О Самом Главном

Было уже утро, когда она позвонила мне еще раз:
- Ты где… почему не заходишь… зачем молчишь в трубку… - я уже знал чем все это закончится, поэтому выдернул телефонный шнур.
Затем спокойно помылся, побрился, оделся и вышел на улицу, навсегда закрыв за собой дверь. Когда я сказал “спокойно”, то конечно же соврал, по рукам пробегала мелкая дрожь и сердце сильно стучало.
На метро доехал до вокзала, в кассе купил билет, когда наконец взял его в руки, волнение ушло и на сердце отлегло. Стараясь не думать о прошлом, посмотрел на часы – времени было еще достаточно, около трех часов.
Тогда я вышел на улицу, наблюдая все со стороны. Необычайная контрастность дня ударила в глаза, текучесть людской массы не подхватывала, как это было прежде, а огибая уносилась куда-то мимо. Впервые за многие годы я был здесь словно чужак.
Булочные, подземные переходы, машины, мосты, бары, магазины, тротуары и улочки мелькали мимо, когда я наконец вспомнил одно место, куда захотел заглянуть. Это был парк посреди города, за красным костелом, хранящий свою тишину. Пройдя мимо полного мужчины с газетой в руках, играющих с мячом детей, я наконец нашел пустую скамью в отдалении от людей и близко от фонтана.
С наслаждением откинувшись на жесткую деревянную спинку, мне захотелось закурить, но сигарет не было. И тут воспоминания вырвались, окружая со всех сторон…

*****
Вот первый раз стою на перроне столичного вокзала с большой сумкой у ног и широко раскрытыми глазами.
- Как же давно это было… - невольно я улыбнулся.
…Стою в нерешительности, не знаю что дальше, весь скомканный, растерянный, несуразный…

Заселение в общежитие, обернувшееся для меня полным кошмаром: обшарпанные стены, лабиринты длинных мрачных коридоров, комната, входная дверь в которую открывается с ноги…
- Ты не бойся, мальчик, - по-матерински пожалела меня управляющая.
- Здесь жили бомжи, но ты их не пускай…
Выскочил я оттуда пулей, желая только одного: быть подальше от этого места. Сочувственно мне в след смотрела управляющая, сочувственно отнеслись ко мне родственники, позволив еще у них пожить…

Вот прошел год, и все изменилось, теперь я смаковал эту новую жизнь – позднюю весну моей молодости, но ведь лето было еще впереди…
В ларьке, у дороги мы покупали Балтику “9”, в кассе -  билет и растворялись в море звука, безумного света и разрушающего ритма ночного клуба. Мир был молодым, неизвестным и многообещающим. Влажный мокрый воздух, синие потертые джинсы, две остановки на любом трамвае. Потом соитие секунд в плавно растущее утро и череда одного бесконечного воспоминания. Так длилась теплая сентябрьская, почти летняя и такая безрассудно-свободная ночь…

Примерно в это же время я ближе сошелся с одним моим одногруппником. Звали его Саша. Это был чудаковатый парень, который жил совсем в другом пространстве, чем я. Он прилежно учился, верил в бога, был открыт и простодушен. Над такой простотой часто посмеивались, однако его это нисколько не задевало. Познакомившись с ним я понял, что Саша вовсе не глупый и не дурак, как считали многие. Иногда мы встречались, разговаривали, часто вместе готовились к экзаменам, весной занимались бегом, ходили плавать на озеро. Это были те случаи, когда наши с ним миры соприкасались.
Был день 17 ноября – день студента. Совсем недавно Саша впервые попал в баптистскую церковь. Ему там понравилось, и теперь он ходил туда регулярно. День 17 ноября, был для него тоже особенным, но совсем по другой причине. Сегодня он читал свою первую лекцию в церкви. Саша долго готовился и сильно волновался… И вот уже теплая, освещенная мягким светом комната, окружила его со всех сторон. За столом собрались друзья. Все взгляды устремлены на Сашу. Вот-вот нужно начинать…

Я был далеко оттуда.
Звуки ударных рвали тело на части, динамика наших слитных движений вызывала сильное возбуждение. Мои воспаленные руки обжигали ей бедра. Изгиб тонкого тела бился все ближе и ближе, мы готовы были слиться в единую сущность. Все эти секунды ритм музыки взвинчивался до бесконечности, приводя нас всех в неописуемый экстаз…

…Он справился на “отлично”. Занимательные примеры, рассказанные с чувством, не оставили никого равнодушным. Когда Саша вышел из церкви, было уже около одиннадцати. Легкой свободной походкой он пешком направился домой, хотя до общежития было не близко.

