Три в одном

                Алла
– До отправления скорого поезда «Санкт-Петербург – Самара» остаётся пять минут. Просьба провожающим покинуть вагоны, – мелодичным голосом сообщил мне динамик на перроне.
Вот так всегда. Провожающие уже покидают вагоны, а я, отъезжающая, до своего вагона ещё не добежала. Бегу. Спешу. На каблуках неудобно. Каблуки не предназначены для бега по людному перрону. Они вообще не предназначены для бега. Они для неспешного грациозного перемещения в пространстве, когда походка, как говорится, «лёгкая от бедра», линия спины прямая, подбородок повыше, а ресницы опущены, и тут мужики оборачиваются, заглядываются, а тебе как будто до этого никакого дела нет, и ты идёшь вся томная, задумчивая, неземная…Чёрт! Это к делу не относится. Главная мысль сейчас: успеть и каблуки не сломать. В Самаре в управлении филиала так похожу, для того и надела сапоги с каблуками. Раз уж в командировку послали меня, а не эту доходягу Худобину, которая полностью соответствует своей фамилии. Вот только целый день придётся в гостинице проторчать, потому что приеду я как раз в праздник. Билетов нет на неделю вперёд. Ну, положим, торчать я не буду, поброжу по городу. В Самаре мне есть что вспомнить.
Мой вагон. Недовольная проводница с усталым видом смотрит в билет. Ничего, милая, это твоя работа. И это моё дело, когда я сажусь в поезд. Интересно, когда она успела так устать? И что с ней будет к концу поездки? Какие-то мужчины галантно подсаживают, подают сумку. Спасибо, ребята. На Худобину они бы и не взглянули. Всё-таки для своих «без пяти ягодка опять» я выгляжу неплохо. Обычно мне дают тридцать, не больше, от силы тридцать два. Кто бы знал, чего мне это стоит.
Господи, лишь бы купе было не полное. И лишь бы там не было сопящего, воняющего носками и перегаром мужика. Который к тому же ужасно храпит всю ночь, просыпаясь изредка, чтобы хлебнуть пива из баллона. И не было бы непрерывно орущего младенца с растрёпанной и растерянной мамашей. Мой Стасик никогда не орал. Кряхтел только, когда есть хотел, или когда пелёнки были мокрые. Повезло мне с ребёнком. Наверное, это компенсация за отсутствие приличного мужчины рядом. Алексей появился, когда Стасик уже в школу пошёл. Но зато они быстро нашли общий язык. С этим мне тоже повезло.
Конечно, купе полное. Хрупкая шатенка лет тридцати, уже успевшая переодеться в домашний цветастый халат и тапочки, и парочка напротив. Она – юная, года двадцать три, не больше, с задорно торчащим курносым носиком. Он – постарше, может быть, лет на десять. Полный, с залысинами. Хотя они оба сидят, видно, что он едва ли вровень с ней. А может быть, и ниже. Обмельчали мужики. Зато смотрит преданно в глаза, словно прощается на всю жизнь. Любит, наверное. Она так не смотрит.
– Здравствуйте, – говорю я. Женщины отвечают, муж курносой едва кивает. Не поворачивая головы в мою сторону. Я в отместку, втискиваясь в купе, двигаю ему сумкой по коленям.
– Извините.
Расселся, понимаешь. А он и не обратил на это внимания. Глаз не отведёт от своей ненаглядной. В принципе, симпатичная девушка. Я лет пятнадцать назад такой же была. Положим, я и сейчас неплоха, но это к делу не относится.
– Артём, выходи, а то уедешь с нами, – говорит курносая. Значит, Артём не едет. Слава Богу, места будет больше. Хотя, судя по его виду, он рад бы остаться. Ну и ехал бы, такую женщину нельзя оставлять одну. Артём целует курносую, она отвечает. Спокойно, без страсти. Дежурно, я бы сказала. Шатенка смотрит в окно. Артём с курносой выходят в коридор. Напоследок он оборачивается:
– Счастливого пути.
Наконец-то обратил внимание, что в купе ещё кто-то есть.
– Спасибо, – отвечаем мы с шатенкой. Я про себя добавляю: «Дай Бог твой жене хорошего любовника». Он, в самом деле, ниже её. Ненамного, но это заметно. Тем более что она тоже на каблуках. Как и я. Слышно, как в коридоре он ей говорит: «Привет родителям. Не скучай, Машенька». Уж кто будет скучать, так это ты, Артём. Тебе тоже счастливо.
Поезд трогается. Вдогонку с перрона доносится всё тот же мелодичный голос:
– Скорый поезд «Санкт-Петербург – Самара» отправляется с третьего пути.
Ритмичный перестук набирающих ход колёс. Вагон качается. Мигает свет. Пока курносой Машеньки нет, я снимаю плащ, вешаю на плечики. Хорошо, что поезд какой-то суперскорый, рейс новый, недавно открытый. Минимум остановок в пути, короче время стоянок. День, ночь, и я в Самаре. Поднимаю нижнюю полку и ставлю сумку с вещами. Маленькую сумочку кладу на полку. Сажусь. Машенька возвращается. В глазах – ни капли сожаления о расставании с мужем. Я ей улыбаюсь. С меня не убудет. Карнеги писал: «Улыбайтесь!» Она улыбается в ответ краешками губ. Хорошая у неё улыбка.
– Вы до конца? – спрашиваю я. Обе женщины кивают. Ну и ладно. Компания не самая плохая. Если только ещё кто-нибудь не подсядет в пути.
– Раз мы все до Самары, давайте знакомиться, – на правах старшей предлагаю я. – Меня зовут Алла.
– Юля, – отвечает шатенка.
– Маша, – представляется Машенька.
Пока говорить больше не о чем. Я вынимаю из сумочки сигареты, иду в тамбур. С этой гонкой до вокзала и покурить толком не успела. Нервные затяжки в такси не в счёт. Там были мысли только об одном: «Не опоздать». Везде такие пробки, особенно на Невском, быстрее было бы на метро. Но я давно уже отвыкла от этой дурной привычки: ездить в метро. Алексей, впрочем, предложил отпроситься с работы и проводить меня, но я благородно отказалась. А он, гад, и не настаивал. Ну и ладно. Сочтёмся.
В тамбуре пока не накурено. Я буду первая. За пыльным стеклом двери проплывают какие-то строения. Сколько раз ни уезжала с Московского вокзала, никогда не могла сориентироваться, где же едет поезд, хотя, в принципе, город знаю неплохо. Давно здесь живу. А вообще, поезда не люблю, предпочитаю самолёт. Но этот придурок Савельев, которого чёрт угораздил быть начальником моего отдела, сказал, что самолёт бухгалтерия не оплатит без подписи директора, а тот ни за что не подпишет, поскольку мы на картотеке. Конечно, как самому Савельеву в Египет мотаться три раза за два месяца, якобы для заключения договора на монтажные работы, так это можно. Впрочем, в Египет на поезде – это нонсенс. С другой стороны, договор всё равно не заключили. Нет лицензии для работы с иностранными фирмами. Как будто это сразу было не очевидно. Зато загорел на Красном море, с командировочных поменял машину на иномарку.
