Жди, когда наполнится ведро твоей души

Девочка Марта... Странное имя...  Даже какое-то дурацкое... Я только сейчас понимаю, рассуждая "по-взрослому", и наверно делаю это напрасно, пытаясь стереть или намеренно забыть то время, что ведь Мартой звали козу в одной из детских книжек про каникулы кота Егора. А еще была такая Мартина Навратилова, гигантская теннисистка, у нее там что-то было с гормонами, поэтому она выросла до неимоверных размеров, и внешне была похожа на мужчину.
Нет... я просто не позволю этим козам-гигантессам своими зубами и взглядами съесть ту Марту...

Порой в нас остаются отпечатки воспоминаний, причем ты никогда не знаешь заранее, станет ли тот или иной фрагмент отпечатком. Просто однажды эти отпечатки оживут, и расцветятся красками, и нахлынут запахами и приглушенными звуками, лет так через десять или двадцать. Такие они, эти отпечатки, как птичьи следы-цепочки – запутываются в мозге, а потом, найдя выход из лабиринта, всплывают на поверхность, словно пузырьки газировки…

С Мартой нас свела музыкальная школа. Вернее походы туда и возвраты обратно вместе были лишь предлогом. Однажды она поинтересовалась, ужасно уверенная в том, что я отвечу правильно, мол, как быть, если с мамой постоянно ругаешься… Я ответила, что надо делать вид, что ты соглашаешься, а через некоторое время, когда все утихнет, гнуть свою линию. Но делать это ласково и улыбаясь. Кстати, сама я так никогда не поступала – лезла напролом и часто закатывала истерики.
Мой совет ей помог. Позже я полюбила и ее маму – за ее всеприятие наших детских проблем и участие в их обсуждении, и ее холодильник – за наличие там больших кусков сыра, и ее большие ящики с конфетами Московского производства, и те ведра клубники, которые они покупали, чтобы просто наесться от пуза.

Марта жила в соседнем доме, и наши подъезды находились друг напротив друга. Ей тогда было лет 10 - 11. Такая маленькая Марта, которая вспоминается  мне летней, с выгоревшими на солнце длинными волосами, цвета спелой пшеницы, в ситцевом, с фиалках на белом фоне, сарафанчике и стоптанных сандалетах с оторванными хлястиками. Марта была самостоятельной девочкой, и, если не обращать внимания на то, что она считала себя «пупом земли», с ней было интересно и нескучно.
Меня всегда удивляло это ее странное имя. Я  пыталась в уме переиначить его – Марточка – точка, точка, два крючочка – это ее косички. МАартышка – это на польский манер наверное. Она сама называла себя МАртушка. А у меня в голове разрастались образы – тушка, омертвевшая, ороговевшая, туша – колбаса.  Это ей никак не подходило. И еще, родилась она в июле – может у ее родителей была тоска по весне, по еще в полях белеющему снегу и водам, которые шумят весной…

Однажды я застала ее сидящей на корточках на мостке, около озера, притихшей и настороженной. И чего-то ждущей. Просто подошла, и стало сразу ясно – девочка терпеливо ждет. Рядом стояло маленькое детское металлическое синее ведерко с белым цветочком на боку. Марта, не заметив меня, подняла это ведерко опустила туда руку, пошурудила пальчиками и произнесла: «Я даже и не знаю, наполнится ли оно… Надо уметь ждать, когда ведро моей души станет полным».
- Это как?,  - я недоуменно уставилась на нее.
- Это просто. У каждого человека есть ведро души. Если встречаются разные люди, то они наполняют мыслями, снами и образами ведра друг друга. Иногда, когда их перехлестывает, они брызгаются из своих ведер, иногда души их сами струятся оттуда, отдавая себя другим. Бывает такое, что если тебе небезразличен человек, ты выливаешь в него почти всю свою душу. И тогда надо ждать и быть терпеливым. Если душа найдет в человеке зацепочки, или совпадения, ты это сама не поймешь, то тогда через некоторое время твое ведро наполнится снова. Не совсем тем, что в нем было, но другим и светящимся. А если нет – то можно и не ждать. Нет – и все. Даже если очень хочется.  – произнесла она тихим, но срывающимся голосом.
- А если не ждать?
- А если не научиться ждать, то твоя нетерпеливость и поспешность может сделать все наперекосяк, и ты будешь как бы неестественно, или, скорее всего, насильно, но не по-настоящему, выплескивать на человека вместо снов и радуг щепки и никому не нужные осколки слов. Как будто ты сама не хочешь, а тебя что-то заставляет. Человеку от этого будет неловко. Да впрочем, и тебе тоже.
- То есть получается, что если нет слов, лучше помолчать и не торопиться?
- Ага… Слова либо появятся, не надо переживать и нервничать, либо их уже и не будет. Тогда не надо грустить. – она закручивала на палец свою челку и, казалось, не замечала ни меня, ни одолевших нас комаров.
- А чьей душой должно наполниться твое ведерко? – деликатно поинтересовалась я.
После долгой паузы, когда я уже и забыла про свой вопрос и пялилась на железную дорогу на другом берегу озера, она в упор посмотрела на меня и сипло прошептала:
- Твоей. Оно уже наполнилось. Пойдем нарвем за домом фьялок и пиёнов?