… Я пришел домой только в пол седьмого утра. С ног сбивала усталость, хотелось пить и спать. Проваливаясь в глубокую пустоту, я все еще слышал звуки ударных…

Год, полтора или сколько-то там еще полных впечатлений остались позади, и я выдохся. На все осталась одна фраза: ”Уже было.”
В то время я начал искать себя, у меня не было ни внутренней опоры, ни стойких жизненных принципов. Словно качаясь на волнах, мой “корабль” причаливал то к одному, то к другому берегу, не зная куда занесет эта переменчивая жизнь.
Саша был не такой. Он уже нашел и занял свою нишу в мире и представлял, куда держит путь. Наверное, это главная причина того, почему меня к нему потянуло. Тогда же, в своей наивности, я пытался примерить чужую судьбу.

Подавляющее количество времени Саша проводил в церкви, а когда случались наши с ним встречи, много рассказывал о боге, религии, вере…
В один прекрасный день, он пригласил меня на свое крещение, и я согласился прийти.

*****
Наконец-то потеплело, я улыбнулся своим мыслям, глядя на девочку, которая резво скакала с одной бетонной плитки на другую. Ее огромные белоснежные бантики весело подпрыгивали вместе с ней. Мне было так уютно и легко на этой узкой скамеечке, в тиши, посреди шумного города. Я вспомнил как это хорошо – сидеть вот так – ничего не делая, никуда не спеша, ни к чему не стремясь… Сидеть и смотреть на людей, на чужих незнакомых людей, большинство из которых уже никогда не увидишь, смотреть на мир со стороны. И все вокруг двигалось, спешило, бежало, неслось…

*****
А тогда я пришел на твое крещение, Саша – в тот пасмурный день, на берег холодного голубого озера. И уже забылись общее волнение и моя неловкость, долгие приготовления и момент счастья, когда ты наконец был крещен… Остались только воспоминания о ней. Как мы случайно переглянулись, еще не зная друг друга, как я, не ожидая сам того от себя, вдруг смутился слово школьник. Тогда, улыбаясь, Саша подозвал меня и познакомил со своими друзьями. Мы общались, кто-то спросил, откуда такое странное имя? - И я был польщен вашим добрым вниманием. Хотя нет, больше всего я был польщен твоим вниманием и именно тебе рассказывал о своем имени, для тебя отвечал на вопросы.
- Приходи, - сказал Коля, с чувством пожимая мне руку. “Приходи…” – еще более явственно говорили твои глаза.
Саша, мой друг, положив свою руку мне на плечо, спрашивал:
- Ну как, понравилось у нас?
- Да… - неопределенно отвечал я, думая о тебе одной.
Мы, друзья, уходили вместе: по тропинке, вдоль озера, по лесу, через узкий обветшалый мост, затем на дорогу и куда-то в даль.

Кажется, это было в декабре, может - конец ноября. На дворе гостил холод. Неуверенно, с недоверием и опаской, я шел вперед по темным от серости улицам, мимо старых частных домов, проржавевших гаражей и отключенных фонарных столбов. Эта вечерняя муть ничем не напоминала красоту зимней ночи. И вот, наконец он – деревянный двухэтажный дом, возвышающийся над садом. Захожу, поднимаюсь по лестнице, с учащенными ударами сердца отсчитываю ступеньки, слышен гул множества незнакомых голосов. Отчаянная растерянность подступает к горлу: “Что я тут делаю?” Но уже поздно… меня увидели. Перед глазами вход в ослепительный мир света.