В тамбур вышла Машенька. Опять улыбнулась, теперь она первая. Всё-таки хорошая у неё улыбка. И кого-то мне Машенька напоминает. Наверное, где-то встречались. В Питере всегда кто-то с кем-то где-то встречается. А мы с ней где, интересно? Надо будет между делом выяснить. Хотя, в принципе, всё равно.
Машенька курит «Виржиния лайт» с ментолом. Неплохой вкус, но я предпочитаю «Вог».
– А Юля? – спрашиваю я.
– Юля не курит, – отвечает Машенька.
– Надеюсь, хотя бы пьёт?
– А есть конкретные предложения?
Машенька всё больше мне нравится. Кого же она напоминает?
– Восьмое марта завтра, – говорю я. – У меня есть бутылка коньяка. Отметим женский праздник в женском обществе. Хотя, может быть, вы предпочитаете мужское? Или смешанное?
– Женское общество меня вполне устраивает, – говорит Машенька. Я, во-первых, принимаю её слова за согласие, а во-вторых, ещё раз отмечаю про себя, что она не сильно расстроена расставанием с Артёмом. Интересно, зачем она за него замуж вышла? Ведь её годы далеко не критические. Впрочем, я была моложе, когда развелась в первый раз.
Мы докуриваем, тушим бычки в пепельнице и идём в купе. Там я объявляю Юле, что мы все, и она в том числе, сейчас будем пить коньяк. Юля говорит, что она пьёт мало, но не отказывается. Даже предлагает шоколадку на закуску. Очень кстати появившейся проводнице с проверкой билетов я заказываю три кофе. Юля норовит заплатить сама, лепеча, что поскольку коньяк мой, то она просто обязана…Машенька тоже лезет за кошельком. Я пресекаю. Положим, я не меценатка, на зарплату инженера не разгуляешься. Но у меня сегодня не то чтобы праздник, но всё-таки дата. Ведь именно с седьмого на восьмого марта двадцать лет назад я ехала в Самару. Только тогда город назывался Куйбышев, а ехала я из Москвы. На фирменном поезде «Жигули» и с Максом. Впрочем, девочкам-попутчицам знать об этом не обязательно. Интересно, где сейчас Макс? Вру, нисколько уже не интересно. И давно. Ведь столько лет прошло.

                Юля
Ну, всё, нагулялась, нагостилась, скоро начнутся рабочие будни. И что важнее, семейные будни. Стирка, готовка, проверка уроков. Первым делом, как приеду, надо будет генеральную уборку сделать. Мои мужчины наверняка расслабились без меня, возможно, даже ни разу за неделю не пылесосили. Хотя могут, но привыкли, что всё я делаю, или, по крайней мере, даю ценные указания. И ведь я тоже привыкла. Когда уезжала, думала: отдохну от них, и вспоминать не буду. Пару дней, это правда, не вспоминала. Некогда было. Встреча у родителей, в гости к одним, к другим. Родственники, друзья. А потом что-то засвербело внутри, стала остро ощущаться нехватка семьи. Визг и шум мальчиков, спокойное молчание Славы, наша квартира, в которую я вложила душу. Последний день я уже тосковала. Славе расскажу, он посмеётся: «Вот и отпускай тебя одну на отдых».
Да я бы не ездила. Летом собирались все вместе, может, ещё и отправимся. Но недавно позвонила Ленка, одноклассница, напомнила, что в этом году у нас пятнадцать лет окончания школы. Васька Меренков, ставший крутым предпринимателем, собирается устроить праздник для своего бывшего класса, и приглашает всех. Правда, я не хотела, но Слава сказал: «Возьми отпуск за свой счёт и поезжай на недельку. Не пропадём без тебя». Даже настаивал, чуть не насильно выгонял. Знает, что я сильно устаю, и расслабляться не умею. «Там, – говорит, – хоть у плиты торчать не будешь, мама всегда накормит». Это правда, только расстроилась мама, что я Петю и Павлика не привезла. А куда их? Учёба же.
Встреча получилась шикарная. На собрании в школе Васька подарил по телевизору нашей бывшей классной и завучу, видеодвойку для самой школы. Было много цветов и торжественных речей. Потом состоялась экскурсия по городу на туристических автобусах, потом – в кафе. Гуляли до утра. Но для тех, кому нужно было домой, у крыльца дежурил автобус. Васька всё предусмотрел. Кто бы мог подумать, что он таким станет. В классе был тихим троечником. Кстати, ухаживал за мной. А многие одноклассники, подававшие надежды, их не оправдали.
Удивлялись, что я бросила Питер и уехала в Самару. «Декабристкой» называли. Ну и что, я не жалею. Зато семья есть, жизнь устроена, в отличие от многих моих школьных подруг. Муж замечательный, хозяйственный, заботливый. И на других женщин абсолютно не заглядывается, кроме меня ему никто не нужен. А Ленка, услышав историю моего знакомства со Славой, даже позавидовала. «Романтика, – сказала, – Я бы тоже так уехала, да не с кем». Ленке уже тридцать два, а она до сих пор не замужем. Спрашивала, нет ли у Славы друга, приличного, одинокого и с квартирой. Вроде шутка, а глаза у неё были грустные. Нет, теперь уже никуда не уедет, неподъёмная стала. В таком возрасте тяжело с насиженного места срываться, даже если и место-то так себе. Слава меня сразу после выпускного за собой позвал. Чуть позже, и я, возможно, десять раз подумала бы. Но он за своими деталями приехал в Питер именно в тот день, когда я с белыми бантиками в волосах с выпускного возвращалась. С тех пор в Питере я только наездами бываю, раз в год. И в Самару возвращаюсь с радостью, вот как сейчас. Всё хорошо, соседки по купе, кажется, неплохие. Алла даже предложила выпить за восьмое марта. Это правда, завтра же праздник. Я не большой любитель алкоголя, но чуть-чуть можно. А завтра, когда домой вернусь, мы со Славой отметим по настоящему. Может, в кафе сходим, Слава давно обещал. Правда, он домосед, не любит такие заведения. А, скорее, о семейном бюджете заботится. Говорит: «Я тебе и приготовить помогу, и посуду помою». Конечно, на мальчиков много денег уходит. Оба хоккеем занимаются, форма, клюшки, ежемесячная плата. Из одежды на глазах вырастают, прошлогодние джинсы уже малы. И ведь всё сразу на двоих надо. Компьютер собрались им покупать, один, конечно. Всё нужно. Сам Слава для поддержания формы тоже спортом занимается. Правда, так себе занимается, раз в неделю в бассейн ходит. Но всё-таки. Меня звал, но я отказалась. Куда мне, всегда столько дел дома. А он пусть плавает, с его напряжённой работой надо расслабляться.
Кстати, внешность Аллы мне знакома. У меня исключительная память на лица. Если хотя бы раз я человека видела, запомню на всю жизнь. Наверное, это талант. Правда, ещё и профессия способствует. Ведь любой талант развивать надо, чтобы он не угас. С этим у меня проблем нет. Я почти десять лет в отделе кадров работаю, столько людей, столько лиц, глаз, характеров. За годы лица меняются, а фотография в паспорте одна и та же. Не каждый сам себя узнает. Но я научилась делать поправку на время, мысленно убирать с лиц морщины, складки, мешки под глазами, щетину, или, наоборот, добавлять косы, веснушки, пышные шевелюры вместо лысины. А у Аллы лицо характерное, запоминающееся. Вспомню легко. Вот у Маши личико простое, глазу зацепиться не за что. Она из тех, на кого мужчины в компании смотрят с удовольствием, а потом на улице не замечают и проходят мимо. Миленькая, конечно. Только носик немного подкачал.

