Псы Одина

Псы Одина.


Сегодня вечером в трактире «Охотник и пёс» стоял несмолкаемый гул голосов. Кто-то с кем-то спорил, кто-то просил подлить ему ещё эля, а кто-то довольно фальшиво охрипшим от выпивки и прокуренным голосом распевал непристойные песенки. Воздух был насыщен всякими запахами: пота, пива, сигарет. Тускло мерцали керосиновые лампы.

Весь день Райсом с друзьями работал на стройке нового храма. На самом деле он не был верующим человеком и, тем более,  не верил во всякие басни про, якобы, таинственные исчезновения людей. Скорее всего бедняги перебрали спиртного, заблудились в лесу и умерли с голоду.
Под вечер он и его друзья по работе пошли посидеть и немного выпить в какой-нибудь трактир, и первым им попался именно «Охотник и пёс». Райсом редко заглядывал сюда и старался обходить это заведение стороной, потому что название этого места, как это ни странно, всегда  внушало ему странную тревогу. Однако, сколько он ни пытался уговорить друзей не идти туда, они ни в какую не соглашались. Более того, они ещё и убедили  его выпить с ними...

- Райсом! Райсом! – кто-то повторил дважды его имя. –   Райсом! Ты уснул!
- Чего? – прохрипел ничего не понимающий Райсом.
- Говорил же я тебе, не пей столько эля! Сегодня он был на редкость крепкий!
Голос принадлежал товарищу по работе Майклу.
- Я что, уснул? – Райсом поднял на друга заспанные глаза.
- Именно! Ладно, ты говорил, что тебе надо к полуночи быть дома, а солнце уже село.
Райсом посмотрел в окно. На улице уже стемнело и по двору носились причудливые тени, отбрасываемые то проехавшей мимо повозкой, то пробежавшим случайным прохожим.
- Ладно, друзья-товарищи, спасибо вам за отлично проведённое время, я поехал домой.
- В таком состоянии ты на лошадь-то не залезешь! – сказал Майкл. – Давай я тебя отвезу.
-  Нет-нет, Майкл, - покачал головой Райсом, - я сам как-нибудь доберусь, не волнуйся. Тебе, ведь, самому далеко ехать.
 Майкл недоверчиво посмотрел на друга.
- Ну, хорошо, - сказал он, - пойдёмте, ребята, проводим нашего работягу.
Они встали из-за стола и направились к двери. Оказавшись на улице и попрощались, зашли обратно в гам трактира.
Райсом нашёл привязанного к стойке своего гнедого по кличке Бродяга, отвязал его и ласково похлопал по шее. Конь закрутил головой и взбрыкнулся: он терпеть не мог запах алкоголя.
- Ничего, ничего, Бродяга, скоро мы будем дома. – успокоил гнедого Райсом.
Он с трудом взобрался на лошадь, вставил ноги в стремёна и сказал: «Пошёл!».
  Ночь была тёмная, на дворе стоял август. Ночная тишина после гама трактира казалась успокаивающей. Однако неясная тревога, мучившая Райсома с самого утра, давала о себе знать, пробиваясь через затуманенное алкоголем сознание. Райсом попытался отвязаться от настойчивого ощущения надвигающейся смутной опасности, но не смог. Оно осталось. Мало того, тревога нарастала с каждой секундой. Райсом сильнее сжал бока лошади.
До его дома оставалось около пяти миль, как вдруг его конь резко затормозил и остановился прямо посреди дороги.
- Но! – крикнул Райсом.
 Конь не сдвинулся с места.
- Пошёл!
 Конь продолжал стоять.
Райсом с тревогой огляделся, ночная тьма обволакивала его со всех сторон. «Что-то не так», - подумал он.
- Но! – крикнул он ещё раз.
 Конь стоял.
«Надо бежать», - промелькнула мысль. Он повернул голову и увидел... множество светящихся красных глаз. «Волки?» – подумал он. Нет, у волков глаза жёлтые. «Собаки», - начал успокаивать себя Райсом, хотя прекрасно осознавал, что это не так. Длинная шерсть, огромные красные глаза, размерами гораздо превосходят даже волков.
Страх сковал Райсома по рукам и ногам. Не в силах пошевелиться, он с ужасом влядывался в темноту, надеясь, что всё это – лишь наваждение, порождённое его больным воображением, ночной кошмар, который исчезнет, испарится, как только Райсом проснётся.
Однако это была реальность.
Внезапно будто из ниоткуда перед Райсомом появился человек на иссиня-чёрном коне, лицо которого полностью скрывал капюшон плаща цвета запёкшейся крови. К седлу коня были приторочены охотничьи сумки.
- Охотник? – с надеждой в дрожащем голосе спросил Райсом.
Голова в капюшоне медленно качнулась вперёд. Райсом облегчённо вздохнул. Всего лишь охотник, возвращавшийся домой с добычей.
- Ну, что ж счастливого тебе пути, - сказал Райсом и собрался было двигаться дальше на, казалось, вновь обрётшим способность двигаться Бродяге, как вдруг из-под плаща высунулась рука и схватила Райсома за запястье, словно прося повременить. Райсом вздрогнул. Рука была неправдоподобно холодной.
- В чём дело?
Другая рука человека вытащила из-за пазухи небольшой свёрток, в который обычно охотники заворачивают убитых ими зверей, и протянула его Райсому.
- Ничего не понимаю, ты что, делишься со мной своей добычей?
Человек кивнул головой. Райсом взял свёрток и собрался было поблагодарить охотника за его подарок, как того и след простыл. Через несколько мгновений исчезли и собаки.
Райсом покачал головой и решил посмотреть, что же ему дал тот странный охотник. Он развернул ткань и остолбенел... на руках лежал его мёртвый трёхлетний сын...