…я помню… я следил за тобой, сидя за кружкой горячего чая. Мы перекинулись парочкой слов. Легким движением руки ты часто поправляла волосы, цвета свежескошенной соломы. Кажется, это было излишне…
Коля, молодой человек чуть старше нас, с высоким лбом, умным лицом и глубокими синими глазами, рассказывал о Библии, ее взаимосвязи с наукой.
За столом собрались люди разного возраста, различные по характеру и убеждениям, их всех объединяло только одно – Вера. Настоящая, искренняя Вера. Казалось, всего одно слово, но как много оно для каждого из них значило. Впервые за много лет я оказался среди людей, в компании, где как мне казалось, есть место только светлому, чистому. На какое-то время я стал почти ребенком, почти почувствовал себя в неприхотливом замкнутом безопасном мире, который оберегают великаны взрослые, и все бури того большого внешнего, остаются где-то там – за непроницаемой стеной.
Они говорили о Боге, а я даже не знал, верю или нет. Но в эти мгновения, мне хотелось верить, хотелось прильнуть к ним.

И так, я стал приходить сюда снова и снова… ведь там была ты – Жанна, большеглазая красавица. Нечто непреодолимо утонченное было в твоем облике, чего прежде я нигде не встречал.

“Мы ехали с ней в одном вагоне. Нас окружали люди, молодые студенты, как и мы. Развлекались, болтали, играли в карты.
Потом юг, берег моря, под ногами желтый влажный песок, над головой солнечное голубое небо. Сзади видно, как ветер нежно треплет ее светлые волосы, легкая блузка, тонкая открытая шея и контур затененного лица. Рука тянется, я почти ее касаюсь… а вдали, в лучах отраженного солнца, блестит море”.
Так я представлял нас вместе – в мире бесконечной моей фантазии. Там я бродил часто, наслаждаясь нашей свободой, своим счастьем и смелостью.
Это было самое сокровенное – Мои Мечты, кто я без них?

Той осенью мы часто встречались с тобой, Саша. Помнишь наши  прогулки по парку, когда вокруг кружила пестрая палитра красок: озорной оранжевый, только упавших листьев, ослепительно желтый… увядший зеленый… Кто тот безумный художник, составляющий так краски и как же прекрасен был его мир без нас.
Легкая грусть витала вокруг, уставшие от лета деревья сбрасывали листву, уходя в глубокий сон. Хотелось запечатлеть мимолетность уходящего мига и наслаждаться печальной красотой всегда…
Мы много говорили друг с другом в те часы, в порывах откровения.
- …Понимаешь, первый шаг на пути к богу – это Вера, - говорил Саша, а я знал, что не смогу так слепо верить.
- …соблюдение заповедей, праведная жизнь и молитва – путь к счастливой цельной жизни…
Во мне же бурлила кровь, прежде я совсем не был праведным, молитва мне казалась чем-то неискренним и фальшивым. Да я иногда обращался к богу, но это было совсем другое… это все равно, что разговор с самим собой.

Саша прекрасно меня изучил, он понял, что в церкви я всегда буду только гостем. Да, мне было интересно, на миг я чувствовал какое-то духовное единение с этими людьми, но был еще и другой мир, от которого я не собирался отказываться.
Как-то Саша сказал:
- Из тебя бы вышел отличный проповедник (конечно, при наличии веры). Эдакий скиталец по миру, приносящий с собой слово божье, - почему-то грустно добавил он.
Тогда я рассмеялся, однако теперь думаю, в этом была своя правда. И все же, он хорошо ко мне относился, надеясь, что я найду свой путь к богу.
А осень все падала к ногам желтыми листьями. С каждым днем солнце вставало все позже, а садилось все раньше, принося нам все меньше своего лучистого тепла.

*****
Я вышел из парка, направляясь к проспекту. Хотелось пройтись по нему еще раз, мимо тех мест, каждое из которых оставило свой след в моей памяти. Однако теперь, при свете яркого солнца, эти старые “знакомые” – углы, скамейки, баро_ресторано_дискотеки казались мне безжизненными, чужими, как и те люди, что наполняли их.
По какому-то наитию, я спустился к реке и побрел вдоль нее. Вот впереди показалась низкая зеленая скамейка. Сразу за ней рос огромный тополь. Я хорошо знал это место, здесь остались самые яркие мои впечатления, наполненные теплом и внутренним светом…