                Маша
Артёму так и не дали отгулы. Конечно, он устроился всего два месяца назад, кто же его сейчас отпустит? Я сделала вид, что расстроилась, но на самом деле мне так лучше. Ведь он мне в Самаре не дал бы никуда сходить, ни с кем увидеться. Я почти год там не была, соскучи-лась по подругам, друзьям. Аринка, когда в последний раз звонила, сказала, что очень ждёт моего приезда. Прошлым летом, перед моей свадьбой, мы с ней отрывались, посетили все открытые кафе в центре и на набережной, перепробовали все сорта пива. Конечно, она всегда брала с собой Вадика, поскольку её Валентин, видите ли, чрезвычайно занятой человек, которому некогда сидеть с ребёнком, но Вадик нам и не мешал. Покупали ему пачку чипсов или орешки, он съедал и играл где-нибудь неподалёку.
А Валентин дождётся, Аринка, в конце концов, разведётся с ним. Зачем нужен такой муж, которого постоянно дома нет? Всё время пропадает в мастерской, творит, видите ли. Если бы хоть деньги зарабатывал своими картинами, тогда ещё куда ни шло. Но ведь он даже не выставляется, работает, видите ли, на будущее. Доработается. Но картины интересные, он нам на свадьбу одну подарил. Пейзаж, вид на Волгу. Красиво, Артём повесил её в гостиной. Артём вообще обустраивает квартиру, словно она наша, а не съёмная. Я ему ещё до замужества, даже не будучи знакомой с его родителями, поставила условие, что вместе мы жить не будем. Конечно, я оказалась права. Его мама первое время умудрялась после работы приезжать с Петроградской к нам в Сосновую Поляну, где мы сняли квартиру. Всё проверяла, чем я кормлю её тридцатитрёхлетнего сынулю, и кормлю ли вообще, пока Артём не дал маме понять, что жена его не только красавица, но и рукодельница, и кулинар отменный.
Я, конечно, когда захочу, могу неплохо приготовить. Теперь в моей ситуации, хочешь – не хочешь, готовить надо. Знала, на что шла. Да, я не люблю Артёма, и он об этом догадывается, более того, знает прекрасно. Я ему об этом не говорила, конечно, но и не говорила, что люблю. В этом я врать не могу, разве что по пьянке, когда наутро не помнишь. Зато он меня любит. Не скажу, что мне этого достаточно, но пока терпимо. Говорят: женщине важно, чтобы её любили. Наверное, это так, если, конечно,  мужчина не вызывает явного отвращения. Артём, даже нелюбимый, отвращения у меня не вызывает. Это потому, что мы с ним знакомы с детства, дедушка  с бабушкой Артёма – наши соседи. Каждое лето он приезжал на Волгу отдохнуть, над косичками моими смеялся. Я, когда мелкая была, косички заплетала. Досмеялся, теперь – муж. Со временем, если я не влюблюсь в кого-нибудь ещё, возможно и у меня возникнет какое-то чувство к Артёму, или хотя бы привязанность. Впрочем, привязанность всегда была. Он – почти родной. Верный, надёжный, несмотря на неудачи в последнее время, за ним – как за каменной стеной. Вот только стена со всех четырёх сторон, и двери заколочены.
Конечно, во время ссор я его терпеть не могу. Здесь как раз моя нелюбовь очень сильно ощущается. Нет, я не ругаюсь, я просто ухожу, но уйти некуда, мама далеко, и я всегда возвращаюсь. Каждый раз, возвращаясь, даю от злости себе слово, что наставлю ему рога при первом же удобном случае. Случай, как правило, не предоставляется, и потом всё проходит.
Я, даже когда Анвара любила и была с ним, однажды позволила себе сходить налево. И легко это пережила. То есть, совсем не переживала. Я была свободной, и могла делать, что хотела. Но после свадьбы с Артёмом что-то во мне изменилось. Дело, конечно, не в моём муже, наверное, сам факт замужества так влияет, придаёт моральной стойкости и ответственности. Посмотрим, что будет в Самаре, загадывать не буду. Но и сдерживать себя не буду тоже, в этом я уверена.
Тут ещё Влад позвонил, словно знал, что я еду. А, скорее всего, просто вспомнил, что у моей мамы юбилей. Уж что-что, а память у него всегда была хорошая, иногда даже слишком. Телефон мой, например, с первого раза запомнил, когда я сдуру в бассейне ему сказала. Сказала просто так, без всяких мыслей о последствиях, а он взял, да и позвонил. Посидели в кафе, пообщались, и я поняла, что мне хорошо с ним. Не в смысле секса, тогда этого ещё не было, просто говорить, слушать, быть рядом.
В тот момент со мной рядом никого не было. Анвара я уже ненавидела, и любила в то же время, иногда желала ему смерти, иногда звонила ночами. От Артёма предложение уже поступило, но я ещё не задумывалась об этом серьёзно, я уверена была, что он меня дождётся. И когда появился Влад, я подумала, что он может стать громоотводом для моих противоречивых чувств к Анвару. После того кафе мы с Владом ещё несколько раз встречались вечерами, не считая бассейна по воскресеньям. Уж не знаю, что он там жене плёл, но находил время. Конечно, с его работой легко придумать повод: у инженера отдела оборудования ненормированный рабочий день. Нам было интересно вдвоём, нас тянуло друг к другу, хотя я всегда помнила о его семейном положении. Более того, обручальное кольцо на его руке и не давало забыть. Но мне нравилось, что он не снимал его, что никогда, в отличие от других, не сожалел лицемерно о том, что мы не встретились раньше, когда он не был женат. Очень скоро он стал мне больше подружкой, чем другом. На него изливались все мои сомнения, переживания, сопли и слёзы. Влад слушал, молчал, порой что-то осторожно советовал, но чаще просто поддакивал, сочувствовал мне, и, главное, всегда был на моей стороне. Иногда после бутылки вина в кафе мне казалось даже, что я люблю этого немолодого женатого мужчину с двумя детьми. Но ночью я опять звонила Анвару и с пьяными слезами клялась в любви к нему. Конечно, утром жалела об этом.
Проблему нужно было решать кардинально, и я позвонила Артёму в Питер, дала согласие. Сразу же объявила о своём решении всем, чтобы обратного пути не было. Родители отправились в деревню к родне сообщать о радостном событии, а я проговорилась об этом Владу. Он напросился в гости, наверное, жене соврал, что в командировку уехал. Хотя для него это чревато было, он с женой, видите ли,  на одном предприятии работает. У нас дома всё и случилось. Я знала, чем этот визит закончится, и в принципе была готова, даже об отъезде родителей сказала специально. Но вышло всё смазано. Я напилась, смешав шампанское с коньяком, и мне стало всё равно. Просто Влада пожалела: изнывал же мужик. Думала: получит своё, остынет.