Он с минуту сидел, не двигаясь и не в силах пошевелиться. Он не мог поверить своим глазам. Руки задрожали и свёрток выпал из них и, едва коснувшись земли, исчез.
- Что это было? – прошептал во тьму Райсом.
Мысли галопом проносились в его голове, глаза бешено метались из стороны в сторону, руки до боли сжимали поводья. «Надо скакать! Скакать во весь опор домой!» – подумал он и крикнул:
- Но!
Бродяга стрелой понёсся по дороге. Ветер свистел в ушах Райсома, он рассекал тьму, как клинок рассекает плоть врага. Сознание прояснилось, алкоголя как не бывало. В голове было только одно: «Мой сын!».
Райсом пригнулся к шее лошади и услышал, как хрипло та дышит. «Больше так скакать нельзя!» – пронеслось в голове, но мысли о сыне вытеснили все другие.
Вдруг мир вокруг него закружился, он понял, что падает, но в следующий миг ударился головой о камень и потерял сознание.
Очнулся Райсом на земле. Чувство времени подсказывала, что он пролежал без сознания около пяти минут. Рядом с ним лежал его конь, бедный Бродяга был мёртв.
Райсом потрогал рукой затылок, крови не было – это хорошо. Он встал, резкая боль вспыхнула в голове, но он заставил себя её превозмочь. За болью пришёл страх, но и это испытание он выдержал. Райсом огляделся. Сквозь тьму мало что можно было увидеть, но он знал здесь каждый кустик, каждый камень, и потому сразу понял, где находится. До его дома оставалось меньше мили. «Нада бежать», - пронеслось у него в голове, и он побежал.
Сил хватило ненадолго, вскоре он перешёл на шаг. В темноте раздавалось лишь его хриплое дыхание, кровь стучала в висках. Лишь нечеловеческим усилием воли он заставил себя снова побежать, сначала медленно, потом мысли о сыне придали ему сил и он стал бежать быстрее.
Вскоре вдалеке показались огни деревни, и он прибавил ходу. Однако даже сила воли не может поспорить с физическими силами человека, когда те на исходе. Потому, когда в темноте замаячили неясные очертания крайних домов, Райсом не выдержал и повалился на землю.
В горле пересохло, воздух с хрипом вырывался наружу, голова была готова разлететься на мириады мелких осколков, в глазах потемнело, он думал, что умирал... Но судьба щадила его. Для чего? Можно было только догадываться. Райсом встал на четвереньки и пополз. Прохожие, что были в такой час на улице, недоумённо смотрели на ползущего в грязи человека. Никто не спросил, что с ним, никто к нему не подошёл, все только и делали, что смотрели. Райсом чувствовал на себе взгляды этих любопытных глаз, но крики о помощи застревали у него в горле.
Он не знал, сколько времени полз. Он вообще потерял чувство времени. Райсом больше не мог терпеть эту пытку. Вот-вот уже готовясь повалиться на землю, он посмотрел по сторонам. Слева находился его дом. Собрав остатки сил и воли, Райсом повернул туда. Он заполз на крыльцо. Встать и дотянуться до звонка не было сил, потому Райсом, что было мощи стукнул кулаком в дверь. Никто не ответил. Он стукнул ещё раз. Прошло немного времени, прежде чем из-за двери донёсся жалобный всхлип: «Иду!».
Дверь открылась и Райсом понял, для чего его хранила судьба. Замерев от ужаса и не в силах сдерживать подступающую темноту, он потерял сознание. На руках жены лежал их мёртвый сын.