшно, когда его руки медленно и нехотя потянулись к моей шее и стали сжимать ее, постепенно все увереннее и сильнее. Я стала задыхаться, пыталась отпихнуть его. Но это был не Блэк. Я увидела  измазанное кровью безумное лицо ненависти и его глаза, словно пустые дыры в белом черепе, а в этих глазах – свое маленькое беспомощное отражение. Это вселило в меня такое отвращение, что я собрала остаток сил и сбросила его с себя, ударив по лицу. Я услышала, как он стукнулся головой об деревянный пол. Я отползла на несколько шагов в сторону, все еще всхлипывая, и посмотрела на него. Блэк не шевелился, и меня просквозила мысль, что я убила его. Я действительно убила его в любом случае.
Он слабо дернулся, и я задышала ровнее. Потом он приподнялся на локтях. Кровь текла из его носа, но жалости я почему-то не испытала. Только бессильное отвращение.
Он пытался задушить меня!
«Ты больной псих!» – выкрикнула я что есть мочи, словно он не расслышал бы.
Он моргнул, взглянув на меня мучительно, а потом поник и затих, свернувшись на полу.
Я отдышалась, потом встала и вышла из комнаты. Мне стало абсолютно наплевать, что он теперь с собой сделает. Посидев какое-то время в ванной, заперевшись, словно замок мог бы помешать ему, я задумалась. Я и только я была во всем виновата. Я стала уделять ему так мало внимания и времени. Он терпел, но больше не смог.
Но у нормального человека не может быть такая реакция! Он ведь не пятилетний ребенок!
Я просто оправдываю себя. Я не должна была давать ему повод думать, что больше не люблю его, что не думаю о нем. Но если бы все это действительно было не так, этого повода просто не нашлось бы. Он чувствовал меня лучше, чем я сама! Он знал, что я теряю его, что меня тяготит его бесполезное прожигание своей жизни, и он показал мне это. Он не хотел убить себя, просто напугать. Но я назвала его больным… И это все, что так взбесило его?
Я затряслась от страха и жалости к самой себе. Я не знала, как мне теперь быть. Если он не может контролировать себя, то что же делать мне?
Тем не менее я набралась храбрости и вышла из ванной. В комнате было тихо, только равномерно тикали часы, чуть медленнее, чем стучало мое сердце. Я слышала его дыхание, но гораздо слабее, чем раньше.
Я вошла внутрь. Он лежал все так же, маленький и устрашающе худой, сжавшись в комок, и никак не отреагировал на мое появление. Я подошла к нему и приподняла за плечи. Он показался мне невероятно тяжелым. Он старался не смотреть мне в глаза, словно боялся, что опять увидит в них свой приговор. Я обняла его со всей нежностью, на какую еще была способна, хотя страх прочно засел где-то между лопаток. Его сердцебиение заметно участилось, но в ответ он не шевельнулся. Я прислонила его спиной к кровати и заглянула в испачканное кровью лицо. Он молча и покорно выдержал мой взгляд, пока его глаза не заслезились.
«Все конечно, Чарли. – он надрывно всхлипнул. –  Ты была права: это действительно наш конец. Я должен был понять это с самого начала. Я не способен быть адекватным и воспринимать мир, как полагается. Я все вывернул наружу. Я все испортил и заставил тебя страдать. Ты не виновата. Знаешь, мне только невыносимо жаль, что ты понимаешь теперь, какая я свинья!»
«Прекрати! – я легонько тряхнула его за плечи. – Не говори так. Все совсем иначе. Это я тебя не поняла. Я не думала, что ты так сможешь…»
Блэк усмехнулся горько и отчужденно. Мне показалось, что жизнь уходит из него, и я снова принялась не сильно трясти его. Его голова болталась на шее, словно в нем не осталось уже костей.
«Наверное, ты больше не веришь мне. Теперь мои слова о том, что я люблю тебя, ничего не значат».
«Я верю тебе, очень даже верю. Все хорошо будет. Мы все переживем. Давай забудем эту ночь, и завтра начнем сначала… О Господи, какая же я дура!»
«Я должен уйти сегодня и навсегда. – твердо произнес он, и я поразилась внезапной силе его голоса. – Я хочу, чтобы ты больше не страдала из-за меня. Ты должна быть счастлива. Со мной это невозможно. Пока я здесь, ты будешь бояться».
«Ты не прав. Без тебя невозможно быть счастливой».
Он пристально посмотрел мне в глаза. Я надеялась, что он скажет что-то утешительное или просто обнимет меня. Мне так хотелось ощутить в нем могущество и власть над всеми моими страхами, так хотелось услышать, что все это было лишь нашим кошмарным сном…
«Я убью тебя».
«Что?» – внутри меня все оборвалось.
«Я сделаю это, если останусь. А потом и себя зарежу. Ты должна мне верить, это так и будет. Я не хочу делать этого, но я больше не могу ему сопротивляться. Он ненавидит тебя, потому что я люблю, а ему противно все, что мне дорого. Он разрушитель моей жизни, а у меня больше нет сил  что-то создавать. Даже ты мне не можешь помочь… Все кончено».
«Что ты такое несешь? – воскликнула я.  – Кто он, этот дьявол? Почему из-за каких-то глупостей мы расстаемся?»
«Он здесь. – Блэк указал на свой лоб. – Я освобожусь от него, только когда убью его».
Он поднялся на ноги, вытерев рукавом кровь из-под носа, но тем самым еще больше размазав ее по лицу. Я не могла удержать его. Я просто чувствовала, что меня пилят на кусочки.
Блэк показался в дверном проеме, уже одетый в свой длинный черный плащ. Он смотрел на меня так, будто хотел унести боль вместе с собой, хотел в последний момент показаться сильным. Но слезы текли по его щекам.
«Ты ведь не сделаешь ничего с собой?» – осторожно спросила я, когда смысл последних его слов все-таки дошел до меня.
Он наклонил голову чуть набок, не сводя с меня своих голубых потухших глаз. Он выглядел настолько изможденным и выпотрошенным, что у меня защемило сердце. Вместе с этим я почувствовала ответ на свой вопрос.