Получил, остыл на сутки, а потом заявил, что любит меня. Зачем? Жену свою с двойняшками он бросать не собирался, да мне это и не нужно было. Мне по-прежнему было с ним хорошо, но только общаться. Как мужчина он меня больше не интересовал, вообще никто не интересовал в то время. Наверное, тогда уже настрой на замужество пошёл. И даже если бы дело дошло до секса, то с кем угодно, только не с ним. Я знаю, дружба от этого очень страдает, а мне он был дорог именно как друг. Тот единственный раз в моей квартире сильно поколебал наши отношения. Мне не хотелось разрушить их окончательно. Духовника нельзя допускать до тела.
Я как-то объяснила Владу, что по первому моему требованию в любое время суток он появляться не может, содержать меня – таких денег у него нет, я женщина капризная и дорогая. Значит, на роль любовника он не годится ни в моральном, ни в материальном плане. У него хватило ума, чтобы не спросить о физической составляющей. Не задавайте глупые вопросы, не получите обидные ответы.
Чем ближе была моя свадьба, тем больше он терял голову. Даже надоедать стал своими признаниями. Раздражал унылым видом, намёками, что в Питере мне хуже будет. Я уверена, что тут уже не любовь была, а ревность чистой воды: как же так, его женщина, и уезжает к дру-гому. Хотя я сама, конечно, не считала себя его женщиной.
На моё решение выйти замуж за Артёма помимо банального желания сбежать повлияли ещё два обстоятельства. Во-первых, перед глазами стоял пример сестры. Лизка в молодости одному отказала, другому. Третий сам отказал (идиот!) И вот сейчас ей за тридцать, сидит в старых девах, уже ничего не нужно, ничего не хочется. А во-вторых, я всю жизнь в Петербург хотела, после того, как в восьмом классе туда на экскурсию съездила. И тут такая возможность: питерский бизнесмен влюбился и просит руки и сердца. Всё к одному.
Разочарования посыпались сразу. Оказалось, что три киоска у Витебского вокзала – это ещё не бизнес, даже квартиру не купить. В центре снять жильё дорого, а Сосновая Поляна – район типовых застроек, и так же похожа на Питер, как наша Безымянка на Париж. Более того, с киосками Артём прогорел. В январе лицензия кончилась, на новый срок не продлили. Не может он, видите ли, взятки давать. Пришлось ему вспомнить специальность и идти наниматься экономистом. Друзья устроили в одну контору, сейчас бухбаланс считает. Не нравится, конечно, говорит: «Женская работа, и творчества нет». А что делать, деньги от продажи киосков уже кончаются. Хочешь – твори, но с прибылью. Я на копеечную работу идти не хочу, а высокооплачиваемую кто же мне предложит. Вот с юбилея мамы вернусь, снова начну искать.
Кстати, мама перенесла празднование на неделю, отец заболел. Так что Влад пролетел со своей свободой. Жена, видите ли, у него уехала, годовщина там чего-то. Как раз к моему приезду она и вернётся.
Я решила, что по приезде в Самару Владу звонить не буду. Если он сам объявится, встретимся где-нибудь ненадолго в людном месте. Просто как старые знакомые. И хватит. Зачем ворошить прошлое, ему – тем более.

                Алла
Выпили по первой – хорошо. Пусть не «Камю», но «Белый аист» тоже неплохо. Юля не допивает, хотя и налито было на полтора пальца. Проводница приносит кофе. В пакетиках, «два в одном». Юля просит «три в одном». Проводница смотрит с ненавистью, но уходит менять. Юля словно оправдывается:
– Меня муж приучил кофе с молоком пить.
Машенька говорит:
– И мне один мой друг всегда с молоком предлагал, но я не поддалась.
Ну ладно, хоть какая-то беседа пошла. Пусть о кофе с молоком. Я отмечаю про себя, просто так, что Машенька говорит о друге, а не о муже. Положим, я Максу тоже не поддавалась, когда мы кофе пили. Он молоко и в чай, и в кофе лил, сказывалась татарская кровь по материнской линии. А по мне, так лучше с лимоном. Лимон и к коньяку пошёл бы. Но лимона нет, едим шоколадку.
– Мы тут в этом купе сами как три в одном, – шучу я. Шутка слабая, но женщины смеются. Юля раскраснелась. Это с глотка-то!
В шутку же применяем к себе ингредиенты пакетика растворимого кофе. Юле, естественно, достаётся молоко, поскольку с ним пьёт только она. Машенька не возражает против сахара. Ну, ещё бы, самая молодая, самая сладкая. Кофе – это я. В принципе, мне самой нравится такая ассоциация с крепостью, бодростью и лёгкой горечью. Всё это во мне есть, и в избытке, но это к делу не относится.
Постепенно выясняется, что хотя мы все едем из Питера, коренная петербуржка – только Юля. И только она сейчас живёт в Самаре, перебралась к мужу. У Машеньки наоборот: она из Самары переехала в Питер. Машенька косится на Юлю, наверное, удивляется. Я – нет. Мне в принципе всё равно, где жить. Понятно, что не в последнем захолустье, но, положим, на Самару я согласна была. Вот только развелась я с Максом ещё до распределения. Домой в райцентр ехать не хотелось, поэтому пришлось помыкаться, пока не закрепилась в Питере. Не просто так, через фиктивный брак. Потом ещё три было, не фиктивные, но в результате все оказались фикцией. Остался только Стасик. Да Алексей вот уже несколько лет со мной, но это к делу не относится.
У Машеньки детей пока нет, у Юли – двое. Мальчики-близнецы. Петя и Павлик. Апостольские имена. На год младше моего Стасика. Общаемся с Юлей на детскую тему, обсуждаем вопросы среднего школьного образования. Машеньке, похоже, скучно, она встревает в разговор. Интересуется работой сначала Юли, потом моей. Сама она за месяц до свадьбы окончила институт, после переезда в Питер до сих пор не устроилась. Я бы сказала, не сильно и хочет. Пусть муж кормит, поит, одевает. Я всё-таки говорю ей, что у нас в лаборатории при управлении есть вакансии. Не заведующего, положим, но лаборанткой можно попробовать.
Я исподтишка рассматривала Машеньку и вдруг поняла, кого она мне напоминает. Меня саму в юности. Не внешне, хотя и в этом сходство есть, причём немалое. Напоминает поведением, образом мыслей, бесшабашностью. А взгляд у неё – словно я в зеркало смотрю, которое моё прошлое отражает. Даже жутко становится, когда её глаза вижу. Странно, что она сама этого не замечает. Впрочем, она на меня и не смотрит почти. Наверное, думает: старуха, в подруги не годится. Юлей заинтересовалась, то и дело украдкой на неё взглянет. Положим, я и в своём возрасте любой Юле сто очков вперёд дам, но это к делу не относится.
После третьей снова идём с Машенькой курить. В тамбуре уже дым коромыслом, пузатый мужик в трико сальными глазами осматривает нас исподтишка. Пытается заговорить, но мы его игнорируем. Он тушит свою «Приму», смачно поплевав на неё, кряхтит и с видимой неохотой уходит. Мы с Машенькой одинаково брезгливо передёргиваем плечами, потом смеёмся.
– Не наш контингент, – говорю я.
– Бывают и другие, – отвечает Машенька. Со знанием дела, я бы сказала.
– Сейчас вернёмся и выпьем за тех, других.