И мы пошли сквозь камыши и тростник. Марта, прижимающая ведерко к груди и я – вся в раздумьях и непонятливости.

Только поздно вечером до меня дошло: ведь до того момента я не видела ее неделю. Она куда-то исчезла тогда. До нее невозможно было дозвониться,  ее мама говорила, что она где-то там…
А перед этим мы всю ночь проторчали около пианино, пытаясь сочинить джазовый мюзикл и зачитывались Крапивиным. Тогда было щекочуше-здорово! Тогда было счастье, и отсутствие времени и ни капельки не скучно.  И ливень настукивал по карнизу ритм, и соседи, обычно стучащие по батарее, молчали…. Оказывается,   в тот момент мы лили друг на друга свои души….

…. Почему я об этом вспомнила сейчас? Если говорить об этих маленьких синих детских ведерках с белыми цветочками, то я давно уже стараюсь ни на кого их не проливать, или, если переполняются через край, сдувать излишки эмоций и переживаний. Но чтобы они оставались полными и сверкающими внутри. Жалко себя заранее – знаю, что мне сложно ждать, иногда я даже начинаю переживать. А однажды я забросала свое ведро какими-то щепками и оно заросло сорной травой. До сих пор приходится пропалывать.

А недавно, несколько дней назад, я его случайно пролила, а может сделала это намеренно – и по-честному, по-легкому и с большой охотой. Меня нежно обнимали, шептали на ухо всякую ерунду, и растворяли в себе. Лучисто и с шелестом. Тогда-то оно и вылилось… Не осталось ни слов, ни образов, одни пингвины на крышах… 

Сегодня, возвращаясь после сумасшедшего дня домой, я ехала бездумно и равнодушно взирала на то, как туман превращается в дождь. Дальше – я не могу вспомнить, какой-то провал, а потом обнаружила себя сидящей на брусчатке около озера в  разрушенной воинской части на Океанской. Скоро там распустятся лотосы, а пока были видны лишь засохше-вымороженные остатки листьев и дырчатые конусы с семенами. И еще свеженаписанная табличка: «За срывание лотосов – штраф 5 тысяч рублей!»
Дождь превратился в снег, скорее всего последний, прощальный. И несколькоминутный. Хлопьями. Я пыталась поймать эти призрачные перья, они таяли… Холодно… ветер…  А там, где у меня должно быть сердце, явно ощущалось, как ни нелепо вспоминать сейчас, крохотное синее ведерко, с немного облезшей краской и белым с желтой серединкой цветочком. Что-то там на дне колыхалось и булькало… Я ждала и рассеянно вглядывалась в бурую сопку.
 Оттуда по склону, проворно перебирая ободранными ногами в сандалетах  и фиалковом сарафане, неслась ДЕВОЧКА с волосами ЦВЕТА СПЕЛОЙ ПШЕНИЦЫ.
Запыхавшись, она затормозила об меня и проскороговорила: «Теперь вот ты значит ждешь…»
«Ага… А оно наполнится?» - ошалевшее пробормотала я.
«Ты только научись ждать и быть терпеливой» - она встряхнула головой, а я подумала, как же ей не холодно среди этих нежных на вид, но колючих на ощупь снежинок?
«У меня получится?» - вопрос повис в воздухе…
Марта потянулась на цыпочках и, хлопнув серыми глазами, произнесла мне в ухо: «До свидания… Надеюсь, ты сможешь….» а потом развернулась и  торопливо потопала куда-то…

Я добрела до машины… Прошло каких-то пять минут, уже светило солнце, а снег….. может быть он мне показался?  Я залезла рукой в волосы… там застряла пара уже почти растаявших снежинок.

Начинался апрель.