«Неужели ты думаешь, что не убиваешь меня этим? Ты ведь знаешь, что я не могу жить без тебя! Я покончу с собой, слышишь? Я сделаю это, клянусь тебе!»
Я разъяренно стукнула кулаками по полу.
Его лицо дрогнуло, словно он хотел что-то сказать, но передумал. Он отвел взгляд и собрался уже отвернуться от меня, но я вскочила с пола и бросилась к нему. Я поцеловала его в холодные губы, и он тут же ответил на мой поцелуй своим, таким истошным и отчаянным, словно предсмертным воплем. Я понимала, что, возможно, больше никогда не смогу ощутить его прикосновения, больше никогда не смогу обнять его, может быть, даже увидеть…
Он мягко отстранил меня и вышел из квартиры. Я не услышала, как щелкнул замок. Посмотрев на дверь, я увидела, что она заперта на цепочку изнутри. На тумбочке я заметила свернутый пополам листок. Странно, что я только сейчас увидела его. Развернув, я обнаружила рисунок. Дерево с корявыми ветвями. То самое, что он нарисовал в последний раз. Но человека под ним не было.
Внизу стояла подпись: «Я ответил не на все твои вопросы. Продолжай спрашивать – я буду рядом. Когда все поймешь, я уйду. В любом случае, мы еще встретимся. Только не лишай смысла всего, что я делаю для тебя, иначе я больше ничему не буду верить. И ты тоже. Люблю тебя».
Я горько засмеялась, прислонившись к стене. Все это было каким-то бредом. Я теперь осталась одна, а он будет где-то рядом, но я не буду видеть его. «Когда все поймешь, я уйду». Я не хотела, чтобы он уходил. Значит, я никогда не пойму его. Я просто буду сопротивлять этому пониманию. Я буду искать его где угодно, даже в психушке, даже в аду, если туда ему дорога.
Почему-то я успокоилась. Он сказал, что свидимся еще. Значит, он вернется, мой Блэк.


Его немногочисленные вещи и рисунки я аккуратно сложила в коробку и спрятала на дне шкафа. Потом я долго рассматривала его прощальный рисунок и записку под ним. Что он хочет объяснить мне этим деревом? Я попыталась предположить, что это какое-то реальное место. Вот только где оно? Может, это одно из его воспоминаний? У меня у самой было дерево, на котором я в детстве пряталась, когда сильно шкодила. Оно, наверное, до сих пор там, на холме, недалеко от родительской фермы…
Я внезапно увидела перед глазами лица родителей. Папа давно умер, когда мы с Девоной были еще девчонками. Потом Девона повзрослела и уехала в город, а я осталась с мамой. Мама вышла замуж за соседа, и я решила тоже сменить место жительства. Поступила в этот колледж зачем-то. От каких-то третьих лиц я узнавала, что Девона встречается все с новыми и новыми мужчинами, так до сих пор нигде не работает и не учится, лелеет какие-то непонятные мечты о хорошей жизни и зря прозябает на этом свете. Что с ней теперь творится, я не знала. Да мне и все равно было, если честно. Мы с ней как-то перестали считать друг друга родней. Странно, но я даже не переживала никогда по этому поводу. Я и о родителях-то редко вспоминала. Почему-то.
Потом это воспоминание о сестре сменилось другим, более поздним. Как-то мы с Блэком убирались в квартире, и он наткнулся на несколько моих старых фотографий. На одной из них я сидела в обнимку с Девоной, причем по лицам было видно, что ни я, ни она этими объятиями не наслаждаемся. Блэк долго изучал эту фотографию, пока я не обратилась к нему с вопросом.
«Почему это так интересует тебя?»
«Что именно?»
«Ну, ты так смотришь на нее, словно вы с ней родственники!»
Не стоит отрицать, я почему-то почувствовала, впервые за всю нашу жизнь, укол ревности, и причиной этому была – кто бы мог поверить! – моя несуществующая сестра.
«Не знаю, что-то есть в ней особенное».
«Что же? Мы с ней похожи немного, а в остальном она полная дура, так что мне даже стыдно считать ее генетически родственной особью».
Блэк посмотрел на меня, недоумевая, почему я так разозлилась.
«Я, если честно, не знал, что у тебя есть сестра. Это странно, но я не смог ощутить ее в твоем сознании. Я не могу ничего о ней сказать. Разве что… Ты сказала, она… Что ты имела в виду?»
«Она проститутка и стерва, вот и все, что я о ней могу сказать. Она уехала от нас восемь лет назад и за это время не написала домой ни строчки. Для всех нас она мертва».
Блэк вздрогнул, не сводя глаз с ее лица. Он сидел так долго, словно весь мир перевернулся для него в один миг. Какое-то бешенство закипело внутри меня.
«Что ты так уставился на нее!»
«Почему ты злишься?» – спокойно и рассеянно спросил он.
«Потому что… ее всегда любили самые классные парни, она во всем обходила меня просто для того, чтобы показать, что она лучше, чем я. Гордая и самовлюбленная идиотка! Удача любила ее, пока она сама не сломалась под этим везеньем. Оно раздавило ее, и все увидели, что на самом деле она ничтожество, жалкая крыса, которая только и думала, с кем бы и когда бы. Но если бы ты только видел, какие мужчины клевали на эту потаскушку! Впрочем, ни один не смог даже просто спать с ней дольше недели. Все бросали ее, а она летела все ниже. Никто не хочет любить женщину с психологией проститутки».
Я взглянула на Блэка. В глазах его стояло такое выражение, которого я никогда раньше не видела. Он готов был разрыдаться.
«Зачем ты так… о ней? Разве… Она очень несчастна. А ты ничего не знаешь! Как же ты можешь! Если она и дура, то только в том, что слишком любит и доверяет людям…»
«Да уж, конечно! – я злобно усмехнулась. – Доверяет им свою грязную плоть… А ты… ты только взглянул на ее фото и уже защищаешь ее? Даже таким образом она обошла меня. Может, ты теперь ее любишь?»