– Да, за них, окаянных.
Я улыбаюсь. Давно не слышала этого выражения. Сегодня просто день воспоминаний. Макс тоже всегда предлагал такой тост, но только за женщин. А Машенька продолжает:
– Один мой друг как-то сказал, что за женщин готов выпить стакан крови. Глупое выражение, но звучит эффектно.
Я опять улыбаюсь. Машинально. Как говорил управдом Бунш, странные подозрения закрадываются в мою голову. Ведь и эта фраза – Макса. Глубоко затягиваюсь, анализирую услышанное. Знакомые фразы в устах друга Машеньки. Кофе с молоком, которым Машеньку пытался напоить её друг (тот же самый?) Плюс к тому же Макс и Машенька из одного города. Сами по себе в отдельности эти факты ничего не значат, но всё вместе – информация к размышлению. Что, если Макс и есть Машенькин друг? Они вполне могли встретиться в Самаре. Тем более, как говорится, люди всю жизнь подсознательно ищут свою первую любовь. Первая любовь Макса – я. Машенька на меня очень похожа. Если допустить, что Макс и Машенька знакомы, он вполне мог в ней увидеть меня прежнюю. Юную, манящую, желанную. Это надо выяснить. Зачем – ещё не знаю.
– Любил тебя, наверное, – для начала забрасываю я удочку.
– Кто? – легкомысленно откликается Машенька. Надо же, уже забыла, о чём мы только что говорили.
– Ну, тот друг.
– Почему любил? Он и сейчас любит, – Машенька говорит спокойно-равнодушно, но в голосе её всё-таки проскальзывают хвастливые нотки.
– И это, конечно, не муж, – заговорщицки приглушив голос, предполагаю я. Дескать, мы, женщины, поймём друг друга и свои маленькие слабости.
– Конечно.
– Самарский или питерский?
– Самарский.
Для начала хватит разведданных, чтобы не спугнуть девчонку. Но я не могу удержаться:
– Наверняка много старше, женат, есть ребёнок.
– Даже двое.
Ну, теперь точно хватит. Надо подумать. Года три назад, когда я была проездом в Москве, останавливалась у Сашки Смирнова, он с женой были свидетелями на нашей с Максом свадьбе. Вспоминали учёбу, общежитие, наш курс. Тогда Сашка сказал, что у Макса двое детей. Неужели действительно Макс знаком с Машей и влюблён в неё? Как она всё-таки на меня похожа. Даже сигарету держит так же.
Подумать мне Маша не даёт. Негромко декламирует:

Бровей трагический излом под светлой прядью,
Он привязал меня к тебе – не отвертеться –
Навек гордиевым узлом. Но, Бога ради,
Внемли отчаянной мольбе, уйди из сердца.
Пытаюсь узел разрубить: мороз по коже.
Мне даже думать без труда нельзя об этом.
Меня забудешь, может быть, но всё же, всё же
Останься в памяти всегда ты ярким светом.
И тут же поясняет:
– Это он мне посвятил.
Всё, круг замкнулся. Я стою с ошарашенным видом, понимая, что надо хотя бы рот закрыть. Доказательств более чем достаточно, причём последнее убедительно перекрывает все остальные. Маша процитировала стихи Макса. И посвятил он их мне, а вовсе не Маше, много лет назад. Только прядь в оригинальном тексте была рыжая, а не светлая, я в то время красилась. Тогда сложилась парадоксальная, я бы сказала, ситуация. Мы с Максом были уже разведены, я жила с Олегом, он – с одной круглой отличницей и такой же круглой дурой с приборостроительного факультета. Тем не менее, мы жутко ревновали друг друга, при встречах ехидно бросали колкости или проходили мимо, игнорируя полностью. Порой я его терпеть его не могла и готова была убить, когда видела их вместе, очевидно, он испытывал ко мне то же самое. Однажды, когда моя ненависть к Максу достигла критической массы, я, дождавшись ухода его дуры-отличницы на занятия, заявилась к ним комнату и устроила грандиозный скандал. Как мы ругались, как орали друг на друга! В каких только грехах и пороках не обвиняли. В конце концов, я бросилась на него с кулаками. Макс, не решаясь ударить в ответ, схватил меня за плечи, крепко и больно прижал к себе, чтобы я не могла размахнуться. Он мял и сдавливал меня так, что хрустели кости. Я вертелась, извивалась, пытаясь вырваться, по лицу моему текли слёзы бессильной ярости. Тела и лица наши соприкасались, и я, не в силах сделать что-либо ещё, куснула его за губу. Укус получился похожим на поцелуй страсти. Наверное, в этот момент в голове каждого из нас и возникло такое желание – изнасиловать бывшего супруга.
Из американских фильмов в наш язык прочно вошло выражение «заниматься любовью». То, что произошло тогда у нас с Максом, можно было смело назвать «занятием ненавистью». Процесс обоюдного насилия, циничный, бесстыдный, с желанием ласками унизить партнёра, доставить ему боль и показать своё превосходство, мало похож на нормальный любовный акт. Но мы сделали это, выплеснув на любовника-врага всю накопившуюся ненависть и получив такую же порцию аналогичных чувств, а потом долго лежали рядом на полу среди разбросан-ной в беспорядке одежды, не в силах отдышаться.
Одевались молча, не стесняясь, уже умиротворённые, удовлетворённые своей местью. Сбросившие с души отрицательную энергию и благодарные друг другу за это. Макс, растрёпанный, раскрасневшийся, снова показался мне родным и близким, каким он был совсем недавно. По крайней мере, таким знакомым и привычным, что я снова потянулась к нему. И мы вернулись на исходную позицию. Но теперь в наших ласках вместо ненависти сквозила жалость о том, что наши так замечательно начавшиеся ещё на первом курсе отношения так бездарно закончились, и что ничего уже поправить нельзя. Кому угодно, но друг другу измены мы простить не могли. И даже простив, не забыли бы. Это был акт прощания.
Через неделю всё повторилось, и «занятие ненавистью», и акт прощания, и потом происходило регулярно. Тогда Макс и показал мне эти стихи, сказав, что никогда в жизни не занимался такой ерундой, но я измучила его до «сдвига крыши». Насколько мне известно, его «крыша» благополучно возвратилась на место, и до подобного графоманства он больше не доходил. По крайней мере, своей дуре-отличнице, когда она его бросила, он прочитал то же самое, изменил только цвет пряди на соответственно «чёрный». Впрочем, за это я его не упрекала, он – автор, что хотел, то и делал.
О «чёрной пряди» мне отличница сказала сама. Когда соседи доброжелательно сообщили заинтересованным лицам о наших с Максом встречах, Олег обозвал меня шлюхой, и был немедленно выставлен за порог с вещами и зубной щёткой. Отличница не придумала ничего лучше, чем уйти сама. И придумала, я бы сказала, неплохо, потому что ушла она к своему бывшему кавалеру, у которого в своё время и была Максом отбита. Поскольку меня ревновать в тот момент было не к кому, а отличницу – наоборот, Макс забегал, засуетился. Пытался даже подраться с кавалером отличницы, но отличница к нему так и не вернулась. Однажды мы оказались с ней в одной компании. Делить нам, как говорится, было уже нечего, более того, нас объединял факт близкого знакомства с Максом и последовавшее за этим расставание. Мы разговорились, понравились друг другу, и впоследствии подружились. В принципе она оказалась не такой и дурой, но это к делу не относится.