*****
Это было год назад. Также как и сейчас, на дворе стояла весна, но настоящая – со вкусом и запахом. Прошло несколько недель, как мы с Жанной начали встречаться. Нет, скорее друзья, чем нечто большее, и все же мы выделяли друг друга из общей толпы или мне так казалось. Позже, вместе гуляя по парку, часто засиживались на ободранной весенне-серой скамейке, под сенью голого дерева. Мы разговаривали о различных вещах, спорили, играли, смеялись и мечтали, открываясь друг перед другом. И так допоздна, когда дрожь промозглого вечера пробирала все тело, а уходить все не хотелось: еще чуть-чуть…
Но возвращались мы всегда легко, и всегда с сожалением.
С первого взгляда на нее я понял, что Жанна девушка необычная: красивое нежное лицо в ней сочеталось с ярким умом, но особенно запоминались ее глаза: темные, глубокие, блестящие… нет, скорее с искрой, которая вспыхивая раз, озаряла всех вокруг. Она не была рыжей, но почему-то всегда, когда я смотрел ей в глаза, видел образ лукавой смеющейся рыжей девчонки…

…Мы были на берегу озера, сидели у костра, пели песни, потом пошли вместе прогуляться и при свете молодого месяца я впервые попытался ее поцеловать. Она отпихнула меня и убежала, оставив одного. Растерянный, с отчаянием на устах, я долго бродил по бескрайним лабиринтам чернеющего леса, пока вдруг не встретил ее одну посреди ночи. Жанна сидела и плакала, ее плечи покрытые белой вязаной кофточкой сотрясались. Я не знал, что делать: сначала встал как вкопанный, потом хотел уйти, но в конце концов, в порыве мгновенного безумства, подошел, сел и обнял. В жизни случаются моменты, когда не помнишь происходящего, остается лишь яркое ощущение Чувства, которое возвращает тебя назад, вспыхивая точной гаммой звуков, вкусов, ощущений.
Не помню, как это произошло, остались только они: удивление, потом возбуждение, радость и нежность смешанные с частичками того непознанного, чему нет определения ни в одном языке, образуя квинтесенцию оставленного счастья. А еще запомнился вкус губ, которыми она прикоснулась ко мне так неожиданно - солоноватый, смешанный с остатками слез.
Так мы перешли невидимый рубеж, оставляя дружбу где-то позади, и вскоре о наших отношениях догадались братья и сестры – жители ее разделенного мира.

Несколько слов о родителях Жанны: она была из очень консервативной семьи строгих традиций и моральных принципов. Мать Жанны – женщина сорока лет, казалась тихой интеллигентной и доброй. Она очень любила свою единственную дочь, это было заметно по тем взглядам, которым мать ее одаривала. Бесспорно, Жанна являлась и жизненным смыслом и гордостью, - всем тем, ради чего она жила.
Ее отец, Константин Николаевич, был пастор нашей церкви. Константин Николаевич - мужчина 50-ти лет, невысокий, слегка седеющий, с широким лбом, прямым взглядом и волевым подбородком. У него были толстые руки и короткая шея, и он всегда носил серый костюм, строго подчеркивающий его внешность. В церкви, где мы проводили большую часть своего времени, люди которой представляли значительную часть нашего круга общения, не было принято дружить юноше и девушке. Как только между людьми разных плов возникали какие-либо симпатии, их обязывали узаконить свои отношения узами брака, в случае если они и дальше желают следовать по праведному пути. Церковь открывала свои двери для каждого желающего, но далеко не каждый становился желанным гостем, а связи между сестрой и чужаком из внешнего мира не приветствовались.
Так было заведено с самого начала и так продолжается по сей день.

А мы с Жанной были счастливы и в нашей радости и в нашей печали, в пасмурный день и в ясный.
Светило раннее лето, асфальт по которому ступали наши ноги, блестел от влаги, выпавшей ночью с небес. Мы часто приходили сюда – к этому озеру в утренний час. Слова гулко разлетались по пустынной улице. Я шел и думал, что не разу не говорил тебе “люблю”, хотя много раз порывался, казалось эти три слова свяжут меня и навеки лишат призрачного ощущения свободы, сущность которой я не понимал. Не знаю, ждала ли ты их в то утро, быть может, все могло бы быть по-другому.