«Нет! – Блэк вздрогнул и опустил фотографию обратно в коробку. – Я люблю тебя… Прости. Не знаю, что со мной. Как будто затмение какое-то… Ты права: нельзя любить… проститутку».
Он с трудом произнес последнее слово. Его взгляд скользнул обратно в коробку, и я прочла в нем желание взглянуть на лицо Девоны еще раз, а потом еще и еще…
Я резко вытащила фотографию и порвала ее на кусочки. Блэк вздрогнул так, будто рвался он сам. Я пристально посмотрела на него. Он покраснел и со стыдом опустил голову.
Потом мы ни разу не вспомнили об этом случае. Блэк вел себя как обычно, а я не знала, думал ли он о Девоне или уже нет. Странно, что эти мысли посетили меня сейчас. Более того, к своему удивлению, я стала искать эту коробку и нашла ее в тумбочке в прихожей. Я знала, что собственноручно порвала последнюю память о Девоне, но все же пересмотрела все фотографии. ЭТА ТОЖЕ БЫЛА! Я держала в руках целую фотокарточку без единого намека на разрывы. Мы с сестрой все так же сидели в обнимку. Только вот лицо Девоны было испорчено каким-то пятном. Я потерла его, но безрезультатно. Все, что было ниже переносицы Девоны, скрывалось за этой черной кляксой. Словно она онемела и не могла уже никому ничего возразить. Где-то в глубине души мне стало жутко. Только ее глаза смотрели на меня, теперь в них была усталость и мука.
Я вернулась в комнату и положила фотографию на дно ящика стола, где лежали мои учебники.
«Наверное, ты хотел бы, чтобы я сделала так, Блэк. Иначе ты не склеил бы фотографию».
Где он сейчас? Надеюсь, он еще здесь.


Дни тянулись серо и уныло, хотя я не могла долго пребывать в подавленном состоянии: на улице все цвело и дышало поздней весной, погода стояла солнечная и теплая. На душе у меня значительно оттаяло. Но мысли о Блэке не покидали меня ни на минуту, правда, теперь это были хорошие мысли. Иногда я подолгу бродила по улицам, по тем местам, где мы когда-то – мне казалось, целую вечность назад – гуляли с ним вдвоем. Я чувствовала, что он тоже до сих пор приходит сюда. Почему-то я знала, что он все еще жив и все еще в этом городе. Он так же, как и я, ходит по улицам в надежде случайно встретить меня.
Однажды я заметила его на противоположной стороне улицы. Я спряталась и из-за угла дома наблюдала за ним. Он стоял около газетного киоска и напряженно всматривался в проходящих мимо людей. Наверное, он ловил их мысли. А может быть, он искал меня. Я наслаждалась видением его. Просто больше мне ничего не было нужно, только бы видеть его хоть изредка, знать, что он еще есть.
Я мысленно позвала его по имени. Я не особо верила, что он услышит с такого расстояния. Но он услышал. Он оглянулся точно в мою сторону, и наши взгляды снова встретились. Я приросла к асфальту, хотя сердце мое готово было тут же вырваться и полететь к нему. Наверное, он чувствовал то же самое. Он просто грустно улыбнулся. А потом пошел прочь и затерялся в толпе.
Я знала, почему он ушел. Я поняла его в тот миг.
В тот же вечер я обнаружила письмо, лежащее на столе в моей комнате. Сам факт, что письмо оказалось в запертой квартире, меня уже не поразил. Все было наглухо закрыто до того, как я вернулась. Но для Блэка не существует замков. Просто меня удивило и обрадовало то, что он вернулся, хотя бы ради этого письма. Я вскрыла конверт.
«Привет!
Знаешь, нам не стоит видеться, но я рад, что ты все-таки была там. Я не могу не искать тебя, хотя он сопротивляется этому. Но мне удается выкроить немного времени и сил, чтобы возобновить поиски. Я не могу ждать твоего возвращения домой, ты знаешь, почему. Но очень хочется поговорить с тобой. Думал позвонить, но не решился. Я боюсь, что не выдержу. Хотя просто схожу с ума оттого, что не слышу тебя. Ты хоть спокойной ночи желай мне, я почувствую. Если ты не против, я буду писать тебе, не знаю, как долго я смогу так держаться. Мне становится лучше, но я не вернусь сюда, ты пойми. Все равно, не убегай слишком рано домой. Я буду ходить рядом, чтобы издалека видеть тебя.
Если хочешь, оставь мне сообщение на этом столе. Я приду и прочту его. Очень хочу, чтобы ты так и сделала.
Люблю тебя».
Я несколько раз перечитала это короткое послание. Видно было, что он писал второпях, рука его дрожала. Меня переполняло странное чувство, от которого бока мои затрещали по швам, а из глаз полились слезы. Но мне не было тяжело. Скорее, это было светлое чувство, пусть и не самое радостное.
Блэк опять всерьез упомянул о нем. Я полагала, что это галлюцинация, вызванная лекарствами, которые он все-таки выпил в ту ночь. Но оказалось, что этот он существует до сих пор и, скорее всего, существовал уже давно.
Я взяла чистый листок, хотя мысли путались и я боялась спросить что-то лишнее. Я решила повременить со множеством вопросов, которые вихрем поднялись в моей голове, но самые главные я все же должна задать.
«Не бойся, я не стану ловить тебя здесь, капканы устанавливать не буду. Можешь приходить, когда захочешь. Я только боюсь верить, что твои приходы сюда могут означать, что ты вернешься. Ты говоришь, что это невозможно, но я упряма. Я не могу не надеяться.
Я пытаюсь расставить все по местам, но у меня не получается. Все упирается в него. Ты сам знаешь, о ком я. Расскажи о нем хоть что-нибудь. Как давно он  с тобой и почему так ненавидит все, что ты любишь?
Я надеюсь, что ты не убежишь из этого города. Я ведь тоже не могу не искать тебя. Пока ты жив, я буду делать это. Нет, пока я жива. Даже если ты решишь сделать то, что я умоляю тебя не делать или делать только в крайнем случае, я буду преследовать тебя даже тогда. Так что задумайся хорошенько.