                Юля
Алла едет в командировку, а Маша к родителям. Она самарская, значит, мы с ней дважды земляки. Посмотрела она на меня странно, когда я сказала, что оставила Питер ради мужа, но ничего не сказала. Похоже, я знаю, о чём она подумала. Мои одноклассники меня тоже не поняли, тем более она, девочка из провинции, с детства мечтавшая о столице. Я с таким уже сталкивалась. Но у меня нет имперских амбиций, как у москвичей, нет и пренебрежительного отношения к приезжим. Я люблю город своего детства, но столичную жизнь в культ не возвожу.
Алла посочувствовала мне, что у меня двойняшки. Сказала, что с одним-то трудно, с двумя сразу – вообще с ума сойдёшь. Но у нас в роду в каждом поколении двойняшки рождаются, так что я изначально была готова к этому, и с ума не сошла. К тому же мне муж очень помогал. Он всё, что надо, делал, просить не приходилось. Зато сейчас, когда мальчишки подросли, ещё два помощника в доме добавилось. Алле, похоже, с мужем не повезло, а у Маши стаж супружеской жизни меньше года.
С Машей, как с землячкой, тоже нашлись общие темы. Она спросила, где я живу, где работаю. Правда, про себя не много рассказывала, наверное, стеснялась, самая молодая же в нашей компании. А может, как и я, не любит откровенных разговоров с мало знакомыми людьми. Я тоже особенно не распространялась, всё вспоминала, где же я Аллу видела. Наверняка в Питере, потому что она сказала, что в Самаре была один единственный раз, и очень давно. Тогда ещё меня там не было.
Алла с Машей снова ушли курить. И тут я вспомнила.
Вспомнила! Боже мой, надо же, такое совпадение. И мы в одном купе едем. Кто бы мог подумать. Как тесен мир, на самом деле.
Перед Новым годом приезжал Славин друг из Москвы, гостил у нас. Они выпили, заностальгировали по прежним временам, когда были молодые, стали смотреть Славин студенческий альбом. Сашка вдруг глупо заржал, тыча пальцем в одну из фотографий:
– Алку недавно видел. Знаешь, где она сейчас? В Питере.
Слава пхнул Сашку локтём в бок, тот заткнулся. А мне-то что? Я знала, что Слава разведён, что он вместе со своей бывшей женой и тем же Сашкой учился в одном институте. Славино прошлое меня не интересовало. Но, тем не менее, позже я достала альбом, рассмотрела как следует ту фотографию. Наверное, зря. Сейчас не узнала бы в попутчице Алле бывшую Славину спутницу жизни. И не переживала бы, думая, что Слава мог связаться с такой женщиной.
С такой женщиной – это я подумала, когда мои соседки по купе вернулись с перекура. Теперь я смотрела на Аллу уже другими глазами. Бесцеремонная, излишне самоуверенная, но пустая внутри. Хохочет громко, во весь голос. Вовсе и не красивая. Возможно, была интересная лет двадцать назад, но теперь её поезд ушёл. Хоть молодится, но все её годы на лице написаны, а попытки выглядеть моложе только подчёркивают увядание. К тому же выпить любит, вон, как Маше наливает, почти по полстакана. Споить хочет девчонку. Маша же, наоборот, меня уго-варивает. Что бы Алла сказала, если бы узнала, кого она коньяком угощает? Коньяк, правда, в меня уже не лезет.
Я, для проверки своего открытия, хотя и уверена была, спросила, где Алла училась. Всё подтвердилось, тот же институт, тот же факультет, тот же год выпуска. Моё открытие слегка отрезвило меня, хотя коньяк в голову уже ударил. Слава Богу, кончается бутылка, перестала нравиться мне наша компания. Не вся, конечно, Маша – хорошая девушка.
Странно, пока я не поняла, кто Алла такая, мы нормально общались. А сейчас вижу, как вульгарность из неё так и прёт. И табачным дымом как мужик пропахла. Маша, понятно, сигаретами балуется по молодости лет, ребёнка задумает завести – бросит. А Алла, похоже, курильщица со стажем. Странно, как Слава жил с ней, ведь он терпеть не может курящих женщин.
Я попробовала мысленно поставить Славу рядом с ней. Получилось так противоестественно, что я испугалась. Испугалась того, что Слава мог остаться на всю жизнь с ней, и мучился бы, и был несчастлив. И даже если бы в мой выпускной встретил меня в Питере, то не позвал бы за собой. Он был бы верен даже такой женщине.
Ну вот, она не просто выпить любит, она вообще алкоголичка. Смоталась в вагон-ресторан, принесла ещё одну бутылку коньяка. Глаза блестят, излишне разговорчива, оживлена – типичные признаки. Потом будет истерика, потом впадёт в ступор. Хоть бы быстрее напилась, да спать легла, а то будет приставать с пьяными разговорами.
Правда, больше она к Маше пристаёт, всё ей подливает, выспрашивает что-то. Маша же, наоборот, меня в компанию зовёт. Похоже, не очень хочется ей с одной Аллой общаться. Но я отказалась продолжать категорически. Всё, ложусь спать.

                Маша
Юля сказала, что она переехала в Самару к мужу. Юля сказала, что была в Питере на встрече одноклассников. Юля сказала, что у неё двое детей, мальчики-близнецы. Очень приятно. Разрешите представиться, Юля, я – любимая женщина вашего мужа. Видите ли, так он сам мне совсем недавно по телефону говорил. Смешно, что мы вместе едем. А самое смешное будет, если мы вместе из вагона выйдем, а он будет тебя, Юля, встречать на перроне. До свидания, Юля, рада была познакомиться. Заходи в гости. Можно и с мужем, вас, молодой человек, я тоже приглашаю. Вас ведь Влад зовут? Что это у вас челюсть отпала, верните-ка её на место. Мне кажется, мы где-то встречались. Вам так не кажется? Однажды в одной постели, не помните? Тогда вы были более красноречивы. Мы даже и на «ты» были, неужели не помните?
Наверное, что-то отразилось на моём лице, Алла как-то странно на меня поглядывает, изучающе. Ну и ладно, пусть смотрит. Уже не смотрит, говорит с Юлей о детях. Тема – пелёнки, детские болезни, школа. Я делаю вид, что слушаю, иногда даже поддакиваю их беседе, опыт общения с Аринкиным Вадиком у меня есть. Алла спрашивает меня, не собираюсь ли и я заводить ребёнка. Я коротко отвечаю: «нет», не вдаваясь в подробности. И так неустроенность в жизни, ни работы, ни квартиры, ни уверенности, что у нас с Артёмом это надолго. Сам Артём хочет девочку. Я как-то спросила, почему, он ответил: «Чтобы хоть одна женщина любила меня всегда». Конечно, упрёк в мой адрес.
Пока они болтают, я думаю, не ошиблась ли я. Имена Юлиных мальчиков мне не о чём не говорят, я не знаю, как зовут детей Влада. Ни разу не поинтересовалась за всё время знакомства. А зачем? Имя своей жены он тоже никогда не называл. А если я всё-таки ошибаюсь, и Юля – не жена Влада? Возможно совпадение? Возможно, но не в этом случае. Очень легко и непринуждённо можно поинтересоваться, где Юля в Самаре живёт, где работает. Всё сходится.