Мы рассуждали об отношениях, тогда я очень любил р а с с у ж д а т ь.
“Простота и естественность – вот что я ценю в людях,” – ты слушала очень внимательно, а я все говорил ненужные слова, характеризуя, описывая, представляя себе тебя – мой жалкий несуразный идеал, под который примерял Жанну.
Рассказываю, уходя все дальше от тебя, и слова отскакивают от твоего лица. Очень внимательна, задумчива, молчишь… как много бы я отдал, чтобы понять о чем ты думаешь, быть может понимаешь, как хотелось на это надеяться. Погрязнув в путающихся мыслях, незаконченных поступках, я постепенно забыл о чем говорил, забыл самого себя.
Шли недели, каждый день я все больше растворялся в стремлении к Жанне. Уступки, еще уступки, страх потерять, привязанность – так со временем мы теряем свою гордость, независимость, характер…
И вот она демонстративно отошла в сторону – такая независимая, свободная – и я бегу к ней не в силах остановиться… Вот она идет впереди, разговаривая о чем-то с моим другом, а я неуверенно оглядываюсь по сторонам, пытаясь заполнить ее пустоту и в конце, потерпев поражение, стремлюсь вперед, догоняю, находясь где-то сзади, в области тени, напряженно прислушиваясь…
И тут понимаешь: даже если она за тебя выйдет, то лишь потому – что ты просто уже привычка. Жертвуя большим и большим, в надежде приблизится к тебе, я только отдалялся.

На улице выпал дождливый октябрь, я стоял на пустом открытом месте, напряженно вглядываясь в даль. Вот уже пол часа ждал, а она не приходила. Холод, сырость, непонимание, догадки и тяжелые мысли, смешанные с образами, - они сковывали, мешая дышать, мешая думать. Ведь чувствовал, что-то не так, но не верил, опять боялся. Поднял руку, посмотрел на часы: покрытый маленькими каплями циферблат, показывал “семь”. Я понял - это приговор, дальше ждать бесполезно, нужно идти, а куда… и зачем? “К телефону!” - эта мысль вернула мне надежду. Набираю номер, звоню: гудок длинною в вечность, второй… обрыв, щелчок.
- Алло… - это ее мама.
- Жанну можно?
- А кто это?
Отвечаю.
- Секундочку…
Сердце прыгает, физически ощущаю как падает каждая песчинка времени… прошла секунда или час? Я словно завис над пропастью и предчувствую: вот-вот полечу вниз. Слышны шаги, они приближаются, затем она поднимает трубку и… короткие гудки. Я сорвался.

Не помню что было до четверга, но в этот день я как обычно был в церкви, наверное по инерции. Казалось, все взгляды сошлись на мне, хорошо хоть не тыкают пальцами. Жанны не было. Все сегодня выглядело по другому: обычно улыбчивые и добрые прихожане казались мне ядовито-фальшивыми масками; дети, снующие туда-сюда в своей непосредственности, раздражали. Отчетливо подступила тошнота, все вокруг такое неестественное, словно я попал на бал маскарад без маски и приглашения.
Не знаю как со мной рядом оказался Константин Николаевич, отец Жанны. Он по отечески улыбнулся и повел куда-то мимо проходящих людей. Мы зашли в его кабинет, Константин Николаевич присел и предложил мне, я тяжело опустился в кресло: “Уже все равно. Интересно, что он скажет.”
Выжидательно изучив мое лицо, мягким голосом Константин Николаевич спросил:
- Как твои дела?
Я молчал, он опять сделал паузу и продолжил:
- Хорошо, тогда сразу к делу, - вмиг все в нем переменилось: прежнего дружелюбия не осталось и следа.
- Дело в том, что Жанна больше не хочет тебя видеть. Ваши отношения продолжаться не будут. Ты, - здесь он первый раз назвал меня по имени, - не станешь членом нашей церкви и больше никогда не войдешь в эту дверь. У тебя нет не то что веры, а даже желания – лишь преступные помыслы о соблазнении моей дочери. Но этому не бывать, - голос его был ровный и четкий, он не кричал.
- Ты спросишь, откуда я знаю? Никогда я не видел от тебя стремления в доброчестии и следованию заповедям, оставленным нам Господом нашим Иисусом Христом. Плюс – добавил он тихо, - я попросил Сашу, твоего одногруппника, немножко рассказать нам о тебе,- он сделал паузу, пристально посмотрев на меня. - Зайди Саша.
В комнате было две двери и та, которая вела в соседнее помещение, открылась. На пороге появился мой друг Саша – тот самый, с которым мы так недавно вели разговоры о Боге, религии, смысле жизни, гуляя вдвоем по осенним аллеям.
Как не в чем не бывало, он стоял передо мной с добрым взором и протянутой для приветствия рукой, но я не подал ему своей. Он не отреагировал, смиренно отойдя в сторону.
- Ну что ж, я еще раз убедился в том, что прав, - раздался гробовой голос судьи, и я понял, что приговор окончательный.