Буду долго гулять и делать вид, что не подозреваю о твоем присутствии. Ты иногда все же мелькай у меня перед глазами. Мне будет приятно. А еще постарайся сниться мне почаще.
Ты тоже желай мне спокойной ночи. Я хочу научиться чувствовать тебя так же, как ты – меня. И вообще хочу научиться от тебя всему.
Всегда помни, что я тоже люблю тебя».
Я не стала перечитывать свое письмо и просто сложила листок пополам. Рядом с ним оставила стопку чистых листов для его ответа. Потом долго сидела на подоконнике, так же, как когда-то сидел он, обхватив руками колени. Я смотрела на фигуры внизу, надеясь различить среди них его. Может быть, он и был в этой толпе и так же, как и я – его, старался увидеть меня в окне. Забавно, что расставшись так нелепо и странно, мы ощутили жизненную необходимость друг в друге, мы словно заново влюбились друг в друга и искали возможности увидеться, чтобы расстаться вновь. Но думаю, это все же больше хороший знак, чем плохой. Я прислушалась, надеясь услышать его. Но только шум машин и шаги множества людей лезли мне в уши своим жужжанием. Адские звуки цивилизации, бешенного современного мира.
Я откопала какую-то старую пластинку с симфонической музыкой и погрузилась в шуршащее звучание живой мелодии. К ней вскоре присоединился шум ночного дождя, протяжный и грустный, но нежный. Где-то далеко, а может, близко Блэк тоже слушал этот дождь.
«Спокойной ночи, Чарли».
«Спокойной ночи, малыш».


Утром, собираясь на занятия, я проверила, на месте ли мое письмо. Да, оно лежало так, как я его и положила. Значит, ночью Блэк не приходил. Собственно, я и не надеялась. Рядом с запиской я положила любовно приготовленные сэндвичи и чистые теплые носки, обвязав их красной ленточкой. Хотела оставить немного денег, но решила, что он их не возьмет. Жаль, я не могла сама остаться. Даже позавидовала этим предметам, потому что они увидят его и ощутят прикосновение его рук, а я – нет.
День после дождя был свежим и спокойным. Я шла по мокрому асфальту, не обходя лужи, которые в достатке отражали синее небо, и слышала позади себя шаги Блэка. За мной шли десятки людей, спешащих по своим делами, но я точно знала, что и он тоже идет рядом. Я не стала оборачиваться. Это было не нужно. Я затылком чуствовала, что он от меня на расстоянии не более десяти шагов. Я остановилась перед светофором. Он тоже прекратил преследование, но не приблизился ни на дюйм.
«Соблюдаешь дистанцию». – усмехнулась я.
И тут же почуствовала, что он хмыкнул с вызовом в ответ. Затем он тоже дошел до перехода и остановился справа от меня через два человека. Я взглянула на него, почти не повернув головы. Он сделал примерно то же, потом развернулся и пошел направо мимо цветочного магазина, пока опять не скрылся в толпе. Я не стала следовать за ним, а он больше не остановился. Я почуствовала, что он обогнул еще один квартал и пошел в сторону моего дома. Ему не терпелось прочитать мое письмо.
Вечером я обнаружила ответное послание на столе и отсутствие приготовленных мною вещей. Это меня успокоило, потому что я немного опасалась, что он побоится контактировать со мной материально. Я развернула листок и прочла следующее:
«Ты наконец задала мне вопрос, ответить на который я боюсь больше всего. Я попробую, но я очень волнуюсь. Меня до этого почти никто не понимал. У тебя уже возникла мысль о моем помешательстве. Поверь, не ты первая, кто мне это говорил. Точнее, это говорили ему, и ты в ту ночь тоже назвала больным его, а не меня. Потому что я и есть его болезнь, как полагают врачи, его вторая личность.
Не пугайся, это не смертельно для меня. Только для него. Потому что он не может и не хочет уживаться со мной. Я его тоже терпеть не могу, но мне его жаль. К тому же, я у него в долгу. Все-таки уже почти пять лет эксплуатирую его тело. Он ужасно недоволен…»
Я оторвала глаза от листка и уставилась в окно, пытаясь сообразить, что все это значит и как мне на это реагировать. Потом решила дочитать до конца, хотя мне уже становилось плохо.
«… Он ужасно недоволен, пытается меня изжить, потому что больше всего на свете ненавидит меня. Люди не могут быть абсолютно хорошими или абсолютно плохими, но он родился мертвым человеком, без души. Я не могу объяснить этого явления, а врачи, которые его лечили, заядлые материалисты. Они не верили, что такая причина болезни тоже может быть. У них нашлись другие, биохимические причины, которые, однако, так и не смогли ничего объяснить.
 Он появился на свет 7 июня 1970 и его зовут Тимоти Андерсен. Кажется, он был прелестным ребенком, самым младшим в семье. Впрочем, дети всегда прелестны. Его все любили, растили в довольстве и ощущении полной защищенности от внешнего мира.Однако, защитить его от самого себя, как потом выяснилось, никто так и не смог. Он привык быть окруженным вниманием, все его желания удовлетворялись с максимальной скоростью. Но у человека без души бывают странные желания. Когда ему было четыре, он захотел, чтобы его сестра спрыгнула с балкона третьего этажа. Он просто захотел этого, но сестра прыгнула. Девочку едва спасли. Никто и не подумал, что маленький ребенок смог внушить ей такую мысль.
