Тай и Элеонора

- Ну почему, почему ты такая!!! – буквально выкрикнула в лицо Тай Элеонора.
- Какая? Самая обычная. И вообще, я не понимаю, с чего ты так взвилась, – спокойно ответила девушка.
- Тай… Тай… Ну почему???
- Не начинай, Эля. Просто не надо этих разговоров. Я слишком устала и хочу курить.
- Надо! Прекрати. Расскажи почему? Почему ты такая? Где та Тай, которую я любила? Где она?!!
- Эля, прекрати! – Голос сорвался на крик, но через секунду Тай заговорила спокойнее. – Все в порядке. Просто той не было места под этим солнцем. А мне – есть.
- Верни ее.
- Нет.
- Верни.
- Нет.
- За что ты ее убила???  За что ты убиваешь себя?!!! Так нельзя, пойми ты это! Просто нельзя!!! НЕ УБИВАЙ!!!
- Я не убиваю. Это осень! Кажется, что природа умирает, а она просто становится другой, ищет силы для новой весны……. Пойми ты это!!! Она не умерла!!! Это осень!!!
- Тай!
Не обращая ни на что внимания, девушка развернулась и направилась к балкону.
- Тай!
- Я курить.
***
Тишина постепенно приводила мысли в порядок. Прохладный ветер остужал раскрасневшиеся вдруг щеки. Девушка достала сигарету, мелко задрожавшую в тонких пальцах. Перевесившись через ограждения балкона, она молча следила за жизнью ночного города. Сигарета вдруг выпала из рук и долго летела вниз, на сухой асфальт.
Чертыхнувшись, она полезла в пачку за новой. Из кармана джинсов достала зажигалку. Секунда -  и маленький красный огонек загорелся на кончике сигареты.
Зябко передернув плечами – футболка совсем не сохраняла тепло – она снова посмотрела на тонувший в темноте город.
Просто осень, а осенью все меняется. Даже привкус у воздуха другой – горьковатый, наполненный запахом опадающей листвы и седых дождей.
Перила – чуть мокрые. Значит, скользко. Осторожно схватившись за перила руками, Тай запрыгнула на них и уселась, не держась ни за что, на узкую полоску железа. Короткие русые волосы упали на лицо, спрятав глаза. Глаза, в которых целую вечность жила пустота.
Далеко внизу жил город. Другой, чужой ей. По-настоящему чужой. Да и все города сейчас были чужими. Хотелось курить, пить водку, ругаться матом, снимать девочек – все что угодно, лишь бы без правил.
«Эля… Элька… Элечка», - отчаянно мелькало в голове, - «Ну как ты не видишь… Как по-снайперски в точку: «Ну как ты не видишь, что я умираю, но как ты не можешь понять что мне некуда деться»… Ну почему, почему все всегда так? Почему я чужая – везде… Почему я не чувствую тебя… Не я меняюсь – ты меняешь меня. Меняешь своим короткими сухими фразами…. Наполненными пустотой… И мне больно от этого. Так до отчаянья хочется кричать, так, чтобы ты слышала…. Но ты будешь молча курить, осторожно стряхивая пепел, а я буду метаться от безысходности, растущей внутри меня…».
Но мысли быстро менялись. Ночной город уносил мысли, оставляя боль и пронзительность одиночества. Струны звучали, душа звенела на пределе, а небо не раскололось на миллиарды хрустальных осколков, не осыпалось на плечи, рождая веселый перезвон… Небо безучастно смотрело вниз, собирая хмурые осенние тучи и серый городской воздух. Мысли возвращались осколками и осколками улетали в никуда, разрывая виски и бередя сознание. Соль на свежие раны.
«Ты сказала что во всем что я делаю – сплошная романтика, добрая сказка… А жизнь… Это серый пепел на ресницах, это сумасшествие ежедневных дел, разменивание себя за мелкий дрожь, продажа чужим людям своей сущности… А я живу в сказке и не вижу ничего вокруг… Но можно же просто смотреть – иначе…»
Холодные капли сорвались с неба и упали на ладони. Секунда – и целый поток холодной воды обрушился на девушку. А она продолжала сидеть, молча глядя вниз.
Умная стерва, безумно одинокая стерва, модная, самоуверенная стерва, стерва, которую хотят слишком многие. Стерва с лицом ангела и душой дьявола. Она молча глотала слезы, так и не тронувшие глаз, она без слез рыдала, оплакивая то, что невозможно было вернуть.
Она сидела, не двигаясь, лишь изредка делая нервные затяжки. Наконец сигарета, скуренная до фильтра, полетела вниз. Яркий огонек можно было видеть еще пару секунд до того как вода и асфальт загасили его.
Девушка осталась сидеть, глядя туда,  где уже не видно было очертаний. Вниз. И ей опять хотелось летать. Тай резко встала. Зябко поежившись, она еще раз посмотрела вниз.  А потом еще долго смотрела в ночное небо. Темный хрупкий силуэт в одной футболке, с короткими мокрыми волосами.
Резко развернувшись, она вошла в квартиру. Свет все еще горел, как всегда работал телек. Эля спала, свернувшись калачиком.
Тай тихо подошла, и еще раз вгляделась в лицо любимой… Такое родное, до боли знакомое…  Сохраненное в памяти даже руками. Нагнувшись, она медленно провела рукой по щеке, и улыбнулась, увидев улыбку на лице любимой. Убрав рукой мокрые волосы, чтобы не разбудить ими Элеонору, тай осторожно коснулась губами ее щеки, позволив себе еще раз уловить этот волшебный аромат любимого тела… Тот, который невозможно ни с чем спутать, тот, который сводит с ума. Поправив одеяло, она выключила телевизор.
В шкафу нашлась сухая футболка. Тай молча переоделась.

Еще раз взглянув на уснувшую подругу, замученную рабочим днем и скандалом дома, она – одними губами – прошептала то самое заветное, что всегда было неизменным. «Я люблю тебя».
Тихо скрипнула входная дверь. На секунду комнату наполнила тишина, и лишь спустя какое то время в замке повернулся ключ. Влюбленная стерва уходила, пытаясь растоптать свою любовь. И отчетливо осознавая, что не сможет этого. Никогда. НО сейчас она бежала. И не знала, чего ждать от завтра, и будет ли оно вообще.
А на столике около кровати среди разбросанных фотографий двух девушек, среди этих счастливых улыбок одиноко стояла открытка.
Обычная открытка.
И дрожащей рукой в ней было написано всего четыре слова. Слова, которые определяли судьбу. «Я люблю тебя. Прощай».

«Знаешь, она вернется» - тихо сказала Стась своей собеседнице.
«Знаю» - ответила та.

Ночь сомкнулась над городом, а за спиной одинокой стервы мелькали километры железнодорожного полотна. И поезд не знал ничего о слезах и улыбках, он прсото ехал куда-то, куда вели его рельсы.
И было немного грустно.