Память спрятала последующие события от моего взора. Не помню, как вышел, как добрался до дома. Там, в том кабинете, я кажется не сказал ни слова или… или устроил скандал? – точно сказать не могу.
Последующая неделя была под завесой липкого тумана, затем мне полегчало, осталась только пустота где-то внутри - в груди, что мешала сердцу биться чаще.

*****
Но был еще и другой разговор, вспоминать который мне не приятно… он всплыл в моей памяти позже.
Я устал, и уже не хотел думать кто прав, а кто виноват, готовый согласиться - может быть и так…

*****
До входной двери мы спускались молча, напряженная тишина затопила все вокруг. Потом он не выдержал. Ссутулив плечи, опустив глаза, Саша забормотал, обращаясь скорее к себе самому:
- Зря я тебя привел сюда, ведь знал же, что так получится. А ты?! ПРИДУРОК! – я удивленно посмотрел на него, никак такого не ожидая.
- Ты хоть понимаешь, что сейчас происходит? – его обычно доброе лицо стало твердым и напряженным, даже злым.
- Да и откуда? Ведь ты не видишь дальше своего носа!
На меня волной нахлынуло  бешенство. Еще минута и я бы кинулся на него, чтобы БИТЬ,  - БИТЬ и не думать, бить не страдать, бить и забыть обо всем… до безразличия.
- Ее ведь могут исключить, - сказал Саша тихо-тихо. – Ты хоть понимаешь?
Я не понимал, до меня вообще с трудом доходили его слова.
- Вот наверное сейчас она выбирает между тобой и церковью, семьей, всеми нами. – Саша хотел что-то добавить, но ему не хватило воздуха, голос пресекся.
- Так значит, она меня не бросила! Она меня все еще любит! Она меня не бросила! А я дурак думал! Жанна… - готовый тотчас же бежать к ней, зациклено повторяя три предложения словно заклинание, я совсем забыл про бывшего друга.
- Ты всегда думал только о себе, - сказал он с усмешкой наблюдая за мной. – Хоть раз сделай по-другому, дай ей самой выбрать.
Я замер…
В тот день я не позвонил, как не позвонил ей и на следующий. Ждал. Время шло и стало ясно, что Жанна сделала свой выбор не в мою пользу. Но я больше не настаивал.

Темная горечь со временем перешла во что-то тупое, ноющее, изредка напоминающее о себе резкой болью.
Так, весной, я даже встретил Жанну, точнее их вдвоем с Сашей. Всегда знал, что она ему нравиться…
Не смог пройти рядом, перешел на другую улицу и побежал куда-то вперед, беззвучно рыдая.

А как-то я набрался храбрости, подошел и спросил его: 
- Саша, как ты мог?
Он бесстрастно посмотрел на меня:
- Ты пойми, у нас свои правила…
Развернулся и ушел. Душило бешенство, но я не ударил, не подрался, не сказал, что он подлая скотина, что в нем чистоты еще меньше чем во мне, что его вера это просто фарс и тупость, что… ничего не сказал, просто развернулся и ушел.

*****
Через два года после их свадьбы, у Саши родился сын. Они его назвали Ярослав. Я был крестным отцом мальчика, ведь мы вновь находились в хороших отношениях – Саша и я, его друг.

Мне не хотелось, чтобы так получилось, но мы с Жанной вновь стали встречаться, тайком, за спиной у Саши, он так ни о чем и не узнал.
И только через три года, я наконец смог ее бросить, каждый миг презирая себя.
Теперь, глядя в окно уносящего меня прочь поезда, я уже ни о чем не жалел, ничем не гордился, лишь усталость от собственной памяти тяжело лежала на сердце. “Она сделала свой выбор, я не смог.”

17.11.2003                Фарид