Что было затем, предугадать несложно, хотя Тим рос и баловать его стали меньше, чем в детстве. В школе у него появились довольно верные друзья. Правда, у них с ним сложились странные отношения. Тим был лидером, абсолютным авторитетом в этой компании. Для него законами и правилами были только его желания. Все началось с битья автомобильных стекол, мелкого воровства и хулиганства. Потом стали происходить нападения на магазины просто с целью развлечься. Родители спохватились поздно. Полиция арестовала всю его компании с ним во главе за жестокое избиение их одноклассника, причем через пару дней мальчик скончался в больнице от полученных травм. Причина этого неоправданного насилия так и осталась невыясненной. На суде Тим по-детски вытирал сопли и испуганно лепетал, что не хотел ничего плохого. Детки просто повздорили. Тима оправдали: он ведь не бил ногами, а просто стоял в стороне и наблюдал, как гаснет жизнь в глазах их жертвы. Он просто управлял озверевшими подростками. Ему было всего тринадцать.
Следующая пара лет ознаменовалась относительным затишьем. У Тима появилась подружка, он учился довольно хорошо, родители вроде успокоились и молча наблюдали за тихим счастьем своего сына. Еще через два месяца его девушка была найдена зверски убитой, изрезанной едва ли не на куски, в собственной комнате. Ее родители не слышали никакого шума. Эксперты ломали голову над этим случаем и в итоге пришли к выводу, что девушка сама покончила с жизнью. Вот только что может заставить здорового человека резать свое тело?
Спустя полгода Тим  лечился в диспансере от начавшейся наркотической зависимости. Родители посчитали это последствием душевной травмы после смерти девушки. Но их мальчик стал все более деградировать. Приступы маниакальной агрессии сменялись приступами явной склонности к суициду: Тим сначала бил и всячески издевался над всеми, кто под руку попадался, включая членов своей семьи, а потом резал себе вены. Родителей охватила паника, и они поволокли упорно сопротивляющегося и по-звериному визжащего сына к психиатрам. Его заточили в одиночную камеру в дорогостоящей клинике с диагнозом маниакально-депрессивного психоза. Он твердил, что все люди сволочи и свиньи, сыпал ругательствами и проклятиями в адрес всех своих родичей до пятого колена включительно, в адрес всего человечества, Бога, Дьявола, бесновался в своей камере подобно дикому животному, не подпускал к себе никого, а когда подпускал, пусть даже вооруженных палками, то непременно пытался накормить простыней, и почти всегда ему это удавалось. В нем сидела ужасная разрушительная сила.  Никакие самые новые нейролептики, ни гипогликемический, ни электрический шоки  не могли сдвинуть его с этой точки. Болезнь не прогрессировала, но сменила характер и название, превратившись в параноидальную хроническую жизофрению. Однако, как это ни назови, под личиной деменции скрывалась простая лютая ненависть. Откуда она взялась, никто не сможет объяснить. Зло разъедало внутренности и мозг Тима день за днем. Его стали надолго усыплять, чтобы только не слышать этих кошмарных непрекращаемых воплей.
Он пробыл  в клинике в таком состоянии очень долгий для его возраста период, четыре года, практически полностью утратив адекватность к происходящим событиям, потому что большую часть времени проводил либо в истериях, либо в нелепом ругательном бреду, либо во сне. За эти месяцы мучений семья успела похоронить его, но все еще продолжала платить за его пребывание в клинике. Тим действительно умирал. Человек, даже без души, не может так долго и так дико безумствовать. Более того, врачи увеличили дозы лекарств…
В тот момент, когда он совсем ослаб, появился я. Впервые я заговорил его голосом летом 1991 года. Меня звали Блэк, я проснулся спокойным человеком с абсолютно чистым сознанием, резко выраженным чувством голода и желанием общаться с людьми. Я так обо всем и заявил им. Терапию спячкой на время прекратили и подвергли меня великому множеству тестов.
Это было хуже, чем бичевание. Они сознательно давали мне такие вопросы и такую последовательность этих вопросов, что я сам начинал верить в свою болезнь. Но я был здоров. Я не знаю, как мне удалось выстоять, но они стали относиться ко мне по-другому. Я слышал, как они говорят о моих странных особенностях, о моих несоответствующих возрасту и биографии познаниях. Я пока не понимал, о чем это они. Но я чувствовал, что что-то уже произошло, и я имею власть над ними, потому что я особенный пациент. Они даже в шутку называли меня человеком Икс. Мне было все равно, лишь бы меня выпустили.
Но потом ко мне приехала целая делегация профессоров. Тогда из уст своего доктора я услышал новый диагноз – множественное диссоциативное расстройство личности, иначе, раздвоение. Этим они пытались объяснить меня, Блэка, как явление в жизни пациента Андерсена, потому что я упорно отказывался признавать себя Тимом. Вот только дать ответ на вопрос, откуда я все знаю при том, что Тим едва успел окончить школу, они не могли. Они сказали – феномен, невероятный случай в практике. Легче мне от этого не стало. Я сделался подопытным кроликом для их чудовищно тупых экспериментов и тестов. Мое состояние еще более усугубилось, когда они поняли, что я могу видеть их мысли. До этого они полагали, что я знаю все ответы на их вопросы, но потом они меня раскусили – я прости читал их мысли и знал, что нужно отвечать. Они опять усыпили меня, чтобы выиграть время и составить новый план моих пыток. У них появился просто какой-то маниакальный интерес к моей персоне. Но в тот момент Тим опять пробудился, хотя я и не засыпал. Просто я потерял контроль над его сознанием. Он сумел наброситься на кого-то из персонала и даже выбежал из камеры, его еле догнали в коридоре. И тут же осыпали градом ударов по всем местам, не щадя и не задумываясь. Самое забавное, что боль его тела чувствовал я. Они сумели инактивировать Тима, я им был благодарен, но сломанный нос, вывихнутое плечо и огромное количество синяков на этом тощем теле достались мне. Им даже не пришлось вкалывать очередную дозу барбитуратов, я и так был не в состоянии что-то сделать или пискнуть.
После этого Тим перестал возникать, но мне с ним туго приходилось. Он сеял в мою душу непонятные фобии и сомнения. Я был его болезнью, а он был моей. И я страдал от его присутствия.