Потом мы курим с Аллой в тамбуре, я перебираю в памяти наши встречи с Владом. Не хотела вспоминать, но кто же знал, что я поеду в одном купе с его женой. Алла что-то спрашивает, я что-то отвечаю, иногда даже в тему. Но мыслями я далеко от нашей беседы. В голову лезут дурацкие Владовы выражения, которые я, оказывается, не забыла. И даже то стихотворение, которое Влад, как сказал, сочинил для меня, полностью всплыло в голове. Интересно, сам он его придумал, или всё-таки соврал?
Глядя на внезапно изменившееся лицо Аллы, я понимаю, что стихотворение это я пробормотала вслух. Наверное, в её глазах я выгляжу инфантильной школьницей, помешанной на поэзии. Ну и пусть так думает, мне-то что?
Мне становится даже весело от пикантности ситуации. Такого у меня ещё не было. Было другое: как-то раз мы с Анваром оказались в компании, куда заявился и один мой, так сказать, хороший знакомый. Он, видите ли, считал, что тоже имеет на меня право, хотя знакомство с ним было мимолётным и несерьёзным, и пришла я в ту компанию именно с Анваром. Тогда я не веселилась, я чувствовала себя как разведчик на проваленной явке. Но выкрутилась. Если бы Анвар хотя бы заподозрил что-то неладное, мы бы расстались с ним гораздо раньше.
Вернувшись в купе, я рассматриваю Юлю. Конечно, от такой жены любой мужик загуляет. А она будет сидеть дома среди пелёнок и ждать его в своём цветном старушечьем халате. Образец добропорядочности, можно подумать, она в монастыре воспитывалась. Но Владу с ней повезло, будь я его женой, я бы не верила ему безоговорочно, не отпускала бы в такие странные командировки. Главное, я никогда не стала бы его женой, в этом я уверена.
Мне захотелось напоить Юлю  и попробовать её разговорить, просто так, из озорства. Потом, при случае, если мы всё-таки с Владом встретимся, подразнить его какими-нибудь безобидными подробностями его семейной жизни. Алла очень кстати ещё коньяк принесла. Но Юля больше не пьёт, она, видите ли, спать хочет. Конечно, Владу повезло, не жена, а золото, одни сплошные плюсы.

                Алла
Всю ночь не спала. Думала, вспоминала. С этой Машкой разве заснёшь. Мало того, что такую тему для размышлений подкинула, так ещё и храпела всю ночь. Почище иного мужика. С учётом открывшихся обстоятельств это был такой раздражающий фактор, что хотелось её вы-швырнуть из купе. Зря я вчера на неё ещё одну бутылку потратила. По ресторанной цене. Думала узнать какие-нибудь подробности. Но эту девчонку не так-то легко споить. И на откровенность она не шла. Всё больше к Юле цеплялась. Вот та – молодец. Спокойная. Спала, как ребёнок, всю ночь.
Я лежала с открытыми глазами, глядя в потолок, на котором изредка ритмично мелькали полоски света от встречных поездов. Под стук колёс и Машкин равномерный храп вспоминала наши отношения с Максом. С самого начала, с того момента, когда на вступительных экзаменах он подсказал мне формулу по математике, и чуть был не удалён из аудитории. Тогда я встала и призналась, что он заговорил со мной по моей просьбе, и что выгонять надо меня. Такая честность понравилась председателю экзаменационной комиссии, и тот оставил нас обоих. По-сле экзамена мы познакомились, и с тех пор не расставались.
И, наверное, зря. Мы жили друг другом и не знали другой жизни. А она была рядом, порочная, греховная, не замечаемая нами до поры, но независимо от нашего желания манящая в свои сети. Детскими болезнями надо болеть вовремя. Во взрослом возрасте они переносятся особенно тяжело. И, чтобы появился стойкий иммунитет к желанию чего-то упущенного, неиспытанного, перед семейной жизнью надо было перебеситься, переболеть. Вот этого у нас с Максом не было.
Только под утро я поняла, что элементарно завидую Машке. Завидую самой, что ни на есть, чёрной завистью. За то, что ей достаётся то, что могло бы быть моим. Ведь про нас с Максом всё общежитие говорило, что мы идеальная пара, тогда смотрели с завистью на нас. Как говорится, сглазили.
Я даже забыла о том, что Машка не жена Макса, а всего лишь любовница. Именно любовница, а не просто знакомая, помня Макса, я была уверена в её статусе. Он не стал бы размениваться на лирику, не познав тела.
Особенно обидным было то, что я сама предсказала Максу его будущее. В наш последний с ним разговор, когда мы прощались, и оба сожалели о содеянном и непоправимом, я попробовала представить, что с ним будет лет через двадцать. Описывала вслух, Макс слушал. Я говорила, что он женится на девушке гораздо моложе себя, спокойной, тихой и доброй, полной мне противоположности, которая будет его любить всю жизнь. Сам он к сорока годам обретёт ту уверенную неотразимость, которая приходит только с возрастом, и приходит не ко всем. Будет нравиться женщинам. И, несмотря на своё семейное положение, он во всех женщинах будет искать меня, ту, молодую, какой он меня запомнил. Понимает ли сам Макс, что Машка – это не просто смазливая избалованная девчонка, очередная его блажь? Она – напоминание ему обо мне.
Я поймала себя на мысли, что до сих пор, даже мысленно, называю Макса не по имени, а прозвищем, которое ещё с первого курса тянулось за ним все годы учёбы. Как-то он мне признался, что и в школе его звали так же, сократив фамилию. Наверное, странно было слышать, как жена называет мужа таким образом, но мы с ним настолько привыкли к этому, что даже в минуты ласк он был для меня просто Максом.
Утром Юля, почему-то отводя от меня глаза, начала стремительно собираться, словно опаздывала куда-то. Машка же, наоборот, валялась в постели почти до самого прибытия. Я мельком подумала, что такая жена как Юля могла бы быть у Макса, некурящая, малопьющая, скромная и хозяйственная, но это к делу не относится.
Поезд ещё громыхал на подступах к вокзалу, а Юля, наскоро попрощавшись с нами, уже выскочила в коридор. Я отметила про себя, что она не красилась, значит, и такой, после сна, её муж любит. Мне Алексей постоянно делает замечания. Попробовал бы сам походить хоть пару часов с таким слоем косметики. Машка тоже не красилась. Положим, в её возрасте и, надо отдать должное, с её внешностью, это и не требуется.
Вокзал в Самаре поразил меня своей монументальностью. Куда там скромному Московскому вокзалу в Петербурге, откуда я вчера выехала. Глядя на взмывающий в небо купол, я вспомнила фильмы про звёздные войны.
– Снаружи красиво, а туалеты внутри постоянно не работают, – напомнила о себе Машка, глядя, как я разглядываю космические контуры здания. Напомнила – это я зря подумала. Я ни на минуту о ней не забывала. Мне вдруг представилось, что Макс может прийти её встречать, но я тут же отмела эту мысль. У него есть семья, а она всего лишь любовница. И всё же я поглядывала сквозь стекло на перрон. А вдруг?