Вскоре об изменениях в состоянии Тима-меня известили его семью. Но они не пришли. Попросили назначить новое лечение и только. Собственно, я и не надеялся, что они примут меня. Тим умер для них, а Блэк был чужим, простой галлюцинацией больного разума. Мне было ужасно горько и одиноко. Я все более вживался в его тело, вытесняя даже его привычный облик. За время лечения Тим успел изрядно полысеть и поседеть. Со мной у него снова стали расти волосы, только более темные и жесткие, чем раньше. Привычки у меня тоже были другие. В юности Тим много курил и злоупотреблял кофе. Как ты знаешь, я остро реагирую на никотин и кофеин, это определили еще в клинике. Сказали, аллергия. Потом мне позволили рисовать. Знаешь, они пытались объяснить мои рисунки, получить информацию о течении болезни. Какой болезни! Им приходилось исследовать собственные портреты, которые я рисовал по памяти, и они ломали головы, почему же в этих рисунках все нормально?
Прошел почти год. Я вел себя спокойно и  адекватно. Может быть, мне удалось бы даже подружиться с докторами, если бы они относились ко мне иначе, чем к пациенту. Для них я был больным.
Они опять позвонили родителям. Меня вывели из одиночной камеры и разрешили гулять с остальными пациентами. И мне стало страшно по-настоящему. Потому что я видел души больных людей, совсем не так, как видели их врачи. Один из пациентов был оборотнем. И это он не придумал. Знаешь, часто среди душевнобольных встречаются мнящие из себя Цезарей, Наполеонов, Богов и Дьяволов. Некоторые очень даже вживаются в свою роль. Но тут был другой случай, хотя ни один врач этого не мог определить. Но я видел его. Он действительно был оборотнем. Нет, он не превращался в чудовщиного волка и не выл на полную луну. Я не могу объяснить все, что я видел, но это было страшно. Может быть, у него был тот же диагноз, что и у нас с Тимом, но впечатление мое от этого никак не менялось. У него в душе сидел зверь, глаза у него были волчьими, и он охотился за нами всеми. Я пытался их предупредить, но мне не поверили. Никто не верит сумасшедшим! А через пару месяцев терпеливый хищник загрыз в прямом смысле слова одного доктора. Я не знаю, что потом было с ним. Я очень испугался тогда.
Но это была не самая большая неожиданность для меня. Я думал, что Тим навсегда потерял свою семью. Но я ошибся. Однажды, когда прошло полгода моего пребывания вне камеры, ко мне пришел брат Тима. Я его не звал, он сам проявил интерес ко мне. Меня это тронуло хотя бы потому, что он попытался понять меня. Когда он разговаривал со мной, он часто упоминал о детстве, своем и Тима. У меня не было детских воспоминаний, и мне стало грустно. Я не мог вспомнить, кто я, откуда взялся. Но Джекоб согласился называть меня Блэком. Я был ему очень признателен.
Он стал приходить каждый уикенд. Мне нравилось общаться с ним. Похоже, он чувствовал то же самое. У него были большие проблемы в собственной семье. Его жена изменяла ему, и он об этом знал. Не могу представить, что было бы, если б ты мне изменила. Наверное, я умер бы в тот же миг. Но Джекоб сильный человек. Он сумел если не простить ее, то хотя бы не рушить семью ради детей. Однако рана в его душе кровоточила. Я не могу смотреть на людей, которым больно. Я попросил его развестись с ней. Он согласился, что это разумно.
Потом у него появилась куча дел, и он на несколько месяцев забросил меня. Я занимался тем же, что и в последние недели, то есть ничем. Я не знал, что может делать здоровый человек в клинике для душевнобольных. Мне нестерпимо хотелось общаться с людьми. Я стал разговаривать с другими пациентами. Некоторые оказались очень даже отзывчивыми. И я понял, что диагноз это еще не конец. У многих из них было много любви внутри. Некоторые были просто гениями этого чувства. Я мечтал научиться любить так же. Вот только у них была странная любовь: они не любили людей, но любили предметы, свою одежду, постоянно разглядывали этих своих «возлюбленных», и мне стало тошно от этого. Я не хотел мириться с тем, что придет день и я просто сойду с ума оттого, что общаюсь с этими людьми. Самое страшное было в том, что и доктора были такими же сумасшедшими, потому что не могли заставить свой разум воспринимать вещи, которые казались явными.
Постепенно истекли еще три года моего заточения. В какой-то момент я обнаружил, что не стою на месте по своему развитию. Я продолжал принимать лекарства, они как-то влияли на меня. У меня появился еще один дар – проходить через двери. Я обнаружил это случайно и понял, что это мой шанс. И однажды ночью я ушел, тихо и незаметно. Мне некуда было идти, даже Джекоб не смог бы приютить меня. У него своих проблем было по горло. И я отправился на поиски. Я знал, кого ищу. Человека, которого люблю. Я знал, что просто посмотрю тебе у глаза и узнаю тебя. Так и случилось. Но в тот день я совсем отчаялся. Кажется, Тиму опять понадобилось мучить меня. Я знал способ избавиться от него навсегда, он довел меня до такого состояния, что я готов был сделать это. Я ждал свой автобус. Но так получилось, что под него чуть не попала ты. Я не мог смириться с твоей гибелью, потому что тогда, едва обретя тебя, потерял бы навсегда. Потому что я был бы самоубийцей, а ты жертвой несчастного случая. Кажется, у них разные дороги.
Я не жалею, что все так получилось. Просто боюсь, что ты испугаешься моего рассказа. Воспоминания Тима преследуют меня, как и его злоба. А в ту ночь я отчетливо видел его в комнате. Он смеялся надо мной и над моей слабостью. Я кончаюсь, потому что полностью принадлежу тебе, отдаю себя без остатка. Так и должно быть. Я останусь с тобой, что бы ни случилось с Тимом. Ты только не забывай обо мне.
Прости, что сказал все это так поздно, наверное. Но я хотел, чтобы ты полюбила меня без этой истории. Может быть, я совершил ошибку, не признавшись тебе во всем. Ты разочаруешься во мне. Наверное, я это заслужил. Из всего этого мне самому ясно только одно – моя любовь действительно реальна. А сам я, скорее всего, вымысел. Сам не знаю.
Прости, не знаю, что еще написать. Так легко стало, когда все сделано. Очень тяжело было скрывать это от тебя. Страшно, что ты покинешь меня. Не делай этого теперь, пожалуйста. Знаю, это звучит смешно, потому что я сам ушел. Но ты пойми, я больше не могу управлять его телом. Я постараюсь не приближаться к тебе и больше не войду в квартиру. Я и так сказал все, что мог. Увидимся после!
Не воспринимай реальность как неизбежность. Все может быть иначе, чем реально. Если ты мне поверишь, ты все поймешь. Не забывай меня. Я буду рядом».
Я застыла с листком в руках. Не могу сказать, что это письмо что-то объяснило, то есть, конечно, оно в какой-то мере давало ответы на мои вопросы, но оно же породило сотню других, не менее требующих внимания. Более того, я понимала, что Блэк уже решился на тот шаг, от которого я спасла его в день нашей встречи. Я останусь с тобой, что бы ни случилось с Тимом.
У меня невероятно закружилась голова и сердце застонало. Я не могла делить его пополам: эта часть принадлежит Блэку, а вторая – какому-то там Тиму. Я любила одного человека, а теперь их оказалось двое, причем один из них меня хочет убить, а второй всячески этому противится. Это казалось мне абсурдом, полнейшей чепухой. Что, если все это правда, но лишь отчасти? Что, если человек по имени Тим Андерсен действительно существует, лечится в клинике, но в какой-то момент его настолько перемкнуло, что он возомнил себя другой личностью? Потому что как объяснить то, что другая личность взяла и появилась из ниоткуда в чужом теле? В тот же момент я поняла, что рассуждаю, как те врачи, которые лечили Тима. Они именно так все и представляли себе. Но тогда нет ответа на вопрос, откуда у этого пациента взялись такие гениальные способности, как хождение через двери и чтение мыслей и прошлого людей?
Блэк сам не мог ответить на эти вопросы. Однако я не верила, что ответа нет. Все должно подойти под какую-то логическую схему, иным образом в нашем мире ничто не может быть устроено. Хотя… я опять рассуждала, как человек. У меня нет знаний и мудрости, чтобы понять вещь, которая вне реальности и вне логики. Это чудо, которое из смерти сделало жизнь, из полностью деградировавшего человека – гения, способного любить. Мне оставалось только верить, но не этим фактам, которые действительно мало что объясняли, а своим чувствам. Блэк это не болезнь. Это и есть человек, который родился 7 июня 1970 года, но по странным обстоятельствам душа его проснулась только спустя 21 год. Если это так, то что же такое Тим? И почему теперь он вернулся, чтобы все испортить?
Я вконец запуталась и отложила письмо. Теперь я ясно понимала, что своим умишком ничего не добьюсь. Да и смысла нет, по сути. Надо было только определить, что теперь меня ждало. Блэк больше не придет сюда, писать мне не будет, значит, он пойдет искать свой автобус. Это может произойти со дня на день, а может, пройдут еще недели и месяцы. Узнаю ли я об этом? Возможно, да. Но что тогда я буду делать? Что означает его фраза Я буду рядом?
Мне стало немного не по себе. Самое страшное, что теперь я действительно одинока в своей проблеме. Мне не к кому пойти и не с кем поделиться, не у кого просить совета или реальной помощи. Мне оставалось только уповать на свои силы и на Бога, если это его рук дело. Я очень хотела верить, что все же это он послал мне Блэка, а не кто-то другой. Вот только имя у этого посланца почему-то черное.


Ночью мне снился кошмарный сон. Я бежала по улице, пробираясь сквозь толпу. Во сне я знала, куда бегу, но место мне было не знакомо. Количество людей все увеличивалось, они уже шли мимо машин, которые остановились, потому что на тротуарах для стольких человек не хватало места. Все куда-то спешили, причем в одну сторону, а мне нужно было в противоположную. Я словно плыла против этого живого течения. Мне не хватало сил и воздуха, и я просто стала кричать от отчаяния. Мне необходимо было попасть туда, куда я стремилась, словно от этого зависела моя жизнь. Люди стали заваливать меня, тогда я подпрыгнула выше своего роста и побежала по их головам. Мне было страшно, я наступала на их лица, которые оказались без глаз, и кровь выступала у них на коже, когда мои ноги прикасались к ним. Но меня невозможно было остановить. Я все бежала и бежала, пока не оказалась на том самом перекрестке. Блэк стоял под тем же светофором. Он заметил меня и помахал рукой.
«Ну же, быстрее, ты опоздаешь! Разве ты не хочешь умереть вместе со мной?»
Я не ответила, но побежала быстрее. Наконец я спрыгнула с человеческих голов на асфальт и увидела, как по направлению к этому перекрестку на всей скорости мчится красный автобус, подминая под себя спешащих людей. Я вспомнила: это тот самый автобус, под которым я должна была погибнуть, если бы не Блэк. Я будто бы реально вновь ощутила, как он схватил меня за руку, не давая упасть. Оказалось, что он действительно крепко стиснул мое запястье и резко рванул к себе. Мы встали на середину дороги, ожидая столкновения. Люди исчезали под колесами автобуса, как трава между ножей газонокосилки, и кровь хлестала в разные стороны. Оставались считанные метры.
Я посмотрела на Блэка, очевидно, желая услышать от него последние слова. Он повернул ко мне лицо. Секунду он грустно улыбался, потом улыбка исказилась до какой-то страшной гримасы, а глаза налились кровью, словно кто-то разорвал  в них сосуды. Изо рта его тоже хлынула кровь вперемешку с какими-то длинными черными червями. Мне стало невыносимо жутко и я попыталась вырвать свою руку из его кисти. Но мы словно срослись. Он потянул другую руку и схватил меня за волосы, с силой притянув лицо к себе. Потом заговорил булькающим хриплым голосом.
«Жаль, что ты никогда не узнаешь, каково быть гнилым изнутри. Хотелось бы посмотреть, как ты дохнешь заживо! Я все равно убью тебя, только придется сократить это удовольствие. Иди же, испытай настоящую боль!»