В купе ворвались дед с бабкой, совсем как из сказки про репку. Наскоро облобызав Машку, они тут же начали сетовать, что Артёмчик не смог приехать. Машка капризно спросила их о родителях. У тех аврал на работе, пришлось выйти в праздник, объяснили дед с бабкой. Хотя говорили они между собой, я снова ощутила косвенный удар по своему возрасту: мои родители давно на пенсии. Машка, отворотившись от встречавших её стариков, предложила мне помочь добраться до гостиницы. Ну уж нет. Помощь из твоих рук – я бы сказала, как объедки с барского стола. Надолго я запомню эту командировку. Но всё-таки марку надо держать, хотя бы перед самой собой, и я вежливо отказалась. Впрочем, себе отказать в маленькой шалости я не смогла. И перед выходом из купе я шепнула на ухо Машке такое, от чего округлились её глаза. И я пошла, держа в памяти удивлённое выражение её лица. Сдерживаясь, чтобы не заплакать. Как всё-таки она похожа на меня, но мне такой уже не быть никогда.

                Юля
Утром я почти с неприязнью посмотрела на Аллу. После сна она выглядела ещё более непрезентабельно: свалявшиеся волосы, одутловатое лицо, дряблая кожа. Я опять невольно представила её теперешнею рядом со Славой. Он, конечно, старше меня, но ему никогда не дают его лет, он не оброс жиром, не полысел, а проблески седины даже красят его. Он говорит, что присутствие молодой жены рядом его молодит. Тут он лукавит: он всегда был молод духом и телом. Жизнерадостности в нём на двух моих ровесников хватит.
Слава обещал меня встретить, и я боялась, что он возле вагона увидит Аллу. То есть не боялась, нечего мне было бояться, но не хотела этого очень сильно. Поэтому ещё до прибытия поезда вышла в тамбур, чтобы первой оказаться  на перроне и увести его от этой нежелательной встречи. Маша иронически посмотрела на меня, когда я уходила из купе, наверное, подумала, что я соскучилась по мужу. Это правда, я действительно соскучилась. Не нужны мне никакие одноклассники, лишь бы он и мои мальчики были рядом.
Не успели прозвучать фирменные позывные – отрывок из песни «Ах, Самара – городок» – я уже выпрыгнула на перрон. Конечно, он уже стоял здесь, как обычно, с букетом хризантем. Это мои любимые цветы, он всегда мне их дарит, начиная с того дня, когда мы с ним встре-тились в Питере. Тот первый букет он преподнёс мне, только увидев меня на улице. Купил в цветочной палатке и бросился догонять. Потом он признался, что решение его было спонтанным и неожиданным для него самого. И что если бы он хоть чуть-чуть подумал, то ни за что не осмелился бы на такое. Это правда, он скромный и не умеет знакомиться на улице. Но тогда, к счастью, он это сделал. Сейчас я даже не могу сказать, заговорила ли я с ним, потому что он угадал мои любимые цветы, или хризантемы стали моими любимыми, потому что Слава тогда мне их подарил. Всё перемешалось, да это теперь и не важно.
Слава стоял на перроне такой родной и близкий, что я бросилась ему на шею. В глазах его я заметила лёгкую усталость и недовольство, но не придала этому значения. Я прекрасно понимала его: в праздничный день, когда есть возможность отоспаться и отдохнуть, ему пришлось рано вставать и идти в гараж за машиной. Ничего, мой родной, я тебе компенсирую эти издержки, дай до дому добраться.
Только пойдём скорее, не стой здесь, на перроне, не встречайся со своим прошлым. Не надо. Ведь у нас с тобой замечательное будущее.

                Маша
Проснувшись, я вспомнила, что хотела уточнить у Аллы про работу в её лаборатории. Наверняка зарплата маленькая, но надо же с чего-то начинать. Я уверена, что пробьюсь и достигну своего. Конечно, не сразу, но умная женщина много чего может. Главное, суметь зацепиться, а там посмотрим. Судя по виду Аллы, она сама неплохо живёт, имея такую работу. И я смогу, я обеспечу себя, я буду жить хорошо. Я не хочу бросать свои привычки, не хочу отказывать себе ни в чём. И я добьюсь этого, с помощью Артёма или без неё, а там пусть Артём пеняет на себя. Но Алла с утра была не в духе, и я отказалась от своих планов.
Юля засобиралась так быстро, словно чего-то боялась. Я даже ненароком подумала, что она догадалась о моей роли в жизни её мужа. Но, конечно, ни о чём она не догадалась, и не могла, а я всё-таки не такая стерва, чтобы сообщить ей о двойной жизни Влада. Но если он мне позвонит, и мы встретимся, в удовольствии рассказать ему об этой увлекательной поездке я себе, конечно, не откажу. А вообще пора заняться мобильником. Ведь живу в Питере, а телефон до сих пор зарегистрирован в Самаре, на роуминге разоришься. И – прощай, Влад, звони по ста-рому номеру, слушай сообщение, что абонент недоступен.
Родители встречать меня не пришли, работают, видите ли, в праздник. Старики Артёма, конечно, мне рады, но видно, что обрадовались бы больше, если бы сам Артём тоже приехал. Я вообще заметила, что они ко мне после свадьбы стали по-другому относиться. Ревнивее, что ли. Раньше я для них была просто соседка, а сейчас жена их любимого внучка, на которого они не надышатся. Они, живя рядом, слишком многое обо мне знали, слишком многое видели. По моему мнению, ничего особенного, но у старых свои понятия. Например, я уверена, что домой сейчас мы поедем на автобусе. У меня деньги есть, Артём дал достаточно, но их ведь не переубедишь, что на такси удобнее. Более того, какая им разница, не с их же пенсии платить буду, но всё равно упрутся, потащат на остановку.
Ну и ладно, потерплю, больше терпела. У меня уже свербит где-то внутри от предвкушения встреч и отдыха от семейной жизни. Теперь я понимаю, почему вполне благопристойные и почтенные матери семейств в одиночку на курортах так отрываются.
Я сознательно не спешила выходить на перрон, затягивала время. Смех смехом, но если и в самом деле Влад увидит меня выходящей из вагона, где ехала его жена, сумеет ли он сдержать удивление? Мне, конечно, всё равно, но ему – нет. Я никогда не подставляла людей, тем более хороших знакомых. К тому же теперь и мне не всё равно.
Дед взял мою сумку, бабка – другую, пришлось идти за ними, но Алла выскользнула из купе раньше. Вдруг, обернувшись ко мне, уже стоя в коридоре, она с загадочным выражением на лице прошептала:
– Большой привет Владиславу Максимову, – улыбнулась как-то криво и пошла, не оглядываясь.
Неужели я опять по пьянке сказала лишнего? Я уверена была, что вчера не называла ей имени Влада, но сейчас засомневалась. Главное, прецеденты уже были, когда я с утра не помнила, о чём говорила вечером, и даже что вечером делала. Но ведь мы и выпили вчера совсем немного, и с посторонними я не откровенничаю вопреки общепринятому мнению о разговорах с попутчиками. Это уже серьёзно, это тенденция, прав Артём, надо меньше пить. Вот вернусь в Питер и больше не буду. Хватит, пора делом заниматься.