Он толкнул меня под колеса автобуса…
Я судорожно распахнула глаза и обнаружила себя лежащей на кровати. В коридоре истошно дребезжал телефон. Мне не хотелось вставать, но какая-то сила пинком скинула меня на пол. Я поползла из комнаты и протянула руку к тумбочке. Затем сняла трубку. С минуту на том конце молчали, потом послышалось нервное хихикание, перешедшее в искаженный смех Блэка.
«Ну как, понравилось? Хочешь повторить этот трюк? Я на все готов ради тебя, паршивка! Я все равно убью тебя!»
Я бросила трубку и проснулась, на этот раз по-настоящему. Сердце мое отчаянно колотилось, я чувствовала, как оно ударяется о ребра. Я заплакала, уткнувшись в подушку. Потом через какое-то время почувствовала тепло на своем голом плече. Я подняла лицо и увидела солнечный луч, скользнувший по моей коже. Я вспомнила тепло прикосновений Блэка и то, как он по утрам шепотом пел мне какую-то милую чепуху про мои веснушки. Я вспомнила, как меня это забавляло, особенно тем, что веснушек у меня отродясь не бывало.
Ужас от увиденного во сне начал постепенно таять, хотя сердце все еще не успокоилось.
«Я никогда не причиню тебе боль, Чарли, никогда. Даже если мною управлять будет сам дьявол».
 – Не уходи, Блэк, пожалуйста! Не покидай меня!
Я опять заплакала навзрыд. Солнце нежно утешало меня сквозь занавески.


Я продолжала жить, хотя мне казалось, что жизнь проходит где-то рядом, а я сама наблюдаю за ней безо всяких действий. Я словно погрузилась в какой-то сон, у которого не видно конца. Я искала Блэка, пробовала даже расспрашивать о нем прохожих, но он всегда был невидимкой в этом городе. Он исчез бесследно, я больше не слышала его и тем более не видела. Я поняла, что все кончено и он потерян навсегда. Но я так и не знала, каков он был, этот его конец.
В какой-то вечер я приволоклась домой раньше, потому что мне стало плохо на работе. Я упала в кресло и машинально включила телевизор. Потом, вспоминая все это, я поняла, что случайного в моих движениях и поступках ничего не было.
Какой-то гнусавый репортер сообщал новости. До моего сознания долетали какие-то обрывки фраз, которые внезапно приняли форму.
«Сегодня рано утром на одном из перекрестков города был сбит молодой мужчина неустановленной личности. По словам очевидцев, погибший был в состоянии крайней истерии, бросался на прохожих и привлек к себе достаточно внимания, чтобы к месту катастрофы сразу же подъехали полицейский патруль и машина скорой помощи. Однако спасти его не удалось. Кроме него пострадавших нет, но многие люди, в том числе пассажиры автобуса, сбившего этого неизвестного, были в состоянии сильнейшего шока. Это вполне объяснимо, потому как специалисты утверждают, что это одна из самых страшных аварий за последние десять лет, пусть и с минимальным количеством жертв. Полиция ведет дело об установлении личности погибшего и просит всех, кто что-либо знает о нем, немедленно сообщить. На момент гибели этот неизвестный был одет в черный плащ. Волосы темные, средний рост, худощавый. Возраст определяется 25-30 годами…»
Мое сердце замерло где-то между двумя ударами. Все погрузилось в какой-то тягучий туман, почти как в день нашей встречи с Блэком, только теперь я не видела его чудесных голубых глаз. Он погиб. Страшно погиб. На том же перекрестке, где готов был умереть три месяца назад. Погиб, не дожив до своего 26-летия всего пары недель. Погиб в отчаянной борьбе со своим вторым я.
 – Теперь ты свободен, Блэк, – прошептала я. – Господи, как же так… Я не смогла помочь тебе ничем… Я хотела бы все исправить, но ты не позволил. Почему ты все решил сам?
Я встала и вышла в коридор. Я взглянула на свое отражение в большом зеркале. Мне необходимо было видеть хоть кого-то, потому что перед моими глазами несся красный автобус, косящий людей.
Я тупо сморела, как ленивая слеза ползет по коже щеки. Позади моего отражения в зеркале что-то шевельнулось. Мой взгляд переместился… Блэк стоял, оперевшись о стену, в своем черном плаще. Лицо его было бледным и еще более худым. Глаза голубые, как небо в солнечный день. Он устало и спокойно смотрел на меня.
«Здравствуй, Чарли».
Я оглянулась, но у реальной стены была лишь пустота. Я снова повернулась к зеркалу, чувствуя, что готова закричать. Он увидел искаженное от страха мое лицо и нахмурился.
«Я все еще здесь, Чарли. Я рядом. Ты не должна бояться».
Пелена в моем горле прорвалась.
– Убирайся! Прочь! Господи, за что? Ты же умер! Я не хочу тебя больше видеть! Уходи, оставь меня в покое! Тебе здесь не место! Не нужно приходить ко мне! Убирайся!
Я вопила еще истошнее, чем он в ту ночь.
Отражение Блэка подошло к моему и вытянуло руку, почти касаясь моего плеча. Я с криком ужаса ударила кулаком по его лицу. Зеркало треснуло и рассыпалось огромными осколками. Я продолжала кричать, чувствуя, как около меня что-то происходит. Словно воздух сгустился в какую-то округлую форму.
Я затихла на мгновение. И тут же услышала его тихое дыхание.
 – Уходи, пожалуйста! – прошептала я с усилием. – Тебе не нужно быть здесь больше. Все кончено…


Спустя пару секунд дверь с грохотом вывалилась в подъезд, и ужасающе громкий топот невидимых ног понесся вниз по лестнице. На каждой площадке бились оконные стекла, и двери квартир вылетали с петель. Последней была дверь на крыльце: перелетев через каменные ступеньки, она рухнула на дорогу. Потом все стихло.
Я свалилась на пол, словно мои ноги подрезали. И зарыдала с облегчением.